— Пожалуй, мне все же стоило купить штуцер, — вслух подумал я.
— Это не поможет. Говорят, что однажды ночью тот леопард вошел в дом, где спали паломники, схватил одного и вытащил наружу, не разбудив никого из остальных. Вы только представьте себе. Вот это хищник!
Я представил, и у меня по спине пробежал холодок. Ялмар отложил газету и наклонился ко мне.
— А все эти крупнокалиберные монстры — они для богатых бездельников и тупиц, способных стрелять только в тех зверей, которые сами на них бросаются. Это не охотники, — Шмидт брезгливо поморщился, — это артиллеристы... Ствол побольше, шум погромче. Настоящий охотник не нуждается в этих пушках, даже слона элементарно можно убить из обычной армейской винтовки с пулей в две восьмых дюйма. Главное знать, куда стрелять...
Он нервно облизнул губы.
— Настоящий охотник побеждает не силой, а хладнокровным планированием и решительностью. Он все предусматривает заранее, тщательно выслеживает цель и в нужный момент наносит удар. Один удар. Только один... И побеждает. Всегда.
— У вас солидный опыт... — меня поразил напор его речи.
— Да. 341 слон, 78 носорогов, 173...
— Вы что, всех так точно подсчитываете?
Шмидт достал из кармана потертый блокнот в кожаной обложке.
— Здесь все они записаны. До единого. Отдельно те — кому удалось уйти. Но таких намного меньше... Я не люблю проигрывать.
Он вновь усмехнулся.
— Вы последовательны, — заметил я.
Он убрал блокнот, вынул портсигар слоновой кости и закурил.
— Это основа моей профессии. А профессионал обязан соответствовать стандартам. А вы сами — охотник?
— В общем нет. Как-то не было времени и возможности... Не сложилось.
— Ясно. Говорят в Альпах и Карпатах как раз прекрасная охота. Только дичь мелковата.
— Это как сказать, даже медведей иногда встретить еще можно, — возразил я.
— Разве это медведи... вам доводилось видеть аляскинских гризли?
— Да. В зоопарке. Вы, кажется, говорили мы едем в Кабве. Что это за место? — решил я сменить тему разговора.
Огонь, блестевший в его глазах, потух, и они стали бесстрастны как стекло.
— Дыра... Свинцовые и цинковые рудники. Люди мрут как мухи даже без помощи львов. Но климат намного лучше, чем на восточном побережье или в долине Лимпопо. Почти нет лихорадки и сонной болезни. Впрочем, я не думаю, что мы там надолго задержимся. Вам же нужно догнать экспедицию географической комиссии?
— Именно.
— Я планирую выяснить на месте, как обстоит дело со львами, затем доставлю вас в лагерь экспедиции, не думаю, что они успеют далеко уйти. Это займет всего несколько дней, не думаю, что больше.
Он снова взялся за газету. Я откинулся на спинку сиденья и задумался.
Вся эта затея была чистой воды авантюрой. Ясно, что версия Катраны про забывчивость не выдерживает никакой критики. Впечатления настолько рассеянной она не производила. Значит сам Мильвовский, по какой-то причине решил избежать беседы со мной. Интересно, почему? Странно. Ну что ж. Тем более, мне крайне необходимо с ним встретиться.
С другой стороны задерживаться в Капштадте дальше становилось опасно. Человеку бесследно пропасть в большом городе — элементарное дело. Говорят, в заливе на восток от Столовой Горы много акул... Так что даже могилы не останется. А учитывая мое не слишком афишируемое пребывание, так и искать никто особо не будет. Именно эти обстоятельства и вынудили меня бежать из Капштадта при первой же возможности. Оставался вопрос, как Невер мог меня выследить.
По существу о моем прилете в город знало не так уж много людей. Сам Морли, пилот Эрика, местная троица из оружейного магазина... Если Морли не ведет двойной игры, то выдать меня Неверу могла либо Эрика, либо кто-то из капштадцев. Скорее они. Эрика не произвела на меня человека способного пойти на это. По крайней мере, добровольно... А что если не добровольно? Проклятье! Только не это. Что-то мне подсказывало, что такие человеческие слабости как милосердие и сострадание были столь же чужды Гоше Неверу как гнев и мстительность.
