Крестоносец: Железная Земля

— Это безумие, — сказала Элика. — Сэй должен знать об этом.

— Матерь пресветлая с нами! — пробормотал Домаш, делая отгоняющие зло знаки. — Кабы я знал...

— Все, можем ехать, — заявил Бодин, повернувшись к нам. — Только будьте осторожны, ветер сможет сбросить нам на голову камни с куртин и куски черепицы со звонницы.

Миновав маленький сводчатый атриум, по левую сторону которого некогда находилась монастырская локутория, мы вошли в просторный монастырский двор, опоясанный клуатром. Он был пуст, зарос деревьями и кустарником, полузасыпан снегом и завален разным ветхим хламом, от глиняных черепков и истлевших тряпок, до старых бочек и повозок. Фонтан в его центре совершенно разрушился, от него остались только каменная чаша и обломки скульптуры, некогда его украшавшей. Медные трубки для подачи воды торчали из чаши, как покрытые трупной зеленью ребра. Под аркой справа от нас белел лошадиный скелет. Я заметил, что расположенные в стенах клуатра ниши, в которых некогда хранился прах захороненных там братьев, пусты, и каменные урны валяются на земле. Наше появление спугнуло ворон, которые чувствовали себя в заброшенном монастыре полными хозяевами, и птицы, поднявшись в воздух, начали кружить над нами, громко каркая. Я заметил, что Домаш снова сделал знак Отражения. Я дал команду спешиться и обнажить оружие, а потом спросил инквизитора, что делать дальше.

— Сначала осмотрим служебные помещения, — предложил Бодин.

Прихватив факелы и запалив их при помощи огнива, мы начали осмотр. Слева от нас располагались монастырская кухня — она, казалось, пострадала меньше всего. Глиняная, деревянная и оловянная посуда, чашки и миски, были аккуратно расставлены на стеллажах, и только один из стеллажей был повален. В огромном закопченном камине я разглядел какие-то ветхие тряпки, но проверять, что это такое, не решился. Из кухни мы прошли в трапезную с длинными столами: здесь все было покрыто пылью и заросло паутиной, но вроде оставалось на своих местах, только кафедра в углу была опрокинута набок. Когда я попробовал поднять с пола запыленную книгу, она развалилась у меня в руках; плесень и грибок изъели пергамент. Осмотрев трапезную и не увидев ничего интересного, мы вышли обратно во двор с намерением осмотреть эглесию — монастырскую церковь.

Когда-то наверное, церковь очень напоминала ту, что была в орденской учебке в Паи-Ларран, но теперь от былого благолепия не осталось ничего. Пол был завален мусором, вековая пыль лежала густым ковром, вышивки и гобелены превратились в ветхие черные тряпки, изъеденные плесенью и грибком. Крепко пахло тлением и мышами. Солдаты праха не вошли за нами, остались снаружи — видимо, нежить не могла входить в святое место. Осмотр церкви занял у нас несколько минут, и ничего интересного обнаружить не удалось. Я спросил Бодина, что конкретно нам следует искать.

— Секретные двери, тайники, необычные изображения, — заявил инквизитор. — Давайте посмотрим за алтарем.

Я прошел за ним в заалтарную часть, к престолу с обвалившимся киворием. Бодин бегло осмотрел полы, подергал поставцы, попытался сдвинуть с места массивные металлические канделябры. По его разочарованному лицу я понял, что искомого здесь нет.

— Это даже к лучшему, — произнес инквизитор со слабой улыбкой, будто угадав мои мысли. — Нам может понадобиться помощь Неживых, а им не дано ступить на святую землю. Видимо, нам следует искать в кельях или в библиотеке.

— Интересное произвдение, — внезапно сказала Элика, глядя на расположенную за престолом алтарную картину-триптих. — Посвети мне, Домаш.

