Вместо ответа Женька вяло махнула себе за спину рукой. Макс заглянул за стеллажи. Его закопченное лицо, на котором, будто у негра, блестели белки глаз и зубы, вытянулось.

— Вячик?.. Твою ж в бога душу... Как же так?

Женька собралась в комочек, ожидая следующего вопроса. И он не заставил себя долго ждать.

— Это ты его?

Обмирая от страха Женька снова тихонько кивнула. А какой смысл отрицать очевидное? Ответ поразил ее своей неожиданностью.

— Спасибо...

Произнеся это Макс, похоже, увидел, как потекли по испачканному пороховой копотью и не запекшейся толком кровью лицу девушки дорожки слез.

— Молодец, Жень, — ободряюще дотронулся он до ее плеча. — Всё правильно. Уж лучше вот так, чем дохлой тварью бродить. Ты молодец.

Слезы из ее глаз полились буквально ручьем. И тут будто очнулись нападающие: на ангар словно арктический снежный шквал налетел, так часто и густо били в стены пули. Сквозь грохот выстрелов до Женьки и Макса слабо, но доносился какой-то многоголосый слитный то ли рёв, то ли вой. Сложно было поверить, что такой звук может вырываться из человеческих глоток, скорее, так могли бы завывать на ирландских болотах жаждущие человеческой крови баньши*. Почти беззвучно в окружающем грохоте матюкнувшись, Макс рухнул на пол и, сильно дернув за руку, уронил рядом девушку. Со всех сторон раздавались громкие шлепки, похожие на те, с которыми бьются во время летней грозы об уличный асфальт крупные градины. Женька с ужасом поняла вдруг, что это плющатся о стены ангара и металлические полки пули.

— Ничего, — прохрипел ей на ухо Макс, упавший так, чтобы лежать между нею и гудящей от попаданий стеной склада. — Щас будет им и вторая серия. У нас этого добра много, для хороших людей не жал... Ох, ты ж, мать твою!

Да, повод выругаться имелся весомый: какой-то шальной рикошет, прилетев откуда-то сверху, ткнулся в пол ангара аккуратно между их с Максом головами. Женька машинально прикоснулась к светлой металлической 'кляксе', размазавшейся по асфальту сантиметрах в десяти от ее лица, негромко ойкнула и подула на обожженные пальцы.

— Так, барышня, ползи-ка ты отсюда назад, где мы магазины набивали... Там хоть стеллажи худо-бедно защищают, — быстрой скороговоркой, но с явственными приказывающими интонациями в голосе шикнул на девушку Макс. — Бегом! В смысле, ползком, но с максимальным ускорением!

Не отошедшая толком от вида смявшейся пули прямо перед носом Женька лишь согласно мотнула головой и шустро поползла в указанном направлении, тихо радуясь про себя, что у армейского бушлата такие толстые, набитые тяжелой ватой рукава. Если б не они — содрала бы локти в кровь. Вот коленям повезло меньше и синяки теперь точно будут, хоть она и старалась на них опираться поменьше... 'Господи, синяки, колени... Какой же бред тебе в голову лезет!' — мысленно прикрикнула она сама на себя: 'Буквально минуту назад тебе пуля чуть голову навылет не 'просверлила', от виска до виска, а ты о каких-то дурацких синяках переживаешь!' Шустро перебирая локтями и извиваясь, будто ящерица, девушка заползла за стеллажи. Все остальные девушки прятались там, за штабелями больших и тяжелых ящиков. Они лежали на полу, прижавшись к нему как можно сильнее, а Аня еще и свернулась практически в позу эмбриона.

Женька только собралась было сказать что-нибудь ободряющее, как снаружи приключилась обещанная Максом 'вторая серия'. Снова оглушительно, окончательно добивая и без того уже практически скулящие от не прекращающейся боли барабанные перепонки, рвануло снаружи. Снова слегка качнулся под девушками пол, ударило по всему телу резко уплотнившимся воздухом... Безумный вой снаружи оборвался, будто ножом отрезало. Впрочем, почему 'будто'? Не совсем, конечно, отрезало и вовсе не ножом. Но в плане что-нибудь отсечь и на части покромсать осколки противопехотной мины, наверняка, ничуть не хуже управятся.