— Вас что-то беспокоит? — оторвался Шмидт от своей газеты.
— Да нет, — просто задумался...
У него действительно было чутье настоящего охотника.
Поезд размеренно катился по рельсам добротной крупповской стали. Сначала мы ехали по капским провинциям — за окнами вагона мелькали аккуратные фермы с неизменными кружевными занавесками на окнах все из тех же крошечных стеклышек, стада овец, кукурузные поля. Иногда однообразие нарушали маленькие, словно игрушечные, чистенькие городки. К вечеру третьего дня поезд добрался до легендарных холмов Витватерсранда — Хребта Белой Воды. Тех самых, что сказочно обогатили многих, и лишили имущества, а зачастую и жизни, еще большее число в годы южноафриканской золотой и алмазной лихорадки.
За ними местность изменилась. Фермы практически исчезли, и вокруг путей раскинулась саванна с зонтиками акаций и зарослями кустарника. Антилопы, зебры, газели паслись среди высокой травы, лениво поглядывая на пыхтевший рядом локомотив. Все это напоминало какой-то странный зоопарк навыворот. Где животные свободно бродят среди дикой природы, а посетители заперты в клетках вагонов.
Ощущение нарушали лишь железнодорожные станции, одиноко поставленные среди равнин и холмов. Они походили одна на другую словно планки в заборе. Совершенно одинаковые домики, выкрашенные белой краской и крытые рыжей черепицей, темно-зеленые водокачки, угольные склады. Обязательный перрон и столь же обязательный железнодорожный служащий в белом полотняном мундире и фуражке с ржаво-красным верхом... Отличались только надписи на вывесках с названиями да лица железнодорожников.
Примерно через неделю мы добрались до Великих Водопадов. Именно их геологи объявили принципиально невозможными как раз за год до открытия, подробно и обстоятельно доказав, что строение южноафриканского плоскогорья не допускает существования в этих местах крупных водопадов, о которых вот уже пару десятилетий твердили местные племена и отдельные буры-первопроходцы...
Зрелище впечатляющее, но не буду тратить время на подробное описание. Нынешнее состояние синематографа сделало его, хотя бы и в упрощенном виде, доступным практически любому.
И вот, наконец, цель нашего путешествия — станция Кабве. Еще один перрон с белым домиком и полотняным железнодорожником в красной фуражке...
На перроне нас встретил молодой туземец шоколадно коричневого цвета в рубашке, шортах и бусах.
— Это Иоганн, — представил его Шмидт, — каннибал... шучу. Рассказы о людоедстве африканцев очень сильно преувеличены.
Парень широко заулыбался и жестами пригласил нас идти за ним.
— Он, что, немой? — удивился я.
— Нет, я всего лишь хорошо его вышколил. Поэтому голос он подает лишь когда это действительно крайне необходимо.
За станцией нас ждали оседланные лошади.
— Иоганн подготовил снаряжение для нашего путешествия. Но оно пока в шахтоуправлении, — пояснил Шмидт, — а кроме коней, мулов и собственных ног транспорта тут нет. Вы хорошо ездите верхом?
— Посредственно, я все же не кавалерист, — заметил я, с подозрением оглядывая выделенное мне верховое животное, — вы уверены, что она достаточно спокойная?
— Привыкайте, — усмехнулся Ялмар, — ближайшие недели вам предстоит провести в седле.
Лошадь оказалась действительно спокойной, и мы без лишних приключений добрались до горняцкого поселка. Он приютился в небольшой лощине среди пыльных холмов, поросших чахлой растительностью. Позади виднелись отвалы породы, подъемники с ажурными колесами-маховиками и пути для вагонеток. Ближе к нам громоздились довольно неопрятные бараки. Чуть левее заметно выделялась солидностью и чистотой группа кирпичных зданий аккуратно выкрашенных суриком в темно-красный цвет. Судя по всему именно это и было шахтоуправление.
Мы поднялись на второй этаж. Ялмар решительно направился в дверь снабженную табличкой "Главный инженер".
