Не гадайте на ромашках. Книга 2

— Нет, — мотала головой Дашка.

Та меряя кухню шагами, захлопала по бокам пухлыми руками. Хлоп-хлоп...

— Что делается на белом свете. Мой сексапильный козёл не тронул тебя, стерпел столько-то лет? С трудом верится, когда девчата сыпались отсюда, как спелые вишни с дерева. О, господи, что я несу, — прикусила она язычок.

Но Даша вспыхнув предупредила:

— Не волнуйтесь. Я понимаю вас и знаю о нем всё.

Зато Зинаида уже ничего не понимала и выходит собственное чадо не знала так уж хорошо, как ей казалось. Она почти схватилась за голову.

— Вы же третий месяц женаты? Что, нет? Бог мой, ты девственница, и он умудрился не распробовать тебя? Мир перевернулся. Ей Богу. Теперь понятно, почему его словно нечистый дух по дому носит. Теперь понятно, отчего не в себе парень. Дашуня, дай-ка я тебя расцелую. Господи, такое счастье для меня. Не чаяла, что мой "бабник" такую девочку в жёны отхватит. Спасибо, ангел мой. Такая радость. Только помочь, по всему видно, я тебе не смогу.

Ободрённая было Даша растерялась:

— Почему?

— Долго ждал своего часу, не согласится упустить. Но я попробую, детонька.— Она развернулась к работнице и потирая от удовольствия руки объявила:— Степанида, застели им постель, белым атласным бельём. В комнате для гостей. Будешь, Даша, спать свою ноченьку на королевской постели. А сейчас вернёмся к столу.

Все уже томились ожиданием с налитыми до краёв бокалами. Куда запропастилась та фаршированная рыба. Вернувшийся из сауны Роман не раз порывался отправиться в ту кухню с поисками, так сказать, за матерью и женой. Но его всеми правдами и не правдами сдерживали, понимая, раз Даша ушла за свекровью, значит, есть причина. И вот неся на вытянутых руках блюдо с рыбой Даша, а за ней и Зинаида появились в столовой. Возглас одобрения пробежал по едокам. "Наконец-то!"

— Парок есть, сынок? — обняла Романа Зинаида Валентиновна. На ходу мозгуя, чтоб придумать в помощь Даше. Она поняла её, девчонка хочет нормальной брачной ночи. А этот не нормальный ей своим безумием всё испортит.

— Чего с ним сделается? — подозрительно оглянулся Роман на мать. И она выдала:

— Бери всех за компанию и тестя, и отца. Парьтесь в удовольствие.

"Вот это да!"— у трудно чему удивляющегося Бугрова аж открылся рот:

— Мам, ты чего? Я с Дашуткой прекрасно попарюсь. А вы потом купайтесь, сколько влезет. Хоть все сразу, хоть по отдельности. Вот чуму придумала.

Мужчины тоже ни черта не поняли и переглянувшись с ходу взяли сторону Романа.

— Зин, правда, пусть понежатся. Для них баня сейчас — мёд, — поддержал сына отец.

Прошедшее в аккурат по его спине кухонное полотенце, указывало на полное неудовольствие жены.

— А что я такого сказал. Помнишь, как мы молодые с тобой, да и сейчас ещё... Ой, чего дерёшься? — получив, ещё разок, он прикусил язык и непонимающе воззрился на жену. "С чего это она так развоевалась?"

Зинаида Валентиновна, вымаливая извинение, посмотрела на сноху. Мол, что могла, сделала, но сама видишь результат какой. Даша понимала — ситуация осложнилась. Роман торопил. Нетерпение заводило и гнало парня. Дарье ничего не оставалось, как подчиниться. Весело помахав компании, он скрылся с ней, плотно прикрыв за собой в столовую дверь. Но только затихли шаги детей, как Фёдор Егорович выплеснул своё неудовольствие на жену:

— С чего ты мать надумала лишать молодых праздника? Помоются, полюбятся.

— Действительно, Зинаида Валентиновна, молодо — сладко. Да при парке с берёзовым веничком, — поддержал свата Борис Викторович.

Но Зинаида сердито сопя и сама пошла на них в атаку:

— Вот-вот, папеньки. Вы б ещё им раков туда отнесли. Хотела помочь оттянуть девчонке роковую минутку. Всунулись, испортили всё. Девственница она. Ничего у них покедова не было.

