Никогда не прощу! (Чужой свободы господин))

Тем не менее, по мосту кто-то явно ехал, медленно, но верно приближаясь ко мне. Что делать? Бежать? А смысл?

Каково же было мое удивление, когда в пределах видимости появилась маленькая мохноногая лошадка, запряженная небольшую крытую повозку. Как ни странно, тащила она груз без видимых усилий. А вот на козлах восседала с независимым видом...

— Хельга! — не возглас — карканье вылетело из моего рта. По-дурацки улыбаясь посиневшими губами, я, то ли пошла, то ли поползла в сторону дороги, спотыкаясь на каждом шагу и падая.

Конечно же, зоркая карлица меня увидела. Дальше ее радостные крики прерывал лишь мой бессвязный бред. Смутно помню, что она помогла мне устроиться посреди целого вороха вещей, постоянно причитая над моей жалкой долей. А затем — пустота. И только одна связная мысль мелькнула напоследок: "Как же нас увезет маленькая лошадка?".

— Бедная девочка! Это ж надо, как они над ней поиздевались!

— Все равно зря ты ее сюда привезла. Человеку среди нас не место.

— Цыц! Еще указывать мне будешь! А мне среди вампиров значит место? Значит, мне за ними шпионить можно было, да?

— Так это ж для дела...

— Хорошенькое дело бросить беззащитную девочку в беде!

— Да овцы они все там, а не девочки. Вот поймают ее и все со страху про нас выболтает. Запомни, Хельга, главное: наша безопасность.

— Совсем сбрендили в этой своей норе! Мало того, что света белого не видите, так еще и совесть свою где-то профукали! Плохо ты знаешь меня, Ждан. А знал бы, понял, что абы кого я сюда не притащу. Проверенная девочка. Не выдаст, железно.

— Ну, как знаешь. Пусть это будет на твоей совести.

Под этот бурный диалог я и проснулась, с трудом продрав глаза. Передо мной как-то мутно и зыбко качался мир. Не совсем доверяя зрению, я в растерянности смотрела, как из небольшой комнаты, в которой я лежала, уходит маленький кривоногий человечек. Еще один карлик?

Зажмурившись, я пыталась хоть что-то понять. Что это? Убежище карликов? Похоже, маразм крепчает...

— Ой, деточка, ты очнулась! — тут же заквохтала надо мной Хельга.

Понадеявшись, что помешательство было временным, я взглянула в лицо той, которой была рада больше, чем родной матери. И столько искренней заботы было в глазах карлицы, что я не выдержала и позорно расплакалась.

— Что, милая, тебе больно? — Хельга суетилась возле мягкого ложа, поправляя подушки. — Спина болит?

— Что ты? Такая легкость в теле. Ничего не болит. Того и гляди — взлечу, — засмеялась я сквозь слезы. — Просто я так рада тебя видеть...

— Ох, тьфу ты, напугала! А я уж думала, не помогла мазь.

— Твоя мазь волшебная.

— Еще бы! — карлица гордо выпятила пухлую грудь и тут же расплылась в улыбке. — Есть хочешь?

Вир

— Не могу сказать, что мне не нравится твое решение, но... Ты уверен, что хочешь этого? — Лукас задумчиво постукивал пальцами по подлокотнику кресла. В камине радостно потрескивал огонь, разноцветными сполохами разрисовывая бардовые стены.

Личная гостиная брата казалась непривычно уютной. Также непривычно было наблюдать спокойное, а не язвительное выражение красивого лица. Непривычно разговаривать с ним так... по-братски. Последние события... сблизили нас, если можно так выразиться.

Я молчал, угрюмо глядя на огонь. Он не успокаивал. Он просто вводил в транс. Злость еще бродила где-то внутри, но уже не вырывалась наружу. Злость — теперь самое лелеемое мной чувство. А еще ненависть.

Никогда не думал, что можно ненавидеть слабого человека. Обычно к людям я испытывал жалость. Исключение составлял Гар, который заслужил уважение, как друг. И Рина.

А теперь я ненавидел. Ее. Такую нежную, манящую и безрассудную. Поняла ли она, что наделала? Понимала ли, что делала, когда убивала Гара? О чем думала, опуская меч на его спину?

