— Я одобряю ваш план, — сказал тогда рейхсфюрер в заключение, — но с тем условием, что в случае, если вы в ходе ваших приготовлений совершите серьезную ошибку, я моментально откажусь от вас.

Это была его первая важная победа на пути подготовки переговоров между Западом и Германией. Поддержка второго лица рейха дала ему возможность безбоязненно приступить к делу. Попытаться вывести Германию из тупика войны на два фронта. Но события развивались не так, как хотелось. Но он проявлял настойчивость и шел до конца. Он не отпускал из вида такого протеже, как Гиммлер. Буквально в июне 1944 года он вновь напомнил ему о том, что в силу развития событий Германии придется заплатить гораздо большую цену, если они еще хотят договориться с западными державами о компромиссе, хотя бы на основе видоизмененной 'Безоговорочной капитуляции'. И тогда он предложил рейхсфюреру сделать что-то для евреев, заключенных в немецких концентрационных лагерях. Даже пошел дальше. Через своего сотрудника в Швеции доктора Лангдена он начал зондировать почву, дабы свести с Гиммлером президента еврейского союза доктора Жана-Мари Мюзи, чтобы подтолкнуть этот процесс. Но после длительной подготовки буквально несколько дней назад над ним нависла угроза от Мюллера, этого ненавистника интеллигенции, который стремится при всяком удобном случае лягнуть его исподтишка. Его отдел перехватил радиопередачу, в которой говорилось об этих шагах, упоминалась фамилия Керстена и то обстоятельство, что в этом деле участвует шеф иностранной разведки. Мюллер и Кальтенбруннер начали свое расследование. Если дело дойдет до фюрера, то можно ставить на себе крест. Но здесь он попытается выпутаться через Керстена — личного врача Гиммлера, который имеет на рейхсфюрера первостепенное влияние. И наверняка он выпутается. Шелленберг усмехнулся. Начальник РСХА, а тем более Мюллер не пойдут против Гиммлера — кишка тонка.

Нет, эту проблему он закроет. Конечно, освобождение евреев — это важно. Это хорошая карта в переговорах. Но этого явно недостаточно, чтобы сейчас заставить Запад пойти на компромиссные решения, удовлетворяющие обе стороны. Нужны более радикальные шаги в политике или военной области. Но их нет, и они не предвидятся. Гиммлера не подвигнешь на более решительные шаги. А времени с каждым днем становится меньше. Катастрофа приближается.

'Что же делать? — задал себе мысленный вопрос Шелленберг и заерзал в кресле, не найдя на него ответ. Он вновь обратил внимание на Зандбергера, который педантично, монотонно докладывал ему сводки разведслужб. — Ничего нового', — подумал начальник внешней разведки, прислушавшись к нему. Все, что озвучил штандартенфюрер, он либо читал, либо слышал, либо давно знает. Ни одной свежей мысли для его пытливой авантюристичной натуры.

Прослушиваемый доклад расстраивал Шелленберга, подчеркивал тщетность его стараний. Генерал мимолетно взглянул на свой перстень-печатку с голубым камнем, надетым на указательный палец левой руки. Под ним находился цианистый калий.

'Нет, нет, об этом думать рано', — вздрогнул нервно он. Чтобы быстрее уйти от наваждения, отвлечься от плохих мыслей, он поднялся с кресла и подошел к окну, выходящему на проспект.

Было прекрасное солнечное утро. Берлин не бомбили. Проехала молочная машина. Прошелся, маршируя, отряд гитлерюгенд, по-прежнему одетый в коричневые рубашки, в сопровождении строгого офицера-воспитателя. Вроде все, как и раньше. Жизнь продолжается. Однако бросилось в глаза отсутствие на улице мужчин. 'Война, тотальная мобилизация', — сокрушенно вздохнул он и перевел свое внимание на датчики-квадратики системы сигнализации, прикрепленные к оконным стеклам.

'Любопытно, — вдруг у него возникла техническая мысль, глядя на них. — Можно ли подслушивать разговор с улицы, улавливая приемником колебания стекол на звуковую речь?' Ему понравилась эта идея. 'Надо срочно озадачить отдел Рауффа. Пусть поработает по этой теме'. В кабинете вдруг воцарилась тишина. Шелленберг это сразу заметил и повернулся к офицеру.

