Вечность в подарок.

— Много ты понимаешь... — фыркнула девушка.

— Много, — звенящая в его голосе грусть смутила Мишель.

Но произошедшее потом повергло ее в шок.

Глаза его утратили тьму. Привычная чернота втянулась в зрачок, уступая место лазури.

— Это... как это... — хватая ртом воздух, пролепетала она.

— Разве такая умудренная веками бессмертная, как ты, не помнит рассказов о кудесниках-атлантах из-за моря?

— Кудесники — фигляры. Это же не фокус.

— Нет, не фокус. Это настоящий я.

Они молчали, смотря друг на друга, словно в первый раз.

— А еще я могу так.

Он запустил пальцы в ее волосы, легко перебирая и лаская, аккуратно массируя кожу головы. Приятное тепло растекалось от его рук, и Мишель прикрыла глаза, блаженно утопая в объятиях нежданной ласки. Дрожь удовольствия охватила все ее тело.

— Смотри.

— На что? — не желая покидать сладкий плен иллюзорного уединения, возмутилась она.

— А ты глаза открой.

Мишель нехотя подчинилась и ахнула, когда увидела, какой длины стали ее волосы.

— Как? — выдохнула она, не веря глазам, сжимая длинные, как некогда, пряди.

— Скажем так, я слегка ускорил время для твоих волос.

— Ускорил? Ты и такое умеешь?

— Я многое умею.

— Но с такой силой... почему же ты...

— Всему есть предел, — зло перебил он. — С волосами — это детский лепет, очень просто. Не будем об этом.

Мишель уже не слушала его, рассматривая и гладя вновь приобретенные волосы. Она не плакала ни разу за все время плена, а сегодня разрыдалась уже второй раз.

"Неужели красота — самое уязвимое место женщины?" — недоумевал Риенгарос. — "Или я таки сломал ее? Почему она плачет опять?"

Он протянул руку и кончиками пальцев подхватил ее слезы. Накрыл другой рукой.

— Держи, — на ладони атланта лежала россыпь идеальных, молочно-белых жемчужин.

— Камень слез, — криво усмехнулась девушка. — Конечно, именно это ты и можешь мне предложить.

— А еще это, — выбросив жемчужины, он на мгновение завел руку за спину. — Нравится больше?

Мишель прижала руки к груди, не веря своим глазам.

На этот раз Хранитель протягивал ей флер-де-лис. Рубины в утраченном, как она думала навсегда, украшении переливались всеми оттенками крови в ярком солнечном свете.

— Он все время был у тебя? — забирая драгоценность из рук атланта, спросила Мишель. Быстро застегнула цепочку на шее, наслаждаясь прикосновением металла к коже.

— Да, он был на тебе, когда я впервые увидел тебя. Когда Гален принес твое бесчувственное тело... — он осекся, понимая, что лишнее знание пленнице ни к чему.

— Тело? Что этот мерзавец сделал со мной?

— Думаю, лишал жизни несколько раз подряд, избавляя себя от лишних хлопот, пока не доставил в условленное место. Твоя одежда была пропитана кровью.

— Он... и ты... Ненавижу! — выкрикнула Мишель. — Вы оба с самого начала были в сговоре! Ненавижу!

Девушка бросилась на него, но Риенгарос легко поймал ее руки и заломил их ей за спину.

— Тише, айэлет, тише. Скоро я отведу тебя к нему, и ты сможешь выплеснуть свой гнев. Или простить.

— Простить? — оторопело проговорила девушка, прекратив сопротивляться. — Его?

— Умирающих легко прощать. Силы Галена иссякли, — скорбно прошептал Риенгарос. — Ты хочешь проститься с ним, айэлет?

Океан эмоций поглотил Мишель. Она сумела лишь кивнуть.

— Хорошо. Тогда пошли, я дам тебе одежду и отведу к нему.

— Чем-то недовольна, айэлет? — вкрадчиво поинтересовался Хранитель.

— Опять эти серые унылые тряпки, — возмутилась Мишель.

— А ты хочешь нарядиться для своего возлюбленного?

— А ты, я так понимаю, ревнуешь, Господин?

