| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Ясно, Иван Иванович. Все будет выполнено. Начальник тыла у нас боевой мужик. Не первый день воюет.
— Да мы тоже не первый день воюем, а видишь как вляпались. Эту комиссию встретить надо в дороге и сопроводить к нам, чтобы не плутала по району. Остаешься здесь за меня. Я буду на передовой в батальоне Новосельцева. Вызови комиссара, пусть он займется комиссией. Хватит ему по ротам лазить. Другой случай. Да, и этого замполита Климентьева пока освободи из-под стражи.
— Не беспокойся, командир. Все сделаем с комиссаром, как положено. И волки будут сыты, и овцы будут целы.
— А кто волки, а кто овцы, Коля? — Кузнецов пристально посмотрел в глаза продрогшего начальника штаба.
Тот сконфузился. — Это я так. К слову пришлось.
— Ладно, пойдем в хату, не время большие перекуры устраивать, — и командир 113-го стрелкового полка размашистой походкой пошел к крестьянской избе, приспособленной под штаб...
Для группы поиска найти свежие следы, оставленные траками взвода танков, было непроблематично. После ночного дождя поселковая дорога от Цупера до Майского была взрыхлена гусеницами основательно. Полковые сыщики во главе с помощником начальника штаба полка капитаном Селезневым, быстро обнаружив живой след, в десять утра двинулись вперед. Озадачивало то, что враг мог разделиться, мог скрыться в лесу или в небольших поселках, которые появлялись на пути. Поселки были разрушены или сожжены немцами во время отступления и являли собой яркое напоминание ожесточенных схваток во время зимней Рогачевско-Жлобинской операции Красной армии. Поэтому группа разделилась на три части и, обхватив поселок Майское с трех сторон, усиленно вела поиск. Уже через два часа в штаб были переданы первые положительные результаты.
Отделение автоматчиков, проверяя мелколесье, что в трех километрах от Городца, наткнулось на покинутый танкистами лагерь. Однозначного ответа, что это были немцы, дать было невозможно. Наоборот, найденные улики — от банок до окурков — говорили как раз обратное, что здесь находились русские.
— Искать! Лучше искать! — настаивал подполковник Кузнецов, так как время, данное ему начальником политотдела корпуса, вышло. Нужно было докладывать о первых результатах поиска. — Куда ведут следы, Селезнев?
— На юго-восток по гравейке в сторону Буда-Кошелева.
— Сажайте немедленно один взвод на машины и продолжайте поиск, только будьте осторожны. Не спугните врага. Да, по этой дороге должна двигаться комиссия из армии. Если встретите, то пусть командир взвода сопроводит ее, а вам искать. Искать, Селезнев! Враг где-то рядом, вы идете по их горячим следам. Я чувствую это.
— Товарищ подполковник! Может, это наши отрабатывают маневр, а мы ищем кота в мешке? Бойцы устали.
— Никаких привалов, капитан. Только искать!
— Есть искать, — вяло ответил офицер и передал трубку радисту. — Что стоите, соколики? К машине — и вперед. Заводи, Сергеевич, поехали.
— К машине! — звонким с надломом голосом повторил команду взводный и строго посмотрел на куривших солдат. Те с ропотом, сделав по последней затяжке махры, быстро забрались в кузов. — Можно ехать! — сделал отмашку лейтенант.
— Смотреть всем в оба! — стоя на подножке, крикнул бойцам Селезнев. — Если что заметите, стучите. Все, Сергеевич, поехали.
Капитан захлопнул дверь. Две полуторки, взяв старт, раскачиваясь, покатили на юго-восток. Однако ехать долго не пришлось. Не дойдя несколько километров до Белицка, солдаты застучали по крыше кабины, да и водитель первой машины уже сам тормозил, заметив впереди развороченный кювет дороги и следы недавнего боя.
— Всем оставаться на месте! — взволнованно приказал капитан. Соскочив с подножки, осторожно прошелся вперед.
