На_ощупь

"Это вам не водка, это спирт. Крепкий же ты, Юрец" — отметил я про себя.

Вороты были распахнуты настежь, забор отсутствовал, как таковой. Отделения больницы, разделенной на корпуса, были разбросаны по территории без какого-либо порядка. Справа от нас — терапевтическое отделение, следом за ним — травматология. Где-то двери были настежь открыты, рамы выворочены живьем, а где-то даже стекла целы, и ни одного разбитого. Дороги и аллеи, что бесконечными гладкими кривыми вились по территории, были устелены мусором. Сырость вкупе с прохладой превратили опавшую листву в гнилую кашу, отчего в воздухе висел терпкий, немного кисловатый запах, как если бы глубокой осенью ты забрался в парк после дождя. Каштаны, клены, перезревшая облепиха, едва уловимый дым от костра, которого тут не было, и быть не могло — вот чем для меня пахло в этом парке. Я поежился, ощутив себя посреди настоящей глубокой осени с ее дождями, злыми северными ветрами и ранними туманами. Как мне показалось, тут намного сырее, чем возле торгового центра или же возле нашего дома. В чем причина? Снова фокусы с пространством и временем?

Где-то в кустах громко каркнула ворона, как мне показалось. Я тут же мотнул лампой в сторону звука и увидал перед собой лишь огромный ствол дерева, покрытые заскорузлым слоем плесени, зеленого мха и налета.

Внезапно с ужасным свистящим звуком что-то врезалось в дерево и звонко отскочило, отчего клён — насколько я успел разобрать по узору листьев под ногами — зазвенел, вызвав в голове ужасную боль, разрывающую черепную коробку изнутри. Катерина и Юлька тут же визгнули и повалились на колени, силясь зажать головы руками. Бесполезно. Зубодробящий звук пробирался сквозь кожу, скользил по внутренностям, выкручивал кишки и, казалось, срывал живьем кожу. Перед глазами поплыли круги. Сразу вспомнилось, как в детстве я по глупости забрался в старую железную бочку, и как кто-то железкой стукнул по круглому боку. Искры из глаз у меня тогда сыпались несколько дней. Здесь бы живым остаться.

— Это та самая тварь! — превозмогаю ужасную боль, крикнул Юрка и следом повалился на землю, успев сдвинуть ПНВ набекрень. Мы, как куклы, которым подрезали нити, повалились без чувств на сырую землю.

Вслед за скрежетом и свистом раздался звук, подобный бьющемуся стеклу. На пару секунд я зажмурился, затем совладав с собой, поднял голову от земли, махнул лампой сначала направо, затем налево. Туман, возникший из ниоткуда, застилал глаза, отчего разглядеть хоть что-то в этом однотонном мире стало еще труднее. Но я не сдавался, на четвереньках прополз несколько метров, пока не уткнулся рукой в свернувшуюся калачиком Машку.

— Живая? — едва слышно спросил я, стоило приступу боли утихнуть на мгновение.

Девушка не ответила, а лишь немного дернула головой.

— Держись, — я взялся за ее ладонь. Девушку бил озноб. — Я засек тварь.

И я не врал. Непонятно как, но я почувствовал животный взгляд, резко перекатился по мокрой листве, прижался спиной к стволу и вытянул лампу перед собой.

В нескольких метрах от земли, на толстом суку того самого клена, широко расставив крылья, и нахохлившись, как разъяренный тетерев, сидела громадная черная ворона, величиной с нашего Умку. Казалось, что она была соткана изо льда, стекла и камня. Крылья ее блестели, словно черная полированная сталь, а безжизненные мутные глаза застыли на одном месте, уставившись в самую верхнюю точку неба. Когти твари, походившие на огромные куски черного, ломкого угля, глубоко вонзились в гнилой сук, отчего закрадывалось мнение, что стоит птице сжать мощные лапы, и от ветки останется лишь пыль, да труха. То же самое птица может сотворить и с нашими обездвиженными телами, раздробив кости, словно тонкий хворост. Расправив полутораметровые крылья, ворона дернулась вдруг, наконец, глянула на меня и протяжно каркнула.