С одной стороны, можно понять ее стремление к свободе. Возможно, Рина уже просто не могла остановиться, находясь в полушаге от нее. Но Гар...

Я сжал руки в кулаки и моргнул, пытаясь прогнать с глаз красную пелену.

Я ее найду. Обязательно найду. И тогда оторвусь по полной. Сделаю ее зависимой от себя, от моих укусов, от моих рук. Она будет желать этого... А потом ненавидеть себя. Так же, как я ее сейчас.

Это будет не просто месть. Мне нужно справиться со своей жаждой, с жалкой, недостойной потребностью видеть ее, чувствовать. Возможно, когда я пойму, что она такая же, как все, это все пройдет...

— А как же твоя идея смягчить условия для людей?

— Забудь, — Лукас смотрел заинтересованно на нового меня. Я чувствовал, что даже голос мой звучит не так, как всегда. Глухо, резко.

— Ты больше не любишь людей? — он удивленно приподнял одну бровь и коротко хохотнул.

Я выпрямился и взял с маленького столика стакан с коктейлем. Медленно пригубил. Зажмурился. Кровь и вино. Теперь это мой любимый напиток.

Чувствуя, как силы бурлят в жилах, сказал с расстановкой:

— С чего ты взял, что я их ЛЮБИЛ? В любом случае, с этой глупой симпатией покончено. С жалостью тоже. Люди рождены, чтобы их использовали. Любая мягкость воспринимается этими недостойными, как слабость.

— Уважаю, — синие глаза прищурились. — Вот теперь я тебя уважаю. Возможно ты, действительно, будешь... неплох в качестве правителя.

— Возможно, — снова глоток — и наслаждение разливается по телу. — Только сейчас не время.

— Хорошо, — весь вид брата выражает сомнение в моих словах. И, возможно, в моем рассудке. Глупый! Я трезв, как никогда! И впервые смотрю на мир широко раскрытыми глазами. — Только не понимаю, зачем скрывать смерть отца?

— Это развяжет мне руки. У меня есть одно не законченное дело. Я буду править... с твоей помощью.

— По-моему, это бред. Не обижайся, Вир, — он поднял вверх обе руки в примиряющем жесте.

— Что тебе не нравится, Лукас? — наклонившись вперед, я заговорил быстро и вкрадчиво, наблюдая, как все сильнее загораются глаза брата. — Ты получишь власть. Долгожданную власть? Вспомни, как ты хотел этого. Сколько раз пытался подвинуть меня, чтобы самому наследовать трон. А сейчас ты получаешь власть практически в неограниченном количестве. Ведь все твои указы будут скреплены печатью отца.

— Но народ не будет считать меня королем, — буркнул Лукас, потупив взгляд и тем самым пригасив сиянье глаз. Глупый, он еще не понял, что власть — это большая ответственность.

— Тогда пораскинь мозгами. Только представь, что ты будешь избавлен от ответственности за все ошибочные решения.

Я откинулся на мягкую спинку кресла и вздохнул с облегчением. Судя по его лицу, он, наконец, понял.

— Но как ты собираешься скрыть смерть отца? Там ведь были свидетели?

— Это не проблема. В живых остались лишь самые преданные. Они всегда будут при мне. И будут молчать. А мы возвестим, что на отца было совершено покушение. Вполне логично, если после этого король, скажем, отправится поправлять здоровье в наш родовой замок.

Лукас хмыкнул, признавая, что это может сработать.

— А... Синтия?

— А что Синтия? Эта интриганка не ведает, вот что влипла. Уже неделю, я развлекаюсь, наблюдая, как она пресмыкается передо мной. Все эти улыбки, трепетание ресниц, попытки соблазнить... Она ведь уверена, что мне ничего не известно. Жаль, нельзя отправить ее на казнь, ведь официально король жив. А вот ссылка — самое то. Для нее и ее матери

Лукас широко улыбнулся.

— Знаешь, это ведь для Синтии похуже смерти. Опуститься на самое дно! Что может быть страшнее для той, которая стояла в шаге от власти?

— Да, и она тоже будет считать, что попытка убийства не удалась.