Улыбки на лицах заменило наползшее враз недоумение.

— Приехали. Два месяца женаты же, — напомнил жене Бугров.

— Может, помочь ей чем? — охнула Надежда Фёдоровна, поняв сразу всё.

— Тебе, Надя, много мама помогла, вся надежда, поди, была на Бориса Викторовича. — Неожиданно перешла на ты, Зинаида Валентиновна. Давайте-ка выпьем, что-то невмоготу стало. И опять же, что уж теперь если сами туда её и загнали.

— Наливай Фёдор Егорович, — попросил обескураженный Громов. — Получается он сам, собственными руками, развязал Роману руки. И остановить это уже нельзя. — Давайте за рождение женщины, и помогай Роману Бог.

— Чего с ним сделается, с кобёлём нашим. Кишки пришиты надёжно, не выволятся, а с добром его всегда порядок, никакая холера его не берёт, — запротестовала Зинаида Валентиновна, — это над Дашенькой пусть Ангел крылья разведёт. Теперь я точно знаю, это за ней он в этот военный для него ад подался. А мы-то с Фёдором гадали, с чего его туда понесло. Сорвался в один миг и в военку. От армии-то косил, а тут такой кисель. Чёрта с два бы он за книжки сел. Точно — она его из болота вытащила. Вот сколько об девок веников сломала, в окошки выпрыгивали, истинный Бог, правду говорю, а он к ней прикипел. И вытерпел, не тронул же, паразит.

— Ладно тебе, Зинаида, людей пугать, придумай лучше, что бы нам им сделать такое, приятное, — уточнил Бугров.

— Чего думать: свадьбу. Чтоб платье белое, фата, цветы. Заслужила она или нет?

— У них же регистрация уже была? — засомневался Громов.

— Мы на регистрацию и не будем претендовать. Обвенчаем их,— гнала свою линию Зинаида. И сорвала всеобщее:

— Молодец!

— Хорошо придумала.

— Я, за. Дети заслужили, — поддержал идею и Громов. — Давайте помозгуем где, как?

— А чего тут мозговать. У нас в саду, около бассейна. Красиво. Надя, ты чего? — взяла за руку Громову Зина.— На тебе лица нет.

— О дочери думаю. Дашка из головы не выходит.

— Успокойся, от этого ещё никто не умирал. Ромка мужик подкованный, всё будет путём. Девки аж пищат от его утех.

— И чего ты парня полоскаешь, кто тебя спрашивает,— не довольно проворчал Фёдор, заметив сморщенный носик свахи.

Но через минуту оказалось, что морщилась она совсем по другому поводу.

— И чего ты, Зина, загадками всё изъяснялась. Надо было понятно растолковывать, — переживала Громова.

— Легко вам рассуждать, сами ж видели, чуть не съел меня,— оправдывалась она.— А может и не тронет её, до атласных простыней дотерпит. Что вы смеётесь мужики? Ну, а вдруг?

— Давайте-ка выпьем за них. Гадаем тут на кофейной гуще. Расслабьтесь, они муж и жена. Документ есть. Остальное их дело. Ох, напьюсь я сегодня, Зиночка, — полез целоваться к жене смеющийся Бугров.

— Я тебе напьюсь, — погрозила она мужу. — А ведь в былые времена, Борис Викторович, у вас на заводе заведующей столовой работала увела она разговор в другую сторону.

— То-то мне показалось знакомым ваше лицо,— наморщил он лоб.

— Припомнили, а сейчас я ресторан выкупила и кафе. У Феди своё дело, у меня своё. Всё оставлю на директоров, если внукам понадоблюсь.

— Я тоже напьюсь, — услышав про внуков, решительно заявила Громова. "Какие внуки, Дарье учиться и учиться..."

— Эй-эй, не увлекайся. Я тебя, дорогая, не донесу. Сам хорош,— тут же пресёк её хотение Громов.

Мужчины нырнув друг к другу головами принялись что-то бойко обсуждать.

— Надя, идём, посмотришь их спальню, — поманила Громову за собой Зинаида.

— А мы их там не застанем? Не удобно получится, вроде как следим...

Бугрова рассмеялась.

— В сауне они, слышишь, вода льётся, поторопимся.