Селезнев сразу убедился, что здесь был бой. Свежие бурые пятна запекшейся крови на камнях гравейки, валявшиеся недалеко пустые автоматные гильзы, многочисленные беспорядочные опечатки сапог — все явственно говорило о недавно разыгравшейся трагедии. Да и сам воздух показался капитану прогорклым и тяжелым, таким, какой всегда стоит некоторое время на месте боя. Он медленно обошел воронку, отметив про себя калибр фугаса Т-34, и случайно ковырнул сапогом ее край и ахнул от неожиданности. Из земли торчали чья-то оторванная рука и обгоревший кусок солдатской гимнастерки. Капитан дернулся, словно был поражен электрическим током, отвернулся от ужасной находки. Сдерживая в себе тошнотворный комок, он выругался и, приподняв голову, посмотрел в сторону леса, куда шла протоптанная сапогами свежая тропинка. По ней явно что-то волокли. В этот момент до его сознания дошла картина скоротечного безжалостного боя. Он понял, как все произошло. Но он не хотел верить и отгонял саму мысль, что этот бой как-то связан с комиссией из политотдела армии. Тем не менее с его лица не сошел испуг, когда он прибежал к машине и отдал команду на прочесывание леса.
— Что-то случилось, товарищ капитан? — на него были устремлены глаза молодого строгого офицера.
— Не знаю, Никитин, — ответил тот и растерянно посмотрел на командира взвода. — Видно, случилось. Притом... Непоправимое...
Через полтора часа найденные в лесу тела офицеров и солдат штаба армии были доставлены капитаном Селезневым в полк.
Командир полка побледнел, услышав доклад о происшествии, и, еще не веря словам, произнесенным помначштаба, бросил тому в лицо:
— Не может этого быть, капитан! Ты представляешь, что ты говоришь? Как я буду докладывать такие сведения наверх? Может, они не из армии?
Капитан молчал, опустив голову.
— Может, ты ошибся, Селезнев?
— Нет, товарищ подполковник, — тихо и растерянно, осознавая частично и свою вину в происшествии, произнес капитан. — Ошибки не может быть. Можете посмотреть сами.
— Пойдем. Я должен убедиться воочию.
Кузнецов нервно и быстро вышел за Селезневым и направился к медсанбату, куда были доставлены тела погибших боевых товарищей...
Сильное внутреннее волнение мешало сосредоточиться командиру полка и доложить начальнику политотдела 29-гострелкового корпуса, а затем в дивизию о происшествии. Шутка ли сказать, его полком пропущены диверсанты, следы которых он потерял, которые уже успели расстрелять комиссию политотдела армии, направлявшуюся к нему.
— Водки налей! Помянем! — кивнул головой Кузнецов ординарцу и поставил на стол два граненых стакана, вернувшись из медсанбата. — Бери, начштаба, для храбрости, — и немного дрожащей рукой взял стакан, наполовину заполненной прозрачной жидкостью. — Пусть земля им будет пухом... А этих гадов! Если не мы, так другие достанут. Скоро под их ногами земля будет гореть от нашей мести. Командир зло посмотрел в сторону передовой. Его зрачки расширились.
— За каждого убитого бойца пять фрицев останется лежать на этой белорусской земле. Мы еще покажем, как умеют русские воевать... — офицер сделал короткий выдох и выпил залпом содержимое стакана. Горстью захватил квашеной капусты из глиняной посуды и, закусывая, подошел к телефонисту. — Вызывай второго...
Преследование немецкого танкового взвода было прекращено. Тот обошел стороной Белицк и по бездорожью устремился на юг. Следы были утеряны. Нужна была незамедлительная помощь авиации или танковых частей. 413-й стрелковый полк не располагал ни тем и ни другим.
Подполковник Кузнецов доложил по команде о трагедии, о принятых мерах поиска немецких разведчиков и ждал решения своей участи. Но о нем временно забыли. Переданные им сведения о диверсантах были настолько серьезными и неожиданными для вышестоящего командования в период подготовки к операции 'Багратион', что потребовали его личного решительного вмешательства с подключением в дело поиска и ликвидации врага, бронетанковых подразделений, авиации, а также подвижных групп армейской и даже фронтовой разведки и были взяты на контроль в штабе маршала Рокоссовского.
