Злато в крови

— Вы не забыли о нашей природе, дорогая Ласка? — не выдержав подобного инструктажа, спросила у нее Джесс.

Селина смерила ее ироничным взглядом:

— Высокая госпожа! В полнейшей темноте откажет любое зрение, даже такое необычайное, как наше с вами. Если вы по слепоте и незнанию обстановки похороните всех под камнепадом, выбираться из-под него понадобится суток этак трое. Если вампира сплющит, как лягушку, обрушенным сверху валуном, вновь собрать себя в кучку он сможет лишь через неопределенно долгое время. А индивидуума, застрявшего пробкой в узкой базальтовой расщелине, вполне можно распилить на части виброрезаком и собрать на той стороне, как конструктор, — только он сам, я полагаю, не будет от того в большом восторге. Я стараюсь сэкономить вам время. А если что не так, будем дожидаться, пока мы все не кончим с отличием полугодовые курсы практической спелеологии.

— Да, вот что еще, — продолжала она через некоторое время, деловито засупонивая Ролана в костюм, состоящий, кажется, из одних веревочек с разнообразными хитрыми замками. — Кто-нибудь представляет, как изменяется вампирский суточный цикл во время подземного пребывания? У людей он, по-моему, тридцать шесть часов. И как воздействует солнечный свет, если наверху добрая полумиля каменной толщи?

Но ответа, которого, собственно, мы и не знали, она не получила. Ролан был последним, кто оказался не полностью одет, и когда мы — во всем спортивном — воззрились друг на друга, начались взаимные смешки и указывания пальцами. Махарет, которая снова оказалась самой невозмутимой изо всех, пришлось нас урезонивать.

А потом Селина же прочла нам лекцию. По прибытии на место полагалось двигаться по горизонтальным коридорам легче пера и для этого задействовать даже те мускулы, которые по видимости использовать не нужно. В условно вертикальных — не переходить в свободный полет, а идти врастопырку. Не пересекать подземные потоки по воздуху, если можно пройти вброд. Не использовать натуральную флуоресценцию глаз вместо фонарика. Не получать царапин и не оставлять волос: старый фильм "Гаттака" видели? (Не очень для меня понятно. Можно подумать, в глубине земли нас поджидают агенты противника.) И не издавать воплей, в том числе восторженных.

— Там карстовые пещеры, промытые в чистом мраморе,— пояснила Селина. — В эстетике прямо купаться будем!

С тем мы и отбыли. Почему в полной экипировке, понятно: дыра в земле оказалась всего в получасе лёта. И в семи километрах пешего хода по кривой дорожке. Несколько удивила закрепленная в глубине лаза фасонная круглая решетка с замками по всему периметру: проем и без того скрывали буйные кусты. Ну, замки нам не преграда, и вскоре мы ползли на животе единой связкой, отталкиваясь от каменистой грязи локтями и коленями, — то вниз, то вверх головой, чувствуя себя попеременно свинцовой болванкой и воздушным шариком. Шли в таком порядке: впереди Селина, за ней я, затем Джесс и Махарет, Ролан и замыкающим — Римус.

Насчет свободного полета — то было сугубым юмором, зато "условная вертикаль" оказалась суровой прозой.

— Как тут люди выдерживают? — спросила Джесс мысленно.

— Откуда мне знать? Может, и не выдерживают вовсе, — раздраженно передал я назад.

— А решетка?

— Защита от дурака. Какой-то смертный сунулся, и остались от него хладные кости, — прошипел я вслух.

— Моя сестра ведь тут не проходила, — спросила Махарет нашу головную.

— Ох, ну конечно! — повернулась та. Лицо у нее оказалось порядком вымазано. — Ее личный Дар Очарования такой мощный и такой спонтанный, что многоярусная и бодрая компания, через которую она пробилась, отреагировала на ее проход лишь через два часа с гаком.

Романтики и эстетства не обнаружено было и на дне главной пещеры, куда мы в конце концов попали. Два самых мощных наших фонаря освещали мрачный зал, лучи их, скрещиваясь, терялись в вышине. Под ногами преизрядно хлюпало, так что хотя бы насчет купанья Селина не соврала.

