Мастера печатей (общий файл)

Пролог

В тот майский день была необычайно сильная гроза. Николас хорошо это запомнил — Дивейд хоть и славился дождями, но подобные штормы случались редко. Дошло до того, что в городе опрокинулось несколько дилижансов, а одного крестьянина смыло с набережной в реку.

Сочувственно качая головой при таких новостях, Николас еще не знал, что они предвещают беды в его собственной жизни.

В отличие от большинства аристократов, его не раздражала плохая погода. Это служило хорошим поводом не выходить из дома и наслаждаться лимонным чаем за книгами о магии. Однако тогда все было иначе. После ужина веткой разбило окно на втором этаже, в кабинете, и на стол полились струи ливня. Пришлось спасать документы, напрочь забыв и про книги, и про чай.

Услышав звон стекла, в комнату понабежали бестолково суетящиеся слуги. Бумаги Николас уже успел убрать и, разозленный, предпочел ждать внизу, подальше от шума. Он как раз проходил мимо входной двери, когда кто-то принялся настойчиво бить в нее кулаком. Дворецкий был занят наверху, и Николас решил отпереть сам.

Капли по крыльцу колошматили с такой мощью, что грохот становилось слышно даже за толстыми стенами особняка. Завязав потуже твидовый халат, Николас подумал, что сейчас в гости может прийти разве что черт из преисподней, и распахнул дверь. Порыв ветра бросил ему в лицо ледяные брызги дождя, вынудив зажмуриться. Когда он открыл глаза, то увидел в проеме высокого — на целую голову выше его самого — стройного мужчину лет тридцати. С полей цилиндра лилась вода, длинные темные волосы, были мокрыми, но гостю это не доставляло неудобства.

— Мистер Николас Катэн, мастер печатей? — спросил он хрипловатым голосом.

— Да. Чем обязан?..

— Меня зовут Эдвард Эркан, — сказал гость. — Я видел объявление, что вы ищете помощника. У меня есть небольшой опыт в создании волшебных печатей. Вам еще требуется человек, умеющий с ними обращаться?

— Конечно! — обрадовался Николас. — Входите, пожалуйста.

А он уже начинал думать, что длительные поиски закончатся ничем. Предыдущий помощник весьма недурно исполнял обязанности, и именно по этой причине с ним пришлось распрощаться — ему предложили должность мастера печатей в глубинке Тенакса. Строго говоря, юноша не был должным образом обучен — но что поделать? После Коллапса, случившегося семьдесят лет назад, и без того редко встречающиеся волшебники совсем обессилели, поэтому найти хоть на что-нибудь способного ассистента представлялось почти невозможным. Желающие-то были, но большинство из них не могло даже свечу задуть с помощью магии. И это не упоминая о таком сложном искусстве, как создание печатей! Если у Эркана правда есть опыт, то его следовало принять безотлагательно.

Гость с готовностью ступил в холл. Газовая лампа осветила его лицо — загорелое, с неряшливой щетиной, как после долгой поездки, но привлекательное и отнюдь не простоватое, как у ремесленников или докеров. Николас вгляделся в него, выискивая признаки алкогольной зависимости, которой страдали многие неудавшиеся маги с непомерными амбициями, однако ничего не заметил. Холодные голубые глаза Эдварда Эркана были ясными, а в ранних морщинках угадывалась жесткость характера.

— Вот рекомендательные письма, — он отвернул край плаща и достал стопку конвертов.

Николас быстро просмотрел выведенные на них имена.

— Я вижу, вы работали у одного из мастеров в Конглобаре. Почему вы уехали из столицы, ведь там столько возможностей?

— Я молод, сэр. Мне хотелось попутешествовать по Тенаксу, прежде чем где-то осесть.

Эти слова заставили Николаса снова всмотреться в гостя. Неужели он авантюрист? Такого было опасно брать на работу — через месяц он уже опять будет мечтать о скоростных дилижансах и смене обстановки.

— Вы собираетесь задержаться в Дивейде? По какой причине?

— Мне нравится здешняя погода, сэр.

Николас удивленно выглянул в окно. Небо рассекла молния, и от загрохотавшего грома чуть не заложило уши.

— Что ж... — протянул Николас. — Мы могли бы пройти в мой кабинет — обсудить условия вашего трудоустройства и проверить ваши способности. Но, боюсь, там случилось неприятное происшествие...

— Это не обязательно. Я согласен на все ваши условия. Вы известны в городе как честный и ответственный человек, поэтому мне нет смысла вам не доверять, — проговорил гость, смутив его этой небольшой лестью. — А проверку я готов пройти прямо тут, если вы не против.

В самоуверенности ему было не отказать. Самый лучший из соискателей тужился полчаса и весь изошел потом, прежде чем наколдовать мало-мальски крепкую печать. Николас сдержанно улыбнулся, предвкушая одну из тех красноречивых сцен, которые его неизменно веселили.

— По крайней мере снимите плащ, мистер Эркан, и присядьте куда-нибудь, чтобы не перенапрячься.

Гость усмехнулся и вдруг выхватил из внутреннего кармана новый конверт, а затем начал водить над ним правой рукой. Далеко не сразу Николас понял, что исходящее изо рта гостя сипение — это не пропускаемый через зубы воздух, а шепот заклинания. Разобрать отдельные слова не получилось, да Николас и не пытался. Он не мог оторвать взгляда от лазурных нитей, которые постепенно окутывали письмо. Какая прочность, какая элегантность исполнения! Бывший помощник не сотворил бы подобное и после пяти лет непрерывного обучения.

Завершив пассы, гость хладнокровно вручил хозяину конверт.

— Я принят?

Николас придирчиво изучил его работу. Печатей было несколько. По отдельности они относились к разряду простых, но, накладываясь друг на друга, образовывали достаточно сложную сеть, которую было нелегко разорвать. По расположению и качеству печатей Николас видел, что гость не солгал по поводу своего опыта. У него даже возникло неприятное предчувствие, что он и сам не справился бы с заданием лучше.

— У вас несомненный талант, с которым вы наверняка могли бы занять место мастера печатей где-нибудь в провинции, — прямо сказал он. — Почему вы решили работать на меня?

— Талант? — гостя это явно развеселило. — Спасибо за комплимент, мистер Катэн. К моему великому сожалению, мои знания ограничиваются простейшими печатями, а без них, какими бы ни были способности, далеко не уедешь. Мне рекомендовали вас как лучшего специалиста в округе, который сможет научить меня всем премудростям искусства. А я хочу совершенствоваться.

Тяга к знаниям — это прекрасно. А даже если он действительно почти ничего не умеет, в Дивейде совершенно точно не найдется людей, способных на такое волшебство. Авантюрист этот человек или кто, его нужно было брать на работу.

— Когда, говорите, вы готовы приступить к обязанностям?.. — поинтересовался Николас.

Гость рассмеялся. Смех у него был странный, грубоватый из-за хриплости, но располагающий к себе.

— Я приду завтра. Доброго вам вечера, мистер Катэн.

Прежде чем он успел что-то произнести, Эдвард Эркан уже соскочил с порога и исчез под заливающим улицу дождем. Ошеломленный Николас выглянул наружу, надеясь остановить сумасшедшего гостя и предложить ему хотя бы выпить чая, пока ливень не поутихнет. Ни на крыльце, ни возле него никого не было, а на дороге отсутствовали любые признаки кэба — единственно возможного средства передвижения при сегодняшнем потопе. Незнакомец бесследно испарился в воздухе или же растаял под потоками воды из разверстых небесных хлябей.

Досадливо хлопнув себя ладонью по бедру и захлопнув дверь, Николас еще раз взглянул на запечатанный конверт. Бумага искрилась от обвивающих ее плотных лент заклятья, видимых глазу не только волшебника, но и простого человека. Этот Эркан, кажется, с причудами. Однако если он и правда так хорош в магии печатей, то ему можно будет многое простить. Довольно улыбнувшись приобретению способного ученика, Николас засунул письмо в карман халата и ушел узнавать, что там с окном в его кабинете.

Но если бы он тогда хотя бы отдаленно догадывался, к чему приведет его решение, то предпочел бы оказаться намертво погребенным под лавинами заказов, чем брать в помощники Эдварда Эркана.

Глава 1

В окно заглядывало жаркое августовское солнце. На подносе исходил паром свежезаваренный чай, черный, со щепоткой бергамота. Это было именно то, что требовалось с утра пораньше и что больше всего любил Николас. Чай, кусочек сладкого пирога на блюдечке, тишина, книги, а главное — никаких посетителей.

Отпив глоток, Николас взял со стола тоненькую розовую ленту, обернул ее вокруг конверта с изящной подписью "Прелестной Нэнси" и шепотом прочитал заклинание. Пальцы привычно закололо от концентрации магии, а концы ленты сами собой притянулись друг к другу и сложились в бантик. Теперь никто, кроме Нэнси, владелицы ленты, не сможет его развязать и узнать о том, что некий Дэниэл Тернер делает ей свадебное предложение. Задание было простейшим, и, пожалуй, следовало дождаться Эдварда и поручить рутину ему, но Николасу нравилось ставить печати. В этом была прелесть, которую чувствовал только он. Например, заказавший печать Тернер в пояснительной записке не упомянул о бантике. Сделать его Николас догадался сам, закрыв глаза и представив милую девушку, которая с нетерпением ждала послание от своего избранника. Наверняка ей будет гораздо приятнее получить аккуратное и красивое письмо, а не бумажку, обмотанную лентой.

Отложив конверт в стопку выполненной работы, Николас взял следующий. Внутренняя улыбка, которая возникла при мысли о влюбленной паре, сразу пропала. Это письмо принесли из ратуши, и оно относилось к одной из обязанностей, возложенных на мастера печатей. Каждый день Николасу привозили бумаги, которые требовалось запечатать, а затем отправить в другие города Тенакса или соседние страны, например княжества Хицца или одно из Чужих королевств. Читать депеши дозволено не было, да Николас и не горел желанием. Такие письма, как для прелестной Нэнси, были скорее редкостью, но Николас предпочел бы работать с ними, чем с бездушными деловыми бумагами. Их как раз он обычно и сплавлял Эдварду, который трудился с похвальной производительностью механизма, но и с присущим машинам равнодушием, выполняя ровно то, что ему сказано.

Дверь в кабинет скрипнула, и Николас вздрогнул. Он уже собрался растянуть губы в вежливой улыбке и поздороваться с помощником, но это оказался всего лишь дворецкий.

— Утренняя почта, сэр, — отчеканил тот.

Высокий, крепкого телосложения Джон чопорно прошествовал по комнате, по обыкновению вытягивая носки при ходьбе, и поставил перед ним поднос. С недавних пор почта перестала умещаться в руках, и ее приходилось носить грудами. А ведь когда Николас жил в Тайлбери, родном поместье, ему часто не приносили ни единого письмеца.

— Что-нибудь важное? — спросил он.

— Все, как обычно, сэр. Послания из ратуши, полиции, деловые предложения и газета.

— Спасибо, Джон. Можешь идти.

Он прикоснулся к подносу, лишь когда дворецкий вышел из кабинета, и первой взял газету. Что было в деловой почте, Николас знал и так — ничего важного. А узнать свежие новости, пожалуй, стоило, хотя бы для того, чтобы поддерживать светский разговор с заказчиками. Николас давно заметил, что посетители больше уважали того мастера, который охотно с ними беседовал и был в курсе происходящего в мире, чем того, кто без разговоров принимал заказ и так же его возвращал.

Однако как только он взял газету, из нее выпал неподписанный конверт. Анонимка? Николас презрительно фыркнул. Наверняка это снова проделки недотепы Вернона. Прошел год с тех пор, как в газетах опубликовали разоблачение Николасом "мага", выступающего под псевдонимом Вернон Великолепный. Шарлатан, развлекающий публику жалкими фокусами, решил притвориться, что он мастер иллюзий, волшебник наравне с такими уважаемыми гражданами Дивейда, как сам Николас, Абель Эвеншрайн, создатель големов, или другие маги на службе у города. Позволить очернять великое искусство Николас не мог, и после подобной наглости Вернон был с позором разгромлен. Пережить это фокуснику оказалось так сложно, что Николаса еще долго заваливали письма без подписей с бессмысленными угрозами, чье авторство вычислить было раз плюнуть благодаря однообразным пафосным выражениям.

Повертев конверт в руках, и поразмыслив, не следует ли его сразу сжечь, Николас все-таки вскрыл бумагу ножом. Угрозы Вернона давно перестали его впечатлять, но если безумие фокусника перешло на новый этап, то лучше быть об этом осведомленным. Но, вытащив сложенный лист, он не увидел ничего — ни единого слова.

— Пусто, — вслух сказал Николас, рассерженный тем, что потратил время на эту глупость. — Чья-то неудачная шутка...

Стоило ему это произнести, как на бумаге внезапно проявились чернила. От неожиданности бумага выпала из его пальцев, улетев прямо под ноги зашедшему в кабинет Эркану. Помощник наклонился и изучил поднятое с пола письмо.

— Что там? — с тревогой спросил Николас.

— Ничего, — с легким недоумением ответил тот.

Он продемонстрировал бумагу, на которой расплывались слегка блестящие от магии пятна. Наверное, они должны были сложиться в текст, но получились лишь кляксы.

— Иллюзия, — проворчал Николас. — У кого-то достаточно сил, чтобы наложить заклятие, которое сработает в руках определенной персоны...

— Но недостаточно умения, чтобы оно сработало правильно, — со вздохом закончил за него помощник. Его преследовала та же самая беда, что и у неизвестного отправителя. — Кажется, я должен поздравить вас с прибавлением в когорте поклонников.

— Это не смешно, — огрызнулся он. — Кто-то хотел меня напугать!

— А может, необычным способом пригласить на бал? — беспечно пожал плечами Эдвард.

— Тогда почему на письме не указан обратный адрес?

— А если это тайно влюбленная в вас дама, которая боится раньше времени раскрыть свое имя?

— Чушь, — фыркнул Николас.

Никаких влюбленных в него дам в помине быть не могло. Он же не какой-нибудь там франт... Нет, это однозначно были недоброжелатели. Но как выяснить, кто это? Даром ясновидения обладали только феи, которые старались не появляться в Тенаксе с самого Коллапса, — эти существа, чьи жизни насквозь пропитывала магия, тяжело переносили ее отсутствие. Могли бы помочь мастера поиска, но и тут возникала проблема. Катастрофа с волшебством в первую очередь ударила по этим крайне редко встречающимся магам, и в Дивейде не осталось вообще ни одного из них. А ведь он отличался крупным размером для провинциального города.

В общем, обратиться было не к кому. Это расстраивало, но еще обиднее Николасу показалось то, что Эдвард совершенно не волнуется из-за угрозы его нанимателю.

Новый помощник оказался легкомысленным во всем, что, к счастью, не касалось магии печатей. Эдвард трудился в Солихолле, за соседним столом с Николасом, уже несколько месяцев. В отношении работы придраться к нему было не с чего, но в прочих делах он, такой сосредоточенный в кабинете, отличался удивительной небрежностью. Он мог неделями не бриться, обрастая щетиной, забывать почистить ботинки перед тем, как зайти в дом, и... Иногда даже опаздывать на службу. Николас перевел взгляд на напольные часы.

— Половина десятого, Эдвард. Ты должен был прийти полчаса назад.

Его тонкие черные брови сошлись у переносицы.

— Извините, мистер Катэн. Я вчера переехал в новую квартиру и утром не сразу сориентировался, добираясь до Солихолла.

— Опять? — не сдержался от изумленного возгласа Николас.

Эдвард менял место жительства четвертый раз за весь срок их знакомства. Итого получалось по разу в месяц. Сперва Николас предполагал, что его новый помощник устраивает у себя дома пьянки с женщинами — при взгляде на этого хриплого мрачного типа думалось именно о такой причине его недовольства хозяевами. Однако Эдвард утверждал, будто он им просто не нравится.

— Ты специально выводишь из себя домовладельцев? — с подозрением осведомился Николас.

Тот дернул плечами.

— Ни в коем случае. Наоборот, такими темпами мне скоро станет негде жить.

— Вот уж действительно... Ладно, постарайся завтра не опаздывать и угодить хотя бы нынешним хозяевам.

— Есть, сэр, — отозвался Эдвард, усаживаясь за свой стол.

Николас покачал головой. Их с помощником разница в возрасте составляла двадцать шесть лет, и иногда ему казалось, что Эркан — безусый юнец, а сам он — умудренный сединами столетний старик.

Кстати, о сединах. Еще пара таких шуток, как с этим анонимным письмом, и его волосы с еще кое-где пробивавшимися черными прядями полностью побелеют. Чтобы успокоиться, Николас растянулся в кресле, отпил глоток чая, не запамятовав сдобрить его кусочком пирога, и стал раздумывать, кто мог отправить ему письмо с применением волшебства.

В Дивейде были считанные единицы магов. В основном они были заняты на государственной службе: в полиции, ратуше, дивейдском госпитале и так далее, — и Николасу не удалось вспомнить никого из них, с кем у него пересекались интересы или с кем он был в ссоре (та маленькая размолвка с мастером садов на прошлом праздновании Нового года не считалась — виноват был виски и ничего более). После Коллапса на счету у Тенакса находился каждый способный маг, и Николас был уверен, что знает в Дивейде всех, кто хоть сколько-то умеет колдовать. Со всеми ними он поддерживал хорошие отношения. Даже с мастерами иллюзий, которых в городе насчитывалось целых шесть человек, в то время как остальных, настоящих мастеров — по одному.

В первую очередь следовало думать на разбойников. Работа мастера печатей большей частью состояла в запечатывании писем или грузов, чтобы они могли достигнуть места назначения нетронутыми. Это не только защищало, например, мешки с зерном от проникновения долгоносиков, утяжеляя мошну торговцев, но и содействовало властям, гарантируя, что текст государственной депеши не увидит никто, кроме лица, которому она предназначалась. После появления мастера печатей бандиты уже не могли так широко развернуться, как раньше, ведь если на груз наложена особая печать, то красть его нет смысла. Снять заклятье сможет только человек, которому послание предназначено, или, в особых случаях, мастер печатей, и разбойники останутся ни с чем. Не было бы ничего удивительного в том, что кто-то из них обратил внимание на Николаса, но ведь за десять лет его службы этого так и не произошло!

Однако анонимка все же существовала, и интерес преступников, особенно если среди них объявился волшебник, не сулил ничего хорошего. Во-первых, Николас не знал, что этот человек умеет. Чары по проявлению чернил — предел возможностей для большинства начинающих магов, но что если способности анонима простирались гораздо дальше? Во-вторых, Николаса в любом случае не прельщало быть мишенью для ненависти преступников. Как известно, у них есть дурная привычка убивать тех, кто переходит им дорогу.

Николас нервно покрутил пуговицу топорщившегося на животе жилета и повертел в руках письмо. Надо написать письма мастерам иллюзий с вопросом, не их ли рук это дело, и отправить Джона сообщить об анонимке в полицию.

Он уже взялся за писчее перо, как хлопнула входная дверь Солихолла, и снаружи кабинета зазвучали незнакомые голоса: мужской тенор и бархатный женский контральто.

— К вам мистер и миссис Явор, — церемонно сообщил вошедший в кабинет дворецкий. — Вы желаете их принять?

— А по какому они вопросу? — осторожно поинтересовался Николас.

Уж не связано ли это с анонимкой?

— Прошу прощения, сэр, я не уточнял. Мне вернуться к ним?

Он уже собирался ответить "да", как заметил обращенный на него взгляд Эдварда. В блестевших металлом глазах помощника ему почудилась насмешка. Двадцать пять лет Николас штудировал магические фолианты и разъезжал по Тенаксу. Он посетил всех магов, которые согласились его принять, чтобы научиться создавать волшебные печати любой сложности, под любые запросы, а затем десять лет совершенствовал навыки. Он потратил на свою цель больше тридцати лет — и теперь трусить из-за какой-то бумажки, которая к тому же могла оказаться дурацкой шуткой Вернона?

Посетителей Николас не жаловал — это правда. Не выносил он и запах проблем в воздухе. Но печати он любил.

— Не надо, Джон. Пригласи посетителей сюда.

Глава 2

Николас с трудом подавил зевок.

— ...а прабабушка по материнской линии была родом из Лещин. Как повествуют семейные хроники, моя прабабка отличалась крайней степенью своенравия и вышла замуж не за уготованную ей партию, а за простого клерка... — вещал мистер Явор, размахивая руками и то рисуя в воздухе карту страны, то изображая кого-нибудь из многочисленных родственников

Элегантный смокинг, плотно сидевший на упитанном теле, стеснял его движения, но мистера Явора это не смущало. Если он не мог что-то показать, то удваивал красноречие. Звуки собственного голоса, по всей видимости, приносили ему огромное удовольствие, потому что он рассказывал историю своей семьи уже почти полчаса. Миссис Явор прерывать мужа и не думала — она направила к нему миловидное личико в капоре кофейного цвета и улыбалась, слушая мистера Явора с невероятно увлеченным видом.

Как подвести его к сути дела, да так, чтобы не нарушить правила этикета, Николас не представлял. Несколько попыток, сделанных еще в начале беседы, с треском провалились, а спустя полчаса сонно ворочавшийся разум уже не мог предложить подходящее решение проблемы. Эдвард помочь даже не старался. Позевывая, он развлекал себя тем, что раскладывал у себя на столе колоду им же нарисованных карт. К счастью, это происходило за спиной у мистера и миссис Явор, поэтому они не видели, какое неуважение он им оказывает.

Зато все прекрасно видела юная подопечная Яворов — маленькая и опрятная девочка в траурном платье, которая с интересом наблюдала за мельканием разноцветных картинок. Николас отлично ее понимал, несмотря на презрение, которое испытывал к картам — атрибуту фокусников и шарлатанов. В данной ситуации даже скучнейший карточный пасьянс был лучше, чем выслушивание покрытых пылью семейных историй.

— Мистер Явор, — наконец встрял Николасу, когда посетитель сделал передышку между рассказом о коне его прабабки и сломавшем ногу внучатом дяде или о ком там еще. — Хроники вашей семьи весьма интересны и, несомненно, достойны лучшего слушателя, чем ваш покорный слуга. Я никак не могу уловить, как же они связаны с волшебными печатями...

— А! — взбодрился Явор. — Я ведь к этому и веду! Я пытался объяснить, каким образом мы стали опекунами Сесилии.

Девочка, услышав свое имя, оторвала взгляд от пальцев тасовавшего карты Эдварда и заученно улыбнулась. Этот жест выглядел таким отрепетированным, что Николас невольно подумал о том, как ее натаскивают гувернантки.

— Она внучка баронессы Ольстен, нашей дальней родственницы, — продолжал Явор. — Вы, наверное, слышали о ее недавней прискорбной смерти?

— Да. Соболезную вашей утрате.

— О, спасибо, вы очень великодушны, хотя, честно признаться, бедная старушка так долго чахла, что ее кончина не была неожиданной. Поэтому мы смогли заблаговременно оформить опекунство над Сесилией, как ее единственные родственники, и теперь хотели бы забрать ее из Дивейда к себе домой, в Фелтиррен. Мы с женой решили, что город с таким ужасным климатом не место для воспитания ребенка.

Николас кивнул. Фелтиррен действительно находился южнее, на равнине с гораздо более мягким климатом, чем в болотистом и дождливом Дивейде. А еще там никто не сможет помешать чете Явор делить огромное наследство Сесилии так, как они пожелают. По слухам, баронесса была сказочно богатой женщиной и большую часть состояния завещала внучке.

— Так чем я могу вам помочь? — напомнил Николас.

Мистер Явор скромно опустил взгляд.

— Понимаете, мы продаем дом и мебель баронессы, но хотели бы взять с собой ее фамильные драгоценности. Это не та вещь, которую можно оставить без присмотра, и тем более не та, которую можно так просто перевозить через половину Тенакса. Мы собираемся ехать в Фелтиррен по Ливентскому тракту...

— Через Туманный лес? — эхом откликнулся Эдвард. — Это же самое опасное место в округе Дивейда. Разве вы знаете об этом? Там недалеко до границы с Чужими королевствами, и хотя благодаря Коллапсу нападения оборотней прекратились, там все еще осталась масса разбойников.

Явор развел руками.

— Увы, дожди размыли мосты через Белую реку, а делать крюк, хоть и по железной дороге, мне совершенно не по нраву.

— Но ехать на паровозе безопаснее, чем через Туманный лес...

— Мистер Эркан, — с такой интонацией, будто обращался к неразумному ребенку, сказал Явор, — я уже все просчитал. Железная дорога ведет в Конглобар, в противоположную сторону от Фелтиррена, если вы вдруг не знаете, где на карте находится мое поместье. С локомотива мне придется пересаживаться и все равно ехать по разным дорогам, которые среди местных считаются ужасно опасными! А тракт через Туманный лес сейчас единственный, по которому из Дивейда можно быстро попасть в Фелтиррен. Я не хочу увеличивать свое путешествие вдвое только из-за небольшого шанса, что на меня нападут разбойники. Чтобы исключить даже этот риск, мы и пришли к вам, мистер Катэн. Мы хотим, чтобы вы опечатали наши вещи и мы могли не опасаться ограбления.

— Конечно, — Николас хлопнул в ладоши, демонстрируя готовность к действию. — В таком случае вам понадобится печать высшего класса, которую сможет снять только другой мастер печатей. Ему придется доплатить по приезде. Кстати, вы, естественно, уже ознакомились с ценами на мои услуги?

— Да, — натянуто ответила миссис Явор. — Они очень... столичные.

Николас уловил в этом намек на дороговизну его запросов. И пусть. Он ведь не может заниматься такой ответственной работой за бесценок!

— Тогда нужно позвать полицейского, который удостоверит законность сделки, и можно приступать, — объявил он.

— Но мы надеялись, что вы приедете к нам в Адальбертхолл, — ответил мистер Явор с таким видом, словно для него это было что-то очевидное. — Мы не рискнули привезти драгоценности с собой.

Ожерелья покойной баронессы из фамильного достояния Яворов однажды превратятся в их проклятие, если они так боятся тронуть их с места.

— Тогда я отправлю с вами своего помощника Эдварда, — Николас скосился на невыполненные заказы. Рядом с ними, заметно проигрывая в размерах, высилась стопка, увенчанная письмом для Нэнси. Работы хватало, и времени разъезжать по городским поместьям у Николаса сегодня не было.

— Помощника? — миссис Явор оглянулась на Эркана с таким лицом, будто она увидела его в первый раз и увиденное ей не понравилось. — Но мы надеялись, что печать поставит профессионал. Мы готовы дополнительно заплатить вам за выезд, если вы об этом.

Слова, что печати Эдварда ничем не хуже его собственных, застряли у Николаса в горле. Он откашлялся и пожевал губами, так и не произнеся заготовленную фразу. Строго говоря, Николас тоже не был профессионалом в том смысле, какой подразумевался до Коллапса. Он не мог ставить печати на живых существ, хотя в древности каждый уважающий себя мастер умел щелчком пальцев заставить человека замолчать, запечатав его губы, или обездвижить его. Но магия в Тенаксе еще не скоро восстановится до того уровня, какой она была до Коллапса, а если Яворам нужен профи нынешних времен, к тому же они готовы внести дополнительную плату...

— Значит, едем в Адальбертхолл? — бодро спросил он.

Глава 3

Снаружи особняк семьи Ольстен представлял собой порождение моды прошлого века — высокое здание с закругляющимися окнами, вычурной лепниной и фигурками пухлых ангелочков. Внутри же дом производил странное впечатление мозаики, составленной из разных наборов. Обстановка тех комнат, где обитала почившая владелица, угнетала затхлостью, тяжелыми занавесями и толстыми бархатными кистями. Многие предметы были затянуты тканью и готовились к перевозке или продаже. Те комнаты, откуда мебель уже вынесли, по контрасту с предыдущими поражали необжитостью, просторностью и обилием света. Третьи же комнаты — такие, как гостиная, где хозяева вместе с Николасом и Эдвардом ждали нотариуса, — явно испытали на себе заботливое прикосновение рук миссис Явор. Атмосферу легкости и чистоты здесь нарушали только выцветшие обои, но повсюду, прикрывая их, стояли вазы со свежесрезанными пышными астрами.

Круглощекая миссис Явор, сама похожая на астру, щурила глаза в кресле напротив Николаса и изредка наклонялась к вазочке с печеньем. Сесилия, благообразно сложив руки на коленях, тихонько вздыхала. Девочке запретили съедать больше трех печений, но ей хотелось еще. И снова Николас ей сочувствовал, в то же время одобряя и строгость опекунов. За свою слабость к сладкому он расплачивался ранней одышкой и круглым животиком, который, впрочем, ничуть не портил его фигуру.

Мистера Явора не было — он спустился за нотариусом и пропал, наверное, увлекшись рассказами о многочисленных предках. В его отсутствие гостиную наполняла тишина, которая прерывалась лишь вздохами Сесилии и шелестом карт Эдварда, подпиравшего стену за спиной нанимателя. Все откровенно скучали, и больше всего Николас.

В этом доме не было ни книг, ни газет, ни даже бульварных романчиков — абсолютно ничего, что содержало бы в себе буквы. Баронесса, как поговаривали, к старости ослепла, но Яворы — неужели они совсем не читали? Ужасающе пустые полки Николас мог объяснить только тем, что Яворы приехали сюда из Филтиррена ненадолго и времени на чтение у них не хватало. Но если бы ему самому пришлось провести хотя бы два дня без книг, он бы, пожалуй, свихнулся.

— А что это у вас там нарисовано? — спросила Сесилия.

Она смотрела в его сторону, и погруженному в размышления Николасу понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить, что вопрос адресован застывшему позади Эдварду.

— Где именно? — уточнил помощник. — Тут?

Наверное, он исполнил какой-то трюк с картами, потому что на женских лицах появились улыбки.

— А вы умеете показывать фокусы? — оживилась девочка. — Наверняка умеете! Вы ведь покажете что-нибудь?

— Мы занимаемся не фокусами, юная леди, — важно произнес Николас. — Мы волшебники, а волшебники занимаются магией.

— А вы можете показать какую-нибудь магию? — наивно спросила Сесилия.

Николас слегка растерялся. С детьми он обращаться не умел и боялся расстроить наследницу баронессы. Как объяснить ей, что волшебство не предназначено для развлечения? К счастью, его выручила миссис Явор.

— Сесилия! — шикнула она. — Это неприлично!

Девочка погрустнела, уставившись на свои коленки. У нее был такой жалобный вид, что Эдвард, не выдержав, кашлянул и приблизился к столу.

— Вынужден извиниться, фокусов я не знаю. Но если дамы пожелают, я мог бы развлечь их небольшим гаданием.

— Пожелают! — быстро проговорила Сесилия. Поймав строгий взгляд опекунши, она покраснела. — Тетя Элли, вы ведь разрешите?

Миссис Явор почти не колебалась. Тоска одолела и ее.

— Считайте, вы меня уговорили. Мы должны раскладывать их или что-то еще? К сожалению, я совершенно не разбираюсь в гаданиях.

— Не волнуйтесь, я скажу, что делать.

Встав на колени перед женщинами, чтобы им не пришлось до него тянуться, Эдвард длинными пальцами ловко перетасовал карты. Только сейчас, впервые за четыре месяца, Николас заметил, что колода разительно отличается от всех, что он встречал раньше.

Это были не игральные карты и не таро. Их было меньше — около тридцати, ни один из рисунков не повторялся, и смысл некоторых отыскать было сложно. Допустим, с кровожадно оскалившимся мужчиной, который держит нож, все ясно. Это убийца. Смеющийся человек с котомкой — путник, и карта с ним может говорить о долгом путешествии. Но что означает человек с незапоминающимся лицом, стоящий на сером фоне? Он не походил ни на рабочего, ни на аристократа — не разберешь кто. Вот, кстати, еще одна особенность колоды, отметил Николас. На всех картах были изображены люди, причем с поразительным количеством деталей. Если Эдвард рисовал колоду сам, то у него должен быть недюжинный талант художника.

Помощник тем временем разделил стопку на две части, убрав изображения с мужчинами в сторону, и разложил карты рубашкой вверх. Он проделывал это с загадочным видом, и дамы заинтересованно склонились над столиком. Николас подумывал, не отвернуться ли ему демонстративно, но в итоге решил, что лучше проследить за процессом. Лучше знать, как скрашивает досуг твой подчиненный.

— Миссис Явор будет первой, никто не против? — спросил Эдвард.

Возражающих не нашлось. Женщина порозовела, польщенная выпавшей ей честью.

— Прекрасно. Миссис Явор, поднесите ладонь к картам и закройте глаза. Сконцентрируйтесь и попытайтесь почувствовать, к какой карте вас тянет. Как только будете уверены, возьмите ее, и тогда можете открывать глаза.

Она покорно опустила светлые ресницы. Ее веки подрагивали, а пухлые губы изгибались в улыбке, пока она водила рукой над кучкой карт. Миссис Явор, кажется, веселило происходящее. Интересно, будет ли она смеяться, если вытащит беззубую нищенку в драном платье? В колоде Эдварда были и такие. Николас надеялся, что ему хватило ума отложить эти карты вместе с мужскими.

Много времени на концентрацию миссис Явор не понадобилось, и она быстро перевернула одну из карт.

— Ох, какая милая! — воскликнула женщина, рассматривая изображение худенькой девушки с букетом роз. — И что она означает?

— Вы выбрали цветочницу Энн. Это значит, что вы красивы, как цветок розы, а душа у вас молодая, как у этой девушки, — ответил Эдвард.

Чушь наподобие той, что пичкают доверчивых дивейдцев цыгане... Но миссис Явор понравилось — она звонко захохотала, поднеся ладонь ко рту и запрокинув голову в капоре.

— А ведь и правда. В душе я до сих пор ощущаю себя молоденькой! Помнится, похожий букет подарил мне на двадцатилетие мистер Явор.

— Теперь моя очередь! — обрадовалась Сесилия.

Она закрыла глаза, не дожидаясь указаний Эдварда, и начала водить над картами маленькой ручкой, изящной, как рука феи. Потратив на сосредоточение целую минуту, Сесилия наконец указала тоненьким пальчиком, затянутым в кружевную черную печатку, на одну из карт.

— Что там? Что там? — стала нетерпеливо повторять она.

На картинке озорно задирал нос кудрявый мальчишка лет десяти в порванных на коленке штанах. Николас поднес руку ко лбу. Отлично — угодил внучке баронессы, сравнив ее с оборванцем.

— Малыш Риччи означает, что вы любите приключения, леди Ольстен, — хрипло растолковал Эдвард.

Как ни странно, эти слова девочку обрадовали — она захлопала в ладоши и попросила продолжения игры. На удивление, не рассердилась и миссис Явор. Николас подумал, что он, пожалуй, оскорбился бы на ее месте. Но это были женщины — кто их разберет?

— Это магия? — миссис Явор несмело дотронулась до карт на полированной поверхности стола, как будто они были птицами и могли улететь в окно.

— Если вам нравится считать, что это магия, то пусть будет так, — ответил Эдвард. — Но я бы назвал это иначе.

— И как же? — прохладно поинтересовался Николас.

Иначе, как шарлатанством, это не назвать.

— Особый способ взаимодействия между людьми... Я так думаю.

— Психология? — с пониманием кивнула миссис Явор. — Я слышала о ней. Очень познавательный раздел науки.

— А мы продолжим? — с надеждой спросила Сесилия.

— Если ваша тетя согласится, погадаем на мужчину, который вас ждет. Дамы очень любят этот тип гадания.

Тетя, естественно, согласилась, причем глаза у нее загорелись чуть ли не ярче, чем у воспитанницы. Эдвард разложил на столе мужскую половину карт. И снова миссис Явор первой занесла руку над картами.

Однако на сей раз что-то пошло не так.

— А почему у него нож? — нахмурилась женщина, переворачивая карту с убийцей.

За окном в самом разгаре находился август, но в комнате дохнуло морозным январем. Николас первый раз видел, чтобы бойкий Эдвард, у которого всегда на все был готов ответ, так заминался. Похоже, он ждал совсем другую карту.

— Этого человека зовут Киллиан. Он очень любит красивых женщин, таких, как цветочница Энн или вы, — выкрутился помощник. — Он не должен был сюда пробраться, но вы ему так понравились, что он меня обманул и сам лег вам в руки. Попробуем еще?

Во второй раз гадание прошло более гладко. Миссис Явор вытащила карту с юношей, который играл на свирели под раскидистым деревом, и Эдвард сказал ей, что в нее влюблен молодой музыкант. Сесилии же опять попался Малыш Риччи, что привело ее в полный восторг. Но они обе не заметили, что на самом деле это были совсем не те карты, к которым они притрагивались.

Волшебство — и особенно создание печатей — хорошо развивало внимательность. Она была необходима, чтобы не пропустить момент, когда заклинание начнет действовать, и не запутаться в наколдованных эффектах. При недостаточной внимательности печать могла сорваться, а заколдовываемый предмет — разбиться вдребезги. После долгих лет практики Николас замечал все. И он прекрасно видел, как исчезали карты в широком рукаве Эдварда и как оттуда появлялись другие, когда он аккуратно касался запястий дам, стоило им указать на карту.

Чего бы он ни добивался, развлечь женщин у него получилось. Когда в гостиную поднялся хозяин, его раскрасневшиеся жена и подопечная наперебой забрасывали Эдварда вопросами и выглядели гораздо более заинтересованными, чем при прослушивании семейной хроники Ольстенов. Брови мистера Явора взлетели вверх.

— Вижу, вы совсем не скучаете, — по его тону чувствовалось, что он задет, хотя он постарался этого не показывать. — Это хорошо. Очень уж долго мне пришлось беседовать с юристом. Теперь все готово. Уважаемые мастера печатей, пройдемте в кабинет.

Глава 4

Коридоры Адальбертхолла были свободными, в несколько шагов шириной. Планировали их такими, скорее всего, чтобы обитатели могли издалека любоваться развешенными по бокам портретами славного семейства Ольстен. Николас этот простор ценил, однако мистер Явор, кажется, предпочел бы сейчас идти по узкому лабиринту, и желательно, чтобы гости навсегда заплутали в хитросплетениях ходов. Наверное, он тоже отчасти был волшебником — только так получалось объяснить, каким образом его спина передает весь спектр обиды и ревности из-за реакции женщин на гадание. Виноват был Эдвард, хотя угрызения совести почему-то испытывал не он, а Николас. Помощник, наоборот, догнал убежавшего вперед хозяина и с невозмутимым лицом спросил:

— Мистер Явор, в поездке по Ливентскому тракту вас будет кто-нибудь сопровождать?