Глава 15
Май 1944 года. В расположении 9-й армии вермахта
под Бобруйском. Белоруссия. Группа армий 'Центр'. Восточный фронт
Представительский 'Хорьх-930V' не спеша доставлял генералитет 9-й армии вермахта к военному аэродрому. Яркое полуденное солнце, отражаясь от выполированного до блеска бампера легковой машины, веселыми зайчиками прыгало по неровной прифронтовой дороге, ослепляя дежурные посты и патрульный транспорт. Встречная военная техника, подразделения гренадеров, издали завидев важный эскорт, прижимались к бровке дороги и при его подъезде с должным подобострастием отдавали честь. Многие знали, что это машина командующего армией.
В это время генерал-полковник Харпе вальяжно восседал на кожаном диване лимузина и с любопытством рассматривал дорогу, своих солдат и мысленно прощался с 9-й армией. На его холеном, раскрасневшемся от сытного обеда лице, обласканном майским солнцем, не было печали. Наоборот, на нем изредка появлялась потаенная улыбка.
Генерал щурился, отворачивался от солнца, но оно вновь догоняло его. Дорога от Бобруйска, петляя, вела на юго-запад. Вскоре мелькающие серые однообразные картины прифронтовой жизни ему надоели. Харпе еще раз улыбнулся про себя и затянул шторку бокового стекла.
Дождливая холодная погода, стоявшая несколько дней, изменилась. Май начал показывать себя с лучшей стороны. Это в душе радовало Харпе. Природное потепление навевало положительные служебные параллели. Он получил третью четырехлучевую золотистую звездочку на генеральские погоны. Он отбывал в группу 'Северная Украина' принимать 4-ю танковую армию. Это не штаб ОКВ, как он предполагал, но все же повышение. Он уходил от назревавших и до боли кричащих проблем, связанных со скорым наступлением русских. То, что наступление будет, он уже не сомневался. Полученные от Арийца шифровки настоятельно требовали переосмыслить видение направления их главного удара. Сведения доказывали, что русские в ночное время скрытно перебрасывают новые стрелковые дивизии и дальнобойную артиллерию, а также большое количество боеприпасов к линии фронта. Концентрация сил проходит при тщательной маскировке, наведении ложных переправ и установке ложных батарей.
Все эти разведданные противоречили официальной доктрине ОКВ о летнем наступлении русских. Несмотря на это, он незамедлительно доложил о полученной информации командующему группой армий 'Центр' фельдмаршалу Бушу, во время прощания с ним в Минске. Однако тот отнесся скептически к его докладу и подверг его остракизму. Недавние аэрофотосъемки, донесения с других участков фронта не подтверждали подготовку русских к глубокому стратегическому наступлению. Тем не менее фельдмаршал позвонил в Ставку фюрера. Но результат, как Буш и предполагал, был отрицательным. Фюрер, 'подсев' на ошибочный прогноз, поданный его любимцем, 'пожарником' генерал-фельдмаршалом Моделем о подготовке русских ударить им в 'подбрюшье' со стороны северной Украины, даже слушать не захотел об изменении стратегических взглядов на лето 1944 года.
'...Что будет с группой армий 'Центр'? Неужели ее гибель фатальна?' — генерал Харпе прикрыл глаза и задумался. Глубокая поперечная морщина, словно ледокол, разрубила надвое его покатый с пролысинами лоб. Но вскоре она исчезла. Харпе вновь улыбнулся. Это уже не его дело. Он сделал и так больше, чем обязывает его должность. Он умывает руки.
— Что вы все улыбаетесь, Йозеф? — прервал мысли Харпе генерал Вейдлинг, который сидел с ним рядом и раздраженно поглядывал на бывшего командующего армией. — Как будто это мы готовимся к большому наступлению, а не русские к своему реваншу за 41-й год.
