Практика на Лысой горе

— Ну, милая, давай полетаем, — прошептала она и рванула с места прямо в усыпанную звёздами черноту ночи.

В лицо ударил ветер, внутри всё сладко сжалось от вскружившего голову простора и свободы. Хотелось расхохотаться, взмыть ещё выше, покружить над спящим городом и камнем рухнуть к дорогам и мостовым, распугав мелких пакостников, вышедших пошалить в ночное время.

Промчавшись над широкими улицами, Саша свернула к дому Рудольфа. Каким-то образом он умудрялся всё время останавливаться в красивейшем здании с куполом и каменными ребятишками, некогда носившем звании гостиницы 'Европейской'. Потом шло время, гостиница стала меньше, получила другое название и вовсе закрылась. Но Рудольф неизменно находил себе уютненькую комнатку и пил по утрам чай на стареньком балкончике, глядя на проносившиеся внизу машины, и слушал шёпот старого Херсона.

Саша опустилась и огляделась: так, какое-то кафе с непонятной белеющей глыбой у входа, магазины, ага, вот этот спуск! Дом там, значит — нечего задерживаться.

Она резко направилась вперёд, как вдруг послышался оглушительный рык. Сердце ухнуло в пятки, Саша замерла, неверяще глядя, как белая глыба медленно поворачивается в её сторону. Миг — ни следа от бездушного камня. На неё уставился огромный каменный лев. Сел на задние лапы, зевнул, склонил кудлатую голову набок.

'Большой, зараза, — отметила про себя Саша, прикидывая, как бы обойти зверюгу. — И откуда взялся? Ночной страж, что ли?'

За спиной льва вдруг вспыхнул маленький ярко-красный огонёк, ноздрей коснулся запах дыма.

— Куда путь держишь, красавица? — прозвучал приятный мужской голос, от которого, правда, по спине пробежали мурашки.

Саша напряжённо вглядывалась в темноту, но не могла ничего разобрать. Смешок, снова мелькнул огонёк.

'Неужто сам Городовой? — озадаченно подумала Саша. — Но чем я могла привлечь его внимание? На обычных злыдней Городовые внимания не обращают'.

Белая зверюга зычно рыкнула, Саша ойкнула и отшатнулась. На загривок льва легла чья-то рука — ничего не рассмотреть, разве что очертания едва угадываются.

— Не бойся, красавица, он не обидит.

Неутешительное обещание. Может, зверюга и неопасна, но только для своего хозяина. К Городовым Саша относилась с большой, кхм, осторожностью. Существа с огромной властью, отсутствием человеческой памяти и ледяным взглядом. Они слышат голоса всех жителей города, знают, когда прервётся жизнь каждого из них. При этом никогда не угадаешь, о чём думает Городовой. У них нет возраста, нет прошлого, нет слабостей. Точнее только одна — Город.

Саша сообразила, что стоит истуканом, вцепившись в ручку метлы.

— И всё же... — тихо произнесла она, — чем не угодила, уважаемый Городовой?

Смешок. Холодный, но в то же время несколько озадаченный. Миг — вокруг её талии обвились руки, по коже разлился холод.

— Не ты, — хрипло ответил он. — Поговорим лучше.

Они резко взмыли в воздух, Саша взвизгнула и вцепилась в его крепкие плечи. Голова немного закружилась: холод, каменная пыль, во рту появилась странная горечь. Внутри всё сжалось от осознания — обнимавший её настолько далёк от всего человеческого, что страшно и представить.

Однако Городовой не собирался далеко лететь. Опустился на втором этаже кафе, на которое Саша мимолётом взглянула, едва ступив на землю. Усадил за столик, сам сел напротив. Здесь горела миниатюрная магическая лампа, разливая мягкий золотистый свет. Метла, кстати, оказалась в его руках. Он её рассматривал с любопытством, словно особую диковинку. В то время сама Саша уставилась на него: если б издалека увидела, особо бы внимания не обратила. Ну, молодой парень, волосы до плеч, белые-белые. Лицо — миллион таких, только вот ни единой морщинки, ни единой складочки, будто из камня высекли. Черты резкие, но достаточно приятные. Глаза до безобразия светлые, только всмотревшись, можно понять, что радужка светло-светло-серая, а зрачок настолько маленький, что едва разглядишь. Левое ухо проколото — серьга в виде стального якорька, видимо символ портового города. Саша невольно хмыкнула. Вроде Городовой, а пижон.