— Мрачновато, высоко и пусто, — слегка поморщился Римус. — Селина, милая, ты уверена?

— Да включите свое ночное зрение, мосье и месдамс, — предложила она всем. — Насчет видения сводов не поручусь, но там вдали за рекой...

— Врата Мории, — торжественно произнес Ролан.

— Ты что читал — Рериха или Толкиена? — спросил я. — А то и вовсе посмотрел хоббитанский фильм в домашнем кинотеатре?

Но он был прав. На другом берегу озера неясно белели огромные колонны с мощной базой, расширяющиеся кверху, подобно сомкнувшимся клыкам доисторического зверя. Никакие створы невозможно было навесить на этот циклопический портал.

— Нам туда, — кивнула Селина. — Можно пешком: вода здесь мелкая, и с прошлого раза никаких осьминогов в ней не завелось.

Только вот мы внезапно почуяли характерный озноб, тупость во всех членах и неотвязную дремоту — предвестие дневного сна. Кое-как пролетели над водой, кучей рухнули на ближайшее сухое место — и конкретно вырубились.

Интерлюдия шестая. Ролан

Я поймал чье-то видение: может быть, снова Грегора, но скорее всего, отражение моего собственного, преломленное в зеркалах чужих снов. Хмурый лес с высоченными стволами, которые внизу опираются на контрфорсы, как в храме. Лесная готика сводов. Могучие нервюры ветвей — оттуда полуденное солнце свешивает полотнища прозрачных боевых стягов. Шелестящий ковер листвы на земле. Среди него на поваленной колонне одного из стволов — Селина и Махарет, обе в камуфляже и обе величавые.

— Я бы могла раздать всю себя этому лесу, — говорит Селина. — На большее меня не хватит, а на меньшее не соглашусь.

— Так, значит, наш отважный римлянин покушался обратить в единый миг целую толпу народа, — с веселым изумлением отвечает Махарет.

— Да, — отвечает Селина, — меня в конце концов образовалось много, как всякого хорошего человека. Такое уж тут время, в нашем Священном Динане. Всё множит, преумножает и приумножает.

— Ваш Динан — чистая фикция. Я еще думала, как могут в одном реальном плане соединиться холодное оружие и компьютер.

— Не скажите: а Япония?

— И то правда, — смеется Махарет. Она совсем другая, чем та, что спит рядом со мной, — нет в ней никакой тревоги, и гордости тоже почти нет.

— В этом сочетании возможного и невозможного — опасность и непредсказуемость тех игр, что играет с нами Время. Его мозаичный узор мы читаем от камня к камню вместо того, чтобы узреть с вышины. Там, куда мы с вами идем, узор закручен в изрядно спутанный клубок — этого приходится остерегаться особо. И подвергая вас теперь мнимой, символической опасности, я оберегаю от настоящей, связанной с обитателями перепутанного времени, абсурдного пространства. Ведь нас не хоронят в тех саркофагах, которые мы увидим завтра: но обращают в пепел и сыплют в воду подземных рек, отдают сыпучей земле горных склонов, чтобы мы стали едино со всем ближним миром и так же легко изменялись, как он. В гробницах же и рядом с ними держат запечатленную память: любимые книги, почетное оружие и инструмент, одеяния... Это наши маяки. Порталы. Мы приходим на зов по нити наших привязанностей.

— Кто это — мы?

— Магистры и легены. Правители и ученые. Странники. И Дети, Играющие Во Всех Временах.

— Так значит, ты и есть такое дитя? Гений этого места?

— Какого места: пещеры? Лэна? Динана? — Селина тоже смеется.— Не претендую нисколько.

— Ну, наш охранитель от неведомых древних призраков. Сил и Властей.

— Вроде того. Вы не представляете себе, какая тут иногда собирается разнообразная кампания! Не такая, бывает, и добрая.

— И в каком обществе может проснуться моя Мехарет...

Глава седьмая. Снова Римус

Зал, открывшийся нам за вратами... Невозможно описать словом это зрелище. Теряющийся в тумане свод: глыбы мрамора, застывшие в виде потеков, разводов, клыков; медузы, что составляют незримо движущуюся гору; занавеси, откинутые нездешним ветром; струны арфы, на которой он некогда играл; резные канделябры в два человеческих роста; коконы блистающей паутины, свисающие из пустоты. Театр подземелья. Сад неведомых богов. Всё исполнено внутренней меры и гармонии — и несоразмерно ни с кем из живущих.