— Гельмут, — Харпе открыл глаза и без обиды, что его оторвали от размышлений, спокойно повернулся к другу по кадетскому училищу. — Мне кажется, у вас с собой в запасе всегда имеется превосходный французский коньяк. Не откажите себе в удовольствии, как говорят русские, промочите горло, поднимите свой тонус. Я для этой цели могу дать команду и сделать остановку. Разомнитесь. До моего вылета еще тридцать минут, а мы уже почти приехали.
— Я спрашиваю вас серьезно, Йозеф.
— Ах, серьезно! Вы хотите услышать от меня серьезный ответ? Так его не будет. Все в руках Господа. Как Господь решит, тому и быть, — Харпе слегка дотронулся до руки командира корпуса. — И не все ли вам равно, дружище, где наши доблестные солдаты сложат головы: в лесах Белоруссии или в степях под палящим украинским солнцем?
— Вы стали циником и пессимистом, Йозеф.
— Наоборот, Гельмут, я как никогда реально смотрю на вещи. Янки вот-вот ударят нам в спину. С открытием второго фронта станет очевидным, что рано или поздно дни рейха будут сочтены. Еще великий канцлер Бисмарк предостерегал нас, немцев, от гибельности войны на два фронта. До сего года нам удавалось своими победами охлаждать пыл заокеанских союзников Сталина. Однако после того, как русские окрепли и стали теснить нас на запад, расчетливые американцы и хитрые англичане поняли, что могут опоздать к обеденному столу, и готовятся к броску.
— Ваши мысли навевают грусть, а не улыбку, Йозеф. Тем не менее я не оцениваю их как паникерство. Что заставляет вас улыбаться, Йозеф? Вы рады, что уходите от назревающей катастрофы здесь, на центральном участке фронта?
— Вы опять о своем, Гельмут? — Харпе начал раздражаться. — Успокойтесь, генерал! Не так уж все и плохо. Наши дивизии вгрызлись в днепровскую землю и будут стоять насмерть. Каждый крупный город станет крепостью для русских. Не один танк и пехотинец утонут в местных болотах, прежде чем наткнутся на шквальный огонь гренадеров. Или вы получили новые сведения от Арийца и поэтому в скверном настроении?
— Вы угадали, Йозеф. Сегодня дешифрировали очередное донесение. Вам о нем уже не докладывали.
— Тогда я понимаю вас. Продолжайте.
— Группа раскрыта. При контакте с резидентом абвера произошла перестрелка. Там русскими была устроена засада. Видимо, за резидентом давно следили, а армейские разведчики так ничего и не поняли. В результате подставлены наши люди. Погибли два танкиста и русский капитан.
— А как сам Ариец? Он остался жив?
— Да, он выскользнул оттуда. Группа спешно перешла к третьему этапу операции и скрытым маршем идет на север. Это меня временно утешает.
— Что вы, Гельмут, так обеспокоены судьбой Арийца? Он ваш родственник? Ведь он сам напросился лезть в пасть русскому Смершу, хотя это было безрассудно. Но вы его поддержали и настояли на операции. Зачем вам это было нужно, Гельмут?
Вейдлинг молчал.
— Только не говорите, что это я навязал вам операцию. Я просто не стал вам противиться. Ведь мы с вами дружили в юные годы, не правда ли, Гельмут?.. Помните актрисок, дружище?.. — Харпе расплылся в улыбке от слащавых воспоминаний, подмигнул Вейдлингу. — И много-много пива... А какие сосиски были к ним! Ах, как чудно мы провели тогда время! Ах, какая была Герда!.. Вы помните, дружище, пышногрудую Герду с родинкой на правой щеке? — Харпе закудахтал. Через мгновение его полное тело уже тряслось жировыми складками.
Вейдлинг не поддержал смехом командующего. Лицо командира корпуса заострилось, потемнело. Он недоуменно посмотрел на Харпе. Он был поражен всплеском цинизма и вопиющим безразличием бывшего командующего к делам фронта.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
