За Веру, Царя и Отечество!

За Веру, Царя и Отечество! Окопное махо-седзе Татьяныча.

Очнулся на платформе "Лось",

На крышке мерзлого колодца,

Тогда все как-то обошлось,

Сейчас, боюсь, не обойдется.

(Всеволод Емелин)

Глава 1.

Новая жизнь.

Под ту подмосковную электричку я вообще глупо попал. Вот оно мне надо было до того алкаша докапываться? Не надо, сто раз не надо — говорил я потом себе. Задним умом мы все крепки. Но очень уж он в тот момент меня достал. Дай, говорит, опохмелиться начальник и все тут. Душа, у него, видите ли, горит, глоток позарез нужен. А у меня она не горит? Вчера шеф наорал, сегодня с утра с женой поругался. Как всегда за меня уже все решили: у тещи очередной ремонт, поэтому сегодня вечером я должен был идти к "маме" класть плитку в туалете. Отказ неприемлем, моя Танюха со своей мамочкой уже обо всем договорилась и всякие мелочи вроде срочной командировки к заказчику оборудования в подмосковные дебеня в расчет не принимаются. Ты мужик, ты должен, придумай что-нибудь, у тебя и так все время командировки... Вот и весь сказ. Я прямо скажу — никому так тяжело в России не живется, как простому мужику-работяге. Он всем должен и перед всеми виноват: женой, начальством, детьми. А прав у него нет никаких и всем на него по большому счету наплевать, лишь бы впахивал и деньги приносил. И ведь ничего с этим не поделать: такова тяжелая мужская доля. А тут еще этот алкоголик пристал.

— Дай еще полтинник, а начальник? Ну дай, не хватает же, — продолжал гундосить алкаш. Нечесаный, изо рта несет перегаром.

— Свои добавь, а? Я что, твой спонсор по жизни? Тебе моего полтинника на банку девятки хватит, опохмелишься. Много пить вредно.

— Начальник, ну войди в положение... Мне стольник нужен.

— Слушай, если я тебе начальник, то иди нафиг. Считай, что я тебя уволил.

— Гад ты начальник...

— Я тебе полтинник дал и я еще и гад? Да пошел ты! Уволен, топай отседова! — Настроение у меня, и так весь день бывшее ниже плинтуса, испортилось окончательно. Я подошел поближе к краю платформы, зябко передернув плечами под курткой на рыбьем меху. Ага, за поворотом показался луч прожектора, электричка уже на подходе. Давно пора. Мне еще два часа в вагоне трястись, а потом час в метро. Домой опять к ночи попаду. Работу что ли поменять? Наладчиком холодильного оборудования, конечно, быть неплохо. Себя покажешь, мир посмотришь. То на птицефабрику занесет, то на молокозавод — интересно жить! Но уж больно командировки выматывают и вообще... Помниться, я в школе хотел летчиком стать. Да не простым, а военным, чтобы летать на быстром истребителе над белыми облаками. Мечты, мечты, где ваша сладость.

То, что этот козел толкнул меня под электричку, я только потом понял. Было у меня время поразмыслить и сложить два и два, младенчику в детском приюте все равно особо заняться нечем. А тогда все быстро случилось. Я стою на краю платформы, электричка потихоньку замедляется, но едет еще быстро. И вдруг, когда до мокрых стекол кабины машиниста остается лишь несколько метров, чувствую толчок в спину. Я даже охнуть не успел: короткий мысленный вскрик "млять", полет вниз к валяющимся на грязных шпалах окуркам, удар, вспышка боли и темнота. Приехали...

Тоннелей я на том свете не видел. Только темноту и Голос. Основательный такой Голос, которому не соврешь и с которым не поспоришь.

— Леха Дергачев? — Спросил Голос.

— Я! — Армейский навык не выбьешь.

— Атеист?

— Так точно! Был, — покаянно сказал я. — Теперь уже нет, наверное. Только сейчас без разницы, верно?

— Теперь поздно, — согласился Голос. — При жизни надо было определяться. Грешил много?

— Порядком, — я бы вздохнул, да в этой темноте нечем было вздыхать.

— Стало быть, пойдешь на общих основаниях?

— Куда? Э...вниз?

— Ну да. Куда же еще. Другого ты не заслужил друг, извини.

— Вот так вот быстро? Раз и вниз? — Я бы даже удивился происходящему, если бы не был и без того удивлен и обескуражен фактом того, что я склеил ласты. Не так я себе представлял разговор с Богом или его ангелами, если таковые все же обнаружатся после моей смерти, совсем не так. Это же высшее существо, создатель мира. Оно должно поражать своей мощью, мудростью, внушать трепет и благоговение, а не разговаривать тоном вышедшего покурить соседа по лестничной площадке...

— А кому это надо, тебя поражать и впечатлять? И зачем? — Видимо прочитав мои мысли, ответил Голос. — Тут с каждым говорят на его языке. С умным по умному, с чистым — по чистому, с добрым по доброму, с лукавым по лукавому. А с тобой Леха вот так, по-простому, в самой доступной форме. Выражаясь научно, все, что ты услышишь здесь, будет адаптировано для твоего восприятия, чтобы оказалась ясна самая суть дела. Или ты возражаешь? Хочешь изъясняться высоким стилем?

— Нет, не возражаю, — постарался я собраться с мыслями. — Ну, раз Вы так решили — наказывайте. Хотя я считаю, что это несправедливо, — я понимал, что здесь и сейчас права качать бессмысленно. — Унижаться и молить о прощении я не стану, раз так случилось, значит заслужил. Но все-таки хочу спросить. Может быть, есть варианты? Я как-нибудь послужу или вроде того? Очень уж неохота на общих основаниях. Там, внизу, по слухам, совсем жарко и тошно, а еще я слышал, что Господь милостив, — я попытался включить дипломатию.

— Слушай, а он мне нравится, — сказал кому-то Голос. — Видно, что человек-то русский, православной закалки, хоть и атеист. Держится с достоинством, но кается. Не то, что японец, который истерил и упорствовал в гордыне. Оба под поезд попали, но смотри, какая разница.

— Японец получил по своим грехам сполна, — ответил другой Голос. — Им решил поиграть в свои игры Враг, и я ему не завидую.

— И все же хоть какой-то шанс японец получил, не так ли? Тот менеджер пусть и грешник, но власть Павшего над собой не признал... И зачем-то Господь попустил Врагу сделать с японцем то, что он сделал.

— На все воля его.

— Это так. Но почему нераскаявшемуся японцу дали шанс, а кающемуся русскому нет? Давай предназначенное японцу отдадим своей властью Лехе. Если в тот мир человека отправил Враг, то отправим и мы, раз он сам хочет послужить. Так будет справедливо.

— Господь не попустит...

— Значит, так тому и быть. Но попробовать мы вправе, не так ли? Оказать снисхождение к грешнику в рамках наших полномочий. Я тебя по-братски прошу. Россия заслужила шанс отвернуть от гибели, он может ей помочь.

— Петр, с чего ты стал столь сентиментален к грешникам?

— Нравится мне этот мужик. Хочу посмотреть, что с ним будет, когда он примет судьбу японца.

— Не выдержит, сломается и скоро снова помрет, всего и делов. Японцы жилистые, они самураи по духу и судьбу принимают, а русские — они другие, мягкие.

— Ты их не знаешь толком. Уверяю тебя, они еще фору японцам дадут. Поспорим?

— Я тебя за язык не тянул, — со странной интонацией сказал первый голос. — Хорошо будь, по твоему. Будет тебе, Леха, снисхождение, — обратился Голос он ко мне. — Хотя ты такому снисхождению и не обрадуешься. Послужи России и будет тебе награда. Ты, главное, молись в решающие моменты и сила тебя не оставит, а мощь твоя преумножится. Давай, до свиданья. Что делать ты поймешь.

* * *

* * *

В глаза светит слабый свет, мысли путаются. Мне холодно, и вокруг ничего не понятно. Виднеются очертания каких-то гигантских предметов, все размыто, зрение работает странно, словно в глаза закапали атропина. Руки и ноги? Вроде они есть, но что-то с ними крепко не так. То ли связаны, то полупарализованы. Страшно...

— Ути пути, какой у нас славный младенчик, — раздается надо мной громкий женский голос.

— Опять найденыша в корзинке подбросили? — Спрашивает другой голос рядом. — Девочка или мальчик?

Гигантские руки поднимают меня куда-то вверх. Кладут на твердую поверхность, начинают разворачивать...пеленки? Пеленки, Леха, это они, — с ужасом понял я.

— Девочка, — отвечает женщина, осмотрев голого меня. Надо мной появляется огромное женское лицо. Милая такая старушка, в чепце, только гигантских размеров, как из фильма про великанов. — Тут и записка есть.

— Прочитайте, Марфа Потаповна, очень любопытно.

— Да что там может быть любопытного, Настенька. Все как обычно. Читаю: "Не имея средств к существованию и тем более воспитанию дитяти, вверяю свою несчастную дочурку добрым людям. Окрестите ее, пожалуйста, в честь великомученицы Татьяны. Фамилия у нее Дергачева, по папе. Дочка прости". Смотри — здесь в корзинке еще серебряное колечко с надписью "помни" и синим камушком и золотой червонец. Вот и все наследство.

— Как же так? Пишет "не имею средств", а прикладывает кольцо и деньги. Пеленки тоже из хорошей ткани, не мешковина.

— Обычно, Настенька. Гимназистка загуляла или другая барышня из благородных. Ухитрилась родить тайком, а ребенка подбросила к нам, в приют. И все, концов не сыщешь. Не первый раз такое происходит, в прошлом году несколько таких случаев было. Сделаем, как сказано, может быть, потом мама будет искать дочку. И колечко я для нее сберегу. Бедная девочка...

Смысл происходящего доходил до меня медленно, как до жирафа. Но дошел-таки. Я попытался что-то сказать, объяснить, что никакая я не девочка, это ошибка, я Леха Дергачев, тридцати лет от роду, бывший сержант погранвойск и нынешний инженер по холодильному оборудованию. Но младенческое горло не было приспособлено для связной речи, и номер не прошел, я только забавно сипел и мутузил ручонками. Женщина и молоденькая девушка смотрели на меня сверху с сочувствием.

— Как будто сказать чего-то хочет, — улыбнулась старушка. — Забавный ребеночек.

Ее слова послужили спусковым крючком. Отчаяние накрыло меня с головой, и я заплакал от ужаса и безнадеги, раскиснув самым позорным образом. Тоненьким детским голосочком, надрывно и жалобно, оплакивая несчастную судьбу свою. Какого хрена это со мной случилось! За что?!

— Эк надрывается, сиротинушка, — сочувственным тоном сказала Настя. — Кушать, наверное, хочет. Пойду, согрею немного молока, пусть пососет...

Так началась моя новая жизнь в детском приюте имени великих княжон Елизаветы и Марии.

Дальше все было плохо. Не так как могло быть, но все равно — ничего хорошего. Детство в приюте — не сахар, скажу точно. Тебя никто не воспринимает всерьез. У тебя нет ни прав, ни собственности, ни элементарной свободы — одни обязанности. Беднота, конечно, вопиющая, хотя приют считался хорошим — в других жили еще беднее. Что я там говорил про тяжелую мужскую долю? Да я раньше просто как сыр в масле катался — возможностей в прошлой жизни у меня было миллион и лишь моя вина в том, что я не пытался их реализовать. Переживал из-за проблем на работе и с женой, смешно вспомнить. Мне бы сейчас мои прошлые заботы. Воспитывали приютских сурово, по казарменному. Капитан Никишин из моей учебки для погранцов рядом с воспитательницей Авдотьей Валерьевной и рядом не стоял, такая она была садюга и зверь. Чуть провинился, и розга пошла в ход, наплевать всем на права ребенка. Или коленями на горох.

Но это все лирика...

Первые полтора младенческих года было скучно и грустно, но, в общем-то, они прошли без проблем. Я был... или была? Нет, позвольте все же оставаться мужчиной несмотря ни на что. Я был хорошим ребенком, ненапряжным для взрослых. Много спал, не плакал без дела, не капризничал, ел что дают и старался больше улыбаться нянькам из тех в ком видел нормальных людей, даже когда с души воротило или с болью резались зубы. В результате получил в ответ неплохое отношение к собственной персоне. Все знали — Таня беспроблемная добрая девочка, которая не любит одного — когда с ней сюсюкают.

Впрочем — это приют, сюсюкать особенно и некому. А вот дальше стало интереснее.

Как говорится: пить, ходить и говорить я начал одновременно. Ну, пить, кроме чистой воды воспитанникам приюта было, в общем-то, нечего, а вот насчет всего остального... Скрывать свою "гениальность", кося под нормального ребенка я и не пытался, стараясь лишь слегка держаться в рамках, чтобы мое взросление не выглядело уж чересчур резким. Какой смысл, от кого и зачем маскироваться? Так что период от первых слов "кушать" и "добрая тетя", до беглого разговора я преодолел за месяц. А потом, умильно глядя на задерганную воспитательницу и улыбаясь, попросился к девочкам, которых учили начальной грамоте. В уголок, послушать. Мне не отказали — просил я вежливо, репутацию имел пусть и необычного ребенка, но тихого и спокойного, который урок своими играми не сорвет. Вуаля, мне того и надо. Три недели уроков и я потихоньку "научился" читать и писать. Заодно разобрался немного с дореволюционной орфографией.

В общем, в четыре с половиной года от роду я стал признанным вундеркиндом и даже получил доступ к библиотеке. Бедной и плохой, но уж какая нашлась, в других приютах и того не было. Знали бы вы, чего мне это стоило... Но тихая умненькая девочка Таня с улыбкой ангелочка, своего добьется. Я ведь понял, куда попал довольно быстро, не дурак. Осталось лишь проверить основные геополитические реалии этого мира, есть ли в нем магия и тестируют ли на нее детей. Оказалось — есть, обязательный тест с семи лет. Вот и все, сказка стала былью. Видел я эту анимеху, видел, чтоб ей ни дна, ни покрышки.

Попасть в аниме звучит глупо и смешно. Да вот только вокруг не мультик, а самая настоящая живая жизнь. Глаза у людей нормальные, а не как блюдца, головы тоже соразмерны с телом. Зимой холодно (особенно под тонким одеялом в плохо натопленной приютской казарме), под дождем мокро, летом жарко и комары. Люди потеют, говорят о ерунде, враждуют и дружат и вообще — живут. Целый мир как он есть... А еще тут имеются боевые маги, которые летают по небу, преобразовывая с помощью специальных маготехнических приборов собственный магический потенциал в энергию заклятий. Подробностей не знаю, специальной литературы в приюте нет, да и кто меня к ней допустит? Да, а год сейчас, кстати, тысяча девятьсот двадцать первый от рождества Христова и проигранная русско-японская война в тысяча девятьсот пятом уже была, вместе с первой подавленной революцией. А вот с февралем и октябрем семнадцатого что-то не заладилось — наверное, потому что первая мировая война в тысяча девятьсот четырнадцатом тоже не началась. Значит, всемирная бойня будет немного позже.

В самом деле, не зря же девочек волшебниц в виде наших с японцем тушек шутники с неба сюда загодя скинули. Все сходится. Даже внешность у моего нынешнего тельца подходящая под мультик — мелкая круглолицая девчонка с ангельским личиком, когда спит зубами к стенке. Вечно спутанные золотистые волосы и непокорный локон на макушке прилагаются. Отрезать его что ли? Не, пусть будет, это не баг, а фича... Интересно, отмороженный на всю бошку японец из нашего мира сейчас тоже где-нибудь в немецком приюте растет и матереет? Судя по разговору с апостолами — да. Но это, в общем, неважно. Моя задача понятна. Хочу ли я жить в женском теле? Нет, не хочу и не буду. Я не баба и не трансгендер, я нормальный парень Леха и в этом теле лишь временный пассажир.

Что мне надо сделать, чтобы выкрутится из ситуации? Точная формулировка была: послужить России и получить награду. И еще что-то про шанс для страны отвернуть от гибели. Стало быть, примем следующую рабочую гипотезу: надо помочь родной стране в этом мире выиграть в мировой войне или сохранить Российскую империю как минимум, других толкований задания в голову пока не приходит. Это можно попробовать. Хотели, чтобы я послужил России? Послужу на совесть. Одна беда — про Россию из истории злой Танюхи я не помню вообще ничего. Разве что тот факт, что ее помощница Серебрякова убежала из России. Кстати, а почему она иммигрировала, если октябрьской революции и, стало быть, гражданской войны не было? Или меня в этом мире скоро ждет другая революция? Про какую гибель страны шла речь? Непонятно... Ладно, будем разбираться по ходу событий.

В любом случае я тут ненадолго. Помогу родине и скажу: прости-прощай Таня Дергачева. Ничего личного, но женское тело... Если японец с ним готов мириться, то я нет. Самоубийство — не вариант, большой грех, небесное начальство докопается. Но можно ввязаться в какую-нибудь заваруху и погибнуть побыстрее. А дальше просить на небесах обещанной награды за службу и сваливать обратно в свой мир и тело, если пустят. Так себе план, но другого нет. В любом случае через десять-двенадцать лет для меня все закончится, а может и раньше, если погибну в бою. Магия у меня обнаружится, в этом я был уверен, лишь бы самому не налажать.

Друзей в приюте у меня к семи годам от роду не завелось. Какая дружба с младенцами? Со взрослыми было сложнее — на умненького ребенка у них были некие смутные планы. На девочку-сиротку, выучившуюся к семи годам не только читать и писать, но и освоившую другие дисциплины в рамках нехитрой приютской учебной программы поглядывали, примеряясь как бы ее использовать. Иногда я им подыгрывал, например, если требовалось помочь начальству произвести хорошее впечатление на заезжего инспектора, тихая умница Таня всегда готова помочь. Она и святочный стишок расскажет и песенку жалобно споет, воспитателей похвалит перед чужим дядей с детской непосредственностью. Но ничего личного — в душу не лезьте. Любые попытки взрослых построить доверительные отношения я срывал, тут же включая дурака или точнее дурочку. Ишь ты ловкачи — думают, если я приютская и ничего слаще морковки не едала, то парой карамелек и ласковым словом можно меня подкупить? Нет, народ, это так не работает, Таня не сладкоежка и всегда себе на уме, на игрушки и вещи сверх минимума ей плевать. А вот за хорошую книжку или учебник имперского языка я готова помочь — сошью что-нибудь (для приютских девочек кройка и шитье — первое дело) или перепишу аккуратным почерком, а еще я на допотопной печатной машинке здорово стучать выучился — сказывалась давняя привычка к клавиатуре. Если вы, господин наставник, адекват — договоримся. Взрослых это не особо и напрягало — гениальная девочка малолетка, это просто гениальная девочка малолетка, не более. Да, есть тут некая загадка, но...да всем на всех плевать, по большому счету, такова наша жизнь была и будет. Никуда Таня не убежит, пусть подрастет немного. А там мы умненькую красивую девочку сбагрим знакомым в няньки или горничные. Или в содержанки. В их понимания для сироты-бесприданницы это вершина карьеры. Только у меня на свою жизнь были свои планы. Но Танечка лишь улыбалась и молчала. Лишь иногда, поймав мой случайный взгляд, люди порою вздрагивали, но вообще-то я держал себя в руках. Улыбаемся и машем, что бы ни случилось...

И лишь ночами я скрипел зубами от ярости и злости, уткнувшись в подушку. Сейчас я великолепно понимал японца, который за малейшую усмешку над собой с позиции, "ты, малявка", готов был глотку рвать. Довели мужика, понимаю. В таких условиях психоз заработать, как нечего делать.

