Дверь на горе

Как мало времени занимает путь! В юности Аркаша любил дальнюю дорогу за длительное пребывание на борту теплохода или в вагоне поезда. За благословенные часы когда — ни о чем не беспокоясь и никуда не спеша — можно вдумчиво прочесть книгу или составить программу действий на будущее. А как можно размышлять о серьезных вещах, если некогда суточный маршрут проходится всего три часа? Лугов отключил связь и прикрыл глаза. "Правильно ли я делаю? Если дабао поймают молодых людей, то пройдут с ними именно через Камские, а не через Мусикинские Ворота. Но что я смогу сделать для них там? Перестрелять персонал, выкрасть и уйти в Чайковский? Аркадий, не переоценивай себя: ты не умеешь стрелять, тебе даже игольника не дают. Кто я вообще такой? Лаборант без права персонального доступа к пульту. Ключ у меня отобрали. Нет, мне нужен не пистолет, а союзники. На Каме их, к сожалению, ёк. Я всё делаю правильно"

Второй вопрос, мучивший Аркадия, кратко формулировался так: а нужно ли вообще спасать кого-то от привратников? "Алексей и Светлана приходили к Люде третьего числа, значит, узнали о Воротах меньше месяца назад. Если повесы попадутся в ближайшую неделю, их, по-быстрому, обследуют, лишат памяти и отправят домой. Пожалуй, в этом случае я не стану вмешиваться. Следует только обратиться к Богу, к Небу и к Трём Пророкам, чтобы никто из них не попал в те семь процентов, что при процедуре теряют память целиком и полностью. А если прибудут позже? Поедут в Колонию и не минуют Мусикинский центр. У меня будет время их встретить. И с этой стороны я поступаю верно. Лети, паровоз!"

Вместе с толпой отпускников, накинув, для виду, топорщащийся складными удочками рюкзак, Аркадий Осипович прибыл на территорию Колонии. Здраво поразмыслив, он решил не демонстрировать свою активность и "не выбиваться из коллектива". Кто знает, может быть, после событий в 51-стаб за провалившимся агентом установили наблюдение. Да и занятия отдыхающих вовсе не были отвратительны: рыбалка, купание, спортивные игры под синим небом, театральные представления у костра, прерываемые короткими ночными грозами и — на утро — сбор махоньких, поднявшихся после дождя маслят.

Как показала практика, даже безделье можно обернуть к пользе. На конной прогулке в Брусничный Бор дедушка познакомился с Сы Аскаром — санитаром карантина из Камского центра. Лугов, естественно, не раз видал торка в общем здании, но ему никогда не приходило в голову заговорить с кем-то из медиков. От словоохотливого Аскара, давно не контачившего ни с кем за пределами группы, Аркадий Осипович услышал, как отучали пить из унитаза и стригли с ног до головы покрытого мехом охотника, как по двадцать раз на дню выводили из комы какого-то старика, оказавшегося сильным йогом, как достали из раны отчаянно протестующего монаха 150 опарышей, которыми богомолец лечил нагноение и удалял мёртвую плоть. Аркадий, в свою очередь, рассказал о своей неудачной вылазке в 51-стаб и посетовал об "одной сволочи, которая навела на группу местных и сиганула в Ворота, матькаться грех". Из личных мстительных мотивов разведчик очень не хотел упустить момент, когда зловредного заворотника поймают, и сожалел, что карантин задерживает не только вирусы, но и новости. Аскар усмехнулся — мол, двереведы умеют делать проблемы из воздуха, и что нет ничего проще, чем оперативно узнавать о свежих пациентах у него, санитара Сы. Спутники остались очень довольны и знакомством, и лошадьми, расставшись вечером в самом приподнятом настроении духа.