Риенгарос резко шагнул к ней — изящные в своей силе пальцы стиснули шею Мишель. Через миг девушка оказалась в воздухе, ноги ее болтались в полуметре от пола.

— Предупреждал: никогда не смей так меня называть. Ясно?

Мишель вцепилась в его руку, желая освободиться, но он лишь силе стиснул ее горло.

— Ясно?

Девушка опустила веки, выражая молчаливое согласие. Губы Риенгароса дернулись, едва обозначая улыбку, а пальцы разжались. Мишель упала, ударяясь коленями, и грязно выругалась. Атлант молниеносным движением поставил ее на ноги и влепил звонкую затрещину.

— Айэлет, красивой женщине не пристало выражаться, как последнему портовому грузчику.

— Откуда тебе знать! Много ты видел красивых женщин?

— Достаточно.

— Неудивительно, что Источник остался без присмотра. С таким-то хранителем!

— Айэлет, — тихим, сочащимся злостью голосом, произнес атлант, — ты не знаешь ровным счетом ничего... потому не смей судить о том, чего не знаешь. И одевайся, не серди меня. Эмир ждет.

Девушка хотела было возразить, но гневный взгляд Хранителя все же убедил ее прикусить язык и, быстро сбросив рубашку атланта, облачиться в унылое серое платье.

Риенгарос знаком приказал ей следовать за ним. Очевидно, разговоры утомили его.

Втолкнув девушку в камеру, он с силой захлопнул за ней дверь. Осмотревшись, Мишель заметила у дальней стены тень, смутно напоминающую очертания сидящего человека.

— Гален? — позвала она, делая шаг вперед. — Гален, это ты?

Застоявшийся воздух подземелья и сырость смешивались с неприятными запахами человеческой жизнедеятельности.

— Господи, Гален, что он с тобой сотворил?

Девушка подошла совсем близко, с ужасом рассматривая бледное осунувшееся лицо бывшего эмира, лихорадочный блеск глаз, казавшихся теперь еще огромнее, и безвольно лежащие на коленях красивые руки со сбитыми костяшками и сорванными ногтями.

— Гален...— прошептала она.

Мужчина вздрогнул, медленно повернулся к ней. Радость узнавания заискрилась в его взгляде.

— Сирита... моя Роза, — прохрипел Гален, цепляясь дрожащими пальцами за край ее платья.

Мишель присела, борясь с брезгливостью изо всех сил.

— Гален, — она все же заставила себя погладить его по голове. — Что он с тобой сделал?

— Просто оставил здесь, — жалобно простонал бен-Тафутт, — ведь ты отказалась помочь мне.

— Помочь?

— Ты не захотела отдать то, что не принадлежит тебе. То, без чего я умираю сейчас, ведь силы почти не осталось... Сирита, почему ты так жестока?

Упоминание о Ключе мгновенно очистило сердце Мишель от жалости, которая затопила его при виде плачевного состояния эмира.

— Я — жестока? Я? — выкрикнула она, и эхо мгновенно приумножило и разнесло ее крик. — Это вы разыграли представление "злой тюремщик — добрый тюремщик". Отдать Ключ твоему сообщнику? Ха! Никогда. Вы слегка просчитались, друзья мои.

— Сирита, умоляю...

— Это не мое имя, я устала тебе напоминать, Гален, — проворчала девушка, немного успокаиваясь. — Знаешь, ведь я шла сюда проститься... Упокойся с миром.

— Нет, Мишель, помоги мне! — прокричал он и повалился на спину, словно это усилие лишило его остатков жизни. — Ведь ты любишь меня. Сирита всегда любила Мухаммада... Моя Роза...

— Ты бредишь, эмир. И я давно уже не Сирита!

Девушка поднялась и направилась, было, к выходу, но мавританский принц не желал так запросто сдаваться, не желал верить, что задумка его не сработает.

Он пополз за ней и вцепился в ее ноги стальной хваткой, понимая, что время притворства ушло.

Сила — единственное оружие.

Теряя равновесие, Мишель выругалась и упала на пол рядом с ним. Гален охнул, но ловко перехватил ее поперек туловища, жадными губами тычась в лицо бывшей любовницы, чтобы впиться поцелуем.

