...Т-III, словно собака-ищейка, повёл стволом, выискивая цель в кажущейся бесконечной русской колонне. Выстрел. Фактически одновременно с двух сторон в головные Т-34 прилетело по несколько снарядов, превратив танковый взвод в три факела. Буквально через несколько секунд трассеры влипли в замыкающие машины, а фугасные подбросили в воздух колёсные броневики с пехотой...

Выбив головные и замыкающие машины, немцы начали движение, выходя во фланг угодившей в засаду колонне. Всё почти как на учениях: стоп, выстрел и водитель, кидая передачи вверх, снова бросает танк вперёд. Стоп, пауза, выстрел. Просто. Грамотно. Безжалостно. Но, выйдя из засады, немцы сами подставились под огонь всей колонны. Здесь не Франция и не Польша — эти танкисты уже оправились от первоначальной растерянности. Командир полка погиб, в эфире — сплошная каша из атмосферных помех и отборнейшего мата ну и что? Зато враг — вот он, отлично видимый и выплёвывающий смерть. 'Тридцатьчетвёрки' стремительно разворачивались, сходя с дороги и получая возможность манёвра. Кто-то уже горел, затягивая дорогу густым чёрным дымом, кто-то застрял в кювете и сейчас азартно расстреливался охреневшими от безнаказанности 'панцерами', но остальные продолжали бой, дополняя картину дня жаркими бензиновыми кострами. Шансов победить нет, говорите? Ну, значит вам здесь не место, ибо правило 'стреляйте, стреляйте до последнего снаряда и, быть может, именно этот последний выстрел принесёт вам победу' как-то больше почиталось у советских танкистов. И не только ими...

...Подполковник Свиридов прозвища у своих подчинённых не имел только потому, что они, подчинённые, слова 'киборг' ещё не знали. Станислав Иванович считал артиллерию не родом войск, а, скорее, механизмом, работа которого подчиняется определённым законам и точному расчету. А правильному расчету способствует спокойствие, спокойствие и ещё раз спокойствие. Про него говорили, что он никогда не улыбается, про него говорили, что он знаком с самим Ворошиловым, что он умеет гипнотизировать людей и заставлять cнаряды лететь туда, куда он прикажет. И если насчёт улыбки и Ворошилова всё оставалось на уровне слухов, то гипноз людей и снарядов следовало считать суровой реальностью. А как иначе объяснить то, что прослужив по началом Свиридова несколько недель весь личный состав от командиров дивизионов до кашевара начинал копировать поведение командира, подчёркивая тем самым, что они не пехота, не, упаси гаубица, танкисты какие-нибудь, а артиллеристы. И, что самое удивительное, пройдя 'школу Иваныча', промахиваться переставали даже самые безнадёжные, про которых говорили, что они даже... гм... в общем, никуда попасть не могут.

А потому, как только впереди началась стрельба, командир головного дозора тут же сообщил об этом и колонна тягачей с орудиями и боеприпасами замерла на месте, а потом, чётко, как на параде, развернувшись, рванула в сторону высотки, которую весь полк дружно отметил как чрезвычайно удобную для организации противотанкового опорного пункта. Следом за артиллеристами увязалось несколько грузовиков с пехотой, из числа шедших замыкающими.

Тягачи бывшего замыкающего, ставшего теперь головным, дивизиона, лихо выскочили на будущие огневые позиции и испарились, оставив после себя отцепленные орудия и готовящие их к стрельбе расчеты. Остальные пушки и гаубицы не менее чётко развернулись чуть в сторонке. Пехоту, отрядив часть в качестве охранения, отправили рыть окопы для себя и орудий. Туда же отправляли всех, кто сумел вырваться из мясорубки на дороге и мирно чапавших по ней же сапёров инженерного батальона.