Через несколько секунд, осознав, что обстрел прекратился, девушки начали, поначалу осторожно и несмело, приподнимать головы от пола. Тихо, никто не стреляет, никто не орёт дурными голосами, не гудят под пулями стены ангара, не визжат шальные рикошеты.

— Девки, вы как? — каким-то неожиданно громким в наступившей тишине шепотом спрашивает Галя, огромными от пережитого страха глазами обводя подруг.

Те молча переглядываются, не зная, что и ответить. Вроде — живы, что не может не радовать, но и слово 'хорошо' для описания ситуации как-то не подходит...

— Аня, Анют, похоже — всё, — подползает к до сих пор лежащей, свернувшись в зародышевый комочек девушке ее соседка по двухэтажной койке Лиза и осторожно трясет за плечо. — Вставай, трусиха...

Та медленно, будто в полусне, разворачивается на голос и... Лицо Ани — мертвенно бледное, а глаза... Даже в полумраке ангара невозможно было ни с чем перепутать эти мутные мёртвые бельма. Мёртвая девушка вцепляется в живую мёртвой же хваткой. А Лиза... Сложно сказать: может, оцепенела от внезапного и сильного испуга, может — вообще понять ничего не успела... Кто теперь угадает?.. Когда зомби, вытянув шею, с омерзительным треском разрываемой плоти, вонзила зубы в шею Лизы, в ящик ударила пульсирующая струя артериальной крови. Остальные девушки, подвывая от ужаса, рванули в разные стороны, кто ползком, кто на четвереньках. Всем хотелось убраться от ужаса происходящего как можно дальше. Вот только куда деваться из закрытого складского ангара, окруженного врагами?

В груди у Женьки опять стало как-то холодно и пусто. В голове бились и пульсировали глупые и уже совершенно ненужные вопросы: 'Когда? Как? Почему они не заметили?' Ладно, она была по другую сторону стены стеллажей, но остальные-то — рядом, в паре шагов... 'Скорее всего — прямо в момент первого подрыва', — услужливо подсказывает ей все тот же непонятно откуда взявшийся внутренний голос: 'Грохнуло сильно, девчонки кто куда попадали, головы, наверняка, руками закрыли. А тут какая-нибудь 'пуля-дура', вроде той, что между нею и Железным Максом пол продырявила... Аня от боли в клубок свернулась, да так и умерла... А крови почему не натекло?.. Да кто ж его знает? Может какое-нибудь внутреннее кровотечение, бывают же такие...'

— Женя, это как же? — в огромных перепуганных глазах Гали стоят слезы. — Что же делать?

'Надо!', в очередной раз бьет набат в Женькиной голове. Похоже, опять кроме нее — некому. Грушину и разведчикам сейчас не до них, да и кричать — привлекать лишнее внимание превратившейся в зомби Ани, занятой пока только окончательно переставшим дергаться трупом Лизы. Черт! А ведь еще немного, и мертвецов будет уже двое... Тогда станет еще сложнее.

Подрагивающими руками Женька подняла к плечу автомат и, сморгнув набегающие слезы, свела мушку и целик на затылке мертвого монстра, совсем недавно бывшего доброй и веселой девушкой по имени Аня... Гулкий грохот выстрела. Голова Ани с громким и каким-то неприятным, но смутно-знакомым, будто перезрелый арбуз на асфальт уронили, треском, бьется о пол склада. Девушки вокруг плачут навзрыд, отворачиваясь от происходящего. Как бы самой Женьке хотелось сейчас отвернуться, закрыть глаза и попытаться представить, что все это происходит не с ней. Но — нельзя. Потому что еще пара-тройка минут, и поднимется Лиза... Не стоит этого дожидаться. 'Семьдесят четвертый' грохнул одиночным второй раз.

Опустив автомат, повисший на ремне поперек груди, Женька обессилено прислоняется спиной к стеллажу. Ноги мелко подрагивают, к горлу волна за волной подступает тошнота... А это еще что? Даже сквозь дикий звон в ушах, она слышит новый звук. И он ей очень хорошо знаком. Точно так же ревели моторами броневики омоновцев, спасших ее из бизнес-центра. И этот рев весьма быстро приближается. Похоже — всё, их маленькая война закончилась. Вот только вместо радости победы — в глазах слезы, в голове растерянность и опустошенность и в горле горький комок желчи...