Зинаида провела её по коридорам. Страхуясь, всё же сначала заглянула в спальню сама, только потом, уже убедившись, что она пуста, завела в неё Громову.

— Заходи. Ну, как? Смотри, какое бельё. Сказка!— Откинув одеяло удивлённо вскрикнула:— Ой, что это?

Громова взяла несколько лепестков в пальцы. Поднесла к носу. Понюхала.

— Лепестки роз, Зиночка. Ромка засыпал постель цветами. Он ещё и романтик. А когда-то я была противница их отношений. Да-да... Войну ему объявила. Но Борис встал за него горой, и я отступила.

— Чего так-то, картинка, а не парень? — хитро с прищуром посмотрела на Громову Зинаида. Своего-то сына она знала.

— Потому и взбрыкнулась. Все бабы его будут, Даша-то обыкновенная. Но вышло всё не по-моему. Думала, уедет Дашка учиться и забудется всё, а он за ней поскакал. Душа разрывалась от страха за неё. Каждый же день с ней один в квартире оставался, занималась она с ним, водя по учебникам носом. А вышло, так, что и до сих пор не тронул.

— Тут и гадать нечего, любит он её до безумия. Наблюдая за ними, сама была поражена, как могла такая вроде бы невзрачная девочка скрутить его в такую крутую спираль. Любовь — хитрая штучка.

— Но ведь всё может пройти у него...— со страхом за дочь и болью в голосе сказала Громова.

Зинаида взяла её за руку, повернула к себе.

— Всё может быть. Стареет платья, обувь, падают подгнивая вековые дубы. На всю жизнь не зарекёшься. Давай жить сегодняшним днём и не гадать на кофейной гуще. Внуки наши будут, если мы сами от них не откажемся.

— Может быть и так,— кивнула она.

Зинаида тут же к ней с предложением:

— Давай благословим их первое брачное ложе. Икону в изголовье поставим.

— Тише, идёт кто-то,— прислушалась Громова.— Точно. Они! Бежим.

Не желая быть пойманными, женщины заметались.

— В комнату, что рядом, прячемся, — потянула её Зинаида. Вовремя успев выскользнуть, они затаились по соседству.

По коридору действительно нёсся Роман, в завёрнутом вокруг бёдер полотенце и с желанной ношей на руках. Укутанная в махровую простыню Дашка в этот момент мало, что понимала. Она не помнила уже, как зашли в сауну, как, щёлкнув замком, захлопнулась за её спиной дверь. Подняв глаза на тяжело дышащего Романа, она онемела, перед ней стоял совершенно незнакомый парень. Сумасшедшим огнём полыхнули его глаза. Безумство обожгло губы, а неконтролируемая страсть властвовала нетерпеливыми руками. Голодное выражение в его взгляде пугало. Желание в нём подавляло разум. Блузка на этот раз превратилась в два куска непригодной ни на что материи. Обнажив две нежные белые округлости, вздымающиеся при каждом вздохе, упал к тряпкам лифчик. Джинсы, с которыми Дашка немало возилась, натягивая на себя, слетели в одну секунду. Жадные губы метнулись по её телу. Под силой рук хрустнули косточки.

"Он сошёл сума. Что делать, как помочь себе? — носились в голове, ища решение вопроса. — Уговоры сейчас не помогут. Он, наконец, получит в собственность то, что давно принадлежало ему, и чем он так жаждал обладать. Терпёшка оборвалась". От страха, который нарастал от беспомощности, плавая противной тяжестью в животе, она закрыла глаза. Сорванная одежда усыпала пол. Мужик горел. Долгое воздержание жгло, заставляя не церемониться не только с её одеждой, но и с ней самой. Слёзы горячим, солёным дождём покатились по щекам. Совсем не так она себе это всё представляла. Сейчас её просто грубо возьмут, изломают, изнасилуют...

— М-м-м, — замычал Бугров, приходя в себя. Мотнув головой, парень более-менее осмысленно посмотрел на неё. — Как такое получилось? Вот чёрт, малыш, я сделал тебе больно, — прохрипел он, увидев её зарёванное, несчастное лицо и дрожащее тело. — Совсем крышу сорвало. Напугал ребёнка. Не плачь и не бойся, всё будет хорошо. И как ты захочешь, детка. Меня заклинило. Прости!