Роздолец спохватился, поднял факел повыше. Эльфка стянула перчатки, долго и увлеченно разглядывала изображение. Картина была сильно испорчена влагой и грибком, но резная позолоченная рама сохранилась неплохо. Осмотрев нижнюю часть картины, Элика поднялась на цыпочки, вытянула руку, будто пыталась дотянуться до верхнего края картины.

— Что-то нашла? — спросил я.

— Возможно, — Элика повернулась к Ганелю. — Иустин, вы знаете все на свете. Хорошо ли вы помните историю Харемского монастыря?

— Более-менее. А что вас интересует, сэра Элика?

— Не напомните ли мне историю создания этой картины?

— Я знаю только то, что имя мастера осталось неизвестным.

— А время создания?

— Строительство монастырской церкви было закончено примерно триста пятьдесят лет назад. Думаю, эта картина была написана тогда же.

— То есть, в то время, когда здесь жил Мацей Хомрат?

— Ну, вероятно, — Ганель пожал плечами. — Полагаете, это он написал эту картину?

— С этой рамы недавно стерли пыль, — сказала Элика очень нехорошим тоном. — И сделал это человек, который где-то на голову выше меня. — Эвальд, ты не хочешь использовать свой фламенант-медальон? Попробуй восстановить изображение на картине. Я могла бы сама ее омолодить, но хочу, чтобы это сделал ты.

Я подчинился. Вложил меч в ножны, подошел к картине, и, положив ладонь со свисающим между пальцев медальоном, попытался сосредоточиться и представить себе, как проявляется изображение на старой картине.

— Давай я помогу, — предложила Элика и взяла меня за свободную руку.

Кристалл в медальоне немедленно засветился, в воздухе заплясали огненные мухи, и на картине, точно на проявляемой фотографии, начало проступать изображение.

— Отлично! — выдохнула Элика, когда хрономагия сделала свое дело.

Центральная секция триптиха изображала, как это и было принято в материанских храмах, Матерь-Воительницу на коне и в полном вооружении, с орифламмой в левой руке и обнаженным мечом в правой. За Матерью выстроилось войско под имперскими и фламеньерскими знаменами. На правой и левой секциях были святые Арсения и Болдуин с дарами для Матери в руках. В этом изображении не было ничего необычного, если не считать того, что выписано оно было с куда большим мастерством, чем подобные изображения, которые мне до сих пор приходилось видеть. Но была еще и нижняя секция, с лежащей навзничь обезглавленной мужской фигурой, окруженной языками пламени. Казалось, Матерь попирает эту фигуру копытами своего коня.

— Поверженный Зверь? — спросил я.

— Совершенно неканоническое изображение, — произнесла Элика, не отрывая взгляда от картины. — Впервые вижу такое. За спиной Матери не видно стен Мирны. В ее руке не имперский меч, а эльфийский. Болдуин изображен в доспехах, а Арсения... Ты видишь это, Эвальд?

— Что?

— Арсения изображена, как виарийка, — со странным блеском в глазах ответила Элика. — Посмотри на ее уши и черты лица. Ужасная ересь. Этот художник наверняка был безумен, если изобразил такое. Или же он был пророком?

— Я не понимаю.

— Здесь текст, — Элика наклонилась к триптиху, чтобы лучше разглядеть причудливую вязь, выписанную на орифламме в руке Матери. — "Не то, что было, а то, что будет, и не повторится вовеки!"

— Теперь я понимаю, почему Харем постигло такое ужасное проклятие, — проскрипел Бодин. — Мнится мне, что монастырь сей был оплотом еретиков.

— Не потому ли сулийские корсары так стремились его взять, а, Эвальд? — шепнула мне Элика. — Очень интересно, очень... Что дальше, отец Бодин?

— Здесь нет ничего, — ответил инквизитор. — Нам следует посмотреть зал капитула и библиотеку.

Мы вышли из церкви, пересекли двор и направились в жилые помещения. Я незаметно для Бодина привесил фламенант-медальон на эфес меча. Мной все больше и больше овладевала тревога — или соседство с упырями так на меня действовало? Я не верил Бодину, что он вызвал мертвецов исключительно для того, чтобы защитить нас. Что-то тут не так, нужно быть начеку...

