Спартак

— Здесь нет кустарника или оврагов, где можно устроить засаду. Все открыто как на ладони и проклятый гладиатор не сможет преподнести нам никакого каверзного сюрприза, — внес свою лепту в разговор трибун Рулл, разглядывая с коня открывшуюся ему картину. — Если только не раздобудет у Плутона его шлем невидимку.

Его слова вызвали смех у римлян, но только не у самого Помпея. С грустным лицом он смотрел вокруг, но не видел ничего, что могло помочь проникнуть в замыслы врага.

— Чувствую, что фракиец готовит нам что-то необычное, но не могу понять что — честно признался он своим командирам.

— Ты слишком требователен к себе Помпей. Нельзя недооценивать врага, но не следует его, и переоценивать — возразил ему Рулл.

— В любом другом деле, где на кону не стояла бы судьба Рима, я легко согласился с тобой, но только не на этот раз. Сейчас ставки небывало высоки и я не имею права ошибиться. Почему Спартак остановился именно здесь? Скажите?

— Потому что возникли проблемы с продовольствием. Ранее здесь проходили легионы Эмилиана, наверняка забравшие у людей большую часть их запасов. Да и он сам порядком опустошил эти земли, сражаясь с Эмилианом и ожидая нас — подал голос, военный трибун Афраний Пет, за спиной которого было много боев и походов.

— Он мог перейти горы и получить все, что ему необходимо по ту сторону Апеннин, так им прежде делалось не один раз.

— Ты, верно, сказал о ставках, но забыл о времени. На севере Магниций рано или поздно соединится с Метеллом. На юге высадятся войска Лукулла и тогда Спартаку несдобровать. Ему любой ценой нужно взять Рим, а для этого разбить тебя — простые и в тоже время отточенные слова трибуна несколько успокоили Помпея.

— Что ещё интересного скажешь о Спартаке? — обратился он к Пету, несколько расслабившись сидя в седле.

— Скажу, что он намерен драться жестко и отчаянно. Так, словно это его последняя битва.

— С чего ты это взял?

— Посмотри, у Спартака вокруг лагеря возведен только вал, частокола нет и, по всей видимости, он ставить его не собирается — трибун указал на лагерь повстанцев рукой и никто из командиров не посмел с ним спорить. Почти все из них поступили бы точно также, намеренно отрезав своим солдатам путь к спасению.

— Готов он драться насмерть и что за сюрпризы он нам приготовил на завтра, для меня это не важно. Я твердо знаю, что завтра наши легионы разгромят его рабов, и с войной будет покончено раз и навсегда — гордо, как подобает истинному римлянину, заявил Аврелий Котта. Было видно, что легат искренне верит в сказанные им слова и в этот момент Помпей позавидовал его уверенности. Сам он не был готов произнести эти слова, также как произнес их Котта.

— Ты так в этом уверен? — спросил Гней, стараясь, чтобы в его вопросе больше звучали нотки озабоченности, чем неуверенности.

— Завтра ты либо при всех похвалишь меня за храбрость, либо найдешь мертвым на этом поле победы — и, не желая обсуждать третий вариант, легат решительно повернул своего коня, и поскакал в лагерь.

Слова Котты приободрили Помпея, но когда наступил вечер и он уединился в своей палатке, черные мысли вновь стали одолевать его. Нет, римский главнокомандующий не был трусом. Ворвись в этот момент Спартак в лагерь римлян, Помпей без сомнения встал в первый ряд и с мечом в руках сразился бы с врагом. Его сильно угнетала боязнь ошибиться, сделать неправильный шаг подобно тем, что он сделал раньше в борьбе с проклятым гладиатором.

— В глубоком знанье счастья нет — говорил поэт древности и был абсолютно прав. Чем больше человек знает, тем больше сомневается. Зная ставки в игре, Помпей не мог позволить себе ошибиться, и полученная от Сената власть не радовала, а давила на него своей ответственностью.

Будь на его месте Красс, Марк Лукулл или Эмилиан, они бы меньше всего сомневались бы в собственных силах и были бы сосредоточены на том, как разбить противника, не дать ему переиграть себя. Помпей был создан из другого теста. Для него в первую очередь было важно хорошо выполнить порученное ему дело, не подвести римский народ, пославший его отстаивать свои интересы. В тот вечер перед битвой у Помпея не было полной уверенности, что он сможет оправдать оказанное ему доверие Сената и Республики.

В отличие от сомневающегося противника, вождь повстанцев был тверд духом и полностью уверен в себе, несмотря на численное преимущество, что были на стороне римлян в грядущем сражении. У Помпея был заметный перевес в воинах, а численность спартаковской кавалерии несколько уступала численности конницы врага. Римляне дрались на территории Лацио, своей родной земле и за спиной их был Рим, но в отличие от Помпея, все это Спартака мало смущало. Обладая с рождения крепким и целеустремленным характером, он был готов к решающей битве с врагом, в которой намеривался не дать ему ни малейшего шанса на победу.

