Возвращение

— Ты давишь. Прекрати, — потребовал иномирник, и в ответ на удивление обвел рукой вокруг: — Это все делаешь ты. Прекрати делать мир таким.

Я не нашел в этой фразе смысла, и снова закрыл глаза. Но вновь погрузиться в оцепенение помешал сильный рывок, и я согнулся от кашля, с удивлением чувствуя боль в груди. Темнота отступила, и сквозь туман проступил и замок, и дорога, уводящая вдаль, но ничего особо не изменилось. Потому что влияй я на мир, однажды утро не настало бы вовсе.

Заарн плюхнулся рядом, подобрав ноги, и принялся протирать тряпочкой ритуальный кинжал. С ним он не расставался ни на миг — ну хоть кто-то в этой истории приобрел нечто близкое и родное.

— Что-то случилось?

— Лорды, — ответ прозвучал как ругательство. — И тут эта зараза.

Похоже, Норман не привел его в восторг. Впрочем, Норман никого в восторг не приводил — наверное, потому что не здоровался при встрече.

— Любите вы своих правителей.

— Да за что ж их не любить? — душераздирающе вздохнул иномирник, на пробу проводя по воздуху кинжалом, за которым тянулась тонкая дымная линия. — Только и делают, что энергию тянут, и все им, проглотам, мало.

Я кивнул за компанию и замер. Значит, Лорд Норман — это не просто имя, а реальное обозначение иномирного правителя? Одного из тех, кто второе тысячелетие ведут свой умирающий мирок то ли к вершинам, то ли к окончательному развалу?

Лордами заарнские правители назывались потому, что это было короткое и емкое слово. Их настоящий титул звучал настолько длинно, сложно и страшно, что никто из людей так и не смог его перевести. Можно было назвать их Повелителями или Владыками и не путаться, но ариндийским магам оказалось лень. Что касается происхождения Лордов... оно уходит далеко в глубь веков, к тому печальному моменту, когда иномирные ученые решили, что генетическая специализация — это блестящая идея.

Уже не важно, на каком этапе эксперимент пошел не так. Нас что, уже тупо захватил Заарней?

На мое восклицание Матиас взял длинную паузу, явно поражаясь, как можно не понимать элементарных фактов, а потом веско объявил:

— Всего Лордов четыре.

— И?

Это действительно ничего не объясняло. Я их не считал.

— А Номмейни'дхег... Норман пятый.

— Нарушает священную числовую гармонию?

— Он лишний, — серьезно ответил иномирник, и заговорил медленно, отрывисто, словно подбирая слова: — Наши Лорды... они очень древние. Они правят много лет, и соперники им не нужны. Тех, у кого включаются нужные гены, они находят и уничтожают сразу, не давая войти в силу. Норман, он... он прятался на дальних рубежах. Там опасно, но к нему переметнулось несколько сильных магов, а потом стали бежать те, кто недоволен...

Иномирник грустно посмотрел на меня и добавил:

— На самом деле все не так.

Я хлопнул в ладоши и радостно потребовал:

— Давай дальше. Обожаю такие поправки.

— Наш Источник гаснет, — безнадежно прошелестел он. — Нам его не хватает. Мы должны забирать чужую жизнь, чтобы жить самим. Но в Заарнее нет врагов. А враги нужны.

— То есть Лордам нужны войны, Лорды войны получают, заодно собирают бунтовщиков в одном месте, чтобы прихлопнуть разом? Хорошая стратегия.

Главное — не прохлопать ушами, когда ситуация начнет выходить из-под контроля. Ах да, они уже прохлопали. Норман перехватил призыв, открыл врата и со всеми сторонниками сбежал к нам. Туда, где у него был шанс. Махонький такой, крохотный шансик.

— Они растят себе еду, — буднично добавил Матиас. — Поэтому примерно раз в столетие они выращивают себе маленького Лорда, а потом бросают жребий, кто его сожрет.

