Дневник молодого человека (21+)

Все были скованы — и мы с Ирой, и ее родители. Чувствовали себя неловко и не скрывали этого. В том числе и я. Пили белое сухое вино, ели прекрасно запеченного судака с овощами на гарнир. Родители осторожно расспрашивали меня — чем занимаюсь, где учился, кто родители, и прочее. Еще более осторожно сделали тонкий намек — не вступаем ли мы в интимные отношения? Но, естественно, очень уж иносказательно и завуалированно. Но я понял и категорически отверг это. По-моему, они мне поверили.

Телефон зазвонил, когда обед подходил к своему завершению. Ира вышла из-за стола, прошла в коридор, взяла трубку, сухо и очень тихо переговорила. Вернулась.

— Ну, мы пожалуй пойдем уже, — несколько натянуто произнесла она.

Родители, явно уставшие от всего этого мероприятия, дружно согласились.

Мы быстренько оделись, обулись, распрощались. Также быстро и молча спустились по лестнице. Я все время шел и думал — какие у нее дальнейшие планы? И в голове торопливо роились разные мысли, одна поспешнее другой, и от этих всех мыслей мне было жарко.

Вышли на улицу. Здесь у подъездной лавочки стояла девушка в коричневой куртке.

— Привет, — поздоровалась с ней Ира. — Что звала?

Знакомить ее со мной Ирина почему-то не стала. Я отошел поодаль, остановился в ожидании, слегка обиженный невниманием. Стою, жду, когда они поболтают и мы с Ириной пойдем дальше. Наверное, ко мне? — в страшном волнении думал я. — Или сначала погуляем, а уж потом — ко мне? Мне по-прежнему было жарко от всех этих мыслей.

— Нас парни позвали на пиво, — произнесла девушка, мельком глянув на меня.

И они вдвоем развернулись и пошли налево от подъезда.

— Пока, — несколько суховато, и даже как-то равнодушно бросила мне Ирина через плечо.

Я растерянно прошел за ними несколько шагов — мне было в ту же сторону — впрочем, с каждым шагом все замедляясь и замедляясь. Потом остановился, тупо глядя в спину удаляющимся девушкам. Голова как-то странно сразу же отупела. В ней что-то громко застучало и загудело, и мыслей никаких не было.

А девушки все удалялись, и я все стоял и смотрел, и в голове все гудело и гудело. И вот они уже дошли до конца дома и, наконец, свернули налево, к автобусной остановке, скрывшись с моих глаз. И я, наконец-то, очнулся. Лицо мое пылало, внутри все тряслось.

Я решительно пошел за ними следом — и дорога домой была в ту же сторону, и универмаг Юбилейный в том же направлении. На углу дома я остановился и осторожно выглянул. Вон они — перешли улицу Столетова и направились через кинотеатр Современник на остановку к Юбилейному. Я дождался, когда они скроются — не знаю, правда, зачем мне это было нужно — и только после этого направился к себе домой. Но войдя в свой двор я вдруг замер, поняв, что в таком своем состоянии мне без водки просто не обойтись, и, значит, снова придется идти за ними следом, так как водка продавалась только в универмаге Юбилейный.

Постояв за жиденькими зимними кустами и дождавшись, когда две высоких девушки скроются за почтой, я неторопливо отправился за ними следом. Подойдя к кинотеатру, я остановился на углу и снова выглянул — они уже прошли площадь перед почтой и спустились к д.к. Гайдара. До них было далековато и вряд ли они бы меня увидели, но на всякий случай я еще подзадержался, и вышел на площадь только тогда, когда девушки стали переходить на светофоре улицу Объединения.

Держась как можно ближе к почте — чтобы меня не видно было от остановки — я потихоньку приблизился к зданию Дома культуры. На углу его снова притормозил, осторожно выглянул, не в силах объяснить самому себе своего поведения. Девушек не было видно, так как на остановке стояли два автобуса, закрывая собой пассажиров. Я подождал, пока автобусы уедут — а то глупо будет, когда я перейду улицу, а они все еще будут стоять! Ведь остановка — впритык со светофором! Под их взглядами я буду ощущать себя полным идиотом — и под равнодушным взглядом ее подруги, и под взглядом самой Ирины. Что мне им сказать? Или сделать вид, что я их не замечаю? Полный идиотизм!

