| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Успех Южной группы мог бы быть и большим, если бы не задержка шестой танковой бригады. Она должна была переправиться на восточный берег Халхин-Гола в ночь на тридцатое июля. Однако понтонный мост не смог пропустить танки. Они оказались тяжелее, чем считали сапёры.
Плюнув в сердцах, и на мост, и на сапёров, полковник Павелкин решил переправить свою бригаду вброд, хотя из-за прошедших дождей глубина реки достигала в этом месте полутора метров.
Все люки задраили брезентом, а щели заткнули паклей, пропитанной солидолом. На выхлопные трубы надели самодельные удлинители, на изготовление которых пошли железные печки 'НЗ', имевшиеся на каждом танке. И, вообще, все жестянки, какие только нашлись, вплоть до консервных банок!
Переправа прошла удачно, но из-за этой задержки шестая танковая бригада вступила в бой на сутки позже, чем планировалось.
В центре, используя развитую систему траншей и многочисленные огневые точки, самураи оказали упорное сопротивление, часто переходя в контратаки. Весь день восемьдесят вторая стрелковая дивизия вела бой за узлы сопротивления противника на высотах Песчаная и Зеленая, однако её батальоны смогли продвинуться не более, чем на километр. И взять высоты им так и не удалось.
Севернее реки Хайластын-Гол пятая стрелково-пулеметная бригада и сто сорок девятый полк тридцать шестой мотострелковой дивизии активными действиями сковали противника. Одновременно двадцать четвертый мотострелковый полк при поддержке танкового батальона пятьдесят седьмой стрелковой дивизии успешно продвигался в юго-восточном направлении. К исходу дня полк вышел к высоте Песчаная, где и закрепился.
На левом фланге Северной группы шестая кавдивизия МНРА, уничтожив два баргутских кавалерийских полка, к исходу дня вышла на государственную границу юго-западнее озера Яньху. В этом бою монголы в конной атаке разгромили баргутов, захватили много пленных, шесть пушек, семь пулеметов и около сотни винтовок.
Седьмая мотоброневая бригада и шестьсот первый стрелковый полк, овладев передовыми позициями врага, вышли к сильно укрепленной высоте 'Палец'. Однако овладеть ею с ходу не удалось. Самураи отбили все атаки. В бою геройски погиб командир шестьсот первого полка майор Судак.
Обеспокоенный этой задержкой Жуков, в ночь на тридцать первое бросил на усиление Северной группы свой резерв — девятую мотоброневую бригаду (пятьдесят шесть бронеавтомобилей) и четвертый батальон шестой танковой бригады.
Это было смелое решение. Потому что теперь в распоряжении комкора около Хамар-Дабы осталась лишь двести двенадцатая авиадесантная бригада — чуть более восьмисот парашютистов, вооруженных стрелковым оружием и несколькими сорокапятками.
Комацубара почему-то решил, что основной удар наносится по его правому флангу. И спешно перегруппировал свои силы, исходя из этих соображений. Однако он ошибся. Главный удар Жуков наносил с юга, там, где в первый же день обозначился максимальный успех.
Тридцать первого июля советские части продолжали наступление, медленно, но верно, захлопывая японскую группировку в западне, в которую она сама же и влезла в начале лета. Самураи сражались отчаянно, до последнего человека! Каждый окоп, каждую огневую точку приходилось брать штурмом, расстреливая прямой наводкой из полковых пушек.
Восьмая мотоброневая бригада, развивая свой успех, обошла левый фланг Комацубары, к исходу дня вышла к реке Хайластын-Гол и отрезала все японские войска, находившиеся южнее.
Шестая танковая бригада с упорными боями продвинулась на четыре — шесть километров и вклинилась в основную оборонительную полосу противника. Действуя самостоятельно, без пехоты, танковые роты подходили к огневым точкам противника и с расстояния семисот метров открывали ураганный огонь. А затем под прикрытием товарищей часть танков стремительно приближалась этим точкам, и расстреливала в упор.
