За Веру, Царя и Отечество!

— Правда, что ли? — Я даже покраснел от стыда. Хорош командир... О ранении Пашки я знал только то, что парень благополучно доставлен в госпиталь, ему сделана операция, жизнь вне опасности и друг идет на поправку. Ну не до того мне было — война, ежедневные боевые вылеты и схватки, другие раненые, сотни проблем, которые надо решать немедленно. Вот и лопухнулся.

— Правда, — со вздохом подтвердил Пашка. — Диета номер семь. Нельзя мне ничего вкусного, только полезное.

— Да ты оставляй свой гостинец здесь на тумбочке, нам можно, — продолжил есаул. — Мы все съедим за его здоровье. Кстати очень рад знакомству с легендарным магом. Подполковник Дергачева если я не ошибаюсь? Разрешите представиться: есаул Терентьев, первый кубанский казачий полк, к вашим услугам. Очень наслышан.

— Мичман Кондратьев, крейсер "Диана", — представился второй Пашкин сосед с загипсованными руками. — Штабс-капитан Никифоров нам про вас все уши прожужжал — какая вы замечательная девушка и прекрасный командир. Рад видеть идеал воочию.

— И что ты еще обо мне рассказал? — Строго взглянул я на Пашку.

— Да не, я ничего, я так, — в свою очередь засмущался Пашка. — Ничего особенного, Таня. Ты лучше расскажи, как дела в батальоне, как там наши ребята в моей эскадрилье воюют? Вместо меня Петя в комэсках или кто?

— Нормально воюют, — кивнул головой я, вдыхая прокуренный воздух палаты. Про борьбу с курением и про то, что оно вредно для здоровья, здесь ничего не слышали... — Петька пошел по твоим стопам, отвоевав с недельку — в медсанбате лежит контуженный, но легко, скоро выйдет, даже в госпиталь отправлять не стали. Тоже лихач оказался... Ладно, Никифоров, мы еще с тобой разберемся, когда из госпиталя выйдешь, — вздохнул я. — Получай пока заслуженную награду, — достал я из сумки коробочку с георгиевским крестом. — Наши ребята все тебе привет передают. Кстати Алика Сагдеева помнишь? Мы тут с ним давеча встречались как старые знакомые, думаю тебе будет интересно послушать...

Когда я уже собирался уходить, в палату вошла Авдотья Павловна, с банкой разогретого куриного бульона и миской с сухариками.

— Таня? — Охнула она, увидев меня. — Ты здесь?

— Пришла навестить друга, и принесла ему награду, — ответил я, из всех сил стараясь не опустить глаза вниз. — Он настоящий герой, мы все в батальоне им гордимся.

"Только ты его не уберегла", — прочел я в глазах матери. Или мне это показалось?

— Спасибо, — ответила она мне вслух. — Паша говорил ты его из боя раненого вынесла? Прямо под вражеским огнем?

— А он меня до этого на руках таскал, когда меня в Смольном ранило, — улыбнулся я. — Какие уж между нами счеты, свои люди.

Купчиха странно посмотрела на меня, словно что-то прикидывая.

— А давай мы его вместе бульоном покормим? Ты не торопишься по службе?

— Мам, я сам поесть могу, — замахал руками Пашка. — Не заставляй Таню задерживаться, у нее целый батальон таких как я. У меня с руками все в порядке и с головой тоже, ложку держать могу.

— А ты не возражай сынок, — ответила ему Авдотья Павловна с той интонацией, с которой обычно говорят детям: "помолчи мальчик, пока взрослые разговаривают". — Так как Таня, ты торопишься?

— Нет, Авдотья Павловна, — вздохнул я под взглядами четырех пар любопытных глаз. — Сегодня я совершенно свободна.

— Таня, а что ты собираешься делать дальше? — Спросила меня купчиха, когда мы вместе вышли из госпиталя.

— В смысле Авдотья Павловна? Служить дальше, конечно, тем более сейчас идет война.