Он услышал и поднял голову. По спине пробежали мурашки, захотелось отвести взгляд, больно уж дикое ощущение, когда на тебя таращится камень. Только камень — живой. Она глубоко вдохнула:

— Послушайте, а...

Дверка, ведущая на этаж, резка распахнулась, на пороге показался улыбчивый официант. Маленький, едва до локтя Саше. Застыв от изумления, она даже забыла, что хотела спросить. Это ещё что за чудо? По ауре явно из нечисти, но при этом совершенно не зловреден.

— Чего изволите, Данила Александрович? — поинтересовался официант звенящим голосом.

— А сделай нам кофе, — невозмутимо отозвался Городовой и бросил на Сашу пристальный взгляд, — панна злыдня предпочитают с молоком или коньяком?

Саша вышла из ступора и спешно отказалась:

— Нет, благодарю.

— Хорошо, — кивнул Городовой... или как там его назвали — Данила Александрович? Хм, даже так?

Саша чувствовала себя неуютно, но понимала, что сбежать не выйдет. Даже если разговор ей ничего хорошего не принесёт, придётся терпеть. Перечить Городовому — запросто можно вылететь из его владений и больше никогда не появиться.

Он наконец-то отставил метлу, осторожно облокотив её на ажурный балкончик.

— Возможно, я был излишне... стремителен, каюсь, грешен.

Ни капли раскаяния в его голосе Саша не услышала. Только подалась вперёд, стараясь рассмотреть каждую черточку непонятного существа рядом. Первоначальный мандраж прошёл, страх притупился, зато вспыхнуло любопытство. Если б не глаза — вполне мог бы сойти симпатичного, кстати.

— Но меня, как вы понимаете, это не смущает, — продолжил он и усмехнулся, перехватив её взгляд. На миг повисла тишина. Ей стало немного неловко, что поймали как девчонку за таким занятием, однако Городового это совсем не смутило.

— Скажите-ка, панна злыдня, — голос Городового понизился, превратился в шум ветра, — почему за вами идёт заговорённый на кровь след?

Саша вздрогнула. Сразу даже не поняла, что он имеет в виду. Злыднев след, заговорённый на крови, — чрезвычайно мощное заклинание, с которым осмеливаются работать только переступившие вековой рубеж злыдни. Используя свою кровь или того, кто её добровольно отдаст, можно натворить таких дел, что волосы дыбом становятся. При правильно положенном злыдневом следе на конкретное существо, можно легко подчинить его волю и превратить в раба.

Саша нахмурилась. Так, стоп. Она всё же не девочка с первого курса, почувствовала бы хоть что-то. Да и под виевским надзором не осмелились бы. Значит, заклинание наложили не на неё. А ввели в так называемый режим ожидания.

Саша скрипнула зубами.

— Хай йому трясця, — прошипела она, — сильный?

Городовой чуть склонил голову в знак согласия. Светлые глаза неотрывно смотрели на неё.

— У нас не так много злыдней, способных на такую работу. Тонкую, хочу заметить. Но все же звон тревоги пронёсся над городом, уважаемая панна. Поэтому и позвал вас на беседу.

Саша не нашлась что ответить. Да, конечно, Городовой любую чужеродную заразу первым делом учует. Куда там простым магам, пусть даже они обучаются в Полтавском университете или Киевской Академии, или...

Дверь распахнулась, показался официант с подносом, на котором стояли белые чашечки, сахарница, блюдце с конфетами, пузырёк с шоколадом и корицей. Быстро поставил на столик, отвесил забавный поклон. Городовой было потянулся к карману, однако официант нахмурился:

— Нет-нет, Данила Александрович, никаких денег. Ланда обидится.

Городовой удивлённо приподнял бровь, потом усмехнулся и покачал головой.

