Роман о человеке по имени Мстислав

Я долго пересиливал себя, но все же сил терпеть больше у меня не стало:

— Ииро, расскажите мне о родителях, прошу вас. Я уже не знаю чему верить, а чему не верить. Но это то, что я должен знать. Прошу вас, мне это необходимо

Ииро взглянул на меня, лицо его переполняли противоречивые чувства.

— Мстис, что я тебе уже рассказал, только за это ты подлежишь уничтожению, а я — показательной казни. И я старался не касаться данной темы, но, понимаю, что это просто нереально,— вздох старика прервал его речь, старика потерявшего часть себя, вот что это было, затем еще один вздох и старик исчез.— Я расскажу тебе, кому, как не мне это следует сделать. В общих чертах, но, поверь — это все что я могу сейчас.

— Позволь мне предвосхитить твои вопросы. Конечно, вряд ли я понимаю чувства, обуревающие тебя, но твои родители были мне не просто знакомыми людьми. Они были близки мне как по крови, так и по духу. Я скорблю вместе с тобой о потере самого близкого друга и своей сестры в их лицах.

Выглядел он обреченно просящим, возразить я не смел и не мог. Просто кивнул.

— Отец был выдающимся ученым, мать — работала в смежной области. К моменту их знакомства твой отец был уже довольно известным специалистом, к тому же он был видным холостяком. Еще бы, досрочно закончить самый престижный вуз всего объединения, затем в рекордные сроки стать профессором. Да и был он единственным наследником одного из Первых родов*. Но ничего кроме науки он не замечал, был в нее погружен всецело и страстно. С твоей матерью они познакомились то ли на какой-то конференции, то ли симпозиуме. Забыл, вот черт... В общем случился у них конфликт на фоне одной дискуссии. Оба они были сторонниками мнений противоположных лагерей. Конфликт вышел знатный. Твой отец — в целом спокойный статный профессор с уже двадцатилетним к тому времени стажем рассвирепел, аки тигр, а мама твоя — ох, и фурия вперемешку с валькирией же была. В общем, они так обозлились друг на друга, так ругались и конфликтовали, что спустя полгода для шока окружающих — меня-то уж как шокировало это, поверь мне, как непосредственному свидетелю и участнику тех событий — в общем, спустя полгода они поженились.

Ииро прервался на глоток чая.

— Все было нормально до той поры, пока твой отец не вынес свою тщательно вынашиваемую идею на свет. С радостью бы рассказал подробнее, но, вряд ли ты поймешь, что-либо. Прости, но тебе предстоит еще много узнать, в том числе и заново. Так вот. Все бы ничего, но воззрения твоего отца и свой, отличный от других, путь исследовательской деятельности стал вызывать негативные отклики сперва среди ученной братии, а затем и среди лиц властью обличенных. Завистники и охайники тут же зацепились и начали раздувать тему. В общем, проект закрыли, а отца твоего перевели в другой университет, менее известный и более контролируемый. Спустя время история повторилась. Твой отец тяжко переживал неприятие его идей другими ученными, бывшими коллегами и лжедрузьями. Дело его жизни пошатнулось. На какое-то время он впал в депрессию и отстранился от всех. Лишь твоя мать была с ним. Они перебрались в фамильное поместье в непроходимой лесной глуши и стали жить обособленно. Злые языки много чего говорили по этому поводу, перемывали косточки, но вскоре заглохли и они. О твоих родителях забыли. Ну, бывшие некогда видными ученными парочка исчезла из общественной жизни, да и не такое бывает в обществе, где каждый хотя бы два, а то и три раза кардинально меняет свою жизнь — ее сроки весьма позволяют. В общем, практически безвылазно в поместье они провели два года. Затем стали помалу путешествовать по миру. О них уже и позабыли-то все, но тут к ним на связь вышли 'санитас' — группа лиц ведущих деятельность, что шла в разрез с общей линией власти. В основном это были молодые люди состоявшие в основном из ученной братии, да бывшие военные, врачи и прочие прогрессивные человеки. Много среди них было и весьма маргинальных личностей, много же и вполне толковых, но весьма эксцентричных своими идеями и взглядами на вещи. В общем, та еще солянка вышла, вот только шуточная общественная организация стала набирать немалые обороты. Да и руководил этим сборищем кто-то весьма толковый. В конечном итоге 'санитас' предложили твоему отцу продолжить свои работы с предоставлением всех необходимых мощностей, какие ему только понадобятся, но условие было работать на них, естественно, и абсолютная секретность. Хоть твои родители и были очень умными людьми, но те еще дураки в плане доверчивости и, уж тем более, когда им предоставляют все условия для занятия любимым делом. Сам был таким...