Тот смерил Эдварда подозрительным взглядом.

— Естественно! Мне пришлось изрядно разориться, но я нанял десяток крепких и надежных парней, которые будут сторожить мое имущество. И это не считая слуг, которые с нами поедут. У вас есть сомнения по поводу того, что этого числа достаточно?

— Я понимаю ваш скепсис. Но возможно, вам вообще не стоит никуда ехать или вы все же выберете другую дорогу? Туманный лес очень опасен. Если вас не заботит ваша судьба, подумайте о жене и подопечной. У меня есть дарования в других областях магии, и я могу с уверенностью судить о том, что ничего хорошего в этой поездке вас не ждет.

Николас чуть не споткнулся. Вы только посмотрите на Эдварда! Нет, определенно, эти карточные гадания не доведут до добра. Стоит позволить заняться баловством, и прилежный, подающий надежды помощник стремительно превращается в балаганного предсказателя...

— Не знал, что вы ясновидец, мистер Эркан, и что вас так волнует благополучие моих родных, — напряженно ответил Явор. — Кроме того, исполнить ваше предложение никак нельзя. У нас назначены важные встречи в Фелтиррене, и мы продаем большую часть обстановки Адальбертхолла, а вскоре и сам особняк. Находиться здесь дольше категорически невозможно. К тому же я уже посетил некоторых... уважаемых дам, которые уверили меня, что мне будет сопутствовать удача. Так что не соблаговолите ли вы заняться своей работой?

Было заметно, что Явор кривит душой — он так отнесся к предостережению скорее из-за ревности, чем потому, что не мог отменить поездку. Да и ко мнению уважаемых дам, под которыми он, похоже, подразумевал гадалок, Явор явно относился намного трепетнее, чем ко мнению молодого мага со внешностью авантюриста. Эдварду, сообразившему, что он ничего не добьется, оставалось лишь торопливо кивнуть. Николас покачал головой. Помощник, при посетителях обычно ведший себя очень тихо и не поднимавший носа от работы, сегодня был не похож сам на себя. Пожалуй, придется с Эдвардом серьезно поговорить. Ассистент такого уважаемого человека, как мастер печатей, должен вести себя соответствующе.

— Прошу сюда, — Явор отворил массивные узорчатые двери кабинета и провел гостей в полутемный кабинет, плотно заставленный древней мебелью.

Там уже сидел молодой мужчина с густыми рыжими баками. Завидев хозяина, он поспешно вскочил и поклонился Николасу, а затем пожал руку Эркану.

— Мистер Катэн, Эдвард, рад вас встретить.

— Доброго дня, Брендон, — поздоровался Николас.

Брендона Даггерта он знал давно — этот юрист чаще других подтверждал сделки мастера печатей. Подписанные нотариусом и заверенные в полиции бумаги требовались в том случае, если кому-то понадобится проверить запечатанный магией груз. Особенно часто проблемы возникали с таможней, которая в каждом мешке или ящике, переправляемом за границу, подозревала контрабанду. Бежать в соседнюю страну Яворы вряд ли намеревались, но так уж повелось, что Брендон или другой наблюдатель проверяли каждую крупную сделку, которую заключал мастер печатей — или любой другой маг, если уж на то пошло. Его присутствие Брендона даже льстило. Оно означало, что государство с полной серьезностью относится к занятию мастера печатей, не говоря уже о том, что у его труда появлялись восхищенные свидетели.

— Вы уже составили опись? — поинтересовался Явор после обмена любезностями.

— Да, хотя это и представляло некоторую сложность, — признался Брендон, взмахнув целой кипой исписанных листов.

Проследив за направлением его взгляда, Николас понял, отчего парень такой измученный. Вместительный металлический ларец был до краев заполнен золотыми и серебряными серьгами, колье и брошами с рубинами и опалами. Баронесса не зря слыла богатой, как королева фей. Теперь беспокойство Явора становилось понятным, как и то, почему двери кабинета с внутренней стороны охраняли двое дюжих молодцев. Что там говорил Эдвард — что десяти человек будет мало? Николас был готов с ним согласиться.

— Какую печать вы хотите, чтобы я поставил? — спросил он, оглядывая ларец.

— Самую сложную, — сразу ответил хозяин. — Даже две. Или три. Я за все заплачу, не волнуйтесь. Я не хочу, чтобы ларец получилось расплавить или открыть как-то иначе, не убрав волшебную печать.

Николас с удивлением посмотрел на Явора — не шутит ли он? — но тот был предельно серьезен.

— Ну, две — так две...

Он обошел вокруг стола, изучая ларь со всех сторон. Да, работа будет не из простых. Такие размер, объем, и нужно еще соткать жароустойчивый покров... Поколебавшись, Николас расстегнул тугой воротничок узорчатой темно-синей рубашки и закатал рукава.

— Эдвард, как бы ты защитил металл от расплавления? — спросил он.

— Наложил заклинание на кусок ткани и упаковал в него ларец? — помолчав, предположил помощник.

Николас вздохнул. Эдварду еще столькому надо научиться! Иногда казалось, что до приезда в Дивейд он никогда не занимался этим видом магии, или сложную науку волшебства ему преподавал человек, сам не умеющий колдовать и не понимающий элементарных принципов великого искусства. Иначе зачем постоянно ходить безумными обходными путями, как с наложением заклинания на ткань? Притом способности у Эдварда были фантастические и схватывал он все с неимоверной скоростью — ему банально не хватало знаний.

— То, что ты предлагаешь, это как дойти из Адальбертхолла до Солихолла через Конглобар, — терпеливо объяснил Николас. — Тебе нужна будет ткань — лишний элемент в заклинании. Затем тебе понадобится вплетать в нее волшебство для укрепления, чтобы ее не подожгли и не порвали, таким образом с легкостью избавившись от печати. А после этого ты еще должен будешь наложить дополнительную печать, чтобы ткань никак нельзя было снять с ларя. Столько сложностей! Ты потратишь несколько часов и выдохнешься, а результат будет сомнительным. Лучше использовать формулу Майерса. Я ведь тебе говорил о ней: создание для сосуда покрова из эфира, который не пропускает через себя другие вещества и одновременно служит печатью, не позволяющей добраться до материала сосуда.

— Угум, — промычал Эдвард.

Явор казался впечатленным. Раз так, пора было начинать.

Убедившись, что ларь заперт, Николас зашептал слова заклятия. Крышку мгновенно оплели тонкие голубые нити, доступные исключительно волшебному зрению. Это был первый, самый слабый уровень защиты. Теперь пришла очередь второго — формулы Майерса.

Неблагодарные потомки говорили про этого ученого, что половину своих изобретений он позаимствовал у оборотней и фей, и Николас с охотой этому верил. Иначе зачем использовать в заклинаниях наречие Чужих королевств? Живи Николас лет на сто пятьдесят пораньше, во времена Майерса, то обязательно нашел бы его и заставил перевести все на нормальный тенакский. Слова выходили из глотки тяжело, с сипением, язык заплетался. Вкупе с усилиями, которые Николас тратил на скручивание из воздуха нитей и связывание из них полотна, это привело к тому, что уже через пять минут по его вискам потекли капли пота. Потом противно затряслись ноги, привыкшие не стоять, а покоиться под столом на бархатной подставке. Медленно текшие за созданием печати минуты превратились в вечность. О времени Николас старался не думать, сосредоточившись на движениях пальцев. В подобные моменты он завидовал энергии молодых магов, которые могли без особого напряжения создавать в день по несколько печатей высокой сложности. Будь он сам чуть-чуть помоложе... Эта эфирная ткань, черт ее побери... Не выскальзывала так из негнущихся пальцев, когда он крепит на нее печать!

Крякнув, обессиленный Николас свалился на стул, который ему благоразумно подставил Эдвард.

— С вами все хорошо? — осведомился он, пристально изучая лицо нанимателя.

— Хорошо?.. — Николас нащупал в кармане носовой платок и неверной рукой промокнул вспотевшее лицо. — Чудесно! Посмотри, какой получился шедевр!

— Да, мистер Катэн, — неэмоционально ответил помощник.

Что он понимал! Шкатулка буквально искрилась волшебством. Первую печать, с синим отливом, видели только Николас и Эдвард, но изумительность второй была доступна каждому. Ларец окружало мягкое сияние с фиолетовым отблеском — красивое и в то же время функциональное. Николас протянул к нему руку, желая коснуться собственного творения, однако она предательски дрогнула.

— А который час?.. — спохватился Николас.

Единственные часы в комнате — гигантское сооружение с увесистым маятником — остановились, наверное, еще сто лет назад.

— Вы работали целый час, мастер, — с уважением произнес Брендон, сверившись с карманными часами.

Час — ровно столько, сколько и нужно для отменной печати высшего класса. Николас выдохнул и растер ноющие ноги. Когда он увлекался волшебством, то переставал обращать внимание на течение времени, и только сейчас заметил, что обстановка в кабинете немного изменилась.

— Зато, мистер Явор, вы можете быть уверены в том, что ларец никто не вскроет, — довольно произнес Николас. — Я бы многое отдал за то, чтобы поглядеть на вашего мастера печатей в Фелтиррене, когда он будет снимать мои печати.

— Смею надеяться, что вы правы, — сдержанно кивнул хозяин и еле слышно добавил: — И что наш мастер справится с вашей печатью. Тем не менее, — уже громче продолжил он, — благодарю за труд, мистер Катэн. С вами было приятно работать.

Пожимая ему руку, Николас подумал, что работать действительно было приятно — так же, как потом будет приятно получить оплату за применение сложнейшей формулы Майерса.

Глава 5

Был самый обычный четверговый полдень. На улице яростно сек каплями ливень. На подоконнике столовой сгрудились голуби. В их громком досадливом ворковании слышались жалобы на мэра, который никак не может найти подходящего человека на должность дивейдского мастера погоды. Наглых птиц следовало бы прогнать, но Николас был занят куда более важным делом — обедом.

Он как раз доканчивал черничный пирог, который испекла Китти, кудесница-кухарка. Только она умела придать бисквиту такую мягкость, а толстой ягодной прослойке — сладость, не переходящую в приторность. Пирогу — и искусству Китти, которое было сродни магии, — стоило отдать дань уважения, поедая его медленно, что Николас и делал. Настроение у него было прекрасное и держалось таким с самого понедельника, после посещения Адальбертхолла и применения формулы Майерса.

Об Эдварде нельзя было сказать то же самое — он, наоборот, четвертый день подряд ходил угрюмый и постоянно заглядывал в свои карты, как будто искал в них ответ на незаданный вопрос. Сейчас же помощник, в один миг проглотив еду и вряд ли почувствовав ее вкус, листал утреннюю газету, да так неистово, что страницы чуть не рвались в его сильных руках.

— Что ты там ищешь? — не вытерпел Николас, понадеявшись, что это прекратит мучения бедной "Дивейдской утренней".

Чаяния сбылись — Эдвард отбросил ее в сторону.

— Новости о мистере и миссис Явор.

— Не рановато ли?

Яворы оплатили заказ еще в понедельник и вчера, в среду, собирались отбыть в Фелтиррен. Они еще находились в пути — до их имения была в лучшем случае неделя пути, а то и больше.

— Я беспокоюсь, — ответил Эдвард.

— За драгоценности? — с ехидством уточнил Николас.

Помощник косо на него глянул.

— За миссис Явор и Сесилию.

— С чего бы? — Николас отхлебнул чая. — У них достаточно охранников, а газеты растрезвонили, что я поставил на шкатулку с фамильными украшениями баронессы Ольстен такую печать, над которой попотел бы и Первый маг Тенакса. На них не нападет ни один разбойник — в этом нет смысла. Если, конечно, они читают дивейдские газеты! — он тихо рассмеялся собственной шутке.

Эдвард даже не улыбнулся. Спустя несколько секунд, как будто на что-то решившись, он протянул через стол две карты. На первой был изображен памятный убийца с ножом, на второй — низко опустивший голову мужчина. В оголенных по локоть руках он держал огромный меч, направленный острием к земле. Карты были выписаны тщательно, не упуская ни единой подробности: ни капель крови на одежде мечника, ни сетки морщинок на лице убийцы. При взгляде на них Николаса пробрала дрожь.

— Это убийца Киллиан и палач Шеймус, которые выпали миссис Явор и Сесилии, — сказал Эдвард. — Самые страшные карты, что у меня есть. Они не могли пойти в руки добропорядочной женщине и ребенку, если только им не грозит опасность.

— Глупость! Карты не показывают будущее, а людям неподвластно ясновидение. Ты, как маг, должен это прекрасно знать, а ты пытаешься меня убедить, будто тебе известна судьба родственников баронессы!

— Она мне неизвестна, — поправил помощник, убирая рисунки. — И это не ясновидение. Это... предчувствие.

— Брось, Эдвард, — отмахнулся Николас. Этот разговор слишком сильно напоминал ему игру слов, которой развлекаются шарлатаны вроде уличных гадалок или Вернона Великолепного. — Я отлично видел, как ты с помощью ловкости рук обманывал леди, подсовывая им нужные карты. Мне следовало бы спросить, как ты зарабатывал на жизнь раньше, но я оставлю это на твоей совести. Главное, что сейчас, когда ты служишь у меня, ты настоящий волшебник, поэтому перестань нести чушь про всякие предчувствия. Твои карты не более чем картинки.

Уголок губ Эдварда приподнялся в недоброй ухмылке.

— Мистер Катэн, если сейчас я вам докажу, что мои карты не лгут, вы перестанете насмехаться над ними?

— Глупость, — повторил он. — Ты опять их подтасуешь.

— Хорошо, давайте договоримся, что не будет никакого обмана, — непонятно чему обрадовавшийся Эдвард вскочил со стула и принялся расчищать перед Николасом место для карт. — Я отойду вон туда, к буфету, а вы будете делать все сами. Идет?

— Да, — буркнул Николас.

Наблюдая за тем, как отъезжают на край стола чашки и как обнажается ажурная скатерть, он гадал, зачем согласился на этот дурацкий эксперимент. И без того ясно, что любые карты — изобретение плутов для сдирания денег с доверчивых жертв. Однако Эдварду, пожалуй, надо было преподать урок. Он еще такой молодой! У Николаса в его годы тоже, случалось, гулял ветер в голове, но верить в карты, тем более будущему мастеру печатей, — это же нонсенс!

— Прошу вас, — выложив колоду кучкой, помощник в театральном жесте поднял руки и отошел в другую половину столовой. Его волосы выбились из завязанного лентой хвоста и падали на лицо, придавая ему лихаческий вид. Эдвард победно улыбался — преждевременно, по мнению Николаса. — Перемешайте карты, как вам удобно, и затем возьмите одну.

Он так и поступил, со всей тщательностью удостоверившись, что среди них нет слипшихся или меченых, а затем поднял одну. С куска картона ему хитрым глазом подмигивала старуха в старомодном чепце и потертом коричневом платье.

— М-м, старушка Бет, — с непонятным удовлетворением произнес Эдвард. — Она прожила бурную жизнь, в глубине души мечтая выйти замуж за такого мужчину, как вы.

Николас положил ее обратно и снова перемешал колоду.

— Что теперь, будем гадать на мужчину, который меня ждет? — фыркнул он.

— Мои карты не гадальные, мистер Катэн. Они не отвечают на вопросы. Просто попытайтесь вытащить другую карту.

Сделать это было легче легкого. Николас, уверенный, что Бет отправилась на дно кучи, взял верхнюю карту.

Когда он испуганно вытаращился на недавнюю пожилую женщину, ее морщинистое лицо, казалось, стало еще озорнее.

— Случайность, — пробормотал Николас.

Эдвард усмехнулся.

— Пробуйте дальше. У Бет железная хватка, она так запросто мужчин от себя не отпускает.

— Сочувствую — она не в моем вкусе.

Старуха как будто бы взглянула на него с укоризной. Он торопливо перевернул ее и снова перетасовал колоду. Но и в третий, и в четвертый раз, как бы он ни перемешивал, ему продолжала кривляться с карт морщинистая Бет. Лоб Николаса покрылся холодной испариной. Чувствуя подвох, он стал лихорадочно переворачивать все карты подряд — не подменилась ли колода в какое-нибудь мгновение, когда он отвернулся или моргнул? Но подозрение не оправдалось. Бет была в колоде одна.

Невозможно. Она просто не могла все время ему выпадать.

— Это какой-то трюк.

— Нет, — с оттенком превосходства сказал Эдвард. — Никакого мошенничества, все честно.

Напоминая об их уговоре, он весело помахал в воздухе руками. С такого расстояния помощник никак не мог повлиять на выбор карт, но что если...

— Они заколдованные! — озарило Николаса.

— Можно и так сказать, — признал Эдвард. — Но я бы назвал это взаимодействием...

Договорить он не успел. Дверь резко распахнулась, и в столовую с несвойственной ему поспешностью заскочил Джон. Вид у него был сконфуженный, и через миг Николас понял почему. Неясный силуэт за спиной дворецкого прогрохотал сапогами по дощатому полу и оформился в сутулого полицейского со впалыми щеками. На его черном мундире ярко сверкали желтоватые медные пуговицы. Николас впервые видел человека, который настолько бережно относился к своей форме — обычно пуговицы у полицейских были тусклыми, как старая сковородка.

— Детектив-сержант Чарльз Монро, — объявил гость прежде, чем Джон успел что-то произнести. — Мистер Николас Катэн, Эдвард Эркан, прошу вас пройти со мной в полицейский участок.

— По какой причине? — возмущенно спросил Николас.

— У меня есть к вам вопросы по поводу обстоятельств убийства мистера и миссис Явор, а также исчезновения их подопечной леди Сесилии Ольстен.

Карты, которые Николас держал в руках, с шелестом рассыпались по полу.

Глава 6

В тесном, заставленном столами зале было душно и шумно. Нападение на родственников баронессы Ольстен было громким событием для Дивейда, и полицейский участок стоял на ушах. Взбудораженные люди носились туда-сюда, в воздухе летали листки бумаги, старшие чины рявкали на младшие, а младшие — друг на друга. В одном из углов стояли несколько очень бедно одетых мужчин, которых, видимо, должны были допрашивать, но из-за суматохи забыли про них. Полицейские, на улицах являющие собой живой образец правил этикета, на своей территории ни с кем не церемонились, и стул с Николасом постоянно задевали пробегающие мимо мужчины. Извиняться они и не думали. Стоявший сзади Эдвард, которого чуть не сшибли с ног, огрызнулся на обидчика, но Николас даже не взглянул в ту сторону. Он был слишком потрясен, чтобы реагировать на такие мелочи.

Черноглазый детектив Монро был не единственным, кого назначили расследовать преступление, и оставалось лишь досадовать, что на долю Николаса и Эдварда достался именно этот человек, в чьей в худобе и изломанной осанке сквозила затаенная злость на весь мир. Ни деликатностью, ни элементарной вежливостью он не отличался. Благо, что Монро не потащил Николаса и Эдварда в морг опознавать тела, как того требовала инструкция, — свидетелей убийства было достаточно, — иначе бы Николас, как нервическая девица, с позором грохнулся в обморок. С лихвой хватало и того, как Монро сначала допрашивал их о времяпрепровождении в вечер вторника, а затем принялся в жутких подробностях повествовать о нападении на чету Явор. Воображение у Николаса с детства было живым, и он во всех деталях представлял то, о чем говорил детектив: как экипаж Яворов и подводы с вещами окутала дымка и как в молочной густоте раздавались выстрелы и жуткие крики разбойников. Как их предводители выволокли из кареты бедных мистера и миссис Явор, застрелили их, а потом забрали все ценности и растворились в белесом мареве, прихватив с собой юную Сесилию...

Эдвард, после того как услышал это, нахохлился, его движения стали резкими, а Николаса, напротив, будто парализовало. Ему становилось плохо при мысли о Яворах. Они не заслужили такой участи, но их страдания, по крайней мере, закончились, а судьба, которая ждала девочку в логове разбойников, вряд ли будет желаннее смерти.

— А теперь наконец-то перейдем к предмету, из-за которого я попросил вас прийти в участок, — объявил Монро, словно было мало допроса и той печальной истории, которую он только что поведал. — Эй, Джордж, — крикнул он кому-то в соседнем помещении, отгороженном от зала с письменными столами решеткой, — принеси-ка мне сюда главную улику.

— Но я не знаю ничего о разбойниках, — попытался возразить Николас.

Он осекся, когда увидел, как светловолосый полицейский выносит резной ларец, тот самый, в котором хранились фамильные украшения баронессы Ольстен. Его крышка была раскрытой, металл — помятым и грязным, словно шкатулку бросили на землю и наступили на нее ногой.

— Мистер Катэн, это тот ларь, на который вы накладывали печать для мистера Явора? — уточнил детектив.

— Д-да... Я думаю, да.

— Хорошо, что вы это не отрицаете. Нотариус Даггерт уже подтвердил его подлинность. Как тогда вы объясните факт его взлома?

— Это невозможно, — мрачно произнес Эдвард.

— Я спрашивал не вас, — прервал Монро. — Вы сможете высказаться в свою очередь. Мистер Катэн, как утверждает один из моих свидетелей, вы гарантировали мистеру Явору невозможность взлома этого ларя и то, что открыть его получится лишь у другого мастера печатей. Это так?

— Так, — осипшим голосом подтвердил он. — Вы что, подозреваете меня в убийстве супругов Явор?

— Нет, — с легкой брезгливостью ответил Монро. — Я всего лишь задаю вопросы. Мистер Эркан, вы подтверждаете слова вашего нанимателя?

— Естественно, и вам это подтвердил бы любой маг, который видел работу мистера Катэна, — в таком же тоне, как и детектив, произнес Эдвард.

— Но других магов там не было, — сдержанно сказал Монро.

Они сцепились взглядами. Первым отвернулся детектив — у него не было времени на пререкания с подозреваемыми, а то, что он подозревал Николаса и Эдварда в пособничестве нападавшим, было очевидно. Еще бы — на его месте Николас и сам бы себя подозревал, ведь преступники не украли почти ничего, кроме драгоценностей, которые были якобы защищены.

— К сожалению, в Дивейде нет других мастеров печатей, — напомнил детектив, — поэтому я вынужден обращаться с расспросами к вам, мистер Катэн. И я хочу знать, каким образом получилось, что печать, которую вы назвали шедевром, была с легкостью сломана простой разбойничьей шайкой.

Николас помотал головой.

— Эдвард прав, это невозможно.

— Почему же?

— Детектив-сержант, вы вообще слышали про Коллапс и основы магии?

Монро сложил губы в презрительной гримасе.

— Слышал, мистер Катэн. Но я хочу услышать ваше объяснение случившемуся. С самого начала, если изволите.

— Хорошо... — Николас потер лоб, пытаясь привести мысли в порядок. — Как вы наверняка знаете, магия — это крайне сложное искусство. Без должного обучения даже самый одаренный человек сможет самое большее тушить на расстоянии огонек свечи — но не зажигать его. Чтобы чего-то добиться, нужны долгие годы упражнений в определенной специализации, например в управлении погодой, создании особых предметов, сотворении иллюзий и так далее. Поэтому мастер погоды не способен ставить волшебные печати, а я — наколдовать даже несколько капель дождя. Хотя у меня много теоретических знаний, возможно, даже больше, чем у некоторых других магов, я...

Монро прокашлялся.

— Да, простите, — опомнился Николас. Превращать допрос в рассуждение о собственных достижениях, пожалуй, не стоило. — Небезызвестный вам маг Морриг, который вызвал Коллапс, решил не тратить годы на изучение разных разделов магии, а пойти другим путем. Он захотел преумножить свои способности, высосав волшебство сначала из всех людей Тенакса, а потом из самой тенаксийской земли. Он чуть не уничтожил магию в нашей стране, но, к счастью, погиб до этого момента, не справившись с приобретенной мощью. Для нас это важно потому, что за семьдесят лет волшебство так и не восстановилось в былом объеме, а маги — и без того редкое явление — сейчас всего лишь тени своих предшественников. Чтобы я мог поставить на этот ларец, — он указал на поломанную шкатулку, — печать по формуле Майерса, мне понадобилось тридцать лет постоянной практики, хотя сам Первый маг Тенакса в личных письмах называл меня весьма талантливым. Чтобы снять печать, нужен не меньший опыт или силы, которые значительно превосходят мои. Я не верю, что среди лесных разбойников может оказаться такой человек — с подобными умениями ему просто не надо было бы становиться разбойником!

— Я вижу, вы много знаете о разбойниках, — едко заметил Монро. — И никто, кроме вас и вашего помощника не может подтвердить, что поставленная вами печать действительно так хороша... Кстати, — вдруг сменил он тему, — а что до вашего помощника, мистер Катэн, он мог поставить или снять — как вы сказали? — формулу Майерса?

Детектив намеренно не смотрел на Эдварда, но оглянувшийся Николас обнаружил, что его щеки полыхают от гнева, а костяшки пальцев, вцепившихся в спинку стула, побелели от усилия.

— Вы уже второй раз намекаете, что мы с мистером Катэном можем быть замешаны в убийстве двух невинных людей, — с рычащими нотками произнес Эдвард. — Вы не имеете на это права. Если у вас есть доказательства, арестуйте меня, но я предупреждаю — вы идете по ложному следу.

— Успокойтесь, мистер Эркан, — мимолетный взгляд Монро скользнул по нему и снова вернулся к Николасу. — Я никого ни в чем не обвиняю, это будет выяснять суд. Моя работа — собрать улики и свидетельские показания, чем я и занимаюсь. Вы же не пытаетесь мне препятствовать?

На скулах Эдварда заходили желваки.

— Нет.

— Прекрасно. Мистер Катэн, я все еще жду ответа на свой вопрос.

Николас ссутулился, уставившись на заваленный бумагами стол детектива.

— Он мог.

Эдвард с шипением выпустил воздух.

— Детектив-сержант, будет ли препятствием вам напомнить, что я вечером во вторник находился в Солихолле, откуда направился прямиком домой, а утром снова, никуда не заходя, пошел на работу?

— Нет, не будет, — сухо ответил он. — Мы проверим ваши слова. А что до вашего суждения о маге среди разбойников, мистер Катэн, то вы ошиблись. Он там был.

— Мастер печатей? — ахнул Николас.

— Мы не знаем точно. Слуги рассказали, что нападение началось с тумана. Он упал на дорогу внезапно и был неестественно густым даже для Туманного леса. Охранники мистера Явора, бросившиеся ему на помощь, не видели собственных рук, поэтому не смогли его защитить. Как вы считаете, такой туман мог вызвать мастер погоды?

Николас пожал плечами.

— Если так, то он очень силен и родом не из Дивейда. В ратуше уже много лет ищут человека, который занял бы должность мастера погоды и сделал что-нибудь с этим ужасным дождем, — он махнул рукой на окно, за которым шла непрекращающаяся морось.

— Понимаю, — кивнул Монро. — Значит, вы считаете, что мастер погоды среди напавших на чету Явор не мог сломать вашу печать?

Соблазн солгать был слишком велик. Одно слово — и Николас больше никогда не увидит этого неприятного мужчину с колючими глазами, который явно уверен, что вина за смерть двух людей лежит на дивейдском мастере печатей и его помощнике. Он тяжело вздохнул.

— Я думаю, что не мог. Или он переплюнет в способностях самого Первого мага Тенакса.

— Ясно... — протянул Монро, и от этого звука по коже пробрал мороз. — Вы еще хотите что-нибудь добавить?

— Только то, что накануне мне пришло анонимное письмо с применением магии иллюзий. Может быть, это те же самые разбойники, что напали на мистера и миссис Явор. Я присылал в полицию своего дворецкого сообщить об этом и о том, что местные мастера иллюзий не признаются в его написании.

Металлическое перо детектива противно скрипнуло, выводя чернилами быструю запись на листе, который лежал поверх неаккуратной стопки заполненных узким шрифтом бумаг. Если все это были напоминания, то Николас не завидовал Монро — ни одна память не удержит столько вещей.

— Я разузнаю об этом, — проговорил полицейский. — Если у вас все, тогда вы с помощником свободны. Но помните, вы очень важные свидетели для следствия. Пожалуйста, будьте осторожны, и доброго вам дня.

Пожелание, сделанное многозначительным тоном, походило скорее на угрозу. "Ни один день до выяснения истинного убийцы Яворов не будет для меня добрым", — грустно подумал Николас, с кряхтением поднимаясь со стула. Эдвард, судя по всему, разделял эти мысли — он так сверкнул глазами на детектива, как будто осторожным следовало быть ему, а не Эркану.

Николас уже собирался покинуть участок, когда его внимание привлекли два громко беседующих человека: полицейский и мужчина в модном синем пиджаке с потрепанной записной книжкой в руках — наверное, репортер. Первый то и дело указывал пальцем на деревянный стенд с пришпиленными карандашными набросками разыскиваемых преступников. Николас не прислушивался к разговору и прошел бы мимо, если бы среди массы серых лиц на доске вдруг не мелькнули знакомые очертания.

Обогнув репортера, Николас подцепил ногтем один из рисунков и вытащил его из-под более свежих портретов. Изображенное на нем лицо заставило желудок болезненно заныть. Нахальный прищур, обнажившиеся в кровожадном оскале ряды мелких зубов, дышащая во всем образе жестокость — эти черты невозможно было забыть. Мужчине не хватало только ножа для полного сходства...

— Узнали кого-то?

Он вздрогнул и обернулся к Чарльзу Монро, который незаметно подобрался к самому его локтю.

— Нет, — торопливо ответил Николас и оглянулся на Эдварда. Помощник уже стоял у выхода из участка и смотрел в другую сторону. — Детектив, кто здесь изображен?

— Киллиан О'Брайен, убийца, заколовший пятерых работников дока. Мы ищем его уже год. Вы встречали его?

— Нет, — в черных глазах Монро, буравивших мастера печатей, отразилось недоверие, но Николас тихо повторил: — Нет.

Глава 7

В воскресенье выдался на редкость жаркий для Дивейда денек. Все парки и поляны в пригороде наверняка были заполнены влюбленными парочками и почтенными матронами в окружении многочисленных отпрысков — грех не погулять после утренней церковной службы, если этому благоволит капризная дивейдская погода. Однако окна в кабинете Николаса были плотно зашторены, а сам он сидел за столом в распахнутом халате и даже не думал куда-то выходить.

В комнате было темно, газовые лампы не горели. Вместо них Николас зажег свечу на покрытом патиной канделябре. Оранжевый огонек горел ровно, пока его не коснулся лоскут газетного листа — тогда он дрогнул и вдруг увеличился, пожирая протянутую ему пищу. Заполыхавший обрывок бумаги быстро скукожился до обугленного комка, и Николас, оберегая пальцы, отбросил его. Тихое слово короткого заклятья, еле заметное движение воздуха — и волшебная печать примяла горевшую бумагу, оставив на медном блюде отпечаток пепла. Затем Николас оторвал новый кусок газеты, и все повторилось сначала.

Зачем он это делал, Николас не знал. Последний раз чем-то подобным он страдал в двадцать лет, когда его возлюбленная Ирен прислала длинное письмо. Там она объясняла, почему отказывается выйти замуж за человека, который, вместо того чтобы играть в крикет, как положено джентльмену, посещать театры и заводить полезные знакомства, просиживает ночи за книгами и грезит волшебными печатями. Но тогда свидетельство его позора было всего одно. Избавляясь от него, Николас защищал себя от того, чтобы не возвращаться к этому письму и не перечитывать снова и снова причиняющие боль строчки. На сей раз свидетельств было не счесть, они лежали на обеденном столе у каждого почтенного дивейдца и вообще у любого, кто читает местные газеты.

Чертовы газетчики, чтобы опубликовать эту мерзкую статью, как будто специально ждали воскресного выпуска, когда даже самые ленивые заглядывают в утренние издания. Подумать только! Ее авторы каким-то образом узнали о краже драгоценностей баронессы, хотя полицейские не имели права ни о чем говорить, пока не будет предъявлено официальное обвинение. Но кому до него есть дело! Ведь куда проще свалить все на мастера печатей, который или не справился со своей работой, или — что, по прозрачному намеку писак, и случилось, — нарочно поставил бракованную печать. В другой газете шли еще дальше. Там вконец обнаглевшие журналисты сообщали сенсацию: Николас Катэн и его помощник вступили в сговор с грабителями и обманули честного мистера Явора, сделав вид, что на ларец поставлена печать высшего класса, хотя там и в помине не было никакой печати. Попросить подтверждения у Брендона Даггерта, который присутствовал при безуспешных попытках Явора сломать печать, конечно, никто не удосужился. Да и зачем? Ведь обществу нужно на ком-то выпустить пар!

Но пусть даже настоящие преступники будут найдены, Николасу это поможет мало. За все десять лет пребывания на должности он не поставил ни единого малейшего пятнышка на своей репутации — и вот она рухнула в одночасье. Жители Дивейда еще долго будут перемалывать слухи о том, что Николас Катэн врет по поводу качества созданных им волшебных печатей, не говоря уже о подозрениях в пособничестве убийцам и разбойникам. Получит ли он еще хоть один заказ? Доведется ли ему еще хоть раз сплетать ленты на любовных письмах, а не штамповать заклятья на приносимых из ратуши бездушных торговых договорах?

Николасу хотелось плакать. Не хотелось ни выпить чая, ни попробовать пирог, который кинулась печь Китти, ни читать книги... Разве что только сжечь все газеты в городе.

Мелкие частички пепла от очередного сжигаемого отрывка статьи разлетелись в стороны — в дверном проеме появился Джон. Его лицо было печальным.

— Мистер Катэн, может быть, вы...

— Нет, — отрезал Николас, уже зная, что дворецкий снова предложит ему отдохнуть или подремать. Это случалось уже третий раз за час и порядком раздражало. Сказано, что господин желает уединения, значит, так оно и есть!

Джон пожевал губами, притворяясь, будто не обижен.

— Вы просили никого не пускать, но я не уточнил, касается ли это мистера Эркана. Он желает видеть вас и настроен весьма... воинственно. Принять его?

Николас задумчиво повертел газету.

— Да.

В конце концов, он тоже был "героем" этих статей.

Эдвард ворвался в кабинет меньше чем через минуту. Его сюртук был расстегнут, шейный платок сбился на бок, а в руках был смят ворох газет. Он явно собирался что-то сказать, но, обведя взглядом задымленную комнату, проглотил заготовленные слова и медленно прошел дальше, сев в кресло перед Николасом.

— Вижу, вы уже прочитали сегодняшние газеты, — мрачно произнес Эдвард.

Он ничего не ответил, продолжая меланхолично сжигать "Дивейдскую утреннюю". До ее полного уничтожения осталось всего несколько страниц.

— И что, вы оставите все, как есть? — не вытерпел помощник. — Это же от начала до конца бредни, достойные пьяного трубочиста!

Николас непонимающе посмотрел на него.

— А что вы предлагаете? Написать опровержение? — он фыркнул, показывая, что это был риторический вопрос. — Кстати, я как раз сжег абзац, в котором говорилось о вашей вопиющей неблагонадежности. Например, что вы регулярно — буквально каждый вечер — общаетесь с некими подозрительными личностями, приводя их домой. Это правда?

Эдвард закатил глаза.

— Моей бывшей хозяйке слышались голоса, исходящие из снятых мной комнат. Естественно, она там ни разу никого не застала, потому личности и "подозрительные" — они же невидимые... После того как я посоветовал ей обратиться к врачу, мне пришлось переезжать на новое место, но репортерам было выгоднее обратиться к сумасшедшей старухе, чем ко мне.

— Охотно верю, — Николас кивнул. — Я тоже открыл о себе много нового.

Вот, например, один из авторов той злополучной статьи в "Дивейдской утренней" написал, что мастер печатей очень похож на того, кто стал бы якшаться с жителями ближайшего из Чужих королевств — Крысиного. Придумать оскорбление хуже — это надо было еще постараться. Граница с государством крыс пролегала недалеко от Дивейда, за Туманным лесом, и его чащи получили такую печальную славу во многом из-за постоянных налетов оборотней, которые разоряли ближайшие деревни. Это царство было одним из самых мелких среди Чужих королевств, зато наиболее беспокойным соседом для Тенакса, с которым у него хотя бы раз в сотню лет обязательно разгоралась война. Всему виной была неуправляемость, злобность и жадность его жителей, которые регулярно ввергали в хаос собственную страну и, разорив ее, начинали зариться на окрестные земли. К счастью, после Коллапса набеги почти прекратились — из-за проблем с магией оборотни плохо справлялись со своей формой и не могли колдовать, поэтому обворовывать местных фермеров стало сложнее, чем раньше. Так что эта инсинуация газетчиков не имела никакого отношения к убийству и была призвана исключительно унизить Николаса. Как будто бы он действительно мог общаться с такими презренными существами! Увы, сам Николас прекрасно понимал, что это несусветная глупость, но доверчивые дивейцы могли принять навет журналиста за чистую монету.

На первом этаже раздался грохот. Кто-то так ломился в дом, что было слышно даже на втором этаже. Впрочем, частично тут была вина Эдварда, который не запер за собой дверь кабинета. Помощник растерянно оглянулся.

— Полиция?..

— Кто там, Джон? — крикнул Николас.

— Репортеры, сэр. Снова, — ответил ему снизу глухой голос дворецкого. — Я выпровожу их, не беспокойтесь.

— Репортеры? — встрепенулся Эдвард. — Мистер Катэн, вы могли бы впустить их и попытаться объяснить, что произошло на самом деле.

— Но что произошло на самом деле? — он развел руками. — Я уже говорил, что поставил одну из самых надежных печатей, и я понятия не имею, как и у кого получилось ее сломать. Мне нечего добавить, и все, что я мог бы сказать, пойдет мне только во вред. Кроме того, я впустил того репортера, что разбудил меня утром... Его не интересовала волшебная печать, он задавал такие возмутительные вопросы и так себя вел, что слугам пришлось вывести его из Солихолла насильно!

— Ясно, — пробормотал помощник. — Значит, мне нужно радоваться, что газетчики еще не прознали, куда я переехал.

Они помолчали, пока стук внизу не утих.

— Этот Монро... — Николас развеял густые клубы дыма над столом. Они плавали по комнате, оседая на темной дубовой мебели, и от них уже начинало щипать горло. — Я думаю, это он выдал сведения о шкатулке и спровоцировал газетчиков нас атаковать.

— Согласен, — хрипло сказал Эдвард. — Похоже, он решил, что уже нашел виновных в грабеже, и это мы с вами. С таким подходом Монро никогда не найдет настоящих убийц.