— Я не про сейчас, — поморщилась женщина. — Я вообще. Война закончится и может пора будет заканчивать со службой? Паша у меня единственный сын, а его чуть не убило, несмотря на магический дар. Ты тоже с нашивкой за тяжелое ранение ходишь, а ведь ты по возрасту совсем еще девчонка, извини за прямоту. Тебе Пашка нравится?

"Ох нифига себе разговорчики пошли".

— Я к нему хорошо отношусь как к своему другу и как командир к подчиненному, — осторожно сказал я. — И ничего большего. Ну не свадьбу же нам играть Авдотья Павловна, — шутливым тоном сказал я. — Я бесприданница приютская и Паше неровня со всех сторон.

— Это ты просто маленькая еще, — не приняла шутки купчиха, ответив мне очень серьезно. — Маленькая девочка. Я имею в виду телом, умом ты возможно даже взрослее меня, не знаю уж как Господь такое чудо устроил. Ты вырастешь Таня и тогда жениха обязательно захочешь, женскую природу не обманешь. Я тебе прямо скажу: Паша от тебя без ума. Он у меня парень хороший, но немного слабохарактерный, да и твердой хватки ему не хватает. Боюсь ему свое дело передавать, когда его срок военной службы закончится. Проморгает сына все мое состояние, не управится. А вот с такой невесткой как ты...я бы была спокойна и за сына, и за семейное купеческое дело, и за внуков. Есть в тебе стержень: у такой жены и мужик в сторону никогда не вильнет, и деньги только приумножатся, и в доме порядок будет. Я от тебя сейчас ответа не жду, просто прошу — подумай.

— Как-то это неожиданно все, — промямлил я. — Вот так в лоб.

— А с тобой играть не надо, ты человек прямой, — пристально посмотрела мне в глаза Авдотья Павловна. — Вот я тебе прямо и говорю, как есть. Все равно вам с Пашей еще не один год служить, да и годами ты еще для свадьбы не вышла. Сейчас я тебя только об одном прошу — не дай ему погибнуть, он у меня единственный сын. И сама, пожалуйста, выживи. Обещаешь?

— Сделаю все что смогу, — честно сказал я.

— Спасибо Таня, это все что я хотела от тебя сейчас услышать. И приходи домой ночевать, что ты все в училище прячешься? Наш дом — твой дом.

К двадцатому марта катастрофа на суомском фронте для противника из предположений стала реальностью. Столицу Суомии удалось окружить семнадцатого марта, прорыв нашей центральной войсковой группировки на северо-запад расколол страну на две части, отрезав сильнейшую южную группировку суомских войск от промышленных районов, которые по существу уже было нечем защищать. На севере дела у суомов обстояли не менее печально. Я думаю они дотянули до такого положения дел продолжая безнадежную борьбу против нас, надеясь на вступление в войну против России Северной федерации. Но северяне, уже воюя с империей, на открытие второго фронта так и не решились.

Боевые задания стали легче, батальон перестал терять магов даже ранеными. Видно было, что противник выдохся. Система обороны суомов практически развалилась, теперь мы в основном занимались поиском и уничтожением отступавших частей врага. Мои ребята были очень злы — и тому была причина. В глубине суомской территории мы обнаружили концентрационные лагеря для русских пленных и не только. С началом войны суомы отправили за колючую проволоку всех российских граждан на своей территории, видимо, побоявшись возникновения пятой колонны. А условия содержания там были ужасны — холод и голод проще говоря. Насмотревшись на изможденных обмороженных соотечественников, мои маги оставили всякое рыцарство по отношению к противнику — наши атаки стали по-настоящему жестокими, на уничтожение. Увидел неприятеля — атакуй и разорви его в клочья вот и весь сказ, даже если он слаб, жалок и почти безоружен. Теперь я командовал уже не молодыми пацанами — маги насмотрелись разного, поднабрались боевого опыта, растеряли иллюзии и привыкли убивать. У меня по рассказам пленных появилось и свое прозвище. Звания "демона Рейна" я не удостоился, но вот "Русской ведьмы с ее проклятым выводком" суомы боялись, как огня.