О том, что нашему приюту завтра предстоит проверка воспитанников на магические способности, я узнал чисто случайно. Приезд питерского магоинспектора был обставлен без всякой помпы, как обычная формальность. Магов в России было немного и в основном они были родом из аристократии. Ну, еще из зажиточных мещан и купечества, но реже. Я так понимаю, тут много факторов сложилось. Во-первых, банальное недоедание и нехватка витаминов. Все же мозгу надо развиваться, а кормили нас в приюте скудно и однообразно. Мясо в лучшем случае раз в месяц в виде двух волокон в супе, фруктов, окромя яблок, почти нет, овощи представлены в основном капустой и картошкой, еще дают хлеб и каши на воде. Да и тех нам редко удавалось покушать досыта — сиротам положено терпеть. От такой еды ноги бы не протянуть, какая еще магия...ману брать неоткуда. Вон, гляньте на мою Танюху, до чего девочка дошла — ножки тоненькие, ручки тоже, спинка как тростинка. Думаете, наследственность? А я думаю, недокорм тоже виноват, детей как следует кормить надо, чтобы они росли и развивались. Слава Богу не рахит, а то бы вообще конец. А во-вторых, гены тоже играют свою роль, ага. Если поколение за поколением выбрать из простого народа способных к магии людей, скоро их там и вовсе не останется.

Так что шанс обрести магические способности и подняться на социальном лифте вверх был крайне невелик — один на десять тысяч или еще меньше. Но проверка, есть проверка, инспекция по домам призрения обязана ее провести и отчитаться.

Стоя в очереди к длинному столу, на котором валялся всякий хлам, я изрядно нервничал. Нет, я понимал, что должно сработать. Иначе нахрена оно все вообще было? Но что если нет? Что тогда делать?

"Молись Леха", — мысленно сказал я себе, сжав зубы. "Тебе обещали, что после молитвы силы преумножаться".

Основные православные молитвы я к тому времени знал наизусть. Закон божий в приюте один из основных предметов и преподавал его отец Даниил, духовно окормлявший наше богоугодное заведение, на совесть.

Но именно сейчас формальные строчки молитв в голову не лезли.

"Блин, Господи помоги! Воззвал своими словами к небесам я. Дай силу! Ну, ты же меня в это впутал, но я не ропщу, как тот японец. Стою тут и готов исполнить волю твою. Конечно, ты велик и делай, как тебе надобно. Если нет, то нет. Но если только возможно помоги, дай мне силу! И вы апостолы, да?...Пожалуйста, держите слово".

Пока никаких способностей я в себе чувствовал. Глухо.

Дети один за другим подходили к магоинспектору и садились за стол. Полный краснолицый дядечка в мундире надевал им на голову металлический шлем с проводами и вмонтированными в него большими синими камнями, подсоединенный к здоровенному приборному ящику, вроде старой радиостанции.

— Не волнуйся, успокойся и сосредоточься. Попробуй мысленно поднять хотя бы один предмет со стола, дите, — говорил он очередному ребенку. Вокруг прибора на столе лежали щепки, сломанные часы, пустая чернильница, матерчатая ленточка — в общем, калиброванный по весу и форме реквизит. Затем инспектор переключал на ящике рубильник, камни на шлеме загорались как светодиоды и... ничего не происходило.

— Следующий, — равнодушно командовал чиновник. Найти мага в обычном приюте, он, по-видимому, нисколько не надеялся.

"Господи, не оставь", — взмолился я, когда мне на голову опускали шлем. "Пожалуйста"!

— Готова, деточка? — Спросил толстяк, когда шлем оказался на моей голове.

— Врубай быстрее, дядя! — От волнения я слегка вышел из образа.

Мужик оторопело посмотрел на меня, но препираться с наглой соплюшкой не стал, а послушно переключил рубильник.

Опа! Такого эффекта я не ожидал! Перед моими глазами словно развернули полупрозрачный виртуальный экран компьютера прямо в воздухе. Какие-то символы, вроде сплетенных кругов и шестеренок переливались разными цветами перед моими глазами, под ними мигали почти неразличимые желтые письмена, похожие на арабскую вязь. Да что это такое? Я с удивлением замер на стуле.

— Звать следующую? — Спросил чиновника помогавшей проводить проверку Игнатий Павлович, наш учитель математики.

— Погодите...она, кажется, увидела сеть, — почувствовал что-то инспектор. Нет, даже, подключилась к магосети, — с волнением сказал чиновник, заглянув мне в глаза. — Девочка, ты что-то видишь?

— Вижу, — пересохшим от волнения голосом прошептал я. — Наблюдаю перед глазами странные картинки господин магоинспектор.

— Это нормально, — равнодушие и сонливость с чиновника как рукой смело, он в момент стал похож на гончую, почуявшую зайца, хотя при его габаритах подобное сравнение выглядело смешно. — Дай приказ сети поднять предметы вверх. Как будто ты рукой поднимаешь, только делай это мысленно. Тебе должны помочь твои картинки...

— Есть! — Четко ответил я. Сосредоточился, отметив взглядом несколько предметов, и дал мысленный приказ "поднимитесь"!

Круги и шестеренки на "виртуальном экране" перед моими глазами пришли в движение, письмена замигали, а чернильница, щепки и ленточка взмыли в воздух.

— Наша Таня маг? — Удивленно выдохнул Игнатий Павлович. — Вот уж не ожидал... Хотя она у нас девочка особенная.

— Да еще какой силы. Сразу четыре предмета в воздухе! — Добавил довольный инспектор.

Вот кой черт меня дернул приказать поднять стол? Ведь и так хорошо получилось. Но очень уж хотелось показать себя.

"Вверх"! — Отдал я команду массивной дубовой столешнице. Шестеренки завертелись с все возрастающей скоростью, письмена набухли алым светом...

"Екарный бабай"! — Мне рывком поплохело, голова закружилась, и я чуть не грохнулся в обморок, но здоровенный стол приподнялся на полметра над полом вместе со всем своим содержимым. Завизжали другие девочки, ахнула классная дама, а инспектор в волнении вскочил со стула. Глянул в мое побледневшее лицо и рывком опустил рубильник на приборе. Цветные картинки перед моими глазами тут же погасли, а стол с прибором с грохотом рухнули вниз.

— Нельзя так Танечка, — ласково сказал мне он, когда переполох улегся, и шлем был снят с моей головы. — Нельзя пытаться сделать все и сразу. Ты же еще не готова, тебе надо еще учиться и учиться. От перенапряжения маг может даже погибнуть, магию, как любую науку надо осваивать постепенно.

Магоинспектор обвел взглядом притихших наставников и детей, зачем-то одернул мундир и обратился к приютским.

— Эту девочку я немедленно забираю с собой, согласно двадцать пятой статьи уложения "О Магах Российских". Поздравляю господа, вы воспитали для Отечества и Государя такой талант! Ваши старания не останутся без внимания, обещаю. Из девочки выйдет отличный целитель или ученый.

— Нет, — тихо сказал я, но меня услышали. — Не выйдет.

— Почему? — Удивленно спросил чиновник.

— Военный и только военный. Я буду солдатом и военным. То есть военной офицершей, — от волнения я не смог сложить фразу правильно, заговорив как настоящий ребенок. Все-таки детское тело накладывает свой отпечаток на личность.

— Война не женское дело, кроха, — улыбнулся мне инспектор. — Ты сначала в куклы свое отыграй, магию изучи как следует.

— Какие куклы? Моя судьба — защищать Россию от супостата, вашблагородие! — Твердо сказал я. — Прошу направить меня в армию, — я серьезно, без улыбки посмотрел в глаза инспектору.

— Ну, это не мне и не тебе решать, — тоже серьезно, как взрослой, ответил он. — Но если ты этого очень захочешь, то добьешься. Военные мимо такого дара не пройдут.

Глава 2.

Маг-юнкер Дергачева.

Сборы были недолгими. Оно и не удивительно: все мое нажитое в этом мире имущество можно было легко связать в узелок и унести в одной руке, даже такой мелкой пигалице как моя Таня. Самой большой ценностью в нем оказалось серебряное кольцо с камушком, которое Марфа Потаповна все же сберегла для меня, вручив при расставании. Я даже растрогался, принимая наследство, и пообещал воспитательнице, что никогда не забуду ее доброту и при случае отблагодарю.

— Да что ты, Таня, дочка, — отмахнулась от моих благодарностей добрая женщина, прижав меня к груди. — Лучше в церкви свечку за здравие поставь, если вспомнишь старушку. Главное, сама будь счастлива и мужа себе найди хорошего.

— Как Бог даст, — поморщившись, уклончиво ответил я.

Факт отсутствия барахла меня расстраивал мало, меньше вещей — больше свободы. Так что уже на следующий день, наскоро собравшись, я вместе с молодым помощником секретаря из департамента магических дел, присланного специально за мной, на извозчике покинул приют. Можно сказать с шиком — до этого в новом мире мне приходилось лишь ножками топать, да и за пределы приюта таких как мы малолеток выпускали нечасто. Так что я сейчас с жадным любопытством разглядывал с высоты двухколесной коляски городские пейзажи Петербурга и немного нервничал, предвкушая перемены в судьбе. Мне предстояла распределительная комиссия, которая решит судьбу сиротки.

Каменное здание департамента Российских магических дел стояло на берегу Невы, недалеко от моста на Кронштадт. Большое, трехэтажное, с каменными львами у широкой лестницы парадного крыльца и колоннами вдоль фасада. В моей латаной-перелатанной приютской одежде даже заходить в него было боязно. Внутри обстановка была под стать — хрустальные люстры, паркет, резная богатая мебель.

Мы с провожатым отметились на посту охраны и, поднявшись на второй этаж, прошли по длинному коридору. За широкими двустворчатыми дверями в его конце нас уже ждали.

В обширном зале, за покрытым зеленой скатертью столом сидело трое — мужик в мундире военного полковника с золотыми погонами в два просвета и двое коллежских советников в гражданских мундирах.

— Так это и есть наш маг необычной силы? — Спросил один из гражданских, посмотрев на меня. — Скажу честно, не впечатляет. Сущий заморыш.

— Не судите по виду, Арсений Петрович, — обратился к нему другой. — Я читал отчет об освидетельствовании, пишут, что это редкий талант.

— Ну, хорошо. Давайте решим быстренько, куда этот талант определить и обедать. С остальными мы уже разобрались.

— А что решать, — пожал плечами читавший отчет чиновник. — Девочка — сирота из приюта, необразованная. Я заберу ее к себе по медицинской части в Обуховский госпиталь. Пусть подкормится и подучится, за ней присмотрят, потом пристрою ее на магомедициский факультет. Может быть, хороший врач получится. Грех такому дару пропадать.

Полковник, моя главная надежда, даже не вступал в разговор, казалось, он дремлет, прикрыв глаза. Надо было срочно брать инициативу в свои руки.

— Никак нет господа! — Рявкнул я во весь голос. — Осмелюсь доложить, вы ошибаетесь!

— В чем, мы ошибаемся, девочка? — Заинтересовался медик.

— Я образованная! И я не хочу быть врачом. Мечтаю всецело посвятить себя военной службе!

Дремавший полковник открыл глаза и с видом энтомолога, увидевшего редкую бабочку, посмотрел на меня.

— Вот как? И что ты знаешь об армии, деточка? Тебе нравится играть в солдатики вместо кукол? — Спросил он.

— Осмелюсь доложить, никак нет, ваше превосходительство! Об армии и о войне я знаю все! — Врать так врать, хуже уже не будет. — Проверьте меня.

— Хм, — улыбнулся в усы военный. — Прямо все? Расскажи нам о наступлении? Что это за термин? Посмеемся господа, — с улыбкой посмотрел он на гражданских.

— Наступление — главный вид боевых действий, основанный на атакующих действиях, в форме боёв, операций и сражений. — Шпарил точно по уставу я. Не зря же его зубрил в своем времени. — Наступление проводится в целях разгрома противостоящего противника, овладения назначенным объектом и создания условий для ведения последующих действий. Оно заключается в поражении противника всеми имеющимися средствами, решительной атаке, стремительном продвижении войск в глубину его боевого порядка, уничтожении и пленении живой силы, захвате вооружения, техники и различных объектов. Под разгромом понимается нанесение противнику такого ущерба, при котором он теряет способность к сопротивлению.

На отвисшую челюсть полковника и обалделый вид гражданских было любо-дорого посмотреть. Не ожидали такого от семилетней девочки? А я такая, особенная, тьфу, особенный...

— Не совсем верно, но суть схвачена правильно, — сказал после паузы полковник. — Надо же...

— Девочка умница, — согласился с ним медик. — Но не стоит принимать все за чистую монету, господа. Она просто заучила наизусть несколько строк из военного справочника и повторяет их как попугай, не понимая смысла сказанного.

— Вы неправы, уважаемый господин, — я тут же вмешался в разговор. — Я понимаю то, о чем говорю. Например, я мог бы рассказать господину полковнику, как бы я взламывал оборону его полка, силами...ну скажем пехотного полка и кавалерийской части.

— Без артиллерийской поддержки? — Уточнил военный.

— С ней было бы легче, — вздохнул я. — Артиллерия бог войны. А при двухстах орудиях на километр фронта о сопротивлении противника вообще не спрашивают, а лишь докладывают о достигнутом продвижении наших частей. Но можно и без нее. Главное — наметить узловые точки сопротивления и добиться скрытого сосредоточения войск перед атакой. Для этого следует...

Мы беседовали еще с полчаса. Я рассказывал об организации разведки и принципах формирования штурмовых групп, организации обороны, применения конницы для рейда по тылам противника, концепции мобильной войны, которую с легким сердцем назвал молниеносной. Полковник переспрашивал и возражал, некоторые мои выводы отвергал напрочь. Но это была интересная беседа. И продуктивная. Потому что закончилась она правильно.

— Как хотите господа, но я решительно не могу пройти мимо такого чуда, — рубанув воздух рукой, сказал полковник. — Да, она мелкая девчонка. Но как рассуждает! Да, говорит зачастую глупости, но сам подход интересен, в нем есть некая новизна... И к тому же она маг большой силы. Я буду ходатайствовать о ее зачислении юнкером в Павловское магическое училище, такой талант не должен пропасть. Такое право у меня есть и думаю, что начальник училища генерал Брусникин меня в этом поддержит.

— Не дело девушке воевать, — не согласился с ним медик. — Таня, кажется, так тебя зовут? — Ласково улыбнулся он мне. — Ты же девочка, потом будешь женщиной, будущей матерью. Роль женщины в этом мире приносить жизнь, а не отнимать ее. Лечить и рожать, а не убивать. Не знаю что ты себе навоображала, но скоро ты повзрослеешь и сильно пожалеешь о своем поступке. Тебе нельзя в армию.

— Я не собираюсь становиться женщиной! — Несмотря на самоконтроль, я не смог сдержать злобы в голосе. НИ ЗА ЧТО! — Отчеканил я. — Я собираюсь быть офицером и точка. "Легче, Леха, легче. Тебе сейчас не нужна слава неадеквата", — я с усилием взял себя в руки. — Уважаемые господа, я понимаю, что моя судьба в ваших руках, в силу малолетства у меня нет прав распоряжаться моей собственной жизнью, — сказал я.

— Но я же все-таки маг и я человек, который волен принимать решение как ему жить. Так вот, я не буду учиться на врача, силком не заставите. Я буду только солдатом. Мое решение окончательное и перемене не подлежит.

— Полагаю, вам придется уступить, Павел Никифорович, — пожал плечами второй гражданский. — Такая целеустремленность заслуживает похвалы. Я все же поддержу господина полковника, пусть забирает юное дарование.

* * *

* * *

* * *

В Павловское военно-магическое училище имени графа Суворова принимали дворянских и купеческих детей с магическими способностями с четырнадцати лет. Но для меня сделали исключение и приняли без родословной в неполных восемь, особым распоряжением департамента. Причины? Ну, во-первых, я подтвердил силу своего магического дара. Когда мне дали учебный магический орб, я сумел снова развернуть перед глазами сеть и даже поднять себя на пару метров над землей. Молитва действительно придавала сил, на небесах держали свое слово, а мерцающие плетения, письмена и шестеренки магической сети были интуитивно понятны и слушались моих приказов. То, что у такой крохи получается левитировать без подготовки и маготехнического левитирующего ранца, произвело впечатление на приемную комиссию. А во-вторых, я вызвался сдать вступительный экзамен на общих основаниях и сдал его. По гуманитарных дисциплинам все прошло не очень гладко, скажем, латыни я не знал вовсе, а немецкий успел еле-еле подучить, но на это закрыли глаза, учитывая юный мой возраст. Зато по естественным дисциплинам во время собеседования я превзошел остальных курсантов. Я как-никак инженер, в свое время не самый плохой московский университет заканчивал. Кое-что позабылось, но четырнадцатилетним подросткам я мог дать хорошую фору. Ну и в третьих — я подмахнул контракт, обязывавший отслужить в армейских рядах пятнадцать лет, без права выхода в отставку. Иначе никак — империя собиралась отбить в будущем вложенные в сиротку денежки. У курсантов военно-магического училища благородного происхождения это срок составлял лишь семь лет.

Вот так восьмилетняя золотоволосая девчушка Таня Дергачева стала маг-юнкером Российской империи. Как вскоре оказалось, той империи, которая уже дышала на ладан, революция была уже на пороге. Но мне пока было не того. Я был доволен жизнью, впервые я в этом мире стал человеком с какими-то правами и статусом, а не бессмысленным дитем, с которым никто не считается. По сравнению с приютом изменения в лучшую сторону были неоспоримы. Пусть глупые детки, попавшие в казарму из маменькиных и нянькиных рук, тяжело привыкали к переменам, для меня, прошедшего приют и армейскую службу все было привычно. Подъем, строевая, занятия, физподготовка, отбой по команде — все это мы проходили. Дисциплина есть дисциплина, по моему мнению, нас в училище даже баловали. Зато оцените плюсы: за мою учебу платит государство и даже выделяет мне стипендию как сироте и отличнице в двадцать рублей в месяц. Целых двадцать полновесных рублей! Для человека, живущего в казарме на всем готовом и не привыкшего к излишествам это охренеть как много. Тут в буфете рядом с училищем большая тарелка сладких плюшек с самоваром чая в придачу двадцать копеек стоит — красота. Есть что потратить в увольнительной, жаль только пива восьмилеткам не наливают, маг ты или не маг... Ладно, пока поберегу печень, обойдусь конфетками и бараночками.

А еще в казарме кормят, причем не кашей на воде, как в приюте, а как следует, большими порциями с первым, вторым и третьим блюдом плюс компот, кисель и пироги. Наше командование понимало, что будущие летчики-маги и питаться должны по усиленным летным нормам. Иначе ни запаса маны не будет, ни устойчивости к перегрузкам. В мою тщедушную Танечку, поначалу столько еды просто не влезало. Тем более что сердобольные поварихи на раздаче в столовой старались положить мне порцию чуть побольше — мой тщедушный вид и история брошенной сироты вызывали у добрых женщин чувство жалости.

Ладно, что это я все о еде и еде? Видимо, чересчур наголодался в приюте. Надо бы рассказать и о других моментах моей жизни в училище.

Я снова, уже в другой жизни, одел военную форму с российским триколором на плече. Магам-юнкерам было положено три комплекта — парадная, повседневная и летная, плюс белье и спортивная одежда. Больше всего мне нравилась летная форма. Русскому боевому магу был положен прочный двойной кожаный комбинезон на гагачьем пуху, система ремней для крепления оружия и снаряжения, меховые унты, перчатки и теплая шапка ушанка с очками-консервами. Все правильно, на высоте холодно и ветрено, иначе никак. На спине закрепляется ранец мага, на груди, у сердца, где вышит двуглавый орел, фиксируется магический орб — округлый синий граненый камень. Насколько я понял теорию магии, магическая энергия разлита на Земле этого мира везде, как магнитное поле, или как тут говорят, "магическая сеть". Но уловить ее чисто инструментальными методами нельзя, для использования магии нужно два элемента — человек, способный ее почувствовать и орб, который, во-первых, позволяет ощущать магию, так сказать "подключиться к сети", а во-вторых ее аккумулирует. Ранец мага — своего рода двигатель, который позволяет преобразовывать накопленную орбом магию в энергию для левитации с минимальными потерями. Система работает только так, в единой связке. Орб без мага просто камень, маг без орба просто человек. Но люди бывают с разным даром. Одни могут направлять магическую энергию в орб целым потоком, других едва хватает на ручеек маны. Идеальное сочетание — сильный маг и мощный, энергоемкий орб.

Занятия по пилотированию были моими любимыми, тем более, что у меня хорошо получалось. Наш инструктор, штабс-капитан Ребров, только головой качал.

— В кого ты такая бешеная, Танечка? Куда, блин, ломишь как ошпаренная кошка? Какой был приказ, повтори?

