Мастера печатей (общий файл)

— Очень благородный жест, — с мрачной интонацией произнес Мервин.

— А, юноша, вижу, вы уже догадываетесь, в чем соль, — Даррени прищурил зеленый глаз. — Какими бы намерениями ни руководилась юная Сесилия, этим она надолго расположила общественное мнение к себе, в то время как ваша репутация значительно подпорчена. Вам припомнят и цены на магические печати, которые — поправьте меня, если я ошибаюсь, — многие сравнивали со столичными, хотя от нас до Конглобара добрых восемь дней пути, так ведь?

— Но это цена за высшее качество!

Судья хмыкнул.

— Не забудьте упомянуть об этом при рассмотрении вашего дела. В общем, даже если найдутся неопровержимые доказательства вашей невиновности, этот суд ударит по вам так, что вы вряд ли когда-нибудь подниметесь с ног.

В подтверждение своих слов он ударил кулаком по раскрытой ладони, как молотом по наковальне.

— Спасибо за предупреждение, лорд Даррени, — безрадостно сказал Мервин.

— Я действительно услышал сарказм в вашем голосе? — судья вскинул брови, отчего его круглое лицо приняло несуразный вид. — На вашем месте, юноша, я бы беспокоился гораздо больше, чем мой дорогой друг. Вашего нанимателя знают в Дивейде долгие годы. Он зарекомендовал себя как хороший человек и законопослушный гражданин, пусть у некоторых теперь и возникли в этом сомнения. А вот о вас никому ничего не известно. Возможно, это вы виноваты в ужаснейшем горе, которое настигло несчастную баронессу Ольстен?..

— Я бы поставил на то, что виноват третий человек и его банда, — сжав челюсти, ответил Мервин.

— Не исключено, — признал Даррени. — Но если это и правда, то их существование все равно до сих пор под вопросом, а обвинение готовится конкретно против вас, господа. Можно надеяться на лучшее — что полиция все же найдет бандитов, которые напали на семью Явор, однако на вашем месте я бы готовился к худшему и нанял лучшего адвоката, причем выписав его из столицы, так как лучший дивейдский адвокат уже работает на леди Ольстен.

Он прикоснулся к шляпе, прощаясь, и уже сделал шаг к карете, но вдруг резко развернулся. Его грузное тело всколыхнулось от этого внезапного маневра.

— Напоследок позвольте совет от старого друга, Николас. Дивейду будет сложно без квалифицированного мастера печатей, а вам, несомненно, будет очень неприятно сидеть в тюрьме. К вашей обоюдной выгоде сделать так, чтобы обвинили не вас. Вероятно, удобная для этого кандидатура находится не так далеко, как вам может показаться.

Когда он наконец ушел и сел в карету, спрятавшись за занавесками, Мервин, который все это время с плохо скрываемой ненавистью следил за судьей, тихо процедил сквозь зубы отборное ругательство и сплюнул на мостовую. Николас поморщился, но замечание делать не стал. Ему хотелось поступить точно так же.

— Я начинаю думать, что Монро просто душка по сравнению с некоторыми людьми, которые хотят выставить себя нашими союзниками, — тихо проговорил Мервин. — Даррени пытается стравить нас, хотя мы стоим на расстоянии фута друг от друга. Это наглость, выходящая за все границы разумного.

— Ты что-то можешь с этим поделать? — уныло поинтересовался Николас. — Он дальний родственник короля Эдмунда, его владения в округе Дивейда самые обширные, и он главный судья, то есть способен с полной видимостью законности отправить за решетку любого неугодного ему человека. К тому же наша проблема не лорд Даррени, а Принц Крыс и поиски настоящей леди Ольстен.

— Это верно, — он отрывисто мотнул головой, разбрызгав скопившуюся на полях цилиндра воду. — Кажется, утром я говорил вам, что у нас мало времени? Так вот, похоже, его нет вовсе.

Глава 20

— Завтрак подан, сэр!