Едва испортилась погода, Аркадий рванул в посёлок. В школе он отыскал красивую эскапистку Юмай Ха, с которой впервые встретился в Метрополии пару лет назад, и долго беседовал с учительницей за закрытыми дверьми класса. Секретничали они с Юмай не о том, о чем пристало секретничать с привлекательной женщиной мужчине — для таких разговоров Лугов был уже слишком стар (так, во всяком случае, он пытался упорно себя убедить). Обсуждали эти двое — ни много ни мало — а проблемы научного сообщества. Когда дождь прекратил своё буйство над освоенным людьми пятачком и ушел в пустые земли, дом знаний покинул очень озадаченный и — судя по откровенному выражению "морды лица" — заполучивший нечто тайное заговорщик.

На следующее утро Аркадий проспал выезд группы на сафари. Не желая пропускать главное развлечение отпуска, отдыхающий отправился в посёлок нанимать багги до Западной сторожки. Легкий вездеход нашелся, аренда его обошлась Лугову в смешные, по меркам Метрополии, деньги, но хозяин поставил одно маленькое условие: по дороге (ну, почти по дороге), завести горячей пищи бригаде лесорубов на речку Хымхэ. Другой человек, на месте догоняющего группу засони, предпочел бы не брать обязательство, переплатить или нанять другой кар. Истинно говорю вам — бешеной собаке четырнадцать ли не крюк: Аркадий безоговорочно согласился помочь и принял контейнер на борт.

Дровосеки радостно встретили домашнюю еду. Старший артели велел передать в посёлок, что им осталось пройти всего пятьсот ли просеки — работы будут закончены максимум через два-три дня. А потом мужик пригляделся и громко спросил:

— Аркадий?!

— Кавтась! Эрзянский сын! Ты?! — Аркадий тоже узнал старого бригадира и не стал скрывать свой восторг.

— Я, Аркаша, я. Это ж сколько лет, сколько миров!

— Пятнадцать лет, Кавтась. Пятнадцать лет. Я ж теперь здесь только на отдыхе бываю, сейчас догоняю своё сафари. Проспал, матькаться грех...

— Так тебе в сторожку? Пускай за руль, покажу короткую дорогу... Мужики, принимайтесь за красный квадрат, я только провожу.

Отъехав от просеки приблизительно на километр, эрзянин заглушил электромотор и повернулся к своему спутнику:

— Ты зря явился. Я завязал.

* * *

Черкесы окружили отряд Кавтася во время осеннего прорыва. Два дня взвод уходил лесами и огрызался, обменивая личный состав на право остальным прожить еще несколько часов. Настал момент, когда оставшемуся в одиночестве офицеру пришлось принять последний бой. Прикрыв свой тыл рекой, Кавтась удобно устроился за расщеплённой сосной и стал ожидать, пока безрассудная храбрость врагов позволит ему эффективно использовать последние десять патронов. Но черкесы, потеряв двоих, сидели в буреломе ниже травы. Так прошел час. У лейтенанта появилась надежда дожить до сумерек, а у противника — митральеза. Очередь буквально измочалила укрытие окруженца, съела его отвагу и заставила очертя глаза броситься в воду. Под ногами хлюпнуло, тело пробрал холод, наступила гробовая тишина. "Ну вот и всё..." — подумал Кавтась и закрыл глаза.

Не прошло и секунды, как тот самый холод выдернул бойца из небытия. Мундир в загробном мире был. Река была. Лес был. А черкесов — не было, хотя Кавтась ожидал увидеть за гранью как минимум пару довоевавшихся дивизий супостата. Чудесным образом избавленный от пуль, лейтенант лежал в тёмной осенней воде...

Через месяц по тылам замершей в позиционном тупике армии стали ходить легенды об удивительно наглом и неуловимом диверсанте. Партизан действовал в одном и том же районе, за ним не раз снаряжались хорошо оснащенные погони, но эрзянин, стоило ему добежать до реки, словно обращался рыбой и исчезал безо всяких следов. А едва покрылась льдом вода и командиры "зондеркоманд" начали довольно потирать руки, как окруженец вдруг свернул все свои операции, чем укрепил суеверных черкесов во мнении, что они имели дело не с человеком, а с водяным духом, до весны запертым под белой коркой.

Кавтась не вернулся, потому что его задержали воротоиспытатели.