— Ну, раз сама... Спасибо.

Официант глянул на Сашу, снова поклонился и покинул балкон. Она бездумно протянула руку и взяла чашку. Ланда? Это ещё что такое?

— Не смотрите так, — неожиданно улыбнулся он, — каждое здание имеет свою душу. И нет вины, что этой понравилось название кафе, в котором мы сидим, между прочим.

Некоторое время Саша молчала, но потом не выдержала и хихикнула. Вот уж да. То есть, она знала, что с любым домом можно поговорить, но вот... ещё не приходилось. Кофе, кстати, оказался вкусным.

— Сколько у меня есть времени? — посерьёзнев, спросила она.

Городовой тоже сделал глоток, продолжая сверлить её своим неживым взглядом.

'Интересно, а в постели он тоже камень камнем?' — неожиданно пришла в голову совсем неуместная мысль, которую тут же пришлось погнать поганой метлой.

— Зависит от целей, — внезапно совершенно спокойно ответил он, — если сутки или чуть больше — нестрашно, я заморозил заклятие, хозяин не посмеет перечить праву Городового. Но вот, скажем, неделя — намного хуже. Сам я не удержу, придётся обращаться к Стольному.

Сашу такой ответ устроил. Успеет поговорить с Рудольфом — и назад. С провидца можно струсить и совет, как отделаться от заклятья на крови. Возможно, не сам алгоритм, но хотя бы направление. А Стольный — товарищ серьёзный, к нему лучше не соваться без особой надобности.

— Так что? — поинтересовался Городовой.

— Суток хватит, — твёрдо сказала Саша. — Обещаю, что вечером же сяду на поезд.

Он кивнул, в глазах промелькнуло слабое подобие на огонёк удовлетворённости. Саше вдруг показалось, что Городовой смотрит на неё куда дольше, чем позволено правилами приличия. Она спешно допила кофе.

— Большое спасибо за угощение, — пробормотала и вдруг сообразила, что уже светает.

— На здоровье, — мягко ответил он со странной улыбкой на губах.

Снизу донёсся утробный рык, Саша бросила взгляд на улицу: огромный белый лев уменьшился, улёгся возле клумбы с чернобрывцами почти возле входа в кафе и зевнул. Всего секундное касание солнечного луча — лев застыл снежно-белой статуей.

Саша присвистнула, в ушах прошелестел голос-ветер:

— Я на вас надеюсь, панна злыдня. Не подведите.

Она резко повернула голову и замерла — Городовой исчез.

Глава 3. Восставшие из чар

Осознание, что лежать неудобно, заставило повернуться набок. Попытка провалилась, чем вызвала немалое удивление. Пошевелил рукой — однако: ни ощущений, ни даже лёгких иголочек боли. Резко осознал, что перед глазами тьма и поднять веки нет сил. Мигом затопила паника, захотелось позвать на помощь, только губы, естественно, не дрогнули.

Так, спокойно. Мысленно произнёс заклинание. Его сеть серебристыми ниточками опутала тело, вмиг стало щекотно. Сосредоточившись и собрав все силы в кулак, проговорил про себя его снова, призывая заснувшее тело откинуть путы оцепенения. Некоторое время ничего не выходило. Я произнёс слова освобождения от чар, как изнутри вдруг рванул поток силы, от которого от макушки до пяток пронёсся огонь.

Охнув, я всё же перевернулся и шумно задышал. Чёрт раздери эти приключения за Чумацким Шляхом! Ощущения, будто меня пару раз сбросили с Говерлы. Ладно, неудачное сравнение. Осмотревшись, с удивлением понял, что нахожусь в темноте пространственного кармана. Оттого и самочувствие не из лучших, и кажется, что всё кругом идёт.

Прикрыл глаза и прощупал пространство магическим поисковиком. Справа слабо вспыхнула серебристая молния. Ага, хорошо, выход там.

То, что было под ногами, пружинило и покачивалось. Я поморщился и ускорил шаг. Правда, тут же голова закружилась, и меня ощутимо качнуло. Терпеть не могу эти пространственные штуки. Такое место нигде-ниоткуда. Достаточно удобное, чтобы хранить что-то, но никак не живых мольфаров.