— Набрать эшелон две тысячи сто, сделать коробочку над училищем, сесть на летном поле, — послушно отвечал я. — Юнкер Дергачева приказ выполнила.

— Не торопясь сделать, заметь! Норматив был десять минут. А ты уложилась за две. Какого хрена, я тебя спрашиваю?! У тебя шило в пи...в заднице?! Эшелон ты набрала как минимум две пятьсот, на повороты шла с креном, скороподъемность...слишком большая скороподъемность. Хочешь шею свернуть? Выделываешься перед остальными юнкерами?

— Никак нет, ваше благородие. Выполняю приказ по мере сил. В бою скорость и маневр могут спасти.

— Ты с такими замашками до боя не доживешь, врежешься башкой в какую-нибудь сосну и каюк. Учится надо не торопясь, обстановку в полете следует контролировать, а не переть дуриком сквозь облака. Эх, Дергачева... И откуда ты только взялась на мою голову? Была бы ты мужиком, объяснил бы я тебе на русском матерном, как ты летаешь и как надо летать.

— А вы не стесняйтесь, господин штабс-капитан, я привычная. Мой пол и возраст значения не имеет, здесь я юнкер Дергачева и не более того. Говорите как вам удобно.

— Да ну тебя, — отмахнулся офицер. — Перед ребенком язык материться не поворачивается. В следующий раз полетишь со мной в паре и если оторвешься от ведущего дальше чем на десять метров, я...— задумался над ужасной карой штабс-капитан... — я тебя без сладкого оставлю, понятно?! Встать в строй.

— Есть встать в строй!

Жил я в отдельной комнате вместе с двумя сокурсницами — магичками нашего училища, Настей и Юлей. Парни спали в одной большой казарме, но для женского пола нашли отдельную комнату. Вообще-то женщин на военную службу в империи не брали, но для выбравших военную стезю магов делали исключение. Боевой маг — слишком ценное приобретение, чтобы следовать предрассудкам, он один иногда батальона стоит, а то и полка. Задач у магов кроме прямых атак противника с воздуха множество — разведка, корректировка артиллерийского огня, быстрая связь и почта. Особенно актуальны маги на флоте. Пара десятков боевых магов на маленьком юрком эсминце делают из него ударный авианосец, который держит в страхе целую эскадру, это понимать надо.

Но обычно женщины с магическими способностями шли в медицину или делали карьеру на гражданской службе. Настя с Юлей — особый случай, этакие "капитанские дочки" из бедных дворянских семей. Юля — высокая шатенка с длинной косой, Настя — худенькая блондинка. У одной отец капитан, у другой майор, обе младшие дочки из многодетных семей. Значит, богатого приданного и надежд на выгодный брак нет, зато есть магический талант и возможность сделать себе карьеру в армии, а то и подцепить себе перспективного жениха из юнкеров. Хорошие девчонки, мне они понравились.

А вот я им...сложный вопрос. Сначала они попытались сходу взять надо мной шефство, как над малолеткой и определить в младшие подруги и прислугу заодно. По их мнению, для сироты и простолюдинки покровительство таких королев как они — сущий подарок. Естественно, я послал их куда подальше с их закидонами, не выбирая выражений, и какое-то время у нас в комнате царила "холодная война". Но потом девчонки смекнули, что это не я "задаюсь" и "строю из себя не пойми что", а просто мы действительно слишком разные. Живя в одной комнате такого не скроешь. А еще они сообразили, что я им не конкурент и не враг, женихов со мной делить не придется, а если меня не доставать, то сосед я неплохой, даже полезный. Могу помочь по учебе, могу прикрыть перед начальством, гадостей про них не говорю. После этого отношения начали выстраиваться и, хотя до сердечной дружбы дело, конечно, не дошло, к моим советам они стали прислушиваться. А так...ну нету у нас общих тем — не сплетничать же мне с соседками о мальчиках или обсуждать балы и наряды?

Зато неожиданно для себя я сошелся с сокурсником. Глупо все как-то получилось, спонтанно.

В тот день у нас был экзамен по воздушной разведке. Задача — пролететь несколько десятков километров над лесом и рекой Свирь, отыскав в определенном квадрате замаскированные цели вроде орудийной батареи, командного пункта или лодок для переправы. У каждой обнаруженной цели следовало приземлиться и забрать один флажок-вымпел с ее номером. Всего десяток целей — чем больше вымпелов привезешь, тем лучше получишь оценку за курс. Сложность в том, что вымпелов у целей примерно на четверть меньше чем сдающих экзамен юнкеров. Поэтому важно не только обнаружить все цели, но и сделать это быстрее остальных.

Я справился быстро. Летаю я, пожалуй, даже быстрее штабс-капитана Реброва, хотя у него и свое мнение на этот счет, а про маскировку и обнаружение объектов бывшему пограничнику рассказывать не надо, знаю, как это делается. У последнего обнаруженного мною объекта — муляжа орудия на опушке, решил присесть на лежащее за кустами поваленное дерево передохнуть чуток и сгрызть пару сухарей и шоколадку.

И тут вдруг вниз с неба валиться Пашка Никифоров, сокурсник. Я с ним за прошедшие полгода обучения и парой предложений не перемолвился, но какое-то мнение составил, как и о прочих "одноюнкерах". Нормальный парень, хотя и размазня, по моему мнению. Этакий знаете — добрый тихий застенчивый мальчик, с вечной виноватой улыбкой. Никогда не видел, чтобы он с кем-то спорил или был заводилой в компании. И что он в боевые маги пошел? Сам еще ребенок и талант у него не особо большой, маг из него так себе. Видимо семейные обстоятельства заставили. Но сейчас парень рад до ушей, как же — он нашел цель. Меня за деревьями он даже не разглядел, сразу побежал флажок снимать. Опа, а у него на поясе еще три вымпела — есть надежда, что экзамен он сдаст. Ладно, мое дело — сторона, бери вымпел Паша, лети дальше.

Только недолго парень радовался удаче. Потому что через минуту на опушку приземлилось еще трое наших юнкеров. Знаю я их. Алик из Тифлиса с дружками, "звезда" курса и местный "альфач". И разговор сразу принял нехороший оттенок.

— Кого я вижу, — язвительно улыбнулся Пашке главный в троице, Алик Сагдеев. — Это хорошо, что мы тебя тут встретили. Парни, мы стали богаче на четыре вымпела. Правда, никихер? — Издевательски исковеркал он Пашкину фамилию.

— Это мои вымпелы, — голос Пашки предательски дрогнул. — Я вам их не отдам.

— Да что ты говоришь? Послушайте, парни, он их нам не отдаст, — хохотнул Алик. — Может, еще Реброву пожалуешься, маменькин сыночек.

— Я не буду жаловаться. Но вымпелы не отдам.

— А куда ты денешься, придурок? Отпрыск купчихи, а туда же лезет, в маги. Таким как ты среди благородных дворян не место. Отдай вымпелы, жертва аборта, и уйдешь с небитой рожей.

— Что ты с ним разговариваешь, — подключился один из Аликовых подпевал. — Купеческий поросеночек, хочет, чтобы его как следует попинали? Так давайте доставим ему такое удовольствие.

И этот идиот активировал орб. Следом за ним это сделал Алик и второй юнкер. Пашка тут же включил собственную защиту, а в следующее мгновение, шагнув вперед, Алик с силой ударил его кулаком в лицо. Магическое поле Пашки едва не лопнуло от усиленного чужой магией удара, а следом за Аликом на Пашку набросились оба его прихвостня. Шансов у парня не было — эти трое превосходили его и физически и магически.

Почему у меня вдруг снесло крышу? А кто его знает... Не люблю сволочей, наверное, или после приюта и заключения в этом тельце что-то со мной стало не так... Ярость волной ударила мне в голову и тело начало действовать само. Активация орба, разворачивание сети, накачка тела энергией — все было проделано в одно мгновение. Ранец полыхнул синей вспышкой стартового импульса, и я ракетой вылетел из кустов, тут же оказавшись рядом с дерущимися. — Раз! — Тонкая Танюшина ручонка пробила магическую защиту дружка Алика, словно шило воздушный шарик и схватила парня за шкирку, подняв его в воздух. Встряхнув юнкера как котенка, моя Таня с силой бросила его на землю. Один готов. А теперь вы, оба...

Второй юнкер сумел выдержать два Танечкиных удара, перебросив всю энергию на защитное поле. Но третий его все равно достал. Удар, бросок, и его тело скорчилось рядом с приятелем. Бросивший Пашку и повернувшийся ко мне Алик столкнулся со мной взглядом и заорал, больно уж мое выражение лица ему не понравилось.

— Трындец тебе, — только и сказал я Алику, пробивая ударом его защитное поле. Схватил юнкера за горло и поднял вверх. Алик лишь смешно сучил ножками и выпучивал глазки, пока Танюша его душила.

Остановись! Таня остановись, брось его! — Пашкин крик долетел до меня как сквозь вату. "Леха, ты чего?" — Пробежала заполошная мысль. "Ты же его сейчас убьешь". Я с трудом ослабил хватку, опускаясь вниз и отпуская Алика. Сделал я это вовремя, юнкер уже хрипел. Блин, да что это со мной? Я же нормальный парень Леха, что со мной произошло, что за психопатия? Реально превращаюсь в садистку Танечку? Брр...

"Надеюсь, я никого не успел убить" — подумал я, растеряно оглядевшись вокруг. Вроде нет, обошлось. Все три кадра шевелятся, двое даже пытаются встать. Эх....спокойно, Леха, спокойно.

— Все, драка закончена, — поднял вверх руки я. — Брейк. Паша ты живой?

— Да, — ответил парень. Блин, а ему досталось. Нос разбит, бровь рассечена, кровь на половину лица. Но ничего чересчур серьезного нет, хвала небесам.

— Короче, — шагнул к нему я, отстегивая от пояса четыре своих вымпела с номерами, которых у Пашки не было. — Забери это и вали обратно. Теперь у тебя восемь вымпелов, экзамен ты сдал. Сгинь с глаз моих.

— А как же ты? — Тихо спросил он меня не поднимая глаз.

— А я себе еще добуду. Вали, тинэйджер.

— Теперь вы — я обернулся к Алику с дружками. — Все живы или нужна помощь?

— Да пошла, ты тварь, — сплюнул кровавой слюной Алик. — Безродная девка, мамкин выкидыш.

— Понятно, — пожал плечами я. Мутная волна ненависти схлынула, и я более-менее стал соображать, хотя холодная злость никуда не делась. — Считайте, я вас предупредил и на первый раз закрыл глаза. В другой раз точно убью. Пока, благородные, — я активировал ранец и стартовал в небо.

Инцидент официальных последствий не имел. Сломанное ребро Алика и руку одного из его дружков объяснили неудачным пилотированием, как и Пашкин побитый вид. Как нас не третировали, все участники стычки стояли насмерть на версии "ничего не знаю, с лестницы упал". Впутывать в это дело начальство было себе дороже, да и не принято было у юнкеров доносить, так что обошлось.

А через пару недель, рядом со мной, за дальний угол стола, где я привык в одиночестве обедать, сел со своей порцией Пашка. Посопел немного и, подняв на меня робкий взгляд, тихо сказал, — спасибо, Таня.

— Пожалуйста, — пожал плечами я. — А теперь будь добр, свали. Все случайно вышло, ты мне не нужен.

— Я..., -замялся парень. — Я уйду, конечно. Только... Со мной ведь теперь не особо разговаривают...и я подумал, что ты...ладно. — Он подхватил свой поднос и начал вставать.

"А ведь его травят", — подумал я. "Алик у них в заводилах, он наверняка организовал бойкот или типа того, а парню и так нелегко. И не такая уж тряпка, этот Пашка, вымпелы он все же не отдал, вступил в бой один против троих. И вообще...Леха, мы в ответе за тех, кого приручили".

— Стоять! — Скомандовал я. — Хорошо, садись рядом. Так и быть, можешь держаться меня, если хочешь.

Вот так, блин, вопреки моим планам у меня и появился "друг". Хотя это было уже не столь важно, учиться нам оставалось недолго. Франсуазская республика уже объявила войну Райху, а в России началась серия забастовок на крупнейших заводах. Великие потрясения приближались.

Глава 3 Жизнь в училище. Начало революции.

— Итак, господа юнкер-маги, шуточки закончились, — Ребров был деловит и сосредоточен. — Сегодня мы начинаем изучать на практике магострелковую подготовку. Дело это крайне серьезное, погибнуть от использования собственного магического оружия неопытный боец может в два счета. Говоря откровенно, вы еще к этим занятиям не готовы, по-хорошему вам бы еще с полгода подучиться контролю орба и магической сети, полетать без оружия и только потом учиться управлять стрелково-артиллерийской магией... Но вы знаете мировую обстановку, — развел руками штабс-капитан. — Райх воюет с республикой, обстановка на севере напряженная, федерация может присоединиться к войне против Райха в любой момент. Норды традиционно тяготеют к республиканцам, ничего не поделаешь. Каша в мире заваривается крутая и поэтому наше командование приняло решение ускорить вашу подготовку, так что придется поработать. Итак, мне нужен доброволец, — штабс-капитан обвел взглядом выстроившихся у оружейного склада на кромке полигонного поля юнкеров. — Желающие, два шага вперед.

Я тут же, не задумываясь, вышел из строя.

— Ага, Сагдеев, Валутин, Комаров...ну и конечно наша парочка: Дергачева с Никифоровым, куда без них, — кивнул нам офицер. Он ненадолго задумался, а потом решительно скомандовал, — Дергачева, ко мне!

— Есть.

— Разрешите обратиться, ваше благородие, — не выдержал за моей спиной Алик.

— Обращайтесь.

— Почему Дергачева? Мужчины разберутся с оружием лучше и быстрее девчонки, у благородных дворян этот навык в крови.

— Потому что она относится к учебе серьезно. В отличие от некоторых благородных... Как насчет навыков я не знаю, а вот алкоголь в вашей крови на прошлой неделе точно был. Кто получил выговор и наряд за винный дух после увольнительной?

— Это была ошибка, я не пил!

— Отставить пререкания с командиром. Начинаем занятие. Итак, держи Дергачева, — Ребров снял с металлического стола винтовку и вручил ее мне. Тяжелая, килограммов на пять, не меньше. "Ничего моя Танюха, привыкай, тебе теперь с ней жить", — подумал я, принимая оружие.

— Вот это и есть штатное оружие русского боевого мага, — сказал, повернувшись к строю юнкеров, штабс-капитан. — Винтовка Мосина магическая модернизированная или трехмаговка, конструкция тысяча девятьсот первого года. Выпущена на Сестрорецком маготехническом оружейном заводе. Магазин на пять патронов, механизм магической накачки мощности выстрела трехступенчатый, взаимодействует с орбом напрямую. Конструкция простая и надежная, но требует ухода, оружие надо регулярно чистить. Дергачева, разверни сеть и включи в нее винтовку.

Я активировал орб и тут же почувствовал, как стало легче держать оружие. Поток магии от орба потянулся к винтовке, и та ответила, слабо завибрировав в моих руках.

— Попробуй направить энергию на штык, — одобрительно кивнул мне Ребров. — Ага, вижу, светится. Хорошо, тогда равномерно разлей магию по всей винтовке... Готово? Теперь повторяй за мной каждый шаг, — сказал офицер, взяв со стола вторую винтовку. Поверни рукоятку затвора влево, отведя его до отказа. Возьми обойму с магпатронами и вставь ее в паз... А вы все смотрите и запоминайте, вам это предстоит делать вслед за Дергачевой.

Свой первый выстрел я сделал на этом же занятии. Поднялся в воздух вместе с Ребровым метров на пятьдесят вверх и прицелился в нарисованный на земле полигона белый крест мишени.

"Господи помоги", — взмолился я, чувствуя, как моя магия переполняет оружие. "Пожалуйста, добавь мощности выстрелу". Мосинка в моих руках начала переливаться мягким желтым светом, и я, сконцентрировав на ней как можно больше энергии, потянул спуск, дав мысленную команду "фугасный"!

Хлопнул щелчок выстрела, вокруг ствола образовалось синее круговое свечение и резко запахло озоном, как после грозы. А внизу, после ярчайшей вспышки взметнулся вверх на десятки метров здоровенный столб земли, словно в центр мишени ударил снаряд тяжелой гаубицы вместе с контейнером напалма впридачу. Меня мотнуло назад отдачей от выстрела и Танечке пришлось задрыгать в воздухе ногами, чтобы удержать равновесие.

— Да, блин, Дергачевааа! — Заорал рядом Ребров, выставляя силовой магический щит и закрывая им нас обоих. Ударная волна от взрыва через мгновение врезалась в его силовую защиту и протащила нас с офицером метров на десять назад по воздуху.

— Танька, ты охренела вконец? Откуда такая мощность?!

— Не знаю, — удивился я, глядя на воронку внизу метров десяти в диаметре. — Сама не ожидала...

— Сильна ты мать, ох сильна, — Ребров снял шлем и вытер рукой вспотевший лоб. — Все, тебе на сегодня хватит. Пусть остальные постреляют.

— Не нравишься ты мне, милый друг, — сказал я Пашке за завтраком в одно прекрасное февральское воскресное утро. — Какой-то ты не такой. Мечтательный чересчур...

— А? Ты что-то сказала, Таня? — Перевел на меня затуманенный взор парень.

— Ты в каких облаках витаешь? А ну посмотри мне в глаза! — Повысил я голос. — Ты о чем думаешь? Так, так, так, погоди, я сама догадаюсь. В увольнительные сматываешься в одиночку уже третью неделю подряд. Причем форма тщательно выглажена, а в буфете я видела, как ты вчера покупал коробку конфет. Взгляд рассеянный, ходишь натыкаясь на стены, отвечаешь невпопад. О чем это говорит? — Сделал вид, что задумался я. — Понятно о чем. Трибуналу все ясно юнкер Никифоров. Как ее зовут?

— Леся..., — густо покраснел парень.

— И что за птица эта Леся? Почему я до сих пор не в курсе? Из какой семьи, как выглядит, где познакомились? Выгодная кандидатура? — Давай, выкладывай товарищу все как на исповеди.

— Таня, ну зачем ты так... Леся она, — улыбнулся парень, — она хорошая. Заботливая, добрая. Сущий ангел, право слово. Мы случайно у училища познакомились, она с мамой сюда из Волынской губернии на заработки приехала.

— Ну-ну. А мама, наверное, одна, без мужа. На рынке поди торгует?

— Нет, она швея. Очень хорошая одинокая женщина. Они вместе с дочкой комнату в доходном доме Тишкова снимают. Тань, ну не надо меня так допрашивать...

— Понятно, врожденная интеллигентность мешает тебе прямо сказать, что это не мое собачье дело, кто там твоя избранница, — задумчиво сказал я. — И в чем-то ты прав, но... Слушай, Паша, я понимаю что ты еще девственник, но у тебя вообще хоть какой-нибудь опыт общения с женщинами кроме мамы есть? Понимаю, вопрос личный, но мы же друзья?

Парень покраснел еще гуще и уткнулся в свою тарелку с кашей, словно хотел увидеть в ней смысл жизни.

— Ну...я еще с тобой общаюсь, — сказал он неуверенным тоном через некоторое время.

— Ты мне эти шутки брось. Общение со мной не считается, я не девушка, а товарищ, — ответил я. — Ладно, все с тобой понятно.

Мне действительно все было понятно. Пашке пятнадцать лет. Воспитан мамой — купчихой, как я понял, довольно властной женщиной. Позади у него гимназия, с раздельным обучением мальчиков и девочек, затем юнкерское училище, вот и весь его опыт. Ужас, одним словом. Я себя помню в пятнадцать — шестнадцать лет — хреновый возраст. Гормоны играют вовсю, по утрам такой стояк, что штаны не налезают, по ночам всякое снится... Причем девочки тебя всерьез еще не воспринимают, они любят ребят постарше. А у Пашки ни друга, ни бати, ни старшего брата, чтобы поговорить с пацаном и объяснить ему кое-какие вещи по-мужски. Мне что ли попробовать? Но я сам маленькая девочка Танечка, блин, у него же крышу снесет. А ведь парень идет на всех парах к катастрофе как Титаник к айсбергу. Эх, Леха...

