— Арерия, дорогая, только доверься мне, я помогу, я все для тебя сделаю! Обещаю!.. Ты пришла в мою жизнь не спроста, это свершила судьба, и ты моя по назначению, и все что ты должна сделать, так это лишь признать этот факт. Не бойся ничего...Я — министр, командор безопасности, в моем распоряжении этот крейсер, да и весь флот Познанной Вселенной, я справлюсь с любой ситуацией! Только решись, и будь со мной. Если бы ты знала!.. Как мне тебя не хватало, твоей робкой нежности, понимания!.. О, если бы ты знала, сколько мне пришлось пережить, через что пройти!.. Нести на себе крест власти, силы, храбрости... это так невыносимо... и так тяжело!.. Порой мне кажется, я не выдержу, силы меня оставляют, потому что я один, совсем один и никто меня не знает... Помнишь, в юности я мечтал о тихом, уютном доме с большой библиотекой, прекрасным ухоженным садом, произведениями искусства разных эпох и планет, и о человеке, с которым мне было бы спокойно и интересно, и с которым я мог разделить свое одиночество? Бог свидетель, как же я далек от этого своего счастья сейчас, но ... моя мечта осталась, и я могу немного приблизиться к ней...благодаря тебе, моя Арерия!...

Он, как завоеватель, почуяв близкую победу, решительно придвинулся к ней и обнял. Его прикосновения доставляли саднящую боль, потому что руки Арса были чуть влажными и жадными, как у вора. Рене удивилась, как ей пришло в голову такое сравнение, ведь у Дрего было все по праву должности, но потом, она подумала, что он не чувствует себя не на своем месте, поэтому так несчастен и одинок. Похоже, он боится будущего, поэтому и тянется к ней, девушке из спокойного прошлого. К ней!.. Может, он и читал ее отчет, но он ничего не знает о ней. Ему это и не нужно. Он живет своими переживаниями, и никогда чужие беды не будут ему близки как собственные.

Рене закрыла глаза и напряглась, сдерживая неприязнь, и ожидая благоприятного момента, чтобы вырваться. В это время вошел Тоно. Кажется, на него серьезно подействовал сохо, которым его усердно угощал Дрего, потому что по лицу расплылась широкая ухмылка:

— О, так вы нашли общий язык!.. А я-то, дурак, переживал, не заскучает ли моя жена в обществе командора!... А ты, командор, я смотрю, страстный, сукин сын!... Не ожидал!... О, черт, там, в каюте, небось, кровать уже приготовлена, не так ли?.. Вот что значит крейсер такого уровня! Просто чудо техники, начиная с командора! Только подумал, кровать сама стелется... Раз — и готово!..

Тоно захохотал. Дрего презрительно поморщился, но отстранился и смолчал. Рене поспешно, но с облегчением встала и взяла мужа за руку.

— Прости Арс, мы лучше пойдем.

Тоно сначала грубо оттолкнул ее руку, но потом все-таки позволил себя увести, не переставая смеяться.

Дрего нерешительно пошел следом, провожая их, и обдумывая план дальнейших действий. У люка он попытался задержать Рене.

— Рери, послушай, мы должны еще раз встретиться и договорить! Прошу тебя, это важно! Просто позвони мне, сюда, на крейсер — '3 Д'! Запомнила? '3Д'!

Тоно не преставал хохотать, Рене делала отчаянные усилия, чтобы направлять его движения по сходням. Около корабля их уже ожидал транспорт, вызванный дежурным офицером. Рене обернулась, когда они почти уже спустились.

— Арс, прости меня, но этого не нужно... Все изменилось! Арерия мертва. Погибла вместе со своим экипажем. Пожалуйста, позволь мне это, пусть будет так, если я действительно что-то значила для тебя!

— Рери, я прошу тебя... мы действительно не договорили! Я не сказал тебе самого главного... Я действительно могу тебе помочь, я все сделаю для тебя!

Тут, уже садясь в транспорт, Тоно остановился, вырвался из рук Рене и тоже повернулся к Дрего:

— Ну и ловок же ты, сукин...

Тут Рене удалось втолкнуть его в глубину транспорта, и они улетели.