Мишель передернуло от гадливости, но эмир прижал ее руки к плитам пола, терзая нежные губы, поглощая, зло прикусывая и упиваясь ее болезненными стонами. Лишившись дыхания, она могла только стонать под натиском непонятным образом мгновенно окрепшего эмира.

"Он притворялся, мерзкий подлец"

— Ты будешь моей опять, — прорычал Гален, запуская руки ей под платье.

Внезапная вспышка света озарила камеру — неведомая сила оторвала тяжесть бен-Тафутта от Мишель. Звук падающего тела и вопль боли ворвались в ее сознание, возвращая из-за грани безразличия.

Мрачный силуэт Риаенгароса возвышался над нею, а Гален тихо скулил, отброшенный к стене.

— Вставай, айэлет, — атлант наклонился, протянул ей руку.

Не желая его помощи, Мишель встала сама, но дрожащие колени подогнулись, возвращая ее на холодный пол.

— Похоже, время ничему не учит тебя, айэлет, — покачал головой Риенгарос, но во взгляде его вместо привычной злобы промелькнула печаль.

— Не называй ее так, это же... она моя Роза! — подал голос Гален, пришедший в себя и вновь потянувшийся к безвольно сидящей девушке.

— Сирита, — он оказался рядом и коснулся ладонью ее щеки, потом прижался лицом к лицу возлюбленной.

Мишель ощутила влагу и характерный запах старых монет на его коже — должно быть, Риенгарос разбил бедолаге нос.

— Чего ты хочешь от меня Гален? — устало пробормотала Мишель, невольно обнимая его за плечи, чтобы помочь удержаться от падения: эмир дрожал, как осиновый лист на ветру.

— Хочу, чтобы ты любила меня как прежде, — он потерся о ее щеку и нашел губами губы. Вкус его крови вызвал волну тошноты, которую она едва сумела подавить.

— Гален, — проговорила Мишель, заставляя голос звучать как можно более печально и искренне. — У любых чувств есть срок. Наши исчерпали свой много лет тому назад.

— Нет, я по-прежнему люблю тебя! — запротестовал принц.

— Ошибаешься, — раздраженно проговорила Мишель и оттолкнула его. Но Гален не поддался, сжал ее в объятиях.

— Это ты ошибаешься, килен. Вспомни...

— Повторяю, наш срок истек!

— Да! — громогласно подтвердил Риенгарос, уставший и разозленный затянувшейся сценой прощания.

"Еще мои поцелуи не остыли на его губах, а он опять ноет о любви к своей Розе!" — ярость пульсировала по венам атланта.

Он молниеносным движением выдернул свою пленницу из объятий Галена и подтолкнул ее к двери камеры.

— Нет, ты же обещал дать мне время! — взвыл бен-Тафутт, пытаясь устремиться за ней.

Риенгарос пнул его носком сапога под ребра, отчего эмир отлетел в дальний угол.

— Отдохни, принц, тебе дорога предстоит, — очень тихо, чтобы не услышала Мишель, проговорил он.

Гален бен-Тафутт свернулся клубочком и, стискивая зубы, проглотил рыдания, готовые сорваться с разбитых губ.

"Теперь, Сирита, это конец. Теперь у меня нет жалости к тебе. Теперь я сделаю так, что ты умрешь. И этот гяур пойдет за тобой!" — мысленно бормотал он.

Мишель прислонилась к окованной железными пластинами двери и пыталась унять охватившую ее дрожь. Пока Риенгарос оставался в камере, не забирая факел из скобы, она не отрываясь смотрела на груду хлама, которая когда-то была Мухаммадом Седьмым, владетелем Альгамбры.

"Когда-то он был моим миром", — горько усмехнулась бессмертная. — "А теперь... Неужели Риенгарос сумеет и меня вот так сломать? Прости, Гален, но... Прощай"

— Пойдем, айэлет, — теплая ладонь сжала ее запястье, вырывая из раздумий.

Она подняла лицо и встретилась с взглядом небесно-голубых глаз жреца-атланта. Непривычное участие светилось в них.

— Что? — переспросила девушка, ощущая, как новая волна головокружения заставляет сильнее вцепиться в дверной откос.