В центре шли тяжёлые бои без видимых успехов.
А Северная группа продолжала безуспешные фронтальные атаки высоты 'Палец', которая была уже полностью окружена. И тогда Жуков отправил туда свой последний резерв — двести двенадцатую авиадесантную бригаду. И десант, как всегда, оказался на высоте. И в прямом, и в переносном смысле слова!
Девятая мотоброневая бригада и четвёртый батальон шестой танковой бригады, точно следуя приказу Жукова и не ввязываясь в бой, обошли 'Палец' с северо-востока и двинулись вдоль государственной границы в направлении на Номон-Хан-Бурд-Обо, чтобы соединиться с Южной группой и полностью окружить всю японскую группировку. Что и было ими сделано второго августа, на четвёртый день наступления.
Комацубара оказался в капкане. Осталось его добить. Но он огрызался с отчаянием, загнанного в угол кота. И по-прежнему был очень опасен.
Неожиданно во фланг восьмой мотоброневой бригаде нанесли контрудар два полка четырнадцатой пехотной бригады Квантунской армии, срочно переброшенные из Хайлара. Но у них на пути встали бойцы и командиры восьмидесятого полка и шестой танковой бригады, которые в тяжёлых боях сумели отбросить самураев.
В центре советские части продолжали упорно дробить силы врага, всё плотнее сжимая кольцо окружения. Драться приходилось за каждый бархан, за каждую позицию.
На южной стороне противник к этому времени был уже уничтожен. Но на северной стороне, в районе сопки Ремизовская продолжались жестокие бои.
Потеряв всякую надежду на помощь извне, утром четвёртого августа противник предпринял последнюю попытку вырваться из окружения.
На рассвете разведчики первого дивизиона восемьдесят второго гаубичного артиллерийского полка заметили колонну противника численностью до батальона, двигавшуюся по долине реки Хайластын-Гол на восток.
Артиллеристы тут же открыли убийственный огонь из своих гаубиц. А затем со штыками наперевес на противника бросились разведывательная и стрелковая роты сто двадцать седьмого стрелкового полка с южного берега. Японцы побежали на противоположный берег. Но здесь их встретил огонь пулеметов и бронемашин девятой мотоброневой бригады. От батальона самураев уцелело лишь несколько человек.
К двадцати трём часам четвёртого августа передовой отряд двадцать четвёртого мотострелкового полка во главе с политруком Бурдяком ворвался на вершину высоты Ремизовская и установил на ней красный флаг. Последний опорный пункт врага пал.
В течение всей ночи шли бои местного значения по добиванию последних разрозненных групп японцев в районе Ремизовской. А потом ещё два дня наши части зачищали район между Халхин-Голом и государственной границей от остатков разгромленного противника.
Всё это время в небе над Халхин-Голом происходили не менее ожесточенные бои.
Тридцать первого июля день в сто пятидесятом скоростном бомбардировочном авиаполку не задался с самого начала.
Сначала погиб экипаж комполка майора Михаила Бурмистрова. Вспоминать об этом не хотелось. Дружеский огонь... Неизвестно откуда свалилась эскадрилья 'ишаков' и, не раздумывая, ударила по ведущему эрэсами. Никто и понять ничего не успел. Потом, ястребки хреновы, вроде разглядели звёзды в кругах на крыльях. Новички, наверное. Необстрелянные... Сюда сейчас постоянно подбрасывают новые части. Ну, отдадут этого аса под трибунал, а что толку! Экипажа уже нет. И какого экипажа! Двадцать два раза майор полк в бой водил. Сколько передряг прошли! И на тебе. От своих...
Старший лейтенант Александр Маслов шел правым ведомым военкома полка батальонного комиссара Михаила Ююкина. Левым ведомым у Ююкина был Колька Гастелло. В смысле, Гастыло. Сам, кстати, проболтался. За язык никто не тянул... И чего он переживает? Нормальная белорусская фамилия!