В Колонии лейтенант не скрывал своей ненависти к привратникам. Он решительно не понимал, почему его не пускают в родной мир и не дают до конца исполнить воинский долг перед стоящей на грани разгрома страной. Едва научившись произносить короткие фразы на Цубонафе, диверсант принялся искать недовольных и сколачивать революционную организацию. Кураторы из Метрополии, даже если и знали о плетущемся заговоре, не собирались предпринимать никаких мер. Кавтась беспрепятственно учил добровольцев обращению с оружием, устроившись на базу отдыха — знакомился с отпускниками, получал "сверху" техническую литературу и новейшие статьи исследователей Ворот. Причина беспечности хозяев стала понятна офицеру приблизительно через два года напряженного революционного труда: колонисты, в целом, оказались довольны своей жизнью и вовсе не собирались идти на конфликт с Метрополией ради призрачного шанса на побег. Пуще смерти они боялись, что через Ворота перестанут доставлять сельхозтехнику, боеприпасы, электроприборы и запчасти. Обладая массой свободного времени, мужики были готовы осваивать в лесах партизанскую науку, но вряд ли вообще задумывались о применении новых навыков против людей из Мира Сетей. Даже те, кто, подобно Кавтасю, пришли из стабильного мира и имели теоретическую возможность вернуться домой, постепенно обживались на пустой земле, обрастали садами, скотиной, роднёй и начинали сомневаться — а так ли уж им хочется назад?

На третий год кавтасевой бессрочной ссылки двереведы, теперь уже наверняка осведомленные о тайном обществе, выкинули неожиданный фортель: куратор Колонии порекомендовал офицера в Модераторы Народного Собрания и сделал всё, чтобы его кандидатура победила на выборах. На Кавтася свалился целый ворох проблем растущего сообщества, он метался по посёлку быстрее, чем убегал от черкесов. Заместители не выдерживали заданного новой властью рабочего темпа дольше трёх месяцев — за исключением Аркадия Лугова, для которого место младшего модератора на полгода стало последней ступенью на пути к Двери.

После пребывания на командном посту, приведший Колонию к процветанию и осознавший бесперспективность своей прежней стратегии Кавтась распустил революционное общество и принялся планировать одиночный драп. И, судя по тому, что старый знакомый совсем не случайно встретил лейтенанта в лесу, побег до сих пор не состоялся.

* * *

— Я завязал, Аркаша. Сдался, опустил руки, как последний салага. Эти Ворота оказались слишком крепким орешком.

— То есть, ты так и не нашел способа "взломать" Дверь? Неужели существует система, у которой совсем нет уязвимостей?

— Уязвимости есть. Но они НА ТОЙ стороне. Здесь ведь не просто стабильный мир, который можно покинуть в любое время и самому задать нужную реальность. Эти Ворота контролируются непосредственно техникой Мусикинского центра. Они как бы постоянно находятся под действием ключа. Они открываются раз в сутки — по ИХ команде, а в остальное время Ворот словно не существует. Даже если захватить наш терминал и воспользоваться во время сеанса персональным ключом, то — в лучшем случае — портал не сработает, а в худшем и наиболее вероятном — приведет в бронированный коридор Мусикинского центра, где детектор не распознает уши и зальёт группу усыпляющим газом.

— Действительно, безнадёга.

— Секрет полишинеля. Чтобы выяснить это, даже не нужно было напрягать Юмай и разыскивать меня. Впрочем, своим дилетантизмом и дурацкими шпионскими играми ты показал, что информация нужна тебе для себя, а не для привратников. Таких шпиков ОНИ еще не посылали, ха-ха.

— И даже согласившись с тем, что я не шпик, тебе нечего добавить?

— Нечего. Я здесь, а ОНИ — ТАМ. В чем вопрос? Я не могу дотянуться до их аппаратуры дубиной, чтобы Ворота заработали в автономном режиме. Мне поздно идти по твоему пути. Я не хочу лишаться памяти, чтобы чистить городские унитазы. Моя война закончилась, я подал в отставку. Прости...