— Паша, послушай, — мягко начал я. — Ты сейчас весь в эмоциях, но попробуй включить голову. Подумай, кто ты есть. Ты — будущий офицер и боевой маг, причем не из самой бедной семьи. То есть, человек, который всегда будет востребован и будет так или иначе получать хорошие деньги, да и с карьерой у тебя все удачно сложится, если не протупишь. А кто она? Бедная девочка из неполной семьи, с которой ты "случайно" встретился, так? Берусь предположить, что в последнюю вашу встречу ее мамы случайно в комнате не оказалось, и вы с Лесей были одни? И тебе были даны некоторые намеки и даже кое-что позволено, оттого у тебя сегодня перед увольнительной такое выражение лица как у кота перед миской со сметаной...

— Это, грязно так думать про Лесю! — Вскинулся Пашка, но по выражению его лица я понял, что попал в точку.

— Я из приюта, там на такие дела смотрят проще, — покачал головой я. — Она охотник, ты добыча. Еще немного романтики, затем поцелуи, затем...затем тебе дадут Паша. И на этом приятная часть марлезонского балета для тебя закончится. Начнется неприятная. Ты, как человек чести, после выпуска должен будешь на ней женится. Но еще до свадьбы твоя Леся и ее маман будут сосать из тебя денежки, так что со стипендией можешь попрощаться. Дальше пойдет семейная жизнь, от которой ты взвоешь, но обратно никак — разводы в империи штука серьезная. Я понимаю, зачем Лесе ты. Но зачем она тебе? Точнее понимаю зачем, только эти вещи проще делаются. В империи есть легальные бордели, сходим туда и договоримся насчет тебя, тебе все покажут и всему научат. Дешевле обойдется и проблем меньше. Если проблема с деньгами, так я помогу...

Ой, я, кажется, перегнул палку. Что-то мой Пашка не просто красный как рак, но аж багровый, даже зрачки расширились. Разрыв шаблона, да. А что делать?

— Таня, ты мне друг. Я тебя очень уважаю. Но сейчас ты говоришь как ужасный, чудовищный...циник, — тихо сказал парень. — Я не понимаю кто ты такая, я даже тебя иногда боюсь... Но, пожалуйста, если ты хоть немного ценишь нашу дружбу, замолчи. Я люблю Лесю и не могу позволить, чтобы о ней говорили в таком тоне...даже тебе. Еще одно слово и мы враги.

— Ну, раз любишь, тогда конечно, — развел я руками. "Ой, дурак", — пробежала у меня единственная мысль. "Редкий олень, ты Паша". — Все, я замолкаю и больше не скажу ни слова об этой чудесной девушке. Возможно, я не права. Одна просьба — возьми меня сегодня с собой и представь Лесе. Обещаю, никаких проблем не будет. Я просто на нее посмотрю, и пойму что думала о девушке плохо зря. Если мы друзья, тебе все равно придется нас познакомить.

— Ты точно не наговоришь ей гадостей?

— Я тебе когда-нибудь врала?

— Нет, — вздохнул Пашка. — Хорошо, я вас сегодня познакомлю. Пойдем в увольнительную вместе, у нас с Лесей сегодня встреча в кофейне "Роза востока".

Ну, что сказать? Пришли мы в кофейню, познакомились. Смотрел я на эту Лесю и мрачнел все больше. Во-первых, она мне не удивилась. То есть изобразила удивление, но взгляд Леси был цепкий и острый как моток колючей проволоки. Знает она, кто я такая, хотя, по словам Пашки, он обо мне своей пассии еще не рассказывал. Стало быть, налицо агентурная работа. Девочка явно наводила справки о юнкерах, прежде чем выбрать себе цель и кое-что обо мне накопала, определенную репутацию я заслужила. Но это-то еще ладно...

Не любит она Пашку, вот точно скажу. Играет, причем так себе, на троечку. Я все-таки тридцатилетний мужик был, а сейчас уже к сороковнику приближаюсь, если считать возраст в этом мире. Опыт есть, а со стороны эти вещи хорошо видны, не скроешь. Обуреваемому гормонами парню многого не надо, он токует как влюбленный глухарь, ничего не замечая. Но я-то кое-что повидал, два брака за спиной в прошлой жизни. Обычный развод с расчетом. Пашку просчитали и теперь обрабатывают. Я лишь молча ковырял, сидя с ними за одним столом, чайной ложечкой свое мороженное в вазочке, улыбался и думал думу, не мешая "влюбленным".

С одной стороны, что я в это лезу? Пашка и так мне навязался в друзья, его личная жизнь — его дело. А с другой стороны...он мой человек в этом мире. И все же товарищ. И кроме того, помню я карту из анимешки, там Российской империи нет. Да оно все к тому и идет... В стране неспокойно, в газетах пишут про постоянные стачки, Госдума посылает государя чуть ли не в открытую, а тот грозится ее распустить, эсеры что-то мутят. Как наш февраль семнадцатого, только без войны. И когда все вокруг рухнет и начнется безвластье, будет хорошо, если я обзаведусь друзьями-магами и хоть какой-то командой. Поэтому, ушедший с головой в любовные проблемы Пашка мне не нужен. Мне нужен нормальный соратник. Значит, решение принято.

— Спасибо за компанию, — сказал я, встав из-за стола. — Я еще по магазинам пробегусь, пока увольнительная не кончилась.

На мое счастье, сегодня в училище дежурил Ребров и уговорить его продлить мне увольнительную до десяти вечера по неотложному личному делу я смог без особого труда. Раньше я просьбами никого не донимал, а штабс-капитан был человек с понятием и сообразил: это не придурь малолетки, мне действительно очень надо. Дальше было просто и легко. Доходный дом Тишкова я нашел без проблем и около восьми вечера, в то самое время как Пашка докладывался на проходной училища, постучался в дверку комнаты, где жила Леся с мамой. Увидев мою персону, Леся скривилась, как будто съела половину лимона, а ее маман поперла на меня как танк.

— Ты кто такая, девочка? Чего тебе надо, уходи, отсюда, — грозно сказала она, почуяв неладное.

— Я не девочка, а маг-юнкер Дергачева, — коснулся я своего орба на форме. С тех пор как мы начали занятия с боевым оружием, юнкерам разрешили его все время носить с собой, маг должен привыкать быть всегда в сети. — Поэтому охолонитесь пожалуйста и сбавьте тон. А надо мне одно. Ты, — я показал пальцем на Лесю, — завтра же напишешь письмо, в котором дашь Пашке решительную отставку. Выбери выражения помягче, но тон пусть будет самый решительный. В крайности пиши — полюбила другого. Иначе тебе будет очень плохо, поверь.

— Решила прибрать парня себе и пришла выяснять отношения? — Ухмыльнулась Леся.

— Не твое дело. Просто ты выбрала не ту цель. Пашку не трогай. Вот тебе компенсация за потраченное время и усилия, — я выложил на стол три золотых червонца — две трети моих скромных накоплений от стипендии. — В общем, решайте дамы — или вы берете деньги и все будет хорошо или мы воюем. Ты обо мне кое-что слышала, я о вас тоже кое-что интересное накопала, — сблефовал я. — Так что связываться не советую, — сказал я девушке, улыбнувшись фирменной Танечкиной улыбкой типа "всех убью, один останусь". — Что скажете?

— Деньги, — решилась через несколько секунд Леся. — С тобой драться за такого парня не буду, себе дороже. Не такая уж он ценность, обычная размазня.

— Мудрое решение, — кивнул я. — Всего хорошего, спокойной ночи.

Горевал Пашка еще с месяц, первая любовь — болезнь похуже гриппа, за неделю не вылечишься. Я сочувствовал и вздыхал с пониманием, пытаясь аккуратно втолковать ему, что женщины они такие — порою отличаются коварностью и склонностью к изменам, но это не беда — встретит он еще свою единственную и ненаглядную. А потом последовали события, которые заставили забыть эту историю. В стране грянула мартовская революция тысяча девятьсот двадцать третьего года.

Вы удивитесь, но и тут в наших бедах оказалась виновата Америка. В Российской империи начала двадцатого века основным экспортным продуктом были не нефть с газом, а зерно. Но к началу двадцатого века американцы начали сбывать его в Европу в больших количествах и сбивать цену. России пришлось демпинговать, чтобы не потерять долю на европейском рынке, и этот демпинг обрушил и так не слишком благополучную русскую деревню с ее крестьянской общиной. Дурацкий принцип "не доедим, но вывезем", вышел стране боком. Разорившиеся крестьяне потянулись в город, обрушив расценки на рабочую силу, и теперь начали голодать уже все — и горожане и крестьяне.

Элита же в кризис демонстрировала полный разброд и шатание. Я во всех действовавших в стране партиях, честно говоря, не ориентировался. Октябристы, прогрессисты, кадеты, социал -демократы, трудовики (были и такие), большевики. Но пятнадцатого марта все это кубло издало таки закон об отстранении династии Романовых от власти, а Николай в ответ распустил думу. Все, приехали... А нет, не все — царский поезд какие-то непонятные офицеры остановили на станции Бологое, разоружили конвой и заставили Николая подписать отречение, взяв после этого императора с семьей под стражу именем временного правительства. Тогда же и пролилась первая кровь, — несколько эскадронов первого донского казачьего полка при поддержке звена магов вступили в бой с распропагандированными революционными полками временного правительства, пытаясь освободить государя, но не преуспели. Зато их атака послужила спусковым крючком к волне нападений на городовых и казаков в Москве и Питере.

В Питере было неспокойно, на улицах царила какая-то вакханалия. Били городовых и почему-то дворников, шатались толпы пьяных людей с красными и черными флагами, с остервенением сшибая со зданий двуглавых орлов, повсюду вспыхивали импровизированные митинги, пели марсельезу. И в то же время ходила конка, работали магазины, в церквях шли службы. Из ниоткуда появился какой-то ИСКОСРАД (исполнительный комитет совета рабочих депутатов) и принялся чем-то там командовать. Достоверной информации не было, только слухи, один безумней другого, в газетах писали всякую дичь... Армия оказалась парализована — присягали государю, но он отрекся и было непонятно, где он сейчас, а депутатов временного правительства офицеры зачастую посылали на три веселых буквы, справедливо сомневаясь в их легитимности. В Госдуме шла бесконечная череда каких-то заседаний, на которых что-то решали, но никто ничего не исполнял.

В училище отменили увольнительные, но часть юнкеров покинули его самовольно, в их числе оказался и Алик Сагдеев со своими прихлебателями, чему я только порадовался. Хуже было то, что большинство наших офицеров продолжали жить на городских квартирах. Это-то и сыграло с ними злую шутку. Как оказалось, в этом всеобщем бардаке про боевых магов, объявленных вместе с казаками "цепными псами кровавого режима" не забыли...

Ночью нас разбудили по тревоге. Я вскочил с постели и вместе с соседками принялся лихорадочно одеваться, затем выскочил в коридор. Дежурный по училищу офицер, капитан Свиригин, уже строил юнкеров в коридоре. Всего чуть меньше сотни человек — весь кадровый магический резерв империи.

— Что случилось ваше благородие? — Спрашивали у командира взволнованные юнкера.

— Донесли с постов, — к училищу идет большая вооруженная толпа, — отвечал он. Видно было, что капитан слегка "плывет", голос растерянный.

— Какие будут приказания? — Вмешался я.

— Быть в готовности, активировав орбы для самозащиты, — ответил бледный офицер. — Я попробую с ними поговорить. Это же училище, военный объект, надо объяснить людям, что сюда нельзя.

Вот это гражданское "объяснить, что сюда нельзя" мне особенно не понравилось. Свиригин ничего не понимает? Или оцепенел от нерешительности?

— Прикажите открыть арсенал и раздать ранцы, патроны и винтовки, ваше благородие, — не выдержал я. Эх, не свезло нам, Свиригин был, по моему мнению, рохля из бывших гражданских, не кадровый военный. Ребров бы действовал жестче, но где он сейчас, как и все остальное начальство? Где-то в городе...

— Ты что Дергачева? Это же простой народ. Нельзя допустить, чтобы пролилась кровь гражданских, я не имею права вооружать вас. Просто ждите, я со всем сейчас разберусь.

И он пошел. Один, к воротам охраняемым единственным маг-юнкером, у которых уже собиралась толпа народа с факелами и винтовками, словно крестьяне пришедшие жечь ведьм. Нам из окон коридора второго этажа вся картина была видна как на ладони.

А я понял, что ему сейчас будет конец. И нам, чуть погодя, тоже. Очень уж это ощущалось, атмосфера вокруг была такая, характерная. Оглянулся на растерянных юнкеров вокруг — блин, они же сущие дети. Надо принимать решение Леха...

— Я юнкер Дергачева! — Заорал я на весь коридор писклявым детским голосом. — И если мы сейчас расслабим булки, то нас всех поимеют до смерти. Они — показал я на толпу, — благородных не пожалеют, вы это поняли?

Похоже, мои сокурсники все поняли. Прониклись, по взглядам вижу.

— Принимаю командование и всю ответственность на себя! Никифоров, Голицын и Лапшин— бегом в арсенал. Нет ключа, выбивайте дверь оружейки магией, как хотите, но чтобы через минуту она была открыта. Остальные — организовать цепочку, получить магические винтовки и по три обоймы каждый. — Настя и Юля — берите десяток парней и пулей на склад за ранцами. Оставаться в здании долго нельзя, это ловушка. Мы должны вооружиться и подняться в воздух!

И они побежали выполнять мои команды. Любо-дорого посмотреть, никто даже не пискнул.

Глава 4. Противостояние.

О чем говорил толпе Свиригин, я не знаю. Далеко, из здания училища его речь сквозь шум толпы слышно плохо, да и не до того мне было — требовалось срочно вооружать юнкеров, подгоняя их живительными звездюлями, матом и приказами. В таких ситуациях нельзя допускать, чтобы неопытный боец много думал. Солдат в бою должен быть занят выполнением четкого и понятного приказа, тогда бояться и тупить некогда.

Вообще-то мне надо будет при случае поставить за капитана толстую свечку в церкви. Потому что погиб он хоть и глупо, но не зря. Пять минут передышки для того чтобы подготовиться он мне дал. А больше его и слушать не стали. Из толпы затрещали винтовочные выстрелы, и вокруг капитана засияло синей дымкой защитное поле. Стоявший рядом с ним часовой на КПП у ворот, маг-юнкер Зайцев с нашего курса, прикрыл командира своей магией. У Свиригина еще оставался крохотный шанс спастись. Им с часовым надо было прямо сейчас, наплевав на все, нырять в открытую узкую дверь здания караулки и бежать на территорию училища. Но для этого требовалось быстро соображать или иметь хорошие рефлексы. У капитана оказалось неважно и с тем и с другим. Он удивленно застыл на месте и дождался второго винтовочного залпа, которого магическое поле юнкера не выдержало. Так они и погибли вдвоем — офицер и молодой маг, упав у ворот и оказавшись под ногами устремившийся внутрь училища толпы.

Я в этот момент как раз заканчивал закреплять поверх летного комбинезона левитирующий ранец. Рядом со мной приготовился к бою вцепившийся побелевшими руками в свою винтовку Пашка, справа от него напряженно застыла моя соседка Юля. Роскошная коса девушки, которую та ухитрилась отстоять, несмотря на все попытки начальства избавить ее от такого украшения, вывалилась из под летного шлема и теперь Юля щеголяла длинными волосами как настоящая валькирия.

— Смерть благородным! — Заорали внизу. Пара десятков человек уже ворвалась на территорию училища через КПП и теперь они открывали ворота для всей толпы. — Бей магов, довольно попили они народной кровушки!

— Смерть золотопогонникам-колдунам!

— Старт! — дал отмашку нашей троице я. Больше готовых к бою юнкеров не было, а медлить было нельзя.

Взлетели мы красиво, как ракеты, прямо сквозь широкие окна коридора второго этажа, закрывшись от осколков стекла защитными полями. Вперед и вверх, под углом примерно в семьдесят градусов. Погромщики внизу замерли, глядя на нас с открытыми ртами. Мы повисли метрах в сорока над землей и я тут же скомандовал.

— Звено, цельсь! — Прицел моей винтовки опустился вниз, туда, где за воротами на территории училища стопились вооруженные люди. Ну, что же, они сами выбрали свою судьбу. Революция, она, конечно, революцией, но убийство часового и офицера, с последующим проникновением на военный объект — это приговор. Да и не верю я в то, что внизу "простой народ". Простой народ по ночам дома спит, а не тащится с факелами громить военное училище.

— Фугасным, пли!

Три вспышки внизу, грохот, поднятая столбом земля и взлетевшие вверх изломанные тела и какие-то невнятные клочья. Рука привычно дергает назад рукоятку затвора, выбрасывая гильзу и досылая в ствол новый патрон.

— Прицел за ворота, примерно на двадцать метров вперед. Цельсь...

Лично я выбрал себе целью стоящего за воротами здоровенного рыжего мужика в кожанке и с маузером, которого окружало несколько таких же крепко сбитых ребят, один из которых держал в руках большой красный флаг. "Где б ты герой не проходил, тебя завалит мой фугасник", — мелькнули в голове неуместные строчки из моего прошлого мира. Он явно один из заводил в толпе, а принцип "первыми у противника выбивают офицеров", никто не отменял. Я навел на мужика прицел, но вдруг с удивлением понял, что целиться в несущих красное знамя людей мне почти физически тяжело, руки опускаются. Смешно сказать, но я воспитан в прошлой жизни так, как будто должен быть с ними, с красными, хотя и не застал Союза в сознательном возрасте. Быть с красным знаменем, значит быть с Гагариным и его улыбкой, с балетом и хоккеем, с комедиями Гайдая, с чувством гордости за свою великую страну и парадами на красной площади...что я делаю?

"Здесь не то", — ответил я сам себе. — "Это другой мир и время. Да и в нашем времени ничем хорошим не кончилось". — В голове всплыла огромная очередь у первого советского "макдональдса" на Пушкинской, где измученные дефицитом советские граждане часами давились как сельди в бочке, чтобы причаститься заграничной булкой с котлеткой ака гамбургер и кока-колой. Эта очередь и есть весь практический итог семидесяти годам красной власти. Зачем был Гагарин в космосе и светлые коммунистические идеалы, если ваши семьдесят лет у власти и ваши идеалы, господа коммунисты, закончились этой огромной серой очередью советских людей за капиталистическими гамбургерами?

Может без вас этот новый мир станет как минимум не хуже... Или не станет? Не знаю я ничего, отстаньте! Уйдите, не хочу об этом думать!!!

Я не политик и не философ. Я маленькая девочка Танечка и строго следую букве Устава караульной службы Российский империи, которой я присягнула. За мной мои юнкера, которых я спасаю, и менять сторону уже поздно, выбор сделан. Точка. Господи помилуй!

— Фугасным, пли! — Скомандовал я.

"Комиссара" со свитой моим выстрелом разорвало в клочья. Стоявших рядом с ними людей взрывами отшвырнуло прочь — боевая магия штука страшная. Толпа замерла в оцепенении, словно не веря своим глазам.

— Звено цельсь! — Громким девчачьим голосом снова закричал я во внезапно наступившей тишине и передернул затвор.

Третьего залпа не понадобилось. Кто-то страшно заорал, толпа людей дрогнула и в ужасе побежала. Никто и не думал стрелять в нас, вспыхнувшая паника овладела погромщиками безраздельно. Люди с криками бежали во все стороны прочь от училища, толкаясь, роняя оружие и факелы и топча упавших.

— Отставить огонь! — Скомандовал я. — Паша, Юля, контролируйте обстановку. Не забывайте прикрываться полями, попытки сопротивления немедленно подавлять.

Разгром был налицо, а добивать убегавших я не хотел. Бессмысленные смерти мне ни к чему, не стоит торопиться превращаться из солдата в карателя, это всегда успеется.

Через пять минут в небе над училищем уже кружило четыре звена вооруженных юнкеров, но драться им было не с кем. У ворот и проходной с обеих сторон лежало десятка три тел, кто-то из раненых слабо стонал, в воздухе пахло озоном и сгоревшим порохом. Отбились.