Выходя из транспорта, Рене пыталась помочь Тоно, но тот с ненавистью оттолкнул ее руку. Вышел сам, и довольно верно прошел в свою каюту, качнувшись лишь однажды. Рене понимая, что он так просто не успокоится, покорно шла следом.

Он налил себе вина, выпил залпом и, в одежде улегся на кровать.

— Убирайся, я не желаю тебя знать больше, жалкая притворщица и лгунья! Ты вызываешь во мне отвращенье!

— Тоно, пожалуйста, выслушай...

— Нечего не желаю слышать от тебя, все равно не поверю.

Рене тяжело опустилась на свою койку.

Тоно, несмотря на гнев и злость, наблюдал за ней краем глаза. Даже сейчас, когда был разоблачен ее подлый обман, ему хотелось знать правду. Еще как хотелось! Но он не мог поступиться гордостью сразу.

— Что? Ты еще здесь?.. Черт, а я-то надеялся, что ты сразу соберешь пожитки и свалишь, наконец, к своему импотентному генералу!.. Слышишь? Убирайся к своему дорогому любовничку, и вешай лапшу на уши ему! Кстати, знаешь, говорят, что он любит катать на своем крейсере подружек, и не по одной!.. А когда в Темных галактиках мутанты подняли очередной мятеж, он сбежал, ссылаясь на неполадки в системе жизнеобеспечения, отдуваться пришлось другим кораблям, менее приспособленным к атакам такой мощи. Мой знакомый, механик Базы, говорил, что на крейсере тогда никаких серьезных неисправностей так и не нашли, а твой Дрего просто струсил!

— Он не мой. Когда-то давно мы общались, но и тогда нас ничто особенно не связывало. А теперь, тем более.

— Вот как? Что ж, так он тискал тебя сегодня исключительно из-за воспоминаний о том общении?

— Это не то, о чем ты подумал... даже с его стороны. Одиночество... страх... может быть память о юности... но не... любовь.

— Да неужели? Ты, я смотрю, просто спец по любовным делам, а я-то дурак, считал иначе! Впрочем, я обманывался не только в этом, верно?.. И сколько их у тебя было, этих генералов?.. или ты не считаешь подобную мелочь?

Тоно, усмехаясь, повернулся к ней лицом, и посмотрел в упор пытливо и презрительно. Разумеется, он заранее приготовился услышать ложь...

Но Рене не решалась ответить. Солгать?... Не поверит. Сейчас он и правде-то не поверит. Он смотрит так, как если бы она была самым лживым и подлым человеком на свете. Придется сказать... часть правды. Это, конечно, не просто — рассказать ему все, что было можно рассказать, не вызывая лишних вопросов.

— Когда я работала на Базе... Во время моего большого второго рейса... Мы испытывали приборы и новою модель корабля, готовили отчеты...Наш корабль получил сигнал и сел на одну из окраинных планет. Как мы думали, нецивилизованную... но это было не так... Там весь мой экипаж погиб. Наш корабль приземлился быстрее, они вышли раньше, чем ожидалось по подсчетам защитных систем планеты, и они попали в тепловую дезинфекционную волну.

— Где это случилось?

— Не помню... И не хочу вспоминать!

Рене испугалась, она не ожидала, что он спросит об этом, хоть вопрос был логичен...Но после того, как она говорила об этом с Дрего ... А ведь... он не спросил!..

— И что с тобой стало?

— Что?

— Я спросил, что стало с тобой после того, как экипаж погиб?

Во рту у Рене пересохло от мысли — этого Арс тоже не спросил! Не успел?.. Неужели в сравнении с собственными проблемами это для него, генерала безопасности ПВ, не так уж и важно? Или... он знает! Он все-таки читал ее отчет!?.. Видимо, именно на это он и намекал ей все время... Но почему сейчас, а не тогда он предложил ей свою помощь?..

— Ну?

— Я попала в плен.

— В плен? К местным планетникам?

— Не совсем... они... Это небольшая цивилизация... их предки основались на планете всего несколько веков назад.

В отчете она написала ясно, они владеют опасными технологиями... Неужели, он не поверил? Или, он... знает про Эгорегоз не из ее отчета?!... Неужели Дрего сам уничтожил ее отчет, потому что ему приказали... и он боялся?.. только кого? Эгорегоз или Совет Базы?..