Вопреки надеждам, бывалый диверсант не рассказал ничего такого, что не знал сам Аркадий. Но слова Кавтася натолкнули его на одну дельную мысль. Лугов уже хотел прервать затянувшуюся паузу, но эрзянин опередил его.

— У меня остался один должок перед учёными. Память бурной молодости. Зайди перед отъездом в сувенирную лавку бабы Симы, забери посылку и распорядись ею, как хочешь. Езжай, Аркаша. Сторожка прямо. И будь осторожен с носорогами!

Аркадий успел догнать группу за пять минут до отправления и продолжил путь на своём багги. До вечера экскурсанты успели увидеть семью поджарых треугольногубых лесных носорогов, позирующую на солонце, оленей роскошными канделябрами и ужасающих бегерогов, выедающих водную растительность в речных старицах. Гиганты словно напрашивались в фентезийную пародию и всем своим видом показывали: что будет, если сказочный зверь единорог перестанет соблюдать диету и следить за осанкой. Когда широкая горбатая туша на коротких тоненьких ножках погружалась в водоём, то выплеснувшаяся архимедова вода подтапливала ближайшие деревья.

"Бегероги — наша главная беда, жаловался охотник. Каждую весну они прут из степей на север — посёлок построен на природном пути миграции. Чувства страха у твари весом в четыре тонны и метровой пикой на лбу нет, поэтому ей бывает очень сложно объяснить, где можно ходить, а где нельзя. Замерзают озёра — и скотины топают обратно, забыв всё, чему их учили. Зимуют бегероги в степи, где мало снега и много мороженой травы". "Совмещая образ жизни бегемота и африканского носорога — продолжил просвещать туристов охотник — бегерог унаследовал их худшие качества: он раздражителен, злобен и абсолютно не приручается... Кууудаааа! Стой! Не двигайся!".

Сопровождающие разом рванулись за экскурсантом, отбившимся от коллектива, дабы справить свои естественные надобности. Пока ослушника-ссыкуна возвращали на место (а участникам сафари было строго-настрого запрещено удаляться от машин), какая-то не очень умная девушка с букетом полевых цветов пошла в другую сторону и почти вплотную приблизилась к одинокому гиганту. Бегерог зыркнул на неё маленьким недобрым глазом и, совершенно внезапно, едва не выплеснув на луг всю старицу, выскочил навстречу человеку. Девушка завизжала, каким-то чудом уклонилась от первого таранного удара и бросилась к багги. Чудовище проворно откорректировало своё направление — теперь шансов вывернуться у глупышки не было, но от смерти её спас меткий огонь охотников из игольных ружей. Разъяренный гигант вырубился прямо на ходу, пропахав своим подбородком около двух метров дернины.

Если бы Аркадий не видел натурального испуга с ног до головы заляпанной илом девушки и не слышал многоязычного мата со стороны проводников, то мог бы заподозрить в событии постановочный трюк хитрых охотников. Очень уж зрелищно и ярко всё вышло. И адреналин туристы получили, и на грязной волосатой туше поверженной добычи сфотографировались... Добыча, конечно, скоро встанет и вернется в своё болото. Никакой нормальный колонист не станет убивать бегерога за шестьдесят километров, если через три месяца мясо и шкуры сами пройдут мимо посёлка.

В общем восторге никто не заметил, что Лугов подобрал с мокрой травы и сложил в сумку какой-то предмет. А вечером по всему посёлку уже рассказывали байки, как мчалась по лугу молодая дабаохи и как со страху был утоплен в старице с бегерогами служебный парализатор. Каковы вояки!

Первого августа Лугов покинул благословенный край. Прикупив сувениров, он не забыл и про посылку Кавтася. Подарок эрзянина оказался воистину царским — Аркадий даже не пытался предположить, где, когда и у кого лейтенант раздобыл пару персональных ключей! Сы Аскар отправился в Камский центр и велел своему другу ждать новостей. Откуда санитару было знать, что пока он отдыхал, интересующие Аркадия заворотники из 51-стаб уже прошли карантин? Один вообще не был нигде зарегистрирован, а другая, что встретилась в коридоре, перепутала Путина с Медведевым и попала в разряд невозвращенцев!