И я дождался, когда все автобусы уедут и остановка очистится для взора — девушек там не было. И я почти бегом, под мигающий зеленый, пересек улицу, пробежался по низу универмага (первый этаж находился ниже уровня тротуара), не обращая внимания на прохожих, и на пульсирующую боль в голове, добежал до самого конца универмага — именно здесь располагался вино-водочный отдел, резко рванул дверь, чуть не выломав ее, под странные взгляды выходящих мужиков, прячущих в карманах бутылки с дешевым портвейном. Окинул взглядом помещение. Очередь.

— Вы последний? — обратился я к ближайшему пареньку.

Он судорожно кивнул. Я встал рядом, по-прежнему не находя себе места, и поэтому постоянно двигаясь под настороженные взгляды ожидающих в очереди — на месте мне почему-то не стоялось. Но мне было не до них. Скорей бы водки — и забыться! — одна только мысль сверлила мне мозг. — Забыть обо всем! О том, что случилось! Представить, что ничего этого не было, и как можно быстрее! А то мозг лопнет. Или кровь закипит в голове. Или еще какая напасть приключится — вон как долбится сердце!

Но очередь продвигалась очень уж медленно. Некоторые мужики обстоятельно о чем-то расспрашивали продавцов, внимательно рассматривали этикетки то одной, то другой бутылки. И мне неимоверно сильно хотелось подойти и дать такому покупателю в ухо, а потом — если начнет подниматься — в бровь или в переносицу. А потом — и пнуть как следует ногой в лицо. Но я стоял на месте, замерев, и только скрипел зубами, сдерживая себя — мужики-то здесь при чем?

Наконец подошла и моя очередь.

— Пшеничной ноль пять, — коротко произнес я, выложив шесть рублей двадцать копеек — без сдачи.

Продавщица в белом халате, небрежно расстегнутом сверху на две пуговицы, как-то странно оглядела меня, усмехнулась и также небрежно, и как-то даже презрительно выставила на прилавок бутылку с бело-желтой этикеткой. Я дождался, когда она пересчитает мои деньги — неприятно, когда тебе в спину кричат — мол, а ну-ка постойте, молодой человек, что-то у вас здесь не сходится! — и все в очереди дружно поворачиваются в твою сторону и все как один глазеют на тебя!

Женщина одним пальцем небрежно пошевелила мою мелочь, молча скинула в свою, загрубевшую от таскания ящиков, ладонь, и я, взяв с прилавка водку, поспешно удалился, торопясь домой — бешеный стук в висках и дикий звон в ушах не давали мне покоя. Я был зол и ничего вокруг себя не видел и не слышал. Окружающий мир как-то померк, расплылся, перестал существовать. Остался только я один — и боль в голове. И эту боль необходимо было затолкать, забить глубоко внутрь... до основания... Иначе не выжить — лопнут мозги, лопнут кровеносные сосуды в голове, лопнет, в конце концов, и сам череп — так мне было плохо.

По дороге заскочил в бакалею, купил на закуску консервов — болгарские маринованные огурчики и лечо. За колбасой была огромаднейшая очередь и я решил обойтись без нее. Прибежал домой. Внутри меня по-прежнему все тряслось.

Быстро разделся, поскидав как попало одежду на пол. Прошел на кухню, торопливо открыл водку, достал из шкафчика бокал, суетливо наполнил его наполовину. Поспешно выпил, с непривычки давясь от такой дозы. Водка, всколыхнув кровь, бурным потоком устремилась к голове, ударила по глазам, по мозгам. Стало гораздо легче. Спокойнее как-то. И сердце уже не пыталось выскочить из груди в своей бешеной скачке, и мысли притормозили, успокоившись и перейдя в вялотекущее русло.