Высокие, высокие нравы. То есть Норман приложит все старания, чтобы закрепиться в Аринди и не пускать сюда сородичей. Не столь приятно, что мы союзники, пусть меня и восхищают его щиты. Пусть он не раздражает меня так, как остальные.

— Ты видел, как те людишки испугались, когда я сказал про вторжение? — с вернувшейся насмешкой процедил заарн.

— А зачем ты про него сказал? Ты же не знаешь, когда оно начнется и где.

Кинжал с силой воткнулся между камней:

— Потому что они испугались.

Я вздрогнул от неожиданности, и Матиас поспешно выдернул кинжал, начав нервно прокручивать его в пальцах:

— Ваш мир, он такой живой, он такой... светлый. Свободный. Почему кому-то достается все, а другим ничего?

— Ты нас ненавидишь.

Лезвие неловко соскользнуло, оставляя глубокий порез. Кровь часто закапала на камни, оставляя ярко-алые разводы.

— Лучше бы ты меня убил тогда, когда вытащил в ваш мир, человек, чем жить так... на привязи.

Я тяжело вздохнул, проникаясь общей драмой. Признаться, я уже и забыл, зачем когда-то мстил ему за покушение — это был всего лишь рядовой эпизод среди других эпизодов.

— И чего ты хочешь? Свободы?

— А ты дашь мне уйти, светлый магистр Тсо Кэрэа? — невесело усмехнулся он.

Теперь я впервые видел соединяющую нас нить — скорее много тонких нитей, переплетенных, как паутина. Некоторым личностям проще дать то, что они просят — иначе они так и продолжат винить тебя во всех своих обидах, потому что надо же кого-то винить.

— Вернуть тебя в Заарней я не могу, повернуть время вспять — тоже. А вот насчет собственного источника энергии, чтобы ты не зависел от моего... — я забрал кинжал и перехватил заарна за ладонь, рассматривая рану. Закрыть ее не получилось, но кровь идти перестала. — Ты не светлый. Ты мне не нужен.

И стиснул его запястье, позволяя искре ярко вспыхнуть, отражаясь в чужих глазах.

Чистая энергия струилась по венам, жгла пальцы, заполняя новый сосуд и вспыхивая там чистым бушующим пламенем. Оно не погасло, как я боялся — оно разгоралось все ярче, и новорожденный маг зачарованно смотрел в пустоту.

— Посвящения, инициации — это мишура. Внутри нас горит огонь, и мы можем поделиться им с другими, и от того он не станет больше или меньше. Но будет ли гореть новая искра или сразу погаснет, будет она светлой или темной, будет она искрой хранителя, или боевого мага, или еще неведомо кого — зависит только от того, за счет чего она будет гореть...

Матиас вздрогнул, словно пробуждаясь ото сна, и практически стащил меня с печати — с непривычки они действительно пугают — и прижался к зубцам. Словно пытаясь спрятаться от ставшего внезапно огромным, безразличным и пустым мира, и я с интересом склонился к нему, заглядывая в чужое сознание:

— Это пройдет. Темная магия — а твоя магия будет темной — не предусматривает необходимость кого-то еще. Если не дашь искре погаснуть, то выживешь.

И ударил по возникшей между нами связи, обрывая ее начисто. Мне незачем тащить кого-то за собой.

— И что мне делать? — беспомощно спросил он, не поднимая головы.

— Что хочешь. Это называется свобода, — я мысленно усмехнулся, начав спускаться по бесконечной винтовой лестнице. — Можно пойти куда угодно... если тебе есть, куда идти.

Становление нового темного мага интересовало меня в последнюю очередь.

Устав от нападок на свой белый замок, Лоэрин вновь поругался с шеннейровскими сторонниками и заперся на нижних уровнях, перекрасив все стены в черно-розовый цвет. Вырвиглазная гамма переходила даже на мебель, и, видимо, теперь предполагалось, что я должен идти и его успокаивать, но мне не хотелось.

За одной из дверей гомонили вернувшиеся со стен боевые маги, слышался смех, и эмоции мягко и тепло переливались в воздухе. Я молча прошел мимо, не в силах избавиться от внезапных сомнений — а стал бы хоть кто-то из светлых разговаривать со мной, если бы встретил сейчас?

