— Ну, в крайнем случае, можно использовать старый способ — 'давай поцелую и все пройдет'.
— Это только малышам помогает, — в голосе Дары проскользнула легкая грустинка.
— Вовсе нет, — шепнул Карис, и наклонившись, легонько поцеловал краешек царапины.
Дара вздрогнула, как от ожога, еле слышно обронив:
— Багрянка все-таки надежнее.
— Да, пожалуй, — вдруг севшим голосом отозвался Карис и поспешно отошел к окну за пузырьком, ругаясь про себя последними словами.
Такого просто не могло быть: ведь Дара — его сестра! но... вкус ее кожи теплым шелком таял на губах, кружа голову, околдовывая, пробуждая желание.
Усилием воли прогнав все безумные мысли, Карис смочил чистый лоскут настойкой и повернулся к Даре.
— Мазь нужна? — глухо спросил он, тщательно промыв царапину.
— Нет, само заживет, — задумчиво ответила девушка.
— Как скажешь, — бросив лоскут в корзину с грязным бельем, Карис прошел к рукомойнику.
— Ари, ты все еще сердишься? — донеслось из-за спины через пару минут.
— Только на себя, — горько усмехнулся мужчина, вешая полотенце на гвоздь, и обернувшись, обнял сестру:
— Солнышко, пожалуйста, будь осторожней, ради меня.
— Но... — Дара вскинула голову и умолкла под его взглядом. — Обещаю.
— Спасибо, родная, — облегченно выдохнул Карис и добавил:
— Иначе тоже обращусь, и сам буду за тобой присматривать.
— Нет, — Дара вцепилась в его плечи, — никогда больше такого не говори! Только не ты!
— Хорошо, не буду, — уступил Карис, ласково гладя темные кудри.
Дара, чуть повернув голову, потерлась щекой о его ладонь, глаза девушки сверкали расплавленным золотом.
Карис на мгновение замер, заворожённо глядя на неё, а потом, сам не понимая, что творит — припал поцелуем к полуоткрытым губам, бессознательно ожидая укуса или пощечины, но ответом Дары стал такой же пылкий поцелуй...
Так просто, так легко — забыть обо всем, растаяв в золотом сиянии глаз, земляничной нежности губ... nbsp;
Только она... единственная... желанная... его...
СЕСТРА!!
Кариса словно ударило молнией — он отшатнулся от Дары так резко, что едва не упал.
— Ари... — теплый, чуть дрогнувший, бархат её голоса, взгляд с поволокой...
— Прости...
Последние отзвуки шагов Кариса уже давно стихли, а я все еще стояла посреди комнаты, не в силах сдвинуться с места, ощущая на губах его вкус — полынь и мёд...
А если бы Карис не остановился?! Нет, о таком я даже думать не должна!!
Богиня, как такое возможно — я не смогла ответить Лену, и вдруг потеряла голову от поцелуя собственного брата!
Но... всего несколько минут назад вместо брата я видела мужчину — мужчину, который будь все иначе, мог бы стать моим Волком...
Я решительно шагнула к зеркалу, почти срывая с шеи амулет — мне нужно забыть обо всем, что произошло, и я забуду.
Из-за Грани я вернулась далеко за полночь, но несмотря на усталость, сон не шел. В очередной раз повернувшись на другой бок, я с трудом удержалась от соблазна поискать Ари, если не 'волчьим даром', то мысленно, потому, что понимала где, а вернее — с кем он может сейчас быть.
'Хватит маяться', — недовольно рыкнула Тень, погружая меня в чуткую звериную полудрему, исчезнувшую от шороха открывающейся двери.
Войдя в комнату, Ари остановился у занавески, помедлил немного, но прошел не к своей кровати, а к окну.
Мысленно потянувшись к брату, я едва не взвыла от дикой смеси чувств, главными из которых были жгучая боль и презрение к самому себе. Не раздумывая ни мгновения, я переместилась к нему и обняла. Если будет нужно — вцеплюсь когтями, но не отпущу и не позволю наделать глупостей.