И еще на стенах, как раз посередине, — цепи ниш, белые на коричневом. Отсюда, снизу, ниши похожи на изъязвления в выступающих лентах твердой породы.

— Большой церемониальный зал, — объясняет наша гидесса. — Там, наверху, крипты.

От восторга мы едва помним, зачем сюда явились; кроме, естественно, Махарет. Но и у нее в глазах едва ли не благоговение.

Пол здесь отполирован, вытерт шествием веков; быть может, тысячелетий.

В самом низу тоже редкие низкие арки, грубо отделанные и почти сливающиеся с фоном основной породы. Каждая ведет на свой ярус кенотафов — там, дальше, лестница с широкими и пологими ступенями. Мы поднимаемся.

— Вся беда, что здесь их сотни. Тысячи на разных горизонтах с различными входами, — тихо говорит Селина, приклонясь к Махарет, словно та не в состоянии услышать. — И я... не знаю, какой из этих гробов — мой.

Махарет ничуть не удивляется, зато в душе изумляюсь я.

— Я могу показать те галереи, которые занимали в последнюю очередь, но я не слышу... Я не владею половиной вашего общего сердца, Повелительница. Слушай сама! — говорит ей Селина.

И вот мы идем по ступеням, с одной стороны которых обведенные внутри белым арочные своды, с другой — сходно отделанные проемы, ведущие каждый к своей гробнице. Человеческие руки не столько украсили, сколько подчеркнули уже созданное природой, не навязывая ей своих замыслов. Внутри находятся совсем простые параллелепипеды с плотно пригнанной крышкой без видимой щели. Скамьи или лари. Росписи или орнаменты.

— Слушай, — повторяет Селина. — Я тоже... Там осталось нечто от меня, хотя бы и на волос.

— Вот оно, — Махарет и она сама одновременно стали в проеме, и уже все мы услыхали мощное, сонное биение вампирского сердца.

Здесь казалось чище, чем в других отсеках, и немного теплее. Скамьи и сундуки были сделаны не из обычного известняка, а из дерева, впрочем, по виду подобного самому твердому камню.

— Вот, — чуть усмехнулась Селина, дотрагиваясь до гладкой крышки саркофага. — То, что вы от меня потребовали, сделано. Если у кого имеются сомнения, что перед нами пропавшая сестра, носительница Священной Сущности и Царица Проклятых, пусть открывает крышку сам. Или берет мои слова на веру. Нет желающих? Тогда усядемся вокруг и подумаем, что мы хотим сделать дальше.

— Поднять ее? — спросил Грегор. — Не думаю, что кто-либо на свете сумеет это сделать.

— Лучше оставить ее во сне, пока она не изменит решение, — предложил я. — И наведываться время от времени, как некогда делал я. Ведь Мехарет — законная преемница Акаши, которую я охранял многие столетия подряд, и теперь в полной мере сама стала Той, Кого Должно Оберегать.

— О мой Создатель, — Селина набрала в грудь воздуху, чтобы вздох вышел поглубже. — Ты не представляешь себе, насколько здесь людное место. И насколько...прости за остроту...призрачное. Нет, если без мистики. Сюда же то и дело являются всякие торжественные делегации смертных.

— Здесь имеется еще хотя бы один вход, — сказала Джесс, — которым Мехарет сюда пришла.

— Вход? Да их множество, и некоторые ...м-м.. весьма своеобразны. Строго говоря, их столько, сколько арок на всех горизонтах. И кто только сюда не заглядывает!

— Но они не смогут отодвинуть крышку, если сестра сама не захочет, — добавила Махарет.

— Кто — "они"? Они — это те, кто сотворил зал, аркады и кенотафы, закрыв их от постороннего вторжения. Те, кто позволил нам войти, — подытожила Селина. — Думайте!

Потом она подошла к Махарет и поклонилась:

— Ты убедилась, Повелительница, что я знаю, где. Поверь мне еще раз: в том, что я знаю — как.