— Это все, штандартенфюрер? — спросил он мягким, приглушенным голосом.

— Нет, не все, бригаденфюрер.

— Тогда почему вы замолчали? — на Зандбергера уставились большие выразительные светлые глаза шефа внешней разведки.

— Я подумал, вы отвлеклись и не слушаете мой доклад.

— Напротив, я вас очень внимательно слушаю. Вы говорите, говорите, дружище Зандбергер. Вы же, как и я, юрист и должны знать, что достаточно услышать главное, уловить суть подаваемого вопроса и на этом строить свое заключение, отметая второстепенную словесную шелуху. Так вот! Пока только шелуха, дружище. Все, что вы доложили, не знает разве что ленивый. Дайте мне новую идею, свежую мысль. Их нет, Зандбергер.

— Разрешите продолжить, бригаденфюрер, — невозмутимым тоном ответил начальник отдела 6 'А'.

— Да-да! Продолжайте, — Шеленберг вновь уселся в кресло. Скучающим взглядом окинул массивный рабочий стол с приставным вращающимся столиком с множеством телефонов, микрофонов, подслушивающих устройств. Потрогал справа под крышкой стола две кнопки. Улыбнулся, подумав: 'Нажми на одну из них, и Зандбергер превратится в решето. Десятки пуль из встроенных в стол двух автоматов разрежут его на кусочки'.

— Есть донесение от нашего агента из Лондона, бригаденфюрер, — продолжил доклад начальник отдела.

— Что там еще, голубчик, вы принесли? — заинтересовался Шелленберг все с той же улыбкой на губах. — Я слушаю вас. Даже если я мысленно отвлекаюсь, помните, я продолжаю вас слушать.

— Наш агент в Лондоне через английские каналы получил текст шифровки русских, — повторил офицер. — Мне показалось, текст достоин вашего внимания. Я оставил его на заключительную часть доклада.

— Вот оно что? — по-прежнему улыбался тридцатичетырехлетний генерал, ему понравилась мысль нажать на кнопку. Он весело посмотрел на полковника и указательным пальцем потряс в его сторону. — Знаю, знаю вашу хитрость, Зандбергер. Вы не хотите оставить после себя плохое впечатление, когда у вашего шефа неприятности. Докладывайте, штандартенфюрер. Я весь во внимании, — вежливость Шелленберга была слишком напряженной, слегка саркастичной, чтобы можно было ее принимать как искреннюю. Подчиненный офицер не поддался на внешнее обаяние бригаденфюрера и озвучил шифровку твердым скрипучим голосом:

'Встречайте гостей для Ольбрихта в день Успения Пресвятой Богородицы.

Гавриил'.

— Все?

— Да, бригаденфюрер. Шифровка короткая.

Шелленберг задумался. Он пытался что-то вспомнить. С его лица сошла улыбка. Через минуту он приподнял голову и произнес:

— Скажите, штандартенфюрер, насколько я помню, это второе донесение из Лондона, где упоминается слово 'Ольбрихт'. Я давал вам поручение разобраться с ним. Вы это сделали? — начальник внешней разведки говорил уже более категорично, с нажимом на последнем слове в вопросе. — Эти донесения — твердо установленные факты или неподтвержденные домыслы нашего агента? Вы перепроверили их?

— Бригаденфюрер! Это не дезинформация, — на Шелленберга смотрели внимательные, умные глаза Зандбергера. — Агент дважды подтвердил это секретное сообщение русских.

— Хорошо. Что вы думаете о них? Доложите.

— Я не буду вас утруждать деталями анализа шифровок и тем объемом работы, который провел мой отдел вокруг слов 'Ольбрихт' и 'операция 'Ольбрихт'', но по этому поводу замечу следующее.Операция 'Ольбрихт' не связана с крупномасштабными действиями Красной армии. Такие операции русские обозначают именами своих видных военных начальников прошлой истории. Здесь просматривается более узкое толкование слова 'Ольбрихт'. Это фамилия. Значит, в центре операции стоит личность, имеющая эту фамилию, либо агенты, приближенные к ней. Мы просмотрели десятки фигурантов с фамилией Ольбрихт, проживающих в Берлине. Наиболее интересными нам показались два субъекта. Первый — генерал пехоты Фридрих Ольбрихт, один из главных заговорщиков в деле покушения на нашего фюрера 20 июля сего года. Но он расстрелян на следующий день вместе с другими главарями преступной группы. Думаю...