п. Ашукино, войсковая часть 3641, 1 апреля, воскресенье, день.

Первым из нас эту вонь учуял Гумаров. Что, в принципе, не удивительно. Бронированный УАЗ во многих вопросах хорош и в еще большем их количестве — ужасен. Нормальная вентиляция в число его достоинств точно не входит. И стекло, как на обычной 'мечте агронома', на нем не опустить, вместо него — намертво установленный триплекс. А прямо перед Тимуром — открытая сейчас круглая бойница, в которую выглядывает на улицу хищный 'хобот' 'Печенега'. И из этой амбразуры прямо в лицо Гумарову бьет при движении поток 'забортного' воздуха. В большинстве случаев это даже приятно, в душной-то машине, но вот сейчас... Сначала Тимур несколько раз молча неприязненно поморщил нос. Потом недовольно фыркнул. А чуть позже, когда мы уже практически въехали в Ашуки, не выдержал и довольно громко выругался.

— Да что за вонища такая мерзотная? Что за дерьмо они тут жгли?!

Много лет назад меня, тогда еще совсем зеленого 'маленького разведчика' первого полугодия службы учил мудрый прапорщик Комаров: 'Если вокруг резко и непонятно по какой причине изменилась обстановка, если произошло или происходит что-то, чего по идее происходить не должно — остановись и внимательно оглядись по сторонам. Иначе рискуешь влететь в проблемы'.

С тех пор я не просто повзрослел, мне сейчас как раз столько же лет, сколько было тогда 'старому и мудрому' Комарову. Но его наука еще ни разу меня не подводила.

Кроме того, тяжелая и почти осязаемо липкая вонь, проникающая в салон УАЗа сквозь открытую бойницу, мне, в отличие от еще молодого, и не заставшего полноценных боевых действий в Чечне Тимура, была очень хорошо знакома. И не только мне.

— Горелой человечиной прёт, — хмуря брови, бросает негромко, будто себе под нос, Буров.

— Чем? — лицо Гумарова бледнеет и вытягивается.

По глазам вижу, он сейчас очень хочет, чтобы сказанное оказалось злой и глупой шуткой. Нет, дружище, это не шутка, привыкай новым реалиям...

— Кто-то совсем недавно сжег много-много трупов, — всё так же негромко и преувеличенно спокойно отвечает ему Андрей, а потом легонько трогает меня за плечо. — Непонятно только — на кой чёрт. Им что, больше бензин девать некуда? Или так нравится все это нюхать? Борь, может не стоит нам туда вот так, сразу? Мало ли что там произошло... А тут мы, как тот Чапай: на белом коне, с открытой грудью...

— Согласен, — киваю я. — Доложим Бате, пусть даст команду связистам выйти на местных и выяснить — что по чём.

После недолгого, но весьма экспрессивного (со стороны Львова, мне в разговоре с начальством материться, пусть и безадресно — субординация не велит), обвожу взглядом свою притихшую команду.

— Тихаримся пока тут, прикидываемся ветошью и делаем вид, что нас нет дома. Связисты проясняют обстановку и докладывают. Но, что бы им по рации не рассказали, наша доблестная связь — в Пересвете. А мы — тут. И если что, задницу тоже ни разу не Баранову прострелят, а кому-то из нас. Ясно?

— Чего ж неясного? — пожимает плечами Солоха. — Едем, вроде как к союзникам, но не исключаем возможности какой-нибудь подлянки.

— Именно. Но ведем себя аккуратно. Судя по вони, там крупный замес буквально несколько часов назад приключился. И даже если победили 'наши' — нервы у всех на взводе и настрой агрессивный. Упорем 'косяк' — могут и пристрелить. Просто так, сгоряча.

— Угу, — все так же меланхолично поддакивает Буров. — Как у меня в деревне говорят: 'Влетел под горячее копыто'... И затоптали...

Связисты постарались и долго ждать не заставили. И десяти минут не прошло после того, как я съехал с дороги и загнал нашего 'Хантера' за уныло-грязную березовую лесополосу, как на связь вышел совсем недавно упомянутый мною Андрей Баранов, старший наших доблестных 'и в дождь, и в грязь'.