Я вновь задумчиво уставился на огонь, вспоминая, сколько раз за эту неделю порывался сломать тонкую шейку Синтии. Ее счастье, что, не смотря ни на что, я до сих пор не могу поднять руку на женщину. А жаль. К реальности меня вернул встревоженный голос брата:

— А как же мы будем получать указы от отца? Можно было бы, конечно, регулярно посылать в Аккору гонца. Но кто-нибудь может проследить за ним и... догадаться.

— Нет. Мы не будем так рисковать, — я вытянул вперед длинные ноги, чтобы дать им отдохнуть — убегался за день. И приготовился произнести то, что несомненно шокирует брата. — Мы возродим фамильную магию Старбоков.

— Что?! Теперь я вижу, что ты с ума сошел! Это же миф! — братец вскочил и забегал по комнате, сшибая все на своем пути. — А еще сижу и слушаю, как дурак, эти бредни.

— Ничего удивительного, — я не улыбнулся, как бы забавно не выглядел Лукас в этот момент. — Ты ведь жаждешь власти. И ради этого готов выслушать любой бред. Жаль тебя разочаровывать, но я в своем уме. Я, действительно владею этой магией. Пусть не на высоком уровне, но уж что есть. А есть то, что передается испокон веку по линии Старбоков. Наверное, пора раскрыть тайну. Завтра же возвестим о возрождении магии Рода и покажем подданным пару фокусов. На закуску, так сказать. Это взбудоражит общество, заставит отвлечься от всего остального и... поможет объяснить, как указы и письма Аниса попадают во дворец. Ты будешь его наместником. А я... короче, это развяжет мне руки.

Лукас тяжело рухнул в кресло и нервно протянул руку к колокольчику.

— За это надо выпить. И не этой бурды. Хочу рабыню, — тут он поднял на меня вопросительный взгляд. — Ты как? Будешь?

Я на миг задумался. В конце концов, разве не эта жажда переполняет меня в последнее время? Жажда крови. Так почему я должен сдерживать свои естественные порывы.

— Давай, — и хищно улыбнулся.

Через пару часов Лукас потягивался, как большой сытый кот, сидя на блестящей в лунном свете крыше одного из белоснежных зданий Фальв.

Красивый город. Вампир прищурился, разглядывая ночную суету на улицах. Любимый город — именно так он бы сказал, если бы вообще мог любить. Но все же почему-то все эти годы не покидал Фальвы, хотя здесь постоянно сталкивался с Виром. И при каждой встрече его съедали заживо ревность и зависть.

Почему? Почему одним — все, другим — ничего?

Как будто Лукас сам выбрал способ и время рождения! Он бы тоже не отказался быть рожденным королевой вампиров. Разве он виноват, что мать (если можно ее так назвать) не захотела сама родить второго ребенка? И разве виноват, что родился вторым?

Наверное, только из-за осознания этой несправедливости он и стремился к власти. А теперь ее, эту самую власть, нежданно-негаданно преподнесли на блюдечке.

Лукас усмехнулся, подумав о том, как плодотворно на Вире сказалось убийство отца и Гара,.. преподнесенное под нужным соусом. Если б он знал, что так все выйдет, давно бы уже разыграл это представление, как по нотам.

Мечтательно глядя на полную луну, вампир облизнулся. Губы еще хранили пряный вкус его рабыни. Вкусная девочка. Жаль другого желания не вызывает — слишком уж уродлива.

Вот Рина (как ее называет Вир) — это да! Несомненно, братец думал о ней, когда занимался второй рабыней. О, как она стонала и извивалась! Лукас даже не представлял, что женщины так реагируют на его брата.

Да что он вообще знал о нем, кроме того, как Вир воспринимает всевозможные гадости?

А теперь он, пожалуй, пригласил бы Вира прогуляться по крышам.

Вампир плавно встал и, даже не помогая руками удерживать равновесие, легко прошел по острому коньку. Спрыгнул на плоскую крышу соседнего дома, с него — на тротуар и по нему уже пошел спокойным прогулочным шагом. Тяжелый, черный плащ с капюшоном скрывал хищное, но завораживающее лицо, а потому принц путешествовал по ночным Фальвам незамеченным, раздумывая о том, что ТАКОЙ брат ему даже нравится.