Трудно умирать в прекрасный майский день, когда вся вокруг тебя природа цветет и пышет радостью и буйными красками жизни. Все было прекрасно, но неумолимые сестры Мойры вытащили черный жребий для римлян и их противников.

Как требовал ритуал, перед боем оба войска принесли жертвы. Галлы, германцы и греки обагрили жертвенники своих богов кровью римских пленных и быка. Фракийцы посвятили богу Дионису большую чашу отменного вина, а сирийцы вознесли молитву богине Иштар.

В римском лагере жрецы дважды приносили жертвы богам. Первый раз гаруспикам не понравился цвет печени жертвенного животного, и они закололи ещё одного. Печень второго не предсказывала хитрости со стороны противника или предательства, но и одновременно с этим не сулила полной и безоговорочной победы. Гаруспикам только оставалось сказать Помпею банальное — все в руках твоих и завершить гадание. Просить богов в третий раз пояснить свою волю считалось дурной приметой.

Все свое войско, Помпей построил в привычные для римлян три линии. Так как левый фланг его когорт был прикрыт изрытой поверхностью, всю свою конницу он перевел на правый фланг.

— Сегодня твои молодцы должны разгромить кавалерию рабов, вздумавших тягаться с цветом римской молодежи — напутствовал он командира кавалерии Габиния перед началом битвы. Вместе с воинами командира когорт правого фланга легата Аврелия Котты, они должны были окружить и разбить войско Спартака.

Центр, Помпей отдал, под командование трибуна Афрания Пета, левый фланг римского войска достался трибуну Руллу. В их задачу входило сковать непрерывным боем переднюю линию противника и постоянным давлением по фронту затруднить его маневр.

Сам Помпей, вопреки ожиданию своих солдат и командиров остался в тылу. Поднявшись на небольшой холмистый взгорок, он приготовился внимательно наблюдать за ходом битвы, сделав для неё все, что было в его силах.

Спартак также построил своих солдат в три линии, но в отличие от Помпея, сам возглавил небольшой пехотный резерв, расположенный в тылу войск. За счет этого была сокращена третья линия левого фланга, которым командовал Астропей. Центр был отдан германцам Квартиона, а правый фланг галлам Серванда и грекам Пифона.

Гордо взметнулись золотые римские орлы вместе со знаменами когорт и манипул, чьи воины стремились смыть позор римского оружия кровью взбунтовавшихся рабов и голодранцев. В этот день им предстояло защитить свою республику и право называться её гражданином, которым бессмертные боги даровали власть над остальными народами Италии и мира.

В противовес им над стройными рядами спартаковского войска поднялись знамена с тотемами народов пришедших на это поле под командованием Спартака. У германцев красовались волк и медведь, у галлов было изображение кабана, а фракийцы подняли знамя с легендарным конем царя Диомеда. Греки также не отстали от других национальностей подвластных бунтарю гладиатору. Так как каждый из греческих полисов имел свой символ, эллины сошлись на том, что их знамя будет украшать орел Зевса, который в отличие от римского орла держал в лапах молнию.

Личный штандарт вождя восставших рабов изображением рыси и фригийского колпака над ней, расположился в тылу под прикрытием небольшого отряда. И хотя самого вождя там не было, каждый спартаковец твердо верил в то, что он рядом с ними и также как и они сражается с врагом.

За что бились все эти люди собранные волей Спартака и после долгого хождения по Италии, приведенные сюда, трудно было сказать что-либо определенно. Большинством из них двигала жажда мести к Риму и его гражданам, в свое время безжалостно сломавших их жизни превратив в бесправного раба. Было много и тех, кто стремился с помощью острого меча лишить свои личные проблемы, разбогатеть и стать состоятельным человеком.

Разные побуждения были у тех, кто стоял под знаменем изготовившейся к прыжку рыси, но каждый из них был готов с мечом в руках биться за них. Ценой собственной жизни отстоять право на личную свободу, жизнь и право быть счастливым.

Повинуясь знакам своих командиров, громко завыли буцины, призывая солдат к началу битвы. Однако если для одних это был сигнал к атаке, то для других сигналом к обороне.

Когда спартаковцы начали сближаться, римляне, повинуясь приказу своего полководца, не двинулись с места. Помпей полагал, что этим ходом он изначально измотает солдат противника и получит в начале боя значимое преимущество. Выставив вперед пилумы, римляне ждали атаки неприятеля, но спартаковцы не попались в эту ловушку.

Возможно, вождь восставших рабов предугадал такой ход со стороны Помпея и заранее отдал команду, как действовать в таком случае. Возможно, спартаковские центурионы сами приняли это решение исходя из обстановки, но пробежав половину пути, воины остановились, отдышались и только тогда, с новыми силами устремились в атаку на врага.

И римляне, и спартаковцы прекрасно понимали, как важен первый успех на поле боя, что был сродни первому завитку, на который потом накручиваются все витки спирали. Поэтому, когда ряды противоборствующих когорт столкнулись друг с другом, возникла живая волна тел, что живо и резво колебалась из стороны в сторону.