* * *

Шеннейр вломился без стука, когда я только завалился на кровать в обнимку с подушкой, приготовившись погрузиться в размышления о прахе, тлене и бренности бытия. Подобное состояние не то чтобы на меня накатывало — я жил с ним постоянно — но иногда оно заглушало все остальные мысли. Как сейчас, когда часовой механизм тикал без моего участия, а темный магистр должен был наводить порядок.

Увы, начал он с меня.

— Хватит бездельничать, Кэрэа, на вас смотрит вся страна! — незваный гость ураганом ворвался в серость бытия, перемолов ее в кашу и ударяя по натянутым нервам своим энтузиазмом и не терпящей неподчинения волей. Я знал, что это неприятно, но мне было все равно. Прекрасное состояние.

— Смотреть всей страной — это бесцеремонно, но я проявлю вежливость и сделаю вид, что не заметил.

— Что за настрой? — магистр отдернул шторы, и я зажмурился от яркого света, тихо пробормотав:

— Какой есть. Было бы проще, если бы я знал, зачем это все.

— Чтобы спасти Аринди? — предположил он.

— Зачем?

— Потому что я так хочу, — весело объяснил темный маг и хапнул со стола упаковку с блокиратором. На живом лице мелькнуло раздражение, и Шеннейр смял таблетки в кулаке: — И забудьте об этой отраве.

Безразличие слетело вмиг, и я резко сел на кровати, хмуро осведомившись:

— Шеннейр, а вы не переходите границы?

— Во-первых, вы магистр, а магистр должен быть свободен от зависимостей, — наставительно ответил тот, постучав меня костяшками пальцев по лбу. — Во-вторых, неужели вы думаете, что ваша верхушка сидела на препаратах? Темная и светлая гильдия жили в одной башне, Рейни! И лично я понятия не имею, с чего вы начали ныть, что вам, видите ли, это внезапно плохо и невыносимо. В-третьих, все границы — только в нашем разуме, так что бросайте свои отговорки и начинайте привыкать.

Что-то подсказывает мне, что фраза "вы магистр, вы должны" скоро станет у окружающих любимой. Но я не стал спорить: незачем спорить, когда можно промолчать, а потом сделать так, как считаешь нужным.

Шеннейр продолжал кружить по комнате, кинув мне дорожную сумку, плед и еще какие-то вещи, что примечательно, не мои:

— Эршен предупреждал, что вы чудовищно инертны, но это не беда. У меня половина гильдии таких, а стоило пригрозить... кхм... но это должно сработать. Всегда приятно вернуться в знакомые места, не правда ли?

Я спустил ноги на пол и вновь замер, разглядывая узор на ковре. Слова шли ровным шумом, не трогая ничего внутри, и оставалось ждать, когда темному магистру надоест его затея, и он перейдет к действительно важным вещам. Поэтому следующее сообщение показалось ведром ледяной воды, вылитой на голову:

— Возрадуйтесь, Кэрэа, мы едем на побережье!

Может быть, в Аринди не творилось бы столько странного, если бы мы не жили практически в изоляции, зажатые между водой и камнем. Северные горы Хоры, невысокие, скалистые, покрытые дремучими лесами, холмистые туманные предгорья, равнина и побережье. Цветы, солнце, лазурное море, откуда приходят сокрушительные ураганы, россыпь островов, а дальше только океан.

Машину — опять древний раритет — вел Эршен. То ли он был единственным, кто умел это делать, не разбивая механизм в хлам за пару дней, то ли единственным, кому темный магистр доверял чуть больше, чем остальным. Перед отъездом Шеннейр, явно гордясь собой, кинул мне на колени древний гримуар едва ли не из человеческой кожи, сказав, что это учебное пособие. С полчаса я уговаривал себя прикоснуться к книге, решив, что она нехило учит выдержке, так что путь проходил в тренировках и преодолении.