За ней оказался небольшой кабинет, основательно загроможденный венскими стульями, кульманом, сейфом, стеллажами с любовно разложенными на них разнообразными камнями и еще каким-то хламом. В середине стоял грандиозный письменный стол, обитый выцветшим изумрудно-зеленым сукном, вызывавшим у меня исключительно ассоциации с университетской бильярдной.
Обитатель кабинета — рослый блондин в стандартном тропическом комплекте: куртка, шорты, пробковый шлем — что-то чертил. Увидев нас, он отложил рейсфедер к стоявшей на столике готовальне и поднялся из-за кульмана.
— Петер Форстер — главный инженер, чем обязан?
— Ялмар Шмидт, охотник — представился мой спутник, — а это Танкред Бронн, археолог и лингвист...
— Археолог? — оживился инженер, — одну минуту, сейчас...
Он шагнул в угол и вытащил оттуда деревянный ящик, который с гордостью водрузил на стол.
— Что вы на это скажете? — он жестом фокусника распахнул крышку.
Я посмотрел внутрь.
— Череп. Человеческий, — я с удивлением перевел взгляд на инженера.
— Нет, нет, вы только посмотрите, — инженер аккуратно, словно боясь повредить, вытащил кость на свет, — какие надбровные дуги, а эти глазницы, а верхняя челюсть!
— Действительно, череп странный, — согласился я, сильно недоумевая, что происходит.
— Не просто странный, архаичный! Это, несомненно, обезьяночеловек! Я, конечно, всего лишь любитель, но...
— Да, определенное сходство с находками из Фельдгоферского грота в Неандертале имеется, — согласился я, — но это не моя специальность. Я занимаюсь в основном античностью и железным веком...
— Какая жалость, — инженер Форстер явно расстроился.
— Увы. Я вряд ли смогу чем-то помочь в отношении этого, все всяких сомнений, интереснейшего черепа. Но очень советую обратиться в Институт Естественной истории в Капштадте. Они должны заинтересоваться.
— Уже обратился. Я думал вы оттуда и прибыли...
— Нет, — вмешался в разговор Шмидт, — мы прибыли по поручению компании для решения вопроса со львом-людоедом.
Где-то совсем недалеко прогремел сильный взрыв. Стекла в окнах мелко задрожали, а я с трудом преодолел искушение залечь и накрыть затылок руками...
— Что это было!? — хором воскликнули мы с Ялмаром.
— Взрывные работы на стволе Z-5, не обращайте внимания. Так вы говорите для решения вопроса со львом-людоедом? Отлично. Присаживайтесь, пожалуйста.
Он убрал ящик с костями обратно.
— Это очень кстати. Знаете, что находится под нашими ногами?
— Нет? — мы снова ответили хором и одновременно же посмотрели на затоптанный линолеум у наших ботинок.
— Под нами крупнейшее в Африке, а может и в мире месторождение свинцовых и цинковых руд! И компания крайне заинтересована разрабатывать его как можно быстрее. Спрос растет, и мы должны расширяться и наращивать добычу. К сожалению здесь очень трудно найти рабочие руки. Местные туземцы слишком дикие, белые поселенцы больше интересуются охотой и сельским хозяйством. Приходится нанимать рабочих из азиатских колоний — малайцев, вьетнамцев, цейлонцев, сиамцев... Люди они не воинственные, но и спокойными не назовешь. Христиане вечно ссорятся с мусульманами, а буддисты и с теми, и с другими. В общем, поддерживать спокойствие и порядок на шахтах не так уж и просто, я вам скажу. А тут еще и этот лев. Пару раз мы уже были на грани мятежа и забастовки... Люди паникуют и злятся на администрацию.
— Сколько было нападений? Где и когда? У вас есть карта? — глаза Шмидта снова полыхнули внутренним огнем.
— Пропало около тридцати человек. Думаю, что часть просто сбежала. Но шесть трупов мы нашли. Все были... были... в общем, это было весьма неприятное зрелище, если вы понимаете, о чем я.
— Я в курсе, в каком виде их обычно находят, — холодно заметил Шмидт, — так у вас есть карта? Мне нужно знать места и даты нападений. Время суток тоже будет полезно.
