Well groomed mind 1 часть

Тишина заполнила комнату. Даже Сириус был не против этого обвинения. Действительно, он смотрел на Дамблдора так, как будто он никогда прежде его не видел. Моуди откинулся в кресле, наблюдая за сражением, будто это был теннисный матч. Мое поведение не было для него новым, но Сириус никогда не видел меня использующим клетки мозга, которыми моя мама наградила меня. Он не знал, как реагировать.

— Профессор, — сказал я, нарушая молчание, — я думаю, вы пропустили самое главное.

— Что же? — спросил Дамблдор. Движение его кадыка стало заметно, несмотря на бороду.

— Теперь, когда Сириус находится здесь и может помочь, есть нечто, что я хотел узнать несколько месяцев назад. Когда я познакомился с моим поверенным из Гринготтса, он показал мне ваше заявление на опеку. — Ноздри Дамблдора раздулись. — Сириус, когда тебя арестовали?

— 3 ноября. Понадобилось два дня, чтобы разыскать крысу.

Я сузил глаза на Дамблдора.

— Профессор, почему вы подали на попечительство 1 ноября, когда Сириус в то время считался невиновным?

— Что? — Сириус опрокинул свой стул. Моуди поднял его взмахом палочки.

— Сядь, сынок. Я хочу услышать его ответ.

Сириус присел на край стула, глядя на Дамблдора.

— Профессор, как вы могли?

— Я сделал то, что должен был сделать. Суд не отдал бы Блеку опеку над Мальчиком-который-выжил.

Я поднял бровь.

— Прежде чем сказать что-то еще, профессор, вы должны знать, что я видел Завещания моих родителей. Обеих. — Я не упомянул про последнее завещание мамы. Его содержание было похоронено среди другой информации в правовой колонке в газете в эту среду. Если Дамблдор хотел узнать о нем, информация была в открытом доступе. Я не собирался рассказывать ему об этом. — Там были упомянуты члены ордена один за другим, Сириус, Петтигрю, Маккиннон, вы, МакГонагалл. Я дорого отдал бы, чтобы узнать, почему вы считали, что столетний бакалавр более подходит чтобы растить маленького ребенка, чем Сириус или Петтигрю.

Несколько месяцев назад, Нортон сообщил мне, что оглашение Завещания было общедоступным. В качестве Главного Колдуна Визенгамота, Дамблдор был официально уведомлен об этом. Он верил, что Дамблдор не скрыл документов моей матери и не просил сделать это кого-то другого. Клерк, наверное, читал их и подумал, что Дамблдор был бы лучшим опекуном, чем группа подследственных (в то время) Пожирателей Смерти, и спрятал их в качестве одолжения и мне, и директору школы. Мистер Нортон сказал, что если знал об этом Завещании, Дамблдор позаботился бы, чтобы документ был уничтожен, а не погребен в неправильном шкафу.

— Я думал, что Сириус был предателем.

— Не Петтигрю?

— Разумеется, нет. Все считали, что Сириус предал Поттеров.

— Сириус, кто накладывал чары Фиделиус?

Сириус наморщил лоб.

— Лилия, — ответил он.

— Сомнительно. Я предлагаю тебе проверить Фиделиус, Сириус. Независимо от того, кто накладывал заклинание, у меня по завещанию все еще оставался один опекун, кто был невиновен в глазах Дамблдора. Ты должен спросить себя, почему он запечатал Завещание и пошел против пожелания моих родителей, назначив себя, когда это должен был быть ты или Питер.

— Довольно, мистер Поттер. — Дамблдор стукнул кулаком по столу, находясь в ярости.

— Существует еще одна большая проблема, профессор, — сказал я спокойно. — Вашу опеку признали недействительной.

— Это, безусловно, не так!

Пора перейти ко второму этапу безумного плана Томаса, состряпанного неделю спустя, после того, как мы подписали контракты. Я назвал этот план "держать Дамблдора слишком занятым, чтобы не возиться с Гарри". В теории, я был бы в большей безопасности, если Дамблдор провел бы лето беспокоясь не обо мне, а о Волдеморте или о моем адвокате. Я надеялся, что план сработает.