Серебристая молния резко разошлась, и я буквально вывалился из кармана. По глазам ударил жёлтый свет. Ноги подкосились от слабости, лишь чудом успел ухватиться за край какого-то стола. Ноздрей коснулся знакомый запах старых книг, дерева и пыли.

— Андрей! — удивлённо воскликнул кто-то обалдевшим голосом и подхватил меня под локоть крепкой рукой.

Сообразив, что я в библиотеке, а рядом никто иной как Хованец, выдохнул с облегчением.

— Я вас тоже рад видеть.

Собственный голос прозвучал отвратительно: слабо, неразборчиво, словно я набрал полный рот воды. Однако сейчас было немного не до этого. Хованец смотрел на меня так, словно на какое-то чудо.

— Андрей! Андрюха! — Он неожиданно сильно ухватил меня (не думал, что Хованец такой богатырь при его-то росте), как нашалившего котёнка и ощутимо встряхнул: — Что ж ты нас так пугаешь! Живой!

— Я и не собирался помирать, — проворчал я, припоминая события минувших дней и медленно холодея от ужаса. Сколько же времени прошло? И что происходит тут?

Вдруг очень захотелось сесть, можно даже прямо на пол, без газетки. Вид у меня теоретически настолько примятый, что можно не беспокоиться за его презентабельность.

— Ой, что ж я, дурак старый, — пробормотал он, — садись.

Сознание стало куда-то уплывать. Только краем уха слышал, что Хованец говорит по телефону. С кем? А чёрт его знает, но, кажется, с Саввой.

Решив, что если откинусь и закрою глаза, ничего не будет, поэтому тут же выполнил задуманное и... провалился во тьму.

Толчок в плечо заставил вскинуться. Ну, ёлки зелёные! Не дадут поспать! Мне, между прочим, силы нужно хоть немного восстановить!

— Давай-давай, ваше чугайстерство, — усмехнулся Шаленый, — открывай глазоньки, и так уж провалялся десять часов.

Услышанное заставило вскочить, однако Савва уверенным движением вернул меня на место.

— Я сказал, глаза открыть, а не сбежать из лазарета. Лечить буду даже в условиях отчаянного сопротивления. Так что расслабься и получай удовольствие.

Мда. Это он не врёт. Нет зверя хуже университетского лекаря. Особенно, если он из рода злыдней. Хоть Савва ни разу об этом не говорил, но с таким характером никем иным он быть не мог.

— Всё так плохо? — поинтересовался я, и мне тут же сунули в руки стакан с лекарством.

— Пей, — велел он, хмуро оглядывая меня и что-то сосредоточенно прощупывая на магическом уровне. — У тебя, мой друг, истощение, плачевные дела с магическим ресурсом и даже лёгкая простуда.

Он пребольно ткнул меня под рёбра, я охнул и дёрнулся.

— Стоять. — Шаленый снова удержал меня за плечо и продолжил исследование. — Не хлопай ресницами аки нежная дева перед рыцарем — пей.

— Дурацкое сравнение, — заметил я и сделал глоток пахнущего травами зелья. Во рту разлилась горечь, в желудок упал жидкий огонь.

Я отчаянно закашлялся и выругал все лекарские штучки одновременно на русском и украинском, чем вызвал замечание:

— Языки знаешь, а над произношением надо поработать.

— Шли бы вы, пан Шаленый, — просипел я, — в...

— Адрес лучше запиши, — наставительно велел он, встав со стула и направляясь к шкафу с подозрительными склянками. — Теперь ты рассказываешь, во что вляпался, а я готовлю вторую порцию лекарства.

Поняв, что казнь... точнее, лечение отменить нельзя, я шумно выдохнул и принялся излагать историю от начала до конца. Савва оказался на удивление благодарным слушателем, который ни разу не перебил меня. Лишь звон склянок давал понять, что я не один. Когда дошёл до места о нашем с Кириллом решении пройтись по вырубленной в скале тропинке, раздалось скептическое хмыканье и вердикт: