Три маски греха

— Чуть проворнее, — попросил Арнье. Один из ударов капитана Айбара все-таки достиг цели, и живот бретонца перечеркнул неглубокий, но болезненный порез.

— С-стараюс-сь, — аргонианка прыжком сократила дистанцию и, размахнувшись, что есть силы двинула редгарда по ногам.

Тяжелый молот сокрушил коленные чашечки Айбара, обе ноги с тошнотворным хрустом сломались, и зомби рухнул на пол. Арнье наступил ему на кисть правой руки и отбросил в сторону выпавшую саблю, затем ударил поверженного врага щитом в лицо, высаживая ему зубы и ломая нос, и, наконец, пинком выбил из левой руки меч убитого стражника. Айбар зарычал и задергался, пытаясь дотянуться до бретонца голыми руками, но тщетно. Охотник сбросил щиты на пол, схватил редгарда за ворот его роскошного кафтана, поднял и ударил головой о плавильную печь. Затем еще раз и еще.

— Убью! — по-волчьи взвыл Айбар.

— Уже вряд ли, мразь, — прорычал Арнье, бросая врага на колени и засовывая его голову прямо в печь, в расплавленное серебро. Бретонец держал капитана, пока тот не прекратил дергаться. Отпустив Айбара, охотник сделал шаг в сторону и подул на обожженные пальцы, а тело редгарда с лязгом ударилось о камни. Голова зомби превратилась в металлическую маску; раскаленное серебро застывало на глазах, приваривая затылок Айбара к полу и превращая в сплошную горячую массу содержимое его черепа. Ширашши с отвращением отвернулась.

— С-страш-шный конец.

— Он заслуживал его больше, чем кто бы то ни было. Ну, помимо отца Иви.

— Не начинай, прош-шу тебя, — вздохнула аргонианка, отбрасывая в сторону кувалду. А в следующий момент Арнье заключил ее в объятия и, приподняв, закружил в воздухе.

— Мы справились! — во всю глотку заорал бретонец.

— Пос-ставь, пос-ставь, — начала отбиваться Ширашши. — Ещ-ще не вс-се кончено!

— Дракон, — посерьезнел Арнье, опуская напарницу на пол. — И Арифель на другой чаше весов.

— Может, пос-спеш-шим на помощ-щь?

— Это бесполезно. Маски греха служат лишь одному хозяину. Нам остается только ждать. И надеяться.

* * *

— Здравствуй, Арифель, — сказал дракон, поворачивая голову. Девушка замерла с занесенной Эпитафией в руке.

— Карах? — сначала она решила, что сходит с ума, но ошибки быть не могло. Вместо янтарно-желтых глаз Эйсватиида на нее смотрели сиреневые караховы.

— Ментальная связь, — пояснил некромант. — Не успел научить. Ты сбежала.

— И, видимо, сбежала не зря.

— Верно. Но бесполезно. Убью теперь, — равнодушно произнес дракон.

Вместо ответа данмерка нырнула под шею Эйсватиида, нанося первый удар. Лезвие с легкостью разрезало толстую чешую, и ящер вскинулся на дыбы, зарычав от боли. Взмах крыла снес Арифель с ног и отбросил в сторону, но девушка, приземлившись на ноги, упруго перекатилась и ушла от хлесткого удара хвостом, который грозил расплющить ее. Дракон развернулся, раскрывая пасть.

— Iiz Slen Nus! — волна ледяного воздуха прошла в десятке дюймов от Арифели, заморозив каменную колонну, которая тут же начала крошиться. Спасаясь от падающих камней, девушка бросилась на пол, и это стало ее главной ошибкой. Одним быстрым движением дракон сгреб ее крылом и прижал к полу. Эльфийка наудачу пырнула ящера Эпитафией, и его хватка ослабла. Арифель вырвалась и вскочила на ноги, но Эйсватиид не дал ей сделать и шага.

Словно завороженная, данмерка смотрела, как из пасти дракона вырывается новый магический крик. Она инстинктивно вытянула руки, заслоняясь от ледяной волны Эпитафией, а затем холодное пламя объяло ее обнаженное тело. Последовавшая боль превышала все границы понимания: с девушки словно содрали кожу и плоть, заморозили кости и вырвали душу. Ту'ум резал тысячами острейших бритв, уничтожая ту, что некогда звалась Арифелью Хлаалу.

А затем все прекратилось.

Данмерка открыла глаза и с удивлением обнаружила, что все еще жива. Опустив взгляд, она увидела, что нарисованные на ее теле метки светятся рубиново-красным огнем, и точно такие же символы покрывают клинок Эпитафии. Пол, на котором стояла Арифель, покрылся толстой коркой льда, а воздух потрескивал от холода. Как же ей удалось спастись?

Девушка подняла голову и взглянула прямо в глаза Караху-Эйсватииду. Дракон выглядел растерянным и напуганным, и Арифель сделала шаг вперед, занося меч. Ящер замотал головой, словно сбрасывая наваждение, а затем, рванувшись данмерке навстречу, схватил ее клыками поперек туловища. Арифель закричала от боли, хлынувшая кровь погасила свечение масок греха, но остановить решающий удар Карах был уже не в состоянии. Эльфийка по самую рукоять погрузила Эпитафию в глаз чудовища. Смертельно раненый дракон отбросил девушку в сторону и вытянулся на полу, беспомощно царапая камень когтями и силясь подняться вновь. Арифель слушала, как биение гигантского сердца становится все реже и реже, пока, наконец, Эйсватиид не обрел окончательный покой.

— Серая! Арифель! — Лиин подбежала к умирающей эльфийке и бросилась перед ней на колени, покрывая лицо и руки поцелуями. — Не умирай, прошу тебя!

— Эпитафия! — прохрипела данмерка. — Дай мне Эпитафию.

— Конечно, — ведьма вскочила на ноги и, вырвав из черепа дракона меч, бережно вложила его в ладонь Арифели. — Вот она, с тобой. И я с тобой. Ты просто умница, ты сама не представляешь, какой ты герой.

— От судьбы... — девушка выплюнула сгусток крови и глухо закашлялась. — От судьбы не уйти, милая. Все кончилось так, как должно было. Победы нет, все проиграли... И я, и Карах...

— Все не так! Ты победила, — начала было Лиин, но глаза Арифели закатились.

— Поздно, — губы эльфийки шевельнулись в последний раз, на лице ее застыла странная улыбка, которую зловеще оттеняла маска Лжи.

— Прошу, не умирай, не оставляй меня. Только не оставляй меня одну, — ведьма заплакала. — Только не оставляй.

Но ответа не было.

5.3. Откровения Арифели Хлаалу. Часть III

От Высокой Капеллы не осталось и следа. Арифель стояла посередине огромной серой пустыни, ее босые ступни утопали в горячем пепле. То там, то здесь из праха торчали, словно ребра гигантских зверей, остовы древних зданий, засохшие деревья и статуи давно забытых героев. Эпитафия согревала ладонь приятным теплом, и девушка поняла, что настало время для последней встречи с И.

— Инрел! Здесь ли ты?

— Разумеется, — внезапный порыв ветра взметнул в воздух пепел, из которого выросла фигура Руки Альмалексии. Данмер поклонился Арифели и, взяв ее левую руку, прикоснулся к ней губами.

— Теперь уже точно все, — печально усмехнулась эльфийка. — Мое везение исчерпано.

— Напротив, — возразил И. — Все только начинается, по крайней мере, здесь. Разреши тебя кое-кому представить.

— Госпожа? — испугалась Арифель.

— Нет, конечно. Теперь Боэтии на тебя плевать, не льсти себе, — Рука засмеялся. — Дракон повержен, а душа колдуна, находившаяся в его теле, отправлена в Обливион. Чего еще можно желать от тебя? Ты израсходованный материал, Арифель Хлаалу, сломанная игрушка, которой проще найти замену, чем починить.

— Это ложь! Госпожа не могла оставить меня!

— Да неужто? Она принцесса даэдра, и ее помыслы нельзя разгадать, но одно я могу сказать точно: твоя судьба ей уже не интересна.

— Она спасла меня от крика дракона! — Арифель едва сдерживала гнев и слезы. Поверить в то, что Боэтия оставила ее, было еще больнее, чем умирать от клыков Эйсватиида.

— Я спас, — И. обнял данмерку, которую колотила мелкая дрожь, за плечи. Девушка безотчетно прижалась к его груди и зарылась лицом в мягкие одеяния Руки Альмалексии. — А еще твоя подруга Оэра, чью кровь на клинке Эпитафии ты смешала со своей.

