Ганс оглядел щуплую фигуру сержанта, замотанную (другого слова не подберешь) в какие-то обноски, долженствующие изображать военную форму, и молча поднес к его носу внушительный кулак. Итальянец нервно моргнул пару раз, после чего Нойнер убрал руку от его лица и, указывая пальцем на всё еще не пришедшего в себя итальянского офицера, продолжил общение:
— Вон твой капитан, а я — гауптштурмфюрер СС, советую не путать.
— Слушаюсь, гауптштурмфюрер!
— Вы со своим капитаном из соседнего гарнизона приперлись?
— Да, гауптштурмфюрер. Сержант Луиджи Бенетти, дивизия "Наполи", семьдесят пятый пехотный полк. А капитан из штаба дивизии.
— Откуда немецкий знаешь?
— Немного знал с детства, а потом работал чичероне* на Везувии, показывал достопримечательности немецким и австрийским туристам.
— Ясно. Значит так: ваша дивизия должна оставаться в своем расположении, всё оружие и боеприпасы — сдать. Горючее и автотранспорт — тоже. Покидать территорию части, вплоть до особого распоряжения НЕМЕЦКОГО командования, категорически запрещается! За невыполнение этих распоряжений — расстрел на месте. Всё понятно?
Ощутимо побледневший, не смотря на загар и общую смуглость, сержант торопливо кивнул, после чего Нойнер, как ни в чем не бывало, продолжил:
— Тогда бери своего капитана и приводи его в чувства, через полчаса мы выедем к вам в гости.
Отпустив переводчика небрежным жестом руки, Ганс повернулся к довольно скалящемуся Майеру:
— Боевая тревога. Выступаем немедленно. Задача: действуя совместно с другими подразделениями нашего полка и частями усиления, блокировать дивизию "Наполи" в месте её постоянной дислокации и обеспечить её полное разоружение.
— Jawohl! А что делать с этим недоноском?
— Пусть будет при мне, потом разберемся.
Майер отсалютовал и бегом ринулся вслед за своими подчиненными выполнять полученный приказ, попутно кинув на, растерянно отряхивающего свою бустину*, капитана мрачный взгляд, лучше всяких слов говорящий: "я до тебя еще доберусь, скотина!" Ганс же, оставив итальянцев под присмотром часовых, потрусил к своему бронетранспортеру.
Видимо переводчик-самоучка отнесся к полученному им распоряжению весьма ответственно, так как спустя двадцать минут, когда Нойнер подрулил к КПП на своей штабной машине, итальянский капитан уже достаточно пришел в себя, чтобы попытаться возобновить переговоры. Мундир был застегнут на все уцелевшие пуговицы, головной убор красовался на положенном месте, а сам капитан пытался выглядеть если не щеголевато, то хотя бы достойно. На Ганса, впрочем, это произвело не слишком сильное впечатление.
Отдав честь, итальянец что-то затараторил в обычной импульсивной манере, свойственной южанам. Нойнер, с минуту скептически глядел на его потуги из десантного отделения бронетранспортера, не утруждая себя ответным приветствием, затем перевел взгляд на сержанта. Тот, не дожидаясь приказа, бодро заговорил:
— Капитан Витторио Росси от имени командования 54-ой пехотной дивизии заявляет, что в случае, если германские войска предпримут какие-либо враждебные действия против итальянской армии или мирного населения, то...
— Заткнись. И капитану своему передай, чтоб не кудахтал.
Переводчик, уже успевший оценить, откуда тут ветер дует, отреагировал на равнодушно-спокойную реплику Нойнера мгновенно. Не только послушно замолчал сам, но и аккуратно подергал за рукав командира, призывая его прервать свой пламенный монолог. Дождавшись, когда итальянец недоуменно смолкнет, Ганс небрежно махнул рукой в сторону внушительной колонны БТРов, которая как раз начинала выруливать на дорогу:
— Это авангард нашей дивизии. Двадцать тысяч солдат, триста танков и самоходных орудий, сотни пушек и минометов. Все это будет здесь уже сегодня. Или вы сдадитесь без боя и останетесь жить, или мы вас раздавим. Я всё сказал. А вы передадите мои слова своему командованию, у вас будет на это полчаса, потом мы откроем огонь.
Дождавшись пока переводчик растолкует капитану смысл его фраз, Ганс с кривой ухмылкой проследил, как на глазах тускнеет и вытягивается от удивления лицо этого лощеного дармоеда, после чего небрежно бросил:
— Залезайте, пора побеспокоить вашего генерала.
* * *
Дальнейшее общение с итальянцами оставило у Нойнера исключительно положительные впечатления, так как протекало чрезвычайно легко и приятно. Вся операция по нейтрализации 54-ой пехотной дивизии "Наполи" заняла чуть более суток, но основная работа была выполнена за несколько часов, понадобившихся панцергренадерскому полку Баума на то, чтобы подтянуться к месту расположения недавних союзников и блокировать их военные городки. После такой демонстрации силы, большинство бравых воителей из числа потомков гордых римлян предпочли быстренько разоружиться и без дальнейших пререканий согласиться на все требования германской стороны. Тем не менее, Ганс сумел найти приключения даже на этом весьма благостном фоне плодотворного сотрудничества и полного взаимопонимания. Правда, тут был отчасти виноват его непосредственный командир: Отто поставил его батальону, как наиболее мощному и мобильному в полку, самую проблемную задачу — нейтрализовать штаб итальянской дивизии, квартировавший вместе с одним из ее полков.
