Новая Русь

Все они проспали на природе до полудня, пока солнце не припекло так, что заставило их подняться.

Женщины уже дожидались их с кормежкой.

Поев, Сергей предложил всем совершить поход на озеро, искупаться. На что все они с удовольствием согласились.

После купанья бодрые вернулись к печке, и Сергей дал команду разобрать треснувшую башенку горнила.

Разбитые куски и золу растащили, обнажив огромную еще раскаленную крицу в пол тонны весом.

Работники должны были дотолкать ее на прикопанную 'ладонь Духа'.

С шумом и гамом, приняв это дело за развлечение, они протолкали раскаленную крицу на камень у подножья высокого валуна. А сам Сергей, кряхтя, забрался на вершину и, как следует примерившись, запустил стоящий там 'кулак Духа' ровно в центр крицы.

Раскаленная крица от такого удара с высоты валуна, плюс роста Сергея, раскололась на множество частей, брызнувших с шипением вокруг на траву. Сергей спрыгнул на землю, довольно потирая ладони, объявил об окончании основной службы Духу. И, чтобы кузнецы не пытались повторить его подвиг, решил на самом деле изобразить на месте бывшего горнила нечто вроде алтаря. Им послужили оба камня, которыми удалось разбить крицу.

Поставив сначала на месте горнила 'ладонь', на нее водрузили 'кулак'. Получилось вроде небольшого расплющенного снеговика, не очень похожего на Гитлера. Но и это сойдет за место паломничества старейшин. Главное, чтобы никому не пришло в голову разгадывать его технологию получения качественной стали, пока он сам не захотел им ее дать.

Кузнецы подобрали уже ненужные меха, а Сергей и Виктор собрали из речки чаны, предварительно собрав в мешочек уже накопившийся на них черный песок. Его планировали использовать как абразив при заточке и как дополнительную качественную руду.

Можно было возвращаться к себе.

Остальные собрали раскиданные еще горячие куски крицы на несколько носилок, предварительно промазав места соприкосновений остатками глины, и понесли их в дом Виктора, любезно предоставленного под кузницу самому Адольфу Гитлеру.

Все разошлись.

Остались в кузнице только Сергей, Виктор и Григорий со своими помощниками, Сашей и Пашей.

— Ну что, дорогие мои, — заговорил с ними на русском Сергей. — Будем тут работать?

Они уже немного понимали новый язык, поэтому, закивали.

— А вы знаете, что Дух войны вам запрещает рассказывать другим про все то новое, что узнаете здесь от него? Нарушите это условие, и он покарает вас волшебным огнем.

Молодежь испуганно закивало.

— Ну и прекрасно, — Сергей по-отечески потрепал за щеки Сашу и Пашу. — Дух вам будет давать знания через меня. Поэтому, будете слушать меня внимательно и запоминать. И ни-ни никому.

Потом он оглядел помещение, добавил:

— Будете жить тут втроем. Пускать сюда можно только девушек. — При этих словах молодые люди засмущались. — Ни один мужчина не должен сюда заходить. Кроме нас, конечно. Так что, устраивайтесь тут надолго, отдыхайте пока. А завтра я приду обучать вас премудростям, что передаст вам через меня сам Дух.

— Только еще вот что, — притормозил у порога Сергей. — За сегодня чуток доломайте крупные куски, — ткнул ногой в наваленную кучу обломков крицы.

Друзья вышли на улицу, оставив их обустраиваться на новом месте.

— Пошли, Витя, доделывать расчеты. Чую, мало у нас времени остается до лебедки. И не забудь: сегодня нечетный день.

— Да, помню. Не забыл. Пошли лучше, — усмехнулся Виктор. — Через пару часов пойду до ночи к профессору в гости пить с ним 'слезу Гитлера'.

— Без меня? — задохнулся от возмущения Сергей. — Ну и друг!

— А ты с Катькой своей можешь выпить, — насмехался Виктор.

— Ну уж нет! Пойду с тобой к профессору.

— А как же расписание? Решил смухлевать?

— Почему сразу 'смухлевать'? С ней могу и через день поговорить. А профессор может потом быть занят. Нет, пойдем вместе к нему.

— Ладно, так и быть. Но только сначала пошли, завершим расчеты.

Они вошли в дом, где просидели еще несколько часов над столбцами чисел, пока, Виктор не взялся ставить окончательные размеры на чертежах.

Теперь они точно знали, какие и какого размера им необходимы ведомая и ведущая шестерни, а какого промежуточные. И какие будут они иметь модуль зубчатых венцов, чтобы их канатная лебедка создавала максимальное усилие не меньше полутоны.

Сам чертеж монтажного блока делать было рано, потому как, не зная какой толщины выйдет канат, нельзя было рассчитать канатоемкость барабана, а, следовательно, и его габаритные размеры.

Чертеж откладывался. Поэтому, перелив в кувшин немного самогона, друзья направились к Василию Иванычу коротать с ним вечер.

Когда они вошли, профессор сидел под окном по-турецки и чиркал гусиным пером на бумаге.