Их полку была поставлена задача, нанести удар по вражеским резервам в районе Халун-Аршана. Они и нанесли. И потеряли комиссара. Шальной зенитный снаряд попал ему в бензобак. СБ сразу заполыхал, как костер. Прыгать надо, но внизу — самураи, а до границы двадцать километров лёту. Александр видел, как Ююкин махнул ему рукой, прощаясь, развернул машину, и направил её на японский склад боеприпасов.
Александр прикусил губу, и так и летел до самого Баян-Тумена. Он не знал, сможет ли поступить в аналогичной ситуации, как комиссар. Он не хотел отвечать себе на этот вопрос... Потому что знал ответ. Сможет.
Тяжёлые потери понес в этот день и тридцать восьмой скоростной бомбардировочный полк капитана Артамонова. Сначала прямо над целью, неудачно сманеврировав под огнём, столкнулись две машины. Экипажи выпрыгнули с парашютами. Может ещё вернутся... Но надежда не велика. А на обратном пути их атаковали до сорока истребителей противника. Тридцать пять 'ишаков' охранения из пятьдесят шестого полка со своей задачей не справились. В результате три СБ были сбиты и упали за линией фронта. Экипажи погибли. Ещё две машины получили тяжёлые повреждения, и разбились при вынужденных посадках уже на своей территории. Летевшая отдельно от других вторая эскадрилья полка также подверглась атакам самураев в районе цели и потеряла два экипажа. Истребители потеряли четыре машины.
Самураям тоже досталось. 'Ишакам' засчитали шесть сбитых самолетов, а стрелкам бомбардировщиков — одиннадцать. Но легче от этого не стало.
Комэска-один пятьдесят шестого иап капитан Виктор Кустов был очень зол. Таких потерь у бомбёров можно было избежать! И даже нужно было избежать! Он, ведь, говорил Куцепалову, что не стоит возле них толочься, прикрывая своими крыльями. И мало ли что они говорят! Что они понимают в прикрытии! Им кажется, если ястребок рядом трётся, то он и защитит. Откуда им знать-то, что для истребителя важнее всего манёвр и скорость. Теперь вот будут знать... А какой ценой!
Виктор Кустов воевал в Испании в эскадрилье Анатолия Серова. Вот истребитель был! Про таких, как Серов, говорят — пилот от Бога!
Впрочем, Виктор летать тоже умел. На 'чато' он завалил двух 'мессеров' под Теруэлем в одном воздушном бою! Правда, и сам был ранен. Два месяца пролежал в госпитале. Больше уже повоевать ему в Испании не пришлось. Дали Красное Знамя и отправили на Родину, долечиваться.
На Халхин-Гол он прибыл вместе со всеми ребятами, в группе Смушкевича. Сначала летал в составе двадцать второго полка. Сбил одного самурая. А потом его перевели в пятьдесят шестой. Да... Куцепалов это тебе не Кравченко! Небо и земля!
А после обеда кустовскую эскадрилью подняли, и бросили на перехват группы японских бомбардировщиков, рвущихся к горе Хамар-Даба, на которой находился КП командующего первой армейской группой комкора Жукова.
Самурайские бомбардировщики 'Фиат' Бреда-20, ничем не отличались от тех, на которых летали итальянские интервенты в Испании. Только у одних — красные круги, а у других — косые кресты на плоскостях. Вот и вся разница!
'Фашисты проклятые!' — стиснул зубы Виктор, и дал ручку, переходя в атаку.
Но, спикировав на вражеский клин, Виктор немного поспешил и слишком резко зашёл в хвост флагману. Его И-шестнадцатый клюнул носом (и на старуху бывает проруха!) и сорвался в штопор. Кустову удалось выровнять самолёт лишь у самой земли.
Он выматерился, снова набрал высоту, и опять атаковал флагмана. Но выпустил по нему только одну очередь, потому что в этот момент у него отказали пулеметы. А японский бомбардировщик продолжал лететь. И тогда он решил пойти на таран.