Ну вот, все стало на свои места, — уже более спокойно подумал я, консервным ножом вскрывая железную банку с лечо. А может я просто смешон в своей обиде? И она, поди, с подругами, балдеют, наверное, в душе. Таких ухажеров у них пруд пруди. Выбор есть. Возможно даже презирает меня — мелочь, мол. А может вздохнула с облегчением — мол, отвязался наконец-то — и хорошо, что без резкостей и грубостей обошлось.

Дрожь тела и мыслей прошла, и я уже более твердо сел на табурет, налил еще полбокала водки. Подумал немного. За окончание наших отношений, мысленно произнес я сам себе тост и выпил. На этот раз — уже более спокойно и неторопливо. Поставил бокал на стол, чувствуя, как алкоголь живительно разливается по клеткам мозга, снимая с него тяжкую нагрузку. Не вставая достал из ящика ложку. Закусил лечо.

Наверное, я просто не понравился ее родителям, — с горечью подумалось мне, — И это повлияло на ее отношение ко мне. Или, наоборот, ей не понравился такой вот интерес ее родителей ко мне. Или еще какие-то слова ее родителей, сказанные ими Ирине. Хотя, впрочем, что я ее все время оправдываю?! — возмутился я и снова налил водки.

Подумал, взял банку с огурчиками. Открыл, благо никаких консервных ножей не потребовалось — крышка просто откручивалась, с хлопком. Ложкой цеплять было неудобно и я достал вилку.

Итак, наши отношения продлились всего десять дней, с горечью подумал я. Что же поделать, видать — не судьба. Сейчас моя главная задача — поскорее забыть ее. Что прошло — то прошло. Ну не получилось! А кто сказал, что если ты влюбишься в кого-то, то и он обязательно влюбиться в тебя?! Наверное, полная взаимность, это огромная редкость, и безмерно счастлив тот, кому выпал этот счастливый билет! Впрочем, это все алкоголь... Как говорил один мой знакомый ловелас — облом в любви, это как зубная боль, надо просто напрячься и потерпеть. По его словам двух недель вполне достаточно, чтобы сердечные раны зарубцевались и само сердце огрубело. Ну чтож, мысленно согласился я, две недели пьянки я как-нибудь осилю. Главное — чтобы я действительно перестал думать об Ирине, мысленно разговаривать с ней, постоянно подходить к этому злосчастному окну, удерживаться от нестерпимого желания прийти в ее двор, сесть в сторонке и смотреть на ее окна.

Я снова выпил — без всяких внутренних тостов.

Глава 9.

В общем, не стоит говорить о том, что в понедельник я на работу не пошел — просто был не в состоянии! С утра мучило такое ужасное похмелье!

Как тебя отбрили! — зло думал я, метаясь по квартире как свежепойманный тигр. — Как щенка! Пнули походя. Даже не подумав, что делают тебе больно. И, значит — именно так к тебе все это время она и относились! А я уже размяк, слюни распустил — Ира то, Ира се!.. Идиот! Дебил! Придурок! Так тебе и надо!

Злости моей не было предела. Все во мне кипело, бурлило, пенилось, плавилось. Я был раскален до бела. Так паршиво я себя еще никогда не чувствовал!

Блин! Молодец она... Как она меня опустила — другого слова я не смог подобрать — и хорошо относится, и улыбается, и на тебе... пнула как паршивого котенка! Сходил в гости, называется!

Где та Иринка, от которой я тащился, и встречи с которой ждал, волнуясь?

Такой удар... Я не могу... Ну их всех... Как они крутят — как пацаном... Хватит, все, имей гордость в конце-то концов! Нельзя же так — давать на себе ездить, пинать себя ногами, плевать в лицо, в душу!

А может она ждет моего звонка, чтобы все объяснить? А может, вообще не берет это в голову — подумаешь, мол мелочь — пиво с друзьями, обычное явление, всякое, мол, бывает? — вдруг встряло сердце со своими оправданиями. — Ты все-таки не горячись, не торопись с выводами. Вдруг все было совсем не так, как тебе кажется? Может, ты все не так понял?

