— Что ему надо?
— Он просил передать вам, что, если вы уже оправились от потрясений и достаточно отдохнули, то мы с вами можем приступить к написанию отчета.
— Какого отчета?
— Вы прибыли из параллельного мира, правильно?
— Правильно.
— Владыка хочет получить отчет о вашем мире. Он благословил меня помочь вам в этом труде.
— Что вас интересует?
— Для начала история. Насколько я понимаю, география в обоих мирах совпадает. Правильно?
— Правильно.
— Прежде всего нам надлежит установить точку развилки и определить, что послужило толчком к разделению миров.
— Это я могу сразу сказать. В моем мире нет магии. Точка разделения находится в XIII веке.
— Замечательно! Тогда дальнейшая работа упрощается. Давайте начнем! Я тут притащил кое-что... — Агафон подхватил с пола объемистый баул и выложил на стол целую гору увесистых томов. Я тяжело вздохнул, и мы начали.
11.
Мы с Агафоном просидели над книгами до глубокой ночи и успели дойти до Ивана Святого/Грозного. Я попросил Татьяну разбудить меня пораньше, я не хотел прерывать занятий у Зины из-за этой работы, но наутро я с удивлением и стыдом обнаружил, что не только не знаю, как делать домашнее задание, но и не помню, в чем оно заключается.
— Ну что? — спросила Зина, когда я удрученно приперся к ней получать заслуженную выволочку. — Что-нибудь придумал?
— Ты извини, — смущенно пробормотал я, — но я все забыл.
— Что все?
— То, над чем ты просила меня подумать.
Зина расхохоталась.
— Такого в моей практике еще не было! — провозгласила она. — Пьянствовал или от Таньки не смог отбиться?
— Нет, не в этом дело, — возразил я, — владыка Дмитрий попросил меня сделать одну работу...
Зина мгновенно стала серьезной.
— Во-первых, не попросил, а повелел. А во-вторых, пока не сделаешь работу, ко мне не возвращайся. То, чем мы занимаемся — игрушки, а то, чем занимается владыка — серьезно. И никогда больше не отвлекайся от работы ради личных интересов, такие вещи добром не кончаются.
— Меня накажут?
— Если будешь регулярно так поступать, то когда-нибудь, несомненно, накажут. Лучше не злоупотребляй. Иди отсюда.
— А какое задание ты мне задавала?
— Думаешь, я помню? Не грузись, сделаешь работу, приходи, поговорим.
12.
Прошла неделя. Наш с Агафоном отчет вырос до пятидесяти страниц и продолжает расти. Я закончил описывать историю, и теперь Агафон расспрашивает меня о религии. Почему в моем мире монахам запрещается заниматься сексом? Ведь это нарушает естественный отбор, а потому неразумно! Да, соглашаюсь я, это неразумно, но разве мало неразумных вещей в вашем мире, спрашиваю я. Это мы еще успеем обсудить, говорит Агафон и мы продолжаем углубляться в дебри религии.
Агафона удивляют самые очевидные вещи — что в моей бывшей России церковь отделена от государства, что грамоте обучены все взрослые люди, что молиться разрешается каждому, но такие явно устаревшие обряды, как посты и причастия, до сих пор не отменены. Агафон говорит, что из нашего отчета может получиться хороший роман в стиле фэнтези.
Мы с Татьяной и Агафоном стали ходить в общую монастырскую столовую, которая здесь называется трапезной. Раньше молодые монахини приносили мне обед прямо в номер, но, оказывается, здесь это не принято. Владыка Дмитрий распорядился, чтобы мое привыкание к новому миру было постепенным, чтобы поначалу меня оберегали от излишних потрясений, но я решил, что уже в достаточной степени привык к окружающей обстановке, и больше не нуждаюсь в особых милостях.
Трапезная представляет собой огромный зал, оформленный в стиле, который мне кажется древнерусским, но здесь это совершенно обычный интерьер. Пол из простых некрашеных досок, стены и потолок из вагонки, никаких украшений на стенах, кроме простенькой резьбы. Простые деревянные столы из толстых досок, оструганные, но некрашеные, простые деревянные лавки. Еду разносят официантки, это считается послушанием, вроде как в нашей армии наряд по кухне, только от послушания можно отказаться, если имеешь веские причины. На самом деле, можно отказаться и не имея веских причин, но если так делать слишком часто, можно испортить отношения с окружающими и нажить неприятности.
Обстановка в трапезной предельно демократична. Нет никакого генеральского зала, нет даже генеральского стола, даже сам митрополит обедает вместе с подчиненными, причем каждый раз за новым столом, чтобы никого не лишать возможности пообщаться лицом к лицу с высшим иерархом православной веры. Самое смешное, что мирское имя Филарета — Григорий Новых. Да-да, тот самый Гришка Распутин.
Я еще раз посетил Дмитрия, попросил у него денег и отправился на вещевой рынок на Красной площади, где купил себе черный джинсовый костюм. Теперь я практически не выделяюсь из общей массы обитателей монастыря, на меня больше не смотрят, как на человека, едущего на дачу в отглаженном костюме и белоснежной сорочке.