...На обходящую с тыла зажатые на дороге остатки колонны мотопехоту неожиданно обрушился свинцовый ливень от пары пулемётов и стреляющей на картечь батареи ЗиС-3. Панцергренадёры отпрянули назад, оставив на земле множество тел солдат, не успевших даже понять, кто их убивает. Выявив позиции невесть откуда взявшихся русских пушкарей, немцы попытались атаковать, но без поддержки артиллерии или танков лезть на прикрытые пехотой пушки — занятие для самоубийц.

Уточнив расположение артпозиций и дождавшись, пока подтянутся танки, немцы повторили атаку. Стреляя сходу и с коротких остановок 'тройки' и 'четвёрки' обошли русских, выйдя из сектора обстрела батареи... и подставив борта под огонь замаскированных орудий. Потеряв полноценную роту и толком не обнаружив, откуда бьют противотанкисты, 'панцеры' отошли, что бы повторить атаку после артподготовки. Разведка выявила непростреливаемый участок, пройдя по которому можно было выйти в тыл обороняющимся, но тут их ждал жестокий облом — обходящие танки встретили тяжёлые зенитки, командир которых был в большой дружбе со Свиридовым, и только сейчас появившиеся 'барбосы' — они отстали на марше. Ещё одна атака, проведённая после артиллерийского и авиационного ударов, принесла незначительный успех — удалось прорваться на огневые двух батарей, уничтожив орудия, но об удержании позиций речи не шло — по танкам и пехоте били практически в упор, оставаться там не было никакой возможности.

Возможно, всё сложилось бы иначе, поддержи атаку тяжёлые 'Тигры', уничтожившие сто четырнадцатый полк, но их командир, получив приказ от вышестоящего штаба, двинулся в обход неожиданно выявленных позиций корпусных 13см орудий русских, крепко обидевших 'тигрят' соседнего батальона. Зря он это сделал, ой зря.

Ника

'Из серых наших стен, из затхлых рубежей

нет выхода. Кроме как...'

Я боюсь смотреть ему в глаза, опускаю голову. Немецкая речь заставляет судорожно втягивать голову в плечи. Немец берет меня под подбородок и поднимает голову. Паника срывает заслоны, давит все эмоции кроме страха. Я боюсь. И я этого стараюсь не скрывать. Та личность во мне, которую я называю 'Паникёрша' играет превосходно. Я отстраненно наблюдаю, как из моих глаз льются слёзы. Та, которая 'Берсерк' не боится, но появись она и вся наша операция будет завалена в мгновение ока. Поэтому я боюсь. Реально, не сдерживаясь.

'Сквозь дырочки от снов, пробоины от звезд

Туда где на пергаметнтом луче зари...'

Лена замерла за своим столом и в ужасе смотрит на нас. Она то понимает, о чем говорит рейсхканслер Кох. Я — нет.

— Господин Кох просит перевести, что ты ему нравишься и он преглашает тебя вечером к себе. — Голос Леночки дрожит. С чего бы это? Ведь не её же приглашают... Жалеет? Оставленная в одном из ящичков дефицитная помада... смятый платок... замалчивание ответов, почему в рейсхканцелярии только одна машинистка... а Леночке по-настоящему меня жалко, она-то знает, что ничем хорошим 'вечорныци' не заканчиваются.

Киваю, судорожно пытаясь натянуть на губы улыбку:

— Я, я, май хер! Данке шон! Спасибо за приглашение! Я очень рада! — вот только 'вечернычю' я тебе устрою раньше и совсем не за твоим планом.

'Пикирющих птиц серебрянных стрижей печальная хроника

Записана шутя летящею строкой, бегущею строкой, поющей изнутри'

Запах хорошей туалетной воды, перебивающий запах пота и дыма — нет, это мне кажется. Я допускаю сразу четыре ошибки подряд в одном документе. Пальцы не слушаются, в голове шум крови. Вдыхаю-выдыхаю, пытаясь успокоиться. Рано... еще рано. Но при взгляде на немцев все четче представлеяется у них на лбу третий глаз — маленький, красный, калибра 5.4.

— С тобой всё хорошо? — Леночка, моя заботливая недолгая подруга.

— Спасибо, Элен, я в порядке.