"Чего же ты каркаешь, сука чумазая" — зажмурился я, предчувствуя новую волну боли и зубного скрежета.

Кровь в жилах мгновенно похолодела, вызывая спазмы по всему онемевшему телу, руки мелко-мелко затряслись, лампа грохнулась мне на колени, а из пересохшей глотки вырвался истошный, полный безысходности и разочарования крик. В мой разум начал забираться туман, но сил, чтобы подняться и убежать, совсем не осталось. Я был по-настоящему, до предела выжат.

Мгновение спустя черная глыба встрепенулась, и из крыльев полетели черные, как ночь, и прочные, как сталь, перья. Одно из них воткнулось в ствол чуть выше моего локтя, другое больно процарапало бедро и пригвоздило и без того дырявую штанину к земле. Третье перо насквозь пробило ботинок. Тут же горячая кровь обдала жаром всю ступню.

— Как удивительно тепло, — теряя сознание, пробормотал я. — Я почти умер.

— Макс! — вдруг померещился мне крик лучшего друга Лехи. Через секунду хлопнул пистолетный выстрел. Боль стала отступать.

"Мозг, какого хрена ты меня обманываешь" — успел только задуматься я, прежде чем сознание мое погасло.

* * *

Каркающая в небесах птица и сквозняк, стелящийся по земле ледяной гадюкой, за шиворот выдернули меня из бессознательности в реальность. Я открыл глаза. Передо мной было черным-черно, но не потому, что мы в изнанке мира, а потому, что кто-то натянул мне мешок на голову. Казалось, он даже не позаботился о том, чтобы вытрясти из него все то, что было там раньше. Я чувствовал, как торчит из волос солома, как больно она впивается в кожу, будто мелкие-мелкие стрелы-иголки, наконечники которых смазаны ядом. Казалось, сухие стебли росли прямо из ткани, острыми концами до боли врезаясь мне в мозг. Настолько глубоко и плотно они вцепились в мешковину. Руки за спиной были крепко-накрепко связаны, ноги вплоть до колен туго стянуты какой-то вонючей веревкой, отчего ступни намертво затекли и онемели.

— Эй! Есть кто! — крикнул я осторожно.

И только эхо вернулось мне в ответ.

"Нужно как-то выбираться" — решил я тут же и постарался подняться.

Прошло достаточно времени, пока наконец-то я не встал на ноги, опираясь локтями о сырую липкую землю. Правая нога немного покалывала, будто в ней застряла небольшая рыбья кость. Абсурдно, но это было первое, что пришло мне в голову. Сильный ветер, которого не было тут доселе, трепал ветки на том самом дереве, не церемонился, украдкой забирался мне под кофту, норовя цапнуть, сожрать, сгрызть. Сделав пару неуклюжих шагов, я ничком рухнул на влажную землю, стукнувшись громко и больно коленкой о знакомую фляжку, смятую, словно лист бумаги. Тревожные мысли заставили меня поежиться.

— Черт подери! Как же больно! Юрка, где ты! Маша! Юль! Илья! Ребята, вы где? — выругался я в сердцах. Затем выдохнул и продолжил. — Эй! Помогите! Меня кто-нибудь слышит?

Слова прозвучали до неузнаваемости хрипло, будто я страдал бронхитом или астмой.

"И долго я тут на холодной земле провалялся?" — подумал я и снова услышал гадкое карканье. По ту сторону мешковины зажегся свет. Я на минуту перестал дышать.

Громкий птичий ор неподалеку не прекращался, и если прислушаться, отличался безумной кристальной чистотой и мелодичностью. Редкой природы звук в непонятном месте и непонятно отчего поднимал в моем разуме волну разношерстных мыслей, воспоминаний и образов. Мне мерещились странные люди в светящихся масках и длинных плащах, горький до одури спирт, острые стрелы и черные длинные перья, громадный, как волк, наркоз, белоснежная стена, уходящая за облака и необыкновенно реальный — на губах — вкус крови вкупе с солью, воспоминанием насквозь прожигающий язык. Все это сумбурно вверх ногами всплывало и пропадало, не успев осознанно осесть на дне восприятия. Мысли путались и рвались, завязывались и исчезали. Разум был не в силах собрать и выстроить все эти образы в единый логический ряд, он растерялся. Глаза закрылись сами собой, желая прекратить поток, хлынувший снаружи в голову. Я снова потерял сознание.