— И сколько времени ты находилась в плену?

— Почти два года.

Нет, нет, не может быть, чтобы он знал... был замешан!... Генерал-командор, второй министр безопасности Познанной Вселенной!.. Тогда у нее совсем нет надежды! И не только у нее.

— Ты была у них в рабстве?

— Да... Нет. Не совсем.

— Не понимаю! Как это 'не совсем'?... Черт побери, хватит тянуть резину, скажи мне все, наконец! Рене!

Встревоженная его нетерпеливым возгласом, Рене, наконец, взглянула на него. Тоно теперь сидел, повернувшись к ней. На лице его, кроме нетерпения, как ни странно, отражалось участие. Судя по точным движениям и четкой речи, он был вполне трезв.

— Я была... объектом исследований в лаборатории. И не только я... Они исследовали всех, кого захватили живыми.

— Кто они?

— Не знаю. Нелюди.

Тоно помолчал, потом спросил тихо:

— Как это, исследовали?

Рене поежилась. Больше всего ей хотелось сейчас убежать. Как найти слова... как сказать, объяснить такое!... Но рано или поздно он спросит снова. Лучше уж сейчас.

— По-разному, в зависимости от программы исследования...

— Они... мучили вас?

Рене снова поежилась. Сказать 'да' было так трудно, точно признаться в плохом поступке. Странно, но она сейчас испытывала чувство вины, точно она являлась сообщницей тех чудовищ. Ну уж нет!..

Эта мысль помогла ей побороть себя, преодолеть стену молчания, за которой она жила, и слова, и что еще хуже, мысли вырвались на свободу.

— Они ставили на нас опыты. И, в основном, без использования обезболивающих средств... Одни из них относились к пленникам как... к лабораторным объектам, с чьими чувствами не имеет смысла считаться, многие наверное вообще не верили в то, что они испытывают что-то. Другим для исследований или для собственного удовольствия было важно доставить боль... Вообщем, они изучали чувства, эмоции, возникающие при разных видах и степенях болевого порока. А некоторые просто наслаждались страхом... постоянным страхом. Там, в лаборатории... не было ничего человеческого... Только боль. И страх пред болью. И снова боль. Каждый день... и почти каждую ночь!

Неожиданно, видимо, от воспоминаний, или оттого, что она впервые говорила об этом, у Рене началась паника. Дыхание остановилось, словно она оказалась под водой, без воздуха, и она вскочила, желая найти спасительный угол подальше от него и его вопросов. Но Тоно тоже вскочил с ней одновременно, и обхватил ее плечи, не давая убежать.

— Пусти!... пусти меня!

— Все, все... Тише... Рене, Рене, успокойся! Ты же здесь, со мной, в безопасности... Не надо, не вырывайся!...Тише! Тише. Не бойся, никто больше не причинит тебе боли, никто! Я не позволю!

Тоно и сам немало испугался. Господи, и он тоже мучил ее, продолжал мучить, когда она и так столько вынесла в плену!... Вот откуда этот ад в глазах и безумный страх, когда он касался ее!.. Он обнял ее, беспомощно бившуюся в его руках, прижал к груди и просто ждал, когда пройдет паника. Рене, осознав, что он не даст ей сбежать и забиться в угол, все же сделала над собой усилие. Она опасалась, что сейчас ее тело продемонстрирует ему наглядно результат пребывания в плену, по коже волной пойдут пятна... Боже, только не это! Рене, подавляя панику начала, дышать, сосредоточившись на расслаблении мышц. Сначала каждый вдох давался с огромным трудом, но потом спазм прошел. Тогда пришли слезы. Она не плакала с тех пор, как написала отчет, и поняла, что, никто ей не поможет... Но теперь мысли были другими, и слезы тоже, они не жгли глаза, не надрывали душу... они пролились опустошающим ливнем, принеся некоторое облегчение. Потом стало тихо. И вдруг, так странно!... Она услышала, как ритмично бьется его сердце. Сильно, но не быстро... надежно. Приступ паники прошел. Ей вдруг стало хорошо, вот так довериться кому-то, признать свою беспомощность и услышать эти близкие и далекие звуки... она не помнила, когда раньше слышала пульсацию сердечной мышцы, но звуки были знакомыми, и звучали хорошо... ровно... точно зла вокруг и не было вовсе. Точно кто-то очень большой взял ее под свою защиту, очень сильный.

