Они остановились, ожидая, пока произойдет неизбежный обмен формальностями с обеих сторон, хотя их приезд, конечно, был согласован заранее. Наконец командир заставы отсалютовал им, двойные ворота моста распахнулись, — и они въехали на ту сторону.
* * *
Керт Рисси, майор пограничной стражи Тиссена, с интересом наблюдал, как огромный трехосный автомобиль файа медленно пересекает пограничный мост. Он знал, что за всё время существования этой границы такого ещё никогда не происходило. Машина, не останавливаясь, направилась в Хонахт, — столицу приграничного округа, где были подготовлены помещения для переговоров. Впереди и за ней двинулись полицейские машины. Рисси тоже последовал за ними в машине военной миссии.
* * *
Когда машина Талу въехала в Хонахт, он едва не свернул себе шею, беспрерывно оглядываясь. Его поразило удивительное многообразие и пестрота, — даже в Товии не было ничего подобного. Огромные стеклянные здания вздымались на немыслимую высоту, — в отличие от правителей Фамайа, тиссы предпочитали растить свои города вверх, а не размазывать бесконечными кварталами пятиэтажных коробок. Ещё больше его поразило разнообразие и количество автомобилей, — в Фамайа выпускалось всего несколько моделей. Здесь же Талу насчитал три десятка куда более изящных разновидностей, а потом сбился. Жители его, выросшего в свободной Товии, не очень поразили, но вот одежда местных девушек заставила невольно приоткрыть рот. Большинство их было в платьицах, напоминающих ночные рубашки, подпоясанные и обрезанные выше колен и у плеч. Попадались и одетые в свободные блузки и шортики, либо в облегающих блузках, надетых явно на голое тело и брюках, или длинных, но полупрозрачных юбках. Что это должно было значить — крайнюю бедность или просто желание выделиться хоть чем-то, Талу не знал. Изобилие цветных реклам и фантастическое многообразие выставленных на продажу вещей потрясали, как и царившая повсюду суета...
Он вспомнил Черную Корону, как в Товии называли Цитадель. Да, в одном мире было две цивилизации, — одна бурлящая, как вода, предприимчивая и многообразная, но живущая лишь сегодняшним днем, — и вторая, замкнутая, обращенная в свое бесконечное мрачное прошлое и безжалостная. Он не знал, какой суждено выжить.
* * *
В зале на втором этаже гарнизонного штаба Хонахта, отведенном для переговоров, было многолюдно. Кроме военных и дипломатов здесь присутствовали многочисленные люди в штатском, — журналисты и разведчики. Большинство их никогда не видело ни одного файа.
Когда делегация Фамайа наконец появилась, в зале поднялся шум. Она состояла всего из четырех файа, одетых в черную форму, которую, как знал Рисси, носили лишь члены ЧК и государственные служащие. Уже два века она обозначала врага, коварного и безжалостного. Хотя со времени Последней Войны прошло уже больше семидесяти лет, страх перед теми, кто носил её, был ещё жив.
После официального обмена приветствиями в зале на минуту повисла тишина. Обе стороны с затаенным любопытством разглядывали друг друга. В своих черных шелковых мундирах с блестящими стальными поясами файа выглядели странно, грубо, по-варварски. Керт с интересом рассматривал главу делегации, — худого высокого юношу, обутого в сандалии на босу ногу, что было вопиющим нарушением дипломатического этикета. Впрочем, подумал Рисси, откуда файа могут знать об этикете, не имея ни одного посольства и не одного посла?..
Он вновь взглянул на главу делегации — худое смуглое лицо, очень красивое, но лохматая масса рыжеватых волос и блеск огромных, словно в удивлении открытых глаз придавали этому файа особенно дикий вид.
Наконец, Талу закончил разглядывать собравшихся, приступив к делу. Вынув из папки несколько листов бумаги, он объявил, что это мирные предложения, составленные Советом, и начал читать их:
— Правительство Государства Фамайа во всех своих действиях исходит из несомненного факта: по истечении примерно двухсот или трехсот лет наш мир станет непригодным для жизни, — Талу читал громко, с оживленно блестевшими глазами. Ему понравилось быть дипломатом. — Исходя из этого, оно начало разработку технологий межзвездных полетов для эвакуации жителей нашей планеты на другие миры, находящиеся в менее угрожаемом положении.
К сожалению, ввиду состояния враждебности между Фамайа и остальным миром и колоссальных затрат на обеспечение нашей безопасности, завершение этих работ представляется совершенно нереальным. Для устранения столь прискорбной ситуации мы предлагаем прекратить бессмысленную и расточительную гонку вооружений, прежде всего, — отменить состояние боевой готовности для ядерных ракет и полностью уничтожить ядерное оружие. Правительство Фамайа было бы чрезвычайно заинтересовано в экономической помощи и притоке молодых специалистов для строительства спасательного флота. В обмен оно обязуется предоставить Союзу Свободных Государств права на пользование им в точном соответствии с объемом его вклада. Это всё.
После окончания заявления в зале поднялся гвалт. Все говорили, кричали, обращаясь к делегации и друг к другу. Установить тишину стоило большого труда.