Нойнер не стал изобретать велосипед, попросту блокировав все подходы к комплексу казарм и складов своими пикетами и выслав в расположение потенциального противника давешних парламентеров. Исходя из недолгого опыта общения с этой парочкой и общего впечатления об итальянской армии, Ганс не ждал никакого сопротивления, но... То ли у генерала взыграло ретивое, то ли он просто посчитал ниже своего достоинства сдаться по первому (да еще и столь категоричному) требованию, а может быть, просто обиделся на то, что ему приказывает какой-то подполковник СС, да еще и не лично, а через командира батальона? Словом, через означенное в ультиматуме время никакого ответа от итальянцев не последовало.
Ганс только пожал плечами, еще раз взглянул на свои часы и кивнул радисту, тот тут же забубнил в микрофон, вызывая артподдержку. Ответ пришел незамедлительно — командир роты самоходных орудий, приданной батальону Нойнера, бодро доложил, что у него всё готово. Ганс еще раз осмотрел в бинокль потенциальные цели и озвучил решение:
— Сперва ворота, а затем одну очередь по центральной казарме.
После чего принялся с интересом наблюдать за развитием событий. Хоть итальянцев и было почти втрое больше, он не сомневался, что его батальон, усиленный шестью "сверчками", разделает их под орех — слишком уж велика была разница в подготовке и вооружении. Да и боевой дух оппонентов был, мягко говоря, не на высоте. Но реальность оказалась еще прозаичнее: как только пятнадцатисантиметровые чемоданы снесли ворота полкового городка, вместе с будкой КПП и караулкой, в расположении итальянцев началась натуральная паника. А когда шесть тяжелых снарядов, прожужжав по своей не слишком длинной траектории от оливковой рощицы за холмом до четырехэтажного здания, располагавшегося в центре комплекса построек, формирующих военный городок, один за другим обрушились на крышу казармы и плац перед ней, у бывших союзников и вовсе наступил конец света. Причем в буквальном смысле слова — несколько небольших прожекторов и фонарей, предназначенных для освещения территории городка, зачем-то включенные после первых выстрелов, теперь стремительно потухли, а из окон казарм одно за другим стали появляться белые полотнища. Ганс подозревал, что это обыкновенные простыни, но по большому счету это было уже не важно — дело сделано, осталось только собрать трофеи. В общем, вопрос с итальянцами был закрыт легко и непринужденно, что несколько сгладило неприятный осадок от их предательства. Увы, но этот скоротечный эпизод был лишь началом кровавого пути танкового корпуса СС.
* * *
Прологом по-настоящему серьезных испытаний послужила боевая тревога утром тридцатого мая — корпус Хауссера выступал навстречу войскам 5-ой армии США, высаживающимся на побережье Италии. Дивизии "Тотенкопф" предстояло действовать на правом фланге корпуса, что обернулось лишними хлопотами для Нойнера и всех прочих солдат и офицеров его батальона. Поскольку разведывательному батальону поручили организовать фланговое прикрытие, функции дивизионного авангарда были возложены на панцергренадеров. Правда, при этом Ганс получил солидное усиление: вторую батарею дивизиона штурмовых орудий, первую батарею зенитного дивизиона, а также своих старых знакомых — тринадцатую роту "сверчков" и саперов из шестнадцатой роты своего собственного полка. С такими силами можно было и повоевать. Собственно, на это и были направлены все мысли Нойнера, когда его боевая группа выходила в район Салерно на рассвете 31-го мая, после форсированного ночного марша. И, как оказалось, не зря.
Стрельба впереди вспыхнула довольно неожиданно и почти мгновенно достигла приличной интенсивности. Ганс встряхнулся, сбрасывая с себя паутину накопившейся усталости, и сверился с картой, пытаясь понять, что может означать начавшаяся перестрелка, в которую, помимо хорошо знакомого треска МГ-42 и отрывистых выстрелов штурмовых винтовок, отчетливо вплетались незнакомые по прежнему опыту "голоса". Увиденное на карте несколько озадачило. По всему выходило, что до места предполагаемого нахождения противника еще довольно далеко, следовательно...
Нойнер еще раз взглянул на карту. Стрельба явно велась на окраине небольшого селения, расположенного на противоположном берегу небольшой, но бойкой, речушки, через которую был перекинут основательный каменный мостик. Очень похоже на вражеский разведдозор. А может и серьезный отряд — авангард высадившихся в Салерно основных сил янки. В любом случае их надо побыстрее сковырнуть с удобной позиции за рекой. Выслушав первое донесение от передовой роты, вступившей в перестрелку с противником, Ганс принял решение.