— Профессор, моя команда адвокатов исследовала этот вопрос очень тщательно, прежде чем я обратился к министру Фаджу, чтобы вскрыть Завещания родителей. Когда умер мой отец, вступило в силу его Завещание, назначая мою мать моим единственным опекуном. Согласно с вашими свидетельствами и моими воспоминаниями, мама умерла позже отца, и именно ее Завещание определило моего опекуна, а не Завещание моего отца, потому что мой отец назначил ее в качестве моего единственного опекуна. По общему признанию, Завещания были зеркальным отражением друг друга, но вы подали неправильный документ, что означает, что вы совершили преступление, когда обратились в отдел опеки и попечительства, — сказал я с усмешкой. — Давайте рассмотрим это. Забирать меня от назначенного опекуна — это называется похищением. Затем, сокрытие Воли родителя, является доказательством вашего преступления. Я уверен, что министр Фадж поймет меня, если я попрошу о вашем заключение в тюрьму. Учитывая то, что вы подкинули ребенка на пороге в возрасте до двух лет, это предусматривает до десяти лет лишения свободы. Оставив меня с Дурслями, вы сделали их соучастниками похищения ребенка, а себя — соучастником неправомерного лишения свободы и многочисленных нарушений по Закону о Детях и Подростках от 1933 года и Закону о Детях от 1989 года. Вы действительно должны были остановить тетю Петунию, когда она заставляла пятилетнего ребенка правильно жарить бекон. Не будем принимать во внимания заявления этого самого ребенка об угрозах, которые я озвучивал в случае с Философским камнем, Василиском, и турниром в этом году.

— То, что я сделал, сохранило тебе жизнь.

— Может быть. А может и нет. Мы никогда не узнаем этого, и я вполне серьезно обвиняю вас, профессор. Мой адвокат говорит, что мне придется вернуться к моим родственникам этим летом, но он также гарантирует, что ситуация может измениться в июле. Я сомневаюсь, что профессор МакГонагалл разрешит мне на каникулы поехать к вам, после того как Дурсли упрячут в тюрьму.

— Но Гарри, — сказал Сириус не веря, — ты не можешь засудить Дамблдора. Только не после возращения Волдеморта. Наш мир нуждается в Дамблдоре. Только он один стоит между нами и им.

— Сириус, я в самом деле надеялся, что годы, проведенные в Азкабане заставят тебя критически обдумать и проанализировать как именно ты очутился в нынешней ситуации. Очень на этом надеялся.

Глаза Дамблдора сверкнули, делая его взгляд безумным.

— Гарри, пророчество верно. Надежда Волшебного мира ты, не я.

— Тогда я предлагаю вам найти кого-нибудь еще. Действительно, профессор. Я не могу быть единственным ребенком, родившимся в конце июля. Не говоря уже о том, что бредовое предсказание Трелони не упомянуло к какому календарю обращаться. По исламскому календарю родился я в восьмом месяце. В седьмом по юлианскому, за четыре дня до конца месяца, что, технически, уже не конец месяца. В еврейском календаре я даже не родился в июле. Я родился в августе. Не так уж важно, что я родился в пятый или шестой месяц, может важно то, что я родился ночью. В китайском календаре я родился в первый день седьмого месяца. Если бы она сказала на 211 день года по григорианскому календарю, который опять же может быть различным, я все равно не верю в khresmoi (пророчество), особенно без доказательств, что это относится ко мне.

— Грядет тот, у кого хватит могущества, чтобы победить Темного Лорда, — сказал Дамблдор, явно цитируя. — Рожденный у тех, кто трижды бросал ему вызов, рожденный в конце седьмого месяца. И Темный Лорд отметит его как равного себе, но не будет знать всей его силы. И один должен умереть от руки другого, так как ни один не может жить спокойно, пока жив другой. Тот, у кого хватит силы, чтобы победить Темного Лорда, родится в конце седьмого месяца. (3) — Он указал на мой шрам своей палочкой. — Он отметил тебя.