— Оэра? Она здесь?

— Представь себе, киска, — северянка материализовалась из воздуха, и Арифель, оставив Инрела, кинулась к ней. Больше минуты они просто стояли, обнявшись, не в силах произнести ни слова. Только теперь данмерка поняла, как много значила для нее воительница.

— Вопросы о твоей крови и крови любимого человека были не случайны, — прервал молчание И. — Когда носитель меча жертвует ее мне, это многократно усиливает меня. Ты совершила то, что за двести лет не делал никто другой — соединила крови. А еще — вселила душу своей женщины в клинок.

— Но я считала, что не люблю Оэру, — Арифель отстранилась от любовницы.

— Всем свойственно ошибаться, — на лице северянки заиграла ее неизменная полуусмешка. — Иногда истинную любовь невозможно осмыслить. Ее можно только принять. Скажи мне: что ты почувствовала, когда увидела меня?

— Я... Как будто зарубцевалась рваная рана в моей груди, — искренне ответила эльфийка. — Я носила бремя твоего убийства и утешалась ласками Лиин, не понимая, чего хочу на самом деле. Прости меня, Оэра.

— И ты прости меня за тот нелепый, ненужный поединок. Я даже не осознавала, что творю.

— Мне не за что извинять тебя, любовь моя, — Арифель вновь приникла к Оэре. — Теперь мы вместе.

— Не совсем, — Рука Альмалексии щелкнул пальцами, создавая мираж. Данмерка увидела свое изувеченное тело, лежащее на широком каменном столе. Рядом стояли горько рыдающая Лиин, неожиданно серьезный и печальный Арнье Айморе, Ширашши, Тонгвор Серебряная Кровь и несколько стражников.

— Зачем ты показываешь мне это?

— Хочешь вернуться? — предложил И. — Сила, дарованная слиянием кровей, еще не исчерпана, и в моей власти вернуть твое тело к жизни.

— Я не могу оставить Оэру, — твердо сказала Арифель.

— А очаровательная ведьмочка, которая так трогательно оплакивает тебя? Ее ты оставить сможешь? Настало время для трех вопросов, ты не находишь?

— Прошу тебя, только не сейчас.

— Почему же? Ты все еще формально являешься хозяйкой Эпитафии, а наш уговор никуда не исчез, — И. рассыпался темным прахом, а мгновением позже его голос загремел из ниоткуда с удвоенной силой. — Ты должна отвечать со всей откровенностью, помнишь?

— А если я откажусь? Мне уже нет смысла возвращаться в Нирн, моя душа, как ты и предсказывал, привязана к Эпитафии.

— Это не значит, что она останется здесь. Смотри, — прах фонтаном взметнулся вокруг Оэры; на мгновение Арифель потеряла ее из виду, а когда серая пыль развеялась, эльфийка с ужасом обнаружила, что северянка находится в клетке из блестящих стальных клинков.

— Отпусти ее сейчас же! — закричала данмерка.

— Три вопроса, Арифель Хлаалу, только три вопроса.

— Начинай, — девушка подошла к клетке и протянула Оэре руку. Воительница заключила ее кисть в свои ладони.

— Будь мудрой, киска.

— Уж постараюсь. Ну же, Инрел, я жду!

— Первый вопрос остается все тем же, — Рука в кроваво-красной вспышке возник подле клетки и, создав из воздуха точное подобие Скорбного Трона, уселся на него. — Сделай выбор: Оэра или Лиин. Смерть или жизнь. Вечное проклятье или возможность тихо окончить дни и раствориться в Этериусе.

— Я уже все сказала. Моя любовь сейчас рядом со мной. Я не имею права предать ее во второй раз. Пусть Лиин считает меня мертвой: так будет лучше для всех.

— Ты жестока, — с долей удивления произнес И. — И к себе, и к другим. Ответ принят, хотя я не уверен, что он мудр. Второй вопрос: Оэра или Эпитафия? Расстанешься ли ты со своим мечом и предашь ли ради любви саму Боэтию?

— Да, — кивнула данмерка, почувствовав, как в момент ответа судорожно сжались пальцы любимой.