Научная деятельность ни на миг не прекращалась, даже когда твои родители пропали в своем поместье. Они занимались своим проектом, своей сумасшедшей идеей, только вдвоем и в своей крошечной лаборатории. Что и говорить, что энтузиазм вспыхнул, как сверхновая. Все бы хорошо, работа шла полным ходом, первые успехи, затем череда последующих. Но вскоре на 'санитас' обратили внимание власть держащие. Не знаю, были ли попытки договориться, да даже если и были, то плодов они никаких не принесли уж точно. Вся организация была признана экстремисткой, руководство показательно наказано и посажено в тюрьмы, часть, как водится, исчезла. То ли сама, то ли с помощью, не суть важно. Все объекты, курируемые 'санитас' были закрыты, большинство сотрудников разогнаны, но самые видные — объявлены вне закона. А твои родители были уже очень видными к тому времени, да и ты родился уже, тебе тогда три года исполнилось, а сестренка твоя была на подходе. Так что им ничего не оставалось, как бежать. Кое-кто из осколков 'санитас' (они и основали затем 'йо ихмиса) помогли сперва укрыться твоим родителям в Австралии, но и там их нашли. Выбор оставался невелик, и они подались в варварские земли. Но и там их нашли, а дальше ты и так знаешь...

Ииро действительно переживал то, о чем он говорил, действительно переживал. Перед его глазами был не я и даже не каменная стена за мной, заросшая плющом. Нет — в них отражалась борьба, старая, но ни на миг не покрывшаяся тленом разложения. Это одновременно происходило давно и сейчас. Его губа слегка поддергивалась, лишь на миг — но я заметил. Голос же. Нет, не дрожал, но я чувствовал его боль. От его понимания меня и осмысленности, что я теперь не один, после стольких лет. Меня переполняли самые противоречивые чувства. Сказать, что это было для меня шоком — ничего не сказать. Я просто сидел и слушал. Слышал каждое слово, ловил и сопереживал каждой эмоции собеседника, но сам сказать ни слова не мог. Не в силах даже заговорить. Внимал знанию, к которому стремился и, которое было назойливым смыслом моего существования. Но радости от раскрытия этой тайны я не ощутил. Щемящая боль, глубокая тоска, безразличие, отвращение к себе и к своей слабости с наивностью ребенка, пустота утраты, вновь пережитая с новой силой и с новыми фактами, свое невежество, не позволяющее порой внимать моему рассказчику — вот это я ощутил сполна. За этими эмоциями затерялись слова Ииро, эта удивительная история, но не менее удивительно реальная. Мои глаза были раскрыты, но я не видел не Ииро, ничего и никого более. Я просто сидел не в силах пошевелиться, ни даже моргнуть.

Ощущал, как мое тело поменяло свое положение в окружающем пространстве, размытые тени изредка появлялись и тут же пропадали, затем наступило забытье. В следующих миг я проснулся. Истекающий мягким светом потолок в комнате, лежу на своей постели, рядом чувствую постороннее присутствие. Повернув голову, вижу спящего на стуле рядом с кроватью Ииро. На тумбочке рядом с кроватью целая россыпь баночек, склянок, пара шприцев с буроватой полупрозрачной жидкостью. Голова как с затяжного перепоя, во рту же, словно кот испражнился, а горло пересохло просто до жути. В руку у локтя воткнуть катетер капельницы, что расположилась по обратную сторону кровати. Пока я ее осматривал и окончательно избавлялся от пелены, Ииро проснулся.