Она вздыхает и утыкается в документ. Я тоже. Время идет рывками. То слишком быстро, то опять тянется неимоверно долго. До часа 'Ч' целых два часа. Переставляю новые листы бумаги, старые отдаю Лене, она их нумерует как испорченные и складывает в папку — для отчетности. На каждом листе и копирке, выдданной мне стоит номер — его же пишут в журнале отправленной или бракованной корреспонденции — все должно совпадать. Борьба с информационным шпионажем — глядя на эти жалкие потуги с высоты будущего всеобщего хакерства мне смешно. Но должна отдать немцам должное — при такой системе ни один листочек не может уйти налево, ни одна копирка не вынесется, и подход во многом себя оправдывает. Всё-таки есть качественное различие между немецким порядком и нашим отечественным разгильдяйством.

Часы в углу отбивают полчетвертого. Где-то там уже полным ходом разворачивается операция. Мне страшно хочется быть рядом со своими бойцами, но надо сидеть здесь, как на иголках. Ждать, верить, что всё идет по плану. Остро не хватает мобильной связи — когда ты не в курсе что происходит — это напрягает! Хоть прошел год моей жизни в этом мире, в этом времени, а привычки остались. Они никуда не деваются, будь ты хоть на необитаемом острове. Ярошенко это тоже прекрасно понимал и закрывал глаза на некоторые мои действия и слова. Терпел. И я должна терпеть, изображая порядочную секретутку-проститаршу, готовую отдаться по первому слову начальника. Ради тебя, Лёша. Ради нашей любви.

Саня

Четырнадцать ИСов заняли позиции по обе стороны дороги в зарослях кустарника. Еще один, в сопровождении БТ и "двадцатьшестых" под командованием младшего лейтенанта-артиллериста из запасного полка — километрах в трех позади основной засады. Для каждого выкопан окоп с удобным выходом задним ходом. С учетом того, что у нас оказалось по пятнадцать практических выстрелов на ствол и по одному осколочному, это показалось мне наилучшим вариантом. У легких танков было еще веселее — по десять бронебойных и всё... Немецкие мотоциклисты в сопровождении одного "ганомага" появились минут через сорок, после отхода наших невооруженных помощников. Маскировка сделала свое дело — разведчики проскочили мимо. Вот они, и нарвутся на заслон.

А вот и основная колонна. Первыми идут две "тройки". За ними около полутора десятков незнакомых танков — переднемоторных, с башней от виденного мною в Ленинграде "Тигра". Далее — несколько полугусеничных БТР разных моделей, а затем еще что-то.

В тылу раздался звук двух или трех выстрелов сорокопяток, слившихся в нестройный залп. Перестук "дегтярей" и тишина вновь взяла своё. Колонна остановилась.

-Бить сначала больших! По старому плану. Залп! — командую в эфир. Танк вздрагивает. С трехсот метров с двух сторон промахнуться по танку трудно. Семь немцев перестали представлять опасность. Все получили по две двадцатикилограммовые болванки в борта. Первый залп отработали выше всяких похвал. Ору в рацию — Дальше самостоятельно ищем цель. Главный враг — большие. Беглым!