В библиотеке и скриптории мы увидели печальное зрелище. Мебель была частично переломана, весь пол вперемешку с заскорузлыми тряпками, иссохшими костями и черепками усеивали полуистлевшие клочья пергамента и бумаги, книги из шкафов изорваны и разбросаны по полу. Своды покрывала черная копоть. Дальний угол был превращен в открытый очаг с кучей слоистого пепла, оставшегося от десятков сожженных томов; в нем виднелись обугленные человеческие кости. Ледяной сквозняк из разбитых окон разбросал этот пепел по всей библиотеке. Еще одна куча переломанных костей и черепов была в камине. Казалось, некая сила безжалостно рвала и крушила тут все, до чего могла дотянуться.

— Похоже, мы тут ничего не найдем, — сказала Элика. — Здесь все уничтожено.

— Они что, жрали друг друга? — спросил Домаш.

— Они сошли с ума, — пояснил Ганель. — Согласно легенде...

— Иустин, помолчите, — остановил я его. — Не время для историй.

— Давайте продолжим путь, — предложил инквизитор.

Зал капитула некогда был великолепен и даже сейчас, спустя сто лет после того, как монастырь был заброшен, производил впечатление. Часть витражей в стрельчатых окнах уцелела, и красные, зеленые, золотистые стеклышки в свинцовых оправах тепло искрились в лучах весеннего солнца. Несмотря на полумрак и холод в зале, на то, что скамьи для братьев, высокое резное кресло настоятеля и пол покрывал слой вековой пыли, после всего виденного в монастыре зал капитула не производил впечатления заброшенности и запустения.

— Следы, — сказал Домаш, глядя на пол. — Кто-то здесь ходил.

— Братья, — проскрежетал в ответ Бодин. — Та опасность, о которой я вам говорил. Сэра Элика, посветите мне.

Мы подошли к креслу, и Бодин начал его осматривать, а я внезапно понял, что мне очень знакомо изображение, вырезанное на спинке кресла.

— Элика, — шепнул я эльфке, — этот камень с письменами, я видел его на картине в...

— Тсс!

— Есть! — торжествующе воскликнул инквизитор. Раздался скрежет металла, потом стук, и невидимый механизм сдвинул кресло в сторону примерно на метр, открыв в полу квадратный люк. Элика тут же скастовала светящийся шар и бросила его вниз — мягкий белый свет выхватил из мрака каменный пол, до которого было несколько метров, и вмурованную в камень ржавую железную лесенку, по которой можно было спуститься вниз.

— Погоди! — остановил я эльфку. — Это может быть очень опасно.

Элика не успела ответить: за окнами раздался странный звук, похожий то ли на крик кота, то ли на протяжный стон. Едва звук стих, на него начали отзываться другие подобные жуткие голоса, и их было много. Я увидел, как посерело лицо Ганеля.

— Преблагая Матерь, это что такое? — вырвалось у Домаша.

— Нам надо посмотреть, что внизу, — заявил инквизитор.

— Тогда идите первым, — предложил я.

