Дом всех тварей

— Почему ты всегда это делаешь? — спросил Аштар самым бесцветным голосом. — Почему ты постоянно оказываешься там, где исчезает моя сестра?

Амти заметила, что у Аштара вертикальные, будто у кошки зрачки. Наверное, он так разозлился, что получил второе искажение. Аштар прошелся языком по своему кошачьему клыку, проверяя, шатается ли он, а потом сказал:

— Нет, серьезно, ты ответь. Я больше не могу злиться.

Мелькарт утер кровь с носа, потом болезненно скривился, сплюнув розовую слюну, хрипло закашлялся.

— Понятия не имею! Я еще помню приходила Яуди, потом ничего не помню. Может они погулять ушли?

— Я звонил Шайху, Яуди тоже не вернулась, — спокойно ответил Аштар, а потом так же спокойно добавил. — Я твою башку оторву. Каждый раз одно и то же. Мог бы уже понять, что я злюсь, когда пропадает моя сестра!

— Да я понял, понял! Но тут я правда не виноват! Я никуда не посылал твою дохлую сестричку и воскресительницу мертвых! Пусть бы они хоть по мужикам пошли, мне все равно было. Задрых я, понимаешь? Если бы ты задрых, вряд ли оставался бы братом-четкое-ухо.

Аштар протянул руку, сгреб осколки, не боясь уколоться, и принялся пересыпать их в руках, будто песок.

— Почему сейчас? Почему в такой момент? Что ей понадобилось с Яуди?

Амти даже несколько обиделась, что Аштар не выяснил, дома ли Амти. В конце концов, сам себе дурак, это ведь она всех подбила на это маленькое путешествие.

Аштар отбросил осколки, замер, опершись головой на ладонь, в ужасно неудобной позе.

— Что теперь делать? — спросил он будто у себя самого. И вид у Аштара был невероятно грустный. Амти подумала, что Эли никогда не видела его таким. Когда Эли была рядом, он относился к ней снисходительно, будто заботиться о ней было просто его долгом. Никогда Аштар не показывал, что любит свою сестру. И сейчас он об этом не говорил, но сама его напряженная поза, взгляд, голос, все его выдавало. Он любил Эли и волновался за нее.

В комнату вошел Неселим. Он принес из ванной скудную аптечку, оставшуюся здесь еще от прежней хозяйки. В основном, она была полна всякого рода сердечными лекарствами.

— Господа, — сказал Неселим. — Постарайтесь не вести конфликтных диалогов, пока я попытаюсь привести вас в порядок. И мы должны отправляться.

Прежде, чем Неселим нанес антисептик на вату, Аштар тут же нарушил первую же обращенную к нему просьбу.

— Что?! В смысле, отправляться! Это то есть как? Моя сестра неизвестно где, а мы пойдем во Двор?

Неселим помолчал, задумчиво рассматривая этикетку антисептика, потом сказал:

— Да. И побыстрее. Ты понимаешь, что глава Государства пропал? И понимаешь, кого будут подозревать? Кто у нас официальные Инкарни в Государстве?

— Про кого там мамкины детективы говорили, что мы втираемся в доверие чтобы совершить теракт? — хрипло засмеялся Мелькарт.

— Как ни странно это говорить, но Мелькарт прав, — сказал Неселим. — Мы должны уходить. Во Дворе мы с этим разберемся.

Он осторожно, почти заботливо, принялся обрабатывать раны Аштара, потом вправил нос Мелькарту, видимо, делал он это не в первый раз, на лице его было скучающее выражение. Тяжело дружить с человеком, которого постоянно бьют, потому что он паскуда.

— Я не пойду, — сказал Аштар твердо. — Хотите прятаться — прячьтесь. Мне плевать. Я в этом не виноват.

— Конкретно ты, нет, — сказал Неселим. — Но это сделали Адрамаут и Мескете.

— Чего?! Они что совсем тупые?! — заорал Мелькарт.

— Тише. Нет, просто Мескете имеет обязательства перед Двором. И ей нужно их выполнять.

— Теперь меня точно не возьмут обратно в Псы!

— Тебя бы и так не взяли. Я тоже не рад, Мелькарт. Моя жизнь только начала налаживаться.

