Круги на воде

Олег присвистнул. Такого поворота событий он никак не ожидал.

Первым делом он решил вернуться к киоску с газетами, чтобы купить предыдущий номер газеты. Подбежав к киоску и увидев удивленный взгляд продавца, Олег не стал вдаваться в детали, а просто попросил предыдущий номер.

— Что!? — не сдержал удивления продавец. — Так понравилось!?

— Не то слово! — вдохновенно ответил Олег и, отдав деньги, так же бегом направился обратно в облюбованный дворик. Статью о Палине он нашел быстро. И сердце его чуть не остановилось — название статьи гласило: "Черное Солнце Востока".

Олег почувствовал, что ладони от волнения стали у него мокрыми, отчего края газет насквозь пропитались его потом и напоминали лохмотья. Попытавшись взять себя в руки, Олег начал читать.

"Уважаемый читатель. Беда постучала в двери наших домов. В поселке секта!"

Олег пробежал наспех глазами вступление, которое вкратце объясняло особо непонятливым, что такое секта и чем она опасна иудаизму, а также представляло читателям демоническую личность дедова фронтового товарища, который, судя по статье, на фронте не воевал, а занимался лишь тем, что выдавал евреев-однополчан фашистам, и остановился внимательнее уже на истории "Черного Солнца Востока".

"Черное Солнце Востока" — таинственная и зловещая секта, ведущая свое начало из темного средневековья. Впервые секта упоминается еще в инквизиционных книгах, где она названа "сговором дьяволопоклонников". В 1596 году аббат Саминьон издал первый труд, посвященный деятельности организации, в котором изложил ее основные цели и задачи. Судя по писания этого святого пастыря от христианства секта в качестве основной своей задачи ставило, как это не странно, но в тоже время и еще более подозрительно, не расширение сферы своего влияния с целью приведения людей к богу, а борьбу с другой организацией, именуемой во французских средневековых хрониках как "trifonctionnelle", что означает "трифункциональный", или "трёхчастный". В то же время, в английских хрониках организация была известна как "Three Circles", что в переводе на русский означает "Три Круга", а в немецких — "Wirkungskreis" — "Круг Деятельности".

Отвечая на вопрос, почему первая секта боролась против второй, аббат Саминьон пишет, что борьба шла ввиду наличия некой книги, в которой, якобы, были изложены тайны, уму человеческому неподвластные. Книга изначально принадлежала "Черному Солнца Востока", которое считалось ее хранителем испокон веков. Но вторая организация прилагала все усилия, чтобы заполучить книгу себе.

В девятнадцатом веке оба общества появились в России. Но если первая сохранила свое первоначальное название — "Черное Солнце Востока", то вторая получила название на русский манер — "Трехкружия".

Сразу оговоримся, дорогой читатель, что редакция "Сим Шалом" считает вышеизложенную фактуру чистым вымыслом недалеких средневековых умов. Но не отрицает наличие сект. Но как мы, благочестивые иудеи, верующие в Талмуд и Ветхий завет, может поверить в сказки о том, что есть книга более великая и таинственная, нежели наше Писание!?

Но вернемся к истории.

Итак, в начале девятнадцатого века обе секты пустили корни на русской почве. Но если про "Черное Солнце Востока" можно с уверенностью сказать, что ее деятельность хоть как-то прослеживалась, то подобного никак нельзя заявить о "Трехкружии". Ее словно бы и не было — до такой степени секта была засекречена своими же членами.

Что же касается "Черного Солнца Востока", то деятельность данной организации не была секретом для некоторых кругов российского, а потом и советского общества. Имеются ввиду, конечно же, спецслужбы.

Так, в тридцатые годы прошлого столетия по некоторым данным ОГПУ принимало активное участие в борьбе двух сект, но все материалы на эту тему, естественно, засекречены. Однако известно, что в тысяча девятьсот тридцать восьмом году некими сотрудниками сталинской охранки из Ленинграда была вывезена гражданка Львова Н.С., которая, по некоторым данным, являлась главой "Черного Солнца Востока" в тот период. В дальнейшем Львова была чуть ли не личным медиумом Сталина, хотя, опять же, точных данных на этот счет нет".