— Чем вы можете объяснить столь резкую смену курса после двух веков противостояния? — наконец спросил председательствующий, старик с властными и суровыми чертами лица. Талу не смог определить его национальность.
— А разве одной ядерной войны, а затем семидесяти лет страха её повторения недостаточно? — удивленно ответил он. — По-моему, я уже всё сказал. Никто из нас поодиночке не сможет спастись. Лишь вместе мы сможем это сделать.
— Но это просто невероятно! После стольких лет борьбы вы решаетесь капитулировать! У вас что, правительство сменилось?
— Вовсе нет! Просто угроза войны всем надоела. И мы не собираемся капитулировать — речь идет лишь об устранении угрозы войны!
— Насколько я понял, вы не собираетесь делиться с нами технологиями, — заметил председатель. — О каком сотрудничестве может идти речь?
Маоней улыбнулся.
— Мы вовсе не те наивные дикари, какими были когда-то. Мы не будем делать ничего, что пойдет во вред нашей безопасности. Лишь после того, как ядерное оружие будет уничтожено и наши армии будут сокращены до разумного предела, научный обмен станет возможным. Наши технологии мы разработали сами. Если вы хотите их получить, — платите. Равноценных знаний вы явно не сможете нам предложить.
— Но ликвидация ядерного оружия оставит вас практически беззащитными!
— Как и вас!
— На нашей стороне перевес в численности — 1300 миллионов населения против ваших 800! И наша общественная система намного прогрессивнее вашей, которая держится только на силе!
— Я вижу, вас очень заботит сохранение нашего государства, — весело ответил Талу. В зале разнесся оглушительный, но несколько истеричный смех — такого ответа никто не ожидал.
— Судя по вашему заявлению, экономическое положение вашей страны далеко не блестящее, — заметил председатель. — Мы не намерены оказывать помощь тирании, пока не освобождены порабощенные вашей расой народы, и у власти не находится правительство, избранное законным образом!
— Освобождены все? — удивленно спросил Талу. — А где мы, файа, тогда будем жить?
В зале вдруг стало очень тихо, — такой мелочи явно никто не учел. Талу продолжил:
— На нашей стороне перевес в уровне науки — примерно в двадцать лет, может, и больше. Не поэтому ли вы боитесь установления тесных контактов?
В зале вновь повисла тишина. Превосходство Фамайа в научно-технической области было известно всем. Каждый в ССГ знал, что именно файа открыли атомную энергию и применили её на практике, — убив 310 миллионов человек. Файа первыми освоили космическое пространство, несмотря на заполняющую его метеорную пыль и убийственное излучение. Они одни смогли достигнуть обоих попутчиков Уарка. Они также достигли значительного перевеса в производстве вычислительных машин и в биологии, создавая по своей воле новые виды живых существ. И какое значение имело то, что файа опередили их лишь потому, что в их руки попала единственная уцелевшая Цитадель Межрасового Альянса? Или то, что Фамайа не пришлось, как Суфэйну, за свой счет восстанавливать почти полностью уничтоженное войной хозяйство Свободного Арка? Или то, что уровень жизни в Фамайа был вдвое ниже, чем в ССГ? Поэтому предложение об установлении отношений прозвучало зловеще. После того, как предыдущий раунд переговоров об этом завершился неудачей, Фамайа послала к соседям более ста восьмимоторных самолетов с водородными бомбами, большинство которых достигли своих целей.
— А как мы сможем убедиться, что вы выполняете соглашения? — спросил председатель.
— Своими глазами, — удивился Талу. — Есть общеизвестные методы проверки. Вы сможете наблюдать за этим с помощью постоянных инспекций, как и мы. Конечно, уничтожение ядерного оружия займет несколько лет. Но снять ракеты с боевого дежурства можно уже сейчас! Если вы считаете, что установление тесных отношений не в интересах наших стран, мы не станем спешить. Но разоружение даже чисто экономически было бы очень выгодно.
— Скорее для вашей стороны, чем для нашей, — иронически ответил председатель, и Талу вдруг понял, что он из Суфэйна.
— Я знаю, что ваш экономический потенциал вдвое больше нашего, — ответил он. — Я знаю, что у нас действительно нет многих ваших вещей. Но наши вычислительные машины, например, компактны и удобны для индивидуального применения. Более того, они связаны в единую сеть. Это нечто такое, чего нет у вас, — нечто такое, о чем вы и понятия не имеете. Так что в общем мы равны, и должны общаться, как равные.
— Что вы можете нам предложить? — крикнул кто-то. — Руду? Кандалы? Гекс? Или, может быть, колючую проволоку?
— Я слышал, у вас нет многих видов сырья, — ответил Талу. — Мы можем предложить различную технику, вычислительные машины, даже биоматериал гекс, да. Подобная торговля была бы очень выгодна.
В зале вновь поднялся шум. Все перешептывались, совещались, но к делегации никто не обращался. Талу пришлось долго ждать ответа. Он с любопытством разглядывал рослых тиссов в форме военной полиции, стоявших вдоль стен. Настоящие живые враги. Или уже нет? Свет, как много зависит сейчас от того, что мелет его несчастный блудливый язык!..