Я машинально посмотрел на часы — скоро рассвет. Да уж, весело начался денек, а то ли еще будет... Вон, за парком и полем в черте города уже что-то горит и доносятся еле слышимые выстрелы. Кажется, с Невы куда-то стреляла корабельная пушка или мне показалось? Ночь длинных ножей, одним словом. Не нравится мне все это, ох как не нравиться. Кто-то же оставил училище этой ночью без офицеров и обслуживающего персонала, кто-то поднял толпу идти убивать юнкеров. И могло ведь сработать, могло, чудом спаслись. Ладно, некогда рефлексировать. У меня еще куча дел — раздать всем оружие, подготовить боевые группы и дежурные звенья воздушной разведки, назначить командиров, сделать ревизию запасов продовольствия и боеприпасов. Будем налаживать оборону и держаться, надеюсь, командование про нас вспомнит. И еще... Надо построить юнкеров и приободрить их что ли... Дети же.

Общее построение я объявил после завтрака. Пока все было спокойно, в небе над училищем постоянно летали тройки вооруженных магов, как дежурные звенья над аэродромом, контролируя подступы к территории. А вот состояние моих подчиненных мне не нравилось. Первый бой, полная неизвестность, страх за себя и родных, которые у многих юнкеров остались в городе. Да и свой авторитет надо закреплять.

Готовили еду мы себе сегодня сами, из того что нашлось на кухне, поварихи на работу сегодня не пришли. А потом я приказал всем, кроме часовых, построиться на плацу у жилого корпуса. Памятуя про себя добрым незлым словом Танюху, которая сейчас была где-то в Райхе, я решил воспользоваться ее наработками и велел парням притащить для себя металлический стол из оружейки, на который и взгромоздился, обозревая с его высоты, как с трибуны, строй юнкеров, с надеждой смотрящих на свою командиршу. Пора толкать речь, Леха.

— Господа юнкера, — начал я. — Вы меня хорошо знаете, вашу сиротку-малолетку Таню, — ухмыльнулся во весь рот я. — Может быть, я не со всеми ладила, кому-то казалась высокомерной малявкой, еще что-то... Но я далеко не дура, я сильнейший в училище маг и соображалка у меня работает хорошо. Кто-нибудь желает оспорить этот факт?

Молчат, замерев в строю по стойке смирно как истуканы, лишь ветерок колышет воротники отороченных соболиным мехом летных комбинезонов.

— Хорошо. Тогда позвольте поделиться своими выводами, — продолжил я. — Вы знаете, что сейчас происходит в стране. Революция и коллапс империи, скажу прямо. А сегодняшней ночью произошло кое-что пострашнее. Все рухнуло окончательно. Посланные мною на рассвете в разведку юнкера Голицын и Лапшин видели в бинокли красные флаги над Зимним дворцом и Смольным. В городе шли бои, такие же красные флаги как над Зимним, замечены над центральным почтамтом, главным штабом и телеграфом. По всей видимости, власть временного правительства низложена, в городе, судя по принесенным разведкой листовкам, всем заправляет так называемый "совет народных комиссаров", где государь — неизвестно. Очевидно, что офицеров бьют по всему городу, на них идет охота, иначе неявку командиров, преподавателей и работников училища сегодняшним утром объяснить не могу. Так же мне понятно, что напавшие на нас ночью вооруженные погромщики пришли нас не арестовывать, а убивать, господа юнкера. Вы все сами видели и слышали, что там говорить..., — сделал паузу и горько вздохнул я. — Будем смотреть правде в глаза, мы брошены на произвол судьбы, командования уже нет или ему сейчас не до нас. И что же нам делать в этой ситуации?

— Говори Таня, не тяни, — отозвался с левого фланга Сергей Ланин, долговязый добродушный парень. — Мы все внимательно слушаем.

— Я скажу, — кивнул я ему в ответ. — Скажу. Вариантов на самом деле всего два. Первый: снять форму и погоны и валить отсюда домой к маменьке под подол, надеясь, что пронесет и все как-то устаканится. Предупреждаю сразу, не пронесет и не устаканится, маги в империи наперечет и рано или поздно за вами и вашими родными придут вот эти — показал я на сваленные поодаль трупы погромщиков. — Разве что кому-то удастся эмигрировать. Мы для них классовые враги и пощады ждать нам не приходится. Но позиция зарывшего голову в песок страуса, это тоже позиция, хоть и коленно-локтевая — пожал я плечами. — Человек имеет право выбирать свою судьбу.

Второй вариант — остаться здесь, в погонах и с оружием в руках, — после паузы продолжил я. — Сразу скажу, никаких выборов я устраивать не буду, командир училища теперь юнкер Дергачева, и это не обсуждается. Вы будете выполнять мои приказы и приказы тех, кого я назначу. Выполнять беспрекословно, за неповиновение ответите по законам военного времени, проще говоря, лично придушу, — широко улыбнулся я во все тридцать два зуба. — Взамен я постараюсь всех вытащить, спасти каждого из вас и сохранить нас для России. Скорее всего, придется драться. Но мы справимся. Поодиночке мы слабы — один маг много не навоюет, но вместе мы сила, которую не так легко сломать. Мы русские боевые маги, нас хрен сломишь! Рано или поздно ситуация определится и мы снова послужим своей стране. Но сначала надо выжить и сохраниться как единое русское боевое подразделение. Вот собственно и все. Теперь определяйтесь со своей судьбой, я даю вам на это ровно один час. Желающие уйти могут оставить себе орб, но ранец и магвинтовку я потребую сдать, не хватало еще отдавать врагу такие трофеи. И скатертью дорога... Те, кто останется, — добро пожаловать в ряды. Ушедший из училища после, — я посмотрел на часы, — после половины одиннадцатого утра, будет считаться дезертиром и предателем. Время пошло.

— Один вопрос, Таня, — тихо сказала из строя Юля, но в тишине после моих слов ее услышали все. — Ты говоришь, нам придется драться. Драться с кем? Со своим же народом? Мы солдаты, нас учили защищать россиян от внешнего врага, а не стрелять в своих сограждан, как сегодня, — девушку аж передернуло от воспоминаний.

— Ты права, — ответил я. — Даже возразить тебе нечего. Только понимаешь, Юля, у нас вообще нет никаких хороших вариантов. Ни-ка-ких, — отчеканил я. Чистенькими остаться не выйдет, разве что сидеть и, сложа руки ждать, когда твои сограждане за тобой придут и потащат к стенке.

— Понятно, — качнула головой девушка. — Мне просто надо было это услышать. Я все понимаю и я...я остаюсь с тобой.

Ушло всего шестеро юнкеров. Сильных магов среди них не было, чему я только порадовался. Уходили парни тихо, пряча от товарищей глаза, молча снимая ранцы и ставя к стене у проходной винтовки. Я отпустил — пусть идут, мне нужны только добровольцы, крылатого мага в узде не удержать, если он захочет улететь — улетит. Лучше так, чем вместе с ранцем и винтовкой. Хотя, конечно, жаль... но ладно.

Больше нас в этот день никто не трогал. Мы запрягли в телегу из конюшни училища старую кобылу Зорьку, положили на повозку четверых выживших раненых погромщиков не способных к самостоятельному передвижению, которым мы оказали первую помощь, а я устроил предварительный допрос, посадили за вожжи пятого, выглядевшего получше остальных и отправили их восвояси. Мне было о чем как следует подумать. Кроме того я разослал, разбив десяток юнкеров по парам, над городом воздушную разведку, велев ни во что не вмешиваться, не рисковать, но за всем внимательно наблюдать и по возможности собирать информацию, а сам с остальными юнкерами занялся укреплением обороны училища. К вечеру картина стала потихоньку складываться. Мои разведчики многое повидали, принесли газеты и листовки и даже ухитрились опросить отдельных граждан на малолюдных окраинных улицах Питера.

Это был классический переворот, все по тем же старым лекалам, но с местной спецификой. "Рабочие и крестьяне" взяли власть, ага. Почта, телефон, телеграф, генштаб, — все ключевые объекты города были захвачены за одну ночь. Наше училище, очевидно, входило в их список. Правда, по имеющейся информации, "старика Крупского" на горизонте не просматривалось, председателем совнаркома был некто Рыков, о котором я почти ничего не помню, кроме смутного "был такой, расстреляли в тридцатых". Но сейчас это знание из моего мира не давало ничего.

К вечеру на дальних подступах к училищу началось какое-то шевеление, появились посты и отряды вооруженных матросов с красными лентами на груди, но близко приближаться к училищу они не рисковали. Парк и небольшое поле вокруг его стен оставались нейтральной территорией. К тому времени мы поставили по периметру стен пулеметные точки и посты, так что неожиданного нападения я не опасался. Поужинали и легли спать. Я решил подождать еще пару дней, слухи о том что "маги" встали в оборону наверняка уже пошли. Может быть с нами, наконец, свяжется командование? Или мне самому его искать? В любом случае сидение в обороне долгое время бессмысленно. Вон кронштадтские матросы в свое время восстали и, забаррикадировавшись на своем острове, весело проводили время в митингах. Помогло оно им? Вопрос риторический...

А наутро со мной вышли на связь. Правда, не те, кого я ждал. Как только окончательно рассвело, к воротам училища направилось пятеро человек с красными лентами на одежде, размахивающие белым флагом. Картина слегка сюрреалистичная, но что есть, то есть. Парламентеры, ети их через колено...

— Пашка, Юля, — скомандовал я троице моих "офицеров". — За мной. Раз с нами хотят поговорить, поговорим.

Для начала я взлетел повыше и осмотрелся на предмет всяких пакостей. Вроде бы пушечно-пулеметных засад поблизости не наблюдается, а одиночного выстрела я не боюсь — прикроюсь магией. Пускать парламентеров внутрь училища тоже не стоит — нечего им там смотреть. Поговорим в чистом поле.

— Вниз, — сделал отмашку я.

Мы втроем спикировали на мокрую и грязную от недавно растаявшего снега землю прямо перед визитерами. Я в центре, Юлька с Пашей с винтовками наизготовку по бокам.

Товарищи революционеры тут же замерли на месте, со страхом и любопытством глядя на нашу троицу.

— Стоять, дальше прохода нет! — Скомандовал я. — Кто такие и зачем пожаловали?

— Девочка, я хочу поговорить с вашим командиром, — сказал главный, высокий белобрысый мужик в потертой кожанке, солдатских штанах и хромовых сапогах. Из деревянной кобуры у него на боку выглядывала рукоятка маузера — одним словом настоящий комиссар, хоть картину малюй.

— Позови офицеров, — попросил он.

— Я за них, дядя, — улыбнулся я. Достал из кармана припасенную загодя карамельку, аккуратно развернул ее и положил в рот. — Еще раз, ты кто такой? Говори быстрее, мое время дорого.

Мужик снова внимательно посмотрел на меня и моих спутников и, похоже, решил, что с ним не шутят. А возможно что-то знал или собрал какую-то информацию о маг-юнкерах, прежде чем идти на переговоры.

— Антон Вайзор, уполномоченный представитель совета народных комиссаров. — У меня есть послание вашему руководству.

— Юнкер Дергачева, командир магов Павловского военно-магического училища, — представился я. — Излагай свое послание, уполномоченный.

— Совнарком требует, чтобы сегодня, до двух часов пополудни, все маги в училище сложили оружие и сдали училище и его арсенал боевым рабочим отрядам совнаркома. В этом случае вам будет гарантировано прощение от рабоче-крестьянской власти и дана возможность продолжить военную службу на стороне восставшего народа.

— Это не послание, это ультиматум, — перекатил я карамельку языком из одной щеки в другую. — А если мы откажемся, нас незамедлительно уничтожат или типа того, верно дядя?

Белобрысый лишь молча кивнул головой.

— Интересная перспектива, — задумчиво протянул я. — Экие вы ребята шустрые и наглые, сдай вам то, отдай вот это... Хочешь сладенького, совнаркомовец? — Я достал из кармана еще одну конфетку и протянул ее Вайзору. — Вкусная, слаще водки право слово...

— Не валяй дурака, — поморщился мужик. — Вам все понятно? — Спросил он, переведя взгляд с меня на Пашку, а потом на Юлю.

— Это я валяю дурака? — Я в упор посмотрел на мужика, сжав губы в ниточку. — Я?! А по-моему его валяете вы, всем вашим совнаркомом скопом. Кто вы такие? Почему вы говорите от имени народа, рабочих и крестьян? Они вас выбирали? Когда и где? Какое вы вообще имеете отношение к народу? Вот раз ты уполномоченный, у тебя, наверное, и мандат есть, так?

— Есть, — глядя мне в глаза, сказал Вайзор.

— И кем он подписан?

— Товарищем Рыковым.

— А товарища Рыкова, когда народ или государь уполномочивали? Может у нас недавно выборы были, а я о них не слышала?

Мужик лишь молча пожал плечами.

— Вот и я о том же. Вы кучка профессиональных революционеров, устроивших удачный переворот под популистскими лозунгами. Мы же клялись служить Государю и России. С вашей стороны заявлять нам какие-то требования — верх наглости. С моей стороны выполнение приказов совнаркома и подчинение вашему ультиматуму будет изменой Родине. Разговор окончен. Уходите.

— Вот теперь я верю, что ты командуешь магами, — неожиданно улыбнулся мне Вайзор. — Но зря ты так. Я бы тебя понял, если бы ты была из благородных. Но ты же сирота, причем гениальная сирота, кровь от крови народной, — неуклюже польстил мне комиссар. — Добившаяся всего сама, своим умом и талантом, вопреки самодержавию. Зачем ты защищаешь режим от народа, причем тогда, когда он уже рухнул. Какой в этом смысл?

— Я защищаю Россию.

При этих словах Вайзор лишь ухмыльнулся. — Глупо так погибать, — махнул он рукой.

— Сколько у вас там в училище детей окопалось? Сотня или чуть больше? Подтянем пару батарей и...

— Скажу тебе как стратег стратегу, — улыбнулась я в ответ своей самой обаятельной улыбкой. — Как только моя разведка увидит, что где-то в зоне досягаемости выстрела от училища разворачивают пушки, то уже через пять минут их вместе с расчетами перемешают с землей мои орлы с воздуха. И это будет только начало. В городе полно зданий с вашими флагами, мне известно, где находятся штаб переворота и боевые отряды, где заседают члены совнаркома. Все они станут объектами воздушных атак. Мне сверху видно все ты так и знай... Кстати, та же самая хрень случится если вы начнете брать в заложников родственников моих юнкеров. На силу я отвечу силой, причем сторицей. Имей в виду, когда мне угрожают, крышу у меня сносит напрочь, а терять нам нечего. Так что не советую... Ладно, этот разговор и так затянулся. Я отвергаю ваш ультиматум, так и передай. Территория училища неприкосновенна. На этом все. Уходим, — скомандовал я Пашке с Юлей, и активировал ранец, свечкой взмывая в небо.

"Надеюсь, я был достаточно убедителен и это мне зачтется за службу России, а небеса? Как мне надоело это тело и это роль, скорее бы все закончилось", — думал я, летя во главе своего звена магов к училищу. "Господи, помоги!"

Глава 5. Майская Лилия

На штурм училища народогвардейцы, как назвал свои вооруженные отряды совнарком, в этот день, первого апреля тысяча девятьсот двадцать второго года, не пошли. Не было у них для этого сил, и заявленный мне ультиматум оказался по факту блефом. У совнаркома нашлось дело поважнее, — в Смольном шел спешно собранный первый всероссийский съезд народных рабочих и крестьянских депутатов. Новая власть срочно пыталась себя узаконить, понимая всю шаткость своего положения. Она была еще очень слаба. Пока слаба...

А я сидел в училище и грыз локти, чувствуя, как уходит драгоценное время. Занявший глухую оборону и отдавший инициативу противнику игрок проигрывает всегда, это закон войны. Оборона хороша лишь как часть подготовки к наступлению. Но что я мог сделать, куда наступать? Сотня магов — это очень много когда надо провести лихой рейд по тылам противника или разбомбить все в кашу на передовой. И очень мало для осмысленного штурма с последующим удержанием позиций. Мне некем вести городские бои и удерживать захваченные ключевые здания и кварталы, решись я на такую авантюру. Да, я могу закошмарить весь город, создав совнаркому кучу проблем. И убив массу простых обывателей, скажем откровенно, без этого бомбардировки не обойдутся. А смысл, чего я этим добьюсь? Скорее горожане увидят врага во мне, чем в красных. Может рвануть в Москву, там по слухам объявился какой-то комитет общественной безопасности, который воюет с народогвардейцами и усилить его моими магами? Но бросать училище с его богатейшим складом маготехники и арсеналом? И где, блин, сейчас войсковые маги? Что с Одесским магучилищем? Маги там, конечно, послабее наших, но все же...

Да и мои юнкера на меня смотрят с немым вопросом:

"Какие будут приказы командир"? Но пока ответа нет.

Поэтому, когда около полуночи в нескольких сотнях метров от училища затрещали выстрелы, я с радостью отвлекся от тяжелых мыслей. Резко подскочив на кресле в кабинете начальника училища, я тут же схватил микрофон, чуть не оторвав подсоединяющий его к здоровенному магопереговорному устройству толстый витой шнур.

— Фея вызывает филина, — закричал я в него. — Что за хрень у вас происходит?

— Фея, говорит филин, — раздался голос Сереги Ланина, командира воздушного патруля. — Противник вторгся в парк, наблюдаю бой, кто-то прорывается к училищу. Чувствую магию, наблюдаю отсветы защитного поля.

— Фея Филину, — ждите нас, готовьтесь к бою. — Дежурная эскадрилья, срочно на взлет! — Переключив канал, отдал я команду и рывком застегнул летный комбинезон. "Повеселимся"!

Чтобы оценить обстановку над полем боя, мне потребовался с десяток секунд. Внизу шел даже не бой — охота. Небольшая группа вооруженных людей, похоже, пыталась пробраться к училищу, но попала в засаду и ее сейчас прижали в углу парка, от которого до наших ворот было метров двести по ровному полю. Лежа за деревьями, они пытались отстреливаться, но силы были не равны, а бежать им было некуда — пересечь светлой лунной ночью чистое поле под плотным огнем преследователей было малореально. Среди оборонявшихся точно был один маг, пытавшийся прикрыть себя и товарищей защитным полем, но хватило бы его ненадолго. К совнаркомовцам уже спешили подкрепления, а с фланга в занявших оборону людей ударил пулемет, под прикрытием которого вооруженные народогвардейцы начали их окружать с тыла. На зависших в темноте два десятка моих магов никто в горячке боя пока не обратил внимания. А зря...

— Офицеры, — сказал рядом со мной Пашка, которому магия ночного зрения давалась особенно хорошо, — вижу у залегших в парке погоны.

— Поможем им, — добавил я. — Эскадрилья, распределить цели. Пулеметчик мой, — отдал я приказ. — Огонь по готовности. Не переборщите с мощностью, чтобы не зацепить своих, вместо фугасных заклятий подвешивайте на патроны молнии. Атакуем, как учили, попарно, страхуйте друг друга девочки и мальчики. Начинаем!

Синие энергетические стрелы сорвались с наших винтовок и устремились вниз. Небольшая вспышка внизу, еще одна и еще... много вспышек... мои юнкера работали как в тире. Между деревьями парка вспыхивали синеватые отсветы, фонтанчиками рассыпались искры, и шипела мокрая земля. Я тоже не подкачал — пулемет с расчетом мне удалось вывести из строя первым же выстрелом, ударная молния выжгла на его месте круг земли диаметром метра в два. Надо сказать, что атакующие не струсили, в первый момент боя совнаркомовцы открыли по нам довольно плотный огонь и даже иногда попадали. Только без толку — чтобы пробить защитное поле среднего мага нужно несколько почти одновременных пулевых попаданий, а ведь он обычно на месте не висит, его хрен выцелишь. Хотите отбиться от магов с воздуха — готовьте зенитные пулеметы, лучше счетверенные, а еще лучше впридачу к ним скорострельные зенитки с разрывными снарядами и шрапнель, — вам мой совет. Правда тех магов больше пары-тройки сотен человек еще ни в одной армии мира не бывало, очень уж они товар штучный, да и взамен убитого найти нового мага — новобранца не просто, число способных к магии людей в каждом поколении ограничено. Поэтому их берегут и всех скопом в бой бросают редко. Но уж если это случается...