Но все когда-то заканчивается. Двадцать второго марта я получил вызов от Реброва на совещание в штаб специальных операций. Собирался я недолго и к десяти часам утра уже был на месте. За столом для совещаний сидел Ребров, командующий суомским фронтом генерал-лейтенант Толошин и еще один незнакомый мне адмирал, представившийся командиром северного флота Фединым.

— Привет Дергачева, — встретил меня у порога Ребров. — Садись, располагайся. Если хочешь, дежурный принесет тебе чаю, знаю, что тебе без него думается плохо. Мы тут собрались одно дело обсудить, так сказать полуофициально, и я убедил присутствующих что твое мнение важно выслушать.

— Что случилось Матвей Филиппович? — Взволновано спросил я, поприветствовав по всей форме собравшихся. — Давайте, по существу.

— Суомия сдается. Прислали парламентеров, которые просят обсудить условия капитуляции. Прежде чем давать рекомендации Выпину и правительству, мы решили обсудить эту новость в своем узком кругу. Среди военных, так сказать.

— Понятно, — коротко сказал я, присаживаясь за стол. — Благодарю за честь господа, постараюсь быть полезной. Можно в самом деле чаю?

Ребров жестом подозвал ординарца, — Палыч, распорядись. И пирожных принеси. — Тот коротко кивнул и молча исчез за дверью.

— А какие сейчас есть мнения, можно поинтересоваться? — Задал я вопрос. — Чтобы быть в теме.

— Нет Дергачева, нельзя, — усмехнулся в усы Толошин. — Ты разве не знаешь первого правила военного совета? Младший по званию всегда высказывается первым, дабы старшие офицеры не изменили его мнения своим авторитетом. Ты здесь младше и по званию, и по возрасту, тебе и высказываться.

— Хорошо, — задумался я, приняв стакан с горячим крепким горячим чаем и делая первый глоток. Дайте подумать... Значит суомы решили сдаться. Это радует... А что у нас по линии разведки известно о действиях имперского командования против Северной Федерации? Не данных о подготовке атаки на северян с моря? Я предупреждала Матвея Филипповича, что этот вариант возможен.

Я же говорил господа, Таня нас сумеет удивить, — довольно сказал Ребров, обернувшись к остальным генералам. — Ты права, разведка доносит о признаках скрытой подготовке империей десантной операции. По всей видимости — против Северной Федерации. И что это меняет? Не тяни, говори как есть, здесь все свои. Для того и собрались.

— Значит, Империя хочет добить одного из своих противников, — продолжил я. — И вероятно его добьет если не помешает Республика или Бритты. Что это означает для нас? Надеюсь, Россия не собирается принимать сторону Антанты?

— Исключено, — серьезно ответил Толошин. — Но и о союзе с Райхом речь не идет.

— Понятно. Что же, это логично, на пороге мировой бойни мы должны как можно дольше оставаться условно нейтральными. Но вот какая штука — если Райх оккупирует Северную Федерацию, а мы Суомию, то мы напрямую соприкоснемся границами еще и на севере, что нежелательно. Кроме того — империя нуждается в богатейших запасах железной руды на территории Федерации, они нужны для ее промышленности. Лучше будет если этой рудой завладеем мы и будем продавать ее империи в обмен на золото, станки или технологии. Скажем, их наработки в области ракетостроения и танкостроения весьма интересны.

— Куда ты клонишь, подполковник? — нахмурился Толошин. — Мы что, должны объявить войну Северянам? Это автоматически повлечет войну со всей Антантой.

