— Ватанабэ-сан, — Учики обернулся, оставаясь темным пятном на фоне позднего заката. — Спасибо вам.
— За что? — спросил толстяк, закрывая дверь.
— За то, что забрали меня сегодня, — ответил неподвижный юноша. — Мне было не очень хорошо.
— Представляю себе, — мужчина шагнул к старому креслу, на котором виднелись разводы от небрежно сметенной пыли. — С какого этажа ты свалился?
— Дело не в этом.
— А в чем?
— Та доза, что я принял прямо перед нападением, и дополнительная, взятая у контакта, серьезно помогли. Боли почти нет.
— Почти?
— Она перестала уходить совсем, — Отоко зачем-то поднял руку и поднес к лицу ладонь. — Я чувствую боль все время, но инъекции помогают загнать ее так глубоко, что... ну, ощущения — будто мышцу потянул, и она болит только тогда, когда задеваешь. Только в роли мышцы все тело. Но я справляюсь.
Сэм подошел к креслу и, вместо того, чтобы сесть, взялся за сиденье и поднял его как крышку. В широкой нише лежал толстый черный кейс, немедленно вынутый наружу. Ватанабэ стряхнул с черного бока пару пылинок и задумчиво взвесил кейс, держа за ручку. Учики сжал и разжал кулак, глядя, как играют тени от его пальцев, пронзающие густой, почти вязкий свет заходящего солнца.
— Так что же тебя беспокоит? — мужчина поставил кейс на узкую кровать у стены, занимавшую большую часть крошечного номера. — Если не раны, то в чем дело?
— Я... запутался, — сказал юноша, сделав короткий шаг к кровати. Теперь он смотрел на собеседника, и Сэм разглядел взволнованное выражение молодого лица. — Я перестал понимать, что делаю.
— Это как? — Сэм щелкнул замком.
— Днем я избил профессионального каратиста и даже не вспотел, — Учики снова оглянулся на окно. — И та убийца в номере... Я совершал поступки, наносил удары и чувствовал себя при этом... не собой. Я как будто смотрел на все со стороны, не говорил, не вел себя так, как обычно веду. И стало даже не страшно, а непонятно.
— А, знаю, — сказал Сэм, щелкая вторым замком. — Не беспокойся.
— Не беспокоиться?
— Все эти ощущения проходят со временем, — Ватанабэ запустил руку в недра раскрытого кейса. Достав оттуда тонкую стального цвета трубку, он продолжил: — Ты стал лучше и чаще пользоваться своими способностями, чувствуешь отчуждение от самого себя и не справляешься с собственными эмоциями, верно?
— Верно... — неуверенно произнес Учики. — Откуда вы знаете?
— У тебя затяжной стресс, это сразу было ясно, — Сэм взял из кейса нечто похожее на карандашный стержень и вставил в трубку. — Ну, и с каждым из вас, да и из нас, бывает так, что ощущение непричастности к человечеству разбалтывает психику. Почему, по-твоему, большинство трикстеров с прибабахом?
— Вот как... — Отоко настороженно наблюдал за манипуляциями толстяка с предметами, видеть которые не слишком желал.
— Ага, — Сэм приладил к трубке со стержнем пузырек с синеватой жидкостью, защелкнув специальный замок на крышке. — Это проходит.
— Полагаю, — юноша пожал плечами. — Поэтому и благодарен. С вами мне как-то полегчало.
— Тоже понятно, — мужчина нажал на крохотную кнопку на трубке, и стержень выскочил с одного ее конца. — Кризис личности убивают только друзья.
— Как это?
Как только кейс был убран с кровати и поставлен на пол, Учики шагнул к Сэму и медленно опустился на постель. Юноша лег, поерзал, устраиваясь удобнее, и взглянул с подушек на стоявшего над ним собеседника.
— Когда становишься чем-то далеким от человечности, — медленно проговорил Сэм, зажимая кнопку, выталкивавшую стержень из трубки на всю длину. — Единственным, что может удержать от превращения в зверя, становятся другие люди. Кто ты такой, если не отражение в глазах близких?