А что тут понимать? — с горечью возражал разум. — Все ясно — яснее просто некуда! Нечего пытаться ее оправдать и придумывать ей поступки, которые она не совершала! В этом выразилось все ее отношение ко мне!

И вроде доводы все были разумны, не подкопаешься. Но меня хватало буквально на пару минут, и сердце снова вступало в горячий спор с разумом. И так — все время! Весь день! И это самое ужасное!

И чтобы хоть немного развеяться, прочистить голову, я съездил в "Орбиту" и купил высоковольтный дроссель. Припаял. Включил телевизор — заработал. Вдвоем с Вовкой поставили его на место. Работа хоть немного меня отвлекала от тяжких раздумий. Но как только она закончилась — снова хлынул поток мрачных мыслей — и не спрятаться от них, не скрыться.

И так я кое-как промучился до вечера — ну не пить же с утра или с обеда? — с ворохом сумбурных мыслей, одна другой мрачнее и ужаснее. Потом решительно сходил в "Юбилейный" и снова купил бутылку водки, так как вчерашнюю я почти допил.

Поднимался по лестнице к себе домой, и с площадки четвертого этажа непроизвольно посмотрел вверх — а вдруг она стоит у перил, ждет меня чтобы объясниться, попросить прощения? Но — никого. Размечтался, комик, — только и покривился я, издеваясь над собой.

Она, скорее всего, больше не придет ко мне, думал я, наливая водку. Или придет, если чувствует за собой вину? Но вряд ли. Не чувствует она ничего.

Я выпил.

Впрочем, подожду пару дней, — предательски подумалось мне. — Если не придет — позвоню и скажу: Ничего не хочешь мне сказать? — Нет. А что я должна сказать? — Ну извини, — и повешу трубку. А если придет — буду, как обычно, нормален — не буду говорить, что это наша прощальная встреча и больше мы встречаться не будем — жалости это у нее не вызовет, и раскаяния тоже.

Короче, снова весь вечер никак не мог выкинуть ее из головы, хотя твердо решил — все, конец. Такое с собой обращение нельзя терпеть! Получается, что именно так выглядело ее нормальное ко мне отношение. И оно мне совершенно не подходило — просто оскорбляло! Вновь и вновь убеждал себя — любви нет, и не будет. С Иринкой — все — тупик наших отношений. И ничего нового не предвидится. Она не будет меня целовать, обнимать, прижиматься, говорить, что любит! Никогда! Ну такой это человек!

Но с другой стороны — надо испить чашу до дна, чтобы не было никаких иллюзий на тему: а вдруг, все не так, как я думаю, а вдруг и вышло бы что-либо у нас с ней, может, она относится ко мне не так, как кажется? Чтобы подобных сомнений больше не было.

В общем решил, что буду ждать ее прихода — сама поступила по-свински, сама должна и объясниться. Жаль, если она этого не понимает — что скорее всего, судя по ее манерам. Если не придет — звонить все-таки не буду — гордость-то надо иметь!

Я снова налил водки.

В книгах вот пишут: "Он не звонил ей две недели, измучился весь, но держался!" — и все, коротко и просто. А тут — прошел всего лишь только один день, а как уже тяжело!

А впереди — еще две недели таких мучений!

В общем я снова напился, пытаясь алкоголем выдавить из своей головы ужасную обиду, заглушить всю эту невыносимую боль!

Глава 10.

Впрочем, совесть все-таки надо иметь — ну хоть какую-то — и в среду я вышел на работу. Объяснил главному инженеру участка Бамбурову, что задержался по семейным обстоятельствам. Бамбуров всегда отличался добротой и пониманием, и замечаний делать не стал. Мягко улыбаясь, отправил меня на оформление пропусков на 80-й завод. И я по накатанной отправился на НЗХК — так как самая первая моя командировка в организации МСУ-70, в 1983 году, сразу после распределения, была как раз на этот завод в 10 цех — разворачивать там вычислительный центр. Сейчас, правда, я направлялся в первый цех — для усиления нашей командировочной бригады.