Интонация у него была очень странная. Он не жаловался и не возмущался, а как будто что-то предлагал.

— Только не говорите, что вы хотите нанять частного детектива, который разберется с этой историей, — нахмурился Николас.

— Еще одного неумеху, который будет делать глобальные выводы на основе догадок? Бросьте, мистер Катэн, — Эдвард наклонился вперед. Его голубые глаза смутно заблестели. — Мы могли бы заняться расследованием сами.

У Николаса вырвался смешок.

— Прекрасно — еще два неумехи, которые ничего не понимают в том, как проводятся расследования. В тебе играет юношеский авантюризм, Эдвард.

— Эта идея не так безумна, как вам кажется, — возразил он. — В нападении на Яворов участвовал маг, и, возможно, не один. Кто знает о волшебстве больше, чем сами волшебники? Ищейки, хоть самые лучшие, не знают о нем ничего, а мастера поиска в Дивейде нет. Зато мы с вами могли бы разобраться в том, чего они не понимают и на что даже не обратят внимания, — Николас отмахнулся, но Эдвард продолжал, придвинувшись к нему и нависнув над столом. — Мистер Катэн, вы не раз признавались, что у вас огромный багаж теоретических знаний, которые вы не применяли из-за того, что они отвлекали вас от создания печатей. Может быть, настала пора их применить?

— И что я смогу сделать? — Николас с недоумением пожал плечами. — В лучшем случае сказать, что мастер погоды, который наслал на экипажи туман, действует по системе Элиаса, а не Лавуа, и то — если увижу, как он колдует. Эдвард, — мягко произнес он, заметив, как помощник поджимает губы, — каждый человек должен заниматься тем, чем он должен заниматься. Однажды ты станешь мастером печатей. Ты помнишь основные принципы, которым, в отличие от учеников, должен следовать каждый мастер? Один из них — служи народу, но не погружайся в его суету. Все эти метания, догадки — это и есть суета. Мастера должны ее избегать, иначе они не смогут выполнять задачи, для которых предназначены. Моя задача — создавать первоклассные печати. Как и твоя, между прочим, — помедлив, он добавил: — И ты достигнешь в этом потрясающих успехов, даже превзойдешь меня, если не будешь рассеивать свое внимание на чужие задачи. Для этого есть полиция. Все жалуются, что она бесполезна, но, может, просто дать ей выполнять свою работу?

Если Эдвард и был польщен похвалой, то не подал виду. Он разочарованно откинулся на спинку кресла.

— Вы делаете огромную ошибку, мистер Катэн, не желая видеть ничего, кроме печатей. Может быть, нам не удалось бы отыскать убийц, и все же мы могли сделать хоть что-то. А теперь Монро будет натравливать на нас газетчиков, расследование продлится год-два и завершится ничем, как это обычно бывает, а Сесилия за это время умрет или станет такой же, как те, кто ее похитил.

От упоминания о девочке Николас загрустил еще сильнее. Но что он мог? Он не детектив и не следопыт, и шансов прийти к неверному выводу у него чуть ли не больше, чем у Монро. Помочь Николас не был способен, зато испортить расследование — сколько угодно.

— Это бестолковый спор, — устало сказал он. — Давай лучше выпьем чая и обсудим, как нам теперь выстраивать нашу деятельность в отношении печатей. Сторонних заказов однозначно станет меньше, а без дополнительных средств к существованию, думаю, не хочет остаться ни один из нас. Только нужно спуститься в столовую, а здесь хорошенько проветрить. От дыма у меня режет глаза.

Эдвард кивнул, и они вышли из кабинета. Шагая вниз по лестнице, Николас услышал слабый стук в дверь, совсем не похожий на недавний грохот. Вряд ли это были репортеры.

— Кто там, Джон? — позвал он дворецкого, который только что выпроводил незваных гостей и стоял у входной двери.

— Нищие, сэр, — недовольным тоном ответил тот. — Дети, утверждающие, что они сироты.

— И чего они хотели?

— Вероятно, подаяние, сэр.

— Позови их обратно и отнеси им с кухни чего-нибудь поесть. И половину пирога, который испекла Китти.

— Пирога, сэр? — изумленно переспросил дворецкий.

— Именно, — раздраженно из-за того, что приходится повторять, сказал он. — Нужно "поблагодарить" журналистов за то, что из-за них у меня пропал аппетит как минимум на неделю.

— Я видел этих "сирот", когда шел к вам, — тихо произнес Эдвард. — Подростки, которые вполне могли бы работать вместо того, чтобы выпрашивать милостыню. Они просто бездельники, а вы собираетесь их кормить.

Николас покачал головой. Как жестоко!

— Они дети, Эдвард. Как можно судить о них по единственному взгляду?

— Я могу судить о них потому, что сам начал работать с десяти лет, когда мне нечего было есть.

— Теперь понимаю, отчего ты такой суровый. Может быть, если бы кто-то в детстве принес тебе пирог, ты бы не так черство относился к другим людям.

Помощник какое-то время молчал, замерев на ступеньке и пристально глядя на нанимателя.

— Вы заботитесь о сирых и убогих — не спорю, это благородно. Но объясните, пожалуйста, мистер Катэн, кто принесет пирог Сесилии Ольстен, которая сейчас, может быть, умирает от голода где-нибудь в разбойничьем притоне и которую вы отказываетесь искать?

Этот выпад застал Николаса врасплох, и он застыл в самом низу лестницы с нелепо открытым ртом. Подобрать слова ему удалось не сразу.

— Я не отказываюсь ее искать, а всего лишь не лезу не в свое дело, которым и так занимаются компетентные люди! — сердито произнес он. — И вообще, я уже дал понять, что не хочу больше обсуждать эту тему. Вместо нее нам стоит поговорить о нашей работе.

— Как пожелаете, сэр, — легко поклонившись на манер Джона, сказал Эдвард и, не оборачиваясь, быстро направился к столовой.

Николас хмуро проводил его взглядом. На эту плохо завуалированную издевку следовало бы оскорбиться. Наверное, он так бы и сделал, если бы глубоко внутри не чувствовал, что Эдвард в чем-то прав.

Глава 8

Просторная зала полнилась светом. Горели газовые лампы в тонких плафонах; на столах стояли свечи — очаровательная принадлежность богатых домов, хозяевам которых она была по карману; маленькими радужками вспыхивала большая хрустальная люстра. Но, пожалуй, гораздо больше блеска, чем они, давали гости званого вечера — сливки дивейдского общества.

В глазах рябило от дамских платьев из тафты, муслина и парчи. Спутники дам вовсю стремились их перещеголять. Старомодные черные фраки, как у Николаса, дополнялись яркими цветами в петлицах и изысканными тростями. Между всем этим разноцветьем сновали слуги, разносившие закуски и напитки. Только-только наступил разгар вечера, начиналось настоящее веселье, но у Николаса, стоило ему зайти в зал, мгновенно заболела голова.

Одна из дам, проходя мимо, задела его юбкой на жестком кринолине, и Николас шагнул вбок. Не рассчитав, он нечаянно толкнул молодого мужчину во фраке, чьего имени — да и лица — не помнил. Тот, еще даже не обернувшись, процедил сквозь зубы проклятье.

— Прошу прощения, сэр, — искренне сказал Николас.

— Вам следует смотреть, куда идете, — резко произнес он и вдруг прищурился, разглядывая его. — Постойте-ка, а это не вы тот маг, который присвоил драгоценности покойной баронессы Ольстен?

К щекам Николаса прихлынула кровь. Что этот человек себе позволяет! Впрочем, он вряд ли контролировал свои действия — его щеки раскраснелись, в глазах стояла пелена тумана, а движения были слишком плавными. Мужчина определенно перебрал шампанского, бокал с которым покачивал в руке.

— Вы обознались, — буркнул Николас.

— Нет-нет, я уверен, что...

Наглец потянулся к нему, и Николас, вдруг испугавшись непонятно чего, бросился в противоположном от него направлении.

Вслед ему понесся возглас, который, к счастью, потонул в игравшей музыке. Николас перевел дыхание только в другом конце зала, убедившись, что бесцеремонный незнакомец за ним не последовал. Успокоившись, он укорил себя за позорное бегство. Надо было бы кликнуть Джона, который затерялся где-то в толпе, или призвать молодого нахала к соблюдению приличий, но это значило привлечь к себе всеобщее внимание и почти наверняка выставить себя в еще более худшем свете, чем сейчас. Связываться с пьяными — себе дороже.

Вспомнив о том, что он находится на званом вечере, где у большинства посетителей нет иной цели, кроме как набраться за чужой счет алкоголем, Николас сердито стиснул в пальцах карточку с изящно выведенными буквами. Стоило ли принимать традиционное приглашение от лорда Говарда Даррени на празднование Дня согласия? Этот праздник, знаменовавший окончание давней кровавой войны между человеческими и Чужими королевствами, всегда отмечали на широкую ногу, и Даррени созывал к себе всех представителей благородных семей. На сей раз приглашение запаздывало, и Николас, решивший, что из-за дурацких статей его теперь не захотят видеть ни в одном приличном доме Дивейда, уже намеревался сделать вид, будто он все равно не собирался сюда приходить. Но конверт все же доставили, и Николас заколебался. Даррени был не самым приятным человеком — а по правде сказать, совсем неприятным, излишне прямолинейным и категоричным. Однако он был потомственным аристократом и дальним родственником королевской семьи, но что гораздо важнее — главным судьей Дивейда и вторым человеком после мэра. С такими людьми нужно дружить, особенно если тебя подозревают в преступлении, которого ты не совершал.

Теперь же Николас начинал думать иначе. Последнее время в городе не случалось ничего экстраординарного, и теперь все дивейдцы бурно обсуждали преступление в Туманном лесу. Чаще всего в разговорах звучали имена Николаса Катэна и его ассистента, Эдварда Эркана. Спустя пять дней молва достигла такого масштаба, что в Дивейде, наверное, не нашлось бы ни единого человека, который не считал, что Николас и Эдвард если не собственнолично убили Яворов, то по крайней мере приложили к этому руку. Все плевали на то, что еще никто не собрал против них надежных улик, ведь главное — передать животрепещущий слух и насладиться грязными подробностями чужой жизни! Ладно бы чернь, но высший свет не отставал от нее, и вечер грозил приобрести звание отвратительнейшего за всю жизнь Николаса, который и без того не выносил скопления людей. Польза, которую можно было извлечь из посещения этого мероприятия, похоже, не перевесит потраченные нервы.

Тем не менее он сюда уже пришел, а значит, нужно было сделать хоть что-то кроме убегания от нетрезвых молодых людей. Николас огляделся. Даррени нигде видно не было, зато неподалеку сидел пожилой лорд Коннайт — представитель древней местной аристократии и на редкость трезвомыслящий человек. С ним следовало бы поговорить, но в данный момент он уминал салат с омарами, и отрывать его от этого занятия, пожалуй, не следовало. Рядом с ним на что-то кривился предприниматель Эот, полукровка родом из Лисьего королевства. Те, в чьих венах текла кровь жителей Чужих королевств, с трудом переносили последствия Коллапса, и, возможно, именно поэтому Эот, вопреки обычаю, не стал принимать полностью человеческий облик — на его остром лице топорщились тонкие лисьи усы. Помня об обвинениях в якшании с разными нечистоплотными обитателями Чужих королевств, Николас отвернулся от Эота, и его взгляд упал на родственника мэра, который потягивал вино в компании двух юных миловидных сестер. Они были не очень хорошо знакомы, но начать можно было хотя бы с этого.

Николас успел сделать несколько шагов, когда на его плечо фамильярно легла чья-то рука. Он вздрогнул, подумав, что его все-таки нагнал тот нахальный пьянчуга, но голос был совсем другим — жестковатым баритоном.

— Мистер Николас Катэн собственной персоной! Честно признаться, думал, я вас сегодня здесь не увижу. Как поживаете?

Толстые губы лорда Даррени ширились в улыбке. Его пышная шевелюра слегка растрепалась, белая роза в петлице дорогого фрака немного пожухла, свидетельствуя, что хозяин развлекается не первый час. Однако зеленые глаза под тяжело нависавшими веками оставались пронзительно ясными и смотрели на гостя неласково, невзирая на бурный прием. Взгляд худощавого мужчины с родинкой возле уха, который стоял по левую руку от судьи, тоже не отличался приветливостью, хотя от него Николас ожидал совсем иной реакции. Уильям Инфидел, франтоватый владелец текстильной фабрики, часто заказывал у него печати и всегда оставался доволен выполненной работой. Они даже несколько раз ужинали вместе, и Николас считал его чуть ли не своим другом, если у него вообще могли быть друзья.

— Добрый вечер, лорд Даррени, мистер Инфидел, — поздоровался он. — Мои дела идут неплохо.

— Не обманывайте судью, — усмехнулся Даррени, погрозив пальцем. — Умение отличать ложь от правды — мое профессиональное умение. Кроме того, дорогой Николас, я читаю газеты, а если верить им, то у вас большие проблемы.

С ним определенно было сложно общаться. Он не считал себя обязанным придерживаться хотя бы элементарного такта, но попытка отплатить той же монетой дорого обошлась бы обидчику второго человека в Дивейде.

— У меня не может быть проблем, поскольку я не виноват в прегрешениях, которые мне пытаются приписать, — мягко произнес Николас.

— Это решит суд, — Даррени похлопал его по плечу. — Если он, конечно, состоится.

Лорд рассмеялся, не замечая обескураженного вида Николаса, и повернулся к Инфиделу.

— Как вы полагаете, Уильям, у нашего друга есть шансы не попасть под суд? Полиция, как всегда, хранит таинственное молчание, но газетчики откуда-то точно знают, кого винить и уже пять дней подряд травят нашего несчастного друга...

— Прошу прощения, — прервал фабрикант. Его тонкие губы сложились в презрительную гримасу. — Боюсь, что я не могу называть человека, который совершил такое ужасное преступление, своим другом. Ах, вынужден извиниться второй раз. Кажется, меня зовет жена.

Он удалился под совместными удивленными взглядами и Николаса, и Даррени. В группе гостей, к которым Инфидел после этого присоединился, его жены не было и в помине. Даррени покачал головой и ловко подхватил бокал с подноса проходящего мимо слуги.

— И вы говорите, что ваши дела неплохи?.. Вы поникли, — он протянул Николасу шипучую жидкость. — Выпейте лучше шампанского и попробуйте сегодня развеяться. Вероятно, завтра вас ждут новости похуже, чем внезапная потеря расположения Уильяма и ему подобных фанфаронов.

Николас вскинул ладонь, отказываясь от алкоголя. Нелюбезное поведение Инфидела, который обычно был настроен более чем благожелательно, слишком сильно его расстроило. Пожав плечами, лорд отхлебнул шампанского сам.

— Вы сказали, новости похуже? — переспросил Николас, вдруг осознав его последние слова. — Что вы имеете в виду?

Даррени взял его под руку и повел послушно последовавшего за ним Николаса мимо музыкантов, которые негромко наигрывали вальс.

— А то, что если наши пропащие писаки в кои-то веки правы по поводу вас, то я на вашем месте вознес бы Богу молитвы и сегодня же уезжал из города. Пару часов назад Сесилия Ольстен живая и невредимая вернулась в Дивейд.

— Что?! — Николас остолбенел. Хвала Господу, девочка цела! — Но как...

— О, я знаю не больше, чем вы, — признался Даррени, прищурив на него хитрый изумрудный глаз. — Мой слуга видел ее в сопровождении полицейских возле Адальбертхолла. Я собираюсь объявить эту новость через полчаса, когда буду держать речь перед гостями. Сегодня День согласия — разве можно придумать лучший момент для такого счастливого события?

— Вы уверены? — спросил он. — Это точно была Сесилия?

— Увольте, Николас! — притворно возмутился лорд. — Судьи говорят правду и только правду. Если кто-то и будет виноват в роспуске ложного слуха, то это мой слуга. Но он клялся, что это или внучка покойной баронессы, или ее сестра-двойник, а так как он за годы службы зарекомендовал себя честным малым, то я не вижу причин в нем сомневаться.

— Почему вы мне сообщаете все это раньше, чем остальным?

— Мне просто любопытно, как вы поступите, — Даррени сделал еще один глоток шампанского. — Не исключено, что мне придется вас судить. Я бы хотел заранее начать составлять мнение, если позволите.

От его откровенности пробирало морозом по коже. Николаса передернуло, и он силой заставил себя улыбнуться.

— Я благодарю вас за доверие, лорд Даррени, но мне нечего бояться. Хотя я бы предпочел увидеться с Сесилией, чтобы попросить у девочки прощения и принести соболезнования. Скорее всего, она винит меня в трагедии, пусть я и не имею к этому никакого отношения.

— Да, именно так, — он со странной усмешкой кивнул. — Что ж, тогда не буду мешать вашему отдыху. В конце концов, ради него мы все здесь и собрались.

Мгновение — и Даррени уже брал под локоть другого гостя, уводя его в сторону и о чем-то заговорщицки шепча на ухо. Николас в его сторону больше не поворачивался — выискав в толпе Джона, он сердито сделал знак быстрее подойти к нему.

— Возьми скорее карету, — сказал Николас, как только дворецкий приблизился.

— Мы поедем домой, сэр? — уточнил тот.

— Не мы, а ты, Джон. И не домой. Ты повезешь леди Ольстен просьбу принять наш с Эдвардом визит.

Глава 9

Сесилия действительно вернулась, но они не попали к ней ни в этот день, ни в следующий. Каждый раз им отвечали отказом. Впору было думать, что Сесилия в самом деле считает двух магов повинными в смерти родственников, но в Адальбертхолл не пускали почти никого, и это Николаса немного утешало. Однако Эдвард не успокаивался и в конце концов уговорил его нанести девочке визит без предупреждения. Это было не совсем правильно, но в крайних случаях этикет подобное позволял, и Николас скрепя сердце согласился.

Газеты тем временем растиражировали новую сплетню: жертва жестокого нападения выжила, но не помнит, что с ней случилось. Из рук разбойников ее спас юноша по имени Риан Атэр, который заблудился в Туманном лесу и случайно наткнулся на небольшую группу подозрительно выглядящих людей. Увидев среди них измученную девочку, которая явно не принадлежала их компании, он воспользовался темнотой и сумел увести Сесилию, а затем вернуть ее в Дивейд.

Весь город пел хвалу смелому юноше — и Николас в том числе. Не только потому, что всеобщий восторг рыцарским поступком Риана заглушил слухи о пресловутой вине мастера печатей и его помощника. Нет, косо смотреть на них на улицах не перестали, но знать, что девочку спасли, было огромным облегчением.

Эдварда новость, однако, не обрадовала. Он сидел напротив, ссутулившись в узком наемном кэбе, и пытался читать свежую воскресную газету. Удавалось ему это плохо — экипаж пересчитывал колесами каждый булыжник на мостовой и взлетал на ухабах, которых на дивейдских дорогах было предостаточно.

— Не нравится мне это, — пробормотал он, наконец сложив газету и бросив ее на облезлое сиденье кэба.

— Что именно?

В этот момент экипаж так тряхнуло, что они чуть не полетели друг на друга. Жесткий воротничок рубашки больно впился Николасу в кожу, и он судорожно ослабил стягивающую горло бабочку. Кэбы были очень сомнительным удовольствием — в них дурно пахло, было грязно, а про аккуратность езды и говорить не стоило. Но, увы, они отличались гораздо большей дешевизной, чем кареты, а Николас начал экономить деньги. Все они понадобятся на хорошего адвоката, если дурные предсказания Даррени сбудутся.

— История с этой девочкой, — пояснил Эдвард, уцепившись за сиденье, чтобы ненароком не упасть.

— Разве плохо, что она вернулась? — поразился Николас. — Вы же сами предлагали ее искать!

— То, что она вернулась, это прекрасно. Я о другом, — кэб поехал по ровному участку, и помощник, выдохнув, устремил взгляд за окно. Там проплывали мимо городские особняки, укутанные пасмурной дымкой. — Зачем вообще кому-то понадобилось ее красть? Сесилия слишком мала, да и когда вырастет, будет далеко не красавицей, а среди служанок Яворов было достаточно симпатичных девушек. Я бы скорее ожидал, что разбойники умыкнут кого-то из них, но ни одну даже не тронули.

Николас хмыкнул. Еще бы Эдвард — молодой одинокий мужчина — не обратил внимания на миловидных служанок.

— Леди Ольстен — богатая наследница, — напомнил он.

— Ей десять лет! Она не может сама распоряжаться большей частью своего состояния, а после гибели опекунов за нее некому платить выкуп. Зачем простым разбойникам ее похищать?

— Какая разница? — Николас пожал плечами. — Главное — ее спасли, а этот юноша, Риан, сможет описать ее похитителей. Хочется верить, что убийц Яворов все же поймают и справедливо накажут.

Эдвард скорчил гримасу, демонстрируя свои сомнения по этому поводу. Полиция далеко не всегда лучшим образом справлялась со своими обязанностями, а проблемы простого люда вообще частенько игнорировала, так что недоверие к ней было оправданным. С другой стороны, она ведь тоже пострадала из-за Коллапса, лишившись почти всех мастеров поиска...

— Адальбертхолл! — прокричал снаружи кучер.

Кэб замер, напоследок дернувшись так, что у Николаса клацнули зубы.

— Побрали бы черти всех кэбменов, — сварливо сказал он, неуклюже выбираясь из экипажа.

Помощник помог ему спуститься, и Николас несколько мгновений постоял на тротуаре, приходя в себя после сумасшедшей езды. Взгляд его против воли притянул возвышающийся над улицей Адальбертхолл. Это здание всегда восхищало Николаса, хотя у него был собственный особняк. Небольшой и старомодный Солихолл не шел ни в какое сравнение с величественным имением баронессы Ольстен — это был целый замок с гордыми шпилями, круглыми башенками и пафосными галереями. Он больше походил на владения королевского отпрыска, чем на дом барона.

Однако сцену, которая происходила на его крыльце, никак нельзя было назвать соответствующей тому впечатлению, который вызывал Адальбертхолл. Невысокий лысый человек в ливрее ожесточенно ругался с привратником, который грубо ему отвечал и под конец чуть ли не вытолкнул на ступеньки. Когда дверь с треском захлопнулась, мужчина в сердцах швырнул на каменные плиты саквояж и громко выругался. Отдышавшись, он все-таки подхватил сумку и зашагал прочь от крыльца.

— Кажется, Сесилия сегодня опять не принимает, — разочарованно произнес Николас.

— Не уверен, — сказал Эдвард. — Сэр, пожалуйста, постойте! — окликнул он человека, которого выставили из Адальбертхолла. Мужчина резко обернулся и уставился на Эркана таким взглядом, словно ожидал, что тот набросится на него диким зверем. — Вы не подскажете, баронесса снова не принимает посетителей?

— Да если бы! — ответил человек. Его плоское лицо было перекошено от злости. — Принимать-то она принимает, да не тех, кого нужно. Вы видели этого деревенщину? Его только вчера вечером взяли дворецким, а он уже возомнил, будто имеет право увольнять старых слуг. Этот гоблинский сын даже не объяснил, за что меня выкидывают, и не дал толком собрать вещи!

Он в ярости потряс кулаком. Приглядевшись внимательнее, Николас узнал мужчину — он всегда сопровождал старую баронессу, когда та делала выходы в свет. Причина его негодования сразу стала понятна. Проведя столько лет в услужении семье Ольстен, он не думал, что однажды может лишиться своего места.

— Значит, леди Ольстен набирает новых слуг? — хрипло спросил Эдвард.

— Скорее этим занимается мистер Атэр. Он гостит в Адальбертхолле всего три дня, а распоряжается им так, будто это его родовое поместье. Пускай газеты пишут про его великую храбрость, но, по-моему, он тот еще прохвост. Жаль, что леди круглыми сутками остается рядом с ним. Боюсь, он дурно на нее повлияет. А его сестра и того хуже... Хотя что я говорю... Вы ведь хотели посетить ее? Ну, тогда вам не избежать общения с Рианом Атэром!

Он выплюнул это имя с такой экспрессией, будто винил в своем увольнении не кого-то, а именно Риана. Это вполне могло быть на самом деле — вряд ли новый дворецкий стал бы избавляться от старых слуг без указания хозяев. Но чтобы спаситель юной баронессы, фактически чужой человек, позволял себе подобное поведение?.. Николас покачал головой. Нечто странное творилось в Адальбертхолле. Жаль, что в живых не осталось никого из родственников, кто мог бы присмотреть за сиротой.

— Мы благодарим за предупреждение, — сказал он. — Надеюсь, вы найдете себе подходящее место.

Лицо слуги смягчилось.

— Спасибо, мистер. Надеюсь, что и вы добьетесь того, ради чего сюда приехали.

Когда он отошел на достаточное расстояние, Эдвард, подняв бровь, вопросительно взглянул на задумавшегося Николаса.

— Катастрофически не везет Сесилии, не так ли? Стоило спастись из лап бандитов, как появляется человек, прибирающий к рукам всех ее слуг.

— Если я правильно понял, на что ты намекаешь, то твои догадки ничем не лучше тех, что мог бы сделать детектив Монро, — Николас скривил губы. — И вообще, Эдвард, брось уже сказочную идею с собственным расследованием. Это не наше дело. Мы здесь только для того, чтобы заверить леди Ольстен в отсутствии злых намерений и принести соболезнования.

— Да, мистер Катэн, — покорно кивнул помощник.

Вздохнув, Николас направился к крыльцу Адальбертхолла. Ох уж эта молодежь — что Чарльз Монро, что Эдвард... Не исключено, что пресловутый Риан и правда всего лишь очередной пройдоха, который вдруг обнаружил, что спас богатую сироту и попытался использовать юную и неопытную баронессу в своих целях. Но видеть во всем заговор — это уже слишком.

Глава 10

В гостиной было сумрачно. Полдень за окном был темным из-за собирающихся туч, вдобавок длинные узкие окна были задвинуты занавесками. Эдвард мрачным изваянием замер у стылого камина, изучая резное панно и маленькие круглые портреты семьи Ольстен на каминной полке. Сидевший в кресле Николас сложил на груди руки и недовольно покачивал одной ногой, закинутой на другую. Сесилия заставляла гостей ждать больше пятнадцати минут, и за все время никто не удосужился ни объяснить, почему она задерживается, ни предложить чая. Уволенный слуга был прав: новому дворецкому определенно не хватало знания этикета — и просто ума.

Впрочем, следовало радоваться, что их вообще приняли. Николас точно не был уверен, почему это произошло — то ли потому, что они пришли третий раз подряд, то ли потому, что с привратником беседовал Эдвард, который после этого очень странно улыбался... Николас не знал, что тот сказал слуге, но результат был налицо — их впустили, объявив, что баронесса скоро соизволит спуститься.

Гостиную, где в прошлый раз они с дамами пили чай и устраивали "гадание", Николас узнал с трудом. Дело было не только в зашторенных окнах. Адальбертхолл внутри вообще мало походил на то здание, которое Николас видел две недели назад. Многие комнаты, растворенные настежь прежде, сейчас были заперты, а в нескольких открытых кто-то сдернул с мебели все полотняные покровы. Вазы стояли неаккуратно, кое-где на спинках стульев или диванах были забыты неуместные мелочи вроде шейных платков или ножниц. Заботливых рук миссис Явор, как и вообще заботы, здесь больше не чувствовалось. Хотя в прессе написали, что Сесилия не захотела уезжать в Фелтиррен и отказалась от продажи Адальбертхолла, все выглядело так, будто дом уже перекупили и владелец начал менять обстановку под свой вкус.

А через несколько минут Николасу и Эдварду представилась возможность составить мнение и о новых хозяевах особняка.

Сначала Николас подумал, что в гостиную идет только юная баронесса — в коридоре послышался стук крошечных каблучков. Но первым, мягко ступая по полу, в помещение вошел юноша лет двадцати с длинными смоляными волосами. Красный сюртук, обшитый черным кружевом, был широко распахнут, открывая кристально белую рубашку; высокие сапоги как будто только вчера стояли на витрине самого дорогого магазина Дивейда. Голубые глаза, ярко сверкавшие на привлекательном загорелом лице, довершали облик этого необычного молодого человека. Николас прекрасно понимал, почему газетчики не умолкая пишут о Риане Атэре — а это, без сомнения, был он. При взгляде на него виделся не скромный джентльмен родом из окрестностей Дивейда, а по меньшей мере граф.

Следом за ним в комнату впорхнула стройная женщина в платье тех же тонов, что у Риана Атэра. Она казалась старше него, но определить ее истинный возраст Николас затруднился. Лицо у нее было забелено, брови густо подведены черным, а губы — алым, скрывая истинные черты. Невзирая на слой пудры, дама выглядела обворожительно. Даже больше — она в прямом смысле слова производила сногсшибательное впечатление, а ее наряду, хотя он и не нарушал приличий, оставалось совсем немного до вульгарности. Боковым зрением Николас заметил, как замер Эдвард, завороженный вырезом ее корсета. Пусть там все и было целомудренно прикрыто кружевами, но, будь Николас помоложе, сердце екнуло бы и у него.

На фоне этой красивой пары бледная и осунувшаяся Сесилия терялась. Она держалась за спиной Риана и, с головы до ног закутанная в траурное одеяние, походила на его тень. Как и спутники, девочка держала голову высоко поднятой, но если у Риана и Лилии это выходило естественно, то в ее позе сквозила напряженность, словно кто-то сказал ей, что аристократы ни в коем случае не имеют права опускать подбородок.

— Добрый день, леди Ольстен, — встав, поздоровался Николас.

Она присела в книксене, сделав это поразительно неуклюже. Николас изумленно взглянул на нее. Когда они встречались две недели назад, манеры девочки были почти идеальными — гувернантки наверняка потратили на ее воспитание немало сил. В этот же раз она двигалась, как марионетка, которую дергал за ниточки неопытный кукловод.

— Позвольте представиться, меня зовут Риан Атэр, — у юноши был тихий, вкрадчивый тенор, подобающий тому образу аристократа, который он создавал. — А это моя сестра Лилия. Она помогает леди Ольстен справиться с горем.

Он указал на женщину рядом с собой. Та чарующе улыбнулась, изящно склонившись в книксене. Странно, что Риан назвал ее своей сестрой. Кроме цвета нарядов, у них не было никакого сходства.

— Как вы наверняка знаете, это я вывел Сесилию из Туманного леса, — продолжал юноша. — Вы, полагаю, мистер Катэн и мистер Эркан? Слуги передали мне, что вы третий день подряд просите аудиенции с Сесилией.

— Да, — сказал Николас. Он кашлянул, собираясь с силами для речи, которую старательно готовил два дня. — Леди Ольстен, мы приехали, чтобы принести извинения и соболезнования...

Закончить ему не удалось — дверь вдруг открылась, и в гостиную шагнул дворецкий с подносом, на котором стоял чайный сервиз. Похоже, слуга не ожидал увидеть здесь хозяйку, потому что нелепо замялся на пороге, не зная, уйти ему или нет. Колебания продолжились ровно три мгновения, а затем, как будто так и надо, дворецкий с завидной невозмутимостью прошествовал мимо гостей к чайному столику.

— Не желают ли господа отведать чая? — спросил он.

Николас недоуменно покосился на него. Мало того что это человек нарушал все мыслимые правила этикета, он вообще не был похож на дворецкого. Жилистый, как докер, с обветренной кожей, он скорее подходил на роль садовника. Странно, что его приняли на работу.

Однако еще больше Николаса удивил Эдвард.

— Вы опоздали с ним минут на пятнадцать... — произнес он, подняв бровь. — Но мы бы не отказались, спасибо.

Дворецкий повернулся к юноше, его сестре и девочке.

— Леди, сэр, для вас принести приборы?

Сесилия молчала, невзирая на то что приказы отдавать должна была она. Вместо нее ответил Риан, и, хотя он улыбнулся, его взгляд, направленный на слугу, был уничтожающим.

— Само собой, Саймон, ведь наши гости не могут пить чай одни. И будь добр, не опаздывай снова.

Пока все рассаживались за столом, а дворецкий нес дополнительные приборы, в комнате висела тяжелая атмосфера. Казалось, что прекрасно чувствует себя одна Лилия — она с кошачьей грацией опустилась в кресло рядом с Сесилией, игриво щурясь на мужчин. Николасу от ее взглядов стало неловко. Впрочем, не только от этого. Он рассчитывал, что всего лишь уверит леди Ольстен в отсутствии злонамеренности и сразу уйдет, чтобы не досаждать бедной девочке. От Риана, хотя он все еще учтиво улыбался, тоже исходило недовольство. Наверное, он надеялся поскорее спровадить гостей, но сделать это после того, как болван Саймон предложил чая, а Эдвард зачем-то согласился, было грубо. И не менее грубо было напрашиваться на чаепитие. Николас послал помощнику несколько знаков, намекая на его возмутительное поведение, однако Эдвард вел себя как ни в чем не бывало. Если, конечно, не считать его повышенное внимание к юной баронессе.

Тот равнодушный, слегка неотесанный помощник, который каждый будний день приходил на работу к мастеру печатей, бесследно исчез. Вместо него появился галантный кавалер, который пододвигал Сесилии стул, изящно подавал ей фарфоровую сахарницу и заботливо, с чарующей хрипотцой интересовался, удобно ли леди и хорошо ли она себя чувствует. Он как будто не замечал, насколько сильно ее этим смущает. Сесилия избегала встречаться с ним взглядом, старалась повернуться к нему полубоком и терялась, когда он задавал ей вопросы.

На помощь ей, как правило, приходила Лилия. Это она принимала из рук Эдварда сахарницу, отвечала за леди Ольстен и вежливо, но решительно отгораживала ее от гостей. В этом не было ничего странного — девушка явно присутствовала здесь в качестве компаньонки для юной Сесилии. Обычно эту роль исполняла мать или другая родственница старшего возраста, но поскольку никого из них не осталось в живых, присматривать за ребенком могла любая аристократка.

Чем дальше, тем больше Николаса удивляло поведение Эдварда. Он скорее ожидал от помощника, что тот станет ухаживать за сестрой Атэра. Женщина явно была незамужней, а томные взоры, бросаемые из-под длинных ресниц, свидетельствовали, что она совсем не против завести с кем-нибудь роман. Однако Эдвард быстро справился с замешательством, которое произвел на него пышный бюст красавицы, и позволял себе только то, что требовала вежливость.

Зато Риан за попытками Эдварда угодить баронессе наблюдал исподлобья, а его раздражение только росло. Пока что спаситель Сесилии не казался настроенным против мастера печатей и его помощника, но если так пойдет дальше, то они приобретут еще одного врага, причем находящегося непосредственно рядом с девочкой. Что за игру ведет Эдвард и зачем ему это нужно?

— Леди Ольстен, — обратился к ней Николас, надеясь разрядить обстановку, — вам, должно быть, очень тяжело сейчас. Вы остались одна...

— Она не одна, — сказал Риан, наблюдая за тем, как дворецкий наливает в чашку красноватый чай. Николас пожевал нижнюю губу, раздосадованный тем, что его снова прервали. — Когда я вернул ее домой, полиция сообщила, что на нее может быть совершено новое покушение и лучше, если с ней постоянно будет находиться надежный человек. Я спас Сесилию, на мне лежит ответственность за нее, поэтому я решил остаться с ней до наступления ее совершеннолетия. Моя сестра вызвалась мне помочь. Вместе мы позаботимся о леди Ольстен. Так ведь, Сесилия?

Девочка, встрепенувшись, кивнула.

— Как удачно у вас все сложилось, — оценивающе произнес Эдвард, оглядывая Риана и Лилию. Видимо, ему тоже показалось подозрительным отсутствие между ними сходства. — А что ваша семья — они не возражали против вашего ухода? Мисс Лилия, ваши родители, наверное, скучают по вашей красоте.

Губы девушки приоткрылись в соблазнительной улыбке. Николасу стоило большого труда не таращиться на нее. Поразительно, как с такими... кхм... манерами она до сих пор не вышла замуж.

— Благодарю за комплимент, мистер Эркан, — низким голосом ответила Лилия. — Вы очень милы. Однако, боюсь, скучать по моей красоте некому. Моя дорогая мамочка умерла при родах, а папочку с его новой женой тоже постигла беда. Хорошо, что малыша Риана тогда оставили со мной...

Она тяжело вздохнула, не заметив, как поморщился брат. Вряд ли ему нравилось, что его называют малышом.

— Мои соболезнования, — склонил голову Эдвард.

— Не утруждайтесь, — сухо произнес Риан. — Мы давно свыклись с этим фактом и научились выживать в мире, который — посмотрим правде в глаза — жесток к сиротам. Именно поэтому лучшей кандидатуры, чем мы, для помощи Сесилии не найти.

— Может быть, вы еще и умеете сражаться, чтобы защитить ее от разбойников? — с немалой долей ехидства поинтересовался помощник.

— Я не самый виртуозный фехтовальщик в Дивейде, но моих умений для этого достаточно, — парировал юноша.

При взгляде на его руки Николас в этом засомневался. Среди молодых джентльменов было модно заниматься фехтованием (по крайней мере, бравировать этим), и он хорошо знал, как выглядят мозоли от шпаги. Ему и самому в молодости родители отчаянно пытались привить любовь к подобной активности, пока не осознали, что в качестве движения их сын признает только бег мысли. На ладонях Риана не было следов от фехтования. Если он этим и занимался, то совершенно точно не тратил на уроки много времени.

Его руки вообще не походили на руки аристократа — слишком жесткие, с уплотненной кожей на костяшках. Это были даже не руки клерка... Впрочем, в газетах утверждалось, что Риан хоть из благородного рода, но бедного. Такие семьи несчастны вдвойне — дети в них часто и хотели бы стать простыми ремесленниками, но не имели права опозорить свой герб. Выкарабкивались из нищеты все по-разному, и кто знает, чем Риану приходилось зарабатывать на жизнь?

— К тому же, — продолжал юноша, — одного меня мало, чтобы противостоять целой банде разбойников. Поэтому я помогаю Сесилии заменить слуг, чтобы среди них было больше тех, кто способен дать бандитам отпор.

В этот момент Саймон чуть не ошпарил Эдварда, пытаясь попасть чаем в чашку. Может быть, он неплохо дрался в кулачных боях, но работа дворецким все же подразумевала нечто иное.

— Леди Ольстен, кажется, вы в надежных руках, — пробормотал Николас.

— Риан лучший из защитников, — заговорила девочка. Ее голос был тихим, но твердым. — Мне не нужен никто другой.