— Хотите сказать, мне становится лучше, пока я со всеми вами?
— Еще бы, — Ватанабэ хмыкнул, взвешивая свою непонятную конструкцию в руке. — Куда ты один денешься?
— И правда... — Учики постарался расслабиться. Он помнил ощущения от прошлых процедур. — Не знаю, сумел бы я восстановиться, если бы не думал постоянно о... об Инори-сан. А Канзаки-сан и Эрика, и вы — вы все мне помогли.
— Нет ничего лучше в жизни, чем люди, к которым прирастаешь душой, а?
Сэм склонился над кроватью, приблизившись к лицу молодого человека, смотревшего теперь в потолок. Положив левую руку на лоб Отоко, мужчина поднес к его лицу собранный прибор, похожий на инъекционный пистолет. Пришлось как следует потрудиться, чтобы раздобыть совершенно секретную разработку, доступную лишь самым развитым странам, участвующим в войне за божественные технологии. Серьезно помогла Алиса. Однако инструменты были далеко не главной частью операции. Сейчас механическое жало, по сложности конструкции соперничающее с наномашинами, пропитывалось DQD, той самой жизненной эссенцией Наследников и трикстеров, что дарила силу и проклинала навсегда.
— Постарайся не дергаться, — сказал Ватанабэ, когда выдвинувшийся стержень коснулся переносицы Учики. Юноша только глубоко вдохнул, даже не скосив взгляда. Металлическое щупальце, ведомое программой и микроскопическими сенсорами, поползло по коже к уголку левого глаза. С каждой секундой стержень удлинялся, становясь тоньше, раскладываясь и раздвигаясь.
Сэм оглянулся на раскрытое окно и увидел, как последние лучи солнца медленно ползут по водной глади. В тот же миг рука двинулась вперед, и щупальце пистолета вонзилось в глазницу, аккуратно минуя глазное яблоко подобно тончайшей игле. Ведомый тонкими настройками механизм устремился вдоль стекловидного тела, мимо оптических нервов к мозгу.
Учики, как ни странно, на этой стадии не чувствовал вообще никакой боли. Юноше всегда казалось, что больно быть должно, но, очевидно, нейрохирургия являлась искусством предусмотрительных специалистов. К тому же, проникновение шло через левый, разрушенный Роджером в сражении. Там нечему было болеть.
Ватанабэ увидел, как зрачок искусственного глаза, стоившего "CDM" огромных денег, начал механически сокращаться. При внимательном рассмотрении удавалось разглядеть тонкую тень сетки из биомеханического сплава в белке и едва заметный металлический отблеск по краям самого зрачка. Вставка глазных протезов была самой дорогой разновидностью услуг кибернетической медицины, и Сэму пришлось опустошить свой служебный кредит на пару лет вперед. Однако ни малейших сожалений по этому поводу толстяк не испытывал. У бедного мальчишки просто не отрастал новый глаз, не было сил в истерзанном организме, не хватало энергии после разделения с Инори. Но требовалось как можно скорее поставить Учики на ноги. И Сэм принял решение.
Наконечник иглы достиг мозга. Теперь Отоко почувствовал. Почувствовал каждую извилину, каждую клеточку. Что-то чужое проникало в голову, в память, в душу. Резкая режущая боль ударила в тело. По черепу будто прошлась старая ржавая пила с затупившимися крупными зубцами. Перед глазами вспыхнули мириады разноцветных огоньков, жалящих как пчелы. Захотелось зажмуриться, но левое веко уже оттягивала крепкая рука Ватанабэ.
Сэм видел, как мальчика настигли неизбежные ощущения. Он машинально приготовился сдерживать конвульсии, но, как и всегда, Отоко оставался неподвижен. Юноша с удивительным самоконтролем переносил мучительную процедуру имплантации. Будто из упрямства не желая биться в припадке, Учики, тяжело дыша, распластался на кровати и стал похож на обессилевшую медузу.