Ловлю в прицел последний тяжелый танк. Выстрел. Есть попадание! Следующим, сразу после крика заряжающего "Готово!", в прицел сам заезжает "панцердрай", успевший подобраться довольно близко. Выстрел! В прицел вижу продолжающий движение в мою сторону корпус. Только через пару секунд соображаю, что башни и части крыши на нем нет. Грохот и звон. ИС вздрагивает. Звук мотора стал заметно тише. Моргнул свет лампы внутреннего освещения. Матюкнулся мехвод. Ищу в прицел виновника встряски. Слов заряжающего о готовности не слышу, только боковым зрением отмечаю его движение в сторону от казенника. В прицеле корма танка, только что выстрелившего в противоположную сторону засады. Грех такое упустить. Выстрел. Секунду сомневаюсь, попал ли, но детонация БК в моей мишени опровергает опасение. Два тяжелых танка пятясь отходят вдоль дороги. Чуть ближе несколько БТР, пытаясь развернуться сбились в кучу. Стреляю по ним. Видимо не я один такой догадливый. В стороны разлетаются листы брони, колеса, катки, траки. Выцеливаю отошедших уже на приличное расстояние тяжеловесов. Выстрел. Мимо. Томительно тянутся секунды заряжания. Выстрел. Гусеница! Через пару секунд кто-то еще попал в башню немца. Ствол его пушки безжизненно опустился на моторный отсек. Как-то незаметно все стихло. Подбитых перед нами оказалось тринадцать тяжелых, два панцердрая и неопределимое на первый взгляд число БТРов. С нашей стороны у одного ИСа попадание в маску, танк может двигаться, но не способен стрелять и поворачивать башню, разбитая ходовая с потерей ленивца и части траков на втором. Сцепку инвалидов отправили в тыл, поделив их снаряды между оставшимися. Как раз в это время над головой прошли около трех десятков "сухих", а затем на большой высоте две девятки Ту-2.

Wild Cat

14 июня 1942, кабинет начальника 4 управления НКВД.

— Старший лейтенант Госбезопасности Ващенко по Вашему приказанию прибыл!

— Не ори, не на плацу. Проходи, докладывай. Что там с группой майора Ивановой?

— Чисто оторвались от преследования, вышли к Ровно. Сегодня, как договорено, имитировали ошибку при смене шифра и вышли в эфир с использованием скомпрометированного ключа. В шифровке указали, что не будут предпринимать активных действий до прилёта Геринга. Изменили порядок связи с прикрывающими бойцами отряда Медведева. В связи с переходом группы Ивановой в режим радиомолчания и доказанным отсутствием в группе 'крота' налажен личный контакт. Капитан Мякишев (позывной СБ) связался с одним из бойцов Медведева, согласовывают дальнейшие планы.

— Что по фальшивым партизанам?

— Группа из пяти бойцов отряда 'Победители' продолжают контролировать их активность. Обнаружена база — хутор лесника, рядом, в 200 метрах — следы сигнальных костров. На лугу около ручья.

— Сигнальные костры около жилья?!

— Так это же не настоящие партизаны, от немцев не прячутся. А с воздуха хутор заметить очень сложно даже днем, ночью же попросту невозможно. На данный момент — прочесывают леса малыми группами, пытаются выйти на след РДГ товарища Ивановой.

— Что будем делать с этими полицаями?

— Считаю, необходима их срочная ликвидация. Активность этой банды не только настраивает местное население против партизан. Они сковывают активность действующих групп, могут помешать отходу группы Ивановой и дальнейшей работе Медведева. Есть предварительная проработка плана операции.

Ващенко положил на угол стола Судоплатова картонную папку.

— Вот тут изложено подробно.

— Давай пока вкратце, тезисно.

— Сложность операции в том, что в непосредственном контакте с бандой только пять человек отряда 'Победители'. Подтянуть дополнительные силы (кроме группы, прикрывающей людей Ивановой) мы до совещания у Коха не успеваем. Другая проблема в том, что бандиты на данный момент действуют разрозненно. Исчезновение 1-2 групп насторожит оставшихся и может сорвать операцию. Таким образом, имеем две задачи — собрать банду в одном месте и обеспечить численное или огневое превосходство над ними. Решили использовать возможность, возникшую в ходе радиоигры. Передаем лже-партизанам радиограмму, что группу Летт искать не надо, они 'по ошибке пилота' выброшены в расположении другого отряда. И просьбу принять пополнение для группы: радиста, врача и офицера НКВД на замену пропавшему без вести Ярошенко. Такая информация заставит их собраться всех в месте высадки. В то же время — состав группы не должен вызвать опасений, из-за которых банда могла бы быть усилена немцами. Кроме того, отправка радиста и врача объяснит и молчание Летт, и использование 'засвеченного' шифра. Далее возникают варианты, в зависимости от наличия бомбардировщика.