Разогнавшись, Виктор настиг самурая, и ударил своим истребителем по его двухкилевому хвосту. Бомбардировщик упал на землю, и взорвался. От сильного удара самолёт Кустова развалился в воздухе на части. И он погиб.
Виктор Рахов совершил таран ещё в первый день наступления. Спасая лейтенанта Трубаченко, пропеллером 'ишачка' он отрубил хвостовое оперение японского истребителя. Но, тем не менее, сумел благополучно посадить самолёт на свой аэродром. А неделю спустя, был тяжело ранен шальной разрывной пулей в живот, когда пролетал над сопкой Ремизовская. Это была последняя потеря в полку. И одна из самых горьких. В завершающий день боев на Халхин-Голе.
В этот день ожесточенно сражавшиеся и ещё вчера стоявшие насмерть, самураи как-то внезапно сломались. И на земле, и в небе. Нет, они ещё не бросали оружие, но стали какими-то вялыми, что ли... Сдулись, одним словом.
Утром более ста истребителей из семидесятого и двадцать второго полков встретили в районе Яньху — Узур-Нур до восьмидесяти самураев. И сбили пятнадцать японских истребителей без потерь со своей стороны. Днём в двух боях сошлись сорок семь истребителей пятьдесят шестого полка и сорок пять самураев. И опять. Сбито десять японских истребителей, без потерь с советской стороны. Во второй половине дня в трёх боях, в которых приняли участие сто шестнадцать краснозвёздных истребителей и до сотни самураев, в том числе тридцать бомбардировщиков, было сбито шесть японских бомбардировщиков и семнадцать истребителей. Без потерь с советской стороны.
В этот долгий и жаркий день лейтенант Пономарев пополнил свой личный счёт ещё двумя самолётами с красными кругами на крыльях — бомбардировщиком и истребителем. С истребителем пришлось немного повозиться... Но не так чтобы сильно. А бомбовоз он сбил без особого труда.
Это было уже под вечер. Они возвращались на свой аэродром после большого боя. И заметили девятку одномоторных лёгких бомбардировщиков противника, которая шла к реке без прикрытия. Шансов у самураев практически не было. Ребята мгновенно их разогнали, с первой же атаки завалив шестерых. Однако горючее у них было уже на исходе, и преследовать уцелевшее звено они не стали. А самураи уходили со снижением на полной скорости, и, наверное, всё время оглядывались, со страхом ожидая, что их догонят и безжалостно сожгут.
И в этот момент у Владимира перед глазами с поразительной чёткостью встала картина того первого боя его полка в Монгольском небе. Чёрные столбы дыма, стоящие над степью, и эскадрилья врагов, неторопливо уходящая на восток без потерь...
Они, наконец, отомстили за своих павших товарищей — старшего лейтенанта Черенкова, капитана Савченко, лейтенанта Орлова, майора Мягкова, майора Глазыкина, капитана Балашева и многих-многих-многих других, сгоревших в монгольском небе.
А шестого августа в двадцать втором истребительном авиаполку был праздник!
В этот день газета 'Правда' опубликовала Указ Президиума Верховного Совета СССР от пятого числа. За образцовое выполнение боевых заданий и геройство, проявленные при выполнении боевых заданий, звание Героя Советского Союза было присвоено тридцати одному командиру Рабоче-Крестьянской Красной Армии. В том числе десяти летчикам двадцать второго истребительного авиаполка — майору Глазыкину, батальонному комиссару Калачеву, капитанам Балашеву и Степанову, старшим лейтенантам Орлову, Рахову, Скобарихину и Чистякову, лейтенанту Трубаченко и старшине-пилоту Якименко.
Виктор Рахов так и не узнал о присвоении ему высокого звания. В день публикации Указа он умер в Читинском окружном военном госпитале от ран.
Старшина Якименко лежал в том же госпитале, понемногу поправляясь после тяжёлого ранения в ногу, полученного в воздушном бою в середине июля.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