— Всецело поддерживаю, — согласилась Лилия. — Вместе с Рианом я всегда чувствовала себя, как за каменной стеной, пускай он меня и младше. Ах, как он гонял от меня деревенских мальчишек!..

Юноша кашлянул, укоризненным взглядом призывая сестру не продолжать. Та игриво повела плечами, но замолчала.

— Если вы так считаете, значит, так и есть, — ответил Николас, сомневаясь в собственных словах. — И все-таки, леди Ольстен, если вам когда-нибудь что-нибудь понадобится, вы можете не стесняться и обращаться ко мне. Я помогу вам всем, чем только смогу.

— Спасибо, — коротко поблагодарила она.

Хотя все уже приступили к чаепитию, Сесилия к своему чаю не притронулась. Она сидела, чинно сложив руки на коленях, словно боялась, что если поднесет чашку ко рту, то сразу растает, как фея из старой сказки. Прямо перед ней стояла вазочка с печеньем — тем же самым, по которому она так вздыхала при прошлой встрече. На сей раз Сесилия на него даже не глядела, и Николасу это показалось странным. Больше ей некому было указывать, что и когда есть. Разве дети не должны радоваться этому и сразу бросаться на сладости, поедая их вместо завтрака, обеда и ужина? С другой стороны, что он знал о детях? Возможно, баронесса уже наелась конфет или настолько сильно переживает из-за гибели тети и дяди, что кусок не лезет ей в горло.

— Леди Ольстен, когда мы встречались раньше, вы были очень оживленной, а сегодня так подавлены, — отставив чашку, произнес Эдвард. — Мне грустно видеть вас такой. Помнится, вам очень понравились фокусы, которое я вам тогда показал. Хотите попробовать еще раз? Готов поклясться, что вам понравится.

Сесилия неуверенно взглянула на Лилию и Риана. Видимо, их мнение стало для нее важнее, чем разрешение тети Элли, которую девочка раньше не особенно слушала, уговаривая Эдварда "поколдовать".

— Я думаю, это будет некстати... — начал Риан, однако помощник уже поднялся с кресла и наклонился к Сесилии, протягивая ей колоду.

Не ожидавшая этого Лилия отпрянула, а на лице юноши впервые проявились истинные эмоции — разозленность настырностью гостя. Николас же чуть не поперхнулся горячей жидкостью. Чего Эдвард добивается таким вызывающим поведением? Хочет окончательно настроить баронессу и ее новоявленного защитника против себя? В тюрьму его за это не посадят, но в обществе он будет ославлен вдвойне. Хотя что ему это общество... Эдвард вел уединенный образ жизни, друзей в Дивейде он так и не завел, да и вообще он мог просто собрать вещи и уехать обратно на родину, в Конглобар. А ему, Николасу, придется как-то жить тут, тщетно убеждая высший свет в том, что он не имел никакого отношения к сумасбродствам ассистента...

— Возьмите карту, — Эдвард освободил место на столе и ловким движением распахнул колоду веером, так чтобы карты легли изображениями вниз. — Вы помните, что нужно делать?

Сконфуженная Сесилия вжалась в спинку кресла, придвинувшись к Риану.

— Простите... Последние дни до... до Туманного леса не очень хорошо отложились в моей памяти. Вы не подскажете?

— Конечно, — с готовностью ответил Эдвард. — Выберите одну карту, посмотрите на нее, не показывая мне, а потом положите обратно в колоду и перемешайте.

Она боязливо потянулась к колоде. И в этот момент Николаса как будто ударили по голове. Он уставился на девочку, забыв и про чай, и про дурацкие фокусы Эдварда, и про все на свете.

Это были не руки Сесилии.

Еще минуту назад все было в порядке. Николас хорошо помнил по-фейски хрупкие пальчики и молочную кожу настоящей леди Ольстен и мог бы поспорить, что сахар пять минут назад насыпали в чашку именно ее руки. Однако за прошедшее время что-то случилось. Из-под черных кружев виднелась грубая, покрытая цыпками кожа, а пальцы скорее принадлежали дочке ремесленника, чем прирожденной леди, которая почти весь день читает книги, вышивает и учится играть на музыкальных инструментах. В памяти Николаса вдруг всплыли слова лорда Даррени: "...это или внучка покойной баронессы, или ее сестра-двойник". Могла ли это быть другая девочка, как две капли воды похожая на нее? Нет, невозможно. Острый носик, крошечная родинка на подбородке — это точно была Сесилия. Но у ребенка с огрубевшими руками и загаром от частого пребывания на улице не может быть такой бледности, которая отмечала округлые щеки баронессы и появилась от недостатка свежего воздуха. И никаким гримом этого добиться было нельзя.

Вывод, который из этого следовал, Николасу совершенно не нравился. Кто-то подменил Сесилию другой девочкой, подправив ей внешность с помощью магии, и вдруг у него то ли закончились силы, то ли что-то пошло не так. Эдвард, наверное, заметил это гораздо раньше — вот как объяснялось его настойчивое желание разговорить баронессу. Или, точнее, лжебаронессу.

Сесилия взяла карту, перемешала колоду и отдала ее Эдварду, который, естественно, угадал выбранный рисунок — и все это время Николас не мог заставить себя отвести от девочки глаза. Чем дольше он ее изучал, тем больше убеждался, что она абсолютно не похожа на ту леди Ольстен, которая две недели назад здесь же хлопала в ладоши и просила продолжить забаву. Где же сейчас находилась подлинная Сесилия? И что им теперь делать?

Человек, который создал ее лицо, должен быть опытным мастером иллюзий, или он не смог бы с такой точностью повторить внешность баронессы. Николас пристально изучил Риана. Для мастера он был слишком молод, да и сразу обвинять его в злонамеренности было бы опрометчиво. Юноша ведь никогда раньше не видел Сесилию и мог искренне верить, что спас подлинную леди Ольстен.

Тогда Лилия?.. Нет, исключено. Если бы девушка была мастером иллюзий, она бы не использовала косметику. Такие маги умели закреплять собственный поддельный образ так, что он не слетал до полного обессиливания. Поддерживать же иллюзию на другом человеке было гораздо сложнее.

— Что-то случилось?

Голос Риана вырвал его из задумчивости. Сдвинув брови, юноша настороженно оглядывал гостя. Николас запоздало сообразил, что все это время таращился на Сесилию. Хорош же он! Так легко и Эдварда переплюнуть.

— Прощу прощения. Я... — Николас судорожно поискал причину, которая могла бы послужить для его оправдания. — Каждый раз, когда я смотрю на леди Ольстен, то не могу не думать о том нападении. Наверное, это было ужасно.

— Да, — хмуро подтвердил Риан. — Извините за откровенность, но мы бы предпочли вспоминать об этом как можно меньше.

В его интонации Николас уловил прозрачный намек на то, что гостям пора уйти. Сесилия, услышав нотки недовольства в голосе спутника, отвернулась от Эдварда, который в этот момент собирался демонстрировать очередной фокус, и внимательно посмотрела на Риана. Прочитав на его лице одни только ей понятные знаки, она вдруг утомленно произнесла:

— Извините, мистер Эркан, я что-то устала. Может быть, мы продолжим как-нибудь потом?

— Как пожелаете, леди, — Эдвард, эффектно собрав колоду, спрятал ее во внутреннем кармане сюртука. — А когда вы захотите продолжить? — с наигранной наивностью спросил он. — Или, может быть, мисс Лилия пожелает присоединиться к нашей забаве?

Если он рассчитывал, что ему ответит девочка или ее компаньонка, то он сильно ошибался. Командовал в этом доме Риан.

— Это будет зависеть от самочувствия Сесилии, — сказал юноша после того, как баронесса устремила на него беспомощный взгляд. — После испытаний, что выпали на ее долю в Туманном лесу, она быстро устает. Я думаю, мы пришлем вам письмо, когда она окончательно выздоровеет.

— А как насчет вас, мисс Лилия? — настаивал на своем Эдвард. — Я знаю, женщины любят гадания, тем более такие прекрасные, как вы. Не будете ли вы с вашим братом против, если как-нибудь я приглашу вас на сеанс?

Риан собирался что-то возмущенно сказать, но не успел. Лилия рассмеялась тихим грудным смехом, обмахнув якобы разгоревшееся от смущения лицо ладонью. Конечно, под белилами румянца видно не было.

— Мистер Эркан, вы так очаровательны! А я-то думала, что гадания интересны только женщинам. В другой момент я бы с удовольствием приняла ваше приглашение, а то, может, и научила бы чему-нибудь, — она подмигнула Эдварду, а затем всплеснула руками. — Но, увы, сейчас у нас уйма дел.

— Это действительно так, — тон Риана как будто ставил точку в этом вопросе. — Мы сильно заняты новыми обязанности и бумажной волокитой, связанной с переездом. Надеюсь, вы нас поймете и примете извинения за отказ.

— Разумеется. Вы тоже простите нас за назойливость, — Николас стал медленно подниматься, стараясь, чтобы пуговицы сюртука не задевали столешницу. — Пожалуй, мы и так вас слишком задержали, а у нас и самих простаивает работа.

— Мы были рады вас видеть, — ответил Риан, тоже поднимаясь и протягивая ему ладонь для прощального рукопожатия. — Спасибо, что лично посетили нас для того, чтобы принести соболезнования.

Однако вместо радости его глаза обжигали льдом, а безразличная Сесилия, казалось, целиком и полностью погрузилась в разглядывание своих атласных туфель. Изображать радушие пыталась только Лилия, но и у нее это выходило плохо. Во всех них было что-то неестественное, лживое. По позвоночнику Николаса прошла дрожь. Говоря о письме, Риан почти прямым текстом заявил, что не желает видеть здесь ни мастера печатей, ни его помощника, но Николас и сам ни за что не хотел бы посетить Адальбертхолл снова.

Дворецкий, решив окончательно испортить прием, торчал у них с Эдвардом за спиной все время, пока они одевались и забирали из стойки зонтики. Он делал это так навязчиво, что Николасу начало казаться, будто за ним не только следит Саймон, но и портреты многочисленных предков баронессы Ольстен сверлят ему затылок ненавидящими взглядами. Лишь выйдя на мостовую, Николас почувствовал себя более или менее спокойно.

Вдохнув сырого дивейдского воздуха, он оглянулся на Эдварда и обнаружил, что тот задумчиво вертит в руках одну из карт.

— И что девочка выбрала на сей раз? — осведомился Николас, вспомнив, какое значение помощник придавал своему "гаданию".

Тот молча отдал ему карту. На раскрашенном картоне одновременно плакал и смеялся человек в криво наложенном театральном гриме. Левая половина его одежды была темной, словно он пришел с похоронной процессии, правая — яркой, будто он собирался на костюмированный бал.

— Стив Пересмешник, — сказал Эдвард. — Сумасшедший актер, который постоянно притворялся другими людьми.

— И что это значит? — с нарочитым равнодушием спросил Николас.

— Вы ведь заметили, разве нет?

Что именно он заметил, пояснять не требовалось, и Николас ничего не ответил. Они с помощником смотрели друг на друга и в отражениях глаз видели одно и то же — Сесилия была совсем не той, за кого себя выдавала.

— С Рианом и Лилией тоже что-то не так, — убежденно произнес Эдвард.

— Хочешь сказать, что они не похожи на родственников?

Он фыркнул.

— Эта шлюха никак не может быть его сестрой.

Николас ощутил, как к его щекам приливает краска. Он оглянулся проверить, нет ли кого-нибудь рядом.

— Эдвард, что ты себе позволяешь! Хорошо, что нас никто не слышит. Ты и так перешагнул сегодня все границы, но оскорблять дам — это невозможно!

— Я не оскорбляю, я описываю род ее занятий, — буднично ответил помощник. — Отличить женщину легкого поведения от аристократки, которую та изображает, не сможет только тот, кто в жизни не посещал бордели.

Наверное, у Николаса был очень выразительный взгляд. Встретившись с ним глазами, Эдвард осекся и отвернулся.

— Простите, мистер Катэн. Я не думал, что вы... э... не хотел вас обидеть. В общем, не знаю, что там с ее благородными корнями, но замашки у нее, как у женщины, которая умеет обращаться с мужчинами.

— Некоторые отпрыски обедневших аристократических семей, к сожалению, вынуждены искать себе пропитание на жизнь и таким способом, — прохладно сообщил Николас. — Не нам ее судить. Но то, что подобная женщина остается под одной крышей с невинной девочкой, это, без сомнения, непорядочно.

— Вопрос в том, кто эта девочка, которая теперь живет в Адальбертхолле, — прищурился Эдвард.

Николас раскрыл зонтик — булыжники мостовой стали покрываться темными пятнышками от капель дождя.

— Я поеду в полицию. Нужно сообщить Монро о том, что леди Ольстен, скорее всего, все еще находится среди разбойников.

— Вы правда считаете, что он послушает вас? — искренне удивился помощник. — Полиция уже была здесь и видела Сесилию.

— Детектив должен будет по крайней мере проверить мои слова, — упрямо произнес Николас. Что за поразительное пренебрежение у Эдварда к полиции! — Полицейские в тот раз не знали, на что им обращать внимание. Девочка выглядит в точности как леди Ольстен и даже разговаривает, как она! Тот, кто не встречал ее раньше или видел, но мельком, может никогда и не догадаться, что ее подменили.

Помощник сокрушенно покачал головой.

— Я бы поспорил с вами на прибавку к жалованью, что вы ничего не добьетесь от Монро, но, во-первых, вы бы не стали на это спорить, а во-вторых, это было нечестно, потому что я абсолютно уверен в своей правоте. Повторяю, мистер Катэн: мы должны заняться расследованием сами, или эта история закончится чем-то похуже, чем увольнение бывших слуг Адальбертхолла.

— Жду тебя завтра в рабочее время, Эдвард, — обрезал Николас этот бессмысленный разговор.

Состроив недовольную мину, помощник приподнял цилиндр.

— Удачи вам, мистер Катэн.

Попрощавшись, он развернулся и быстро зашагал прочь. Николас хмуро уставился ему вслед. Хотя стук капель усиливался и булыжники мостовой сплошь потемнели от влаги, Эдвард не раскрывал зонтик, словно его занимали гораздо более важные вещи, чем какой-то там дождь. Долговязая фигура помощника выделялась среди немногочисленных прохожих, и его можно было еще долго наблюдать идущим по Герцогской улице, пока он не скрылся за поворотом. Эта дорога вела вовсе не к нему домой, а на окраину, в Крысятник, самый нищий район города. Что бы могло там понадобиться Эдварду?

Поймав себя на тщетных гаданиях, Николас раздраженно отмахнулся от мыслей о помощнике. Этот мужчина проработал на него всего четыре месяца, а уже пытался втянуть его в сомнительные авантюры. Он определенно слишком много на себя брал. Нет, пусть с Рианом, разбойниками, убийствами и всем прочим разбирается полиция. А Николас только предложит ей свою помощь, чтобы девочку как можно скорее нашли.

Глава 11

На кабинетном столе было необычно пусто. Всю оставшуюся с будней работу Николас сгрузил в ящики или убрал в шкаф с глаз долой, и даже труд уважаемого сэра Эндлтона о Коллапсе переместился на книжную полку. На гладкой, потертой от давнего пользования дубовой столешнице стояли только чернильница с набором перьев, хрустальный графин и наполненный коричневатой жидкостью стакан.

Погипнотизировав его с полминуты, Николас опрокинул сосуд в рот и скривился, когда волна огня обожгла ему нутро. Виски. Самый подходящий для вечера воскресенья напиток. Особенно если воскресенья решили стать отвратительнейшими днями недели.

Увы, Эдвард не ошибся насчет полиции. Это уже входило у него в привычку, и этому сложно было радоваться. Монро в участке отсутствовал — у него оказался выходной, и мастера печатей направили к другому занимающемуся делом Яворов детективу, который сегодня (как тогда подумал Николас, по счастливому стечению обстоятельств) оказался на дежурстве. Седой представительный сержант по фамилии Левис произвел на него приятное впечатление, и Николас с воодушевлением принялся рассказывать ему о возможной подмене Сесилии. И что услышал в ответ? Смех! Черт побери, проклятый полицейский даже не притворился хоть сколько-нибудь серьезным! Он снисходительно заявил, что сам проводил допрос баронессы и мистера Атэра и не нашел ни единой причины сомневаться в их истории. Более того, слуги и гувернантка, последнее время проводившие с юной леди Ольстен круглые сутки, признали ее как хозяйку. Это ли не лучшее доказательство того, что Сесилия именно та, за кого себя выдает? И неужели мистер Катэн, человек, который на минуточку сам подозревается в пособничестве убийцам, считает нормальным лишний раз тормошить бедную жертву похищения только потому, что ему что-то там привиделось?

Достойно возразить ему Николас не смог. Сидя в участке, среди насмешливо поглядывающих на него полицейских, он раскаивался в том, что вообще сюда пришел. Но худшее ждало его на выходе. Видимо, полагая, что мастер печатей его не слышит, молодой полицейский с нашивками младшего чина небрежно бросил своему соседу: "Какой только бред ни сочиняют преступники, чтобы отвести от себя подозрения!" В какой-то момент Николас хотел развернуться и объяснить, что он никакой не преступник, а самое большее подозреваемый, это еще не делает его виновным, и вообще полицейские должны знать такие детали. Лучше было бы, пожалуй, треснуть нахала зонтиком по его глупой голове, но Николас отлично знал, что и то, и другое будет бессмысленным и лишь навредит ему самому. Так он и ушел из участка, скрежеща зубами от бессилия...

А теперь в одиночестве заливал дурное настроение алкоголем. Николас поднял графин и поболтал виски, влажно лизнувшим хрустальные стенки. Оставалось еще две трети — с лихвой хватит, чтобы набраться до беспамятства. А что еще ему делать? Его репутация уничтожена до основания, и, судя по стремительно уменьшающемуся количеству заказов, он постепенно лишается работы — того, что занимало всю его жизнь, того единственного, что он искренне любил. Скоро вместо Солихолла он будет ходить каждый день трудиться в ратушу, займет там место среди легиона безликих клерков, а его уделом станут мелкие служебные послания... Какая печальная судьба! Не так он видел свое славное пребывание в должности мастера печатей...

Николас сделал еще глоток виски. Комната, подернутая мягким, уютным маревом, слегка покачнулась. Алкоголь действовал уже вовсю. Ну, этого ведь он и хотел? Или нет? Николас покопался в потихоньку мутневшей памяти.

Нет, он хотел совсем иного. Вообще-то он собирался помочь Сесилии, а вместо этого предавался жалости к себе и бестолковому пьянству, которое все равно ничего не изменит. Эдвард... Помощник говорил, что они могут что-то сделать. Его идеи были совершенно безумны, но, возможно, стоило прислушаться к ним повнимательнее, и тогда в них отыщутся зерна разума.

— Джон! — крикнул Николас. — Джон! Отправляйся на... как там называется та улица, куда переехал Эдвард? — сказал он, когда в комнате появился дворецкий.

— Ивинг-авеню, 47, — напомнил тот.

— Да... — согласился Николас. Не зря он много лет назад нанял его, тогда еще нескладного подростка с одной из окрестных ферм. Джон оказался отличным помощником — он всегда помнил важные подробности. — Именно туда. Найди Эдварда и пригласи его ко мне, пожалуйста.

Дворецкий с сомнением покосился на куранты. Недавно пробило восемь часов. Ивинг-авеню располагалась, конечно, не в Крысятнике, но все же в достаточно бедном районе Дивейда, и большинство его обитателей в это время занималось тем, что сидело в пивных за кружкой эля или джина. Домой не торопились даже те, кого ждала семья, а Эдварду и подавно там нечего было делать.

— Вы уверены, сэр? — уточнил Джон. — Не лучше ли дождаться завтрашнего утра?

— Абсолютно уверен, — категорично произнес Николас. — Завтра может быть уже поздно.

Спорить Джон не стал, лишний раз подтвердив мнение о себе, как о первоклассном дворецком. Поклонившись, он исчез в коридоре, и почти сразу до кабинета донесся стук входной двери. Довольно улыбнувшись тому, как хорошо все начиналось, Николас убрал виски (разговор предстоял серьезный, и окончательно хмелеть было нельзя) и сел обратно за стол. Расслабленно вытянув ноги и сложив на животе руки, он стал следить за временем и отсчитывать минуты до того момента, когда Джон приведет Эдварда. На это требовалось самое большее час, а то и меньше, если попадется достаточно быстрый кэб.

Наблюдать за курантами ему надоело через четверть часа. Заболела голова. Выждав еще минут десять, Николас выпил микстуру от боли и провел еще какое-то время, постукивая пальцами по столешнице. Кликнул слугу, чтобы ему принесли чай, взял с полки томик сэра Эндлтона и не вчитываясь пролистал несколько страниц. Поудобнее устроился в кресле и посетовал на то, что прошел уже почти час. Приготовился пить чай, а потом...

Его разбудили звуки в гостиной. Закряхтев, Николас расправил онемевшие конечности и взглянул на циферблат. Десять часов? Да ведь уже пора идти в постель! Почему он еще не там и что он делает в кабинете? Услышав хриплый голос Эдварда внизу, Николас с досадой вспомнил, что просил Джона привезти в Солихолл помощника обсудить с ним спасение Сесилии. И, видимо, задремал, что было вполне ожидаемо, учитывая треволнения сегодняшнего дня и бессонницу, преследовавшую его каждую ночь после убийства Яворов. Пить виски было плохой идеей, и теперь Николас расплачивался за нее головной болью, путающимися мыслями и вялостью. Как ему в таком состоянии что-то решать? Да и зачем он вообще заставил Джона поехать за Эдвардом? Николас поморщился, ощущая после алкоголя неприятную горечь во рту. Вместо него тогда говорил виски, а послушный Джон даже не подумал прекословить. Хороши они оба, ничего не скажешь.

— Мистер Катэн, вы хотели меня видеть? — спросил Эдвард.

Он уже успел подняться на второй этаж и замер у порога, с удивлением посматривая на пустой стол нанимателя. Помощник не снял плащ, подол которого забрызгала грязь, а волосы, перевязанные сзади кожаным шнурком, были влажными. Джон, чья приземистая фигура пряталась позади, промокшим не выглядел. Наверное, Эдварду сегодня пришлось много ходить пешком.

— Да, присаживайся, — Николас выпрямился, стараясь не казаться заспанным. — Только разденься.

— Джон сказал мне, что дело не терпит отлагательств, потому я и торопился, — произнес он, отдавая верхнюю одежду дворецкому. — Что случилось?

Объяснить это было сложно. Особенно сейчас, когда после виски соображалось с таким трудом.

— Надо вызволять леди Ольстен, — Николас с шумом втянул в ноздри воздух. — Она полторы недели в лапах бандитов, и неизвестно, что с ней.

— Это так, — Эдвард сел перед его столом, туда, где обычно устраивались посетители, и широким жестом вытер лицо от капель дождя. Ослабив туго завязанный шейный платок, он вдруг прищурился, словно ему в голову пришла какая-то мысль, и пристально оглядел нанимателя. — Девочка уже полторы недели там, а вы собрались спасать ее только теперь. Вы же настаивали, что этим должна заниматься полиция.

Признавать его правоту не хотелось, во всяком случае не после того, как Николас упорно убеждал Эдварда предоставить все полиции. Он потеребил в руках писчее перо с металлическим наконечником и положил его обратно.

— Боюсь, полиция мне не поверила, — неохотно признался Николас. Ожидаемо появившуюся усмешку Эдварда он сопроводил кислой гримасой. — Да, ты не ошибся. Почему, кстати, у тебя такое плохое мнение о полиции?

— Оно не то чтобы плохое, — помощник отвел глаза, давая понять, что не горит желанием обсуждать эту тему. — Я из бедной семьи, мистер Катэн, а к таким, как мы, полицейские часто относятся несправедливо. Потом, в юности я выполнял для них некоторые мелкие поручения — ставил печати на письма, контейнеры с уликами... Тогда я насмотрелся много такого, что не улучшило мое впечатление о полицейских.

— Ясно, — протянул Николас, не зная, что говорить дальше.

Он потер ноющий лоб, не столько от боли, которая сверлила лоб, несмотря на принятую около часа назад микстуру, сколько чтобы скрыть замешательство. К счастью, Эдвард в это время сам смотрел в стену, о чем-то задумавшись.

— Тебя что-то беспокоит? — спросил Николас.

— Да, — он рассеянно кивнул. — Я должен был встретиться сегодня с другом, но он так и не пришел. Джон поймал меня на улице, как раз когда я возвращался домой. Но это не имеет отношения к нашему делу... Вы действительно решили выяснить, что на самом деле произошло в Туманном лесу?

— Да, — твердо ответил Николас. — В полиции мне дали понять, что не будут проверять мои слова. Главная причина, видимо, в том, что слово подозреваемого ничего не стоит, но отказ детектив Левис обосновал тем, что слуги и гувернантка не заметили подмены, а они знают леди Ольстен лучше, чем мы с тобой.

Эдвард покачал головой.

— При этом слуг из Адальбертхолла поспешно увольняют, а гувернантку поменяли на Лилию. Вероятно, потому же, почему Риан избавляется от прислуги — потому что она быстро догадается о подмене.

— Значит, ты думаешь, что леди Ольстен подменил он? Но как мы выведем его на чистую воду?

— Нам рано тягаться с Рианом. Пока он не кажется мне опасным. Мы должны заняться другими вещами.

Он говорил так уверенно, будто уже давно продумал план действий. С одной стороны, это было хорошо — у Николаса в голове царил полный хаос, хотя он ни за что бы в этом не признался. С другой — как можно было помочь Сесилии, не показав истинное лицо лжебаронессы? Возбужденная хмелем фантазия рисовала Николасу разнообразные сумасшедшие предложения, которые мог бы сделать Эдвард: ворваться в Адальбертхолл и обыскать дом, убедить дивейдского мастера иллюзий хитростью снять с девочки заклятие в присутствии полицейских...

— Разве мы не должны прилюдно разоблачить подменыша, чтобы полицейские продолжили искать настоящую леди Ольстен? — недоуменно спросил Николас.

Помощник закатил глаза, вынудив его обиженно поджать губы.

— Вы поразительно наивны, мистер Катэн. Наверное, это потому, что вы никогда не хотели видеть что-то кроме магических печатей...

— Эдвард! — предупреждающе произнес Николас. — Не перегибайте. Вы и без того грубо ведете себя в последние недели, не заставляйте и меня терять к вам хорошее отношение.

Несколько секунд Эдвард с каменным лицом смотрел на него, а затем сгорбился.

— Простите, мистер Катэн. Я расстроен пропажей моего друга. Мои дела в последнее время и так идут не прекрасно, а тут еще это... Простите.

— Ничего страшного, — ответил Николас, тоном, однако, показывая, что до прощения ему далеко. — Просто объясните мне, что именно вы намереваетесь делать и зачем.

Эдвард поднялся с кресла, сделал по кабинету несколько нервных шагов и, наконец, встал возле холодного камина, упершись ладонью в каминную полку.

— Ладно. Даже если выяснится, что девочка в Адальбертхолле — фальшивая леди Ольстен, полицейские не будут напрягаться и искать настоящую. У нее нет родных, за ее судьбу никто не волнуется, и в ратуше наверняка найдутся те, кто попросит полицию не торопиться, чтобы было удобно по-тихому разворовывать имущество баронессы. Подождите, — он поднял руку, останавливая собирающегося гневно возразить Николаса. — Я не говорю, что девочку совсем не будут искать, просто для этого не будут прикладывать усилия. Тем более что похитители давно могли перевезти ее в другую область Тенакса, чтобы не держать поблизости от того места, где ее могут узнать. Я, правда, не думаю, что это так, но я видел в газете интервью одного из офицеров, который высказал эту мысль. Итак, поэтому я считаю, что разоблачать Сесилию — трата времени. Нам нужно осмотреть место преступления и попытаться понять, что там произошло. Если мы найдем хоть какие-то следы мастера печатей, вскрывшего ларь с драгоценностями, то мы почти наверняка найдем и девочку.

— Осмотреть место преступления?! — воскликнул Николас. Даже после изрядного количества виски он понимал, что это чушь. — Нападение случилось полторы недели назад, за эти дни многократно прошел дождь, не говоря уже о том, что на той поляне паслись стада полицейских и газетчиков!

— У вас есть идеи получше? — мрачно поинтересовался Эдвард.

Нет, не было. Да что там, у него не было вообще никаких идей. И тем не менее он попытался напрячь разум.

— Разве нельзя найти мастера печатей другим путем? — спросил Николас. — Это редкое умение, и если человек, обладающий им, регулярно практикуется — а иначе он не мог справиться с формулой Майерса, — то кто-то наверняка слышал об этом.

Эдвард вздохнул.

— Мистер Катэн, вы устали. Во-первых, вы сами говорили, что второго мастера печатей в округе нет. Во-вторых, позвольте напомнить, что нас всего двое. Мы могли бы заняться опросом Дивейда и всех деревень возле него, но на это уйдет целый месяц. К тому же я... — его тон странным образом изменился. — Я поспрашивал у некоторых своих знакомых, нет ли в городе подпольного мага, который создает или вскрывает волшебные печати. Нет, никто о таком не слышал. Так что мы должны хотя бы осмотреть место нападения, а дальше мы с вами решим, что будем делать.

"Интересные у него друзья", — подумал Николас. Похоже, Эдвард не сидел сложа руки все эти полторы недели. Уже и к знакомым успел обратиться, и план разработать, судя по тому, как он четко его излагал.

— Ты, случайно, зол на полицию не потому, что они когда-то не дали тебе заняться частным сыском? — на всякий случай спросил Николас.

Частных детективов в полиции очень сильно не любили. По понятной причине — своим непрофессионализмом они часто запарывали стражам порядка всю работу. А в Эдварде прямо кипела страсть к расследованию убийства Яворов, и то, как неодобрительно он отзывался о полицейских, наводило на определенные размышления.

Но помощник удивленно взглянул на нанимателя через плечо.

— Ничего подобного. Так мы завтра поедем в Туманный лес?

— Завтра? — переспросил Николас. Ведь завтра понедельник, начало рабочей недели...

— Завтра на рассвете, — повторил Эдвард. — В это время отправляется первый дилижанс в Туманный лес. Если вы серьезно хотите найти Сесилию, то приниматься за это нужно как можно раньше. Мы и так уже потеряли слишком много времени.

— Хорошо, — покорно согласился он, не чувствуя в себе сил спорить.

— Тогда до завтра, мистер Катэн. Встретимся на станции дилижансов. Пожалуйста, не опаздывайте.

Попрощавшись, Николас расслабленно откинулся на спинку кресла, думая, что Эдвард сейчас уйдет. Однако он застыл в дверях и, обернувшись, с теплотой произнес:

— Спасибо вам за то, что все-таки согласились помочь. Что бы на это ни повлияло.

Пусть даже это был виски. Машинально кивнув в ответ, Николас невесело подумал, что завтра наверняка пожалеет о своем решении. Но для этого следовало выспаться, иначе он снова не будет способен ни думать, ни тем более жалеть о чем-то. А завтра обещало настать до неприятного быстро.

Глава 12

Сон был крепким, тяжелым, и Николас далеко не сразу понял, что глухие выкрики "Сэр, проснитесь! Сэр, вы слышите?" — это не ночная фантазия, а действительность. Они звучали достаточно долго, но Николас категорически отказывался верить в их существование. Стрелки на белом циферблате, светившемся в блеклых отблесках рассвета, показывали шесть утра; нужно быть садистом, чтобы кого-то будить в это время...

Рассвет. Николас застонал. Черт побери, он ведь обещал поехать с Эдвардом в Туманный лес! Вчера его голова звенела, как церковный колокол, и после разговора в кабинете он направился прямиком в кровать, напрочь забыв предупредить Джона, чтобы его подняли перед рассветом. Сам Николас, конечно, вовремя не проснулся, да и глупо было на это рассчитывать — для него становилось проблемой вставать даже к девяти утра, чтобы к бою курантов быть готовым принимать новую порцию заказов из ратуши. Лет тридцать назад он бы вскочил на ура, но ведь тридцать лет назад — это не сейчас.

— Сэр, проснитесь, пожалуйста! — отчаянно звал из-за двери Джон. — Вас ждет мистер Эркан!

— Иду, — слабо ответил Николас.

Звуки вышли хриплыми, не хуже, чем у Эдварда. Он облизнул сухие губы. Плохой, очень плохой идеей было вчера набраться виски...

С трудом встав и затянув на поясе помятый халат, Николас раскрыл дверь спальни. Джон выглядел не лучше, чем он сам, — растрепанный, в полосатой пижаме. Николас уже и не помнил, когда последний раз видел дворецкого без ливреи. Его манеры, однако, остались безупречными.

— Доброе утро, сэр, — вежливо сказал он. — Внизу мистер Эркан, он утверждает, что вы договаривались куда-то поехать сегодня на рассвете.

На его лице появилось недоверие. Еще бы — он отлично знал, что хозяин любит поспать и, будь он в здравом уме, никогда бы не назначил встречу в такую дикую рань. Но вот досада — в здравом уме он вчера не был.

— Это правда, — уныло подтвердил Николас. — Принеси, что ли, ему чай с пирогом, пока я буду собираться...

Но от чая Эдвард отказался. И совершенно зря, потому что в те полчаса, в которые Николас умывался, одевался и приходил в себя, лучше было перекусить, чем мерить шагами холл и многозначительно покашливать. Он и не пытался скрыть раздражение, и его сложно было за это судить. Николас бы тоже не обрадовался, если бы ему пришлось вставать ни свет, ни заря и мчаться на станцию дилижансов, чтобы обнаружить, что его компаньон в это время сладко спит. Именно поэтому он и не заикнулся о том, чтобы перенести все на завтра, невзирая на отвратительное самочувствие и гул в ушах. Джентльмен всегда выполняет обещания, даже если готов проклясть тот день, когда их давал, а Николас и так подвел Эдварда, проспав встречу.

В итоге из Солихолла выходили два невыспавшихся, голодных и недовольных человека, а мог быть всего один. Впрочем, на невыспавшегося помощник не походил. Неполноценный сон — если он вообще был — на его внешности никак не отразился, а о поспешном выходе из дома свидетельствовал разве что криво повязанный шейный платок. Нехваткой энергии Эдвард тоже не страдал — стоило им спуститься с крыльца, как он пулей понесся искать кэб, чтобы скорее добраться до станции и там взять карету до Туманного леса. Ах, эта молодость... Николас ему завидовал. Даже не пей он вчера этот проклятый виски, от которого каждое движение теперь отдавалось в голове, он не мог, просто не мог успеть за помощником. А тот не только торопился сам, но и подзадоривал кучера, чтобы тот гнал упряжь во весь упор, хотя лошади и так грозили упасть или во что-нибудь врезаться. Во время этой безумной поездки Николаса чуть не стошнило, и, когда кэб наконец высадил их на станции, он еле держался на ногах. Ему стоило изрядного мужества не отставать от Эдварда, когда тот, расталкивая немногочисленных посетителей станции, помчался к конторщику, знавшему расписание всех дилижансов. И только тогда Николас понял, почему помощник настаивал встретиться не позже, чем на рассвете.

— Ближайший дилижанс через Туманный лес через два часа, — произнес сухонький человек в потертом пиджаке, куривший у входа в контору изогнутую трубку.

— В девять?! — воскликнул Николас, сверившись с карманными часами.

Это значило, что день будет полностью загублен. Отправься они прямо сейчас, то еще существовал шанс вернуться около полудня и выполнить часть заказов, но если уехать в девять... Николас прикинул расстояние. Часа два уйдут на дорогу только в одну сторону, и неизвестно, когда их подберет обратный дилижанс. В общем, как бы им не пришлось торчать в Туманном лесу до самого вечера. На это Николас не рассчитывал.

— А нельзя выехать пораньше? — спросил он конторщика. — Мы никак не можем ждать столько времени.

Тот с безразличным видом выпустил изо рта колечко дыма.

— Если бы вы не могли ждать, то пришли бы на предыдущий дилижанс. Мистер, я их не сколачиваю и не рожаю кучеров, которые сразу бы хватали вожжи и умело правили экипажем. Свободных повозок у нас нет.

При этих словах Николас обернулся на станцию — только вблизи от них под деревянными навесами конторы стояло пять экипажей разнообразной вместимости, из которых лошади были впряжены всего в два.

— Но я вижу у вас целых три свободных дилижанса... — неуверенно произнес он.

В его сторону полетело очередное дымное кольцо; глаза конторщика были стеклянными. Похоже, он давным-давно привык отбривать вечно опаздывающих пассажиров.

— Во-первых, мистер, они если они кажутся свободными, это еще не значит, что они не заняты. Во-вторых, ни один из них не поедет в Туманный лес. Скажите спасибо, что мы вообще пускаем туда дилижансы. После громкого преступления на позапрошлой неделе люди предпочитают вплавь переправляться через Белую реку, чем ехать там, где орудуют убийцы.

Однако раз они отправляли экипажи каждые четыре часа, то смельчаков все-таки находилось достаточно. Николас поджал губы, чувствуя, что спорить с равнодушным конторщиком бесполезно. В лучшем случае он посоветует пожаловаться его начальству, но время отправления это не приблизит, а терять рабочий день непонятно на что Николасу не хотелось. В глубине души он даже ощутил облегчение, что можно не трястись в карете наряду с неизвестными попутчиками, которые вряд ли окажутся приятными людьми, а поехать в Солихолл — к печатям, пирогу и покою.

Он обернулся к Эдварду, который поглядывал на конные упряжки так, словно прикидывал, не угнать ли ему одну.

— Нам следует вернуться домой, — объявил Николас, стараясь, чтобы его голос не звучал радостно. — Мне жаль, что так получилось, но лучше съездить в Туманный лес в другой день.

— Но мы уже здесь, — возразил Эдвард. Он посмотрел на небо, придержав цилиндр. — Погода сегодня солнечная. Нам вряд ли так еще с ней повезет. Я уверен, что мы должны подождать.

Склонив голову, Николас продолжительно посмотрел на помощника. Он и не ожидал, что Эдвард сразу согласится, однако не знал, как объяснить ему, что его идея совсем никуда не годится. Хватило уже того, что Николас поднялся рано утром, больной после виски, и потащился на эту проклятую станцию. Ждать в таком состоянии два часа, а потом подпрыгивать в дилижансе на ухабах — это уже слишком. Может быть, Эдвард все поймет по глазам?

Взгляд помощника оставался холодным.

— Я найду нам другую карету, — решительно произнес он. — Ждите здесь, я скоро вернусь.