— Вы меня вообще слушаете? Вы серьезно считаете, что это была хорошая идея? Ладно, идея не плохая. Но у меня в Государстве сестра потерялась! И я никуда не пойду, пока не найду ее!

Неселим и Мелькарт смущенно замолчали. Аштар, чтобы усилить эффект, добавил:

— Из-за тебя! — указывая пальцем на Мелькарта. Мелькарт только хмыкнул.

Некоторое время Неселим молча продолжал оказывать им посильную медицинскую помощь, а потом Мелькарт вдруг выпалил:

— Стоп, Адрамаут и Мескете вытащили Шацара во Двор, так?

— Так, — сказал Неселим.

— И нам это не доверили, так?

— Да. Вы не слишком надежные.

— Но Амти-то, наверное, об этом узнала?

Неселим ощутимо смутился, потом сказал:

— Вероятно!

— Шацар мертв? — продолжал спрашивать Мелькарт.

— Нет. Вроде бы.

— Тогда надо позвонить ее папашке и узнать, дома ли она. Если нет, то все с ними понятно. Пошли спасать ее мужика!

— О, Мелькарт! — сказал Аштар, обнимая его так, что кости хрустнули. — У тебя все-таки есть мозг!

— Не смей меня обнимать, ты гей! — огрызнулся Мелькарт.

А потом картинка начала мутиться, будто стекло, сквозь которое смотрела Амти — запотело. Глаза заболели, Амти потерла их, и вот она снова очутилась на поляне, а перед ней снова оказалось лишь яблоко, на ощупь так похожее на глаз. Хрусталик, подумала Амти, и засмеялась, такой дурацкой была эта мысль.

— Ничего себе, — сказала Яуди так, будто ее совершенно не интересовало волшебное глазное яблоко, а потом вырвала его у Эли с необычайной цепкостью, позвала:

— Шайху!

И Амти, наверное, впервые поняла, что Яуди по нему соскучилась. Они с Эли склонились вокруг яблока, Амти почувствовала лапки Мардиха, больно скребущие по макушке. Сначала внутри яблока лишь снова переливался свет, а потом Амти увидела телевизор в телевизоре. Старенький, пучеглазый экран в квартире Ашдода передавал какую-то арию. Дева в белом пела о чем-то на древнехалдейском. Амти еще в школе ездила вместе с одноклассницами смотреть эту патриотическую оперу о древности их народа, и войнах с Другими. Ей было ужасно интересно, как это, когда люди говорят на чужом тебе языке. Как это, когда армии сходятся в битве, не понимая друг друга. Какой-то абсурд, думала тогда Амти, наблюдая за историей любви халдейской девушки и Другого. Она бы не смогла полюбить того, кто не говорит с ней на одном языке.

Хотя, в конечном итоге, ей достался мужчина, который большую часть времени вообще молчал, что было немногим лучше.

Ашдод и Шайху сидели перед телевизором с открытыми ртами. Амти посчитала, что сейчас не лучшее время удивляться эпичности национальной оперы, и только спустя пару секунд поняла истинную причину их ошеломленного вида.

Ашдод одну за одной переключал программы, сначала с помощью пульта, а потом и вручную. Везде, на всех каналах, показывали одну и ту же оперу. Картинка на секунду прерывалась, и тут же оказывалась абсолютно идентичной на любом канале. То, что их вообще возможно переключить было видно исключительно по логотипам каналов.

Ашдод и Шайху сидели на продавленном диване, уставившись в экран, где девушка в белом повествовала о своей несчастной любви. Наконец, Шайху нашел слова, описывающие ситуацию, по крайней мере с его точки зрения:

— Вот это жесть, — сказал он.

— Да, — согласился Ашдод. — Кажется, рупор власти сломался.

А потом Шайху резко развернулся к Ашдоду, принялся трясти его за плечи.

— Яуди мертва!

— С чего ты взял? — спросил Ашдод деланно безмятежно. — Не думаю, что она мертва.

— Я думаю, что она мертва!

— Это я понял. Почему ты так думаешь?

— Иначе где она?

— Мы ей надоели, и она сбежала!