В общем, запала совнаркомовцев хватило ненадолго и вскоре они, разбившись на группы, начали отступать прочь из превратившегося в ловушку парка, а офицеры, пользуясь тем, что в них не стреляют, побежали к училищу прикрываемые нашим огнем. А значит...

— Подвешиваем фугасные заклятья, — крикнул я в микрофон. — Работаем на добивание. — И первым прицелился в бегущую назад по тропинке группу из четверых перевязанных пулеметными лентами мужиков в шинелях. — Огонь! — Танечкин палец в кожаной перчатке потянул спуск. Эх, не вовремя вы ребята пошли воевать за народную власть со своими же народными магами. И ведь не принудительно мобилизованные же, а сами дураки — идейные, распропагандированные или просто бандиты. Такие "рабочие кадры" потом у своих же крестьян на продразверстках будут последнее выколачивать. Точнее эти уже не будут, от них и кусочков для похорон не найдешь...

Бой закончился, когда выбравшиеся из парка уцелевшие народогвардейцы рассыпались поодиночке и бросились бежать со всех ног. Устраивать на них охоту на городских улицах я не собирался и дал отмашку юнкерам к возвращению.

Выжившие офицеры столпились у закрытых ворот училища, всего их было десятка полтора, некоторые, похоже, ранены. Блин, как же я вышколил юнкеров всего за два дня, аж смотреть приятно... Без моего приказа даже союзников на территорию училища мои бойцы-маги не пускали, вися у КПП с винтовками наперевес перед закрытыми воротами... Дескать, ждите решения командира... Подлетая к воротам, я сразу отметил взглядом знакомую фигуру. Неужели?!

На скорости я резко спикировал вниз и приземлился лицом к лицу к их магу, устало опирающимся спиной о стену КПП.

— Матвей Филлипович?! — Улыбнулся я Реброву. — Рада вас снова видеть господин штабс-капитан.

— Танюха! — Не смог сдержать радостного вскрика офицер. — Жж...ива зараза! — И Ребров, неожиданно подхватив меня на руки как мелкую девчонку, поднял к своему лицу и крепко поцеловал в щеку, я даже предпринять ничего не успел.

— Ррруки оторву, ваше благородие, — по-змеиному зашипел я, активируя орб и черпая магическую силу.

— Прости, — штабс-капитан тут же поставил меня на землю и отступил на шаг назад. — Я ж к тебе как к дочке...извини... Просто очень рад видеть тебя и остальных юнкеров живыми. Я уж было вас похоронил.

— Проехали, — вздохнул я, разряжая готовые силовые заклятья. "Хренов приступ ярости, вот не любит моя Таня, когда ее хватают". — Но больше так никогда не делай, меня нельзя трогать. Пропустите офицеров внутрь и окажите им помощь, — распорядился я часовым. — Пойдем в мой кабинет, Матвей Филлипович, заварим чайку и поговорим. "Именно так, в мой кабинет. Хрен я теперь кому-то власть над училищем и юнкерами сдам. Сами прошляпили, а теперь все", — подумал я, по-хозяйски шагая вперед.

— Не могу поверить, что ты все это организовала, — задумчиво сказал штабс-капитан, сидя передо мной на стуле и вертя в руках стакан с горячим крепким чаем. — Отражение атаки на училище, разведка, караулы, сбор информации. Генштаб и адмиралтейство пали почти без единого выстрела, Зимний взят, а училище, оставшееся с одними детьми, держится и воюет. Таня, ты кто такая? Что ты за девочка?

— Я уже говорила, что я особенная, — сделал я глоток чая из тонкой фарфоровой чашечки, взятой из сервиза начальника училища. — Очень особенная. И обратно в простые юнкера не собираюсь. Доступно объясняю, Матвей Филиппович?

— Куда уж доступней, — вздохнул офицер. — Я все понял, насмотрелся на тебя... Тебе на самом деле сколько лет?

— Что? — Вздрогнул я. — Скоро девять будет. Но если говорить об опыте, то мне четвертый десяток пошел. Причем многое я понимаю лучше, чем кто-либо еще в России. И хватит об этом. Давайте не будем плодить мистику, это сейчас ни к чему. Вы лучше скажите, что вы делать собираетесь? Вы в училище возвращались для какой-то определенной цели?

— Какая уж там цель, — горько скривился офицер. — Тань, можно я закурю?

— Да ради Бога.

— Спасибо, — достал портсигар Ребров. Вынул папиросу, щелкнул зажигалкой и крепко затянулся. — В ночь переворота ко мне домой пришли. Вежливые такие молодые люди в форме и с удостоверениями милиционеров временного правительства. Сказали, что меня вызывают в генштаб. Я бы им поверил, но они зачем-то потребовали сдать орб, а личный орб маг должен сдавать лишь другому магу из своего ведомства. В общем, я их заподозрил, а они попытались меня убить на выходе из квартиры. Только вот получилось наоборот — я прикрылся магзащитой и положил их всех в парадной. Думаю, я один ушел, остальных наших преподавателей убрали в ту же ночь. Рванул было к училищу, а там все перекрыто, мышь не проскочит. А на мне погоны и орб... Ранца и связи нет, как маг я послабее тебя, без ранца не перелетел бы. Извини, не рискнул, хотя понял, что какая-то крутая заварушка у вас только что была, боевой магией от училища за версту несло, — снова затянулся папиросой Ребров.

— А дальше? — Спросил я.

— Дальше была охота на офицеров, всех кто ходил в погонах на улице арестовывали. Поначалу прятался от патрулей. У Владимирского училища случилась заварушка — разоружали юнкеров и преподавателей. Те сначала сдали оружие и построились, а потом как увидели, что всех старших офицеров тут же, на плацу "народная власть" арестовывает, начался ропот, юнкера вступились за какого-то майора, народогвардейцы в них начали стрелять. Побили пацанов, конечно, трупы в серых шинелях в крови на улице валялись, я видел... Все побежали... Я на одну из таких групп беглецов наткнулся, кое-кто из офицеров в гражданском к нам потом примкнул. Но главное: я моих... то есть уже твоих юнкеров над городом видел. И не только я один. Слухи были, что вы держитесь. Вот мы и решили всей компанией пробиваться в училище.

— Оружие-то где взяли?

— Обижаешь Таня. Я все-таки маг с орбом, что мне стоит, прикрывшись защитой вместе с другими офицерами напасть на совнаркомовский патруль и отобрать оружие?

— Ясненько, — покачал я головой. — Значит по делу соображений никаких.

— Никаких, — опустил голову Ребров. — Но ходят слухи, что председатель госдумы Родянко бежал, пытается собрать в районе Тосно каких-то военных. Большего не знаю.

— Судя по всему, он пока не преуспел, — сказал я, бросив в стакан еще кусочек сахару. — Опять, поди, митинги нон-стоп закатывает. А народ за ним не идет, военные же самоустранились, ждут приказа...которого некому отдать. Эх...

— Скорее всего, — вздохнул Ребров. — Между тем, к совнаркому сегодня утром подкрепление прибывает. Народ говорит, что морской вокзал оцеплен рабоче-крестьянскими патрулями, ждут судно с товарищем Лединым и его соратниками, которые торжественно прибывают на идущий съезд. Пропала Россия...

— Как?! — Напрягся я. — Товарищ Ледин? Низкий, лысоватый, слегка картавый, бородка клинышком?

— Ты его знаешь? — Удивился Ребров.

— Заочно, — ухмыльнулся я. — Так он подплывает к Питеру?

— Про это в газетах еще до переворота писали. В связи с мартовской революцией и объявленной временным правительством свободой и амнистией, двести двадцать политических эмигрантов и революционеров, прятавшихся от прогнившего царского режима в Соединенном Королевстве, пожелали вернуться на родину. Бриттские предприниматели помогли нанять судно, которое под нейтральным флагом доставит их в Россию. Сегодня утром они будет в городе.

— И ты про это так спокойно говоришь, капитан! — Вскочил я, от волнения отставив всякое чинопочитание. Не до него. — Охренеть, просто трижды охренеть!!!

— А что можно сделать? — Удивился офицер.

— И это спрашивает один боевой маг у другого? Топить к хренам свинячим...

— Как можно топить? Корабль идет под нейтральным флагом, везет гражданских людей. Суда над пассажирами не было, моряки вообще не при чем, могут пострадать невинные. Это против всяких правил. Пиратство или даже хуже...

— Вот поэтому, вы белые и проиграли, — махнул я рукой. — Какие правила, какие нейтральные флаги!? То к вам в запломбированном вагоне немцы заклятого врага везут, то англичанка на корабле отправляет во время кризиса две сотни отборных врагов государства и даже не особо скрывается. Страна гибнет, а вы сидите и рассуждаете о правилах, вместо действия сплошные рефлексии. И кончите все у расстрельной стенки или в лагерях, причем вместе с семьями. Ладно... Нету уже правил, понимаешь?! Ситуацию спасать надо, а пиратство это или нет...? Да какая нахрен разница! Как называется судно?

— Пассажирский пароход "Майская лилия", трехпалубный. Таня я не понимаю... Кто такие белые, что за запломбированный вагон и кто такая "англичанка"?

— Неважно, забудь. Я сейчас поднимаю половину училища на взлет, причем ты подтвердишь юнкерам, что над ними начальник теперь я и поступаю правильно. Придумай что-нибудь. А дальше как хочешь. Можешь сидеть здесь и рассуждать о том, как пропала Россия дальше. Или пошли в арсенал, надевай ранец, бери себе любое оружие и лети со мной. Решай быстро штабс-капитан, я подожду минутку.

"Сделай, пожалуйста, верный выбор Ребров", — подумал я. "Если ты поступишь сейчас как надо, то у меня на тебя большие планы. Если нет — ты мне не нужен. Даже вреден, со всеми вытекающими... Господи, помоги ему принять верное решение".

Раздумывал офицер недолго — пока докуривал папиросу. Потом резким жестом затушил ее в пепельнице и поднял на меня взгляд.

— Я с тобой Таня. Не знаю, чего ты хочешь и кто ты такая, но я тебе помогу, чем смогу. Ты враг красных, а я от них больше бегать и прятаться не хочу. Хватит, недостойно офицера.

— Спасибо, Матвей Филиппович, — я встал из-за стола и протянул ему руку. — Все чего я хочу — это послужить России.

— Надеюсь, — осторожно пожал мне руку офицер. — Бегом в арсенал и взлетаем? Время дорого.

— Конечно, — согласился я.

"Четвертые сутки пылают станицы...горит под ногами донская земля", — навязчивая песня никак не вылетала из моей головы, привязалась проклятая. Наверное, потому что было от чего упасть духом, как тому поручику Голицыну. Уже начался рассвет, а корабля не видно. Мы все устали и замерзли, четвертый час барражируем над морем без всякого толку. Нету "Майской лилии", не видать, хотя куда бы она могла деться, на подходе к Питеру? И насколько нас еще хватит, если даже я чувствую что пора бы отдохнуть? Плохо дело. Вот почему мы не видим корабля, скажите? Весь залив с высоты как на ладони, мы рассыпались широкой цепочкой, пароход не иголка. Где? Или Ребров что-то попутал и дал неверную информацию?

"Подожди Леха, включи голову и постарайся соображать нестандартно. Пароход есть, но его нет... Это как? Магия?"

Я замер на месте, развернув сеть, и стал внимательно всматриваться в сплетение призрачных букв и шестеренок. Опа, не все так спокойно. Шестереночки в верхнем правом углу слегка подрагивают, как будто кто-то вдалеке осторожно плетет заклятье. Так, если сделать привязку к местности, то направление вперед и чуть влево, на десять часов.

— Все за мной, построение — клин. — Отдал я приказ юнкерам по рации мага. — Обнаружена чужая магия, приготовиться к бою.

По мере приближения к цели ощущение чужой магии все усиливалось. Мы снизились до сотни метров над водой и стремительно заскользили над морем с винтовками наперевес. Чужая волшба чувствовалась все отчетливее, вот сейчас...

Магическая пелена перед глазами рухнула мгновенно, и картина предстала как на ладони. Вот, он пароход, дымит вовсю, как только его было можно не заметить? А над пароходом висит в воздухе с десяток темных точек. Я взглянул в бинокль и мысленно присвистнул — маги! Верхом на чем-то вроде длинных метел, впереди на черенке закреплен левитирующий ранец. Какая знакомая конструкция, господа "Гарри Поттеры".

События начали развиваться стремительно. Бритты, увидев нас, развернулись навстречу и, рассыпавшись цепью, устремились вперед на перехват моего клина. И тут же, с большой дистанции дали залп. Да какой силы! Огненная стрела ударила в мою защиту и я еле удержал щит. Кто-то заорал в наушниках, послышался мат Реброва. Оглянувшись, я увидел, как двое наших падают, кувыркаясь, в темную воду.

— Звено Никифорова вслед за мной! — заорал я. — Юля в тыл, спасай со своими подбитых! Звено Реброва — на правый фланг, остальные вверх на пятьсот и огонь по противнику фугасными и разрывными. Мочи их ребята!

Бриттов было меньше, но как маги они были значительно сильнее. Их заклинания летели точно, мои юнкера с трудом уворачивались от них огрызаясь ответным огнем. Вот еще одна магическая защита у парня в звене Пашки схлопнулась от близкого разрыва, и маг полетел вниз.

"Господи, помоги рабе твоей Татьяне и дай ей силы для победы над врагами России"! — Зашептал я молитву, разгоняясь сильнее и сильнее навстречу врагу и отрываясь от отряда. "Да сокрушаться враги русского отечества, да пребудет с нами Бог, да повергнуты будут ниц враги его и все нечестивые"!

"Вся энергия на защиту и штык", — прошептал я, глядя как трехгранное лезвие мосинки наливается нестерпимо ярким светом. Получи подарочек агент ноль ноль семь.

Защита мага лопнула от моего удара сразу же, я ощутил лишь слабое сопротивление, когда штык, насквозь пробив тело бритта, вышел у него из спины. Хорошенько провернув лезвие внутри тела, я выдернул свою винтовку обратно и, глядя в стекленеющие глаза врага, пнул его носком мехового унта в грудь. Лети дружок в море.

Два попадания в защитное поле заставили меня поморщится, — сильно бьют, гады. Ничего... Я поймал взгляд ближайшего вражеского мага и широко, до ушей улыбнулся, показав ему перевернутым кулаком с оттопыренным вниз большим пальцем — ты следующий. А затем начал разгон, видя, как его лицо побелело от страха. Маг успел выстрелить дважды, от одного его заклятия я увернулся, другое принял на щит, а затем мой штык вспорол ему горло. Блин, откуда в нем столько кровищи-то? Минус два, кто третий?

Третьего свалил со своим звеном Ребров, налетевший на бриттов справа вслед за мной. Он со своими юнкерами навалился на отставшего от строя одиночного мага как свора собак на медведя, разворотив его защиту вблизи щитобойными заклятиями. Четвертый бритт перед смертью успел забрать с собой парня из звена Пашки, выстрелив в него в упор, и тут же был расстрелян остальными русскими магами. А пятого, — пятого достал я, собрав всю свою силу в одно особо мощное фугасное заклятье класса воздух-воздух. Вспышка была на полнеба — красота!

На этом сопротивление вражеских магов закончилось. Поняв, что они в абсолютном меньшинстве, бритты начали убегать, вложив всю свою магическую силу в щиты и левитацию. Догнать их мои орлы пока не могли, да я и не отдал приказа к преследованию. Надо было заканчивать дело.

"Господи, помоги сокрушить врагов отчизны и православия на этом судне", — направил я прицел на пароход, чувствуя, как наливается магией винтовка. Рядом со мной по команде целились в центр корабля, чуть повыше ватерлинии остальные юнкера.

Юнкера, по врагам веры православной и отечества, пли! — Скомандовала Танечка.

Треснул залп и десятки огненных росчерков устремились вниз. Взрыв был огромной силы, я даже видел, как подбросило вверх метров на тридцать вверх оторванную дымовую трубу. После этого остатки переломившегося на две части парохода буквально в течение пары минут ушли на дно. Больше я о "товарище Ледине" в этом мире не слышал...

Глава 6. На Питер!

Убитыми мы потеряли двоих юнкеров. Еще двоих сбитых товарищей удалось спасти, выловив их из холодной морской воды в последнюю секунду. Я даже мысленно похвалил себя за предусмотрительность. Недаром я заблаговременно подумал о команде эвакуации и прикрытия во главе с Юлей для сбитых в бою магов. Решение из ставшей жизнью странной анимешки само напрашивалось — жизнь магов ценна, да и им легче идти в бой, зная, что за их спинами есть дежурная спасательная "команда последнего шанса". Твои товарищи, которые обессилившего или раненого тебя магическими щитами прикроют, разбиться не дадут и в тыл раненого вытащат. Парням в бою всего лишь снесли защитное поле и оглушили магией, но если бы Юлина спасательная команда не вмешалась, они бы наверняка утонули. Но и двоих человек потерять было крайне неприятно.

— Поздравляю с первым боем и первой победой! — Сказал я юнкерам, когда мы приземлились на плацу училища. — Сегодня мы как следует послужили России и послужим ей впредь. Я объясню, что мы только что сделали. Думаю, вы все догадались — отправленный нами на дно пароход был непростой. Судно шло под магической пеленой, охраняемое бриттскими магами и с парой сотен революционеров на борту. Фактически оно везло главарей переворота на съезд совнаркома. Думаю, в этом строю все понимают, зачем и для чего их везли, если на Морском Вокзале их собралась встречать целая толпа "рабочих и крестьян" — сделал я паузу, посмотрев на строй юнкеров. Вроде поняли...

Корабль с врагами отчизны не добрался до порта благодаря вам, — продолжил я. — Погибли наши товарищи, Саша и Роман, — я снял с себя летный шлем и скорбно склонил голову вниз. Остальной строй незамедлительно сделал то же самое. — Мне очень жаль их. Почтим их минутой молчания. Они погибли за Россию, — как мог прочувствованно сказал я. — Поклянемся же не посрамить их память и сделать так, чтобы их смерти не были напрасными. И поклянемся сражаться лучше, потому что наша цель не погибнуть, а победить! Слушайте мой приказ! Сейчас будет плотный завтрак и отдых до двух часов дня. Всем кроме часовых постараться поспать, отдохнуть, подготовить личное оружие и снаряжение. А затем мы выдвигаемся в Тосно, на соединение с верными отечеству войсками. Разойдись!

— Что ты задумала? — Перехватил меня на входе в училище Ребров. — Таня, я не знаю какие войска в Тосно и верны ли они отечеству. Просто слышал, что туда бежал Родянко и там есть какие-то части. Точной информации о происходящем на станции нет.

— А ее не только о Тосно нет, штабс-капитан, — пожал плечами я. — Но медлить нельзя. Юля, прикажи подать нам с капитаном завтрак в кабинет, как только он будет готов, — распорядился я. — И подходи туда же к часу дня с Пашкой и остальными командирами звеньев на инструктаж. Пойдемте, Матвей Филиппович, поговорим, побудьте у меня пока за начштаба, — обратился я к офицеру.

— Красные пока очень слабы, — продолжил я в кабинете, усевшись в любимое кресло. — По сути Совнарком прочно сидит только в Москве и Питере, причем даже всей Москвы он не контролирует. Серьезных боевиков у него немного — от силы три или четыре тысячи, остальные — просто толпа. Нужен один хороший удар, для которого хватит и тысячи человек усиленных моими магами, чтобы выбить их из Смольного и Зимнего. До Тосно километров сорок, надо срочно мобилизовать стоящие на станции воинские части и выступать, призвав по мере сил всех офицеров и добровольцев присоединяться к нам. Так думаю...

— Это-то понятно, — вздохнул Ребров. — Только вот не хотят военные выступать против восставшего народа. Госдума с Родянко себя дискредитировали полностью, государь вроде как отрекся и непонятно где он и вообще...

— Знаю, — серьезно ответил я. — На то она и революционная ситуация. Верхи не могут, низы не хотят, всеобщий разброд, шатание и паралич. Власть валяется как тряпка, подбирай кто хочет. Только почему ее должны подбирать красные, а не...

— А не ты? — Хитро сощурил глаза Ребров.