Николас вздрогнул. Он совершенно точно открыл глаза, но вокруг было темно, словно он сидел в погребе, вдобавок в очень странной позе. Голова упиралась во что-то твердое, поясницу ломило. Где он, что с ним?

— Сэр, вы слышите? Ваша яичница с беконом сейчас остынет, — терпеливо повторил из-за двери Джон.

Теперь Николас вспомнил, что он вроде бы уже разговаривал с дворецким и даже заказывал блюдо, которое Китти должна приготовить на завтрак. А после этого, вероятно, задремал.

С трудом распрямив шею, он понял, что пеленой перед взором был сползший ночной колпак, а лоб уткнулся в том "Начал магии печатей" мастера Колтера. Еще несколько книг были разбросаны по кровати. Читая их до самого рассвета, Николас и заснул.

— Иду, иду... — сипло ответил он Джону. — Минуточку...

В действительности ему понадобилось намного больше, чем минута. К счастью, Джон был достаточно сообразителен и прислал слуг с подносом наверх, чтобы хозяин мог не суетиться, путаясь в носках, как какой-нибудь опаздывающий на урок школяр. А повозиться ему бы пришлось — оглядев комнату, Николас ужаснулся тому, сколько печатей он наложил за ночь в поисках новых форм для карт Мервина.

Он бился над этим уже три дня подряд — с того момента, как помощник посвятил его в подробности своего заклинания, а Даррени заявил, что Сесилия наняла адвоката. Друзья Мервина оказались полезны, хотел Николас прибегать к их услугам или нет. Например, бродяга Энгус — поджарый загорелый мужчина с дорожной котомкой за плечами — смог выяснить кое-что о Принце крыс и Розе Хор среди попрошаек Крысятника. Однако попытка высвободить его больше, чем на десять минут, стоила Мервину и Николасу, который помогал ему справиться с давлением других печатей, неимоверного напряжения. Таким разбитым, будто по нему проехался заполненный омнибус, Николас не чувствовал себя даже после применения формулы Майерса.

Тем не менее, как ему показалось, затраченные усилия окупались с лихвой, и Николас отставил все дела на второй план, занявшись исследованием заклинания удержания. Собственной библиотеки для этого не хватило, поэтому Джон, не доверяя другим слугам, объехал всех владельцев собраний магических книг Дивейда и лично доставил хозяину несколько редких фолиантов. За их изучением Николас забывал и есть, и спать, но значительных подвижек в задачке, которую ему подсунул Мервин, пока не было.

От идеи унифицировать печати они быстро отказались — Николас воочию убедился, что этого невозможно добиться без того, чтобы не покалечить людей. Видоизменять один раз сложившуюся форму Мервин не мог, и даже если он пытался создать новую печать, у него возникала целая тысяча сложностей. Эксперименты ставили на карте Криса, так как его крепкое телосложение позволяло выдержать неудобства, создаваемые магией. Но даже он, уж на что этот боксер был улыбчивым и добродушным парнем, под конец не выдержал и нервно обвинил Мервина в том, что тот его истязает нарочно. Энгус хоть и оказался терпеливее, но ничего не вышло и с ним.

К вечеру того дня Николас выяснил, в чем причина неудач — при сотворении печати помощник не мог справиться с потоком магии, и она сама принимала форму, подстраиваясь под заколдованного человека. Причем Мервина сложно было в чем-то обвинить. Ему элементарно не хватало опыта, на приобретение которого требовались годы.

Выход мог найтись в создании устойчивой несимметричной печати, но это было сродни расхожей в народе сказке, будто маги древности могли наколдовывать горы еды из воздуха. То есть они могли, но блюда, которые издалека выглядели аппетитными, не насыщали, потому что из воздуха можно сотворить лишь воздух. Николас боялся, что и крошечная вероятность создать такие печати, какие он хотел, была не более чем фантазией, поскольку в книгах не встречалось о них ни единого упоминания.