Ашдод, впрочем, тоже выглядел очень взволнованным. Просто паникующего Шайху было вполне достаточно, чтобы выразить беспокойство за двоих.

— Мы должны найти ее! — причитал Шайху. — Я так и не сказал ей, что я ее люблю!

— А ты собирался? — спросил Ашдод с некоторым беспокойством.

— Нет! Не собирался! Но теперь и не соберусь!

— Слушай, Шайху, правда, почему ты вообще ей нравишься?

Шайху задумался, а потом сказал:

— Это будет неважно, если она умрет!

— Это фраза из фильма!

— Она же в тему! Заводи машину!

— Это тоже фраза из фильма. Куда мы поедем?

— Не знаю!

— Ладно, для начала предлагаю поехать к твоим друзьям. Они могли бы что-то знать.

— Ладно! Поехали! Куда угодно!

Шайху с удовольствием приложился к полупустой бутылке с джином, и Ашдод сказал:

— Но ты не поведешь.

Они суматошно собирались, и Амти видела, что когда Шайху натыкается на вещи Яуди, это заставляет его волноваться еще больше. Уже у порога, когда Ашдод застегивал свое облезлое пальто, а Шайху свою модную куртку, Ашдод вдруг сказал:

— Я думаю, будет честно сказать тебе, что...

— Ты ее убил?!

— Нет, — терпеливо ответил Ашдод. — Что я к ней тоже неравнодушен.

Шайху некоторое время смотрел на Ашдода совершенно непонимающим взглядом, а потом случилось нечто, по мнению Амти, совершенно невозможное. Добродушный Шайху, который мухи не обидел, несмотря на свою бытность Инкарни и Ашдод, который и вовсе был Перфекти — подрались. С руганью, катанием по полу, синяками и взаимными оскорблениями. Эта драка, наверняка куда менее внушительная, чем драка Аштара и Мелькарта, продолжалась недолго. В конце концов, Ашдод отвесил Шайху довольно сильную оплеуху и сказал:

— Мы сейчас должны думать не о себе!

— А о ней! Ты хочешь ее у меня увести!

— Ты сам недавно был убежден, что она умерла.

— Да, но...

Ашдод вздернул Шайху вверх, за шкирку, как щенка, сказал:

— Тогда давай попытаемся ее найти.

Шайху еще что-то возражал, но картинка снова стала как запотевшее от пара стекло. Амти потрясла головой, отгоняя наваждение.

Яуди вздохнула, молча отдала яблоко Амти. На секунду показалось, будто Яуди расстроена. Амти взяла яблоко, погладила его кончиком пальца, а потом тихо-тихо, почти шепотом, позвала:

— Шаул.

Она уставилась в светлую глубину, ожидая увидеть сына. И — увидела. Шаул сидел на коленях у ее папы. Он проявлял особенный интерес к его очкам. Стянув их, Шаул принялся грызть дужку.

— Мама? — поинтересовался он.

— Мама скоро придет. Я надеюсь. И надеюсь, что твоя мама не делает глупостей.

Шаул явно остался неудовлетворен этим ответом, он помолчал, продолжая грызть очки, а потом спросил:

— Папа?

— Я не знаю, где твой папа. Надеюсь, он не вернется. Твой папа сделает тебя и твою маму несчастными. Он так уже сделал со мной.

Шаул попытался вернуть отцу очки, но не справился с этой сложной задачей. Папа поправил криво надетые очки, вздохнул.

— Я просто хочу, чтобы ты и твоя мама были счастливы. Что должен делать отец в таком случае?

Шаул потребовал у папы сказку. Амти не была уверена, что он знает его жест, с которым Шаул просит историю — повторяющееся соприкосновение большого пальца и остальных, с таким жестом подростки говорят что-нибудь вроде "бла-бла-бла".

— Что? Ты считаешь, что я вру?

Папа посмотрел на него задумчиво, потом сказал:

— Хочешь поговорить?

Шаул повторил свой жест. Папа задумался, протянул:

— Я даже не знаю, что тебе рассказать. Ладно, слушай, жило было в такой огромной и прекрасной стране, как человеческий мозг, целое поселение таницитов. Они жили на дне мозгового желудочка, жили бедно, однако не тужили. Танициты были торговцами, они участвовали в обмене веществ между жидкостью спинного мозга и кровью. Однако подпольно, в свободное от основной работы время, самые молодые члены семьи вырабатывали трийодтиронин, который не только заставлял мозг быть бодрым, но и увеличивал рост его хозяина.