Узнав о цели прихода гостей, он радостно заулыбался. Тут же перед гостями оказалась циновка с тремя пиалами и холодными остатками профессорского ужина.

— Что пишите, Василий Иваныч? — спросил Виктор после первой чарки и, потянувшись за мясным объедком.

— Знаете, ребята, — задумчиво ответил профессор. — Я размышляю о том феномене, что нас выбросил в этот мир. Мне необходимо разобраться в том, что с нами произошло.

— Есть уже идеи? — заинтересовался Сергей.

— Пока, в общих чертах. Одно ясно точно: наше мировоззрение должно претерпеть кардинальное изменение.

Виктор и Сергей удивленно переглянулись.

— Вот как? И в чем вы видите дефект у существующего? — спросил Виктор, наливая по второму.

Профессор испытующе разглядывал их. То ли думал, стоит говорить им или нет, то ли — поймут или нет. Скорее всего, именно второй вариант обдумывал сейчас. Потом он, все-таки, решил попробовать.

— Вся проблема, — начал он пояснять друзьям, — в понятиях, которые внедряются в науки. Мыслители прошлых веков с одной стороны делали великое дело, что их создавали, и это продвигало умы вперед. А с другой стороны своим авторитетом цементировали их.

В науке возникали опорные незыблемые мировоззренческие установки. И если некий ум двадцать первого века замечает что-то не то и пытается их переосмысление озвучить, встречает большое сопротивление рецензентов. Для собственного же блага легче их не трогать, чем пытаться ломать.

— Это понятно, профессор. Так было всегда. — Сергей поднял пиалу, и остальные последовали его примеру. — Эти мастодонты от науки нужны науке, чтобы отсеивать лженаучные труды. Если есть новое, нужно суметь его доказать так, чтобы в любом случае вынуждены были принять.

— Верно, Сережа, — согласился профессор. — Но этот принцип отсева успешно применим в точных науках. В тех, которые проверяемы истинными основаниями мат. логики. Однако философия.... Сами подумайте о том, могут ли быть истинные основания у мировоззрения?

— Я согласен с вами, профессор, — поддержал этот аргумент Виктор. — Возможно, это и есть основная причина постоянных метаний философов из крайности в крайность.

— Совершенно верное замечание. И его нужно отметить. Налей-ка для этого еще по одной.

Они выпили, заели и Василий Иваныч продолжил свою речь.

— Так вот, друзья. Я все это к тому говорю, что возникла принципиальная потребность в переосмыслении некоторых фундаментальных мировоззренческих понятий. Иначе, то, что с нами произошло, не должно было случиться. Потому что такое не бывает никогда. — И профессор заразительно засмеялся над своим выводом. Потом продолжил:

— Первое же понятие, которое требуется заново переосмыслить — это понимание объективной реальности.

Вы знаете, как она звучит в классической философии? Это, истинная форма существования материи. И она является таковой, вне зависимости от восприятия наблюдателя. То есть, в действительности. А действительность — это то, что уже существует. Отсюда и понятие бытия.

— А как быть с идеалистическим определением бытия? — спросил Виктор.

— Идеализм — детище прошлых веков, когда почти все мысли невольно опирались на непреложные религиозные догмы. Точно так же, как при советской власти философия невольно опиралась на непреложные марксистские догмы. И вообще, несчастье философии, да и истории, как науки в том, что, в отличие от физики, химии и иже с ними, она всегда была и остается в плену политических интриг. За ней зорко следят свыше, сами понимаете кто.

Так вот, философский подход в идеализме порочен своей обратной направленностью. Изничтожением познаваемости мира собственными силами.

А для этого необходимы дополнительные непознаваемые сущности, вроде всеобщего сверхиндивидуального духовного начала объективных идеалистов.

Одним словом, у них порочность мировоззрения вытекает из превышенной оценки жизненных явлений.

— Вы считаете, что есть и третье мировоззрение? — спросил Сергей, принимая из рук Виктора очередную пиалу.

— Теперь считаю, что есть, — ответил профессор, тоже принимая свою пиалу. — Давайте дернем, и я расскажу о нем вам первым.

Они не заставили себя ждать. Выпив, закусив, приготовились внимательно слушать Василия Иваныча.

— На самом деле, возможно, реальная объективность и действительность различаются по пространство-временным характеристикам.

Чтобы осознали, что я имею в виду, опишу вам необычный квазиэксперимент.

Вот, представьте себе, что у меня есть стационарный аппарат, который с огромной скоростью производит слайды. И я снимаю этим аппаратом в течение некоторого времени в заданном обзором аппарата пространстве резвящегося кота.

Аппарат не только снимает, но и нумерует последовательность этих слайдов.

Когда истекает время, я собираю эти слайды в пачку согласно последовательности номеров и получаю пакет в виде единого слайда, на котором зафиксировался фрагмент пространства-времени с котом. Называю его дальше 'первым слайдом'.

Для большей приближенности к действительности можно использовать в квазиэксперименте трехмерные слайды, складывающиеся друг в друга.

Я проецирую 'первый слайд' на экран, и что вижу? Естественно, не кота, а полосу извивающейся формы и разной плотности.

Форма будет зависеть от траекторий движения кота, а плотность — от частоты наложения изображений.

Теперь я беру эту пачку и тщательно перемешиваю так, чтобы ни одна последовательность нумерации слайдов не сохранилась. Получаю 'второй слайд'.

Я проецирую 'второй слайд', и что вижу? А вижу я одно почти равномерное пятно почти с равномерной плотностью.

Теперь вы сможете понять то различие, которое таится в понятиях 'объективная реальность' и 'действительность' и, которую до сих пор никто не видел.

Первый слайд есть прототип объективной реальности. Второй слайд есть прототип действительности.

А вот если возникнет у меня вопрос: если при этом исчезла нумерация, то могу ли я в принципе найти способ из 'второго слайда' получить обратно 'первый слайд'? То есть то, что есть связующим действительность с нашим объективным миром.

Оказывается можно! И решение в том, что одни и те же точки на каждом слайде должны быть континуумно взаимосвязаны. Соответственно, подбираю такие слайды, где каждая точка на слайде непрерывно связывается с точкой на следующем и, в конце концов, я получаю вновь 'первый слайд'.

Вот такими рассуждениями, можно доказать, что пространство обладает законом континуума, полностью замещающим понятие времени.

Таким образом, 'закон континуума' будет гласить так:

Вселенная обладает фундаментальным свойством: непрерывностью по всей своей иерархии, а пространство-время есть его образования.

Тогда у меня возник резонный вопрос: а какова роль массы при таком подходе?

И решил, что очевидно, в том, что для нас имеющее значение, последовательное наложение точек, это и есть само физическое тело. А оно на 'втором слайде' не имеет никакого значения. То есть, в действительности различных физических тел и нету вовсе!

Я говорил вам о плотности наложенных точек изображений. Замечу, что она зависела прямо пропорционально от количества сделанных слайдов (то есть времени), и обратно пропорционально от перемещений кота (то есть пространства).

Но, рассматривая слайды нельзя предполагать, что есть хотя бы одна такая точка, которая в принципе неподвижна. Отсутствие движения означало бы, что нет самой точки. То есть, отсутствие процесса — это отсутствие в точке времени, что, в свою очередь нарушает закон непрерывности этой точки. И, надеюсь, как вы уже поняли, обязательное процессирование каждой точки реальности — это увеличение плотности, и связано с увеличением количества движения и уменьшением пространства, в котором это движение реализуется.

То есть, там, где то, что для нас есть тело с массой, для принципиально иного наблюдателя может оказаться только плотностью иначе наложенных точек. Вроде другой тасовки тех же слайдов.

Если теперь я спрошу у вас: как вы воспринимаете время в своем сознании? Уверен, что ваше интуитивное восприятие времени будет аналогично течению реки.

Вот такое же устойчивое представление, с древних времен и по сей день, сохраняется во всех высказываниях о нем, хотя эту направленность обозначают скаляром.

Эта противоречивость восприятия и результата я снимаю, приняв, время трехмерным. При этом еще получится, что трехмерное время в своем движении в принципе не имеет фиксируемой стартовой точки, аналогично отсутствию такой точки у расширяющейся Вселенной.

Но, всякое движение, и движение времени тоже, должна характеризоваться отношением количества к объему. То есть, при заданном объеме, существование большего времени, для наблюдателя аналогично замедленности этого времени. Сравните с трубами разного сечения, через которые протекает единый поток. И пришел к выводу, что масса, как плотность наложений точек, и длительность времени — в объеме единичного пространства, количественно равны. А из этого следует интересный вывод, что при движении, чем больше масса на единицу объема, тем больше в этом объеме содержится времени. Что, то же самое, что в этом объеме оно замедляется. А подтверждается мой вывод и тем, что вблизи массивных тел ход времени действительно замедляется по сравнению с ходом времени в точках с меньшим значением гравитационного потенциала.

Вот и выходит, что время не течение из прошлого в будущее. Оно имеет некую свою сущность в действительности, подчиняется закону Бернулли, и является скаляром в том же смысле, в каком скаляром является и расширение Вселенной. То есть, наше ощущение движения времени — это его расширение. А масса — пространственные резисторы, в которых оно замедляется.

Теперь, возвращаюсь к 'первому слайду'. Давайте рассмотрим однонаправленный равномерный бег кота. На экране увижу прямую темную полосу.

Предположим, кот неограничен в своей скорости бега. Чем быстрее он бежит, тем светлее становится полоса. Возникают очередные вопросы: а есть ли предел осветлению полосы, и, если есть, чем этот предел задается?

На обоих слайдах пределом явится то состояние кадров, когда в полосе уже четко разглядывается кот. При этом, если между изображениями кота образуются интервалы, то это значит, что кот перемещается со скоростью, превышающей скорость съемки.