Олег прервал чтение. Он сидел на скамейке и был не в силах пошевелиться, не веря, что подобное возможно. В голове тут же всплыл странный сон, в котором он был в жалкой квартире в пятиэтажке на окраине города. Но ведь это был только сон... А Жмыхов? Он-то уж точно сном не был. Сознание Олега отказывалось воспринимать прочитанное. Этого просто не могло быть. Если название сект он позаимствовал из реальной жизни, то борьба за книгу и Львова были чистым его вымыслом. И вот, теперь он читал, что это вовсе не вымысел, а самая реальная из всех реальных реальность.

Собравшись, как смог, с мыслями, Олег дочитал статью до конца. Но ничего больше в ней не обнаружил, кроме проклятий в адрес обеих сект со стороны иудейской общественности Малаховки и примкнувших к ним сочувствующих.

За чтением Олег не заметил, что все это время за ним наблюдал невзрачного вида мужичок, который увязался за ним с самого начала, как только он вышел из дома...

* * *

Смолин сидел в своем кабинете и напряженно думал. Теперь все вставало на свои места. "Трехкружие" было всего лишь прикрытием, одной из организаций, созданной, возможно, опять же для отвлечения внимания органов, разведкой какого-то западного государства. А как иначе объяснить иностранные слова на обратной стороне фотографии, да и саму фотографию, сделанную явно не в Союзе? Видимо, Глеб что-то раскопал, но не был полностью уверен, а потому и молчал. А что касается фотографии, то на ней, видимо, был изображен его, Смолина, двойник...

Как фотография попала к Локиеву? Скорее всего, ее передал Глебу один из перешедших на советскую сторону шпионов, давая понять, заодно, и что такое "Трехкружие". Значит его, Смолина, хотели втянуть в какую-то игру, использовать двойника...

Так рассуждал Юрий Андреевич Смолин, которому казалось, что зацепка найдена. Он снова покрутил снимок в руках. И вдруг сознание его пронзила еще одна мысль, показавшаяся ему не менее верной, чем предыдущая догадка: а если это месть этой сволочи с Лубянки? Он же грозился! Грозил добраться и до Глеба. От них-то можно ждать чего угодно — это Смолин понимал очень хорошо. А если еще и дано указание сверху... Уж больно легко он отделался.

Но оставалась еще и третья версия — "Трехкружие" реально существующая мистическая организация, которая снова дала о себе знать, прислав очередную "черную метку". И ведь именно на этом настаивает Новиков...

Фотография лежала перед ним на столе. Юрий Андреевич взял ее, покрутил в руках, посмотрев на изображение под разными углами, но ничего принципиально нового для себя не обнаружил. Ясно было оно — никакого отношения к советской реальности она не имеет.

Прежде чем давать ход делу Смолин решил посоветоваться сначала с Новиковым, а потом и с еще одним человеком, которого знал давно и доверял которому полностью.

В больницу к Новикову его не пустили, сославшись на то, что Смолин пришел в неурочное время и часы приема уже закончились. Заявлять, что он сотрудник органов Смолин решил неверным в данной ситуации, так как чем меньше он будет "светиться", тем меньше подозрений будет вызывать, если эти подозрения вообще у кого-то есть. А если их и нет, то, в любом случае, осторожность не помешает.

Попрощавшись, он вышел из больницы и направился на телеграф, чтобы сделать звонок. Звонить человеку, с которым он хотел встретиться из кабинета или из дома он не хотел, так как об этом звонке тут же стало бы известно его возможным врагам с Лубянки.

Придав своему голосу хрипоцы, Смолин набрал номер.

— Вас слушают, — раздалось в трубке.