Карис сначала окаменел, потом вздрогнув, прижал меня к себе. Я невольно принюхалась, нещадно обзывая себя всеми ругательствами, которые смогла вспомнить, но... не смогла учуять даже намека на женщину. Родной, привычный запах смешивался только с холодноватой свежестью воды, а прядь волос, попавшая мне под щеку, была еще влажной.
Я прильнула к Карису теснее, растворяясь в ритме дыхания, в биении сердца — исцеляя и успокаивая. Сколько мы так простояли — не знаю, но поймав взгляд брата, я вздохнула с облегчением: отчаяние сменилось привычной нежностью.
Теплые губы благодарно коснулись виска — я, убрав руки с его плеч, отступила на шаг, а потом переместилась в свой закуток.
— Добрых снов, братик.
— Добрых снов, сестренка.
Два дня спустя.
— Чтоб чёрт побрал того, кто придумал сундуки! — негромко, но с чувством, донеслось с другой стороны комнаты.
Я, сонно щурясь (вчера мы очень славно, больше половины ночи, бегали с Леном по Тропе), отдёрнула занавеску: Карис, растрёпанный, в одних штанах, рылся в своём сундуке.
— Что опять стряслось? — зевнув, спросила я.
— Доброе утро. Сестрёнка, вот скажи, зачем мне столько одежды? Я тут ничего найти не могу.
— Ох, уж эти мужчины! — вздохнула я и вылезла из кровати. — Что надо-то?
— Рубашку, ту, зелёную, для выступлений. nbsp;Я небрежно поинтересовалась:
— Я её вчера выстирала. В фургонnbsp;е сохнет.
Карис что-то буркнул себе под нос.
— А что я надену?
Я мельком глянула на него:
— Иди, сначала умойся, а одежду я тебе приготовлю.
— Ладно, — Карис озорно улыбнулся и легко перелетел через подоконник прямо во двор.
Загадочно улыбнувшись, я направилась к своему сундуку: когда Ари вернётся, его будет ждать большой сюрприз, правда, раскладывать подарок пришлосьnbsp; добрых десять минут, чтобы не осталось ни одной складочки.
Вернулся Карис прежним путём — через окно.
— Ну, и... — он умолк на полуслове, как только взглянул на собственную кровать.
Я подмигнула ему и отправилась на кухню, за завтраком.
Через десять минут, я, удерживая увесистый поднос на одной руке (память о годах в 'Белом Лисе'), открыла дверьnbsp;Вернулся Карис прежним путём — через окно.
, вошла и ошеломлённо застыла у порога: посередине комнаты, в потоке света, стоял не то что Лерн, а настоящий принц!
Солнечные блики на каштановых волосах, весёлые изумрудные искры в глазах, и улыбка, от которой подкашиваются ноги.
На тёмно-синем шёлке рубашки играет и переливается серебро вышивки: по вороту, рукавам и подолу идут широкие полосы затейливого узора. Да, недаром я два месяца гнулась над пяльцами!
Очнувшись, я добралась до стола, оставила на нём поднос, и подошла поближе.
— Ну, как? — осторожно спросил он.
— У меня просто слов нет! — выдохнула я. — А тебе нравится?
— Дара, чудо моё, спасибо! — Карис подхватил меня и закружил по комнате. Я, счастливо смеясь, взъерошила его чуть влажные, от недавнего умывания, волосы.
— Пусти, у меня сейчас голова закружится!
Карис рассмеялся и осторожно поставил меня на скамью, но рук не разжал. Мне не часто доводилось смотреть на него сверху вниз, скорее наоборот, а искры в зеленых глазах завораживают, манят...
Я резко отпрянула от него, понимая, что ещё чуть, и...
— Готова спорить, что сейчас, при виде тебя в зале разобьётся не меньше двух мисок, — я старалась говорить спокойно, но голос все-таки дрогнул.
— Может, проверим? — глуховато отозвался Карис, опуская меня на пол.
— Конечно.
На этот раз я ошиблась по-настоящему: какие там миски! Айрена, совершенно ошалевшая от одного только взгляда на улыбающегося Кариса, выпустила из рук целый поднос — с завтраком для всей труппы!
Хозяин, сегодня явно вставший не с той ноги, получил прекрасный повод выпустить пар и устроил Айри такую нахлобучку, что вплоть до начала сборов на турнир, все остальные ходили тише воды, ниже травы.