Оказывается, Татьяна старше, чем я предполагал, ей целых пятьдесят семь лет. Ее возраст никак не проявляется, ни во внешности, ни в общении, и если бы она не сказала об этом, я ни за что не дал бы ей больше тридцати пяти. История ее жизни более чем оригинальна.
Ольга Веденеева, так ее раньше звали, родилась в 1859 году в каком-то отдаленном уезде Рязанской губернии. Ее отец был мелким дьячком в локальном подразделении какого-то приказа, она сама не помнит, какого именно. Она была младшей дочерью, и по всем понятиям ей ничего не светило, кроме как выйти замуж за такого же дьячка, наплодить кучу детей и помочь колесу судьбы совершить еще один оборот. Но вышло совсем по-другому.
Все началось с того, что ее изнасиловали. Среди крестьян это обычное дело, но Пафнутий Веденеев был дворянином, причем не просто дворянином, а обедневшим дворянином, а это, если кто не знает, гораздо опаснее для окружающих. Богатый или высокопоставленный дворянин относится к своему происхождению с некоторой долей иронии, он может себе это позволить, потому что занимаемым положением в обществе он обязан не только благородным предкам, но и личным качествам. А если у человека нет ничего, кроме покосившейся избы, десятка полуголодных ртов, никчемной должности и облупившегося герба, такой человек ничего не ждет от жизни и, если он еще не готов уйти в мир алкоголя или какого-то иного безумия, он с радостью хватается за любой шанс хоть как-нибудь проявить себя, хоть как-нибудь обратить на себя внимание окружающих. Пусть даже и посмертно.
Если бы Ольгу изнасиловали купцы, дело ограничилось бы извинениями, подкрепленными весомым штрафом. Если бы виновниками были крестьяне, их трупы достались бы собакам и воронам. Если священники — не случилось бы ничего, потому что в этом случае не было бы состава преступления. Но четверо мужчин, изнасиловавших юную девицу, были конными мечниками, гусарами, как они называли сами себя на новомодный манер. Дворянские традиции предусматривали для подобных случаев дуэль со смертельным исходом. Но отец Ольги, обсудив вопрос вместе со старшими сыновьями, пришел к выводу, что не следует слепо следовать традициям, потому что исход дуэли между дьяком и профессиональным военным сомнений не вызывает, независимо от того, кто прав, а кто виноват. Очень кстати Пафнутий вспомнил, что существует и другой обычай, еще более древний, и называется он "кровная месть".
События той недели позже проходили в губернском отчете как бунт, подавленный силами губернского отделения разбойного приказа. Девичья честь Ольги была отомщена, обидчики были убиты вместе с еще шестью гусарами, которые были виновны только в том, что у мстителей не было времени вглядываться в лица. Ответный удар не заставил себя ждать, товарищи убитых гусар сожгли родной дом Ольги, а до кучи и три соседних, но в доме Веденеевых уже никого не было, потому что вся семья ударилась в бега.
Чем закончилась одиссея новоявленного дона Кихота, Ольга так и не узнала, потому что отбилась от семейства и осталась одна без денег, пищи и иных припасов. Она даже не могла попросить помощи, потому что озверевшие кавалеристы Рязанского полка платили тысячу рублей наличными за любую информацию о семье, осмелившейся объявить кровную месть государевым слугам. Ольге ничего не оставалось, кроме как прибиться к купеческому каравану и начать осваивать древнейшую профессию.
Дальше некоторое время ее жизнь шла по накатанной колее — улица, бордель, затем другой бордель классом повыше. Короткая карьера блудницы стремительно приближалась к пику, за которым должно было последовать столь же стремительное падение, но в жизни Ольги случилось что-то, что изменило все. Ольга стала монахиней и приняла имя Татьяна. В монастыре она работала по специальности, но здесь клиенты не относились к ней как к человеку второго сорта, и Татьяна нашла свое счастье. Она сказала, что отчетливо поняла это, когда забеременела и никто не предложил ей вытравить плод, а наоборот, окружающие заботились о ней и она ощутила любовь не только телом, но и душой. Она счастлива, у нее есть дети, есть любимое дело, она любит весь мир, и мир отвечает ей взаимностью. Что еще нужно для полного счастья?
Непонятно только, что привело ее в монастырь, когда я спросил, она наотрез отказалась об этом разговаривать. С чего бы?
13.
Одним ни чем не примечательным утром на тумбочке рядом с моей кроватью появился мифриловый крест. Это был тот самый крест, а под ним лежала записка, собственноручно написанная владыкой Дмитрием. В записке говорилось, что эксперименты над крестом ни к чему не привели, ученые сделали вывод, что крест успел окончательно настроиться на владельца, и следующая серия экспериментов будут происходить уже с моим участием. А пока мне следует надеть крест и носить его, не снимая, дабы настройка восстановилась. Если, конечно, еще не слишком поздно.