Бодин не стал спорить, быстро спустился по лесенке вниз. Нам понадобилось меньше минуты, чтобы спуститься в колодец, после чего мы по узкому и длинному ходу пошли дальше и оказались в старых катакомбах. Видимо, про них нам и говорил Бодин. Здесь было холодно и сыро, стены покрывала плесень. Коридор, по которому мы шли, имел боковые ответвления, но все они некогда были перекрыты железными решетками. Кое-где на влажном полу валялись полуистлевшие костяки и брошенные погребальные покровы. Очень скоро мы оказались у низкой источенной грибком двери с ржавыми железными скрепами, открыли ее и оказались в довольно примечательном месте. Это был настоящий подземный зал, имевший форму куба примерно десять на десять метров и метров шесть в высоту. Вероятно, некогда это была природная пещера, которую затем облагородили и оборудовали под тайное святилище. В углах зала стояли зеленые от патины медные жаровни, огонь в которых не зажигали сотню лет. В каждой из стен на равном расстоянии друг от друга были высечены квадратные ниши, в которых располагались алебастровые барельефы весьма искусной работы. В центре крипты был установлен огромный стол из темного металла необычной треугольной формы. Столешница была очень примечательной. Ее покрывала сплошная мастерски выполненная резьба — геометрические фигуры, астрономические знаки, переплетенные стебли растений, цветы, изображения животных, непонятные, неизвестные мне символы. Кроме того, в самом центре стола имелись два овальных углубления разного размера, соприкасающиеся друг с другом. За столом, у дальней стены крипты, стояли три статуи, высеченные из черного камня. Центральная фигура изображала обнаженную женщину с очень пышными формами и волчьей головой, правая имела мужскую голову, мускулистые руки, человеческий торс и волчьи ноги, левая была статуей ребенка, прижимающего к груди щенка.

— Неслыханно! — Ганель от переизбытка чувств даже всплеснул руками. — Помилуй Матерь, никогда не думал, что увижу такое.

— Такое? — не удержался я.

— Бьюсь об заклад, добрые господа, что это тайное святилище виссенской Триады. — Ганель обошел стол и с некоторой опаской приблизился к статуям. — Женщина-волчица, конечно же, сама Нэске, мистическая Мать всего живого. Желая мужской ласки, она породила Приана, мистического Отца, совокупилась с ним, и от их брака родился Осс, Хранитель Крови, прародитель народа виссингов. Триаде поклонялись люди в волчьих шкурах. Странно, однако, что языческое святилище располагалось под материанским монастырем!

— Это виарийская работа, — заявила Элика, стирая ладонью пыль со стола. — Причем очень архаичная. Эти резные изображения явно не просто так сделаны. Какое отношение этот стол имеет к святилищу Триады?

— Отец Бодин, — я почувствовал, что лицо мое начинает гореть от волнения, — я должен поговорить с моими спутниками. Поскольку это дело государственной важности, я смиренно прошу вас подождать в коридоре.

— Что?! — Инквизитор не ожидал от меня такой наглости. — Я представляю Святейшую Инквизицию. Вы понимаете, что несете, шевалье?

— Прекрасно понимаю. Я выполняю задание их величеств Вотаны и Эдельфреда, посему будьте любезны подчиниться.

— Это неслыханно! Епископ Ошер...

— Епископ Ошер получил указание Левхада содействовать нам во всем. Пан Домаш, будьте добры, составьте отцу Бодину компанию.

Если бы взглядом можно было бы убить, инквизитор лишил бы меня жизни. Однако сила была не на его стороне — Бодин опрометчиво оставил своих мертвецов в зале капитула, видимо, не предусмотрел такое развитие событий. И наверняка понимал, что попытка призвать их сейчас в катакомбы закончится для него печально — мой меч был обнажен, а Домаш уже встал у него за спиной. Я видел, как ходят у Бодина желваки, но все козыри, как говорится, были у меня.

— Вы поступаете очень опрометчиво, де Квинси, — наконец, ответил инквизитор. — Глупый поступок. Еще не поздно передумать

— Я принял решение. Подождите в коридоре.

Бодин криво усмехнулся и вышел, сопровождаемый Домашем.

— Ганель, — повернулся я к ученому, — будьте добры припомнить, что вы знаете о древних виарийских городах Кланх-о-Дора времен Сухопутной Эпохи.

— Совсем немного, милорд, — ученый озадаченно посмотрел на меня. — Только их названия. Столицей был Лор-а-Ледан, вторым крупным городом был Хартанд, а еще...

— Гербы их помните?

— Могу точно сказать, что на гербе Лор-а-Ледана были изображены молнии.

— Есть! — Меня аж пот прошиб. — А теперь, друг мой, лягте на стол так, чтобы ваша голова оказалась в меньшей выемке.

— Как угодно, — мэтр тут же забрался на стол и разлегся крестом, глядя в потолок.