— Нет, Эдвард! — торопливо сказал Николас. — Это...

С тем же успехом он мог просить развернуться катящийся по рельсам паровоз. Перед ним мелькнула пола длинного черного сюртука и тут же исчезла за углом небольшого здания, где отдыхали извозчики, оставив Николаса в одиночестве посреди станции дилижансов. Ох уж этот неугомонный Эдвард... Николас с чувством помянул черта.

Покипев минуту праведным возмущением, он наконец выдохнул и огляделся. Лавок на станции никто не предусмотрел, и вокруг с места на место бродили люди, ожидавшие своего дилижанса. Возле многих на земле возвышались объемные саквояжи или увесистые дорожные сундуки, о которые спотыкались, шипя, станционные рабочие. Под навесом — там, где стояли пять экипажей, — кондуктор одного из дилижансов о чем-то яростно спорил с конторщиком, в то время как кучер, опершись засаленным локтем на каретное колесо, меланхолично поплевывал шелухой от семечек. В семь часов утра на станции еще не было ни людно, ни шумно, но в воздух уже поднималась пыль, взбитая ногами и копытами и щекотавшая нос. Ботинки Николаса покрылись противным коричнево-серым слоем грязи. Нестерпимо хотелось сесть, но отсутствие сидений, судя по числу тех, кто устроился на собственных чемоданах, мучило не только его. Провести здесь еще два часа? Ну уж нет. Даже получаса будет слишком много.

Эдвард все не появлялся, и Николас медленно зашагал к замеченной неподалеку распивочной, чья зеленая вывеска соблазняла заскучавших посетителей станции уютом, горячей едой и всем, что к этому прилагается. Перекусить не помешало бы, а помощнику хватит ума, чтобы заглянуть сюда в поисках своего нанимателя.

До заветной вывески оставалась пара шагов, когда Николас услышал, как кто-то произносит его фамилию. На долю мгновения ему показалось, что это Эдвард, и он обернулся, готовясь помахать рукой. Однако звал его совершенно незнакомый человек в клетчатом твидовом костюме, типичном для представителей среднего класса. В руках мужчина держал маленький чемоданчик, и кроме этого он не обладал ни единой приметной чертой. Николас был уверен, что, отвернись он хоть на секунду, лицо незнакомца мгновенно выпадет из памяти.

— Мистер Катэн! Вы ведь мистер Катэн, мастер печатей?

— Да. С кем имею честь беседовать?

— Фредерик Фалсус. Вы меня, верно, не помните? — он натянуто засмеялся, получив в ответ осторожный кивок. — Я делал у вас заказ на печать несколько лет назад, незначительный, так что не удивительно, что вы меня забыли. Невероятная удача, что я вас тут встретил. Я как раз хотел сегодня в обеденный перерыв ненадолго уйти из конторы и попросить запечатать одну важную посылку. Вы ведь будете в Солихолле, не так ли? Или... — Фредерик рассеянно повернул голову, словно только сейчас обнаружил, что они находятся на станции отправляющихся за город дилижансов. — Или вы куда-то уезжаете?

Или. На этот вопрос Николас мог ответить только так, поскольку сам не знал, уезжает он куда-то или нет.

— Пока что я направлялся вот в то милейшее заведение, чтобы подождать там своего помощника.

Он указал на вывеску и нахмурился, запоздало сообразив, что говорит о распивочной. Что должен подумать о мастере печатей потенциальный заказчик, если тот спозаранку первым делом идет пропустить стаканчик-другой? Впрочем, его репутации — спасибо газетчикам — вряд ли станет хуже.

— Ах, вы с помощником, — со странным выражением повторил Фредерик. — Скажите, а надолго вы уезжаете? Я надеялся, что вы сможете поставить печать на мою посылку не позже среды.

— Среда? Конечно! — при упоминании о работе Николас ощутил прилив сил. Ему даже захотелось взять под локоть нечаянно встретившегося заказчика и повести его в Солихолл, по дороге выясняя, что за печать ему нужна. — На самом деле нет нужды ждать так долго. Вы можете принести посылку сегодня, сопроводив ее запиской с инструкциями...

— Мистер Катэн!

Этот хриплый голос уже однозначно принадлежал Эдварду. Помощник выходил из-за того самого угла, где пропал десять минут назад, однако теперь его сопровождал большерукий человек с кустистыми бровями. Он был одет не по погоде тепло, а обветренное лицо выдавало в нем профессионального кучера.

— Так вам втроем в Туманный лес надобно? — удивился извозчик, остановившись на полпути и неприязненно посмотрев на Эдварда. — Вы ж говорили, что пассажиров будет двое — вы и еще один человек, и без багажа.

— Так и есть, — ответил он, окинув хмурым взглядом Фредерика.

Более недвусмысленный намек, что пора прощаться, придумать было трудно. Фалсус смущенно перемялся с ноги на ногу и протянул ладонь для прощального рукопожатия.

— Прошу прощения, мистер Катэн, кажется, я опаздываю в контору. Если вы не против, я оставлю вам сегодня посылку и зайду за ней в среду.

— Да-да, буду вас очень ждать, — бодро сказал Николас, пожимая его мягкую сухую руку. — Можете не беспокоиться, заказ будет исполнен в лучшем качестве.

Судя по тому, с какой скоростью Фредерик удалился, заказа не будет вообще. Николас вздохнул. Как неудачно все складывалось...

— Пойду подготовлю экипаж, — объявил кучер, убедившийся, что пассажиров действительно двое. — А вы будьте добры, подождите вон там, — он ткнул пальцем в пыльный закуток за станцией. — Коли уж я отвожу вас за спиной начальства, то лучше не попадаться ему на глаза.

— И сколько же ты пообещал ему за то, чтобы довезти нас до леса? — начиная сердиться, спросил Николас, как только кучер скрылся за кузовами дилижансов.

Он не сделал ни шага в сторону. Перед его глазами уже стоял родимый уютный кабинет в Солихолле и принесенный Джоном поднос с завтраком. После спринта на станцию легко расстаться с этой мечтой не получалось.

— Не бойтесь, цена всего лишь чуть выше той, что мы бы заплатили в девять часов, — успокоил Эдвард. — Ему отчаянно нужны деньги, так что он недолго торговался. Нам очень повезло. Лучше сегодняшнего дня для поездки в Туманный лес не найти.

Николас криво улыбнулся. Он был с этим в корне не согласен, хотя для Эдварда все действительно получалось крайне благоприятно. Словно ему помогали феи. Или же сама судьба вела сегодня Николаса в Туманный лес, чтобы он смог найти леди Ольстен и узнать, кто же взломал ларец Яворов.

Вспомнив о девочке, он устыдился. Сесилия наверняка сейчас находится в намного более тяжелых условиях, и никто не торопится ее искать. А он упирается и страдает только из-за того, что не выспался и у него болит голова.

— Ладно, — заставил себя выговорить Николас. — Может быть, это и неплохой день.

Может быть.

Глава 13

Дилижанс подскочил на последней кочке и наконец остановился. Как будто этого было мало, по крыше кузова застучал мощный кулак возчика, сигнализировавший, что пассажирам пора выходить. Первым вылез Эдвард, за ним, неуклюже цепляясь за дверцу, Николас. Земля все еще качалась у него под ногами, а желудок, благо он пустовал, был готов вывернуться наружу.

Кучер, которому надо было вернуться на станцию к началу своей смены, гнал лошадей что есть мочи. С одной стороны, это было хорошо — тем быстрее Николас и Эдвард вернутся в Солихолл, к заказам. С другой — после такой поездочки работать Николас уже не мог. Эдвард говорил, что им сегодня невероятно везет, и, наверное, он был прав. В заполненном дилижансе их бы швыряло на других пассажиров, а здесь — всего лишь на стенки, и никто не жаловался на ветер из окна, ради избавления от духоты распахнутого настежь. Да, пожалуй, это было действительно везение. Если после него единственное, что хочется, это лечь в придорожную траву и больше никогда не вставать.

Эдвард чувствовал себя намного лучше — и Николас снова завидовал его счастливой молодости. Пока он сам, согнувшись в три погибели и схватившись за грязное каретное колесо, раздумывал, не рассыплется ли он на части, помощник успел осмотреться.

— Это не то место, где случилось нападение, — недовольно произнес Эдвард. — Вы сказали, что довезете нас прямо туда.

— А я почти и довез, — сидевший на козлах кучер указал рукой вдаль. — Дотуда минут пять пешком. Вы гляньте на дорогу. Тут было столько желающих поглазеть на место преступления, что землю измесили в болото, не проедешь. Вчера я тут застрял уже, так всеми пассажирами экипаж вытаскивали. Вам лучше ногами пройти, а то больше времени потратим, если дилижанс завязнет.

— Отлично, — торопливо согласился Николас, опасаясь, что Эдвард начнет спорить. — Мы и правда лучше пешком.

Перспектива утонуть в болоте сейчас выглядела заманчивее, чем сесть в дилижанс. При одной мысли об этом его передернуло.

— Я вас подожду, — кучер, обмотав вожжи вокруг специального крючка, спрыгнул вниз. — Но постарайтесь побыстрее, пожалуйста.

— Хорошо, — сказал Николас, уверенный, что для осмотра им будет много даже десяти минут.

На деле дорога оказалась не так плоха, как говорил кучер. После его слов Николас ожидал, что будет проваливаться в грязь по колено, но земля со вчерашнего дня успела подсохнуть. После нескольких минут ходьбы у Николаса даже повысилось настроение. Сквозь листву пробивались теплые лучи солнца, ветер тихо шелестел кронами деревьев. В глубине леса чирикали птицы — Николас узнал пение иволги, которую не слышал с тех самых пор, как десять лет назад уехал из Тайлбери. Идиллия!

Николас глубоко вдохнул сладковатый воздух. Сколько он не выбирался из Дивейда? Лет сто, не меньше. Так, во всяком случае, ему казалось. При взгляде на крепкие стволы вязов, просветы в кронах, через которые выглядывало синее небо, сердце охватила ностальгия по времени, когда Николас жил в родовом поместье. Тогда он, еще романтический юноша, бывало, выходил в рощу возле дома, чтобы почитать под сенью деревьев какую-нибудь книгу о магии. Когда он устраивался подремать в корнях древнего дуба, ему даже приходили в голову глупые мысли о каких-то дурацких приключениях вместо карьеры достопочтенного мастера печатей... Если бы он знал в те годы, какое отрицательное действие на него будут производить поездки в дилижансах, то мечтал бы о чем-нибудь другом.

— Это здесь! — крикнул Эдвард. — Мы пришли.

Он шел впереди, пристально вглядываясь в лес по обеим сторонам дороги. Однако пропустить место недавнего преступления было достаточно сложно — перед ними открылась целая поляна, вытоптанная полицейскими и репортерами. Дорога на этом участке, как и говорил кучер, превратилась в кашу из-за того, что повозки часто делали здесь разворот. Николас еще не дошел туда, а уже наступил ботинком на окурок сигары, затерявшийся среди примятой травы. Найти улики? Да если они и остались, то их давно случайно уничтожили пронырливые газетчики.

— И чего ты от меня ждешь? — спросил он, встав рядом с Эдвардом в центре поляны.

Тот пожал плечами.

— Что вы внимательно посмотрите на место преступления и заметите что-то, что не смог заметить никто другой.

— Что же это может быть? — Николас непонимающе обвел взглядом дорогу и ее обочины.

— Не знаю. Честно говоря, в прошлый раз я ничего не нашел, но мои глаза могли замылиться. Вдруг вы сможете увидеть больше, чем я?

— Ты уже был здесь? — удивился Николас.

Эдвард кивнул.

— На следующий же день после визита Монро.

— А сказал, что приболел, — проворчал Николас.

Ложь подчиненного он и не заметил. На чью проницательность Эдвард надеется?..

Но раз уж они проделали этот длинный — и мучительный — путь, то следовало хотя бы попытаться. Николас медленно обошел все вытоптанное пространство, изучая землю под ногами. Ботинки продавливали мягкий лесной грунт, оставляя глубокие следы. Отпечатков обуви на поляне было предостаточно; они так изрыли почву, что отыскать что-нибудь можно было, только все перекопав. Ни отметин от пуль, ни щепок — Николас даже не понял, где лежали тела Яворов и откуда напали разбойники. По крайней мере, поляна хорошо освещалась солнцем, и не приходилось напрягать зрение. Несколько раз что-то привлекало Николаса в зарослях кустов, но это оказывались вырванные листы из журналистских блокнотов или опять окурки. По ним, пожалуй, получилось бы составить описание всех табачных марок, продающихся в Дивейде.

Несколько раз пройдя поляну вдоль и поперек и не заметив ничего важного, Николас потер занывшую шею. Хорош детектив, ничего не скажешь. Ни преступников, ни Сесилию он так не отыщет. Может быть, вместо тщетных поисков стоило просто насладиться ветерком и погреться на солнышке?..

Николас нахмурился. В этой мысли было нечто странное.

— Эдвард! — позвал он помощника, исследовавшего что-то за деревьями. — Напомни мне, пожалуйста, в газетах писали о том, во сколько произошло нападение на Яворов? И какая погода была в тот день?

Через полминуты, треща ветками под ногами, на поляне появился Эдвард. Он снял цилиндр, чтобы не поцарапать его об острые сучья, и в его волосах застряло несколько сухих листиков.

— Разбойники напали утром, — морща лоб, сообщил помощник. — А погода... Не помню. Наверное, пасмурная, как обычно.

Николас поцокал языком.

— Нет, солнечная. Дождь лил на следующий день, в четверг. Я это запомнил, потому что он был особенно сильный, словно мстил за вчерашнее вёдро. Если в Дивейде было ясно, значит, и здесь тоже.

— И что? — дернул плечом Эдвард.

— Мы не в низине, — слегка раздраженно пояснил Николас. Ох уж эта торопливость его помощника — прямо все выводы ему подай на блюдечке! — Туманный лес получил свое название за частые и густые туманы, но они не возникают просто так. Посмотри вокруг — это место хорошо продувается, деревья растут довольно редко, а земля прогревается солнцем.

Взгляд помощника посветлел. Господи, ну наконец-то он стал понимать, к чему ведет Николас! Если бы Эдвард перестал грезить собственными расследованиями и начал уделять больше времени научным книгам о волшебстве, то догадался бы намного раньше.

Влияние на погоду было одним из сложнейших среди всех видов магии из-за своей масштабности. Можно выцедить из воздуха в сухой комнате каплю воды, но чтобы полить дождем город, нужны грозовые тучи, а чтобы собрать грозовые тучи, нужно либо призвать их откуда-то, либо преобразовать в них целое озеро воды. Даже до Коллапса мастерам погоды требовались предпосылки для ее изменения, а уж после него — и подавно. Не зря же в Дивейде никак не находился человек с достаточной силой, чтобы занять эту должность.

— Вы имеете в виду, что туман здесь нельзя призвать? — уточнил Эдвард.

— Теоретически можно, — поправил Николас, — но я не уверен в том, насколько легко это осуществить. Поблизости нет водоемов, а при ветре и солнце туман не задержался бы надолго. Дело было, конечно, утром, когда могла еще не высохнуть роса, но все равно маг должен обладать немалым талантом и потратить чрезвычайное количество силы, чтобы призвать туман сюда. Удобнее было бы напасть где-нибудь в другом месте, например чуть дальше по дороге, в низине. Почему они сделали это именно здесь? — развел руками он.

— Потому что здесь неподалеку есть еще несколько дорог, — ответил Эдвард.

— Каких? — удивился Николас.

Через Туманный лес шел всего один путь — старый, хорошо укрепленный Ливентский тракт. Естественно, существовало множество троп, проложенных крестьянами, и несколько проселочных дорог, которые и дорогами-то трудно было назвать. Во всяком случае, местные жители для поездки в Дивейд всегда старались выбраться на тракт.

— Вы слышали о Рирском аббатстве? — спросил помощник.

Николас наморщил лоб.

— Которое разрушили триста лет назад в Пятилетней войне с Чужими королевствами?

— Оно самое, — кивнул Эдвард.

Сегодня руины Рирского аббатства играли одну из главных ролей в дивейдских сказках о привидениях — и это все, что осталось от былой славы крупного монастыря, чьи виноградники снабжали вином всю округу. Во время Пятилетней войны в нем размещались тенакские войска, и в Рире развернулось одно из самых жестоких сражений всей кампании. Объединенную армию двух Чужих королевств — крыс и волков — удалось отбросить только ценой полного уничтожения аббатства и гибели многих монахов и солдат.

— Не понимаю, — сказал Николас. — Я не интересовался этой историей, но насколько мне известно, дороги, ведшие в аббатство, были так сильно повреждены, что их решили не восстанавливать, а так как сам Рир был стерт с лица земли, то вся местность оказалась заброшена. Если эти дороги и существуют до сих пор, то за триста лет наверняка стали непроходимыми.

— Не уверен, — возразил Эдвард. — Туманный лес — вотчина разбойничьих шаек. Им выгодно поддерживать дороги в таком состоянии, чтобы по ним можно было проехать.

— Ну, чтобы это утверждать, нужно сначала их проверить. Но мы же не будем бродить по лесу наугад, тем более когда нас ждет экипаж. У тебя ведь нет карты, где были бы указаны старые дороги? — с ехидством спросил Николас.

— Нет, карту я найти не смог. Но у меня такое чувство, что мы могли бы спросить путь вот у тех господ.

Последние слова Эдвард произнес очень тихо. Он настороженно наклонил голову, словно ждал чего-то плохого. Николас растерянно обернулся. Каких еще господ?

С противоположной стороны леса на тракт вышли четверо мужчин. У Николаса екнуло внутри от дурного предчувствия. Никто из них не был похож на добродушного грибника или заплутавшего путешественника. Все они носили одежду городской бедноты: немаркие штаны, расстегнутые жилетки и рубашки с закатанными рукавами, а макушку одного из них венчал порванный цилиндр, дырой в котором его обладатель как будто бы гордился. Чуть поодаль шел еще один — мужчина похожей внешности, но с франтовской бабочкой на шее. Кажется, он был здесь главным.

— Николас Катэн и Эдвард Эркан? — грубо спросил он.

— Да, а с кем мы имеем честь разговаривать? — ответил Николас.

Бандит — можно было не сомневаться, что это именно разбойники, которых так некстати помянул Эдвард, — махнул рукой спутникам, как будто разрешая им что-то.

— По-тихому и реще давайте, пока на дороге никого. Тела потом в сторону оттащим.

Не вполне осознавая, о чем говорит этот человек, Николас невольно отступил назад. Тела? Какие еще тела? И что значит "пока на дороге никого"?

Появившееся в их руках оружие не оставило сомнений в намерениях чужаков. Один из незнакомцев наклонился и подобрал с земли увесистый сук, который можно было использовать как дубинку. Следом за ним обнажили оружие и другие трое: двое вытащили ножи, последний надел на пальцы кастет. Сердце Николаса застучало так, что стало больно в груди.

— Кто вы? — испуганно выкрикнул он. — Кто вас послал?

Естественно, ему никто не ответил. Бандиты продолжали молча приближаться, поигрывая оружием. Они скалились, как волки, которые видят перед собой кусок мяса и не способны думать ни о чем другом. Трое устремились к Эдварду, видимо, решив, что высокий, ладный помощник мастера печатей будет более трудным противником, чем пожилой и рыхлый Николас. К нему направился всего один.

В животе у Николаса болезненно заныло. Он сделал еще шаг назад, уткнувшись спиной в осину. Вид человека с ножом настолько его обескуражил, что он застыл на месте, не зная, что ему делать. Бежать? Одышка свалит его меньше чем через десять шагов, да и не соперник он поджарому молодому бойцу. Драться? Тем более невозможно!

Оглянувшись на ствол, Николас заметил, что стоит в треугольнике, образованном несколькими деревьями. Решение пришло внезапно, как будто откуда-то извне, а память подсказала слова полузабытого за ненужностью старого заклятья. "Запечатывание проходов" — так его называли. Оно подойдет идеально, просто идеально!

Волосы на руках встали дыбом, а в кожу до локтей впились тысячи иголочек, хотя обычно энергия волшебства ощущалась лишь на кончиках пальцев. Николас пытался ухватить слишком большой поток магии. Новичка это свалило бы с ног, а мастеру даже не потребовались лишние движения, чтобы опутать деревья вокруг себя волшебными нитями. Такие же тонкие потоки силы использовались в простейших печатях, однако сейчас Николас собирался применить заклинание в гораздо более серьезных масштабах.

— Огери эт тае! — выкрикнул он на языке фей.

Это переводилось как "размножайтесь и связывайтесь". Всего за несколько секунд магическая сеть обвила три ствола и в финале блеснула рябью, под влиянием начерченной печати приобретя каучуковую упругость. Николас победно усмехнулся. Теперь его получится взять разве что измором — разорвать такую волшебную печать без воли создателя невозможно. Только вот кажется, он что-то забыл...

Боже, Эдвард!

От испуга Николас и думать забыл о помощнике. Он стоял слишком далеко, к тому же было поздно звать его к себе, под защиту печати. Для этого пришлось бы ее сперва разрушить, а за это время до них бы успели добраться разбойники. Но не бросать же его! Может быть, сказать ему, чтобы он использовал такое же заклинание?

Отыскав помощника взглядом, Николас чуть не застонал. Никакая печать Эдварду в его положении помочь не могла. Он стоял прямо посреди поляны, деревьев рядом не было, а щерившиеся разбойники находились уже шагах в десяти от него. Помощник казался спокойным, хотя его выдавали плотно, до белизны сжатые губы. Вместо того чтобы бежать или сопротивляться, он как будто бы спокойно ждал, когда противники подберутся к нему как можно ближе. Безумец! Эдвард совершил лишь одно движение — что-то выхватил из внутреннего кармана сюртука. Увы, это был не револьвер — единственное, что могло бы заставить врагов удрать. Это были веером легшие в пальцах карты.

— Эдвард! — испуганно воскликнул Николас.

В тот же момент, когда к помощнику метнулся первый разбойник, размахивая дубинкой, карты разноцветными птицами разлетелись по поляне. Николасу показалось, что время остановилось — раскрашенные куски картона застыли в воздухе, замерли на полусогнутых ногах бандиты. Двигался только Эдвард — он с поразительной скоростью прочертил перед собой сложный символ и крикнул:

— Освободитесь!

Время стремительно ринулось вперед. Во все стороны брызнули осколки невидимой раньше печати, и карты — опустевшие белые прямоугольники бумаги — тяжелыми камнями рухнули вниз. Там, где они коснулись земли, вдруг встали люди. В лицо опешившему разбойнику с кастетом дико захохотал убийца Киллиан; его широко раскрытые глаза вращались, как у сумасшедшего. За его спиной поднял огромный меч на врага Шеймус в кожаном колете — элементы древней латной защиты на теле делали его еще более грозным. Рядом ловкими боксерскими ударами бандита с дубинкой атаковал крепкий мужчина в сером жилете. Толстая ветка, которая должна была опуститься на плечи ассистента мастера печатей, дернувшись, упала в кусты, а затем туда отправился и сам разбойник — это Эдвард, резко развернувшись, помог своему волшебному союзнику и с силой пнул врага в колено.

Николас не мог оторвать взгляда от появившихся из ниоткуда мужчин. Невозможно! Без сомнений, это была магия печатей, но какой мощи! Нечто подобное было под силу волшебникам до Коллапса, да и то лишь самым талантливым. Взаимодействие с живыми существами считалось сложнейшим видом великого искусства и было недоступно большинству человеческих магов. В полной мере им владели только уроженцы Чужих королевств — феи, гоблины, оборотни, лешие и прочие создания, чья плоть и кровь состояла из магии. Николас, потративший всю жизнь на изучение волшебных печатей, мог поклясться, что сейчас удержание — так ученые называли запечатывание существ на бумаге или холсте — в Тенаксе никому неподвластно. Но то, что он видел... Это просто не укладывалось в голове.

Тем временем к нему приблизился четвертый бандит. Волшебная печать его зрению была недоступна, и он с размаха уткнулся в волшебную паутину. Его мягко спружинило назад. Чертыхнувшись, мужчина ударил по невидимой преграде ножом, но эффект получился тем же самым. Снова выругавшись, бандит огляделся и остолбенело замер, наблюдая за тем, что происходит на поляне. На его лице явственно читался вопрос, не стоит ли ему делать отсюда ноги.

А задуматься было отчего. По земле покатились сброшенные шляпы, замелькали тела, заревел, вращая тяжеленным мечом, Шеймус. Киллиан сцепился со своим противником, и тот заорал от боли, когда его предплечье рассекло лезвие убийцы. У Николаса зарябило перед глазами. Он был уверен, что сейчас на тракт полетят отрубленные руки и ноги, но Эдвард, опомнившись, громко приказал:

— Не убивать! Слышите, не убивайте никого, если не хотите сесть в тюрьму!

Его послушались только двое — боксер, чьи кулаки уже успели окраситься в красный цвет от крови валявшегося в кустах бандита, и Шеймус, который презрительно фыркнул, демонстрируя отношение к приказу, но вонзил клинок глубоко в почву. Ему все равно было уже не с кем сражаться — преступник, мгновенно оценивший опасность пятифутового меча, удирал прочь. Киллиан же настолько вошел в раж, что вряд ли что-то слышал. Глаза озверевшего убийцы полыхали огнем, и он наносил своему еле успевавшему уклониться противнику все новые и новые порезы. Болезненные вскрики, похоже, доставляли ему удовольствие. Он давно мог прикончить врага, но каждый раз отскакивал назад и атаковал снова, двигаясь со скоростью молнии. Засмотревшись на него, Николас далеко не сразу понял, что попытки четвертого разбойника прорваться через окутавшую стволы печать давно прекратились.

— К дьяволу все это! — выплюнул он и бросился в лес.

— Тед, стоять! — понесся ему в спину гневный оклик.

Кричал пятый бандит, который до сих пор стоял поодаль. Что бы он ни хотел добиться нападением на двух магов, его план проваливался, а подчиненные разбегались. Ноздри мужчины раздувались от ярости, однако подать пример другим и вступить в драку он не торопился.

— Дохни тут сам, а я сваливаю, — процедил разбойник ему в ответ, даже не замедлив шаг.

Ругнувшись, главарь и сам бросился в лес.

К этому моменту, если не считать двух разбойников, с шумом проламывающихся через чащу, на ногах оставался всего один враг. Но и он, истекая кровью из неглубоких ран, стремглав кинулся прочь, когда Эдвард и Шеймус вцепились Киллиану в локти, удерживая сумасшедшего маньяка от убийства.

— Крис, лови его! — приказал Эдвард боксеру. — Нам нужно узнать, кто на нас напал!

Два раза повторять не понадобилось. Крис молнией метнулся к бандиту, и они покатились по земле. В конце концов, боксер оседлал противника и размашисто ударил его по лицу.

— Кто тебя послал?

Мужчина продолжал отбиваться, шипя и изрыгая проклятия. Драка с Киллианом его ослабила, и мускулистому Крису ничего не стоило блокировать все его удары. Зато разбойник от пинка в пах, да такого, что даже у наблюдающего за этим Николаса перехватило дыхание, защититься не смог.

— Отпусти, урод! — застонал он.

— Сначала скажи, кто тебя на нас натравил, — повторил боксер.

— Принц крыс! Это был он! Отпусти же меня!

— Подержи его еще, Крис, — процедил Эдвард. Он уже отошел от Киллиана, притихшего в крепких руках Шеймуса. — Притащим его в полицию, а там...

Что должно было случиться "там", узнать им оказалось не суждено. Как будто из ниоткуда, на дорогу вылетел стеклянный пузырек. Он со звоном разбился, и тотчас все пространство футов пятнадцать в радиусе заволокло сизым дымом, в котором блестели театральные блестки. Он распространился так быстро и был настолько плотным, что Николас не различил в нем собственную руку, которой на всякий случай схватился за дерево.

Где-то в молочной густоте раздались звуки ударов, крики и брань. Николас задрожал, прислоняясь к стволу. О том, чтобы снять печать и броситься на помощь Эдварду не могло быть и речи. В таком тумане разобрать, где враг, а где друг, было невозможно, и Николас гораздо вероятнее попал бы прямо в лапы разбойников. Нет уж, лучше пересидеть под защитой...

К счастью, дым развеялся почти с такой же скоростью, с какой и появился. Похожим туманом пользовались в театрах варьете и прочих низкопробных заведениях, чтобы скрыть приход одних артистов и приход других. Только концентрация там разливалась меньшая — всего несколько капель, насколько знал Николас. Однако цель была все той же. Когда на дороге хоть как-то прояснилось, бандитов и след простыл. Только шум в чаще выдавал их недавнее присутствие на тракте.

Крис, минуту назад сидевший на разбойнике, лежал на траве и держался за пах. Эдвард стоял рядом и матерился, как последний трубочист, вытирая с губы свежую кровь.

— Что случилось? — нервно спросил Николас.

— Упустили мы их, — мрачно ответил помощник.

— Отомстил, сво-олочь, — провыл Крис. — Прокляни меня Господь, если я к тебе еще на карты полезу. Еще пара месяцев с тобой — и я совсем форму потеряю. Меня уже какие-то докеры уделывают!

— Догонять будем? — равнодушно поинтересовался Шеймус.

Великан единственный из всех сохранял достоинство и делал вид, будто происходящее вокруг его совершенно не касается. Меч, однако, он из земли достал.

Эдвард оглядел тракт и зло махнул рукой.

— К черту. Слишком долго будем искать, а времени мало. Я уже чувствую давление печатей. Готовьтесь возвращаться.

Крис с трудом встал и попытался. Для боксера у него оказалось на удивление привлекательное лицо, которое портил только сломанный нос.

— Опять, да? В следующий раз снова выкинешь меня прямо в драку, без разогрева? Ладно, не ругайся. Давай меня первым. На этой твоей картонке хоть боль не так сильно чувствуется.

Эдвард кивнул и исподлобья, держась за расшибленную губу, посмотрел на волшебных помощников. Киллиан со скучающим видом уселся на траву и обрывком лопуха вытирал нож от крови. Шеймус легким движением перебросил свой огромный меч из одной руки в другую и недобро посмотрел на помощника мастера печатей.

— Мне не нравится, как ты используешь меня, потомка рыцарского рода, Мервин.

"Мервин?" — удивился Николас. Почему он называет его другим именем?

— У нас был уговор, и я не собираюсь тебе его сейчас пересказывать, — равнодушно ответил Эдвард. — До встречи.

В его руках мелькнули новые прямоугольники из картона. Даже из своего укрытия Николас видел, что это просто белые куски бумаги. Но вот, воздух возле Эдварда слегка задрожал от мощи творимого волшебства, по поляне разнесся шепот незнакомого заклинания, и трое мужчин начали медленно таять. По мере того как блекли очертания настоящих тел, на бумаге проявлялись их цветные изображения: на одном листе — перекошенная от боли улыбка Криса и его расстегнутая жилетка, на другом — гигантский меч и тени под нахмуренными бровями Шеймуса. Только третий оставался почти чистым, а Киллиан продолжал скалиться, хитро глядя на Эдварда. Когда боксер и палач уже почти растворились, убийца вдруг дернулся и, заставив мага вздрогнуть, схватил его за запястье.

— Какого?.. — процедил Эдвард, пытаясь вырваться.

— Мервин, отпусти, хотя бы ненадолго, — жадно попросил Киллиан. В его речи ощущался рычащий, резкий акцент коренных жителей Дивейда. — Другим, может, и нравится сидеть в этой бумажной клетке, но не мне. Еще хоть немного...

— Ты знаешь правила, — отрезал Эдвард, наконец высвободив руку. — Исчезни!

Чтобы отправить Киллиана на карту, ему пришлось нарисовать печать пальцем в воздухе, хотя этот метод обычно использовали в крайних случаях, для начинающих и слабых магов или когда на завершение заклинания уже не оставалось сил. Вспыхнув волшебным лазурным сиянием, печать окутала убийцу, и его образ, сопровождаемый печальным вздохом, перенесся на картон. Еще миг печать блестела на всех трех картах, а затем погасла, став невидимой. Эдвард, с шумом сглотнув, вытер со лба испарину и огляделся.

— Мистер Катэн, — несколько смущенно произнес помощник, заметив нанимателя, — с вами все в порядке?

Их по неизвестной причине хотели убить, на тракте творилась магия уровня, превышающего, наверное, даже умения Первого мага страны, а он интересовался, все ли в порядке?!

— Полагаю, Эдвард, — как можно спокойнее выговорил Николас, одернув сюртук, — нам нужно представиться заново и затем обсудить, как так вышло, что ты свободно обращаешься с заклинаниями удержания, но никогда не слышал о формуле Майерса.

Помощник вдруг расхохотался. Николас оскорбленно насупился, но по надрывной интонации Эдварда-Мервина понял, что тот смеется не над ним. Это был истерический смех — следствие испытанного перенапряжения.

— Знаете, мистер Катэн, — сказал помощник, — какой-то такой реакции я от вас и ожидал. Хотя то, как вы применили вот это заклинание, — он кивнул на волшебные нити, все еще окружавшие мастера печатей, — это для меня сюрприз. Я и не знал, что так можно сделать.

— Ну, мы все полны сюрпризов, не так ли? — сухо спросил Николас.

Эдвард снова рассмеялся, закрыв лицо ладонью.

Глава 14

Они сидели в кабинете у камина, за чайным столиком. Ароматный пирог так и остался нетронутым, зато бутылка ликера, который они добавляли в чай, была уже наполовину опустошена. В Солихолле воцарилась несвойственная особняку тягостная тишина — слуги, почувствовав мрачный настрой хозяина, ходили на цыпочках, и даже Джон нашел для себя какую-то срочную работу внизу. Эдвард смотрел в окно, избегая встречаться глазами с Николасом.

По дороге в Дивейд, когда они после той безумной драки вернулись к дилижансу и отправились домой, Эдвард отмалчивался, объясняя это тем, что магия забрала у него все силы. По приезде в город он попытался быстро уйти домой, но Николас вынудил его вместо Ивинг-авеню пойти в Солихолл, подозревая, что иначе он ответов на сотни роящихся у него вопросов так и не дождется. Он почти угадал — делиться своей историей помощник не жаждал, вместо этого старательно отмалчиваясь и оттягивая время. Но ждать Николас не собирался — Эдвард четыре месяца обманывал его, притворяясь гораздо более слабым магом, и терпеть такое дольше было невозможно.

— Я хочу знать, — как можно тверже произнес Николас, — что это были за люди и почему ты скрывал от меня свой талант. Волшебникам, которым подвластно взаимодействие с живыми существами, не место на окраине Тенакса, на должности простого ассистента. Что все это значит?

— Не такой уж это и талант, — покачал головой Эдвард. Хотя ему был сделан комплимент, польщенным он не казался. — Скорее сплошное мучение.

— Не скромничай. И не нужно демагогии о том, талант это или нет. Я хочу знать, кто ты такой и почему запечатанные тобой люди называли тебя Мервином.

Помощник застыл в сгорбленной позе, бесцельно теребя ослабленный шейный платок — в окна светило солнце, и в комнате скопилась духота. Видеть его колеблющимся было странно. По последним дням у Николаса сложилось впечатление, что он из тех людей, которые не привыкли сомневаться и предпочитают сначала делать, а потом думать.

— Ладно, — выпрямившись, наконец сказал Эдвард. — Пожалуй, вы должны это знать. Но история будет длинной и неприятной.

— Пусть. Меня это не испугает.

Эдвард говорил медленно и тихо. Николас попросил его начать с самого начала — с того, каким образом вышло, что ему доступна сложнейшая даже по старым меркам магия, но при этом он не знаком с такими простыми заклинаниями, как "Запечатывание проходов". История действительно вышла длинной, но Николаса не удивила. За четыре месяца он неплохо узнал своего помощника, несмотря на замкнутость его натуры, и подозревал как раз нечто подобное.

— Мое настоящее имя — Мервин Киннел, — рассказывал он. — Я родился в Конглобаре, в районе, который по грязи и нищете переплюнет Крысятник раза в два. Кажется, я уже говорил вам, что у меня было бедное детство? Нам не хватало денег на одежду и еду, а о книгах, особенно по магии, даже думать не приходилось. К счастью, способности к волшебству открылись у меня рано. Родители быстро сплавили меня к Лесли Халлету, одному из конглобарских мастеров печатей, учиться. Он согласился меня поить и кормить в обмен на то, что всю выручку от выполненных мной заказов он будет оставлять себе. Целый год моих родителей это устраивало. Потом заболел мой старший брат, который работал на фабрике. Денег он больше не приносил, наоборот, все больше средств уходило на его лечение. Родители промучились с ним несколько месяцев, взвыли от голода и пришли к мастеру Халлету в надежде, что он отдаст им часть того, что я заработал. Честно говоря, я понятия не имею, приносил ли я учителю хоть какую-нибудь выгоду, или он большие суммы тратил на то, чтобы прокормить такого прожору, как я, но платить родителям он отказался. Тогда они забрали меня, решив, что я уже достаточно обучен для того, чтобы выполнять заказы без посредничества Халлета. Мне только-только исполнилось одиннадцать. Не представляю, на что они рассчитывали, но их план не выгорел, — он дернул плечом. — Заказы малолетке, который и читать толком не умел, никто не нес, и скоро я отправился на ту же фабрику, где работал мой брат.

Его энтузиазм, когда Николас сказал, что хочет узнать все целиком, значительно поугас. Вспоминать детство ему не нравилось, да и кому бы понравилось, будь оно таким, как у Мервина.

— Понятное дело, я был не в восторге от того, что меня забрали. У Халлета тоже были не райские кущи, но я точно мечтал не о том, чтобы горбатиться часов по двенадцать-четырнадцать на фабрике. Брат выздоровел, но у него осталась покалеченной рука. Работать, как раньше, он не мог, и мне все равно приходилось пахать за двоих. В итоге я удрал от родителей, — он вздохнул, вытащив из колоды Малыша Риччи, невидяще глянув на него и убрав обратно. — Ни к чему хорошему это не привело. Меня вернули. Потом я сбежал снова. Меня опять вернули. Так продолжалось довольно долго, несколько лет. Я уходил из дома, возвращался, где-то работал, в свободное время шатался по подворотням, втайне грезя о волшебстве, на которое теперь не было никакой надежды, потому что ни один нормальный человек не взял бы в ученики тощего бродяжку вроде меня. Но однажды мне улыбнулась удача, и в определенный момент мне удалось достать одну книгу по магии, изданную еще до Коллапса...