— Ты как?

— Как будто в дешевом матросском кабаке неделю беспробудно пьянствовал, а так ничего вроде. Что это было? Я, кажется, отключился?

— Хорошее сравнение,— устало улыбнулся Ииро,— Ступор у тебя по всему выходит. К сожалению, нормального врача предоставить тебе не можем, да и даже диагностировать тебя по уму не можем. Наша аппаратура не может тебя взять. Что-то ей мешает просканировать тебя полностью. Но все же интересная картина в аспектах некоторых проскакивает. У тебя явные улучшения имеются. Без сомнений — вмешательство твоего отца. Да и есть некоторые подсказки на этот счет...

Ииро углубился в рассуждения, от обилия информации закружилась голова.

— Вижу, моя речь тебя утомляет. А тебе сил надо набираться, до совета осталось,— его взгляд на мгновение расфокусировался,— четырнадцать с половиной часов. Кое-что из препаратов тебе поможет выдержать его, но все тебе предстоит еще многое выдержать. Не опирайся, отвечай на все не таясь

— Пытать будут?— голос был хриплый, язык едва ворочался

— Вряд ли, но не исключаю

— Тебя уже проверяли специально обученные люди 'йо ихмиса', так что свой отчет они уже наверняка подготовили. Что им стало известно мне не ведомо, но первично проведенное 'нами' сканирование результатов особых не принесло. Вопросов лишь прибавилось. Человек-загадка ты Мстис. В общем, будем надеяться на лучшее. А теперь отдыхай,— Ииро поднялся, отряхнул невидимые пылинки с колен и взял один из шприцов

— Опять спать?

— Да, так нужно, скоро все поймешь

— Да чего уж там,— вздохнул я и закрыл веки

Пришел в себя после какой-то раскачки, не хотелось ни то, что шевелится, а даже глаза открыть, но вдруг мое тело поменяло свое положение в пространстве и весьма резко. Тут я еще лежал и вдруг заваливался вперед, сердце учащенно забилось, глаза распахнулись, а врезавшиеся в тело ремни удержали от падения. Яркий свет ламп, слепящий как магниевая вспышка. Сердце колотит, норовя проломить ребра, кровь пульсирует в висках, а еще нестерпимо чешется ухо, то самое у которого части не достает. И головой об плечо не почешешь — ремни намертво фиксируют голову и все тело.

— Эн реакштон...-услышал я в чешущемся ухе искаженную речь и следом уже другим голосом,— Есть реакция

— Кто здесь?! — перепуганным я был не на шутку, да чего уж там, перепуган я был до предела, глаза искали невидимого собеседника, но — тщетно. В поле зрения едва попадали распятые руки, стянутые ремнями на перекладинах, а сам я находился в каком-то донельзя ярком круге света, за которым была кромешная темнота.

— Вэм ду ты?.. — вновь искаженный голос, тут же продублированный понятным ответом,— Кто ты?

До меня дошло, что это какой-то прибор в моем ухе переводит слова невидимого дознавателя.

— Мстис..— губы пересохли, едва разлепились, я еле услышал себя, но сил не было говорить громче,— Ульвин Мстислав

Моя тихая речь видимо не смущала дознавателя, так как последовал следующий вопрос:

— Ду ты вэт ом дут род? Что ты знаешь о своем роде?

Сердце уже угомонилось, я понимал, что это и есть 'совет' о котором меня предупреждал Ииро, но я представлял что-то на манер судебного допроса или совета старейшин в крайнем случае, а тут допрос. Упорствовать не было никакого смысла.

— Почти ничего. Знаю, что мои родители бежали от врагов, но их все таки нашли. Знаю, что они мертвы. Знаю, что я последний из своей семьи,— все, что знал сыпалось из меня механически безразлично, но при этом перед глазами возникали размытые образы всего сказанного, вызывая небольшое головокружение и тошноту, наверняка этому способствовали вливаемые по трубкам, воткнутым в вены, препараты. Их я замечал периферическим зрением, что характерно, заметил и отсутствие на плече и руке татуировки, хотя меня уже ничего не удивляло.