Я надел крест на шею и оказалось, что еще не слишком поздно. Я сразу же ощутил поток каких-то неоформленных мыслей и чувств, идущих от креста, он как будто жаловался, что ему было плохо без меня, он сообщал, что рад тому, что разлука закончилась, и что теперь мы снова вместе. Я сосредоточился и попытался обратиться к кресту с мысленной речью.
Что с тобой делали? спросил я.
Пытались установить контроль. Безуспешно. Я настроен только на тебя.
Что означает — установить контроль?
Воспользоваться моей силой по своему усмотрению.
А я могу пользоваться твоей силой?
Можешь. В рамках своего разумения.
То есть?
Я не имею свободы воли. Я делаю только то, что меня попросят.
Я не просил тебя перемещать меня в этот мир.
Не всегда просьба осознана.
Ты можешь переместить тебя обратно?
Могу.
Так перемести.
Не могу.
Почему?
Ты этого не хочешь.
Но я же приказал тебе!
Мне нельзя приказать, меня можно только попросить.
Перемести меня в мой родной мир, пожалуйста.
Это не поможет. Ты должен захотеть этого всем сердцем.
Разве я этого не хочу?
Не хочешь. Ты думаешь, что желаешь этого, но на самом деле ты боишься возвращаться.
Гм... Пожалуй, я и вправду боюсь. Что меня ждет в родном мире? Разбитая "Газель", Гурген Владиленович, который на самом деле наверняка какой-нибудь Шамиль Дудаевич, менты... Да, крест прав, возвращаться на родину страшно. Но что ждет меня здесь? Загадочный владыка Дмитрий, который считает допустимым превращать людей в вампиров, и планов которого в отношении меня я никак не могу понять. Безумное общество, в котором построен коммунизм для избранных, а народ прозябает в грязи и невежестве. Мой статус в этом мире совершенно не определен и никто не может сказать, что случится со мной через год. Что делать?
Ты должен принять решение.
Какое решение?
Какое-нибудь.
Замечательно! Я должен принять решение! Откровение, блин! Я должен решить, что милее моей душе — нырнуть с головой в водоворот террористических разборок или надеяться на милосердие местного церковного начальства. Великолепный выбор!
Из каждого безвыходного положения есть хотя бы два выхода.
А если меня не устраивает ни один?
Придумай третий. Или выбери меньшее зло.
Ты сам как считаешь, какое зло меньшее?
Я не могу сделать выбор, у меня нет свободы воли.
Я тоже не могу сделать выбор, потому что оба варианта представляются мне одинаково неприемлемыми. Вернуться в родной двадцатый первый век? И куда я пойду? Домой? Там меня ждут либо чеченцы, либо менты, либо и те и другие сразу. Уехать в другой город и начать новую жизнь? Но где взять деньги?
Я не могу изготовлять материальные предметы. И я не могу заставлять других людей помогать тебе бесплатно. Магическое вмешательство в душу другого человека возможно, но оно не может быть очень сложным. Можно заставить человека испугаться или заснуть или закричать, но нельзя заставить его сделать сложное действие. Душа человека — вещь очень сложная, любое вмешательство в нее, кроме самого простейшего, приводит к непредсказуемым последствиям. Тебе не следует слишком полагаться на мои возможности.
Ты читаешь все мои мысли?
Да.
Мда... и как они тебе?
Я не могу оценивать твои мысли, у меня нет свободы воли.
Ты научишь меня колдовать?
Я не могу учить тебя.
Я знаю, у тебя нет свободы воли.
Ты понял.
Но ты можешь отвечать на мои вопросы?
Да.
Выполнять мои просьбы?
Да.
Так я прошу научить меня магии.
Эта просьба выходит за рамки моих возможностей.
Не понимаю.
Я не могу учить тебя, ты можешь учиться только самостоятельно.
Ты можешь помочь мне научиться колдовать?
Могу.
Так помоги!
Не могу.
Я грязно выругался. Эта глупая железяка надо мной издевается! Или я чего-то не понимаю? Складывается ощущение, что крест готов помогать мне, я только не знаю, как правильно его попросить. Может попробовать начать с малого?
Я хочу подняться в воздух, обратился я к кресту.
Хорошо.
Что хорошо?
Поднимись.
Помоги мне подняться в воздух.
Ты можешь сделать это и без меня.
Как?
Подпрыгни.
Я хочу зависнуть в воздухе!
Возьми веревку и зависни.
Я хочу зависнуть в воздухе без веревки!
Возьми цепь.
Твою мать! Я хочу висеть в воздухе без всяких подручных средств, используя только силу магии!
Ну ты и извращенец.
Ну е-мое, ну что за ерунда! У меня на шее болтается могущественный артефакт, способный перебросить человека из одного мира в другой, наслать на человека безумие, почувствовать и нейтрализовать вражеское колдовство, а также сделать черт знает сколько других полезных действий, и я никак не могу заставить его сделать то, что мне от него нужно! Странно, что он вообще проявлял себя раньше. Стоп! Раньше он себя проявлял. Но тогда я вообще не обращался к нему! Это что получается, он реагирует только на неосознанные просьбы?