Картинка быстро померкла, и Амти почувствовала себя расстроенной, она скучала по Шаулу и папе. Конец сказки Амти прекрасно знала. Потом на таницитов напало алкогольное цунами, и их хозяин остался тупым, сонным карликом. Папа так рассказывал Амти о вреде алкоголя, чтобы она не пила в школе. Амти даже не была уверена, что все это научно, однако в двенадцать эта история жутко ее напугала. Хорошо, что Шаул услышал ее раньше, чем у него могла сформироваться психотравма.

Все, кроме Мардиха, загрустили. Мардих щебетал о том, как они спасли рюкзак и как могут собой гордиться, ведь это их первое соприкосновение с дикостью этого мира. Лягушка, как вскоре было замечено, продолжала следовать за ними, а рюкзак истекал грязной водой из пруда.

— Думаете, мы зря заставили всех волноваться? — спросила, наконец, Яуди.

— Наверное, — сказала Амти.

— Точно зря! Брат меня убьет! — сказала Эли. — Но здесь я хотя бы могу чувствовать вкус еды, и траву, и людей, и всякие такие штуки. Так что пусть убьет, если хочет, я не жалею.

— Правильно! Возвращаться для слабаков, — сказал Мардих.

— Эй, вообще-то мы планируем вернуться домой, — сказала Яуди. — Однажды. Хотя теперь не очень-то хочется. Что не так с мужчинами?

— Меня не спрашивай, я пусть и старый, пусть я и птица, но все-таки мужчина!

Они напали еще на несколько терновых кустов прежде, чем додумались просто счистить смолу с местных черных деревьев. Ветки тут же начинали гореть вполне сносно. Амти периодически шептала яблоку, которое забрала с собой:

— Шацар!

Но ничего не получалось. Видимо, невозможно было смотреть за тем, кто сам находился в этом мире. Однако Амти не оставила своих попыток. Яблоко оставалось глухо, пропуская только свет и играя с ним. В конце концов, Амти засунула его в карман, когда услышала:

— Что? Я планировал поспать.

— Прости. Просто я хотела увидеть, где ты.

— Ты задействовала не тот сенсорный канал.

Они шли долго и, в конце концов, остановились на опушке леса. Воду с собой они набрали в бутылки, поэтому ее источник было искать совершенно не обязательно. Дальше их ночлега, который они начали готовить, простиралась каменистая, сухая земля, по бокам от которой вырастали скалы. Каньон примыкал к лесу так естественно, будто ему здесь и полагалось быть. Внешние Земли были похожи на лоскутное одеяло.

Обустроившись, они развели костер и принялись играть в карты, которые захватила с собой Эли. Рюкзак сох у костра, и Амти все еще надеялась спасти фонарик. Может, он заработает, когда высохнет? В карты Амти играла без особенного интереса, однако Эли любила это дело еще со времен Ямы, где заниматься чем-то другим представлялось затруднительным. С того же времени Амти испытывала к картам стойкое отвращение, но села играть за компанию, лениво пропуская выигрышные ходы. Между Яуди и Эли завязалась настоящая перепалка.

— Ты мухлевала, — сказала Яуди.

— Нет! Ты проиграла! Тебе просто не повезло!

— Ты забрала все козыри.

— Они мне попались! Просто признай, что ты продула! А я победила!

Эли любила выигрывать больше всего на свете, переубедить ее в том, что она выиграла было сложно даже когда она проигрывала, не говоря уже о ее настоящих победах.

— Ладно, — в конце концов, сдалась Яуди. — Я все равно ставила что-то бесполезное.

— Ты ставила Шайху!

— Ну да, точно.

Они засмеялись. Амти рассеянно улыбнулась, наблюдая за светлым небом. Самым страшным в этом мире было отсутствие заката. Амти не знала, когда, как занавес, упадет темнота.

Неожиданная чернота земли и неба, которую невозможно было предугадать, пугала Амти еще больше чем то, что эту темноту населяло.