Он бы многое отдал за то, чтобы Вир таким и оставался. Но так приятно, что отдавать-то ничего и не нужно. А нужно просто взять. Взять и найти сбежавшую рабыню. И позаботиться о том, что бы она уже никогда не смогла вернуться.

Марина

— Однажды, когда Цезиус Бескровный вновь занял престол...

— Мам, а куда девался тот, ээээ, Алексеус?

— Если не будешь перебивать, узнаешь. Так вот, Цезиус Бескровный занял престол обманом. Он заточил Алексеуса Золотого в самую темную темницу и начал творить страшные дела, — голос рассказчицы зазвучал зловеще. — Он захотел поработить все народы вокруг и решил начать с маленького народа. Но добраться до маленького народца было трудно, так как жил он в глубоких и темных пещерах.

— Как мы?!

— Как мы. И подумал Цезиус: "А что, если убить Бертрана Бородатого? Тогда маленький народ растеряется и станет во всем меня слушаться".

— Какой глупый этот Цезиус! — скептически хмыкнул тонкий детский голосок.

— Дети, вы слушаете? А то я рассказывать не буду. Вон, пойду лучше папе помогу.

— Слушаем, слушаем! — нестройный хор.

— Так вот. Вызвал Бескровный Бертрана Бородатого на поединок. В те времена всем было известно, что гномы, народ маленький, но ужасно храбрый. И Бертран никак не мог отказаться.

Вот вышел он на ровное поле, достал свой меч — красавец, каких поискать. Я имею в виду, Бертран красавец, хотя меч тоже был хоть куда. Ростом Бертран был не выше спинки своей кровати...

— Такой маленький!

— Да, Центи, раньше гномы были меньше, чем сейчас, но гораздо лучше слушались своих мам.

— Ой!

— Ага. Прошу же, не пе-ре-би-вай! Я все время сбиваюсь. Ну, так вот. Борода у Бертрана была черная и блестящая, достигала колен и полностью закрывала плечи.

— Ого! Я, когда вырасту, тоже хочу такую бороду!

— И я!

— И я!

— И я!

— Тихо! Тихо! — женский голос едва пробился через галдеж. — Винки, зачем тебе борода? Ты же девочка! И вообще. В последний раз повторяю: если хотите дослушать до конца, не перебивайте.

Так вот. Вышел Бертран в поле, а Цезиус сразу же на него и напал. Думал, что гном растеряется и не успеет ничего сделать. Но гном был не какой-нибудь, а великий воин. Отскочил он в сторону и ловко взмахнул своим Триумвиором. Меч взвизгнул и, как живой, впился в руку повелителя вампиров.

— Ух!

— А как впился? Куда? Сюда или сюда?

— Марти, не показывай на себе! И вообще, откуда я знаю? Меня там не было. В легенде говорится, что в руку — и все.

— А руку отрубил? Отрубил руку?

— И мне скажи! И мне!

— Ааааа! Все! Я не могу больше!

— Мам! Мы больше не будем!

— Тетя Берта, мы молчим. Честно-честно!

— Ага, так я и поверила. Хорошо, последний раз предупреждаю. Так вот. Рану Бертран нанес вампиру хорошую. Жаль, что Бескровный воспользовался своими штучками и тут же ее заживил. И стал выделывать всякие фокусы: тут исчезнет, там вдруг появится, то нашлет бурю на храброго Бертрана, то поток воды с неба спустит. И то и огнем полыхнет. Ведь всем известно, что Цезиус был колдуном, каких поискать. А силу ему придавала кровь его жертв. Так как он сначала выпивал кровь, а потом уже убивал. Вот и с храбрым Бертраном он хотел проделать то же самое.

Теперь, кроме голоса рассказчицы, никого слышно не было. Видимо, история о кровожадном вампире захватила всех. Я тихонько шла по извилистому коридору, ориентируясь на голоса, влекущие меня вперед. А заодно слушала историю, которая, отражаясь от гладких светящихся стен в подземелье, была слышна всюду.