Отсутствие результатов раздражало до крайней степени, при этом подстегивая все глубже и глубже погружаться в работу. Будь у него больше времени, он бы с удовольствием растянул приятный процесс исследований и опытов на месяц или два, штудировал каждую книгу и тщательно готовил каждый опыт, ведя доскональные записи. Но времени не было.

Сесилия пока не представила официальное обвинение, видимо, обсуждая с адвокатом детали дела. В зависимости от загруженности юриста и желания самой леди Ольстен поскорее расправиться с двумя волшебниками на это могла уйти неделя или две, а могла и пара дней. И хотя миновало уже трое суток, Николас все еще вздрагивал, если кто-то стучал во входную дверь — что если там посыльный из суда?..

Он вздохнул. Расстраиваться не было смысла — следовало старательно трудиться. Скоро начнется рабочий день, а еще нужно было продемонстрировать Мервину кое-какие наработки и проверить, может ли он с ними справиться. Поэтому Николас дожевал яичницу, у которой даже не ощутил вкуса, и принялся одеваться, заодно уничтожая понасозданные за ночь печати. Застегнув рубашку, он повернулся к зеркалу — посмотреть, ровно ли он ее заправил. Но вид собственного отражения заставил его тут же забыть о складках.

Николас провел ладонью по голове, на которой было гораздо больше седины, чем месяц назад. Тогда в пепле волос еще виднелись черные угли молодости; теперь же их было не отыскать и с лупой. Серые глаза, любознательное сияние которых прежде отмечали все учителя молодого мастера печатей, потускнели и терялись на фоне блеклого образа. А его лицо? Ей-богу, он скоро станет похож на тех бедняков со впалыми щеками, которые просят милостыню у паперти! А рубашка, некогда плотно обтягивающая живот, еще немного — и будет болтаться на нем, как балахон.

Он наблюдал это печальное зрелище каждое утро, но все никак не мог поверить своим глазам. Для нескольких недель в нем произошли слишком сильные изменения. Следы былого благоденствия утекали с каждым часом, и на долю мгновения Николасу почудилось, будто он уже видит в зеркале напротив щуплого мужчину в арестантской робе, которого ведут на эшафот. Или в тюрьму Сатфокк, чтобы навечно запереть за решеткой, — а это, по его мнению, было то же самое, что виселица.

Зато на Мервине треволнения прошедших дней не сказались никак. Он не то что не стал выглядеть хуже — наоборот, опасность пробудила в нем дух авантюризма, от которого помощник даже как-то похорошел собой. Как только Николас подумал об этом, в памяти против воли всплыли слова Даррени: "К вашей выгоде сделать так, чтобы обвинили не вас". Мервин, без сомнений, более подходил для "приключений" подобного рода, не говоря уже о том, что он агент Тайной полиции, а значит, свои его не бросят. К тому же друзья с карт могли помочь ему сбежать из темницы, если он сломает печати на картах...

Осознав, о чем он вообще размышляет, Николас стремительно отвернулся от зеркала. Как он мог! Вот — стоит один раз посетить какой-нибудь притон, и достопочтенный джентльмен уже теряет человеческий облик. Злодеи в Туманном лесу пытались убить их обоих, и выстоять в этой битве они должны вдвоем.

Когда Николас поворачивался, он заметил, как в зеркале что-то сверкнуло. Нахмурившись, он присмотрелся к комоду, который еще несколько минут назад блестящим люстрином опутывала магия. Ночью шкафчик отчего-то казался прекрасным объектом для экспериментов с несимметричными печатями. Они-то и доконали Николаса, лишив его последних сил и заставив заснуть лицом в книге. Их основное число развеялось после "Фирэ" — "освободитесь" на языке фей, но одна все же осталась — и именно она блеснула в отражении зеркала.

— Интересно, — пробормотал под нос Николас, наклоняясь пониже, чтобы разглядеть печать.