Махарет кивнула, не совсем охотно.

Тогда Селина сняла и бросила на пол всё, кроме комбинезона и обуви, которая отчего-то показалась нам средневековой. Выпрямилась, черная, гибкая, повелительная, с распущенной косой. Встала в проеме, лицом ко всем нам, сидящим в ряд на скамьях, позвала:

— Мехарет! Мехарет! Мехарет! Ты наступила на мое сердце!

— Мехарет! Мехарет! Мехарет! Ты купаешься в моем пепле!

— Мехарет! Мехарет! Мехарет! Тебе не мешают мои скрепы и узы?

Крышка чуть пошевельнулась и приподнялась — шов, который рассекал базальтовый монолит, оказался ровно посредине. Мне показалось, что глыба парит на струе теплого воздуха, слегка покачиваясь.

Наверное, все мы шестеро инстинктивно соединили свои Мысленные Дары, чтобы помочь: во всяком случае, у меня до предела напряглись жилы на висках.

Саркофаг разломился пополам, верхняя часть плавно опустилась рядом.

Краем глаза я увидел охапку светло-рыжих волос, такую изобильную, будто она продолжала расти уже после Даяния Темной Крови — или в нынешнем сне.

Мехарет поднималась из гроба — спокойно, мерно, медлительно. Слепо оглянулась по сторонам, будто ее транс всё еще продолжался и она не узнавала никого из нас. Да и мы тоже, пожалуй, едва ее узнали: волосы отросли так, что закрывали не одну спину, а и колени, кожа стала розоватой (кровь с молоком, вспомнил я принятую на родине Ролана похвалу), глаза сияли, как весенняя трава, а не прежний голубоватый изумруд, осанка стала совсем девичьей.

— Что ж ты стала неподвижно, краса моя? Иди ко мне, — поманила ее Селина. — Иди. Пей от меня, сколько сможешь.

Эти слова были как будто выписаны на стене огненными буквами. Господи! Я вспомнил мою прекрасную и желанную врагиню Эвдоксию и ее опрометчивое желание принести себя в жертву прежней Царице Проклятых...Ее ужасную смерть...

Селина взялась рукой за "язычок" молнии и потянула его вниз, открывая высокую шею, длинные ключицы фехтовальщика. Мехарет так же плавно перешагнула через борт саркофага и ступила на пол.

— Ну же, поторопись, — снова заговорила Селина, — и пей. Забирай все мои имена.

Она простерла руки навстречу, и Царица мгновенно очутилась в этом объятии, приникла к обнаженной груди. Женщины опустились наземь, как влюбленные, и рыжеватые волосы почти исчезли под золотыми. Мы услышали двойное биение двух невероятно сильных сердец; два лэнских колокола с подголосками.

Я вскочил, ринулся, но мои руки стиснули с обоих сторон — пожатьем каменной десницы. Махарет и Принц.

— Твоя сестра ее убьет...убивает!

— Разве не в этом суть данных ею обещаний? — холодно спросила Махарет.

— Спокойно, Римус, Селина знает, что делает. Они обе знают, — ответил мне Грегор.

Тем временем облики обеих женщин претерпевали изменения: краски Селины становились бледнее, Мехарет — ярче. Даже волосы участвовали в превращении: на наших глазах Селина стремительно седела. Даже ткань длинного прямого платья Мехарет: его гранатовый цвет стал густым и переливчатым, словно живой пурпур.

Наконец, обе поднялись и стали рядом, не размыкая рук. Вечно юная земная богиня — и старуха. Мало было седины: резкие сухие морщины рассекли лоб, как ножом, прорезали щеки, спустились от носа, ставшего похожим на ястребиный клюв, клещами охватили бледногубый узкий рот. Выцвели брови, набрякли веки, отчего в их разрезе проявилось нечто азиатское. Одни глаза оставались яростно, неукротимо юными, их синева была взята от неба перед самым рассветом. Нет, Селина была не старой. Она была... Древней. Селена, богиня Луны — это имя ей пристало теперь, ибо она была ныне как тонкий прямой клинок, вынутый из пышно украшенных ножен тела. И таков же был ее новый — и прежний — голос. Серебро и сталь, кровь и огонь.