— Алло? Федотыч, ты? — прохрипел в трубку Юрий Андреевич.

— Вы ошиблись номером, товарищ, — ответил ему абонент и повесил трубку.

Вздохнув с облегчением, Смолин положил трубку на аппарат и вышел из кабинки для переговоров. Все было в порядке.

* * *

Капитан Жмыхов обливаясь потом почти бежал по улице, стараясь как можно быстрее добраться до своего опорного пункта. Факты, полученные у Смолина не оставляли ему времени для размышлений. Он был почти наверняка уверен, что, раскрыл эту кражу и что самое удивительное, вор сам себя выдал.

"Тянет, тянет ведь гадов на место преступления, — рассуждал он про себя, смахивая крупные капли пота, катящиеся со лба. — Не идут туда, так думают".

Мысль о том, что к преступлению причастен этот странный молодой человек, вселившийся в квартиру своего деда, посетила его сразу же, как только Олег поинтересовался у него насчет краж, да не просто краж, а краж книг! Логического объяснения этому поступку Жмыхов найти не мог, сам не понимая, как так могло получиться. Единственное, что ему приходило в голову — Олег был новичком на ниве домушничества, а потому и провалился как последний лох.

Но прежде чем выдвигать подозрения, Жмыхов решил все же утвердиться в своих догадках. Никакого конкретного плана действий у него не было, и первым делом он решил навести справки об этом Олеге Крите.

Крит, ясно дело, был литературным псевдонимом Олега, о чем Жмыхов прекрасно знал, так как его, Жмыхова, родной брат был страстным поклонником творчества Олега и любил в узком кругу порассуждать на окололитературные темы. Во время одной из таких бесед за бутылкой водки где-то год назад на тесной кухоньке Жмыхова, брат и поведал ему, что настоящая фамилия Олега — Вязенский.

— Это как у дворян, что ли? — пьяно поинтересовался Жмыхов у брата.

— Что значит как? — оскорбился брат за милого сердцу писателя.

— В смысле? — не понял капитан.

— В прямом, дурик! — брат хлопнул Жмыхова по плечу. — Потомок он этих самых Вязенских, понимаешь?

— Да ты чо? — Жмыхов удивился, хотя, откровенно говоря, никакого удивления от себя он не ожидал.

— Чо, чо! Деревня! — вдруг взорвался жмыховский брат. — Через плечо! Ты хоть книжку в руки возьми! Идиот!

Такого капитан стерпеть не мог, а потому со всей силы двинул родственнику в ухо, от чего тот повалился на пол и замер в ожидании дальнейший побоев. Но Жмыхов брата пожалел, бить не стал, а лишь пнул один раз ногой ему в бок, словно бил по футбольному мячу, перешагнул через тело и пошел спать.

Ничего удивительного в этой сцене не было, ибо с самого раннего детства между братьями Жмыховыми имела место борьба, вызванная сугубо биологическими причинами. Дело в том, что мать Жмыховых, женщина интеллигентная и воспитанная, вопреки воле своих ученых родителей в восемнадцать лет выскочила замуж за человека, к которому многие и просто так-то подходить не решались. Звали его Колька Жмыхов. Был он известен как отъявленный хулиган и держал своим стальным кулаком весь район, в котором проживал. Любовь возникла ниоткуда, но привела Кольку и его юную избранницу прямиком в ЗАГС, так как у беременности невесты срок был уже около двух месяцев.

— Согласны ли вы... — безо всякого интереса спросила толстая тетка с густонапомаженными губами у брачующихся.

— Да, — гаркнул Колька, который с самого утра ждал лишь одного момента — отмечания свадьбы в кафе "Рябинушка", которое по такому случаю сняли родители невесты.

— Согласна, — робко подтвердила свое решение сама невеста, поправив на носу очки в толстой оправе.

— Объявляю вас мужем и женой! Почти угасшим голосом объявила тетка и сладко зевнула.

А потом родились дети: сначала первый, а потом и второй сын.