Впрочем, стоило нам выйти на улицу и тут же оказалось, что неприятности только начинаются. Любителей посмотреть на дармовое зрелище сбежалось столько, что все прилегающие к главной площади улицы оказались забиты народом, как корчма посетителями в ярмарочный день.
Для пущего удобства и, чтобы не загромождать площадь фургонами, выступавшим труппам для подготовки отдали целиком ближайший трактир. Как только мы добрались до предназначавшейся нам комнаты, хозяин вдруг стал так усиленно беспокоиться, всё ли в порядке, что от этой заботливости хотелось вылезти в первое же окно.
Ещё немного — и он, наверное, предложил бы лично зашнуровать мне корсаж. Такого я уж точно не стерпела бы, поэтому просто склонилась в поклоне и нежнейшим голоском пропела:
— О, благородный супруг мой, король, — почтенному Шалису в 'Сказании' досталась роль короля Вейтена, дяди Лерна и мужа Эвельды. — Не соблаговолите ли вы пройти на мужскую половину, не дай Богиня, кто-нибудь позарится на вашу корону. Мы как-нибудь сами справимся.
Вся труппа грянула хохотом, хозяин стал пунцовым и поспешно удалился.
Закрепляя на волосах корону, я задумалась о представлении: а если, то, что случилось тогда, повторится? Может, если не вживаться в роль, ничего не будет?
Увы, играть вполсилы я не могла, даже если бы захотела, как и Карис. Лучшим подтверждением этому служила оглушительная тишина, нависшая над площадью во время представления.
Отпивая из кубка, я всё-таки мысленно напомнила себе, что Лерн — на самом деле Ари, и увлекаться не стоит.
Но благоразумие тут же испарилось как утренний туман: его губы — полынь и мёд, горечь и сладость, хмель поцелуя кружит голову, как вино...
Я с трудом отстранилась, пытаясь сообразить, где нахожусь, и что происходит. К счастью, актёрские навыки не подвели: мгновенной растерянности не заметил никто, кроме Кариса.
Я сумела собраться, понимая, что второго провала подряд нам не простят, и дальше всё прошло с таким накалом чувств, что, как потом испуганным шёпотом сказала мне Фелла: 'Я уж думала, вы и вправду умерли'.
Раскланиваясь под громовые раскаты хлопков, я бросила взгляд на ложу Их Высочеств: герцог сидел с отрешённо-задумчивым видом, а его супруга вытирала слёзы обшитым кружевами платочком. Однако, как ни странно, именно это и оказалось нашей ошибкой. Трагическая кончина Лерна и Эвельды слишком потрясла герцогиню Даллиту, и первый приз достался труппе из Раттеи, чья история закончилась не похоронами, а пышной свадьбой.
На почтенного Шалиса, когда он узнал, что мы проиграли, смотреть было страшно: побагровел так, словно напрашивался на сердечный приступ; глаза выпучил, и добрых четверть часа ни слова произнести не мог.
Зато, когда пришёл в себя, закатил целую речь: понёс нас с Ари по кочкам, да так, что у меня от злости в глазах потемнело. Я, уже не соображая, что делаю, рванулась вперёд, но почему-то всё получилось наоборот — я отлетела назад, и очнулась в объятиях Кариса.
— Дара, уймись! — брат мёртвой хваткой сжал мои запястья.
Я прерывисто выдохнула и заморгала, приходя в чувство.
— Что случилось?
— Ты чуть хозяина не убила. Еле удержал. Иди, переоденься, я сам с ним поговорю.
В комнату я влетела, всё ещё кипя от негодования, но там никого не было. Конечно, все до сих пор внимали гневному монологу господина Шалиса, очень удачно сделавшему меня и Кариса козлами отпущения.
Я попыталась распустить шнуровку корсажа, но никак не могла успокоиться, и пальцы неловко путались в скользких шнурках. После нескольких неудачных попыток я плюнула и решила идти прямо в костюме, тем более, что за окном уже вовсю хозяйничали тучи. Я невольно поёжилась: не люблю сырость, значит, нужно поторопиться. Подхватив суму с вещами, я внимательно осмотрела комнату — вроде бы ничего не забыла, и направилась к выходу.
Не успела я сделать и пары шагов, как дверь открылась, и в комнату вошёл Лен с великолепной полностью распустившейся белой розой в руках:
— Поздравляю с победой!
— Лен, какая победа? Ты же видел, первый приз мы не взяли, — я грустно усмехнулась. — Хозяин чуть с ума не сошёл.
— Ну если тебе его так жалко, — ехидно улыбнулся Лен, — давай, я эти пятнадцать золотых сам вам выплачу.
— Что?!!
— Это по деньгам вы проиграли, — уже серьёзно сказал Лен и добавил: — а по мастерству всех остальных наголову обошли. Так что для тебя важнее — деньги или успех?
Я улыбнулась и взяла цветок:
— Может быть, ты и прав. Спасибо. Пойдём?
— Сейчас, только кое-что проверю.
Лен смотрел на меня точно так же, как тогда у ворот, и серые глаза стремительно темнели... Он бережно, но властно притянул меня к себе и поцеловал.
Да, это не полынь и мёд, это — вереск и... кровь, свежая кровь. Я ощутила, как с неистовой силой внутри меня просыпается волчица, и... всё изменилось.
Тёмное, безрассудное желание отравой бурлило в венах, сковывая, подавляя волю и разум. Я отвечала на его поцелуи с такой страстью, которой сама в себе не подозревала. Меня бросало то в жар, то в холод, а в голове билась только одна мысль: 'Здесь! Сейчас! Немедленно! Пришёл Он... Хозяин... Повелитель... Кайе!'
Внезапно Лен резко разомкнул объятия, я протестующе застонала, а очень знакомый голос, где-то в стороне, произнёс:
— Отойди от неё, мерзавец!! — и резкий звук удара.
Угар вожделения словно сдуло ветром, я огляделась и чуть не умерла на месте от стыда.
Посреди комнаты стоял белый от ярости Карис; Лен, уже без туники, (сам снял или я помогла?!! Богиня, точно я!!) медленно поднимался с пола, потирая скулу.
А я... я, непонятно как, оказалась на одном из задвинутых в угол столов, с напрочь расшнурованным корсажем и сдёрнутым с плеч платьем.
'Ну вот, — разочарованно протянула Тень. — А как всё было хорошо!'
'Убью!!! — в голос взвыла я'.
'Кого?'
'Обоих! Серый негодяй! Это же надо — разбудил Волка, догадался, что ты к нему неравнодушна!'
Я, кое-как стянув платье на груди, вне себя от бешенства, соскочила со стола, и подлетела к Лену.
Ярость, охватившая меня, вылилась в оглушительную пощёчину — Лен, только что вставший на ноги, пошатнулся и чуть не упал. Я повернулась к выходу, и едва не рухнула на пол, накрытая волной гнева, исходящей от Тени. Карис вынес меня за дверь на руках и бережно усадил на скамью, укрыв своей курткой:
— Подожди. Я сейчас.
Я прислонилась к стене, дрожа всем телом. Чувствовала я себя просто ужасно, словно с тяжёлого похмелья, (ну, наверное, хотя, напиваться мне ещё ни разу не доводилось). Голоса Лена и Кариса за стеной сливались в смутный гул. Я попыталась применить 'волчий дар', но смогла разобрать только конец разговора.
— Где и когда?
— Завтра в девять. Оружейный зал на Северной. Я предупрежу, чтобы тебя пропустили. До встречи, Ари.
Больше я ничего не слышала, медленно сползая в какое-то тошнотворное беспамятство.
'Что было бы, если бы он не пришёл?!! Но... но... я же сама этого хотела! Я или Тень?!!' Вспышка ярости позволила уйти за Грань. Впервые за долгое время Тень чуть не взяла надо мной верх, и её усмирение забрало все силы без остатка. Пожалуй, никогда раньше мне не приходилось так серьёзно сражаться со своей волчьей половиной.
Не знаю, сколько времени прошло, но, вернувшись в обычный мир, я обнаружила, что лежу на своей кровати, укрытая маминой шалью, а около изголовья, на скамеечке, стоит глиняная кружка. Дотянувшись, я осторожно, чтобы не расплескать, поднесла её к губам: вино с травами.