Инженер достал карту, и они со Шмидтом углубились в детали. Мне же не оставалось ничего другого как смотреть в запыленное окно на унылый пейзаж шахтерского поселка. Кровавые подробности меня абсолютно не привлекали.
Через полтора часа мы с Ялмаром вышли из шахтоуправления.
— Если кратко, то логово зверя должно быть где-то недалеко от местечка Донкервод на востоке. Там живут колонисты, недавно перебравшиеся из Трансвааля. Судя по словам инженера, лев на днях задрал у них несколько коров. Туда мы с Вами, Танкред, сейчас и направимся.
Он весело усмехнулся и поправил свои неизменные коричневые кожаные перчатки.
— Но мне бы хотелось догнать экспедицию...
— Они опережают нас всего на два дня. Догоним. Но чуть позже. Сейчас нас ждет охота, герр Бронн.
Он лукаво подмигнул и пришпорил лошадь.
Донкервод оказался небольшим бурским поселком километрах в тридцати пяти от Кабве. Деревянные ратуша и церковь, кузница, некое подобие таверны, и разбросанные вокруг фермы. Молчаливые бородатые люди в широкополых шляпах и злобного вида золотисто-рыжие псы.
Бургомистр колонии Алларт Блакфорст вполне соответствовал общему впечатлению. Массивный и коренастый, чуть ли не до самых глаз заросший начавшей седеть каштановой бородой. Первоначально оказанный нам прием можно было назвать как угодно, только не сердечным и теплым. Впрочем, узнав о цели нашего визита, он смягчился.
— Алтея, принеси гостям выпить, — распорядился бургомистр, усаживая нас за стол в центральной комнате ратуши.
Молчаливая темноволосая девушка в черном платье расставила на столе несколько кружек, стопки, кувшин воды и графин с каким-то местным зельем, распространявшим вокруг себя крепкий сивушный дух.
— Моя дочь, — сухо прокомментировал Алларт, то ли хвастаясь, то ли предостерегая, — значит, хотите этого льва убить?
— Именно, — кивнул головой Шмидт.
— Хорошее дело. Вол и три коровы, — бургомистр для верности продемонстрировал лопатообразную ладонь с четырьмя оттопыренными пальцами, — мои ребята последний раз шли за ним до самого ущелья, но там потеряли след. Хитрый лев. Большой. И старый.
— Почему вы так решили?
Бургомистр посмотрел на Шмидта как на неразумного ребенка.
— По следам.
— Понятно, — сдался Ялмар, — ваши люди могут показать места, где он задрал коров и где они потеряли его след?
— Ясное дело.
— Сейчас уже поздно, — продолжал Шмидт, — начнем охоту завтра. Мы можем переночевать у вас в Донкерводе?
— На постоялом дворе должны быть комнаты. Но деньги вперед. Мало ли что. Лев — зверь не простой.
Он был в первую очередь экономным и рачительным хозяином, заботившимся о процветании вверенной ему колонии.
Когда мы выходили из ратуши, я обернулся привлеченный странным бульканьем. Бургомистр Блакфорст аккуратно сливал так и не выпитое мною зелье из рюмки обратно в графин...
На улице уже собралась ребятня, серьезно и молчаливо разглядывавшая наш караван. У церкви виднелась стайка девушек в темных платьях, фасон которых, пожалуй, сочла бы несколько старомодным даже моя бабушка.
Иоганн перековывал лошадей и мулов у кузни, а мы прошли на постоялый двор. Комнаты оказались каморками на втором этаже больше напоминавшими просторный шкаф, чем жилое помещение. Одну из торцевых стен почти полностью занимала дверь, противоположную — окно. Между ними каким-то образом удалось втиснуть койку прямо таки спартанской комфортности. Судя по количеству пыли на умывальнике и заноз в досках койки, номер сдавался внаем крайне редко. Если вообще сдавался кому-нибудь до моего прибытия. Впрочем, белье оказалось безупречно чистым, да и традиционной для провинциальных постоялых дворов в тропиках фауны клопов и блох я тоже не обнаружил.