Боль расползалась по всему телу. Он чувствовал, как она двигалась сосредоточенными ритмичными импульсами. Вот боль добралась до гипоталамуса. Вот пошла дальше, к конечностям, органам. Пальцы закололо — руки получили свою порцию.
Но вместе с каждой волной физического страдания приходило и другое чувство. Очищение. Старая боль, что пряталась на краю сознания, та боль, о которой они говорили с Ватанабэ, оказалась смыта новой, сильной и яростной. Но там, где прежняя боль оставалась фантомным следом, новая быстро пропадала. Учики не помнил, с какой скоростью распространялся шок, как долго длились ощущения, сколько секунд или минут игла пробыла в голове. Время исчезло, оставив лишь вязкое течение боли сквозь каждую клетку его организма.
Потом пришли они — путанные, неясные, обрывочные воспоминания. Не его, чужие.
Бить надо в кость. Нельзя соблюдать условности спорта.
Лицо перемазано кровью, не хватает зубов, не открывается один глаз. Это неправильно, следует нокаутировать быстрее.
Голова-солнечное. Отличная боксерская комбинация, простая и может сработать как против опытных бойцов, так и против новичков. Как вот у этого, впереди. Удар!
Хватай его! Рука ломается, когда направляешь инерцию движения противника против него самого. Жди хруста...
Учики не знал, чья память о бесконечных рукопашных сватках, нокаутах, переломах и прочих увечьях проникает в него. Однако каждое такое воспоминание, каждый отдельный опыт вливался в разум, соединяясь с собственным боевым прошлым, расширяя границы, обогащая возможности.
Кореец в узком коридоре, в его руках — нож.
Кость сломана.
Уйти в сторону и ударить ребром ладони.
Бой против троих.
Использование подручных предметов.
Короткие отрывки чьих-то битв впивались в сознание раскаленными иглами, вызывая все новые волны боли. Учики терпел, пропуская чужой опыт через себя и чувствуя, как в голове шевелятся неведомые механизмы.
Тогда, сразу после операции на глазу, он выслушал предложение Сэма, показавшееся совершенно безумным. Мнемоническая имплантация была дикой авантюрой даже по меркам трикстеров. Как честно признался Ватанабэ, на всей планете имелось всего полдюжины экспериментальных хирургических приборов, и легально добыть один было почти невозможно. Но Сэм обещал, что, если Учики даст согласие, за получением инструмента дело не станет.
Несмотря на длительные тренировки у Винсента, Учики Отоко оставался слаб и до сих пор не умел пользоваться собственной силой в полной мере. Ему не хватало главного — опыта настоящих схваток. Теперь этот опыт компенсировала чужая память. Легкость, с которой удавалось расправиться с оппонентами в Гонконге, даже в период слабости, подарили именно они — чужие люди, клочки жизней которых навсегда остались в голове Отоко.
Параллельно, как сказал Сэм, прибор для мнемонической имплантации вводил в мозг небольшую дозу наномашин, поддерживавших здоровье искалеченного Наследника. Таким образом, умирающие системы немного обновлялись из центра. Потому-то новая боль и стирала старую.
Сражение с женщиной.
Сражение под открытым небом.
Бой с толпой людей в тюремных робах.
Бой с человеком в камуфляже, быстрым и почти неуязвимым. Самое яркое воспоминание.
Трикстер, сливающийся с сумерками, в которых началась битва. Быстрый. Нельзя полагаться не рефлексы человеческого тела. Нужно пойти дальше.
Наследник. Могучий и могущественный. Сильнее трикстеров. Сильнее всех. Но и его нужно победить.
Сэм извлек иглу имплантации минут пять назад и сейчас наблюдал за Учики, закрывшим глаза и тяжело дышавшим. Юноша по-прежнему не двигался, но боль к этому моменту должна была утихнуть. Ватанабэ бросил скучающий взгляд на окно, за которым окончательно стемнело, и с сожалением почесал бороду. Они с парнишкой решительно опаздывали на ужин.