Первый был в отца, что стало ясно с первых же дней его жизни. Лик он имел грубый, орал как-то сипато и по всему было видно, что вырастет он самцом стопроцентным.

Второй же, когда был привезен домой и распеленован, чуть было не загремел прямиком в детский дом.

— Это что? — Колька в недоумении смотрел на пищащее существо.

— Сынок наш! — боязливо ответила жена, предчувствуя недоброе.

— Сынок? — нехорошо протянул Жмыхов-отец. — Сынка ты в первый раз принесла...

Жена хотела что-то вставить, но Колька пресек эту попытку, замахнувшись на нее своим здоровым кулаком.

— Чей сын? — вдруг заорал он.

— Твой, Коленька, твой! — затрепетала бедная женщина.

— Мой сын вон! — выкрикнул Колька, указывая в сторону старшего ребенка, игравшего в тот момент с гантелями, весом чуть ли ни с него самого.

Утихомириволи Кольку всем семейством. Выпив изрядно водки, он, в конце концов, признал свое отцовство, но в сторону люльки с младенцем смотрел все равно настороженно и даже с опаской.

С тех пор так и повелось: старший брат был все больше при отце, а младшим занималась мать. Старший рос грубоватым мужланом, а младший — тихим агнцем, смирным и интеллигентным. Старший, повзрослев, пошел служить в милицию, а младший, закончив философский факультет, пристроился младшим научным сотрудником в системе Академии наук.

Добравшись до рабочего места, капитан Жмыхов жадно выпил пол графина кипяченой воды, плюхнулся в свое кресло и задумался. Затем поднял трубку и набрал номер:

— Здорова! — поприветствовал капитан собеседника. — Давай дуй ко мне. Чего? Ср..л я на твою работу, философ херов. Быстро!!!

Брат приехал через пол часа. Робко поклонился и получив дозволение пойти в кабинет, уселся на стул, предназначенный для нарушителей порядка.

— Дело есть, Костян, — начал Жмыхов без всякой лирики. — Расскажи как ты мне, брат, про Крита.

— В Грецию решил съездить отдохнуть? — участливо спросил Константин.

— Чего? Какая Греция? — повысил голос Жмыхов. — Чего несешь?

— Только не Крита, а Крит правильно, — с улыбкой добавил Константин.

— Слушай, Сократ недоделанный, еще одна такая выходка и начну бить. Понял? — Старший брат угрожающе навис над столом, так, что тот захрустел, грозя развалиться.

— Понял, — послушно кивнул младший.

— Давай, выкладывай все, что знаешь про писаку этого, Крита, он же Вязенский.

"Ишь, писатель, а кликуха как у киллера какого-то, — подумал про себя капитан. — Ничего, разберемся...".

* * *

Бездействие выводило Дольскую из себя. Отсутствие Книги лишало ее возможности продвигаться вперед. Пророчество сбылось, там, в тысяча девятьсот тридцать восьмом году. Но здесь, в две тысячи восьмом она оказалась запертой в четырех стенах однокомнатной квартирки, не имея никакой возможности выполнить то, ради чего все и было затеяно. Зимой тридцать восьмого все выглядело великолепно — главный враг был повержен, а книга оказалась у нее в руках. Но теперь Дольскую начинали терзать сомнения: а все ли было так, как ей казалось?... Или где-то была допущена ошибка? И главное — куда подевалась Книга?

После пары дней в пребывания в квартире Марченко и знакомства с членами "Трехкружия" образца две тысячи восьмого года Дольская окончательно пришла к выводу, что в звене событий, прошедших за семьдесят лет, был очевидный сбой. Именно он привел к потере главного компонента — Книги — став препятствием для осуществления третей части пророчества...

История повторялась. Книга исчезла также таинственно, как и тогда, в начале девятнадцатого века. Лишь чудом в двадцатые, в послереволюционной неразберихе они вышли на Львову. И вот теперь след книги снова потерян.