Ответил еще на вопросов двадцать, главными из которых были 'как я попал на эти земли', 'чем я живу', особенно долгая пауза возникла после моего ответа на 'зачем тебе Рир Жерзин', 'знаешь ли ты кто ты?', 'много ли было травм головы?' и ' знаешь с кем ты разговариваешь?'. Как Ииро мне и говорил, я не упорствовал, выкладывал все что знал. А знал я на наиболее интересующие дознавателей вопросы ответов немного. Со слов Ииро я больше узнал, чем знал все прожитые до этого годы.

— Годи. Кертоват об 'Аске'? Хорошо. Что ты знаешь об 'Аске'?

Или мне показалось, или в моей памяти что-то всплыло из мифов, что в детстве мне рассказывали родители

— Что-то мифическое. — я задумался,— То ли первый человек, то ли кукла какая-то деревянная

И тут то ли я без чувства рассказывал, то ли еще что, но факт есть факт — мои слова не понравились дознавателю. В дело пошел ток, словно все повторилось как с Бьерном у того дома, только наоборот. Теперь мне через виски проходили болезненные до искр в глазах разряды, а по венам пустили густую, вязкую жидкость словно с битым стеклом вперемешку. Искры сменились темными пятнами, которые стали терять очертания и расплываться, но померкнуть сознанию не дали. В левое предплечье вонзилось сразу несколько иголок. Поволока тут же исчезла, а за ней вновь повторился вопрос дознавателя — мой ответ — электрический разряд с 'битым стеклом' в венах и чертовыми воспоминаниями, которые я так хотел забыть всю жизнь. Не помню на который раз слезы сами хлынули ручьем из глаз, из носа стекала живым ручейком кровь, наполняя соленым медным вкусом рот из которого со всхлипом и кровавыми слюнями вырывался истеричный крик. Никогда я так не рыдал, звериный крик перемешивался с невнятными причитаниями, кажется, я уже точно не помню и не скажу, вроде бы я просил о смерти.

В какой-то момент раздался рычащий крик, отдаленно знакомого голоса, Ииро — он:

— Антакаа элае!*

Пауза, затянувшаяся на века

— Так олла!*

— — — — —

*Антакаа элае — пусть живет

*Так олла — да будет так

— — — — —

* * *

*

Несколько месяцев назад, сразу после совета я был куском мяса, кровоточащим и жалким. Трясущимся от каждого шороха, прячущимся ото всех, боящимся света, в особенности яркого. Попервах, даже в шкаф залазил, прячась ото всех. Нет, ногти мне не вырывали, каленное железо не прикладывали, столь варварские пережитки были недостойны высокоразвитых последователей просвещенного человечества. Они не спускались до подобного примитива. Нет, в их запасах было кое-что более развитое и изощренное в своей мерзкой утилитарности. Подобное воздействие на организм, в частности, тяжелое медикаментозное в купе с ультразвуковым и нейронным воздействием на мозг часто превращали людей в овощей или же имбецилов. Не считая уже просто старых добрых пыток током, которые при толковом воздействии, а оно было очень толковым и направленным прямиком на нервную систему, могли сами по себе помочь слететь с катушек. Я еще более-менее легко отделался. Главное, что мне сохранили жизнь. А что я в шкафу просидел первые три недели, только потом начал выползать в вечернее время наружу, две недели перебарывал себя выйти из комнаты — пустяки. Только я теперь за эти пустяки готов убить всех членов того совета, кроме Ииро. Это с его подачи мне сохранили жизнь, да и был он свидетелем-защитником. Он поручился за меня, сказал, что будет ухаживать за мной и вообще от меня проблем не будет. Члены совета сомневались, что я смогу сотворить какие-то проблемы, учитывая, что они намерено довели меня до состояния овоща. Какую угрозу представляет, пускающий слюни идиот?