Наконец, Учики с шумным вздохом открыл глаза и попытался приподняться на кровати. Попытка оказалась неудачной — едва согнувшись, молодой человек тут же откинулся обратно на подушки.
— Черт, — слабым голосом произнес он. — Опять вымотался.
— Если бы давал себе волю в процессе, было бы проще, — Ватанабэ склонился над собеседником. — Вроде как здоров.
— Дело не в том, что я специально напрягаюсь, слабо помотал головой Отоко. — Наоборот, я полностью расслабляюсь, а потому нет порывов во время боли.
— Экий ты мастер Востока, — Сэм фыркнул и смахнул пальцем пот, выступивший на лбу юноши. — Отдохнешь пока?
— Да, лучше мне не вставать.
— Когда придешь в себя, спускайся на кухню.
И толстяк зашагал к выходу из номера. Кейс с дорогим секретным прибором уже покоился в недрах кресла. Отоко посмотрел в широкую спину и вдруг спросил:
— Сэм-сан, а чьи воспоминания?
— А? — обернулся Ватанабэ на самом пороге комнаты.
— Чью память вы мне вживляете? — пояснил вопрос молодой человек, повернувшись на бок спиной к стене. — Прошлые разы были совсем смутными, но сегодня образы точнее. Я помню драки с трикстерами, с людьми. Но был один раз и против Наследника. Чья эта память?
Мужчина помолчал, глядя на юношу вполоборота, и медленно произнес:
— Не думаю, что этому человеку понравилось бы твое знание о нем.
— Почему? — удивился Учики.
— Ты и так заглянул в его память. Это очень личная штука. Зачем тебе еще и имя?
— Хм... — задумчиво протянул Отоко, но настаивать не стал.
Переступив порог, Сэм прикрыл за собой дверь.
Пока Учики Отоко очищал тело и разум через боль чужих воспоминаний, Эрика Андерсен этажом ниже за обе щеки уплетала домашние суши, приготовленные трудолюбивой Канзаки в количествах, умолявших об обжорстве.
— Ты там вообще ешь? — настороженно спросила Канзаки, сидевшая напротив за широким кухонным столом, когда ловко орудующая палочками Эрика принялась за пятую порцию.
— Конечно, ем! — ответила девушка с набитым ртом. — Но суперский метаболизм и нервы дают о себе знать! Я все время голодная!
— Ну и ну... — покачала головой Мегуми. — Ты прямо как Сэм.
— Чего?! — поперхнулась в ужасе Андерсен. — Канзаки-сан, ну вы думайте, что говорите! У меня так сердечный приступ случится.
— А что такое?
— Вы видели его живот?! Нет, ему-то идет, но мне такой никак нельзя!
Мегуми не выдержала и рассмеялась.
— Да я не про то! Просто вспомнился один случай.
— Какой? — полюбопытствовала Эрика, закидывая в себя очередную порцию суши.
— Где-то с год назад, когда я только познакомилась с Сэмом, мы забежали пообедать в токийский ресторанчик-кайтен. Ну, знаешь, небольшое заведение, где готовят суши много и недорого. Тогда я впервые увидела, как он ест. Боже ты мой! Негодяй слопал полторы сотни порций! Я еще засомневалась, сможет ли он встать из-за стола.
— Ого! — Эрика проглотила остатки порции и сыто откинулась на спинку стула. — Круто. Да, Сэм такое может.
— В тот же вечер он оказался расстрелянным, бегал по заброшенным домам и вырубил всю токийскую полицию, — задумчиво произнесла Канзаки. — Может, и у тебя что-то похожее? Вроде как силы копите для своих трюков?
— Да нет, мы просто оба любим поесть! — заявила Эрика. — Только я фигуру берегу, а он — нет.
— Самое странное как раз в том, что ты ошибаешься, — Мегуми развела руками. — Временами он голодает так, что худеющим специально остается только завидовать.
— Подумаешь, я тоже могу, — вздернула носик Андерсен. — Но у меня и так сейчас работа нервная, сжигается все подряд.