Даша взмолилась:

— Ромочка, дорогой. Потерпи ещё чуть-чуть, до кровати. Я глупая, но я так хочу, — простучала она зубами, с трудом ворочая тяжёлым от страха языком. Очень стараясь не смотреть на его широкие плечи и голое сильное тело, уткнулась, закрыв глаза в его грудь.

— Это мужская страсть, цыплёнок, и ты её хозяйка, владычица и королева. Отстранив от себя Дашу, со всей дури Бугров маханул в бассейн. Выплыв на середине, тряхнул головой, отряхиваясь от заливающих лицо капель, проплыл вперёд, к лесенке. Медленно поднялся. Не торопливо, словно остывая на ходу подошёл. Прикрывая руками обнажённое тело, она осторожно заглянула в его глаза. Перед ней стоял виновато улыбаясь прежний Роман Бугров.

— Будет всё, как ты пожелаешь. Пойдём под душ, голышёк. Не закрывайся руками, смешно же. Ты моя.

"Хорошо ему так говорить, — вздыхала Дашка. — Не понимает того, что непривычно стоять перед ним голым". Словно живые, как нарочно, падали по очереди мочалка, мыло и даже бутылочка с шампунем. "Обхохочешься, до чего неуклюжая", — страдала она. Её копошение расслабило Бугрова и даже развеселило.

— Так дело не пойдёт. Ты больше по полу лазаешь, чем моешься. Я сам тобой займусь.

Особый восторг у него вызвало мытьё Дашкиной головы. Под напором воды, волосы, сползая на плечи, змеями по спине, плелись в забавные кружева. Каждое прикосновение его рук, губ, ноги, не говоря уже о другом, заставляло мучиться разгорячённое девичье тело. А он словно нарочно касался и касался... Губы таяли и горели под сладостью поцелуев его требовательного языка, от шелеста волшебных пальцев трепетала, наливаясь ломотой грудь, вызывая при этом сладкую боль внизу живота. А он словно не замечая творившегося с ней, сосредоточенно занимался её помывом. Мужские руки легко крутили Дашу под волшебными струями. Между горевшей огнём Ромкиной рукой и стонавшим её телом скользило мыло. Лаская и соблазняя, оно носилось по телу, не мешая Бугрову замыкать дрожащие губки поцелуем. С каждым прикосновением ей всё труднее и труднее давалось его отдаление. Хотелось, чтоб прилип, чтоб слился с ней в одно... И она, показывая своё неудовольствие, тянулась за новым каскадом ласк. А он словно смеясь над ней за отказ не замечал, что прикосновение его рук несло мучительный огонь, желание... Даша мучилась сходя с ума, но не попросишь же его о том, на чём сама поставила крест. Надо терпеть, а тут... Его волшебные пальцы находили самые сокровенные места. Куда ей вздумается, залезала нахальная мочалка. Боясь так запросто упасть в возникающий внутри его рук огонь, Даша сделала не смелую попытку отстраниться. Не очень помогло. Пламя полыхало в голове, сводя с ума и даже в ногах, доводя их до дрожи. Огонь, разгораясь, рвался наружу.

— Я сгорю, — прошептали её сухие от жара губы, пробуя остановить его.

Он давно уже заметил её тёплый просящий взгляд, но решил не спешить, доведя грёзы девчонки об этой ночки до сказки. Понятно, что в ребёнке бурлят романтические фантазии: начиталась, наслушалась, насмотрелась в кино. Хочет сказку? Имеет право! Она её получит.

— Сейчас, малыш, я побалую тебя парком. Огня ты ещё, пока не видела. Это только маленькие искорки. Ложись на лавку животиком вниз. Вот так. Веничком пройдусь. Легонько не трусь, — ворковал Роман.

— Не надо, больно же, — засомневалась Даша.

— Похоже, ты никогда не парилась, принцесса, теперь мы это делать будем часто. Я легонько, не дрожи. Обкатим из ушата мятным настоем. Как?

— Не знаю, кажется, понравилось. Что ты делаешь? — изнемогала она.

Его губы скользили по её распростёртому на лавке разгорячённому изнывающему и требующему чего-то неведомого телу.

— Высушиваю слёзки берёзки на теле моей любимой девочки,— пел жаркой музыкой его голос.