Она ютилась на самом нижнем ящике, куда Николас добрался уже под утро, когда занял магией все пространство выше. Размером печать была в полторы ладони — он помнил, как размашисто чертил ее пальцем, едва дотягиваясь до крашеных досок, — а ее несимметричность била по глазам. Николас нарочно пытался сделать ее неравномерной: с одной стороны линии были тоньше, чем с другой; округлые формы резко переходили в острые углы. Любой учитель великого искусства выгнал бы ученика взашей, создай тот подобную печать. Она была бесполезной, потому что магия постоянно перетекала из одной ее части в другую, не уравновешиваясь, а следовательно, ничего не скрепляя.

Однако она продолжала существовать, хотя Николас перестал поддерживать своей волей неудачные печати и приказал им развеяться. Уже одно это говорило о ее устойчивости. Может, она и скреплять способна?..

Николас дернул ящик за ручку. Линии печати выгнулись, но она все же потянула за собой и верхний ящик.

— Та-ак, — с воодушевлением сказал себе Николас.

Настроение с каждым щелчком секундной стрелки на часах поднималось все выше. Он сотворил устойчивую несимметричную печать, пусть и не знал как. А кстати, как ему это удалось, если все уважаемые мастера, о которых он только слышал, утверждали, что это невозможно, а главное, бессмысленно? Николас напряг память, но не вспомнил ничего, кроме того факта, что он вообще что-то чертил. Он делал это по ходу чтения Колтера, а печать была одной из последних. Значит, на ближайших страницах книги мог содержаться ответ на вопрос, что же его вдохновило.

Едва заметив, что куранты бьют девять, Николас плюхнулся обратно на кровать и принялся листать "Начала". Ночью он закончил на пространной главе, в которой Колтер описывал самые популярные ошибки учеников и рассказывал, как их избежать. Николас решил повторить их все и вместо того, чтобы следовать советам автора, поступал прямо наоборот. Плодом какой-то из этих упрямых попыток сделать все наперекор и оказалась устойчивая печать. Через несколько минут он даже нашел нужную ошибку. Но что дальше?

Николас сосредоточенно опустил веки и заново нарисовал вчерашнюю печать, надеясь, что в памяти хоть что-нибудь всколыхнется. Ничего — ни малейшей подсказки. Он приоткрыл глаз, проверяя, на месте ли печать. Поблескивающие линии под его рукой связывали одеяло и простынь, однако стоило шевельнуть пальцем, как переплетение распалось, истаяв в воздухе.

— Что ж, попробуем снова...

На сей раз он отчетливо произнес слова заклинания, которые требовал проговаривать Колтер, но и это не помогло. В третий раз, бормоча их нечетко, Николас почувствовал себя глупо. А в четвертый, вместо слов на языке фей использовав тенакские, ему уже казалось, что он вернулся в далекое детство и нарочно искажает урок, чтобы повредничать перед учителем. И ладно бы это действовало, но ни одна из получившихся печатей не обладала должной степенью устойчивости.

— Сэр, пришел мистер Эркан и ждет вас в кабинете, — сообщил из-за двери Джон. — Вы спуститесь?

— Да, конечно.

Николас стал подниматься и вдруг понял, что одеяло тянется вслед за ним. Недоуменно оглядевшись, он обнаружил, что последняя печать, которую он забыл развеять, из-за несимметричности сползла вниз и намертво приклеила его брюки к пододеяльнику. Николас тяжело вздохнул. Внимательность... Необходимейшая вещь, которой он всегда так гордился и которая впервые начала ему отказывать. Оставалось надеяться, что виной этому чрезвычайная нервность, вызванная последними событиями, а не признаки старческого слабоумия.

— Джон, ты еще здесь?

— Да, сэр.

— Знаешь что, позови-ка моего помощника сюда.

— Конечно, сэр, — вежливо ответил дворецкий.

Уже через минуту по этажу гулко разнесся стук сапог Мервина. Постучавшись и получив разрешение войти, он застыл на пороге, а его брови от изумления взвились вверх. Еще бы — Николас и сам бы не поверил, что он, всегда аккуратный и щепетильный, будет сидеть среди разбросанных вещей в спальне, без халата, и к тому же принимать в таком виде гостей.