— Вы действительно можете предложить нам всё это? — наконец спросил председатель. — И готовы пойти на разоружение? А взамен получить наше? — Талу кивнул. — Насколько я понял, вы хотите установить прочный мир и подождать лучших времен, пока не ослабнет ненависть, не так ли?
— Да. Но самое важное, — устранение угрозы войны. Без этого нельзя двигаться дальше!
В зале вновь засовещались.
— Я не могу понять вас, Маоней. Ваш нынешний Единый Правитель, — Анмай Вэру, если не ошибаюсь, — успел прославиться своей жестокостью. Он устроил чистку в правительстве, он приказал карать высшей мерой самые ничтожные преступления, вроде торговли наркотиками, лишив разума и убив больше миллиона ни в чем не повинных людей, всюду заявлял, что Фамайа покорит весь мир, — а теперь он предложил перемирие. Я не могу понять его!
— Не можете понять стремления к миру? Или вам бы хотелось получить ультиматум?
— Он у вас есть? — с явным испугом спросил старик.
Талу рассмеялся.
— Вовсе нет. Но может дойти и до этого — если вы не захотите установить мир, к которому сами нас призывали! Или вам тоже нужен враг, чтобы сохранить единство?
— Нас объединяет свобода, — напыщенно ответил старик.
Талу зло рассмеялся.
— Да? Разве? После Первой Войны Суфэйн перегрызся с Тиссеном, Тиссен — с Ирмией, и дело дошло до резни. Вот почему вы не хотите установить мир, к которому сами же нас призывали!
— Мы не позволим нас оскорблять! — рявкнул председатель. — Не забывайте, что вы гость здесь!
— Я сказал правду! — Талу разозлился. — Сначала закончим с главным делом, а с различиями систем можно разобраться и потом. Мы никому не хотим причинять зла. Никому.
Вновь стало очень тихо.
— Надеюсь, у вас есть конкретные предложения по этим вопросам? — спросил председатель. — Они очень неожиданны, их нужно обсудить. Надеюсь, мы видимся не в последний раз?
— Конечно, — Талу с облегчением улыбнулся, его лицо стало почти детским. Он извлек из папки пачку бумаг и отдал председателю. Они быстро пошли по рукам. Кроме конкретных предложений по разоружению там была схема объединения усилий двух сторон в рамках Проекта, — пока, разумеется, только в самых общих чертах.
— Мы тщательно изучим ваши предложения, — сказал председатель, поднимаясь с места. — Надеюсь, вы не откажетесь пообедать с нами?
— Конечно, нет! — Маоней вновь широко улыбнулся.
* * *
Во время обеда Керт Рисси наблюдал за Талу с возраставшей неприязнью. Тот сидел, окруженный множеством с интересом слушавших его людей. Остальные члены делегации ели очень мало, но Талу перепробовал, пожалуй, все блюда на столе. Он отказался только от вина, по своему же печальному опыту зная, что тут легко можно увлечься: когда это произошло в последний раз, он обнаружил себя на дереве, в трех километрах от дома, — а здесь это было вовсе не к чему.
Один из его соседей принялся допытываться, зачем Фамайа так тщательно душит "естественные свободы". Талу фыркнул.
— Какие свободы? Быть свиньей самому и превращать в свиней своих детей? Хотите свободы? Хорошо. Мы можем пересылать всех, кто приговорен к нейроимплантации, к вам. Мы даже можем отпустить к вам всех, кто этого хочет, — в обмен на то, что все желающие смогут переехать в Фамайа. Я знаю, что много вашей молодежи хочет учиться у нас.
Однако это предложение не вызвало ни малейшего энтузиазма. Талу услышал лишь что-то невразумительное об "утечке мозгов".
Когда делегация Фамайа попрощалась с изрядно повеселевшей компанией дипломатов и военных, те сразу нахмурились. Никто не верил в искренность их предложений. Меньше всего было похоже, что нынешнее руководство Фамайа решило искупить грехи своих страшных предшественников. Керт Рисси вспомнил рассказы отца и деда об ужасной Второй Войне, о страшной ядерной бомбардировке, которая тогда казалась им непостижимым бедствием, физической природы которого они не могли понять. И о миллионах тиссов, умиравших в страшных мучениях. Он знал об отважной борьбе части своего народа, оставшейся на захваченной файа территории, и об исходе этой борьбы. Четыре миллиона его соплеменников были уничтожены или превращены в безмозглых тварей.
Правитель страны, которая сделала это, вызывал странное, болезненное любопытство. Он видел фотографии Анмая Вэру, — тот походил больше на хмурого мальчишку, чем на правителя тоталитарной сверхимперии, — безупречно-красивое смуглое лицо, которое было бы очень привлекательным, если бы не застывший на нем суровый и решительный вид. В выражении его огромных, бездонных глаз, широко раскрытых, словно в удивлении, было нечто пугающее. Керт не смог бы подобрать нужных выражений. Такое выражение могло бы быть у человека, который уже ничего не боится, потому что...