"Скорее украсть", — подумал Николас. Судя по тому, каким Мервин себя описывал, купить такое сокровище ему было не на что, а делать подобный подарок полунищему юнцу никто бы не стал. Во всяком случае, получи он книгу честным путем, то не стыдился бы в этом признаться.

— Она содержала высшие заклинания магии печатей. Увидев их, я решил: "О, они-то мне и нужны!" — Мервин криво усмехнулся над собственной реакцией. — Я сразу вообразил себе, как выучу самое сложное заклинание, приду к Халлету или любому другому магу, всех поражу своими умениями и меня сразу возьмут обратно в ученики, а то и какую-нибудь магистерскую степень дадут. Халлет говорил, что с моими способностями это однажды может произойти, и я всем сердцем ему поверил... Но вот досада — половина книги была написана на языке фей. Я не понимал ни черта и решил попробовать сразу все. Что-то почувствовал, некий прилив магической силы, я только на одном.

— Это было заклинание удержания, — с пониманием произнес Николас.

— Да. Так как с остальными не получилось вообще ничего, я решил остановиться на этом. Я полгода расшифровывал само заклинание, выкраивая минуты между работой и... подростковыми шалостями. Когда оно стало мне понятно в достаточной, как мне казалось, степени — я мог его произнести, — я попробовал его применить. Но с первого раза у меня ничего не вышло.

— И было бы поразительно, если бы вышло! — Николас всплеснул руками. — Магия откликнулась только потому, что у тебя к ней врожденный талант. Сразу хотеть так много... Это заклинание даже до Коллапса не всем волшебникам было под силу!

— Ну, об этом я тогда не слышал, — пробормотал Мервин. — Я слегка расстроился, но поклялся во что бы то ни стало его освоить.

— Подожди, — насторожился Николас. — У тебя были только слова заклятия?

Помощник пожевал губу.

— Ага.

Николас схватился за голову. Только слова! А ведь это ничтожнейшая, самая незначительная часть искусства, которое называют магией. Часто заклинания вообще не требовали слов, а текст, если он был, мог отличаться в разных странах, приводя тем не менее к одному эффекту. Даже в Тенаксе, который в большинстве случаев использовал язык фей, часто встречались заклятия, в которых родные слова использовались наравне с фейскими. А в княжествах Хицца, которые лежали на севере от Тенакса, суровые жители, ведущую давнюю вражду с Чужими королевствами, отказались от их языка и употребляли для заклинаний собственное грубое наречие.

Гораздо большую роль в колдовстве играло умение удержать поток волшебной энергии. Кроме врожденных способностей этому помогали определенные жесты, концентрация, ежедневные тренировки и еще множество ухищрений. Не зная этого, подросток не смог бы, во-первых, зачерпнуть такое количество магии, а во-вторых, его удержать. Это было попросту опасно — в былые времена немалое число начинающих магов случайно убивали сами себя, практикуясь в безобидных, казалось бы, заклинаниях. Поэтому каждому волшебнику и требовался опытный наставник, который бы контролировал ученика до тех пор, пока он не достигнет предела своих возможностей.

— И ты пытался проделать все это в одиночку? — застонал Николас. — Боже милостивый, да как ты не погиб?

— Уместнее спросить, как так получилось, что меня не убили те, на ком я ставил эксперименты, — уныло ответил Мервин. — Но вы хотели по порядку... Итак, я сосредоточился только на этом заклинании, думая, что если я его освою, то все остальное придет как по щелчку пальцев. Так как я не понимал ни бельмеса, многое я делал наугад, часто неправильно. И расплачиваюсь за это до сих пор, — он поморщился, вспомнив что-то неприятное. — Я тренировался три года, прежде чем у меня получилось перенести на лист бумаги пойманную в подвале крысу. Я так воодушевился, что следующей моей целью стал человек, — мрачно произнес он.

Николас прикусил язык, чтобы не прерывать его очередным возгласом. Мервина прощало только то, что он ничего не знал о взаимодействии с живыми существами в рамках магического искусства. Вряд ли Лесли Халлет, кем бы он ни был, просветил его по поводу этого вида магии, считая, что мальчику, как и абсолютному большинству, она будет недоступна. К тому же три года — слишком маленький срок для подобного волшебства. Формула Майерса, например, была далеко не такой сложной, как запечатывание живых существ, но Николас со своим несомненным талантом освоил ее не на третий и даже не на пятый год обучения. Наверное, Мервин достиг таких успехов только потому, что сконцентрировался всего на одном заклятии, в то время как в обычных условиях от ученика требовалось развивать навыки, пробуя разные заклинания. Неподготовленный мальчик мог убить себя или своего подопытного, и с огромной вероятностью так бы и произошло. Но если сам Мервин, повзрослевший и явно здоровый, сидел перед Николасом, то за благополучие его цели поручиться было сложно.

Помолчав, он продолжил.

— Это вышло скорее нечаянно, чем специально. Нас застал полицейский, когда мы с друзьями... добывали себе пропитание. Он был всего один, и я подумал: "Вот идеальный кандидат для эксперимента! Сейчас я его аккуратно перенесу на бумагу, потом выпущу где-нибудь на окраине, и никто не узнает, чем мы тут занимались". Теперь я знаю, что этого нельзя было делать, но тогда мне это казалось прекрасной идеей. Перенести-то я его перенес, но мое тело не выдержало прорвавшийся через меня поток магии, и я свалился в обмороке.

— А полицейский? — не выдержав, охнул Николас. — Он остался жив?

Помощник коротко кивнул.

— Оказалось, что неподалеку его ждали напарники. Когда он не вышел, а вместо него из дома выскочила ватага перепуганных оборванцев, они ринулись внутрь и не нашли там ни следа напарника, зато обнаружили валяющегося на полу меня с удивительно точным изображением этого полицейского в руке. Что случилось, они не поняли, но притащили меня в участок и бросили в камеру, пригрозив, что если я не расскажу, куда делся их напарник, то они меня сгнобят. Вы, наверное, знаете, как полицейские могут обращаться с задержанными... — Мервин поморщился. — Я счел за лучшее во всем признаться. Особенно потому, что после такого переноса я не был уверен, смогу ли вернуть полицейского обратно. Я ведь даже не додумался поставить на него вторую печать, чтобы не повредить изображение. Через пару дней, в компании со специально приглашенным для этого мастером печатей, я все-таки вернул его — целого и невредимого, только очень злого.

Он на какое-то время затих, заново переживая прошлое, но все же заговорил опять.

— В полиции решили, что я им должен, и обязали меня отработать неприятности, которые я им причинил. Больше всего их интересовало мое умение запечатывать людей на бумаге. Инспектор Глейт думал, что так будет проще конвоировать преступников — из-под магической печати ведь не сбежишь, — но когда оказалось, что с моим даром не все так просто, он во мне разочаровался. Меня поставили заниматься всякой дребеденью — запечатывать отчеты, ставить печати на камеры в дополнение к замкам, чтобы задержанные оттуда не удирали, и так далее.

— Непростая работа, — оценил Николас.

Он бы от нее сошел с ума. Камеры часто располагались прямо в участке, и преступники находили особое удовольствие в том, чтобы портить нервы полицейским, которые их задержали. Это означало, что в полиции всегда стоял неимоверный гвалт, а преступники еще сопротивлялись, дрались и выкрикивали оскорбления.

Мервин пожал плечами.

— Терпимая, если у вас соответствующий склад характера. Но у меня его не было, точнее, у меня на все было собственное мнение. Я до сих пор не понимаю, как можно ловить преступников, если ты не имеешь права вламываться ни в одно помещение без разрешения его хозяев, пускай ты точно знаешь, что хозяин прямо сейчас, вот в этот самый момент, режет там жертву. А согласование с начальством расходов на проезд в кэбе — предварительное! — если ты не можешь догнать подозреваемого и вынужден взять экипаж, мог придумать только идиот или вредитель. Может, таких, как Монро, это и устраивает, но я чуть не чокнулся. Меня удерживало только то, что я мог бесплатно учиться у некоторых мастеров, хотя мою "полицейскую" карьеру не спасло и это. Через несколько лет я ушел оттуда.

Или его выкинули, что гораздо вероятнее. Вечно спорящие люди не нужны нигде. Зато теперь было понятно, откуда у Мервина такое пренебрежение к полиции и ее методам. В лихаческой юности он от нее прятался, потом его против желания заставили на нее работать и следовать дурацким правилам, которые больше мешали поиску преступников, чем помогали. Так можно возненавидеть даже любимое дело.

Николас оглядел комнату, сравнивая ее с тем, что когда-то окружало Мервина. Гардины, серебряные подсвечники, поднимавшиеся к потолку полки с книгами и окутывавшая все тишина. Николасу нравился его кабинет, он привык работать по собственным, разработанным за много лет правилам. Он не выносил, когда кто-то прерывал прием его пищи, сам организовывал день, иногда трудясь до полуночи, а иногда уходя спать уже в девять часов, с трепетом ждал чаепитие в четыре часа, гадая, какой пирог сегодня приготовит для него Китти. Создание печатей в этой уютной обстановке приносило умиротворение. Испытывал бы он те же самые чувства, если бы ходил каждый божий день в ратушу? Носил один и тот же серый должностной костюм, сидел в шумном зале с еще десятком клерков, которые его бы постоянно отвлекали, рассказывали сплетни и требовали выполнить вот то через час, а вот это — кровь из носа, через пять минут... Нет. Николас не был авантюристом, как Мервин, но ему бы это определенно не понравилось. Но когда Николас устраивался на должность дивейдского мастера печатей, он обладал достаточной репутацией, чтобы настоять на собственных условиях. Помощника оставалось лишь пожалеть.

— Что ты делал потом? — спросил Николас.

И снова он замялся, словно ему не хотелось сообщать о своей дальнейшей судьбе, но все-таки продолжил:

— К тому времени на меня обратили внимание в Тайной полиции.

— Что? — воскликнул Николас.

— Вы не ослышались, — подтвердил Мервин. — Там мне предложили почти идеальную работу, настоящее дело, в отличие от ковыряния в архивах и перекладывания бумажек с одного места на другое. Они искали кого-то вроде меня, и им было наплевать даже на то, что я недоучка. Большинство магов не хотят или не могут покидать пределы своих кабинетов, а Тайной полиции нужны люди, которые не боятся трудностей, готовы отправляться в опасные места и внедряться к преступникам.

Он говорил так, будто в этом не было ничего экстраординарного. Будто каждого простого парня с улицы могли взять в секретную службу, недавно учрежденную королем Эдмундом Третьим то ли для борьбы с врагами государства, то ли в противовес обычной полиции, которая не справлялась со своими обязанностями. Слухи о ней разнились — правды никто не знал.

— Итак, значит, ты... — Николас замолчал, не решаясь произнести слово, которое, по его мнению, было постыдным для джентльмена. — Шпион.

Мервин не шевелясь глядел на него, и он внезапно занервничал.

— Подожди-ка, Эдв... Мервин. Если ты квалифицированный шпион, то зачем ты устраивался ко мне на работу? Ты... Меня что, в чем-то подозревают?

— Успокойтесь, мистер Катэн, — попросил помощник. — Пожалуйста, дослушайте до конца.

— Да... Да, конечно.

Пальцы сами собой впились в оббитый тканью подлокотник. В начале беседы Мервин предупредил его, что история может ему не понравиться, а он самонадеянно ответил, что готов к этому. Теперь же Николас считал совсем иначе. Может, ему вовсе не стоило дослушивать помощника до конца? Все эти секретные дела в тайных королевских учреждениях добром не кончаются.

— Несколько лет я проработал в Тайной полиции, — Мервин бессознательно потер ссадину на губе — наверное, служба была не такой прекрасной, как ему показалось вначале. — Я занимался разными вещами, пока в правительстве какое-то время назад не заметили, что с письмами из Дивейда, запечатанными волшебством, творится нечто странное. Они то пропадали, то оказывались вскрытыми, то их как будто кто-то подменивал. Подозрение пало... — он запнулся. — На вас, потому что вы работали со всеми депешами подобного статуса. Меня и еще двух агентов отправили раскрыть предполагаемых заговорщиков. Так как моя специализация в волшебстве совпадает с вашей и к тому же мне требовалось повысить навыки, мне поручили наняться к вам ассистентом и следить за вами.

Шпион. И в самом деле шпион, присланный за ним следить. Николас наклонился и облокотился на стол, закрыв лицо ладонью. Какой стыд, какой позор! Он четыре месяца сидел в одном кабинете с соглядатаем, учил его, кормил, даже не догадываясь о его двуличной сущности.

— И что, как там это у вас говорится — накопал на меня какой-нибудь компромат? Виновен я в серьезных прегрешениях? — пытаясь скрыть за язвительностью степень расстройства, спросил Николас.

— Мистер Катэн, — тихо сказал Мервин, — я не встречал человека, менее склонного к нарушению закона, чем вы. И естественно, я уже давно доложил об этом начальству.

Что ж, придется счесть это за извинение.

— Что тогда тебя задержало на этой работе? — сухо поинтересовался Николас.

— Пожалуйста, не сердитесь, мистер Катэн. Мне нравилось у вас работать, и я узнал много нового. Более эрудированного и лучше разбирающегося в магии печатей учителя у меня еще не было, хотя я сменил их множество.

Николас ни за что бы в этом не признался, но лесть подействовала, поумерив обиду.

— Эти твои "карты" — они тоже шпионы Тайной полиции?

— Частично. Не волнуйтесь, никто из них за вами не следил.

Помощник мог солгать, и все же Николаса это утешило. Знать, что кто-нибудь наподобие ненормального Киллиана мог подглядывать за ним в окно... Он поерзал в кресле.

— Я так понимаю, заговорщиков вы с коллегами еще не нашли.

Мервин покачал головой; на его лице появилось обеспокоенное выражение.

— Нет, ни следа второго мастера печатей, зато начали пропадать другие агенты. Первый — около месяца назад. Само по себе это ничего не значит, случается, служащие Тайной полиции так глубоко укореняются в преступной сети, что не могут выходить на связь, иначе их раскроют. Но перед этим он говорил, что почуял в криминальном мире Дивейда странное волнение. А в воскресенье и третий из нас не пришел в условленное место. Я пытался его отыскать сам, сходил всюду, где он бывает, но он как в воду канул.

Николас фыркнул.

— Исчезли два сотрудника Тайной полиции, а она сидит сложа руки? Мервин, я тебе не верю.

Он вздохнул.

— Главный недостаток секретной службы состоит в ее секретности. Никто не знает, как она действует, а агенты часто не могут связаться друг с другом из-за того, что сведения о них хранятся в строгой тайне. Как правило, есть всего один канал, по которому мы можем передавать новости в главную контору в Конглобаре. А теперь представьте, что будет, если о нем стало известно преступникам? Письма будут перехватывать, а агент может об этом никогда и не узнать. У меня плохое чувство, что именно это и случилось.

Сделав паузу, Мервин опрокинул в себя чашку чая таким движением, словно это была рюмка виски. Впрочем, больше половины ее содержимого составлял ликер, а учитывая его крепость, то напиток мало чем отличался от любимого алкоголя дивейдцев.

— После того как один из нас пропал, мы сообщили об этом в главную контору. Но ответ... Мне не показался вменяемым. Нам сказали, чтобы мы продолжали заниматься тем, чем занимаемся. Затем убили Яворов, и весь город заговорил о взломанной шкатулке с драгоценностями. Это был явный след мастера печатей, которого мы искали, и мы сразу отправили срочное донесение в Конглобар. После этого я не получил ни одного письма от начальства. Я вообще не уверен, что они достигли адресата. Я не могу ни с кем связаться, понимаете? — он резко поставил чашку на блюдце. Та жалобно звякнула. — Я мог бы собрать вещи и уехать в столицу, — с жаром произнес Мервин. — Я должен был бы так сделать, потому что я маг и, если по-хорошему, у меня нет права расследовать убийства. Устав даже не предполагает ношение мной оружия! Но я уверен, что за всем этим — убийством Яворов, кражей документов и драгоценностей — стоит один и тот же человек. Если я все брошу и уеду, то Сесилию, вероятно, никогда не найдут. А вместе с ней — и мастера печатей, который крадет правительственные депеши.

— Постой, — Николас насторожился. — Ты хочешь сказать, что кто-то из твоих друзей мог проболтаться? И что... О, Господи! — от неожиданной догадки ему стало дурно. — На нас сегодня напали из-за тебя?

— Нет, — Мервин нахмурился. — Если бы кто-то из других агентов проговорился обо мне, то они бы назвали меня настоящим именем. В придачу им было бы проще подстеречь меня в Дивейде, чем тащиться в Туманный лес, убивая меня на глазах ненужного свидетеля.

— Если не из-за тебя, тогда из-за чего же? — требовательно спросил Николас. Сердце у него забилось быстрее от осознания, что помощник втянул его в бандитские разборки, да еще на уровне правительственных заговоров. — Я десять лет занимаю должность мастера печатей в этом городе, и еще ни один бандит не счел нужным мне угрожать!

— Может быть, в Дивейде до сих пор не было бандитов, которым вы могли настолько сильно помешать, — ответил помощник. — Но я думаю, что это именно вы спровоцировали сегодняшнее нападение. Кто-то мог следить за вами, когда вы пошли из Адальбертхолла в полицейский участок, и понять, что мы догадались о подмене Сесилии. Лжебаронесса способна принести такую выгоду, что преступникам проще избавиться от нас, чем расстаться с мечтой о легкой наживе. Вдобавок преступникам очень удобно от нас избавиться. Весь город считает, что в убийстве виноваты мы, а если мы бесследно исчезнем, то все решат, что мы сбежали с награбленными деньгами. И еще, извините, мистер Катэн, но вы вчера сами предложили мне помощь в поисках девочки. Я полагал, вы осознаете опасность, которая может вам грозить.

Чудесно — оказывается, он сам во всем виноват! Николас поджал губы. Допустим, вчера вечером он правда не слишком хорошо обдумал свои действия. Проведать вернувшуюся леди Ольстен его тоже никто не заставлял, как и пойти в полицейский участок. С другой стороны, помощник так или иначе старательно подталкивал его ввязаться в поиски девочки, причем из его рассказа следовало, что этим должен заниматься вовсе не мастер печатей и даже не полиция, а секретная королевская служба.

— Если бы ты соизволил раньше поставить меня в известность, что работаешь в Тайной полиции, то я бы принял совершенно иное решение, — проворчал Николас. — Пожалуйста, перестань втягивать меня в эту авантюру и обратись в Тайную полицию, обычную полицию — да куда угодно! Я не хочу, чтобы за мной охотились оголтелые убийцы.

— Они уже охотятся, и вы ничего не сможете изменить, — безжалостно сказал Мервин. — Прекратить это можно лишь одним способом — найти их первыми. Обычная полиция с этим не справится, там даже не захотят нас выслушать — это отлично доказала беседа с детективом Левисом, разве нет? Я могу обратиться в Тайную полицию, но они вряд ли успеют что-то сделать. Зато вы, мистер Катэн, — его голос стал вкрадчивым, — способны принести расследованию огромную пользу. Вспомните утро — вам пары взглядов на место преступления хватило, чтобы заметить то, чего не заметил я и о чем вряд ли догадался хоть один детектив. С вашей помощью раскрыть убийство Яворов получится намного быстрее, не говоря о том, что есть шанс спасти невинную девочку. Вы боитесь преступников? Так ведь и мы не лыком шиты — у нас есть союзники, о которых врагам ничего не известно, — он ловким движением распахнул перед нанимателем веером колоду карт, с первой из которых мрачно взирал гигант Шеймус.

У Мервина плохо получалось быть коварным, а убедительным — и того хуже, однако его правоту сложно было отрицать. Николас опустил взгляд на свои мягкие ладони. Он мог замкнуться дома, не выходя на улицу и окружив себя крепкими молодцами, но его репутация разрушена. Убийство Яворов и пропажа баронессы — громкое дело. В ратуше наверняка потребуют провести суд над преступниками, а если настоящих убийц не найдут, то судить будут Николаса. Пусть даже его оправдают, на карьере мастера печатей придется поставить крест. В то время как Мервин предлагал возможность все вернуть...

Да черт с ней, с карьерой. Возможность спасти девочку — вот что имело значение на самом деле. Что ему поставить выше — собственное благополучие или призрачный шанс, что леди Ольстен — настоящую леди Ольстен — можно спасти?

Перед джентльменом такой вопрос не должен был стоять. Но прежде чем отвечать Мервину утвердительно, следовало выяснить одну деталь.

— Зачем я тебе нужен на самом деле, Мервин? — спросил Николас, пристально глядя помощнику в глаза. — Я стар, слаб и точно не гожусь в компаньоны молодому сотруднику Тайной полиции гоняться за разбойниками. У меня нет причин сомневаться в твоей истории, но я не понимаю, почему ты мне ее рассказал, если у вас все действительно так секретно. Ты мог соврать что-нибудь, и я бы наверняка поверил. Верил же я тебе четыре месяца... Но ты не стал этого делать. Почему?

— Потому что у вас огромный запас знаний о магии и несравнимый опыт работы с печатями.

Он ответил четко и быстро. Ни в его взгляде, ни в мимике, ни в жестах не промелькнуло и намека, что Мервин может лгать. Николас успокоенно кивнул.

— Еще я надеялся, — смущенно добавил помощник, — что вы поможете решить некоторые мои проблемы с заклинанием удержания. Если мы хотим найти Сесилию и остаться живыми, без этого не обойтись.

Его просьбе Николас не удивился. Проблемы? Конечно у него должны быть проблемы с такими-то пробелами в обучении!

— Хорошо, — решительно сказал он. — Знай: я не рад твоему обману, но если у нас получится найти леди Ольстен, то я готов тебя простить и даже помогу разобраться в заклинании...

— Каком заклинании? — громко спросили из-за двери.

Лицо Мервина изменилось, а Николас, вздрогнув, ушиб ногу о стол. Он никак не ожидал услышать третий голос. Особенно этот.

Створки двери медленно открылись, и в кабинет, прошуршав черной суконной формой, шагнул Монро. За ним показался покрасневший Джон.

— Прошу прощения, сэр, — обратился он к хозяину. — Я пытался объяснить детективу-сержанту, что ему следует подождать, но...

— Но мне было слишком любопытно, о чем секретничают подозреваемые в убийстве Яворов после поездки на место преступления, — прервал Монро, обведя комнату пристальным взглядом, — поэтому я не внял увещеваниям вашего дворецкого. Прошу прощения за это нарушение правил приличия, мистер Катэн, и доброго вам с мистером Эрканом дня. Так о каком заклинании вы говорили?

Как же не вовремя он пришел! Да еще и с такой наглостью!

— О ложных печатях мастера Оссеата, — соврал Николас.

— Ах, конечно, как я сразу не подумал. И каким образом они связаны с поисками недавно вернувшейся в Дивейд леди Ольстен и поездкой в Туманный лес? — как бы невзначай поинтересовался детектив.

Николас тяжело вздохнул. От Монро, этого клеща, теперь было не избавиться. Да и надо ли было? Вне зависимости от того, что там думал по поводу полиции Мервин, сообщить о нападении в лесу следовало обязательно, а приход детектива избавлял их от необходимости идти в участок и снова подвергаться насмешкам всей когорты полицейских. Кроме того, не исключено, что Монро что-нибудь знал о Принце крыс, которого упомянул тот разбойник.

— Не хотите ли присоединиться к нашему чаепитию? — спросил Николас, втайне надеясь, что он все-таки откажется.

— Почту за честь, — растянув губы в улыбке, ответил Монро.

Глава 15

Они сидели молча. Монро, закинувший ногу на ногу, вел себя непринужденно, делая вид, что не замечает наэлектризованную атмосферу. От яблочного пирога детектив отказался, объявив, что он не сластена, зато чай попросил заварить максимально крепкий и выпил его залпом. Хотя Монро был одет в плотную суконную форму, а в комнате стояла духота, на его лбу не появилось и следа испарины. Словно неведомая хвороба высушила этого язвительного человека настолько, что он совершенно потерял способность чувствовать тепло.

Мервин, с первого взгляда невзлюбивший детектива, старался ничего не говорить и вообще был мрачнее тучи. Осознанно или нет, но помощник изредка одаривал Монро испепеляющими взглядами. Того они скорее забавляли — детектив спокойно их выдерживал и один раз даже как ни в чем не бывало улыбнулся в ответ. Николаса же подчеркнутая холодность Мервина раздражала. Помощник не понимал, как ему повезло: приди Монро на несколько минут раньше, он мог бы услышать не относительно невинную фразу, а признание Мервина в том, что он сотрудник Тайной полиции. Это наверняка понравилось бы ему гораздо меньше.

— Так и... кхм... зачем вы пожаловали, детектив-сержант? — прервал гнетущую тишину Николас.

— Вы бы лучше спросили, почему я пожаловал один, а не с отрядом крепких парней, которые бы вас схватили и засадили за решетку, — грубо сказал детектив. — А мне, между прочим, советовали так поступить.

— И что же вас остановило? — едко осведомился Мервин. — В логово разбойников всегда нужно заходить с подмогой.

Лицо детектива на секунду стало задумчивым, а потом приобрело обычное брезгливое выражение.

— Честно говоря, я и сам точно не знаю, как ответить на этот вопрос. Возможно, ваша вина мне не столь очевидна, как некоторым другим полицейским, хотя выносить вердикты в любом случае дело не полиции, а суда. Или, возможно, — и я на это надеюсь, — вы не станете делать глупости и усугублять свое положение расправой над полицейским, раз уж вы вернулись в город из неожиданного побега.

— Побега? — удивленно переспросил Николас. Вот как, значит, в полиции охарактеризовали их поездку на Ливентский тракт? — Постойте, откуда вам известно, что мы куда-то ездили? — спохватился он.

— Кажется, вы недооцениваете полицию, — заметил детектив.

— Недооценить вас довольно легко, — с притворной небрежностью бросил Мервин. — Мужчина в клетчатом костюме с чемоданчиком, подошедший утром на станции дилижансов, был шпионом, приставленным за нами следить.

От взгляда Монро пробрало чуть ли не до костей.

— В прошлый раз я выяснил, что вы поразительно хорошо разбираетесь в разбойниках, — пробормотал он себе под нос. — В этот — что вы претендуете на специалистов в делах полиции... Самоуверенность это или что-то большее? Впрочем, — уже громче добавил детектив, — я все равно не понимаю, о каком мужчине с чемоданчиком вы ведете речь.

По его интонации стало ясно, что он, напротив, все прекрасно понимает и Мервин не ошибся. Николас приложил ладонь к правому виску, ощутив вернувшуюся головную боль, которая мучила его с раннего утра. Молодежь... Они меньше уставали, быстрее ходили и даже соображали лучше. У него же напрочь вылетело из головы обещание Фредерику Фалсусу, и, хотя на часах пробило уже четыре часа пополудни, он так и не спросил Джона, приносил ли кто-нибудь в обед заказы. Не говоря уже о том, что он и не заподозрил в этом клерке полицейскую ищейку...

— Мистер Катэн, ваш чай был необыкновенно вкусен, но все же вернемся к теме Туманного леса. Мне невероятно интересно, — с нажимом произнес детектив, — что вы там делали. Не ездили же навещать собратьев-разбойников?

Неискушенному зрителю могло показаться, что он неприкрыто издевается, и лицо Мервина, который, похоже, так и думал, темнело все сильнее, предвещая грозу. Но если бы Чарльз Монро действительно верил в то, что говорил, то он бы не задавал вопросы и, в самом деле, не пришел бы один. Вполне возможно, несмотря на своеобразную манеру поведения, он был все-таки на стороне мастера печатей и его помощника.

— Нет, хотя мы действительно пытались их найти, — признался Николас. — Мы надеялись представить суду истинных виновников трагедии, постигшей леди Ольстен, но вместо этого чуть не превратились в новых жертв.

— Я слушаю, — подбодрил его детектив.

— Все началось вчера, — стал размеренно рассказывать Николас, — когда мы пришли выразить свои сожаления леди Ольстен...

Сообщение, что вернувшаяся Сесилия — это подменыш, не вызвало у Монро никакой реакции, а историю о том, что случилось на Ливентском тракте, он слушал с таким видом, словно перед ним играли очень плохую пьесу. Детектив разве что переложил одну ногу на другую, но скептическое выражение на скуластом лице так и не изменилось. Он с тяжелым вздохом кивнул, лишь когда Николас подробно описал напавших.

— Я знаю кое-кого из этих людей. Трудно представить, зачем им сдались вы. У них совсем другой профиль.

— Какой же?

— Сутенерство. Если, конечно, никто из вас с этим не связан...

— Нет! — возмутился Николас.

— Я так и думал, — спокойно сообщил Монро. — Сводничеством занимался только один из них. Второго судили за карманные кражи, третьего — за контрабанду спиртных напитков. Другие двое мне не знакомы, но что все эти люди делают вместе, для меня загадка.

— А что с Принцем крыс? — хрипло спросил Мервин. — Его вы не знаете? Кто он — главарь какой-нибудь шайки?

Монро откинулся на спинку кресла.

— Сложный вопрос. Многие спорят, существует ли этот человек и человек ли это вообще, а не выходец из Чужих королевств. О нем ходят только смутные слухи, а по вашим словам выходит, что он не только сколотил банду, но и его именем запугивают. Как, кстати, вам удалось сбежать от его людей? — он чуть-чуть склонил голову, пристально изучая собеседников. Его начищенные медные пуговицы блеснули, когда он повернулся от Мервина к Николасу. — Не вижу, чтобы вы были серьезно ранены, хотя ни один из вас не похож на бывалого вояку. Вероятно, спастись вам помогло то заклинание — как вы сказали, ложные печати Оссеана?

— Оссеата, — машинально поправил Николас.

Он смотрел на Монро и лишь поэтому заметил сверкнувшее в кофейных глазах полицейского удовлетворение. Эта эмоция смутила Николаса — он бы скорее ожидал увидеть смущение из-за допущенной ошибки. Но удовлетворение?.. Внезапная догадка заставила его посмотреть на гостя совсем иначе — с невольным уважением и в то же время с примесью страха. Детектив оговорился специально, проверяя, не сочинил ли мастер печатей эту фамилию на ходу. Умно... Хотя и недостаточно, ведь он так и не распознал ложь, которая скрывалась за этой выданной сходу фамилией.

Мервин тем временем обеспокоенно зашевелился в кресле. Он должен был испугаться, что Николас чистосердечно выложит детективу правду о том, каким способом им удалось отбиться от преступников. Но выдавать чужой секрет Николас не собирался, невзирая на то что его не просили об этом. Как обойти неудобный момент, он уже придумал — слова о ложных печатях очень удачно сорвались с его языка.

— Мистер Катэн... — предупреждающе произнес Мервин.

— Не волнуйся, — с менторской ноткой в голосе сказал Николас. — Думаю, твоей карьере не повредит, если детектив-сержант узнает о допущенной тобой ошибке в таком сложном заклятии, как формула Оссеата. В конце концов, даже не все мастера рискуют ее применять, что уж говорить об ассистенте...

Беспокойство в прозрачных глазах Мервина сменилось благодарностью. И тут же уступило место гневу, когда Монро резко произнес:

— Не повредит. Боюсь, что я все равно не смогу объяснить другому мастеру печатей, как опростоволосился ваш помощник, поскольку не понимаю деталей магического искусства. Но прежде мне все-таки хотелось бы узнать, как вам удалось сбежать от пятерых бандитов.

— Заклинание мастера Оссеата сработало неправильно и преградило бандитам путь, — пояснил Николас.

— И что дальше?

— Они поняли, что до нас не добраться, и ушли.

— Ушли, — повторил Монро. — Просто ушли.

Его тон намекал на то, что он в жизни не слышал ничего более бредового. Видимо, ложь, которую сочинил Николас, была не такой уж удачной, как показалось ему самому. Впрочем, не удивительно — так как врать джентльмену не пристало, то он никогда и не практиковался в этом занятии.

Мервин откашлялся, приходя на помощь.

— Прошу прощения, — он изобразил жгучий стыд, причем весьма достоверно, на взгляд Николаса. Впрочем, вряд ли ему было сложно этого добиться — всегда неприятно признаваться в своих слабостях, пусть и придуманных, перед человеком, который вызывает у тебя антипатию. — Все дело в том, что я не очень хорошо выучил заклинание и применил его спонтанно, с ошибками. Из-за этого печать распространилась слишком широко, а как следует из ее названия, она ложная, и все пространство вокруг нас превратилось в целый лабиринт. Это сложно объяснить человеку, не разбирающемуся в волшебстве, но преступникам действительно ничего больше не оставалось, кроме как развернуться и уйти туда, откуда они пришли.

Лицо у детектива было каменным.

— Ясно. Мистер Эркан, а откуда у вас тогда ссадина? Это последствие заклинания?

— К сожалению, лабиринт удалось наколдовать не сразу, — буркнул Мервин.

— Понятно... Значит, вы применили заклинание, и бандиты ушли в чащу леса.

Монро не спрашивал — он утверждал, уже зная, каким будет ответ. В комнате воцарилось молчание, причем не оттого, что нужно было придумать связную ложь. Николас не знал, чем он вызвал гнев Принца крыс, и тем более не хотел строить догадки, откуда в глухом лесу взялись пять бандитов. А Мервин, у которого наверняка уже была готовая версия, отчего-то медлил.

— Полагаю, они ушли по одной из заброшенных дорог в Рирское аббатство, — наконец произнес он.

— Вам, как чужаку в этом городе, вероятно, неизвестно, что от Рира остались одни руины, — уколол его Монро.

— Вы удивитесь, детектив, — парировал Мервин, — однако мне известно не только это, но и то, что спрятанные глубоко в лесу развалины часто становятся прибежищами воров и убийц. Также мне известно, что заброшенные дороги могут быть в гораздо лучшем состоянии, чем думают горожане, никогда не выходившие за пределы старых крепостных стен. Не исключено, что разбойники, напавшие на Яворов, а потом и на нас, прячутся именно там и там же содержат леди Ольстен. Скажите, полиция хоть раз устраивала облаву на Рирское аббатство?

Уголки губ детектива приподнялись в снисходительной улыбке.

— Тогда вы удивитесь еще больше, мистер Эркан, если узнаете, что после убийства Яворов полиция первым делом обыскала аббатство и изучила ведущие из него дороги.

Мервин явно не ожидал это услышать. Он слегка подался назад, а его брови сошлись у переносицы.

— Что вы там нашли?

— Ничего. Кроме развалин, естественно. Я лично обошел всю территорию аббатства и убедился в этом. Хотя по поводу дорог вы не ошиблись, — детектив качнул головой, признавая его правоту. — Мы действительно нашли на них свежие следы от колес. Похоже, что именно так грабители и смогли быстро вывезти из Туманного леса украденные у Яворов вещи. Мы прочесали все, но потеряли след там, где старые дороги пересекаются с новыми. Ни обыск подозреваемых, ни проверка лавок, где можно сбыть драгоценности, ни слежка и все прочее пока ничего не дали. Скорее всего, и леди Ольстен, и ее фамильные украшения давно находятся в другом графстве, — Монро развел руками. — Ваше личное "расследование", если его так можно назвать, немного запоздало, мистер Эркан.

На Мервина его слова подействовали неприятным образом. Он подался назад, покусывая нижнюю губу, а весь его вид являл воплощение глубокой задумчивости. Видимо, он успел убедить себя в правильности каких-то своих идей, и теперь, когда они рушились, был разочарован.

— Возможно, оно и запоздало, — тихо произнес Николас, — но пока есть хоть малейший шанс отыскать девочку, его нужно использовать. Детектив-сержант, вы можете нам не верить, но прошу вас, обыщите Адальбертхолл или допросите девочку, которая выдает себя за леди Ольстен, причем так, чтобы рядом не было Риана Атэра и его сестры, которые подсказывают ей все ответы. Сделайте хоть что-нибудь, но не бросайте это просто так.

Монро не ответил. Он сидел в кресле, всматриваясь в чашку, которую вместе с блюдцем держал на весу, словно что-то видел на ее дне. Прошло не меньше минуты, прежде чем детектив опять заговорил.

— Ничего бросать я не собираюсь и не успокоюсь, пока преступников не вздернут на виселице. Но то, о чем вы просите, сделать нелегко. По закону, во всяком случае, а нарушать его я вам не советую. Баронесса в трауре, общаться с полицией она отказывается и утверждает, что ничего не помнит о похитителях, а насильно допрашивать ее я не имею права. И все же... — он постучал пальцем по чашке, прикидывая что-то в уме. — Я поищу людей, которые на вас напали, и поставлю людей проследить за особняком. Там творятся странные дела. Нужно посмотреть, не выведут ли они нас на Принца крыс или убийц Яворов.

— Спасибо, детектив-сержант, — обрадовался Николас.

Тот поморщился.

— Не благодарите, мистер Катэн. Ваша история выглядит, как бред пьяной феи, но мой опыт подсказывает, что все самые мерзкие преступления поначалу такими и кажутся. За расследование ваших слов я берусь только поэтому.

Умел Монро воодушевить... Николас поерзал в кресле, ощущая себя так, словно его полили грязью, а не согласились помочь.

— И сколько времени займет слежка? — спросил Мервин.

— Два дня. Неделю. Месяц, — детектив неопределенно махнул рукой. — Все зависит от удачи, мастерства полицейских и ловкости преступников. Если они вообще задумали что-то незаконное.

— Это слишком долго! — возмутился помощник.

— У вас есть другие предложения? — поинтересовался Монро. — Хотите угрожать Атэру или его сестре, а может, самой баронессе? Этим вы только спугнете преступников, а то и угодите в каталажку за угрозы лордам. За ними нужно наблюдать — это единственный способ что-то выяснить.

Мервин с шумом выпустил воздух через ноздри, согнувшись в кресле, и провел ладонью по упавшим на плечи волосам.

— За месяц след девочки окончательно потеряется, — едва слышно произнес он. — А от руки похитивших ее ублюдков пострадают еще люди — я в этом уверен.

— Люди страдают каждый день, — жестко ответил Монро. — Мы не можем спасти всех.

— А если мы найдем еще что-нибудь? — спросил Николас. — Это ускорит процесс?

— Смотря что вы найдете, — пожал плечом детектив. — И я бы вообще не советовал вам заниматься поисками. Мистер Катэн, у вас репутация очень благоразумного джентльмена. Не говорите мне, что вы получили удовольствие от сегодняшнего приключения.

— Нет, — Николас поморщился. — Наоборот, я предполагал, что если нашим жизням угрожает опасность, то полиция сможет выделить кого-нибудь для охраны...