— Саперам продвинуться ниже по течению реки и поискать подходящий брод, там берег должен быть более пологим, форсировать водную преграду и атаковать деревню с тыла. Штурмовым орудиям выдвинуться вперед и приготовиться поддержать фронтальную атаку огнем прямой наводкой. "Сверчкам" развернуться в апельсиновой роще слева от дороги и подавить огневые точки противника. 9-я рота пока ведет сковывающие действия у моста. 10-я и 11-я развертываются на флангах, 12-я и зенитчики — в резерве.
Отдав эти распоряжения и отправив в дивизию радиограмму с сообщением о первом контакте с противником и предпринимаемых действиях, Ганс волевым усилием подавил желание отправиться в 9-ю роту и лично принять участие в намечающейся атаке — Конрад справится и сам. Вместо этого Нойнер, проведя небольшую рекогносцировку, занял со своим личным "штабом" удобную наблюдательную позицию на склоне небольшого холма в зарослях каких-то цветущих кустов. Отсюда открывался отличный обзор всего поля боя и возможных подходов к нему, а кусты обеспечивали надежное укрытие от вражеского наблюдения. Машину связи, правда, пришлось оставить позади, ограничившись переносной радиостанцией, но Ганс посчитал такое решение вполне приемлемой платой за возможность иметь перед глазами ясную картину разворачивающихся событий.
Смотреть, впрочем, оказалось особо и не на что. Пока самоходки 13-ой роты вели беспокоящий обстрел деревеньки, саперы спокойно переправились ниже по течению и, развернувшись на противоположном берегу, атаковали засевшего среди домов и садов противника с тыла. Одновременно с этим "штуги", стреляя с места, подавили огневые точки противника, блокировавшие мост, а гренадеры фон Равенштайна одним рывком ворвались в селение и стали быстро теснить американцев к центру деревни, уничтожая опорные пункты в каменных домах с помощью ручных огнеметов и большого количества гранат. Сопротивление было сломлено довольно быстро — ко всему прочему, сказался еще и недостаток боеприпасов у обороняющихся. Так что, вскоре после начала атаки, около сотни уцелевших американцев с поднятыми руками согнали на небольшую, мощеную булыжником, площадь возле часовни в центре деревни. Ничего интересного, в общем — всё как обычно.
Несколько удивила разве что тактическая неповоротливость американцев, которые, столкнувшись с явно более сильным противником, не попытались отступить, оставив для прикрытия небольшой заслон. Ведь ясно же было, что полторы роты пехотинцев-десантников без тяжелого вооружения (а именно столько американцев и оказалось в злополучной деревеньке) не смогут устоять против усиленного батальона. Однако, поразмыслив немного, Нойнер вынужден был признать, что определенные резоны поступить именно так у янки все же были. Во-первых, незаметно покинуть занятые позиции и оторваться от преследования моторизованного противника на довольно открытой местности, имея в качестве средства передвижения только пару ног, было довольно затруднительно. Оставаясь же в деревне, под прикрытием каменных стен и изгородей, янки, по крайней мере, имели шанс продержаться подольше и продать свою жизнь подороже, а там, глядишь, и помощь подоспела бы. Правда наличие у немцев тяжелой артиллерии и "брони" лишило их и этого призрачного шанса, но тут уж как говорится: не повезло — бывает. Во-вторых, американцы, судя по всему, довольно плохо ориентировались в сложившейся ситуации. Их действия живо напомнили Нойнеру поведение советских кадровых войск в 41-ом году — вроде бы и обучены и вооружены, а воевать не умеют. Когда надо отступать — стоят на месте, когда атака провалилась, продолжают тупо долбиться во вражескую оборону, вместо того, чтобы поискать другие пути решения поставленной задачи. И так постоянно.
С этими американскими парашютистами из 11-ой воздушно-десантной дивизии, случилась ровно та же история. Во время вчерашней высадки их роту и еще примерно половину соседней отнесло довольно далеко в сторону, так что, собравшись после приземления, они не смогли установить контакт с остальными подразделениями своего полка. Тем не менее, принявший командование капитан довольно самонадеянно решил выполнять с имеющимися силами общую задачу, поставленную перед всеми частями его дивизии, по блокированию подходов к плацдарму у Салерно и нарушению планомерного сосредоточения немецких войск. Заняв деревню и взяв под контроль переправу, он перекрыл один из основных подъездных путей, ведущих к Салерно, и стал поджидать подхода основных сил 5-ой армии Кларка или хотя бы подкрепления от командования 11-ой дивизии, которому была отправлена соответствующая радиограмма. Глубину своей ошибки он осознал только тогда, когда из предрассветного сумрака, со стороны предполагаемого места расположения немецких войск, раздался нарастающий гул моторов и лязг гусениц мощной механизированной колонны, то есть слишком поздно. От первой перестрелки немецкого разведдозора с американским блокпостом у моста, до сдачи в плен последних десантников прошло всего полтора часа, большая часть которых была потрачена на охватывающий маневр саперов. Но капитан армии США Джон Р. Бреддок не получил даже этого времени — его завалило обломками стены, обрушившейся от прямого попадания снаряда "сверчка", в самом начале немецкой артподготовки.