— У него жар, — вынырнув снова в реальность, я услышал подле себя голос Машки.

— Кровь остановили? — интересовалась Катерина. — В ботинок лужа почти набежала.

— Вроде бы остановили! — едва не разрыдалась Машка. — Тут же ни хрена не видно! А я тебе не врач!

— Юрка! — вдруг скомандовала Катерина. — Убери из-под головы у него этот мешок. Где ты его нашел? Он же из грязи слеплен! Смотри, как Ключ ворочается!

— Я здесь, ребята, — с огромным трудом у меня получилось выдавить из себя пару слов. Язык во рту, казалось, распух, увеличился в несколько раз, а нёбо горело и саднило, будто туда кто высыпал пару совков раскаленных углей.

— Живой! — воскликнул Илья, стукнув меня по плечу.

"И почудится же" — мелькнуло что-то в глубине моего просыпающегося сознания и тут же растворилось, стоило мне открыть рот.

— Руки, — я постарался подняться, опереться, но они были связаны.

— Это ты буянить начал, нам пришлось, — виновато буркнул Юрка. — Так бы и себя и нас покалечил...

И одним отточенным движением он рассек пластиковую стяжку у меня за спиной.

— Осторожней, — пискнула Машка, завидев, как опасно орудует своим оружием Юрка.

— Дык, — возмутился бородач. — Я же лезвием, аккуратненько.

— Лампа? — осторожно прошептал я, потирая запястья.

— Це-ла-я, — довольно чеканя слоги, успокоил меня Илья.

— Попить даст кто?

— Ты уже напился! — хохотнул Юрка. — Весь спирт до капли вылакал! Даже не поморщился.

— Я не помню.

— А птицу помнишь? — вдруг спросила у меня Катерина.

— Птицу? — я попытался привести мысли в порядок и постараться отличить реальность от больной фантазии. — Птицу помню. Была такая. Черная, здоровая...

Юрка принялся энергично кивать, расхаживать из стороны в сторону возле кустов и разглагольствовать:

— Я же говорил! Только мне стоило прицелиться, выстрелить, галка чихвостая и упорхнула с веточки. Ты, брат, еще за пару минут до моей атаки отключился. Только лампа грохнулась о землю, покатилась, тут-то птица и попала целиком в пятно света, я ее и попытался угробить.

Юрка присел на корточки подле меня, сцепив пальцы перед собой в замок:

— А вот эти, — он махнул головой на Катерину. — Мне не верят, мол, никакой птицы не было, что просто все мы сознание потеряли, и баста. А я ж ее, суку пернатую, вот как тебя сейчас видел. Ни одного осколка не нашел потом, будто испарились перья-то ее.

— Все целы? — тревожно спросил я, вспомнив о тех острых кинжалах, что метнула в нас птица.

Ступня противно заныла, словно по команде.

— Почти, — как-то тихо сказала Юлик по соседству, а Юрка принялся копошиться в бороде, уставившись куда-то мне за спину.

— Васька мертв, — тяжело выдохнул Юрка спустя долгую паузу. — Открытая рана в груди, порвана артерия, умер почти сразу. Пусть земля ему будет...

— Пусть земля ему будет пухом, — с некой грустью неуверенно прохрипел я.

Не знал я этого Ваську совсем, а потому и не могу тут из себя строить убитого горем товарища. Да, жалко мужика, но остальные же наши целы, так что не время сопли по рукавам размазывать. У нас на хвосте свора мелких тварей висит. Неизвестно, сколько я тут в отключке провалялся. О чем я тут же и не преминул спросить, закончив траурное молчание.

— Сколько я отсутствовал? — я поднялся на ноги, держась за ствол дерева.

— Минут пять-семь, не больше, — ответила мне Машка.