— И не рассчитывайте, — отсек он. — В полиции катастрофически не хватает людей, так что вам охрану никто не выделит. Можете обратиться с этой просьбой хоть к главному инспектору, хоть к мэру, но я уверен, что они ответят вам то же самое.

— Ясно... — скиснув, пробормотал Николас.

Менее прозрачно намекнуть на то, что на них всем наплевать, ни у кого бы не получилось. Зачем обеспечивать безопасность тем, кого весь город считает виновными в ужасном злодеянии? Правильно, пусть погибают — так даже лучше, ведь они получат справедливое наказание!

Монро поставил чашку с блюдцем на стол и поднялся, расправив мундир.

— Это все, что вы хотели мне рассказать?

— Все, детектив-сержант, — ответил Николас.

— Тогда я прошу одного из вас пройти со мной в участок, чтобы зарегистрировать сообщение о нападении. Без этого ваших преступников никто искать не станет.

— Я пойду с вами, — Мервин встал вслед за ним. — Если мистер Катэн меня отпустит.

— Иди, работать сегодня все равно уже не получится, — махнул рукой Николас.

В глубине души он был рад тому, что помощник сам вызвался сопроводить Монро. Последнее, чего Николас желал после утренних событий, это оказаться на улице, где за каждым углом его могли ждать вооруженные бандиты. Правда, уйдя, Мервин не расскажет ему о своих картах. Но лучше мучение от научного интереса, чем верная смерть от расшибающей голову дубинки.

Мужчины коротко попрощались. Помощник вышел в коридор. Взялся за дверную ручку и Монро, однако, уже шагнув за порог, вдруг обернулся и сказал:

— Помните, мистер Катэн: никаких самовольных расследований. Уверен, что это была не ваша идея, но, как здравомыслящий человек, вы должны знать, что обычно они заканчиваются гораздо хуже, чем на то рассчитывают новоиспеченные сыщики. Не испытывайте судьбу. Доброго вам дня.

И снова его прощальные слова упали тяжелым грузом, словно это было не пожелание счастья, а угроза. От щелчка закрывшейся двери Николаса передернуло. До чего же неприятный человек этот Чарльз Монро. И особенную непривлекательность ему придавало то, что он прав.

Одиноко посидев с полминуты в кресле и поразмыслив над несправедливостью бытия, Николас направился в спальню. Спать было гораздо лучше, чем сожалеть о некоторых поступках или бессмысленно трястись за свою жизнь, зная, что, возможно, уже завтра он рискнет ей снова.

Глава 16

На следующий день Николас проснулся ни свет ни заря. Сразу вставать он не стал, наблюдая за тем, как рассвет разгоняет в комнате серые сумерки. Вчерашние злоключения казались просто плохим сном, который окончательно развеется, если заняться обыденными делами, поэтому Николас наконец поднялся, тщательно умылся, оделся и с аппетитом позавтракал разогретым кеджери. Привычная обстановка в самом деле успокоила расшатавшиеся нервы, и плохое настроение отступило. В кабинет Николас пошел уже в половину девятого и с удовольствием устроился за столом, чтобы пораньше разгрести оставшуюся с прошлого дня работу.

Прежде чем приступить к рутине, Николас на всякий случай просмотрел составленный Джоном список вчерашних заказов, надеясь отыскать имя Фредерика Фалсуса. Там не нашлось ничего и близко похожего. С печальным вздохом отложив не заполненный даже наполовину лист, Николас подпер подбородок ладонью.

Ложь. Вокруг сплошная ложь. Непереносимость к ней он впитал с молоком матери, наследницы очень старого, хотя и небогатого землевладельческого рода. Представители аристократии грех лжи осуждали, и Николас с раннего детства усвоил, что нельзя врать самому и не стоит общаться с теми, кто любит потчевать окружающих сказками. Благодаря этой позиции у него получалось большую часть лет ограждать себя от лжи.

Увы, полностью избежать ее было невозможно, тем более открыв собственное коммерческое дело. В начале карьеры Николаса что ни день пытались надурить ушлые клиенты, да и сейчас среди посетителей иногда встречались чрезмерно хитрые типы. Но в последнее время мир как будто совсем съехал с катушек. Весь город поверил в глупую выдумку газетчиков по поводу его участия в убийстве четы Явор. Эдвард — то есть Мервин — целых четыре месяца разыгрывал перед ним спектакль. А тут к нему еще и приставили соглядатаев, которые представляются фальшивыми именами и беззастенчиво врут, что мечтают поставить печать... Ладно бы только все пытались облапошить его. Так ведь и ему тоже придется лгать — по меньшей мере притворяться перед всеми, что Мервин вовсе не тайный агент, и убеждать Монро, что он не ведет самовольное расследование. Нонсенс! Впору пожалеть, что в его жилах, в отличие от некоторых аристократических фамилий, не течет кровь фей или оборотней. Вот кому ложь всегда удавалась с поразительной легкостью.

В кабинете раздались деликатно шуршащие шаги Джона.

— Утренняя почта, сэр, — объявил он. — Заказы из ратуши и газета. Посыльный интересовался, можно ли забрать то, что он принес вчера.

— Пусть зайдет через два часа, — буркнул Николас, оценив размер стопки бумаг.

Если Мервин не опоздает, то они быстро с ними справятся, и можно будет приступить к другим делам.

— Да, сэр. Приятной работы, — неглубоко поклонившись, дворецкий удалился и мягко притворил за собой дверь.

Однако, когда он вышел, Николас взял не конверт из пачки заказов, а газету. Его почти лихорадило от болезненного желания узнать, что же понаписали про него мошенники-журналисты в этот раз. В полиции у них наверняка сидел человек, который рассказывал им обо всех криминальных новостях, иначе бы газетчики не знали и трети того, о чем писали. Значит, они должны были слышать про поездку мастера печатей и его помощника в Туманный лес. Какими будут заголовки первой полосы: "Неудачный побег жестоких убийц"? "Николасу Катэну и Эдварду Эркану не дали воссоединиться с сообщниками"? Заранее негодуя, он развернул пахнущие типографской краской страницы, но то, что он там прочитал, поразило его сильнее, чем любые сплетни о себе.

"Месть под сенью ночи! Уильям Инфидел, владелец текстильной фабрики, убит в полумиле от собственного дома".

Игнорируя дрожь в руках, Николас пробежал глазами черную вязь печатных букв. Мистера Инфидела убили вчера, когда он возвращался с фабрики. Он делал это по обыкновению поздно, засиживаясь за делами дотемна. Убийцам ничего не стоило подстеречь его карету на безлюдной улице, сбросить кучера, затем вытащить Инфидела из экипажа и уволочь в переулок, где над ним и была совершена кровавая расправа. Автор статьи в подробностях живописал, в какое месиво превратился несчастный промышленник — так что его с трудом узнала жена, прибежавшая на опознание. Читать это было невозможно, но редактор газеты отчего-то не вычеркнул неприятные абзацы. Николас не раз подмечал, что то, от чего воспитанный человек должен был ужаснуться, вызывало странный восторг у малообразованной публики, гоняющейся за подобными зверствами...

Но только на описании злодейства статья не завершалась. Автор делал два предположения, кому выгодна смерть фабриканта. Первой — и наименее вероятной — версией было то, что от него избавились конкуренты. Второй — которую поддержали некоторые видные дивейдцы — было то, что ему отомстили рабочие завода за ухудшение трудовых условий. Полиция в конце статьи, как всегда, оптимистично заявляла, что, кто бы ни убил Уильяма Инфидела, они найдут этих людей и отправят их за решетку.

Газета выпала из пальцев Николаса. В их последнюю встречу Инфидел обошелся с ним неласково, а если говорить по правде, то и грубо, и все же такой судьбы бывшему приятелю Николас ни за что бы не пожелал. Он понятия не имел, действительно ли фабрикант плохо обращался с рабочими, но то, что с ним сотворили, было ужасно.

И ведь это уже второе громкое убийство за последние несколько недель. Преступники в Дивейде как с цепи сорвались — раньше заголовки газет могли месяцами пестрить какой-нибудь никчемной чушью вроде "У фермера в Линнекоте родился двухголовый утенок" или "Аптекарь из Милл-Энда продал фунт муки вместо присыпки от клопов". Разоблачение фокусника Вернона Великолепного, который пытался выдать себя за мага, — и то неделю не сходило с первых полос. Некоторые жаловались на отсутствие новостей и называли Дивейд тухлым болотом, не понимая, что лучше сидеть по уши в тине, чем бояться появления нового пункта в череде трагедий.

Донельзя расстроенный, Николас быстро просмотрел оставшиеся страницы газеты. О них с Мервином там не упоминалось, а если бы и упоминалось, то ему было уже все равно. Единственное, о чем он сейчас мог думать, это об Уильяме Инфиделе и о том, что нужно зайти в церковь и заказать по нему мессу. Благожелательное настроение, которое установилось у Николаса с утра, как будто сдуло ветром. Кажется, теперь оно в принце невозможно. Разве что не выходить из дома, не читать газет и лучше вообще не покидать спальню...

— Здравствуйте, мистер Катэн.

В кабинет, стуча подбитыми каблуками сапог, вошел Мервин. Он явно торопился и не разделся, даже не снял шляпу. Николас переместил взгляд на часы. Без пятнадцати девять? Да это подвиг для него!

— Чему обязан лицезреть тебя в такую рань? — удивленно спросил Николас.

— Я нашел того, кто может кое-что знать о Принце крыс, — он стоял у двери, похоже, не собираясь раздеваться и приступать к работе. — Чем быстрее мы его посетим, тем быстрее разберемся в том, кто хочет нашей смерти.

— И где живет этот твой знакомый?

— В Крысятнике, — сказал Мервин так, словно захаживать каждый вечер в беднейшие кварталы города для него было совершенно естественным делом.

— Тут и в приличных районах людей убивают, — Николас указал на заголовок "Дивейдской утренней", — а ты зовешь меня туда, где напавшие на нас, по всей вероятности, проводят все свое время!

— У нас есть защитники, — помощник помахал перед ним картами.

От возмущения Николас растерялся, что ему ответить. Хороши защитники из таких, как Киллиан, который готов даже на союзников наброситься.

— Нет, Мервин, — раздельно произнес он. — Я шагу из дома не сделаю, пока не узнаю все в подробностях о том, как ты применяешь заклинание удержания и кого ты держишь у себя в колоде. Но перед этим мы должны выполнить свои прямые обязанности, — Николас ткнул пальцем в горку заказов, возвышающуюся на столе. — Обязанности. Это важно, понимаешь?

— Понимаю, — уныло протянул Мервин, бросая сюртук на спинку стула. — Обязанности, работа. Что может быть важнее? Конечно понимаю...

Глава 17

Когда они закончили разбирать задания из ратуши и посыльный забрал выполненные заказы, Мервин придвинул кресло к столу Николаса и сел напротив. Помощник слегка волновался, и это было тем заметнее, потому что при устройстве на работу в Солихолл или приеме высокопоставленных клиентов он почти не выказывал эмоций, словно происходящее его совершенно не занимало. Даже приготовления Мервина к творению заклинаний были тщательнее, чем два часа назад, когда он взял свою долю чиновничьих заказов. Тогда он рисовал печати на конвертах торопливо, небрежно, не утруждая себя разжиманием губ, чтобы четко произносить заклятия, и вообще прилагая минимум усилий. Хотя результаты все еще были отменными, на всякий случай Николас два раза призвал его к порядку и попросил уделять больше внимания мелочам. Помощник послушался, однако чему он действительно уделяет больше всего внимания, стало ясно лишь сейчас.

Он закатал рукава, обнажив жилистые предплечья, снял синий шейный платок и расстегнул жилет, чтобы не стеснять движения, которые при создании некоторых сложных печатей бывали очень активными. Затем Мервин разложил перед Николасом колоду. Прикосновения его сильных рук были заботливыми, нежными — многие мужчины с меньшим чувством ласкают своих жен. Правда, заклинание, позволяющее другому магу видеть все наложенные на предмет эффекты, он прочитал так же поспешно, словно подчеркивая, что дополнительные печати — это так, мишура, а главное — это печать, удерживающая на бумаге людей.

В тот же момент карты вспыхнули веселым разноцветьем, показывая Николасу, сколько печатей на самом деле наложено на каждую из них. Мгновенно заинтересовавшись волшебными переплетениями, он поднял одну — с читающим книгу стариком — и только потом догадался, что следовало бы сначала спросить разрешения у владельца.

— Я могу?.. — запоздало обратился к нему Николас.

— Конечно.

Он кивнул, но этому предшествовала заминка, настолько короткая, что ее заметил бы только хорошо знающий Мервина человек. Помощник ревновал. Или беспокоился о том, как мастер оценит печать — фактически собственное изобретение Мервина, поскольку заклинание он осваивал по наитию.

Николас всмотрелся в карту. Поверх удерживающей печати лежали еще две — сохраняющая бумагу от случайных повреждений, например надрыва, и маскирующая, с помощью которой скрывалось присутствие магии. Теперь, благодаря "подсвечивающему" заклинанию, было отчетливо видно первую печать — самую крупную, стягивающую лист картона сетью с геометрическим узором. Ее неправильность, несоразмерность била по глазам. Лучшие и просто хорошие печати всегда были симметричными — чтобы этого добиться, требовалось немалое умение, а иначе печать могла расползтись, как гнилая ткань, или оказаться недейственной. Если же она, невзирая на старания, получалась кривой, то мастер должен был поддерживать ее цельность собственной волей. Немногие были на это способны и еще меньше были готовы тратить силы на каждую неудавшуюся печать.

— Как ты вообще заставил ее работать? — удивился Николас.

— Я создал ее специально для архивариуса Телтера. Под особенности его организма и черты характера. Он говорил, что ему уютно.

— Ты для каждого создаешь отдельную печать?!

Мервин качнул головой.

— Без этого надолго удержать их на бумаге, да так, чтобы с комфортом, невозможно. Уилл Дакер — спугнувший моих друзей полицейский, о котором я вам рассказывал, — чуть не прибил меня, когда я снял с него печать. Его сдерживали всем участком. Потом он сказал мне, что пережил самые ужасные моменты в своей жизни. Мне невероятно повезло, что он не исказился. Ну, вы знаете, как это бывает.

Он стыдливо опустил глаза, когда Николас окинул его хмурым взглядом. Заклинания, влияющие на людей, не всегда испарялись так, как вчерашний иллюзорный дым из флакона Красотки Розы. Некоторые из них меняли человека навсегда, и прекрасным тому подтверждением были квакающие принцы и поросшие лебедиными перьями принцессы, свидетельства о которых из памяти народа не удалось стереть никакими королевскими приказами. В Чужих королевствах развлекались еще и не так, но то феи, а человеку поступать подобным образом непозволительно. Если бы Мервин наложил на Уилла Дакера печать с ошибкой, то мужчина остался бы калекой. Может, и хорошо, что магия так медленно восстанавливается после Коллапса? Страшно представить, что произошло бы, имей юный Мервин возможность разыграться в полную силу своих способностей.

— Выходит, ты постоянно поддерживаешь вместо тридцати однотипных печатей тридцать разных и на каждую минимум две дополнительных, — подытожил Николас.

Итого получалось около ста одновременно. Подсчитав, он пораженно уставился на помощника. Такое число печатей требовало от мага ежесекундно пропускать через себя мощные потоки волшебства и затрачивать гигантское количество физических сил. Николас был уверен, что сам он захлебнулся бы еще на половине и после этого добрую неделю провел бы в постели, не способный с нее подняться. Но Мервин... Он всего лишь скромно смотрел вниз.

— Тридцать три, — уточнил помощник. — Всего у меня тридцать три карты. Это предел моих возможностей. Я не могу поставить печать больше ни на одного человека так, чтобы это не отразилось на моем здоровье. Сейчас мне хватает сил, чтобы выполнять ежедневные обязанности и не уставать, но большее количество меня выжимает досуха. Есть и другие проблемы. Освободить из-под печати кого-нибудь одного или всех сразу мне проще, чем, например, четырех, как вчера. Если я так делаю, то оставшиеся печати давят на меня втрое сильнее. Из-за этого сокращается время, на которое я могу их выпускать. Если одного Криса я могу отпустить погулять минут на десять-пятнадцать, то Риччи и Энн — только минут на пять-семь. А Криса, Шеймуса и Киллиана — и того меньше. Причем не выпускать никого для меня проще, чем ненадолго освободить хотя бы кого-то.

— Это чудовищно неправильно, — Николас покачал головой. — И происходит так из-за того, что ты недоучился и создавал печати наугад. По правилам магического искусства ты не должен чувствовать усиление давления прочих печатей, если ненадолго снимаешь одну из них, а временных ограничений вообще не должно быть.

— Ну, я предупреждал, что у меня проблемы с моим даром.

Проблемы... Это еще слабо сказано. Николас потер лоб.

— Но ведь можно придать печатям универсальность. Тогда тебе станет легче их поддерживать.

— Это невозможно, — обреченным голосом произнес помощник. — У меня, во всяком случае, ничего не вышло. Я пытался сделать более похожими печати старушки Бет и архивариуса Телтера — у них хоть и абсолютно разный нрав, зато почти одинаковое телосложение.

Мервин вытащил их из колоды и положил рядом. По изображениям трудно было судить, но они и правда казались очень похожими — оба костлявые, морщинистые, немного сутулые. Только Бет, уперев руку в бок, с боевым видом смотрела вперед, а сухонький Телтер, прижав локти к талии, увлеченно читал старый фолиант.

— Попытка не увенчалась успехом, — утвердительно сказал Николас, изучая две печати.

Максимум, что было общего в узорах — это толщина линий.

— Полный провал, — мрачно подтвердил помощник. — Мне ни на йоту не удалось их изменить. Зато я чуть не изувечил обоих. Архивариус, уж на что сдержанный и вежливый человек, после этого грозил мне всеми небесными карами, а Бет так привесила в глаз, что я несколько дней ходил с "фонарем".

Старуха усмехалась с картинки, не оставляя сомнений в том, что она именно так и сделала. Мервин поерзал в кресле, заново переживая неприятные воспоминания.

— Поэтому я решил, что это в принципе невозможно, — продолжил он. — Сравните сами: что может быть похожего между палачом Шеймусом и малышом Риччи?

Перед Николасом легли две новые карты.

— Ничего, — ответил на собственный вопрос Мервин. — Шеймус свиреп и в приступе бешенства даст фору стаду разъяренных быков. Воздействовать на него магией сложнее, чем на тихого и безобидного Телтера. Чтобы его удержать, мне пришлось сделать печать толще и плотнее, создать скорее щит, иначе Шеймус грозился просто порвать ее. А теперь Риччи, — он осторожно прикоснулся к улыбающемуся мальчику, будто опасаясь повредить изображение. — У него очень слабое здоровье, и такая печать, как у Шеймуса, может его убить. К тому же он не особенно любит выходить наружу, поэтому вокруг него не нужно возводить броню. Для него я использовал тончайшие потоки волшебства, чтобы они не мешали ему дышать.

Печать, окутывающая ребенка, походила на ажурную паутинку из тех, что в бабье лето летают в воздухе, и разительно отличалась от грубых полос, обматывающих карту с палачом. Как их можно изменить, Николас не представлял и видел только то, что придание им одинаковой формы разрушит обе печати.

— А нельзя ли отпустить часть удержанных людей? — спросил он. — Тридцать три — это много. Зачем тебе столько помощников?

Льдистые глаза Мервина обдали холодом.

— Здесь есть очень близкие мне люди. Я не могу избавиться от них. Извините, мистер Катэн, но если бы решение проблемы было настолько простым, я бы к вам не обратился.

— Ясно... — пробормотал Николас. — Значит, чтобы твои друзья могли нас защитить и при этом не истощить тебя, нужно как-то видоизменить печати...

Он склонился над картами Шеймуса и Риччи, намереваясь внимательнее их исследовать. Однако после слов Мервина взгляд соскальзывал с поблескивающих волшебных линий на человеческие лица: щекастое, беззаботное у мальчишки и сердитое, жестокое — у палача. Занимаясь исключительно магией, было легко забыть о том, что у него в руках не просто бумажки с картинками, а люди, живые люди, которые тоже чувствуют, размышляют, и, возможно, им вовсе не нравится, что их трогает незнакомый человек. Который к тому же плохо разбирается в этом виде искусства и способен им навредить. Николас, поколебавшись, убрал ладони от карт.

— Прости, Мервин. Я не специалист в магии воздействия на людей и никогда особенно ей не интересовался, поскольку считал, что мне она пока неподвластна. Боюсь, в ее практическом применении я разбираюсь еще хуже тебя. Если ты уверен, что облегчить вес печатей невозможно, зачем ты просил меня помочь?

Помощник повел плечом.

— Ну, я думал: вдруг я ошибаюсь и у вас получится что-то придумать.

Легкомысленность. То, что и ожидалось от такого авантюриста, как Мервин.

Николас вздохнул.

— Я покопаюсь в библиотеке и поищу все книги, где упоминается о заклинании удержания. Еще ты должен в деталях записать, какие слова ты используешь во время колдовства, какие жесты, менял ли ты что-нибудь в заклинании за время его применения и так далее. Также мне нужно будет скрупулезно изучить все карты и поставить некоторые эксперименты. На все это уйдет немалое время. Но тебе следует знать, Мервин, — он сделал акцент на последних словах, чтобы они отпечатались в памяти помощника. — Вид магии, к которому у тебя дар, непредсказуем. Мои попытки повлиять на печати могут привести к неприятным последствиям. И хорошо, если дело закончится только тем, что мне, как и тебе, "привесят "фонарь"", — помощник не улыбнулся, и Николас кашлянул, поняв, что попытка пошутить не удалась. — Поэтому я должен как можно больше узнать о тех, кого ты удерживаешь. Я хочу помнить, что взаимодействую с живыми людьми, а не с размалеванными картонками, которые таскают в карманах мошенники фокусники. Ты согласен?

— Да, — взгляд Мервина, еще несколько секунд назад холодный, как лед, потеплел. — Уверен, они тоже это оценят. Многие из них. Единственный конглобарский мастер печатей, которому я мог рассказать о заклинании удержания, относился к ним так, будто они расходный материал, подопытные крысы.

Скорее всего, он был из магов-ученых. Николас знавал нескольких таких. Занятия волшебством по своей сути подразумевают постоянные исследования, однако некоторые мастера полностью бросали практику, чтобы посвятить себя чистой теории. Истинным дыханием жизни для них обладали только формулы и странные гипотезы, в то время как обыденность они считали преходящей и не утруждали себя обращать на нее внимание. В тоне Мервина прозвучало презрение к конглобарскому магу; его чувств Николас не разделял, хотя и не восторгался подобными людьми. По его убеждению, волшебство должно в первую очередь приносить пользу, а в доморощенных измышлениях теоретиков подчас было сложно найти что-то кроме мудреных фраз.

— Обещаю, что буду относиться к твоим друзьям со всем уважением, — успокоил Николас. — Если, конечно, они будут поступать так же.

Помощник усмехнулся.

— За всех ответить не могу. У Бет такой нрав, что она, я думаю, могла бы оттрепать за уши самого короля.

— Больше всего меня волнует не она, а те, кто, как ты сказал, будут нас защищать. Среди них есть люди, которым я бы опасался доверить свою жизнь.

Над переносицей Мервина сошлись брови.

— Вы про Киллиана.

— Извини, но он показался мне... — Николас замялся, не зная, как аккуратно сообщить Мервину, что он имеет дело с преступником. Помощник мог и не слышать о том, что Киллиан зарезал пятерых докеров. Вряд ли агент Тайной полиции стал бы укрывать убийцу. С другой стороны, при взгляде на Киллиана невозможно не заметить, что у него не в порядке с головой. — Скажем так, он очень неустойчив. И еще он...

— Убийца?

Он произнес это так, будто в том, чтобы быть убийцей, нет ничего предосудительного. Так, будто они с Николасом только что обсуждали, какое мясо продает некий мясник, и вдруг выяснилось, что кроме свинины и говядины он торгует еще и бараниной. Николас окончательно растерялся.

— Так ты обо всем знаешь? Зачем тогда ты держишь возле себя этого кошмарного человека?

— Мистер Катэн, вы только что пообещали, что будете относиться к моим друзьям с уважением.

Он прикусил язык. Надо было сначала узнать все о союзниках Мервина и только потом разбрасываться клятвами, но теперь уже было поздно. Да и ладно — если Киллиан такой один, то можно просто убедить помощника держать его где-нибудь подальше.

"Но что если он не один? — звякнул на задворках сознания тревожный звоночек. — Может, Мервин потому и посерьезнел, что у него половина "карт" виновна в омерзительных преступлениях?" Мысль была до неприятного логичной.

— Пожалуйста, — выдавил из себя Николас. — Не говори мне, что у тебя там не один убийца...

— Не один, — подтвердил Мервин. Его глаза, только начавшие оттаивать, вновь покрылись инеем. — И Киллиан, и Шеймус, и Дейл, и Энгус... — он называл все новые и новые имена, смешавшиеся у Николаса в сплошной поток и ужаснувшие его количеством. — Все эти люди когда-то так или иначе убивали или совершали другие преступления. Все они заключили с Тайной полицией договор, что их не выдадут властям в обмен на их знания или помощь. Некоторые из них действительно хотят исправиться. Я их не предам и надеюсь, что вы не будете предвзятыми.

— Да ты посмотри на Киллиана! — воскликнул Николас. — Он, по-твоему, похож на раскаявшегося?

Под скулами помощника шевельнулись желваки.

— И все же он помогает мне. У меня — и у Тайной полиции — с ним договор, который позволяет мне его всецело контролировать. Вам придется довериться мне.

Легко сказать!

Наверное, Мервин догадался по виду Николаса, что тот не собирается вручать свою безопасность в руки сумасшедших преступников, потому что придвинулся к нему и мягко произнес:

— Мистер Катэн, других защитников у меня для вас нет. С большинством из них я работаю уже несколько лет и уверен в них.

— Даже в Киллиане? — вырвалось у Николаса.

— Я уверен в том, что Киллиан очень не хочет снова скрываться от полиции и получать заслуженное наказание, потому что если со мной что-то случится или я решу, что он плохо выполняет обязанности, его описание станет доступным мастерам поиска по всему Тенаксу. То же самое касается и остальных агентов, которые добровольно подверглись запечатыванию. Насильно я никого не заставляю помогать. И вас тоже, — он многозначительно глянул на нанимателя. — Если вы вдруг будете колебаться, принять ли помощь их, подумайте о том, что в этот раз они делают доброе дело. Не важно, кто они, благодаря им мы сможем спасти маленькую девочку. И возможно, разоблачить Принца крыс.

Николас перевел взгляд на карты, с которых смеялись, хмурились или невыразительно смотрели мужчины и женщины. Стоило ли закрыть глаза на то, что часть из них люди, к которым, будь это нормальные обстоятельства, он не подошел бы и на милю?

— Это как-то слишком много, и так сразу, — пробормотал он.

Причем много во всех смыслах. Чересчур много планов с очень большими ожиданиями, преступников, сведений и ответственности... И все это свалилось на него буквально за несколько дней. Он не успевал в этом разобраться. Джентльменские принципы говорили ему, что нельзя сотрудничать с убийцами, но помощник убеждал, что можно, если использовать их во благо. К самому Мервину Николас тоже до сих пор не знал, как относиться. Вроде бы он обманывал его ради доброго дела, но ведь обманывал же! И весь этот ужас с нападением в лесу — Николас до сих пор был так растерян, что спасительный страх никак не мог возобладать над другими эмоциями, спутавшимися в шерстяной клубок.

Он вздохнул, взглянув на блестящие печати. Пожалуй, маги-ученые не так уж неправы. Гораздо легче ограничить себя изучением волшебства, не связываясь с людьми и вопросами морали, которые неизбежно возникали при взаимодействии с ними. С большим удовольствием Николас сейчас бы исследовал возможность универсализации печатей, чем решал, хочет ли он, чтобы его спину прикрывал Киллиан и правильно ли вообще полагаться на нераскаявшихся преступников, спасая невинную девочку.

Впрочем, широким выбором он все равно похвастаться не мог.

— Мне нужно больше времени, — тихо пожаловался сам себе Николас.

Он имел в виду, что ему нужно осмыслить происходящее, чтобы не принимать поспешных и оттого ошибочных решений, но Мервин понял его иначе.

— Вы еще успеете разобраться с печатями, мистер Катэн. Клянусь, что сделаю подробнейшее описание, которое вы просили, уже сегодня и расскажу вам про карты все, на что имею право, не нарушая их собственные тайны. Но сейчас нам нужно отправиться к тому, кто способен поведать нам о Принце крыс. Мы и так ждали чересчур долго, и времени у нас осталось мало.

Глава 18

Над Мясницкой улицей и ее ближайшими окрестностями стояла страшная вонь. Недавно закончился дождь, и возле многочисленных лавок собрались лужи, окрашенные в красный цвет из-за текших с прилавков струек крови. Ливень не смог отогнать всех мух, которые вились вокруг развешанных на крюках туш, однако никого из прохожих это не пугало. Торговля шла бойко, мясники в замызганных фартуках бодро орудовали огромными ножами, а довольные клиенты прятали в корзины приобретения, которые уже вечером должны были превратиться в сытную похлебку или ароматное жаркое. Неподалеку женщина в старомодном синем платье яростно торговалась с полным владельцем лавки из-за свиной головы. Их ругань, предметом которой давно уже перестало быть мясо, гремела на половину улицы и грозила перейти во всеобщую драку.

У Николаса, не выносившего шума, заныло в висках. Дурное настроение закрепила двуколка, которая неслась по мостовой с бешеной скоростью, разбрызгивая месиво из грязи, навоза и потрохов. Кучер с гиканьем разгонял прохожих, но отскочить подальше успевали не все. Недостаточно увертливым оказался и Николас, поплатившийся за это испорченными брюками.

— Замечательно, — сердито сказал он, рассматривая пятна на штанах.

— Отстирается, — жизнерадостно заявил Мервин.

Николас одарил его хмурым взглядом. Ему-то хватило расторопности, чтобы уклониться от водопада брызг. Впрочем, он же предупреждал, куда они направятся...

Мясницкая улица была границей между респектабельными районами Дивейда и Крысятником. Некоторые считали беднейший квартал отдельным городом — люди в нем жили по собственным законам, часто игнорируя королевский. Посыльными вместо тощих мальчонок там работали крепкие парни, которые могли отбиться от воров, а полиция зачастую позволяла преступникам спокойно скрываться с места преступления.

Конечно, на Мясницкой улице полный беспредел, как в Крысятнике, еще не творился. Тут совершали покупки жители респектабельных кварталов, в том числе и кухарка Китти, поэтому владения мясников содержались в относительном порядке. Однако здесь начинался Крысятник, и это было заметно не только по сильно обветшалой одежде прохожих, но и по резко возросшему числу подозрительных личностей, которые жадно посматривали на чужие кошельки.

— Скоро мы уже придем? — поежившись, спросил Николас.

— Да. Уже, — ответил Мервин, юркнув в узкий, фута три шириной, закоулок между двумя кирпичными домами.

Последовавший за ним Николас недоуменно осмотрелся. Тут было так замусорено, что казалось, будто из куч хлама вот-вот бросятся голохвостые твари, из-за обилия которых район и назвали Крысятником. Тем не менее кто-то протянул над переулком веревки и сушил на них белье. Можно представить, как будут пахнуть его хозяева, когда наденут эти рубашки...

— Что мы тут делаем? Ты говорил, твой человек работает в мясной лавке.

— Он не совсем человек. Полукровка, — понизив голос, чтобы их не было слышно, пояснил помощник.

— Из какого он королевства?

— Крысиного.

Крыса! Час от часу не легче.

— Просвети, пожалуйста, чем представитель самого презираемого даже среди оборотней народа способен нам помочь, — скептически произнес Николас.

— Он крыс, мистер Катэн, — тон у Мервина был таким, словно он объясняет ребенку, почему низ — это низ, а верх — это верх. — Вы помните имя того, кто желает нашей смерти? Принц крыс, — ответил он, так и не дождавшись ни слова от поджавшего губы Николаса. — Он может быть связан с Чужими королевствами, и если я прав, то мы сможем узнать это от Шиска.

— Помощника мясника?..

— Бывшего жулика, который не понаслышке знает половину криминального подполья, и к тому же члена крысиной диаспоры.

Определенная логика в рассуждении Мервина была. После Коллапса оставшиеся в Тенаксе жители Чужих королевств сплотились, чтобы помогать справляться с тяжелыми последствиями исчезновения магии. Хорошо знали друг друга даже те, чьи страны прежде воевали. Лис Эот, например, держал у себя секретаря-волка, с которым, происходи дело в княжествах Хицца, они бы обязательно перегрызлись. А Шиску сам Бог велел знать авторитетного соплеменника, управляющего целой бандой.

— Допустим, они знакомы с Принцем, — нехотя признал Николас. — Но почему ты решил, что твой Шиск захочет нам его выдать?

Мервин жестоко улыбнулся.

— О Шиске мне рассказывал Сэм — агент, пропавший месяц назад. Через крыса он пытался познакомиться с нужными людьми и заодно выведал о нем один секрет, который заставит его выложить все, что нам нужно.

Николаса передернуло. Он уже согласился терпеть убийц, которые должны были его защищать, а теперь вынужден заниматься еще и шантажом. Прекрасно. Скоро он действительно превратится в злостного преступника, каким его считает весь Дивейд!

— Так почему мы не идем в лавку? — без энтузиазма спросил Николас.

— Шиск наверняка испугается и сбежит, если его будут спрашивать двое мужчин, — резонно заметил Мервин. — Лучше послать за ним даму.

Он огляделся, и после этого в его пальцах мелькнула карта. Легкое движение, брызги осколков печати — и перед мужчинами возникла худощавая старуха в коричневом платье и бежевом чепце. Николас мгновенно узнал Бет. Она уперла руки в бока и грозно нахохлилась, как будто собираясь накричать на Мервина, но внезапно увидела Николаса. Тут же ее лицо изменилось до неузнаваемости — из строптивой старухи она превратилась в милейшую пожилую особу, которая кокетливо поправила выбившийся из-под чепца седой локон.

— Добрый день, — промурлыкала Бет, глядя на Николаса.

— Добрый, — смущенно пробормотал он.

— Мистер Катэн, позвольте представить вам Элизабет Торли, — серьезно произнес Мервин.

— Можно просто Бет. Вы не против, если я буду звать вас Ником?

— Э... Хорошо.

Вообще-то, он был против, но не знал, как не обидеть ее отказом. Проще было согласиться.

— Бет, я позвал тебя не для болтовни, — Мервин шагнул вперед. — Нам нужна твоя помощь...

— А с тобой, негодный мальчишка, — прервала она резким, скрипучим голосом, так не похожим на недавнее воркование, — я поговорю позже. В прошлый раз ты не очень-то вежливо со мной обошелся.

Помощник терпеливо вздохнул. Николас вспомнил, что и в Туманном лесу вызванные с карт люди упрекали его в недостойном обращении.

— Бет, пожалуйста, ты же знаешь, что я не могу учесть пожелания сразу всей толпы, которая живет под моими печатями. Давай и правда обсудим это позже, а сейчас, умоляю тебя, помоги нам.

Но, похоже, его уговоры давно перестали действовать на Бет. Игнорируя Мервина, она подбоченилась и стрельнула желтоватым орлиным глазом на Николаса.

— Вам в самом деле нужна помощь?

— Да. Пожалуйста, выслушайте его.

— Ну ладно, — смилостивилась Бет. — Только ради вас. Что нужно делать?..

Узнав, что она должна всего лишь выманить крыса из лавки, старуха презрительно заявила, что ей это раз плюнуть и действительно сплюнула в груду мусора, а затем решительно направилась к заведению с немудреным названием "Свежее мясо". На всякий случай Мервин засек время на простеньких карманных часах. Бет не было минут десять, когда же она снова появилась в закоулке, то оказалась одна. Ее лицо покраснело, впалая грудь вздымалась, однако старуха выглядела довольной.

— Нет его, — сообщила она еще на подходе. — Уже ушел. Я немного почесала языком с продавцами в лавке и успела поскандалить с владельцем, зато разведала все, что вам нужно.

— И где Шиск? — спросил Мервин.

Ближайшая колокольня недавно отзвонила всего два часа пополудни — не то время, когда прислуга в лавках может уйти домой. И вряд ли крыс отлучился на обед — обычно рабочие на подобных должностях брали еду с собой и быстро-быстро перекусывали, чтобы не отвлекаться от непрерывного потока обязанностей.

— А, он на грани увольнения, — заговорщицки прошептала Бет. — Пристрастился к сверфу и почти все время проводит в опиумном притоне, где таким, как он, продают это зелье. Если раньше ваш крыс еще находил в себе силы продержаться до вечера, то теперь уходит туда уже в середине дня. Как раз незадолго до нас он опять улизнул с работы, и его товарищи считают, что он отправился за новой дозой сверфа.

— Что это? — таким же тихим голосом уточнил Николас.

— Изобретение родом из княжеств Хицца, — ответил Мервин. — Зелье наподобие опиума, только дешевле. Отменная мерзость, которая еще и мгновенно вызывает привыкание. Не удивлен, что вы о нем не слышали — его завезли недавно, но в Конглобаре он уже стал целой эпидемией. От него уже куча народу перемерла.

— Нам нужно будет идти в место, где курят такую гадость? — забеспокоился Николас. — Может быть, лучше мы завтра еще раз зайдем в "Свежее мясо"?

— Нет. Сверф — дело опасное, никакого завтра для Шиска может и не быть. Бет, ты спросила, в какой притон он ходит?

— "Лазурное небо", — старуха подмигнула. — И я даже выяснила, где это...

Эта женщина могла бы вытрясти сведения даже из вражеских лазутчиков. Ей удалось разузнать и точное местонахождение опиумного притона, и правильные слова, которые нужно сказать для входа. В Крысятнике официально запрещенные опиумные притоны могли работать совершенно открыто, однако хозяева "Лазурного неба" на всякий случай соблюли меры предосторожности, поэтому в заведение пускали только "своих".

После того как Бет подробно описала до него путь, Мервин вернул ее на карту, и Николас, которого уже слегка утомили адресованные ему игривые ужимки, вздохнул с облегчением. Однако испытывал он это чувство недолго. Невзирая на все недостатки Бет, она казалась трезвомыслящей женщиной, а именно трезвомыслия Николасу и не хватало там, куда они направились после Мясницкой улицы.