— Ну зачем же это делать нам? — Пожал плечиками я. — У нас тут целая Суомия есть, которая задрала лапки и готова на все, лишь бы не били. Предлагаю простой выход — независимая Суомия по результатам мирного договора передает России город Вабург, все побережье Питерского залива и приграничные промышленные районы. Отодвигает границу от Питера на сто пятьдесят километров. И, самое главное, — сделал я еще один глоток чаю, — объявляет войну Северной Федерации за вмешательство в ее внутренние дела.

— Тань, суомы на это никогда не пойдут, — возразил Ребров. — После того как северяне помогали им в войне против нас...

— Хорошо, тогда условием капитуляции будет полная аннексия Суомии и включение ее в состав России как одной из рядовых губерний, с утратой всех дореволюционных привилегий. Как думаешь, Матвей Филиппович, что они выберут — предательство союзника и территориальные уступки или полную ликвидацию своего государства?

— Но даже если так... Суомы не будут всерьез воевать с северянами.

— А им и не надо. Независимой Суомии на помощь против Северной Федерации придет корпус добровольцев. Так называемая добровольческая суомская интербригада, сражающаяся под отдельным флагом и под своим командованием. Усиленная боевыми магами, конечно. Суомам надо будет просто открыть границу. Смотрите, — я соскочил со стула и, взяв указку, подошел к висевшей на стене карте. — Можно будет даже по тайным каналам согласовать обе наших операции с империей. Сначала неожиданно для северян им объявляет войну Суомия и независимый добровольческий корпус сразу же наносит удар на запад от границы, захватывая рудники и перерабатывающие предприятия. Войск Федерации там минимум, оттуда северяне удара не ждут. А как только они начинают переброску войск и магов с юга чтобы выбить "Суомских" добровольцев, империя начинает на юге Федерации свою десантную операцию, пользуясь создавшимся временным хаосом. В результате мы имеем разгром Северной Федерации, захват стратегических рудников, которое Суомское правительство потом продаст или обменяет России на территории на Ковском полуострове и хорошие отношения с Империей. Бонусом идет демилитаризованное государство прокладка — Суомия на наших границах, и Россия по-прежнему останется нейтральной стороной конфликта.

— Все же поймут, что мы стоим за этим планом, — поморщился Ребров.

— Ну да. Только и так все знают, что северяне стоят за Суомией и помогают ей людьми и вооружением. И что? Объявлять нам войну, когда Суомия развернется против бывшего союзника нам никто не станет — это будет означать неизбежный военный союз России и Империи против Антанты. А формально мы не при делах, лишь отстаиваем свои интересы. Разве Бритты или Штаты делают иначе? Надо использовать победу по полной.

Ну ты даешь Дергачева, — наморщил лоб Толошин. — Удивила так удивила...

Боевому генералу было тяжеловато, я понимаю. Не привыкли еще в этом мире к таким резким решениям и прокси-войнам без объявления войны. Ну что же, будем нести прогресс во благо Родины.

— Но в твоем план есть рациональное зерно, — продолжил генерал — лейтенант. — Я доложу твои предложения председателю Выпину и правительству.

Глава 15. Интербригада.

Империя. Конец марта 1924.

Густой сигарный дым сплетался кольцами под высоким потолком, там, где горела сотнями электрических свечей громадная хрустальная люстра. Под ней в обширном кабинете за массивным дубовым столом сидело трое мужчин в тяжелых парадных мундирах империи — один коренастый, пожилой, с мясистой красной физиономией и большими кавалерийскими усами. Второй помоложе — высокий и худощавый, с узким длинным лицом и в щегольских очках на носу. Третий же был мужчиной средних лет, с устало прикрытыми глазами и глубокими мешками под ними. Перед каждым из них стояло по полному бокалу красного вина, но к напитку пока никто не притрагивался, зато пепельницы были полны окурков. Заседание имперского генерального штаба длилось уже не первый час.

— Что вы думаете о последней инициативе русских господа? — Спросил остальных коренастый, закуривая очередную сигару. — Вам не кажется, что это уже чересчур? Вот вы Эрих, что скажете?