— А че сразу я? Ты, Матвей Филлипович, ты.

Офицер сначала закашлялся, а потом, подняв на меня глаза, улыбнулся.

— Все-таки ты просто маленькая девочка. Тань, ты чего? Понимаешь, о чем говоришь?

— Я! Не! Шучу! — Встав с кресла, я подошел к штабс-капитану и пристально уставился ему в лицо. Не знаю, что он увидел в моих глазах, но улыбка резко сползла с его лица.

— Пойми, капитан, все очень и очень серьезно, — продолжил я. — Дайте красным еще неделю и они закончат съезд, выстроят управленческую вертикаль, подавят сопротивление в Москве и встанут прочно. Дальше они начнут давить и приводить к покорности всю аристократию с интеллигенцией и купечеством заодно, вы для них классовые враги. И заодно привлекать к себе всех обиженных в России, которым они пообещают золотые горы. Вы объединитесь в белое движение, начнете борьбу против них, последует взаимный террор, в котором красные вас переплюнут легко и непринужденно. Дальше — гражданская война с миллионами жертв. И поражение белых. Я вижу будущее, уж поверь. Поражение знаешь почему? Потому что вы так и не объясните народу за что воюете. Красные будут драться за предельно популистские, но понятные каждому лозунги: землю крестьянам, заводы рабочим, власть советам. А вы будете просто против красных или за то чтобы все было как встарь. А по-старому уже жить нельзя, пасту в тюбик обратно не загонишь. Но если революцию нельзя предотвратить, то ее можно возглавить, перехватив управление протестом. Поверь, я знаю, о чем говорю. Сейчас надо срочно ликвидировать совнарком. Помоги мне! Не хочешь быть диктатором — хрен с тобой, другие желающие найдутся. Но сейчас мне нужен лидер и кроме тебя я других кандидатур не вижу. Обратного хода нам уже нет, если красные прочно возьмут власть, то утопленной "Майской Лилии" магам, то есть нам с тобой Матвей Филиппович, они с бриттами не простят никогда. За границей достанут, ледорубом по башке.

— А ведь ты серьезна. Предельно серьезна, — задумчиво сказал офицер. — Ответов на вопрос кто ты такая не будет?

— Не будет. Я Таня Дергачева, русский боевой маг в погонах. Точка.

— И как ты все видишь практически?

— Очень просто. Ты со мной, юнкерами и своим десятком офицеров летишь в Тосно. Выступаешь перед войсками, рассказываешь, что твориться в Питере и заявляешь, что пойдешь прекращать беспредел в городе. Один или с теми, кто к тебе присоединиться.

— Меня на смех подымут. Какой-то штабс-капитан...

— Не какой-то, а такой, которого поддерживают восемь десятков боевых магов. А эта сила дивизии стоит. Причем ты сам маг, офицер, а не политик от которых все устали. Решайся. Сказав "А" говори и "Б".

— Ну ты даешь Таня, — встал со стула Ребров и начал нервно мерять шагами кабинет. — Вот уж не ожидал, что меня в такое втянут. Но ты права — надо решаться. Я с тобой до конца и будь что будет. Но один совет — выступай перед народом ты. Штабс-капитан птица невеликая, — усмехнулся он. — А вот девятилетняя русская Жанна Д"Арк в погонах и с винтовкой — зрелище сильное.

Подлетая к станции Тосно, я увидел, что все железнодорожные пути забиты поездами. Внизу также ошивалось немало народу в шинелях. Солдаты, офицеры, казаки в штанах с лампасами и характерных фуражках. И все откровенно валяют дурака: снуют туда-сюда, курят, греются у костров, не спеша ухаживают за лошадьми.

Наше появление вызвало заметную реакцию, даже переполох. Пять эскадрилий магов спустились с неба в едином строю возле станции все в сиянии защитных полей и с оружием наизготовку, аки небесное воинство. Намного театра не помешает, наше прибытие должно быть эффектным. Народ сначала замер на своих местах, а потом поспешил разбежаться в разные стороны, освободив нам место на вокзальной площади.

— Где командующий всем этим бардаком? — Поймал Ребров ближайшего унтер-офицера.

— Господа в вокзале заседают, ваше благородие, — выпучив глаза, ответил унтер.

— Свободен.

— Батальон, стройся, — скомандовал я. — За мной!

Внутри вокзала было грязно, шумно и многолюдно. Офицеры сидели на лавках и стояли вдоль стен, переговаривались, курили и лузгали семечки. Откровенно говоря — картина неприглядная, не армия, а стадо гражданских. На импровизированной трибуне из пары массивных столов выступал какой-то мужик в пенсне, дорогом костюме и с солидным пузом. Голос его давно охрип и говорил он устало, скорее по привычке.

— Господа, надо что-то делать... Господа! Революция в опасности, в столице переворот, а вы тут отдыхаете. Дума разогнана, временное правительство арестовано. Именем народа я требую от военных, чтобы они исполнили свой долг и навели порядок.

— Именем народа зовешь стрелять в народ?! — Закричал с места какой-то капитан. — Ради кого? Ради тебя, толстопузика? Приказа из штаба не было, а ваша дума со всеми ее балаболами уже в печенках сидит, — сказал он и зло сплюнул на пол.

— Вот-вот, — поддержал его другой офицер. — Наше дело страну от врага защищать. Мы не каратели. Сами народ довели, сами разбирайтесь.

— Красные жить по справедливости хотят, — выкрикнул кто-то в углу. Чтобы крестьянам землю раздать, а народ получил свободу.

— Брешут все твои красные, — немедленно возразил ему еще кто-то.

— А вот и не брешут!

"Пора прекращать этот балаган", — подумал я.

Всем молчать! — Заорал я на весь зал своим детским голосочком. — Вы офицеры или где!!! Распустились...ряхи! Тихо!

"Я вас раздолбаев научу с вечера сапоги чистить и одевать утром на свежую голову", — думал я, идя к трибуне в наступившей тишине. Народ поневоле расступался перед нашим строем. Я впереди, за мной Ребров с несколькими офицерами, которых мы дотащили до Тосно буквально на себе, за нами юнкера с активированными защитными полями.

Подойдя к трибуне, я взлетел на нее и громко спросил у замолкшего оратора.

— Ты председатель Родянко из Госдумы?

— Я, — растерянно сказал тот.

— Вон пошел!

— Что?

— Ничего, — я схватил его рукой за шиворот, слегка приподнял над трибуной и легонько швырнул в сторону. Надеюсь, упав он себе ничего не сломал. А даже если и так...

— Господа офицеры! Вы долго слушали всяких болтунов, поэтому найдите время послушать меня, — начал я свою речь.— Долгое время это не займет. Моя имя Татьяна Дергачева, я маг-юнкер Павловского училища и да, ваши глаза вас не обманывают, мне скоро будет лишь девять полных лет. Может быть, кто-то обо мне слышал... А еще я только что из Петрограда. Так вот, там действительно произошел переворот и вот этих — я показала на сидящего на полу у трибуны Родянко, поперли из власти. Это было бы еще полбеды, их не жалко нисколько...

"Вроде бы слушают. Хорошо, продолжим".

— Беда в том, что красные считают своими врагами всех, кто не имеет рабочего или крестьянского происхождения. Они совершенно не желают считаться ни с кем кроме себя и развязали в городе войну против офицеров и всех несогласных с их властью. Убиты владимирские юнкера, арестованы или убиты офицеры Павловского училища, так называемые "народогвардейцы" творят на улицах что хотят, закона в городе больше нет. Мне, маленькой девочке, пришлось взять командование над маг-юнкерами, иначе они тоже были бы убиты, как наши наставники и преподаватели. На улицах Питера хватают всех, кто носит погоны. Генштаб взят рабочими отрядами, судьба военного руководства России неизвестна. А вы в это время сидите тут и слушаете всякую чушь, — я сделал паузу, чтобы перевести дыхание.

— Законной власти больше нет, приказы нам отдавать некому. Если мы все еще промедлим, ты приказы нам будет отдавать совнарком, заставив присутствующих здесь с мясом содрать погоны и повязать красные банты. Или отправиться в недолгую прогулку к ближайшей стенке, на выбор... В этой ситуации сидеть на месте равнодушно нельзя. Я не призываю вас выступать за самодержавие. Я не призываю вас выступать за думу и временное правительство. Я ничего не имею против рабочих и крестьян, которые работают на заводах и растят хлеб. Я призываю вас пойти и навести порядок в столице ради будущего России. Лично я так и сделаю, даже если останусь со своими магами одна, и мы все сегодня погибнем в бою. Просто потому, что у меня и присоединившегося ко мне штабс-капитана Реброва с его десятком офицеров, — показал я на стоящего рядом с трибуной мага, — есть честь и она велит нам поступать именно так, не оставляя другого выбора. Я сегодня призываю всех, кто еще не потерял душевных сил, следовать нашему примеру. На этом все. Честь имею, господа офицеры.

Под мертвое молчание зала я сошел с трибуны. Никто не спешил мне хлопать или кричать слова поддержки, все просто смотрели мне вслед с замершими лицами. Неужели все зря и офицеров ничем не пробить? Ну и ладно... Одна так одна. Полагаю, я сделал для России все что мог, и небесная канцелярия меня в самом скором времени с наградой не обманет.

— Один вопрос, девочка-маг, — дорогу мне заступил подтянутый офицер в лихой папахе набекрень. — Полковник Корнилин Лавр Георгиевич, второй донской казачий полк. — Полку грузится в эшелон сейчас же или как? Какие будут приказания?

— Так вы с нами? — Не веря своим ушам, спросил я.

— А у меня есть выбор? — Серьезно спросил он. — Ты пойдешь в бой, а я, казак, буду отсиживаться, пока дети воюют?

Дальше было много возни. Видите ли, рабочие -железнодорожники и машинисты во главе с начальником станции решили прямо сейчас немного побастовать и отказалась готовить паровозы и составы к отправлению. Им, дескать, нельзя нас обслуживать. Рабочий профсоюз не велит.

Обошлось пустяками. Парочку особо упорных профсоюзных деятелей моя Таня самолично придушила почти до смерти, других замотивировали Ребров с Корнилиным, крепким матом и обещаниями порубать в капусту и расстрелять как собак прямо на месте. Отдельно отличился местный телеграфист, попытавшийся тайком отбить телеграмму о нашем выступлении в Питер, вместо положенного сообщения о том, что в Тосно все спокойно. Хитрюган этакий... Пластическая хирургия лица ему теперь явно понадобится, рука у меня тяжелая.

К позднему вечеру составы были готовы и началась погрузка. Всего с нами выступало чуть меньше двух тысяч человек: казаки Корнилина, офицеры-добровольцы и примкнувшие к ним солдаты. Боеприпасов у нас было немного, из артиллерии лишь одна батарея полевых орудий, десяток пулеметов, лошадей удалось взять лишь пару сотен, больше места в вагонах трех сформированных составов не было. Против города, где одних революционных моряков столько же, если не больше, не считая пушек на их кораблях, и имеются большие запасы оружия в арсеналах — сущая ерунда. Но я надеялся на внезапность. Памятуя уроки самих совнаркомовцев, телеграф в Тосно я взял под контроль первым делом, гонцов в город мои воздушные патрули не видели. Не должны нас опередить. Но кроме этих соображений был у меня для совнаркома еще один сюрпризец. Все же в начале двадцатого века не привыкли к стремительным спецоперациям. А решение-то само напрашивается.

Первый состав нашего сборного отряда въехал в ночной город и двинулся дальше, потихоньку приближаясь к вокзалу и громыхая колесами на стыках. Вокруг все было спокойно, тихо светились огни ночного города, никто не стрелял и не пытался нас задержать. Похоже, наше появление оказалось для красных полной неожиданностью. Пора... Мы с Пашкой распахнули широкую дверь теплушки и юнкера начали по одному взлетать из вагона в ночное небо прямо на ходу поезда. Самые сильные маги из них несли за спиной казаков Корнилина и офицеров группы Реброва.

— Ты помнишь полковник, — сказал я напоследок Корнилину, замешкавшись у порога. — Берете под контроль первым делом Московский вокзал, почту, телеграф, телефон и разводные мосты. Далее по обстоятельствам, связных я вам оставила.

— Помню Таня, — отозвался Лавр Георгиевич. — Надеюсь на тебя, с Богом, — и он широко перекрестил меня правой рукой.

— Мы обязательно победим, — улыбнулся я и взлетел в небо, где строился в боевой клин батальон. Впереди нас ждал Смольный.

Я решил, что никуда перенести свой штаб совнарком не успел. Да и не стал бы он этого делать. Для управления городом нужны телефоны, телеграф, много помещений для всяческой бюрократии, все это враз не перевезешь. А у них же еще и съезд идет, который, правда, остался сегодня утром без большинства делегатов... Для того чтобы оценить обстановку как крайне опасную и срочно менять дислокацию штаба надо иметь немного другие мозги, соображать как военный, который на своей шкуре знает, что от появления самолета-разведчика на горизонте до прилетевшей ракеты или артиллерийского залпа срок очень невелик. Сейчас не те времена, не привыкли к такому. Конечно, в совнаркоме полно бывалых подпольщиков, с хорошей чуйкой на опасность, но все равно...вряд ли, еще и полных суток не прошло с момента гибели "Майской Лилии".

Оказалось все немного не так. Налета магов народогвардейцы опасались и Смольный все же прикрыли. Недалеко от дворца нас заметили посты наблюдения и охрана встретила подлетающих магов огнем. Вспыхнуло несколько ярких корабельных прожекторов, лучи которых заметались по небу в поисках моих юнкеров, вслед за ними застучали пулеметы, хлопнули пушки-картечницы. Огневой заслон оказался довольно плотным, от нескольких магов красные бы отбились. Но не от всего батальона.

— Батальон, фугасными заклятиями, товсь... Цель пулеметы и прожектора!

"Господи помоги рабе твоей и направь точно руку мою, обрушь свой гнев на окаянных безбожников..."

— Огонь!

Полыхнуло красиво. Вздыбились вверх десятки огненно-дымных столбов от разрывов, разметав тела, оружие и всякий крупный мусор. Баррикады и мешки с песком против авианалета защищают так себе...

— Батальон, стрельба по готовности. Подавить сопротивление. Группа захвата — за мной.

План был прост. Пока Ребров со своими офицерами и большинством магов разбирается с обороной у входа в Смольный, группа захвата из моего личного и Пашкиного звена, усиленная семью казаками-добровольцами Корнилина, один из которых раньше охранял дворец и знает его внутреннее устройство, идет на захват прямо через окна верхнего этажа. В нее вошли сильнейшие маги, стремительность и натиск — наше все.

Удар, осколки стекла сыплются на пол, но мы ворвались. Пока никого. Прикрываемый моим защитным полем казак показывает рукой направление — вперед по коридору. Что же, побежали.

Дальнейшие события связно описать довольно трудно. Мы бежали по коридорам и залам дворца, врывались в кабинеты и классы, периодически вступая в перестрелки. В Смольном оказалось немало самых разных вооруженных личностей с красными лентами на одежде, которые при нашем виде сразу же начинали стрелять из пистолетов и винтовок, кое-кто даже пытался кидать гранаты. С предсказуемым печальным итогом для них. Защитное поле мага — отличное подспорье для боя внутри здания, когда твои выстрелы в упор противника достают, а его — нет. Прошли верхний этаж, спустились ниже, не встретив пока никого из лидеров совнаркома. В визжащих от ужаса телефонных барышень и безоружных людей без красных лент, которые вовремя успевали поднять руки и лечь на пол мы не стреляли — не до них сейчас. Остальные — извините. Впрочем, серьезных стычек было всего три или четыре, и через несколько минут мы оказались перед массивной дверью, которую охраняли двое здоровенных матросов в бескозырках. Один из них выстрелил в меня из винтовки в упор, так что Танечкино тельце резко отбросило назад, и я еле устоял на ногах. Магическое поле вокруг меня заморгало и вдруг погасло.

Матроса убил Пашка, выстрелив почти одновременно с ним. Магическая стрела чуть не разорвала тело часового надвое, пробив его насквозь. Его товарищ побежал по коридору, спеша укрыться от нас в соседнем кабинете, но упал, получив пулю в спину от казака рядом со мной. "Да что такое? Кажется, я прилично ослаб" — с неудовольствием подумал я. Сколько раз в меня сегодня попали? Даже не помню, Танечка как самый сильный маг шла на острие атаки, защищая остальных своим полем. Кроме того это уже второй за сутки бой, а усиленная молитвами магия вытягивает кучу сил. Пора завязывать, мне нужен отдых. Но сейчас я должен взять себя в руки — бой еще продолжается. Снова зачерпнув силу из орба, я развернул призрачную сеть и, собрав магическую силу в кулак, ударил по двери, выбивая ее из петель.

Внутри обнаружился обширный кабинет, в котором за длинным столом для совещаний сидело десятка полтора человек. Пробежавшись по ним взглядом, я удовлетворенно вздохнул — совнарком в полном составе. Приехали товарищи...

— Товарищи совнаркомовцы..., — набрав в грудь воздуха, сказал я, сделав три шага вперед от дверного проема. За моей спиной в кабинет уже вбегали казаки и юнкера, беря сидящих за столом людей на прицел. — Именем России вы арестованы. Сдавайтесь, сопротивление бессмысленно.

Я хотел было сказать еще что-то пафосное, подходящее к моменту, но вдруг почувствовал, как у меня резко закружилась голова, а перед глазами забегали черные точки. Под комбинезоном я почувствовал что-то липкое и мокрое и скосил взгляд вниз. Зараза... Да это же моя собственная кровь! Тот матрос все же достал меня выстрелом в упор, комбинезон у левого плеча пробит пулей и рука словно чужая. Вдобавок ноги подкашиваются, сил стоять почти нет. И больно, блин... Тельце-то у меня детское, к тому же слабое и недокормленное, винтовочная пуля для него — перебор...

— Таня ранена! Врача!!! — Услышал я надрывный Пашкин крик, оседая вниз и теряя сознание. Парень подхватил меня на руки не дав упасть. — Бинты срочно! Где врач! — Снова закричал он.

"Господи, неужели это все", — промелькнула последняя мысль. "Но я послужил России из всех сил, надеюсь на награду".

Глава 7. Император.

Пить хочется, во рту мерзкий привкус, голова болит... И еще холодно, до озноба, хотя я чувствую на себе тяжелое теплое одеяло. Понятно... У меня для тебя две новости Леха — как обычно, хорошая и плохая. Ты явно не на небесах, там уже ничего не болит, это я точно знаю. Стало быть твоя награда откладывается и это плохо. С другой стороны Танечка жива и это, как ни странно, радует. Я все же живой, блин! Ну что же попробуем открыть глаза, посмотрим, где я оказался.

Первым на глаза попался высокий белый потолок с лепниной по углам, затем я повернул голову в сторону и разглядел интерьер большого кабинета, в углу которого стояла моя кровать. Широкая и удобная, между прочим, с огромной мягкой периной, подушкой и пуховым одеялом. На всем этом белом великолепии мое забинтованное тельце просто терялось. По стенам висят картины, стоят высокие шкафы красного дерева, недалеко от кровати стоит стол со стульями, за которым сидит и что-то пишет Пашка в окружении металлического чайника, стаканов, каких-то флакончиков с лекарствами, тазика с водой и полотенец.

Словно почувствовав мой взгляд, парень повернул голову ко мне.

— Таня...Танюша... Ты очнулась, наконец-то, — он тут же вскочил из-за стола и быстрым шагом подошел к кровати, склонившись надо мной. — Как ты себя чувствуешь?

Опа, а взгляд его мне не нравится. Нежности в нем многовато и морда лица очень глупая — того и гляди расплачется от избытка чувств. Плохо, мне этого не надо...

— Юнкер Никифоров, смирно! Отставить раскисать! Доложить обстановку командиру! — Попытался рявкнуть я, но мой слабый голос сорвался на середине фразы самым позорным образом и командирского тона не получилось, а сочувствия и нежности во взгляде моего друга только прибавилось. Тьфу, ты, приехали...

— Попить дай, — прокашлявшись, сказал я. — И подушку поправь. Долго я была в отключке?

— Двое суток, Таня, — ответил Пашка.