— Мой меч, — эльф протянул руку. Арифель кинула ему Эпитафию, и Инрел ловко поймал ее.

— Третий вопрос — и покончим с этим.

— Он еще проще: Оэра или твое имя? Отдашь ли ты свое тело в Нирне и станешь ли новым хранителем Эпитафии в этом плане?

— Ты собираешься забрать мою плоть? Кто ты такой, чтобы распоряжаться мной, шантажировать меня моими же чувствами и тем, что не принадлежало и не принадлежит тебе?! — эльфийка сорвалась с места, схватила Руку за грудки, стащила его с трона и прижала к земле. И. совершенно не сопротивлялся, скалясь в своей жуткой улыбке.

— Ты не права, — промолвил И. — Оэра не твоя. Ты убила ее, а я втащил сюда и дал вам возможность встретиться. Тебя я тоже неоднократно спасал: предупредил о кознях некроманта, защитил от ту'ума Эйсватиида. Вы обе обязаны мне, разве не так?

— Я не чувствую обязательств перед тобой.

— Значит, твой ответ 'нет'? — вздохнул Инрел.

— Нет. Ты не получишь мое тело, а я не стану рабыней, заточенной в твоем клинке.

— Ты и так почти что моя рабыня! — зашелся в смехе данмер. — Ты кормила меня душами и укрепляла мою мощь. Представляешь ли ты, какими силами я владею?

Одним ударом И. смел с себя эльфийку; Арифель покатилась по пеплу, сбивая локти и колени и марая серым линии масок греха. Данмер взлетел в воздух и завис, широко расставив руки. А из праха за его спиной выросли тени, среди которых данмерка увидела и Новора, и безымянных легионеров, напавших на нее вместе с Оэрой, и вовсе незнакомых ей людей и эльфов, убитых, видимо, еще предыдущими хозяевами Эпитафии. Над душами смертных расправил крылья дракон Эйсватиид. Его глаза вновь горели желтым, но ни разума, ни злости, ни первобытного голода, свойственного каждому дова, в них не было. Только пустота и отрешенность.

— Ты не сломишь меня, — Арифель поднялась на ноги.

— Нужно ли мне это? — спросил Инрел голосом Новора. — Я сотру тебя в порошок, а Оэру вновь лишу рассудка и присоединю к сонму моих теней, а затем обману следующего владельца Эпитафии и завладею его телом.

— Ты трус, — данмерка пошла прямо на И. — Ты по-прежнему настолько боишься смерти, что готов пойти на подлость, отказаться даже от своей природы и стать женщиной лишь ради того, чтобы отсрочить забвение.

— Замолчи! — заорал Рука Альмалексии. Эльфийка увидела, как на его скулах вздулись желваки, а жилка на шее судорожно задергалась. Левую сторону балахона окрасила темная кровь.

— А то что? Последний из Рук Альмалексии осквернит себя убийством невинной? Пожалуйста! Убей меня, а затем утешай себя мыслью, что так и должно было случиться. Твое вероломство и малодушие вполне позволят тебе существовать и с этим грехом. Ты проклял память о своей богине, а теперь бежишь от терзаний совести, — Арифель остановилась прямо напротив И. Эльф сверлил ее испепеляющим взглядом; его лицо превратилось в месиво из белых костей и черной плоти, а глаза горели двумя алыми щелками.

— Я устал от тебя, Арифель Хлаалу, — прошипел Рука Альмалексии, занося меч.

— А я — от тебя, — девушка вытянула руку и раскрыла ладонь. — Госпожа не допустит, чтобы Эпитафия принадлежала недостойному.

С этими словами меч вырвался из руки Инрела и лег в протянутую ладонь данмерки. Эльф зарычал от ярости и метнулся в вниз, надеясь вырвать Эпитафию у Арифели, но та увернулась, и черное лезвие рассекло И. пополам прямо в полете. Рука Альмалексии завопил от боли, земля под ногами девушки дрогнула, прах взвился в воздух, полностью затмив неяркий свет Обливиона, а затем мир, как это обычно случалось при расставании и И., сжался до единой ослепляющей точки, и наступила темнота.

— А ты молодец, — произнес мягкий женский голос.

— Госпожа, — Арифель упала на колени и прижала меч к груди. — Я верила, что ты не оставишь меня.