— Богатым будешь, Эндрю, — вместо 'здравствуй' выдаю я ему. — Только-только тебя вспоминали.

— Тихим добрым словом, надеюсь?

— Ну, почти. Так и так, мол, пока одни целостностью организмов рискуют, другие сидят в тепле, баклуши бьют, чаи с пряниками гоняют.

— А это, Грошев, кто на что учился, — насмешливо хмыкает связист. — Вот были б вы не здоровые, а умные — тоже бы рядом с нами сидели. Ну, а коль ничего, окромя бицепса прокачать не смогли — так сами себе злые Буратины. Короче, — тон Баранова становится серьезным, — связались мы со штабом бригады, вышли на первого зама комбрига полковника Раченкова Алексея Сергеевича. Знаешь такого?

— Знаю, взводным у меня по 'срочке' был.

— Тем лучше. Подробности выяснишь сам, но коротко — там, по ходу, была натуральная попытка вооруженного мятежа. Отбились, но были серьезные потери. В основном — среди штатских в лагере беженцев, хотя, и самим 'вэвэрам' тоже перепало. Короче, вас ждут на первом КПП, на другие не суйтесь — народ на нервах, могут и пальнуть. Батя велел передать дословно: мол, задание его не просто осталось в силе, а что вся эта кутерьма может нам только в плюс выйти, как бы погано оно не звучало. Ты вообще понял, о чём речь?

— Понял. Не вникай, это у нас за своё, за женское... за футбол. Спасибо, Эндрю, до связи!

Парни выжидающе смотрят на меня.

— Всё, джентльмены, привал закончен. Продолжаем выполнять боевую задачу.

Доехать до первого, центрального КПП бригады — теперь тоже тот еще 'квест'. Сначала, вроде, ничего, но метров примерно за сто пятьдесят началась форменная скотобойня: на дороге, на обочинах, в кювете, на небольших пустырях перед окружающими периметр бригады частными деревенскими домиками практически ровным слоем лежат кучи человеческих останков. Почти как у Пушкина: 'О, поле, поле, кто тебя усеял'... И именно, что мёртвыми костями. В основном — почти дочиста обглоданные и растащенные на отдельные кости скелеты. Все черепа, что я смог разглядеть, имеют очень хорошо заметные и весьма характерные отметины пулевых попаданий. Понятно: мертвяки пёрли к воротам части, а там им 'вованы' обеспечивали 'теплую встречу'... Из всех стволов. И так уже не один день. Непонятно только, почему весь этот тошнотворный 'натюрморт' здесь догнивает, а не кучей под стенами?

Сначала я еще пытался объезжать гниющие, в висящих лохмотьях тухлого мяса костяки, но очень быстро понял, что это невозможно. Плюнул на всё и поехал напролом, только ребра грудных клеток да прочие крупные кости под колёсами затрещали. Что странно — при таком обилии корма 'живых' зомби мы так и не увидали. Впрочем, как раз тут удивляться особенно нечему: тупые 'манекены' все перед воротами полегли давно. А 'отожранцы' довольно быстро умнеют. Я это еще в Москве заметил. Машину услышали — попрятались. Благо, в окружающем нас частном секторе это — без проблем: деревянные заборы, какие-то сарайчики и хозпристройки, парники и теплицы, на крышах которых лежит не растаявший до конца грязно-бурый снег...

На КПП нас действительно ждут: едва наш, ползущий со скоростью призовой черепахи 'Хантер' поравнялся со стоящей на постаменте перед центральными воротами БМП, как на плоской крыше караульного помещения появилось сразу четверо бойцов и заняли позиции за выложенными из мешков с песком или землей брустверами. Лиц за забралами таких же, как и у нас, ЗШ не видно. Но по фигурам и повадкам — сильно сомневаюсь я, что это 'срочники'. Или 'контрабасы', или даже офицеры. Впрочем, думается мне, что сейчас в части и тех, и других намного больше, чем солдатиков-призывников. Те, почти наверняка, по домам двинули. Вряд ли тут ситуация сильно отличается от того, что в Таманской и Кантемировской дивизиях или том же ОДОНе происходит.