Она слушала его сердце, а Тоно, чья душевная буря была ничуть не слабее, с трудом успокаивал свои собственные мысли и чувства.

Хуже всего было то, что он не имел подобного опыта... Черт, он знал стольких женщин, но что в этом было проку, если эта так от них всех отличалась!... И все же, она... она просто испуганная женщина, почти ребенок, который нуждается в помощи! Она же все еще боится, боится боли, и тех нелюдей... Еще бы, пережить такое!... Не всякий мужчина вынес бы это. Кроме жалости, Тоно почувствовал еще уважение к ее стойкости — столько времени жить со страхом прошлого, и все же жить!... И кроме восхищения и острой жалости к ней, он чувствовал еще что-то, названия которому не смог подобрать сразу. Это немного беспокоило его. Он словно что-то терял... Тоно понял, что неожиданно открыл дверь в своей душе до сих пор надежно закрытую и спрятанную. Да что говорить, он и не подозревал, что она там есть, поэтому так неосторожно и открыл... И лавина чувств хлынувших оттуда совершенно погребла его под собой. Он уже начал понимать, что не сможет все вернуть назад, и ему еще предстоит научиться жить с этими переживаниями... А вслед за этими мыслями к Тоно пришло опасение, что все это, его чувства, жертвы — ни к чему, и совершенно неуместны и напрасны!... И он выставляет себя глупцом, испытывая жалость к такой женщине — она обманула его уже не один раз, и еще обманет, если понадобиться... И тут же он почувствовал стыд за свой страх. Он верил, в этот раз она не лгала!.. Такое не солжешь. А тогда, раньше, лгала, потому что иначе не могла, она боялась!.. Она и теперь еще дрожит на его груди...

Он ощущал тепло от ее головы, тела, прижавшегося к нему трогательно и беззащитно, слышал ее плач, по-детски горький и такой близкий... Да, теперь он знал ее тайну, и все стало на свои места. Она оказалась обычной слабой женщиной, нуждающейся в защите и помощи! Господи, а он-то думал черте-что, и так поступал с ней!.. Но теперь все будет по-другому, все будет хорошо, все будет ладно. Он сможет защитить ее. Это точно.

— Тише, тише... Не плачь. Я помогу тебе.

Она молчала, изредка глубоко вздыхая, и Тоно вдруг подумал о том, что она, может быть, плачет по погибшим товарищам.

— И мне очень жаль, Рене...

— Что?

— Твой экипаж ...

Рене словно ударили. Слезы почти сразу высохли, она выпрямилась.

— А мне нет!.. Им повезло, их смерть была почти мгновенной. Они умерли, выполняя свой долг, сохранив достоинство, потому память о них светла. Моя же агония длилась несколько месяцев. За это время я поняла, что достоинство, честь, вера... все это только слова. И они ничего общего с болью и унижениями не имеют. И тот, кто ввел эти гордые понятия, просто представить не мог то, что я пережила. Я специалист не по любви, я специалист по боли! Я знаю о ней все, каждый мой нерв помнит... даже теперь, спустя пять лет, мне больно носить новую одежду потому, что нервные окончания стали столь чувствительны, что болезненно реагируют на любое прикосновение... Да, и на твои тоже! И, как ты успел хорошо заметить, я панически боюсь людей, потому что себе не доверяю, себя не в состоянии контролировать, что уж говорить о других!.... И я не знаю, кто я теперь, не знаю, осталось ли внутри меня что-нибудь мое... Иногда я даже не ощущаю тело в котором теплится мое сознание, как свое собственное. На моих глазах его столько раз кромсали, сжигали, подвергали разным способам уничтожения, поэтому теперь, несмотря на боль, которую я все еще временами ощущаю, мое сознание отказывается принимать его!... И души я тоже не чувствую! Там все мертво, все сожжено запредельным страданием... У меня остался только страх. Моим товарищам удалось избежать этого. Им повезло! Каждый час, каждую секунду, каждое мгновение я готова была поменяться местами с ними! И теперь готова!.. Для них было просто необыкновенной удачей, счастьем — умереть.