Вначале схватки спартаковцы несколько потеснили противника, но затем римляне сумели остановить продвижение врага и выровняли положение. Закипела упорная схватка, в которой никто не хотел уступать другому. Все бились с такой лютой ненавистью и яростью к своему противнику, что если получивший ранение солдат падал, у него не было шансов остаться в живых. В ожесточенной толчее раненых просто затаптывали ногами, не давая возможности несчастным подняться с земли.

Командующий правым флангом легат Аврелий Котта находился неподалеку от передних рядов первой линии. Своим задорным видом он старался приободрить солдат, вселить в них уверенность в скорой победе над врагом.

— Ничего, ничего! Все хорошо! Сейчас молодцы Габиния ударят, и мы раздавим этих паршивых рабов как навозных жуков! Как болотных жаб! Как трусливых ящериц! — выкрикивал Котта, и чем обиднее было для спартаковцев сравнение, тем громче кричали ему в ответ солдаты в знак своего согласия и одобрения его слов в адрес противника.

Обещанная легатом поддержка со стороны кавалерии не заставила себя долго ждать. Увидев, что боевые порядки сражающихся сторон обрели некую статичность, Габиний бросил против рабов всю кавалерию римлян, желая как можно скорее переломить ход сражения в свою пользу.

С громкими криками представители римской знати устремили своих коней и оружие против немногочисленной конницы Спартака, прикрывавшей его левый фланг. В том, что римские кавалеристы сметут с лица земли спартаковских всадников, никто не сомневался, в том числе и сами спартаковцы. Поэтому, в самый последний момент конница фракийца внезапно расступилась и разгоряченные лихой скачкой римляне, наткнулись на пеший заслон, неизвестно каким образом, оказавшийся у них на пути.

Это были четыре тысячи воинов под командованием самого Спартака. Перед самым началом битвы, он произвел скрытное разделение воинов третьей линии и незаметно от Помпея перекинул часть сил на левый фланг. Когда же кавалерия противника пошла в атаку, фракиец быстро выстроил ряды солдат за спиной своих всадников и в нужный момент они ударил по врагу.

Почти все кавалеристы Помпея имели у себя небольшой легкий щит и меч, чего вполне хватало для боя на равных с конницей противника, но оно не шло, ни в какое сравнение с копьями спартаковских воинов. Укрывшись за большими щитами, они своими длинными пиками и копьями стали поражать коней римлян, а также их хозяев. При этом подлые рабы целенаправленно старались попасть в лица своих молодых господ, с целью их обезображивания.

Столь простой и вполне заурядный ход Спартака, оказал решающее воздействие на ход всей этой битвы. Свою красоту в виде целостности щек, глаз и подбородков римские аристократы ценили выше, чем свой гражданский долг по спасению республики.

Не сумев сходу пробить выросшую на их пути стену щитов и копий, помпеянцы быстро завязли в позиционной борьбе, утратив силу и напор. Инициатива боя полностью перешла к спартаковцам, чьи копья имели ощутимое превосходство над короткими мечами их противников. Все чаще и чаще удары их копий обращали в бегство молодых представителей римской знати и вскоре, это приобрело необратимый характер.

Стоя на пригорке, Помпей с горечью в сердце наблюдал, как ручеек беглецов, вздымая клубы пыли, неудержимо покидал поле боя. Вначале Гней тешил себя мыслью, что это скачут единичные трусы, испугавшиеся мечей противника, но с каждой минутой их становилось все больше и больше.

В отчаянии вперив взгляд в бегущих кавалеристов, Помпей ждал, что вот-вот наступит момент, когда конники Габиния остановятся, соберутся и с новой силой ударят по врагу. Сжав руки, полководец отчаянно молил бессмертных богов вмешаться в ход сражения, остановить и вразумить беглецов, придать им силы и смелость, но боги остались глухи к его призывам. Подгоняемые невидимой Помпею силой, кавалеристы бежали и бежали, необратимо разрушая все планы и надежды полководца.

От вида обращенной в бегство римской кавалерии, Помпею стало плохо. Острая боль резанула душу от осознания, что случилось то, чего он больше всего боялся. Спартак разгадал его блистательный план и смог противопоставить свой коварный ответ.

Битва была в самом разгаре, когда сломленный видом разгромленной конницы Помпей покинул поле боя. Не глядя ни на кого из своего окружения, он отправился в лагерь и уединился в своей палатке. Горе и отчаяние полностью сломили его душу.

Полной противоположностью Помпею в этот момент был Аврелий Котта. Будучи верен до конца своей клятве он не покинул свое место, когда под давлением спартаковцев кавалерия Габиния обратилась в повальное бегство и преследующий их противник, навалился на незащищенный правый фланг римлян.

Оказавшись в центре схватки Котта, не стал отступать в тыл, как этого от него требовало его помощники и друзья.

— Сейчас мое место здесь и нигде иначе — гневно вскричал легат и, отбросив в сторону свою трость, являвшейся символом власти легата, он обнажил меч и бросился с ним на врага.