После нее им пришлось свернуть раза четыре, и все вглубь Крысятника, причем с каждым поворотом настроение Николаса стремительно ухудшалось. Улицы, достаточно широкие для того, чтобы по ним ездили экипажи, остались позади. В этих же узких ходах, похожих на лабиринт, невозможно было разойтись с идущим навстречу человеком так, чтобы не столкнуться. Однако Николаса, давно уже отвыкшего ходить пешком, волновало не это — гораздо сильнее его беспокоили обитатели района.

На них не было видно ни единой целой, хорошо отстиранной рубашки, а уж о сюртуках или цилиндрах не приходилось и говорить. Недавний бандит из Туманного леса с дырявой шляпой был бы здесь первым щеголем. Даже женщины, для которых считалось неприличным покидать дом без капора или хотя бы платка, чаще всего разгуливали простоволосыми, а их платья редко достигали щиколоток. Некоторые из этих дам одаривали заблудших сюда двух мужчин красноречивыми взглядами, да такими, что Николас предпочел изучать разбитую мостовую, а не смотреть по сторонам. Не потому, что его соблазнял вид местных путан, а потому, что стоит чуть-чуть зазеваться, и либо кто-нибудь из этих дамочек, либо их щербатые дружки оставят наивного чужака без кошелька и даже сапог.

Зато Мервин как будто ничего подобного не боялся. Если Николас хотелось ссутулиться и стать как можно меньше, то помощник расправил плечи и уверенно шагал вперед, игнорируя зловещие ухмылки, которые посылало здешнее отребье хорошо одетым чужакам.

Улицу, на которой располагался опиумный притон, и улицей-то сложно было назвать — это был узенький тупичок с глубокими колдобинами и наглухо закрытыми ставнями. Вывески "Лазурного неба" нигде не было, но Бет подсказала, по каким приметам его искать: в подвал, где он находился, вела железная дверь с окошком. Впрочем, определить, где притон, было легко и без этого — возле упомянутого места прямо в луже беспробудным сном спал пьяница, а в саму дверь царапался костлявый мужчина с одутловатым лицом.

— Пусти, Гейл, — ныл он. — Ты же знаешь, я потом принесу деньги... Я всегда приношу!

— Пошел к черту! — шикнули из проема. — Ты еще за прошлый раз не заплатил.

— Ну хотя бы одну щепоточку, хотя бы сверфа, Гейл...

Уговоры могли продолжаться часами, но человек опасливо притих, когда над ним вырос долговязый Мервин. Замолчал и Гейл. В вытянутом окошке виднелись только его сощуренные глаза и нос с горбинкой.

— Вам кого, господа? — грубо спросил привратник, сразу определив, что гости не относятся к характерной для притона публике. — Вы, случаем, не ошиблись районом?

— Мы ищем мистера Теодора Лаудана, — спокойно ответил Мервин.

— Вот как, — глаза Гейла превратились в щелочки. — И что, по-вашему, тут может делать этот мистер?

— Он обещал продать нам лекарство от желудочных колик. Говорят, у него лучшие средства от этой болезни.

— Лучшие, значит, — хмыкнул привратник. — Это вы ему польстили. Но так уж и быть, заходите.

Глухо щелкнул засов, и дверь со скрипом отворилась. Этим тут же воспользовался безденежный курильщик, попытавшийся проскользнуть внутрь, но не тут-то было. Его мгновенно перехватил крепкий охранник, которого не было видно из окошка. Неудачливый посетитель с тихим вскриком шлепнулся рядом с пьяницей, расплескав грязную воду из лужи.

— Извините, — Гейл взглянул на обомлевшего Николаса и пожал плечом, словно нечто подобное происходило каждый божий день. — Некоторых так мучают желудочные колики, а лекарства доктора Лаудана дают им такое облегчение, что они прямо не могут удержаться от того, чтобы не пробовать их снова и снова.

Он противно засмеялся, обнажив пожелтевшие от табака зубы. Николаса передернуло. До чего же этот человек гнусен! Страшно представить, что их ждет впереди.

— Ты уверен, что нам не следовало послать кого-нибудь вместо себя? — шепотом спросил Николас у Мервина.

— Нам ничего не грозит, мистер Катэн. Вы просто не знаете, что такое сверф и какое влияние он оказывает на людей и оборотней. Идемте.

Он подал пример, первым войдя в дымный проем. Николас замешкался, но с каждой долей секунды лица Гейла и охранника, которым явно не нравилось держать дверь открытой, становились все недовольнее и подозрительнее. Почувствовав, что больше проблем у него может появиться, если он останется на месте, Николас переступил через порог.

В притонах он никогда не бывал, лишь видел зарисовки в "Дивейдской утренней" и слышал, что некоторые аристократы забавляются курением опиума и других одурманивающих смесей. Однако "Лазурное небо" было не тем заведением, которое станет посещать состоятельный человек. Зрелище Николаса неприятно поразило.

Небольшая каменная лестница, затянутая сладковатым дымом, от которого сразу запершило в горле, вела в просторное помещение с деревянными лежанками. Для мягкости на них были брошены ковры, тюфяки или прохудившиеся матрасы, хотя некоторые курильщики удовлетворялись сидением на полу. Кто-то из посетителей спал, кто-то разговаривал, передавая друг другу трубки кальянов, а кто-то глупо хихикал или пускал слюни, таращась в потолок. Присмотревшись к ним сквозь туманную пелену, Николас понял, что они уже не осознают, где находятся. Глаза этих людей были мутными, губы искривлены, а облик выдавал полное отупение. Николасу стало жутко. Способность мыслить ясно он считал одним из важнейших человеческих качеств и не мог представить, зачем кто-то добровольно доводит себя до такого состояния. Разве что из-за физической боли, но большинство беспамятных мужчин в зале казались вполне здоровыми. Калеки вряд ли смогли бы оплатить курение, а то, что нищих сюда не пускали, прекрасно показала сцена на входе.

Пока Николас озирался, Мервин успел соорудить из шейного платка маску, которой закрыл рот и нос. Заметив его манипуляции, Николас поспешил сделать то же самое. Идея была дельной: от маковых испарений — или какую еще отраву готовили в притоне — у него уже закружилась голова.

Помощник тем временем обошел помещение, пристально вглядываясь в посетителей. Среди них оказался оборотень родом из Волчьего королевства — он принял звериную форму и свернулся в комке собственной одежды, скалясь на каждого проходящего мимо человека. Шиска здесь не было, и Мервин направился ко второй комнате, отгороженной от общего зала плотной занавесью. Охранник, который до этого подпирал раскрашенную глупыми рисунками стену, преградил ему дорогу.

— Сэр, там зал для курителей сверфа. Если хотите туда попасть, вам нужно купить смесь.

Дым, идущий из-под полога, обладал горьким вяжущим запахом. Он сразу отбивал всякую охоту входить в помещение, не говоря уже о том, чтобы приобретать что-то настолько смердящее. Но Шиск, скорее всего, был именно там, а разглядеть хотя бы очертания посетителей за плотной тканью не получалось.

— Сколько? — хмуро спросил Мервин.

Оказалось, что сверф стоил не такие уж гроши, как думал Николас, а взамен горсти монет выдал охранник им по ничтожно малому свертку, который нужно было засыпать в трубку, поджигать и вдыхать. Вероятно, этой дозы хватало, чтобы отправиться в сладостное небытие. Хотя скорее всего, хозяева притона пытались таким образом подсадить посетителей на отраву.

Когда их с Мервином наконец пустили в комнату, пол под ногами у Николаса кренился вбок, а мысли текли, как густая патока. Помощник держался получше — а может быть, просто покачивался в такт с Николасом. Тем не менее крыса он заметил раньше.

— Шиск? — спросил Мервин, перешагнув через заснувшего прямо на полу мужчину.

— Н-ну я, — ответил крыс медленно, будто не был уверен в том, что он — это он.

У Шиска было крупное тело, покрытое сероватым мехом. Его форма была человеческой, оттого вытянутая звериная морда казалась для него непропорционально большой. Вряд ли крыс ходил так постоянно — обычно уроженцам Чужих королевств, несмотря на ситуацию после Коллапса, хватало магии для того, чтобы создавать себе хотя бы приблизительно человеческий облик. Того требовали правила вежливости, принятые еще много веков назад и превратившиеся в некий кодекс чести. Шиск, однако, был не в том состоянии, чтобы его соблюдать. Ободранные усы курильщика сверфа подрагивали, свернутый в кольцо лысый хвост покоился на лежанке. От Шиска воняло отходами мясной лавки, а одежда была перепачкана, но выглядел он не отвратительно, а жалко. Наверное, причина была в том, как он морщил нос и судорожно пытался прикрыться краем покрывала, цепляясь за него длинными когтями, как будто испытывал физическую боль.

Однако стоило Николасу об этом подумать, как Шиск раззявил пасть в беззастенчиво широком зевке и отпустил покрывало, оголив упитанное мохнатое пузо. Из его лапы на пол вывалилась трубка. В ней остался лишь пепел, и ни щепотки наркотика.

— Я устал, — объявил крыс заплетающимся языком. — Пр-роваливайте.

— Э, нет, — резко произнес Мервин. Он опустился на колено, схватил Шиска за ворот жилетки и немного потряс его, чтобы он пришел в себя. — Сначала ты ответишь нам на пару вопросов.

— Тысяча ф-фейских богов тебе в глотку, — лениво выругался крыс, спотыкаясь на некоторых словах и, похоже, вообще не соображая, что он говорит. — Хоть режь, и без тебя дурно. Эт-то проклятое пойло стало как-то плохо на меня действовать... Даже уже курю его, а оно не отпускает...

Его огромные глаза-бусины начали закатываться, и Мервину пришлось встряхнуть его еще раз.

— Очнись! Где мне найти Принца Крыс?

— Вот вз-зял я тебе и рассказал, ага.

— Если не расскажешь, я намекну нужным людям о твоем участии в ограблении банка "Капшет и сын" в прошлом году, — угрожающе прошептал Мервин, склонившись над ним. — Хочешь этого?

Ограбление банка?! Николасу показалось, что он ослышался, но фамилия Капшет была не той, в которой можно ошибиться. Этот человек был не самым богатым банкиром города, и все же в его учреждениях хранились немалые суммы. Прошлогоднее ограбление наделало много шума, изрядно переполошив Дивейд, однако отловить банду грабителей так и не удалось. В полиции за их поимку до сих пор сулили приличную награду.

Шиск, вместо того чтобы перепугаться, булькающе хихикнул.

— Придумай что-нибудь поинтереснее. Н-никто ничего на меня не накопал, а ты тем более ничего не докажешь!

Он демонстративно откинулся назад, с легкостью вырвавшись из хватки Мервина. Помощник тихо помянул черта и поднялся с колен, но в последний момент пошатнулся — видимо, дым на него все-таки подействовал. Николас поспешно протянул ему руку. Сверток с наркотиком, о котором он совершенно забыл, выпал из ладони и приземлился прямо на грудь крыса. Тот с неожиданным для полуспящего проворством вцепился в пакетик когтем.

— Тае! — машинально приказал на языке фей Николас, свободной рукой прочертив в воздухе печать.

Причудливо переплетшиеся волшебные нити скрепили упаковку, не позволяя Шиску добраться до порошка. Крыс недовольно заворчал, царапая бумагу, на которой благодаря печати не оставалось и следа.

— Не трогай эту гадость! — возмутился Николас.

Он наклонился, чтобы отобрать у Шиска сверф, но Мервин его опередил. Глаза помощника над тряпичной маской опасно заблестели.

— Правильно, не трогай... Пока мы не разрешим. Расскажи нам про Принца крыс, и я дам не только эту дозу, но еще и свою.

Он помахал перед носом у Шиска свертком, чтобы тот получше его разглядел. Верхние губы крыса жадно приподнялись, обнажив два передних зуба.

— А не брешешь?

— Нет. Слово мага.

Шиск фыркнул, намекая на то, что он об этом думает.

— Ладно... Хотя я не понимаю, почему вы притащ-щились за этим ко мне.

— Разве Принц крыс не твой сородич? — насторожился Мервин.

— Не-а, — он снова зевнул и поудобнее улегся на бок. — Все, что я слышал про него, было от людей, причем совсем недавно.

— А ты не слышал, где его найти?

Крыса этот вопрос озадачил. Он даже приподнял голову, направив влажный нос на Мервина.

— Н-ну, наверное, в Крысятнике. Это же его жителей он н-называет своими подданными и обещает им убить всех чертовых богачей и раздать их золото беднякам. Вот, б-буквально сегодня утром кто-то из побирушек возле лавки трепал об этом я-азыком. Хотя я не слышал, ч-чтобы кто-то видел его сам, хотя, говорят, что с ним с-связалась Розочка Хор. В общем, уж н-не знаю, откуда этот Принц крыс вылез, н-но если он и дальше так пойдет, то его быстренько отловят полицейские. И п-поделом ему... Хотя... Вдруг он и мне деньжат на с-сверф подкинет?

Он мелко затрясся от нездорового заикающегося смеха, перешедшего в судорогу. Несмотря на то что Шиска скручивало, он резким движением вырвал у Мервина сверток с порошком, засыпал его в трубку, не замечая, что в ней нет углей, и втянул в себя воздух. Николас брезгливо отступил от дергающегося крыса.

— Уйдем отсюда скорее, — сказал он помощнику.

Мервин кивнул. Большего от Шиска все равно добиться было невозможно.

Когда они выходили на улицу, Гейл проводил их раздраженным взглядом — наверное, злился на то, что они пробыли в притоне недолго и с них не удалось вытащить много денег. Отойдя подальше от двери и пьяницы, который до сих пор дремал в луже, Николас обессиленно облокотился на стену. От дыма его мутило, а отсутствие ветра в тупичке нисколько не помогало рассеяться туману, которым заволокло разум. Задыхаясь без чистого воздуха, Николас снял маску. Он поклялся бы, что белая ткань должна почернеть от той мерзости, которая содержалась в воздухе притона, однако платок был чистым.

— Как можно вдыхать это каждый день? — поразился Николас. — Это же отвратительно! А охранники? Как они могут выдерживать запах сверфа хотя бы час!

Помощник пожал плечом. Он стоял прямо и как будто бы полностью пришел в себя.

— Охранники привыкли к нему, поэтому дым действует на них не так, как на вас. А жители Крысятника в основном работают на фабриках, имеют дело с разным вредным производством. Вы когда-нибудь были в красильном цехе? После него запахи Мясницкой улицы и сверфа покажутся благовониями.

Николас прикусил язык. Уж кто-кто, а Мервин точно знал, о чем говорит, ведь он тоже в детстве трудился на фабрике. Вряд ли посещение притона вызвало у него такие же тяжелые впечатления, как у Николаса.

— Но все это было бесполезно, — сказал он сам скорее для себя, чем для кого-то другого. — Все эти мучения, вдыхания дыма... Мы так ничего толком и не выяснили.

— Почему же, — возразил Мервин. — Теперь мы знаем, что Принц крыс, скорее всего, человек, что, он, вероятно, связан с некоей Розой Хор и что мы перешли дорогу очень амбициозному противнику, который поставил своей целью свержение власти в Дивейде.

— Или же он просто использует мечты бедняков, чтобы привлечь больше сторонников, — скептически заметил Николас. — Так или иначе, нужно сообщить об этом детективу-сержанту.

— Считаете, он еще не в курсе дела, если о Принце крыс начали вовсю болтать попрошайки? — помощник вскинул брови. — К тому же, если вы помните, Монро запретил нам заниматься самовольными расследованиями. Я сегодня не обнаружил за нами слежки, но он однозначно будет вставлять нам палки в колеса, когда узнает о наших передвижениях.

Николас кисло подумал, что и сам повставлял бы себе палки в колеса, знай он, куда придется идти.

— Послушай, Мервин... Я согласен тебе помогать, но у меня нет никакого желания посещать подобные заведения. В следующий раз ты не мог бы делать это со своими друзьями? Например, Крисом?

— Хорошо, мистер Катэн, — он кивнул. — Но мне показалось, что вы настроены не так уж против. Во всяком случае, идея соблазнить Шиска дозой сверфа удалась вам превосходно.

— Это была случайность, — буркнул Николас.

— В самом деле? Значит, вас со мной послало божественное провидение.

Уж скорее козни дьявола. Только извечный противник рода человеческого мог уготовить ему, честному и добропорядочному джентльмену, такое испытание, при котором он должен будет отбиваться от разбойников и ходить по опиумным притонам.

— Давай вернемся в Солихолл, — устало предложил Николас. — Если уж тут нас потерпела неудача, то я предпочел бы побольше узнать о твоих картах.

— Конечно, мистер Катэн. Это — с удовольствием.

Глава 19

Когда они вышли из Крысятника, вечно пасмурные небесные хляби разразились косым дождем. Мервин укутался в плащ, его промокшие волосы выбились из-под цилиндра и перьями торчали в стороны, усиливая сходство с нахохлившейся вороной. Николас, жалевший о том, не взял с собой зонт, подозревал, что выглядит ничуть не лучше. Разве что он, в отличие от помощника, был вороной седой, поменьше ростом и более упитанной.

До вечера было еще далеко, и ливню не удалось разогнать привыкших к нему прохожих. Чем дальше от Крысятника, тем чаще стали попадаться уличные торговцы, прикрывшие товар тентами и громко рекламирующие горячие пирожки с ливером, "такие, которых вы еще никогда не кушали". В этом-то можно было быть уверенным, особенно если знать, из какой дряни их иногда пекут. А вот насколько они горячие — хороший вопрос.

Впереди, на пересечении Стеклянной улицы и бульвара Тасси, стоял гам — из-за мокрой мостовой кэб столкнулся с каретой какого-то высокопоставленного чиновника. Два кучера бранились друг с другом, им вторили пострадавшие пассажиры кэба. Чуть в стороне от них, изредка гаркая на возчиков глухим басом, оттирал от грязи промокший серый костюм бородатый мужчина. Видимо, ему не повезло ехать с краю и он вывалился прямо на булыжники. Такое на дивейдских дорогах случалось постоянно. Мужчина должен был благодарить Бога, что он всего лишь испачкался, а не переломал кости.

Ссутулившийся Мервин не уделил этой картине ни единого взгляда и продолжал хмуро шагать по тротуару, однако внимание Николаса привлекла роскошная карета. Ее лакированные панели были выкрашены в черно-зеленый цвет, а старомодный облик свидетельствовал о том, что она построена не один год назад. Скорее всего, это был чей-то родовой экипаж. Николас повнимательнее присмотрелся к вырезанным на карете вензелям, но спустя секунду и так понял, кто ее хозяин. Из окна высунулась кудрявая шевелюра лорда Даррени. Красное от гнева лицо судьи выступило контрастным пятном на травянистой окраске его экипажа.

— Эжен, неужели нельзя быстрее решить эту проблему? Я тороплюсь! — прикрикнул Даррени на слугу. Глаза судьи, обежавшие скопившихся на перекрестке людей, вдруг устремились к прохожим. — Хотя постой... Мистер Катэн! Какая встреча!

Николас растянул губы в кривоватой улыбке. После такого мучительного дня ему еще главного судьи не хватало...

— Доброго здравия, лорд Даррени! — стараясь убрать из голоса фальшь, сказал он.

Можно было надеяться, что Даррени, раз уж он так спешит, ограничится приветствием, однако лорд бодро выскочил из кареты и направился к тротуару. То, что его экипаж продолжает стоять посреди дороги, препятствуя движению других повозок, его ни капли не взволновало, как и то, что его фрак мог промокнуть. К тому же несколько прохожих с интересом обернулись, как только прозвучало имя мастера печатей, и стали прислушиваться к разговору. В их взглядах Николас не увидел и следа доброжелательства.

— А это, наверное, ваш ассистент? — Даррени пристально на него посмотрел. — Наслышан о вас, мистер Эркан.

Мервин скромно поклонился.

— Для меня большая честь познакомиться с вами.

— Конечно, уверен, что для вас это так и есть, — сказал лорд с присущей ему бесцеремонностью, которую самому влиятельному человеку в Дивейде было невозможно не простить. — И все же, Николас, право, невероятная удача, что я вас заметил! И ведь именно тогда, когда у меня появились новости, напрямую касающиеся вас.

Минуту назад разозленный, теперь судья чуть ли не сиял от распирающего его довольства и даже забыл надеть белые перчатки, которые держал в руках. Уже только по этому можно было судить, что новости у него отнюдь не хорошие. Даррени еще на празднике Дня согласия дал понять, что мастер печатей и его помощник станут подсудимыми, а наблюдать за тем, как панически мечутся преступники в попытке избежать наказания, доставляло ему наслаждение.

— Что же вы узнали обо мне? — невесело уточнил Николас.

— Леди Ольстен, — заговорщицки наклонившись, прошептал Даррени — притом достаточно громко, чтобы его было слышно на несколько футов вокруг. — Юная баронесса наняла адвоката для обвинения вас в убийстве ее родных.

И без того серая от дождя улица полностью потеряла краски. Внутри у Николаса похолодело. Побледнел и смуглый Мервин.

— Откуда вам это известно? — спросил он.

— Так уж случилось, что этот адвокат — мой друг, — пояснил лорд и важно добавил: — Джеффри Синт один из лучших в Дивейде, кстати говоря.

Прекрасно... Это значило, что у Николаса и Мервина нет никаких шансов выстоять против него в борьбе, проигрышем за которую, скорее всего, будет пожизненное заключение или смертная казнь.

— Но у нее нет никаких доказательств! — попытался возразить Николас. У него все еще не укладывалось в голове, как это возможно. Хотя чего-то подобного следовало ожидать с тех самых пор, как в Солихолл в первый раз заявился детектив Монро.

Даррени расхохотался. Успокоившись, он хлопнул себя перчатками по тыльной стороне ладони.

— Сколько знаю вас, все время поражаюсь вашей потрясающей наивности. Признаться, я понятия не имею, есть ли у нее доказательства, но ей они и вряд ли понадобятся. Вы все еще помните, что у нас суд присяжных, или вы уже перенеслись в страну фей, где над вами учинили бы громадный магический эксперимент с целью выявления правды?.. Ах, Николас, не отвечайте, я же не всерьез! А если говорить всерьез, то я могу лучше ясновидцев из Королевства фей предсказать, какой итог будет у этого суда. Смею предположить, вы еще не слышали, что с сегодняшнего утра леди Ольстен на время траура по родственникам начала раздачу хлеба бездомным возле Адальбертхолла?

— Очень благородный жест, — с мрачной интонацией произнес Мервин.

— А, юноша, вижу, вы уже догадываетесь, в чем соль, — Даррени прищурил зеленый глаз. — Какими бы намерениями ни руководилась юная Сесилия, этим она надолго расположила общественное мнение к себе, в то время как ваша репутация значительно подпорчена. Вам припомнят и цены на магические печати, которые — поправьте меня, если я ошибаюсь, — многие сравнивали со столичными, хотя от нас до Конглобара добрых восемь дней пути, так ведь?

— Но это цена за высшее качество!

Судья хмыкнул.

— Не забудьте упомянуть об этом при рассмотрении вашего дела. В общем, даже если найдутся неопровержимые доказательства вашей невиновности, этот суд ударит по вам так, что вы вряд ли когда-нибудь подниметесь с ног.

В подтверждение своих слов он ударил кулаком по раскрытой ладони, как молотом по наковальне.

— Спасибо за предупреждение, лорд Даррени, — безрадостно сказал Мервин.

— Я действительно услышал сарказм в вашем голосе? — судья вскинул брови, отчего его круглое лицо приняло несуразный вид. — На вашем месте, юноша, я бы беспокоился гораздо больше, чем мой дорогой друг. Вашего нанимателя знают в Дивейде долгие годы. Он зарекомендовал себя как хороший человек и законопослушный гражданин, пусть у некоторых теперь и возникли в этом сомнения. А вот о вас никому ничего не известно. Возможно, это вы виноваты в ужаснейшем горе, которое настигло несчастную баронессу Ольстен?..

— Я бы поставил на то, что виноват третий человек и его банда, — сжав челюсти, ответил Мервин.

— Не исключено, — признал Даррени. — Но если это и правда, то их существование все равно до сих пор под вопросом, а обвинение готовится конкретно против вас, господа. Можно надеяться на лучшее — что полиция все же найдет бандитов, которые напали на семью Явор, однако на вашем месте я бы готовился к худшему и нанял лучшего адвоката, причем выписав его из столицы, так как лучший дивейдский адвокат уже работает на леди Ольстен.

Он прикоснулся к шляпе, прощаясь, и уже сделал шаг к карете, но вдруг резко развернулся. Его грузное тело всколыхнулось от этого внезапного маневра.

— Напоследок позвольте совет от старого друга, Николас. Дивейду будет сложно без квалифицированного мастера печатей, а вам, несомненно, будет очень неприятно сидеть в тюрьме. К вашей обоюдной выгоде сделать так, чтобы обвинили не вас. Вероятно, удобная для этого кандидатура находится не так далеко, как вам может показаться.

Когда он наконец ушел и сел в карету, спрятавшись за занавесками, Мервин, который все это время с плохо скрываемой ненавистью следил за судьей, тихо процедил сквозь зубы отборное ругательство и сплюнул на мостовую. Николас поморщился, но замечание делать не стал. Ему хотелось поступить точно так же.

— Я начинаю думать, что Монро просто душка по сравнению с некоторыми людьми, которые хотят выставить себя нашими союзниками, — тихо проговорил Мервин. — Даррени пытается стравить нас, хотя мы стоим на расстоянии фута друг от друга. Это наглость, выходящая за все границы разумного.

— Ты что-то можешь с этим поделать? — уныло поинтересовался Николас. — Он дальний родственник короля Эдмунда, его владения в округе Дивейда самые обширные, и он главный судья, то есть способен с полной видимостью законности отправить за решетку любого неугодного ему человека. К тому же наша проблема не лорд Даррени, а Принц Крыс и поиски настоящей леди Ольстен.

— Это верно, — он отрывисто мотнул головой, разбрызгав скопившуюся на полях цилиндра воду. — Кажется, утром я говорил вам, что у нас мало времени? Так вот, похоже, его нет вовсе.

Глава 20

— Завтрак подан, сэр!

Николас вздрогнул. Он совершенно точно открыл глаза, но вокруг было темно, словно он сидел в погребе, вдобавок в очень странной позе. Голова упиралась во что-то твердое, поясницу ломило. Где он, что с ним?

— Сэр, вы слышите? Ваша яичница с беконом сейчас остынет, — терпеливо повторил из-за двери Джон.

Теперь Николас вспомнил, что он вроде бы уже разговаривал с дворецким и даже заказывал блюдо, которое Китти должна приготовить на завтрак. А после этого, вероятно, задремал.

С трудом распрямив шею, он понял, что пеленой перед взором был сползший ночной колпак, а лоб уткнулся в том "Начал магии печатей" мастера Колтера. Еще несколько книг были разбросаны по кровати. Читая их до самого рассвета, Николас и заснул.

— Иду, иду... — сипло ответил он Джону. — Минуточку...

В действительности ему понадобилось намного больше, чем минута. К счастью, Джон был достаточно сообразителен и прислал слуг с подносом наверх, чтобы хозяин мог не суетиться, путаясь в носках, как какой-нибудь опаздывающий на урок школяр. А повозиться ему бы пришлось — оглядев комнату, Николас ужаснулся тому, сколько печатей он наложил за ночь в поисках новых форм для карт Мервина.

Он бился над этим уже три дня подряд — с того момента, как помощник посвятил его в подробности своего заклинания, а Даррени заявил, что Сесилия наняла адвоката. Друзья Мервина оказались полезны, хотел Николас прибегать к их услугам или нет. Например, бродяга Энгус — поджарый загорелый мужчина с дорожной котомкой за плечами — смог выяснить кое-что о Принце крыс и Розе Хор среди попрошаек Крысятника. Однако попытка высвободить его больше, чем на десять минут, стоила Мервину и Николасу, который помогал ему справиться с давлением других печатей, неимоверного напряжения. Таким разбитым, будто по нему проехался заполненный омнибус, Николас не чувствовал себя даже после применения формулы Майерса.

Тем не менее, как ему показалось, затраченные усилия окупались с лихвой, и Николас отставил все дела на второй план, занявшись исследованием заклинания удержания. Собственной библиотеки для этого не хватило, поэтому Джон, не доверяя другим слугам, объехал всех владельцев собраний магических книг Дивейда и лично доставил хозяину несколько редких фолиантов. За их изучением Николас забывал и есть, и спать, но значительных подвижек в задачке, которую ему подсунул Мервин, пока не было.

От идеи унифицировать печати они быстро отказались — Николас воочию убедился, что этого невозможно добиться без того, чтобы не покалечить людей. Видоизменять один раз сложившуюся форму Мервин не мог, и даже если он пытался создать новую печать, у него возникала целая тысяча сложностей. Эксперименты ставили на карте Криса, так как его крепкое телосложение позволяло выдержать неудобства, создаваемые магией. Но даже он, уж на что этот боксер был улыбчивым и добродушным парнем, под конец не выдержал и нервно обвинил Мервина в том, что тот его истязает нарочно. Энгус хоть и оказался терпеливее, но ничего не вышло и с ним.

К вечеру того дня Николас выяснил, в чем причина неудач — при сотворении печати помощник не мог справиться с потоком магии, и она сама принимала форму, подстраиваясь под заколдованного человека. Причем Мервина сложно было в чем-то обвинить. Ему элементарно не хватало опыта, на приобретение которого требовались годы.

Выход мог найтись в создании устойчивой несимметричной печати, но это было сродни расхожей в народе сказке, будто маги древности могли наколдовывать горы еды из воздуха. То есть они могли, но блюда, которые издалека выглядели аппетитными, не насыщали, потому что из воздуха можно сотворить лишь воздух. Николас боялся, что и крошечная вероятность создать такие печати, какие он хотел, была не более чем фантазией, поскольку в книгах не встречалось о них ни единого упоминания.

Отсутствие результатов раздражало до крайней степени, при этом подстегивая все глубже и глубже погружаться в работу. Будь у него больше времени, он бы с удовольствием растянул приятный процесс исследований и опытов на месяц или два, штудировал каждую книгу и тщательно готовил каждый опыт, ведя доскональные записи. Но времени не было.

Сесилия пока не представила официальное обвинение, видимо, обсуждая с адвокатом детали дела. В зависимости от загруженности юриста и желания самой леди Ольстен поскорее расправиться с двумя волшебниками на это могла уйти неделя или две, а могла и пара дней. И хотя миновало уже трое суток, Николас все еще вздрагивал, если кто-то стучал во входную дверь — что если там посыльный из суда?..

Он вздохнул. Расстраиваться не было смысла — следовало старательно трудиться. Скоро начнется рабочий день, а еще нужно было продемонстрировать Мервину кое-какие наработки и проверить, может ли он с ними справиться. Поэтому Николас дожевал яичницу, у которой даже не ощутил вкуса, и принялся одеваться, заодно уничтожая понасозданные за ночь печати. Застегнув рубашку, он повернулся к зеркалу — посмотреть, ровно ли он ее заправил. Но вид собственного отражения заставил его тут же забыть о складках.

Николас провел ладонью по голове, на которой было гораздо больше седины, чем месяц назад. Тогда в пепле волос еще виднелись черные угли молодости; теперь же их было не отыскать и с лупой. Серые глаза, любознательное сияние которых прежде отмечали все учителя молодого мастера печатей, потускнели и терялись на фоне блеклого образа. А его лицо? Ей-богу, он скоро станет похож на тех бедняков со впалыми щеками, которые просят милостыню у паперти! А рубашка, некогда плотно обтягивающая живот, еще немного — и будет болтаться на нем, как балахон.

Он наблюдал это печальное зрелище каждое утро, но все никак не мог поверить своим глазам. Для нескольких недель в нем произошли слишком сильные изменения. Следы былого благоденствия утекали с каждым часом, и на долю мгновения Николасу почудилось, будто он уже видит в зеркале напротив щуплого мужчину в арестантской робе, которого ведут на эшафот. Или в тюрьму Сатфокк, чтобы навечно запереть за решеткой, — а это, по его мнению, было то же самое, что виселица.

Зато на Мервине треволнения прошедших дней не сказались никак. Он не то что не стал выглядеть хуже — наоборот, опасность пробудила в нем дух авантюризма, от которого помощник даже как-то похорошел собой. Как только Николас подумал об этом, в памяти против воли всплыли слова Даррени: "К вашей выгоде сделать так, чтобы обвинили не вас". Мервин, без сомнений, более подходил для "приключений" подобного рода, не говоря уже о том, что он агент Тайной полиции, а значит, свои его не бросят. К тому же друзья с карт могли помочь ему сбежать из темницы, если он сломает печати на картах...

Осознав, о чем он вообще размышляет, Николас стремительно отвернулся от зеркала. Как он мог! Вот — стоит один раз посетить какой-нибудь притон, и достопочтенный джентльмен уже теряет человеческий облик. Злодеи в Туманном лесу пытались убить их обоих, и выстоять в этой битве они должны вдвоем.

Когда Николас поворачивался, он заметил, как в зеркале что-то сверкнуло. Нахмурившись, он присмотрелся к комоду, который еще несколько минут назад блестящим люстрином опутывала магия. Ночью шкафчик отчего-то казался прекрасным объектом для экспериментов с несимметричными печатями. Они-то и доконали Николаса, лишив его последних сил и заставив заснуть лицом в книге. Их основное число развеялось после "Фирэ" — "освободитесь" на языке фей, но одна все же осталась — и именно она блеснула в отражении зеркала.

— Интересно, — пробормотал под нос Николас, наклоняясь пониже, чтобы разглядеть печать.

Она ютилась на самом нижнем ящике, куда Николас добрался уже под утро, когда занял магией все пространство выше. Размером печать была в полторы ладони — он помнил, как размашисто чертил ее пальцем, едва дотягиваясь до крашеных досок, — а ее несимметричность била по глазам. Николас нарочно пытался сделать ее неравномерной: с одной стороны линии были тоньше, чем с другой; округлые формы резко переходили в острые углы. Любой учитель великого искусства выгнал бы ученика взашей, создай тот подобную печать. Она была бесполезной, потому что магия постоянно перетекала из одной ее части в другую, не уравновешиваясь, а следовательно, ничего не скрепляя.

Однако она продолжала существовать, хотя Николас перестал поддерживать своей волей неудачные печати и приказал им развеяться. Уже одно это говорило о ее устойчивости. Может, она и скреплять способна?..

Николас дернул ящик за ручку. Линии печати выгнулись, но она все же потянула за собой и верхний ящик.

— Та-ак, — с воодушевлением сказал себе Николас.

Настроение с каждым щелчком секундной стрелки на часах поднималось все выше. Он сотворил устойчивую несимметричную печать, пусть и не знал как. А кстати, как ему это удалось, если все уважаемые мастера, о которых он только слышал, утверждали, что это невозможно, а главное, бессмысленно? Николас напряг память, но не вспомнил ничего, кроме того факта, что он вообще что-то чертил. Он делал это по ходу чтения Колтера, а печать была одной из последних. Значит, на ближайших страницах книги мог содержаться ответ на вопрос, что же его вдохновило.

Едва заметив, что куранты бьют девять, Николас плюхнулся обратно на кровать и принялся листать "Начала". Ночью он закончил на пространной главе, в которой Колтер описывал самые популярные ошибки учеников и рассказывал, как их избежать. Николас решил повторить их все и вместо того, чтобы следовать советам автора, поступал прямо наоборот. Плодом какой-то из этих упрямых попыток сделать все наперекор и оказалась устойчивая печать. Через несколько минут он даже нашел нужную ошибку. Но что дальше?

Николас сосредоточенно опустил веки и заново нарисовал вчерашнюю печать, надеясь, что в памяти хоть что-нибудь всколыхнется. Ничего — ни малейшей подсказки. Он приоткрыл глаз, проверяя, на месте ли печать. Поблескивающие линии под его рукой связывали одеяло и простынь, однако стоило шевельнуть пальцем, как переплетение распалось, истаяв в воздухе.

— Что ж, попробуем снова...

На сей раз он отчетливо произнес слова заклинания, которые требовал проговаривать Колтер, но и это не помогло. В третий раз, бормоча их нечетко, Николас почувствовал себя глупо. А в четвертый, вместо слов на языке фей использовав тенакские, ему уже казалось, что он вернулся в далекое детство и нарочно искажает урок, чтобы повредничать перед учителем. И ладно бы это действовало, но ни одна из получившихся печатей не обладала должной степенью устойчивости.

— Сэр, пришел мистер Эркан и ждет вас в кабинете, — сообщил из-за двери Джон. — Вы спуститесь?

— Да, конечно.

Николас стал подниматься и вдруг понял, что одеяло тянется вслед за ним. Недоуменно оглядевшись, он обнаружил, что последняя печать, которую он забыл развеять, из-за несимметричности сползла вниз и намертво приклеила его брюки к пододеяльнику. Николас тяжело вздохнул. Внимательность... Необходимейшая вещь, которой он всегда так гордился и которая впервые начала ему отказывать. Оставалось надеяться, что виной этому чрезвычайная нервность, вызванная последними событиями, а не признаки старческого слабоумия.

— Джон, ты еще здесь?

— Да, сэр.

— Знаешь что, позови-ка моего помощника сюда.

— Конечно, сэр, — вежливо ответил дворецкий.

Уже через минуту по этажу гулко разнесся стук сапог Мервина. Постучавшись и получив разрешение войти, он застыл на пороге, а его брови от изумления взвились вверх. Еще бы — Николас и сам бы не поверил, что он, всегда аккуратный и щепетильный, будет сидеть среди разбросанных вещей в спальне, без халата, и к тому же принимать в таком виде гостей.

— Удивлен? — Николас поморщился. — Пожалуйста, не обращай внимания. Сейчас важно то, что я, кажется, создал несимметричную печать, которая не будет требовать от тебя огромных затрат силы.

— Да? — выражение лица Мервина мгновенно переменилось на увлеченное. — И как вы это сделали?

— Ну, в этом-то и загвоздка. Видишь ли, я забыл, как у меня это получилось...

ДАМЫ И ГОСПОДА! РАБОТА НАД ТЕКСТОМ БУДЕТ ПРОДОЛЖЕНА, НО НА ДРУГОЙ СТРАНИЦЕ, ПОД НАСТОЯЩИМ ИМЕНЕМ АВТОРА: http://samlib.ru/s/sereda_e_w/ ПРОШУ ПРОЩЕНИЯ ЗА ДОЛГОЕ ОТСУТСТВИЕ И ПРИЧИНЕННЫЕ НЕУДОБСТВА.