— Подробнее остановитесь на втором, — поторопил офицера Шелленберг, перед этим посмотрев на часы.

— Да, бригаденфюрер, этот покойник нам интересен не более чем опавший лист дуба. Шелленберг вскинул брови:

— Вы так думаете? Я не знал, Зандбергер, что вы такой циник.

— Генерал вермахта Фридрих Ольбрихт — враг нации, бригаденфюрер. К врагам у меня нет сожаления. Я к ним отношусь отрицательно, со всей партийной ненавистью, — штандартенфюрер вытянулся во фронт и щелкнул каблуками.

— Похвально, похвально, Зандбергер. Сейчас я понимаю, почему вы в институте в Тюбингене вступили первым в ряды нашей партии и стали фюрером студенчества. Продолжайте.

— Второй субъект, Франц Ольбрихт, очень интересная штучка, бригаденфюрер. Вот некоторые сведения о нем.

— Я слушаю вас, слушаю, Зандбергер.

Начальник отдела 6 'А' достал из папки печатный лист и стал читать:

— Франц Ольбрихт, майор вермахта, профессиональный разведчик. Характер волевой, решительный. Инициативен в деле. Стремится любой ценой выполнить поставленную боевую задачу. Спортсмен, боксер. Прекрасно стреляет из любого стрелкового оружия. Управляет многими видами подвижной боевой техники. Хорошо зарекомендовал себя в 1943 году в операции 'Цитадель' под Курском. Награжден Рыцарским крестом Железного креста. Особо отличился в мае этого года в армейской операции Glaube. Имел позывной Ариец. В составе танкового взвода блестяще провел разведку боем в глубоком тылу русских. Добыл бесценные сведения о начале наступления их армий. Дважды радировал о направлениях главных ударов на участке фронта 9-й армии. Но... — Зандбергер замялся, думая, как сказать.

— Что вы остановились, штандартенфюрер?

— Наши армейские остолопы не поверили его донесениям. Это мое отступление от текста.

— Да-да. Я понял вас.

— Воздушная разведка не подтвердила подготовку русских к крупномасштабному наступлению. В результате произошло то, что произошло. Мы не были готовы отразить удар русских армий и... потеряли группу армий 'Центр'.

— Да, интересно, интересно, — возбужденно отреагировал Шелленберг на услышанную информацию. Он сощурил глаза, мысленно представив Франца Ольбрихта. — Очень интересный майор, — заметил вновь он. — Побывать в глубоком тылу у русских и выйти живым — сейчас это подвиг. Пойти на нестандартный ход, вразрез с нашими доктринами о ведении разведки в обороне — это достойно высшей похвалы.

— Я согласен с вашим мнением, бригаденфюрер.

— Кстати, Зандбергер, где находится сейчас этот майор?

— Майор Ольбрихт откомандирован в распоряжение генерал-полковника Гудериана в Главную инспекцию бронетанковых войск. Находится в Берлине или в Вюнсдорфе под Цоссеном. Генерал Гудериан, как вы знаете, параллельно после покушения на фюрера назначен на должность начальника Генерального штаба сухопутных сил.

— Хорошо, с Ольбрихтами понятно. Но чем заинтересовал русскую контрразведку наш майор?

— Думаю, нестандартным мышлением и дерзостью в критической ситуации, бригаденфюрер.

— Вот как! Поясните.

— В радиопередачах Ольбрихта, это подтвердили недавние события на Восточном фронте, указывались достоверные сведения под грифом особой секретности о летнем наступлении русских. Видимо, эти передачи попали к русским и рассекречены. Думаю, что Смерш заинтересовало то, каким образом они попали в руки нашего разведчика и почему он остался в живых.