— В самом деле? Вы можете это доказать? Из того что я знаю, я получил этот шрам, когда балка с потолка упала на мою голову. Хотя у Дурслей есть отличное объяснение, включающее в себя автокатастрофу.

— Это шрам от проклятия. — Дамблдор склонился, явно недовольный моей игрой.

— Допустим, вы правы, — сказал я, поднимая челку. — Это проклятый шрам. По вашему собственному признанию, ваше пророчество по-прежнему ложное.

— Оно настоящее.

— Бросьте, профессор. Я пытаюсь дать вам простое решение. Почему вы не хотите принять его?

Он впился в меня взглядом. Я откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди, словно меня ничто не тревожило.

— Не могу поверить, что вы забыли, профессор. В конце второго года, вы сказали мне, что Воландеморт передал некоторые свои силы мне в ту ночь, когда он умер. Разве это не то, почему я стал змееустом?

Дурацкая закладка. Я предпочел бы размышлять над своей теорией в течение нескольких недель, может быть, посмотреть несколько вещей в библиотеке или стащить бы что-нибудь из книг у Барти. Но нет, я должен был играть роль. Я надеялся, что мой моментальный анализ не аукнется мне позже.

Сириус нахмурился и уже открыл было рот, но не проронил ни звука. Он изо всех сил старался, и его лицо тоже исказилось и изменило цвет из-за напряжения. Кто проклял его язык?

— Да, Гарри, — сказал Дамблдор многострадальным тоном.

— Парселтанг является одним из древнейших человеческих языков. Заклинания на нем невероятно трудно снять

незмееустам. Самое главное, он не может быть выученным. Правильно?

— Верно, — ответил Дамблдор, кидая неприязненные взгляды на Моуди. — Обсуждаете моих студентов с Джозефом Лидсом?

— Он мой ученик, Альбус, — ответил он. — Я подумал, что пора кому-нибудь посмотреть на вещи с более научной точки зрения. Философия — это очень хорошо, но мальчику будет нужно чувствовать себя уверенно в реальном мире, а не выдавать все желаемое за действительное.

— Как ты смеешь!

— Полное исследование способностей моего ученика — это часть моего долга. Может быть, я не очень полезен для всех его способностей на данный момент, но я буду делать то, что хорошо для Поттера.

Дамблдор несколько мгновений глазел на Моуди, прежде чем вымучить улыбку.

— Что ты об этом думаешь, Гарри?

— Пророчество говорит о метке, а не о том, что я должен его победить.

— Сколько раз я должен предупреждать тебя, Гарри? Словесные игры могут быть очень опасны, особенно, когда ты не понимаешь всей ситуации в целом и какая магия во всем этом задействована.

— Как Легилименция?

Дамблдор отпрянул.

— Вы думаете, я не заметил пробелы в моей памяти, или то, как моя личность полностью изменилась с тех пор, как я вошел в ваш трижды проклятый замок? — Я наклонился вперед, глядя Дамблдору в глаза с помощью моих окклюментативных щитов, надежно закрепленных перед пузырем, который Томас построил в моей голове. Его оболочка не продержится вечно, но я хотел бы использовать ее, когда у меня была возможность. — Я заметил, — сказал я, давая шипению просочиться в мой голос. — Я позволил вам увидеть то, что произошло вчера, но я вас предупреждаю, Дамблдор. Если вы когда-нибудь ворветесь в мой разум без моего разрешения, я пойду к Воландеморту и попрошу о Темной метке. Затем я опубликую, как само Пророчество так и прошение на развод моей матери в "Ежедневном Пророке". Я даже заплачу им, чтобы они опубликовали его на первой странице. Я оголю свою руку и расскажу миру, что моя мать пошла наперекор вам. Она увидела в вас того, кто вы есть на самом деле. Когда вы объявили меня, как единственного выжившего после смертельного проклятия, настоящий Темный Лорд Дамблдор отметил меня как к равного себе. Я не успокоюсь до тех пор, пока я не станцую на вашей могиле.