— Наркозов слышно?

— Пока нет, — ответил мне Андрей, все это время стоящий чуть поодаль. — И не видно. В ПНВ — одни развалины, но не исключено, что твари попросту не решились идти через больничку, испугались вроде как. И поджидают нас возле другого выхода.

— Они умеют бояться?! — с неподдельным ужасом снова принялся расспрашивать Илья, как он это любит. — Быть может, схватим эту жар-птицу, вырвем пару перьев из хвоста, да почикаем наркозов на запчасти, а?

И тут же Илья начал скакать перед нами, словно маленький ребенок.

"С катушек слетает?" — заметил я про себя, уставившись на гарцующего товарища.

— Отличная идея, — механически ответила Катерина. — Двигаемся.

— Я теперь не такой быстрый, — сказал я и попытался сделать шаг, перенеся вес на здоровую — правую — ногу.

К моему удивлению, пробитая нога совсем перестала ныть.

"Твою мать, что за чертовщина" — подумал я, напрягая мышцы в ступне, и не почувствовал боли. Ни капли, ни грамма, как будто нога была совершенно цела, здорова и исправна.

Аккуратно, чересчур осторожно я поставил раненую конечность на землю, перенес вес тела на левую сторону: совсем никакой отрицательной реакции и теперь.

"Приятная чертовщина" — согласился я внутренне со странностями.

И тут же к нескрываемому удивлению спутников показательно подпрыгнул и приземлился на больную ногу.

Машка замерла, Юрка ухватился за бороду, а Катерина, что уже собиралась верещать о том, что же я такого вытворяю, беззвучно ойкнула и закрыла рот.

— Дай посмотрю, — тут же подскочил ко мне Илья, стоило мне стянуть ботинок и расчехлить ступню от носка.

На месте ранения осталась лишь крохотная капиллярная звездочка, ни шрама, ни рваных тканей и разодранных мышц.

Ничего.

— Чем дальше в лес, тем чудесатей лоси? — улыбнулся Илья.

— Сам в шоке, — пробормотал я, натягивая дырявый носок.

— Мы предупреждали, что тут все шиворот-навыворот, — подхватила меня под руку Юлик, стоило мне зашнуровать ботинок. — Хватит яйца мять, пошли.

— Только после вас, — ответил я, освещая девушке дорогу светом зрячего.

Машка подобралась сзади и схватила меня за предплечье.

Под ногами проскочил волосатый зубастый зверь по кличке Умка.

"Ни на метр не отходит, ты погляди" — успел подумать я и о Машке, и о псе.

И дружным строем мы двинули дальше сквозь темный мир.

Я не оборачивался, я просто шел все вперед и вперед. И причиной была не темнота, в которой ни черта не видно, бреди там за спиной кто страшный и зубастый, нет. Спинным мозгом я продолжал ощущать меж лопаток взгляд той самой черной птицы и, кажется, слышал неуловимую, почти не слышную сейчас за треском веток и кустов, птичью песню, сводящую с ума.

"Нужно скорее убраться отсюда. Живее!" — мысленно подгонял я себя.

* * *

Наркоз в холке был меньше метра, совсем щуплый, костлявый, будто пузырь, натянутый поверх деревянного каркаса, отчего был почти незаметен, сидя вот так вот по-хозяйски на крыше автозаправки между двумя ржавыми прожекторами. Рядом, почти упираясь локтями в голову мелкому монстру, недвижимо стоял его новый компаньон и союзник. Союзник ничем не был похож на мерзкого, противного до тошноты зрячего, а был почти копией тех самых пришельцев, которых они и поджидают который час.

— Ты гарантировал, что они пройдут здесь, — проведя коротким когтем по железному листу с противным скрипом, не то спросил, не то констатировал наркоз.

— Брын, — доброжелательно ответил зрячий, но глазами был готов сожрать мелкого заносчивого зверя. — Если я обещал, то они пройдут. Наберись терпения.

— Полные карманы, дружище, — вздохнул совсем по-человечески Брын. — Полные карманы терпения.

— А вот и птичка, — радостно сказал зрячий, уставившись в небеса.