Мы ехали долго, и еще дольше по кромке берега, по бескрайним пустошам и оливковым рощам почти до самого вечера. Моросил дождь; море, свинцовое и беспокойное, билось о скалы и уходило к горизонту, сливаясь с низким небом. Приземистые башни волноломов стойко сопротивлялись стихии, удерживая магические щиты многие, многие километры. Потому что сезон штормов в Аринди — это не шутки. Маги не разговаривали; Эршен не отвлекался от дороги, а темный магистр хмуро следил за строчками, всплывающими на отполированной поверхности переговорного браслета. И так же, без внешнего сигнала, машина свернула вбок, туда, где берег позволял проехать почти вплотную к воде, и остановилась.

Шеннейр молча вышел из машины и раскинул руки, подставляя лицо соленому ветру. Должно быть, после стольких лет, проведенных в камере, наслаждался свободой, вдали от тех, перед кем он в любом случае должен быть несгибаемым лидером. Но меня беспокоило то, почему мне позволено это видеть.

— Море ощущается вовсе не так, вы замечали? — внезапно спросил он, и я кивнул, вслушиваясь.

Ветер трепал волны, срывая с них белую пену. Море действительно было иным — бесформенным и хаотичным, равнодушным, а где-то далеко в океане, там, где еще светило солнце, зарождался новый тайфун, готовясь обрушиться на острова.

Те мысли, что я упорно гнал все это время, появились вновь. Кто теперь предупреждает о погоде, успокаивает шторма и следит за вулканами? Последнее извержение было недавно, по меркам вулканов, но никто не знает, что произойдет на разломе в следующий момент. Если все это скинули на темный информационный отдел, то неудивительно, почему инфоры такие замученные.

На самом деле, у гильдий были свои обязанности, которые они худо-бедно выполняли. Когда еще маги вместе обитали в Шэн, светлые занимались всякими внутренними вещами, вроде жизнеобеспечения, предотвращением катастроф и контактами со внешним миром. На темных висели исследования, военка и дальняя разведка. Но все это было давно.

— Я вырос там, где скалы всегда закрывают небо. Необычно видеть открытый горизонт, — с неожиданной искренностью добавил магистр. Шеннейр и Ишенга были родом из предгорий. Даже Хора когда-то не была такой заброшенной и безлюдной, как сейчас.

— Там, в камере — почему вы сказали, что забрали посох? — задал я давно напрашивающийся вопрос. Почти личный, но чего уж там, раз дело дошло до воспоминаний юности.

Собеседник пожал плечами:

— Хотелось позлить Алина. От вас бы он добился правды, от меня... — он неприятно усмехнулся и не стал договаривать. — Я даже не стану требовать от вас ответ.

Точнее — не сейчас. И вряд ли темный магистр будет действовать благородней, чем его ближайший сторонник.

— Успокойтесь, Шеннейр. У меня нет посоха. Я забрал его после гибели моего магистра, ушел в искажение и там оставил.

— Вы — что? — вкрадчиво переспросил он, и я развел руками:

— Вы правы — артефакт бы у меня отобрали. А наши не дали бы мне его сломать. Светлая гильдия не должна была лишиться хоть чего-то среди всего, что она лишилась... возможно, рано или поздно кто-то найдет посох и станет истинным магистром. Или нет.

Шеннейр нахмурился, уже вызывая сожаление в собственной откровенности, а потом расхохотался:

— Тьма, как же жаль, что магистром был Ишенга, а не вы! С вами было бы веселее. Выбросили, ну надо же...

Разумеется, жаль. Тогда и воевать не надо было — Шеннейр легко бы смял светлую гильдию, потому что руководитель из меня... не стоит таким людям становиться руководителями. Но мы с ним, конечно, одного поля ягоды.

— Но две большие разницы — когда символ власти уничтожает сам магистр, чтобы отомстить своей же гильдии, — казалось, собеседник рассуждает сам с собой, — и когда символ власти исчезает, не попав в руки врага, оставаясь легендой.

На берегу сразу стало холодно и неуютно. Я сделал вид, что в упор не понимаю намеков.