— Пойдем, здесь для тебя ничего не осталось

Мишель сделала шаг, оступилась, прислоняясь вновь к шершавой поверхности двери.

Злой рык — сильные руки подхватили ее. Она оказалась перекинутой через плечо Риенгароса.

— Поставь, — успела потребовать девушка прежде, чем он стиснул ее так, что легкие лишились воздуха.

— Молчи.

И в первый раз за все время плена бессмертная красавица выполнила приказ своего тюремщика. Закрыв глаза, она зарылась лицом в шелковый водопад его волос.

Риенгарос принес Мишель обратно в ее камеру и бесцеремонно сгрузил на тюфяк. Ударившись затылком, она вышла из оцепенения и прожгла атланта гневным взглядом.

— Побудь здесь, айэлет, — игнорируя красноречие ее глаз, произнес он, — я приду за тобой.

Вернувшись в камеру бен-Тафутта, Риенгарос увидел, что тот по-прежнему лежит, скорчившись, на полу. Вид эмира всколыхнул волну липкого страха, страха за родное существо — атлант в два шага оказался рядом.

— Мальчик мой, — позвал он, склоняясь над бен-Тафуттом. — Слышишь меня? Гален! О, Клейто, что я наделал...

Он оттер кровь с лица принца, потом легко коснулся висков, снимая иллюзию, что должна была разжалобить "стального воробушка", но с треском провалилась.

Бен-Тафутт медленно открыл глаза, согреваясь и словно оживая от бережных касаний.

— Господин, — прошептал он.

— Ты испугал меня, — признался атлант.

Помедлив, успокаивая сбивчивое дыхание, он продолжил:

— И разозлил. К чему весь этот спектакль?

— Господин...

— Ты ведь знаешь, как я ревную тебя к ней! Мог ведь и все кости тебе переломать...

Гален криво улыбнулся.

— Ты... да, ты мог бы... Знаешь, Риен... Смешно мне было бы оправдываться, но порой я не властен над собой. Во мне словно двое: эмир Мухаммад, безумно любящий власть и свою Розу, и мальчик Гален, без памяти, без роду-племени, для которого единственным благом есть радость подчинения и единения с его Господином. И эти двое рвут меня на части.

— Мальчик мой, — Риенгарос осторожно обнял его, помогая подняться. — Пойдем отсюда, тебе надо отдохнуть.

Гален покачал головой.

— Не могу идти, Риен. Последние силы ушли на спектакль.

— Всегда любил твои шутки, мой принц.

Риенгарос подхватил его под колени, беря на руки как ребенка.

Унес прочь от сырости и сумрака подземелий, в одну из угловых северных башен, в которой обустроил свое жилище.

Устроив Галена в кресле, Риенгарос присел у его ног. Погладил по колену, опаляя жаром своим через покровы одежды.

— Послушай, мальчик мой, — вкрадчиво начал он, — это наш последний шанс вынырнуть из всего этого безумия. Гален, прошу, давай бросим все. Уйдем, затеряемся... Уверен, что сумею позаботиться о тебе, моих сил хватит...

Бен-Тафутт отрицательно мотнул головой.

— Поверь мне, нежный мой! — воскликнул атлант.

— Нет, Риен, не в вере дело...

— Гален, прошу, подумай. Мы будем вместе, будем свободны от этой одержимости, от жестокости и насилия.

— Я не буду свободен, Господин мой, никогда. Если не получу силу, я всегда буду зависим.

Риенгарос помолчал. Шумно перевел дыхание, поднялся и сел в кресло напротив.

— Значит, ты никогда по-настоящему не любил меня.

— Любовь? — вопросительно выгнул бровь Гален. — Любовь, мой Господин, придумали слабаки. Любовь — это так мало...Ты — источник моей жизни, ты спасал меня много раз... ты сводишь меня с ума, твоя ревность радует меня сверх меры... Ты...

— Замолчи, замолчи, безумный принц! — прорычал атлант, вскакивая и стаскивая бен-Тафутта с кресла. — Замолчи, любимый, — сжимая его до хруста в ребрах, взмолился он. — Мне все равно любовь это или иное слово... Гален, пожалуйста, давай оставим эту затею и просто будем рядом. Вечно...