— А мы знаем, каким образом? — Вальтер Шелленберг в упор посмотрел на начальника отдела 6 'А'.

Тот без смущения ответил:

— Нет, не знаем, бригаденфюрер. Отдел не располагает такими сведениями.

— Так узнайте! Узнайте немедленно, штандартенфюрер, — голос Шелленберга задрожал от нахлынувших эмоций. — Разве вам не интересно, каким образом обыкновенный майор разведбатальона танковой дивизии сумел достать сверхсекретные документы генштаба Красной армии? Или каким образом он овладел этими данными? Вы поняли меня?

Штандартенфюрер напрягся, вспотел, обдумывая задачу шефа, и не отвечал.

— Я понимаю вас, — Шелленберг замотал головой, — здесь затрагиваются интересы других наших управлений. Но, Мартин, я поручаю это лично вам. Третье, а паче четвертое управление (гестапо) Мюллера не должны знать об этом деле. И упаси вас господи проговориться. Вы поняли меня, доктор Зандбергер? — взор Шелленберга был подобен взору пантеры. Он излучал решительность, волю, хитрость и одновременно самолюбование, чувство собственного превосходства.

— Слушаюсь, бригаденфюрер.

— Хорошо, Мартин. Полагаю, вы меня правильно поняли.

— Да, бригаденфюрер.

Шелленберг улыбнулся, подошел к офицеру и дотронулся до его плеча.

— Сегодня вы мне нравитесь. Только прошу вас впредь, начинайте доклад сразу с главных новостей. Помните, у нас кризис свободного времени. Пойдемте дальше. С Ольбрихтами мы разобрались.

— Отдел полагает, бригаденфюрер, что русские забрасывают группу через Варшаву на Берлин. Как видно из полученной шифровки, это произойдет в день Успения Пресвятой Богородицы.

— Подождите, штандартенфюрер, — удивленно остановил его Шелленберг. — Первое: почему заброс через Варшаву, а не прямо на Берлин? Второе: вы, видимо, не посещаете воскресные мессы. День Успения Пресвятой Богородицы уже прошел. Этот почитаемый католиками праздник был пятнадцатого августа.

— Это так. Но есть простое объяснение, бригаденфюрер. Вероятность безопасного пролета транспортного самолета русских до Берлина очень мала. Наши ПВО его собьют. Кроме того, запаса топлива Ли-2 хватает только на полет Москва — Варшава — Москва. Это ответ на ваш первый вопрос. В отличие от вас, я, бригаденфюрер, действительно не набожен и не посещаю службы. Считаю религию мракобесием. Это отступление. А по делу: Русская Православная Церковь отмечает праздник день Успения Пресвятой Богородицы и Приснодевы Марии по новому стилю двадцать восьмого августа. Двадцать восьмого августа, бригаденфюрер, надо ждать заброс под Варшаву русских диверсантов.

— Хм-м, — хмыкнул удовлетворенно Шелленберг. Он прошел к рабочему столу, уселся, провел рукой по светлым волосам, подняв их вверх, и посмотрел на начальника отдела. — Логично, штандартенфюрер, логично, ничего не скажешь. Но двадцать восьмого августа может быть днем встречи диверсантов с русским агентом уже здесь, в Берлине. Вы об этом думали?

— К сожалению, нет. Мы поработаем над этим вопросом, бригаденфюрер.

— Отлично, Мартин. Обязательно проверьте этот вариант. Теперь выслушайте мое резюме. Последнее донесение из Лондона меня заинтересовало. Поэтому отправьте шифровку в Варшаву. Пусть ждут гостей. Второе: весь информационный материал, касающийся майора Ольбрихта, соберите в отдельное дело. Я хочу знать о нем все: когда женился, крестился, кто его родители, друзья, образ жизни, даже образ мышления, штандартенфюрер. Все: с кем спит, с кем гуляет, какие планы. Очень интересный экземпляр для нас. Когда вы будете готовы, организуйте встречу с ним в неформальной обстановке. Третье: разработайте контроперацию по срыву русской операции 'Ольбрихт'. Назовем ее, — Шелленберг хмыкнул, — да очень просто — 'Антиольбрихт'. Задача вам ясна?