— Но Волдеморт убил твоих родителей, — закричал Сириус.

Я резко замолчал и повернулся к нему.

— Это надо доказать. Моя самая большая проблема в той ночи это то, что Дамблдор каким-то образом знал все, что произошло, а, насколько мне известно, там было только двое выживших. Я и Воландеморт. Я не помнил, что случилось до прошлого года. С того места, где я сидел, выглядело так, какбы Волдеморт был на самом деле Альбусом Дамблдором под маховиком времени и гламуром. Лично я более склонен к какому-то виду Трансфигурации человека. Это не ваша ли, в конце концов, специальность?

Моуди поперхнулся чаем, в то время как Сириус смотрел на меня, словно я только что сказал ему, что магглы были на самом деле замаскированные марсиане, а Дамблдор выглядел совершенно сбитым с толку. Я подумал, что он выглядел таким же образом, когда арестовали его брата за использование "неуместных" (т.е. сексуальных) чар на козле.

— Что подводит меня к последнему вопросу. Почему вы не уведомили меня, что моя мать подала прошение на развод?

— А ты не знал? — прошептал Сириус.

— Нет. Фадж вложил прошение на развод в ее Завещание, потому что на нем была свежая магическая подпись. Это был первый раз, когда мы узнали об этом. Ты знал?

Сириус кивнул.

— Джеймс сказал мне.

— Профессор? — обратился я к Моуди.

— Я узнал это в тот же день, когда и ты, Поттер.

Дамблдор снова уставился на Моуди, но конфиденциальная информация о семье попадала под положения договора. Моуди не мог сказать Дамблдору о прошении, потому что я попросил его не делать этого. Судя по придавленному выражению Дамблдора, он знал об этом так же хорошо, как и Сириус.

— Да, твой отец сказал мне об этом по каминной сети в тот день, когда он получил уведомление.

— И как он отреагировал? — спросил я действительно интересуясь.

— Он плакал, — сказал Дамблдор. Сириус наморщил лоб. — Ты и Лили значили для него все. Я боялся, что он мог совершить самоубийство.

— Он не был сломлен, когда я увидел его, — пробормотал Сириус.

— Ты, наверно, видел его после меня.

— Возможно.

Это не ответ. Сириус что-то знал.

— Профессор, вы знали, почему моя мать подала на развод?

— Они были так молоды и испытывали стресс из-за войны... — Дамблдор замолчал, играя с красными и фиолетовыми блестками на отделке своего рукава. — Я думал, что им просто необходимо немного времени. После того, как все закончилось бы, они бы все исправили. Я верил в их любовь.

— Тогда мой отец не сказал вам, что его отношения с вами и участии в незаконной, преступной группировке были первой и второй причинами, на которые мама подала на развод.

— Нет, — сказал Дамблдор.

Стиснутые кулаки Сириуса указали, что правда была другая.

Я встал и отряхнул свою одежду.

— Если вы простите меня, профессора, Сириус. Мне нужны зелья и постельный режим. Приказ мадам Помфри. Спокойной ночи.

Моуди вышел вслед за мной из дверей. Мы вернулись в нашу квартиру в молчании. Как только мы зашли внутрь и защита была снята, мой спутник развалился в кресле, его плечи тряслись.

Затем он смеялся до тех пор, пока не заплакал. Вытирая слезы из своего настоящего глаза, Барти пытался заглушить приступы смеха, но неудачно.

— Великий Мерлин, Поттер. Я подумал, что старый дурак схватит инфаркт.

Я усмехнулся нераскаявшейся улыбкой:

— Я надеюсь, что нет. Моя личная цель — довести Дамблдора до инсульта до моего двадцать первого дня рождения. Я очень, очень хотел бы увидеть его разум заключенным в тюрьме его тела.

Он вызвал стеклянный флакон и извлек копию памяти.