Я еще раз посмотрел ему в лицо, отметив про себя его землистый цвет и глубокие тени под глазами.

— Ты что, не спал все это время? Сидел у моей постели как последний идиот?

Парень лишь коротко кивнул головой.

— Зря. Не надо было этого делать. Но все равно спасибо, — принял я из его рук стакан теплого сладкого чая и выпил его мелкими глоточками, почувствовав, что начал потихоньку согреваться и противная дрожь отступает прочь.

— Где я? Что произошло за эти двое суток?

— Мы в Смольном, его удалось полностью отбить от красных... Таня, мне надо врача позвать, он велел первым делом его пригласить, как только ты придешь в себя. И еще Корнилин с Матвеем Филипповичем хотят с тобой поговорить, ждут не дождутся. Они тебе все получше меня расскажут.

— Ладно, — вздохнул я. — Зови. Отпуска по больничному мне, похоже, не светит.

Примерно через час моя Таня была тщательно осмотрена врачом, заново перевязана, свожена на горшок и умыта медсестрой, накормлена каким-то перетертым мясным супом-пюре и несколькими укрепляющими микстурами, после чего я почувствовал себя более-менее. Страшного ничего не произошло. Сквозное ранение плеча, кость не задета, пуля прошла навылет, от заражения рану за неимением в этом мире антибиотиков обработали антимикробной магией. Просто я сильно устал, потерял много крови и вообще — я маленькая девочка, поэтому чуть не протянул ноги от такой раны, с которой взрослый здоровый мужик мог бы остаться на ногах. Надо это учитывать впредь — магии-то у меня много, а вот собственных силенок и здоровья с гулькин...нос. ТТХ хорошие, а живучесть низкая.

Корнилина с Ребровым доктор, интеллигентного вида мужчина с чеховской бородкой и в пенсне, допустил в кабинет "ненадолго, чтобы не переутомлять больную", но посмотрев на обоих соратников, я сразу понял — разговор затянется. Они смотрели на меня с надеждой, понимаете? Не как на раненого героя, которого надо навестить, а как на волшебника, который сейчас разрулит их проблемы.

— Не представляешь, как я рад тебя видеть живой Таня, — разулыбался мне Ребров. — Когда я узнал, что тебя ранили, чуть было не велел расстрелять весь совнарком к хренам собачьим.

— А это еще не поздно сделать, — серьезно добавил Корнилин. — Моим казакам только свистнуть и готово дело. Злые они после боя, да и насмотрелись на кое-какие вещи. Тут неподалеку пленные нам пару подвалов показали, а там разного расстрелянного народу валом...включая генералов из генштаба, прямо в мундирах.

— Не надо никого расстреливать, — тихо сказал я. — Это всегда успеется, но сейчас мы должны рассуждать политически. Все трупы расстрелянных сфотографировали для протокола? Нет? Зря... Ладно, рассказывайте обо всем подробно.

Дела обстояли неплохо. Но и не хорошо. Наш ночной рейд удался полностью, Смольный и Зимний дворцы были отбиты у народогвардейцев, все ключевые точки города захвачены. Неожиданность нападения и арест совнаркома в самом начале операции сыграли свою роль и, хотя кое-где красные оказали ожесточенное сопротивление, в целом мы одержали верх. Кроме того, узнав о захвате Питера, комитет общественной безопасности в Москве провел лихую атаку на красных и выбил их из центра города. Корнилину даже удалось установить с москвичами связь. Более того, после призыва Реброва и Корнилина к офицерам и юнкерам Питера с просьбой о поддержке, вооруженные силы нашего импровизированного...союза что ли, не знаю, как и сказать, выросли до пяти тысяч штыков. Но вот дальше... Анархия, одним словом. Мы победили в битве, но в целом обстановка как была сложной так и осталась.

Ряд кварталов города по-прежнему контролировали красные, которые отнюдь не собирались сдаваться, и драться с ними на улицах было себе дороже. Арест совнаркома лишил их единого руководства и координации, но не желания вести борьбу. То же и в Москве. А уж по всей России... Да там нас просто никто не знал и мы никому были не нужны. Тем более нам не стали бы подчиняться. Временное правительство было хотя бы немного легитимно, у красных была поддержка среди части рабочих и крестьян и сеть местных советов, а у нас? И кто такие мы? Короче, пора определяться и что-то делать. То есть назвать себя как-то, может быть советом национального спасения или сразу военной диктатурой, определиться с лидером и выпускать какие-то воззвания, формировать правительство, делать что-то. А эти двое, Ребров с Корнилиным, не предприняли за двое суток после победы ничего кроме чисто военных мер. Зато едва Таня слегка очухалась, прибежали к ней со всеми нашими проблемами.

— Мужики, у вас совесть есть? — Прямо спросил я у них. — Я по-вашему кто? Я маленькая девочка — боевой маг и не более того. Когда все было совсем плохо, я помогла вам опрокинуть красных. Но дальше сами, берите власть и действуйте. Я вам доверяю, чуть наберусь сил и буду драться за Россию вместе с моими юнкерами. Но я не политик, не надо меня в это втягивать.

— Это ты-то не политик? — Улыбнулся Корнилин. — Слышал я твою речь на вокзале, поэтому за тобой в бой пошел. Да и Матвей Филиппович за эти два дня мне кое-что про тебя порассказал. Нет уж, Таня, если тебя Господь избрал для спасения державы, то неси свой крест. Говори что делать.

— Даже так? — Озадачился я.

— А как иначе такие чудеса объяснить? — Вступил в разговор штабс-капитан. — Только тем, что небеса на твоей стороне. Да ты сама намекала мне на какой-то особый опыт...

— Ну, вы даете, господа. Да, я кое-что соображаю как солдат. Но как политик — нет. Только самые общие вещи.

— Вот ты и посоветуй нам эти самые общие вещи, — кивнул Корнилин. — А потом спи-отдыхай, поправляйся. Как их воплотить в жизнь мы сами подумаем.

— Ладно, — устало откинулся я на подушку. — Подумаю. Крепкого сладкого чаю прикажите подать. И шоколадку хочу.

— Это сей момент сделаем, — улыбнулся казак. — Ты уж подумай, Танечка, а мы тут пока у тебя тихо посидим. Как надумаешь чего, скажи. Часа тебе хватит? Время дорого.

— Изверги, — пробормотал я. — Мучаете ребенка почем зря.

— В общем так, господа, — позвал я офицеров через некоторое время. — Как ни крути, без одной важной детали наш паззл не складывается, хоть тресни.

— Что не складывается? — Удивился Корнилин. — Ты порою так чудно гутаришь.

— Неважно что. Важно кто. Нам нужен император, без него никак. Где он, не выясняли?

— По последним данным на момент переворота императорский поезд был на станции Антоновка, за Тулой. Сразу после отречения охраняемый особым батальоном временного правительства император отправился на юг, — ответил Ребров. — Временное правительство обещало ему неприкосновенность в одном из дворцов Крыма, в Ялте, кажется. Там под охраной он должен был жить со своей семьей. Но с проездом постоянно были какие-то проблемы, то стачка железнодорожников, то еще что-то, так что дальше Тульской губернии поезд не ушел. Когда к власти пришел совнарком, они приказали местному совету разоружить батальон и взять царя под стражу, но выполнено ли это — неизвестно. Скорее всего -нет.

— Откуда такая информация? — Напрягся я.

— Так у нас под арестом аж два правительства сидит в почти полном составе. То, которое красные арестовали в Зимнем и совнарком. Мы с Лавром Георгиевичем решили пока никого из них не отпускать, мало ли как дело повернется.

— Это вы хорошо придумали, — я сделал еще глоток чая. — Так вот господа офицеры, императора с семьей надо освобождать. Решительно и без колебаний. И делать это должны мы, если хотим кем-то стать для России.

— Хочешь вернуть Николаю власть? — Спросил Ребров. — Ты же сама недавно говорила, что вернуться в старые времена не получится, народ не примет.

— Не примет. И возвращать власть, тому, кто ее сам не удержал, я не собираюсь. Но и держать императора под арестом больше нельзя. Надо убедить его помочь нам, другого выхода нет. Если мы возьмем власть сейчас сами по себе, то ничего кроме распада страны или гражданской войны по итогу нам не светит. Попробуем договориться с отрекшимся самодержцем и сделать ему предложение, от которого ему будет сложно отказаться. И делать это снова придется мне, — поморщился я. — Ничего не поделаешь.

Способность мага поднять в воздух груз очень зависит от его магической силы. Но в принципе два-три своих веса унести могли большинство моих юнкеров. Хотя использовать боевого мага как грузчика уставом решительно не рекомендовалось — его боеспособность и защищенность падала в разы, сила на удержание веса расходовалась постоянно и быстро наступала усталость. Но если очень надо — значит можно.

Меня несли Пашка с Ребровым, закутанную по уши в теплый меховой полог. Расходовать силы и тратить свою магию на полет я не собирался. Доктор и так возражал категорически, утверждая, что едва очухавшейся раненой куда-то лететь за сотни километров, это верный шанс поймать горячку и пневмонию, ослабленный организм таких шуток над собой не потерпит. Но выхода не было. Корнилин оставался за главного, а нам требовалось сделать срочный перелет в Тульскую губернию. Император был нужен в Питере, в Зимнем дворце, а не на провинциальном полустанке.

Взлетели утром, на следующий день. Всего семьдесят магов и два десятка сопровождающих офицеров как груз. Хватит ли этого, если охрана от временного правительства откажется нас пропустить к Императору? Думаю вполне, мои ребята уже понюхали пороха и почувствовали вкус победы. Авантюра, конечно, но у меня с начала переворота одна авантюра сменяет другую, так что поздно метаться. Тот же Скорцени освобождал Муссолини при худших раскладах и ничего — справился. Значит и мы должны.

Все оказалось не так уж плохо на самом деле. Летели мы на эшелоне около тысячи, погода для начала апреля стояла теплая, обещая раннюю весну, скорость в строю держали комфортную, сильно не разгоняясь. Часто снижались и делали остановки для отдыха и перекуса в укромных местах. Закутанный в теплые меха и комбинезон я вполне согрелся в дороге и даже ухитрился немного поспать.

Перелет занял весь день, а поздним вечером мы, усталые и голодные, свалились как снег на голову на обитателей деревни Анисимовка Тульской губернии. Небольшая, всего с полсотни дворов, она стояла на отшибе от нитки железной дороги, вдоль которой мы летели, и я решил там заночевать. Крестьяне были не в курсе последних новостей, а боевых магов они видели впервые в жизни, так что переполох мы сначала произвели знатный. Не привыкли в провинции к такому... Но потом Ребров быстро договорился со старостой местной общины, который за мзду малую отвел нам дома под постой и распорядился насчет ужина и я, набив живот вареной картошкой, сваренными вкрутую яйцами, салом и луком, даже ухитрился выспаться на теплой русской печке, так что к утру сил у моей Танечки только прибавилось. Рука периодически болела и почти не двигалась, но сила в орбе появилась — живем!

— Что же ты деточка вся такая худенькая да побитая, — глядя на меня причитала бабка, принесшая в горницу завтрак — яичницу, хлеб и оставшуюся с ужина картошку в чугунке. — Маленькая, одни глаза на лице видны. Неужто мамка с тятькой не кормили?

— Сирота я, — впился я зубами в кусок теплого ароматного хлеба. — Подкидыш.

— Ой, лихо-то какое, — всплеснула руками бабка. — Поди с детства по чужим людям скиталась, материнской ласки не зная, вот и выросла такая злющая...

— Это я-то злая? — Удивился я.

— Конечно, — осуждающе покачала головой бабка. — Тебе бы куклу тискать, а ты одной рукой левольверт сжимаешь. А вторая перевязанная висит. Кто такую девку замуж возьмет?

— Найдутся желающие, — утерев рот рукавом, сказал Ребров и почему-то покосился на Пашку, который чуть не подавился за столом под его взглядом. — Но ты, бабушка, нашу Таню лучше не тронь. Она у нас злая, да и мы не подарок. Помолчи лучше, от греха подальше. Она и так за народ пострадала.

— Так вы, господа маги хоть и в погонах, но за народ? — Вступил в разговор молчавший до того мелкий дедок с всклокоченной бородой. — Как красные али как кто? Тут к нам давеча один в деревню приезжал, все за красных агитировал. Говорил, землицу красные хотят народу раздать. Брешет чи нет?

— Не брешет, — ответил я, макая очищенную для меня Пашкой картошку в крупную серую соль на блюде. — Просто всей правды не говорит. Землицу они народу раздать хотят. А вот урожай с нее — отберут обязательно. Загонят вас вместе с этой землей, хозяйством и скотиной в общины, которые назовут колхозами, и будешь ты работать на общей земле за здорово живешь и палочку трудодня в тетрадочку. На барина раньше два дня в неделю работали, а на колхоз каждый день заставят. А мы — другие. Мы хотим тебе землю для того дать, чтобы и ты на ней заработать мог, если не лентяй, и нам с твоего крепкого хозяйства прибыток был. Вот такая разница, дед. Ладно, заканчиваем политинформацию. Матвей Филиппович, разведку выпускать пора, цель где-то рядом.

— Она уже в воздухе, Таня, с вечера приказал. Как увидят поезд, мы сразу узнаем.

Императорский поезд обнаружило звено Юли на одном из полустанков километрах в тридцати от деревни. Заметить его было нетрудно — вокруг состава хватало военных, целый лагерь разбили. Были даже меры противовоздушной обороны — несколько импровизированных зенитных пулеметов. Но в целом чем-то серьезным охрана поезда не выглядела. Ребров долго изучал лагерь в мощный морской бинокль, прячась за верхушками деревьев прилегающего к железнодорожным путям леса, а потом сделал вывод:

— Расслабленные они какие-то. Ни толковых постов, ни попыток маскировки. Всего в батальоне штыков триста не больше. Говорили, раньше чуть ли не полк был, когда государь отрекался.

— Везде разброд и шатание, — пожал я плечами. Ради такого случая я рискнул снова надеть ранец и сейчас завис рядом со штабс-капитаном, хотя и не был вполне здоров — после недолгого самостоятельного полета меня опять начало немного мутить. — Драться не хотелось бы... Еще заденем его величество. Попробуем поговорить. Но с позиций силы, конечно.

У нас получилось. Юнкера тихонько прошли лесом, прячась между стволов деревьев, и по команде Реброва вылетели к полотну железной дороги и полустанку, охватывая его кольцом. Не прошло и четверти минуты, как вокруг лагеря и поезда зависли маги с винтовками наизготовку в сиянии защитных полей. Солдаты, увидев нас, начали хватать оружие из пирамид, кто-то подбежал к пулемету...

— Бойцы не пытайтесь открыть по нам огонь! — Донесся сверху усиленный магией голос Реброва. — На наши патроны повешены фугасные заклинания, один выстрел и тут будет бойня. С семью десятками боевых магов вам не справится. Мы просто хотим поговорить, пусть ваш командир выйдет на видное место.

— Я командир, — вышел вперед подтянутый офицер лет сорока на вид. — Подполковник Томилин. С кем имею честь?

— Штабс-капитан Ребров и отдельный Российский магический батальон, — уклончиво представился офицер, подлетев к подполковнику вместе со мной. — Нам надо поговорить с его Величеством.

— Имею приказ временного правительства никого не допускать к императору, — решительно ответил Томилин. — И не пущу.

— Нету уже временного правительства, — мягко возразил ему Ребров, спускаясь вниз. Ты же в курсе, у вас при составе должна быть маготехническая связь или телеграф. Впрочем...да на, не жалко — он протянул подполковнику сложенный лист бумаги. Подполковник пробежал его глазами и побледнел — там, за подписью министра военных дел временного правительства черным по белому предписывалось передать императора с семьей под нашу ответственность. Солидный документ с печатью, все как положено, министр недолго и возражал, когда его заставили написать такую бумагу. Хорошо, когда у тебя под арестом есть на всякий случай целое правительство...

— Вот такие дела, подполковник, — продолжил Ребров. — Продолжишь упрямиться или разойдемся миром? И главное, было бы ради чего воевать. Ничего плохого мы императору делать не собираемся, но настроены крайне решительно.

Томилин оглянулся вокруг, посмотрел на замерших в небе магов, перевел взгляд на нас, потом на поезд и вдруг махнул рукой.

— Делайте что хотите. Один хрен поезд дальше красные не пускают, везде забастовка, сидим тут как... А теперь, говорят, и красных в Питере нет, маги их выбили...то есть вы. Вам и разгребать эту кашу. Император в третьем вагоне, том, что с красными дверями.

— Вместе пойдем Таня? — спросил меня Ребров.

— Да. Доделаем все до конца.

Мы подлетели к вагону, который уже окружали наши офицеры и юнкера и я с силой постучал в дверь. Она тотчас открылась и из нее высунулся пожилой человек, одетый в строгий костюм-тройку.

— Слушаю вас господа?

— Маг-юнкер Павловского магического училища Дергачева и штабс-капитан маг Ребров, — представился нас я. — Просим аудиенцию у его Величества по неотложному делу.

— Я тотчас о Вас доложу. Будьте добры проходите. Подождите немного в приемной, — сделал приглашающий жест слуга.

О Николае из моего мира я читал немало, но устойчивого собственного мнения о нем из прочитанного составить так и не сумел. Слишком много всего наверчено вокруг этой фигуры. Побасенки о "безвольном Николашке", которым управляла супруга, а обоими вертел как хотел Распутин, мне всегда казались откровенно лживыми. Да и за версту видно, кому выгоден миф о "царе-тряпке", бессудно убили и посмертно оболгали человека, бывает. Но и в противоположном лагере, где последнего царя представляли непогрешимым святым рыцарем без малейшего греха и упрека тоже правду искать бессмысленно — нет ее там. Читать воспоминания современников? Так они противоречивые, есть даже выражение — "врет как очевидец". Так что все это без толку, да и мир тут другой.

Сейчас перед нами сидел обычный человек. Ничего такого я в нем не видел, никакой особой ауры или харизмы. Интеллигентный, с приятными чертами лица, умеющий слушать. Он внимательно выслушал наш рассказ о происходящем в Питере и произошедших событиях, тихонько кивая головой и задавая уточняющие вопросы, спросил о роли Корнилина, при показе фотографий с расстрелянными генералами генштаба сильно побледнел — очевидно, он был знаком с этими людьми.

— Так вы говорите, сейчас и временное правительство и совнарком под вашим арестом?

— Да, Ваше величество. Кроме того, большая часть города в наших руках.

— И ты, восьмилетняя девочка, несмотря на ранение, подняла товарищей по очередному перевороту и отправилась выручать императора с семьей из под ареста?

— Так точно, Ваше Величество.

— Воистину, неисповедимы пути Божьи. Хорошо, чего ты ждешь от меня?

— Вагон на безвестном полустанке плохое место для императора Ваше Величество. Возвращайтесь в Зимний. Мы можем перенести вас туда уже сегодня, если вы захотите.

Николай молчал. Было видно, что прошедшие несколько дней не прошли для него даром. Понимаю. Сначала сообщения, что изменили все и вся, а армия бездействует и приказы не выполняются. Потом арест, отречение, прозябание на полустанке и полная неизвестность с ожиданием печальных перспектив впереди. Судьбы свергнутых монархов редко бывали счастливыми.

— Так вы решили вернуть мне власть? — Наконец спросил он, глядя мне в глаза.

— Нет, Ваше Величество. — Настал ключевой момент разговора. — Так уже не получится. Вы сохраните трон, но должны будете подписать вот этот манифест. — Я протянул бумагу, которую перед отлетом писал под мою диктовку Пашка. — Всю исполнительную власть и большую часть судебной и законодательной вы отдадите военно-народному правительству, о чем кроме подписания манифеста объявите лично и в самых недвусмысленных формулировках. Мы их потом отшлифуем. Сами останетесь на троне как гарант государства с ограниченными правами. Будем считать, что отречения не было, тем более что его никто и не видел. Но манифест будет во всех газетах.

— Вот как? — Николай взял листок и наскоро пробежал его глазами. — А если я откажусь, то вместе с семьей дополню вашу коллекцию арестантов?

— И снова нет, — серьезно ответил я. — Просто мы скажем: всем спасибо, все свободны, Россию уже не спасти, все мои усилия оказались бессмысленными. И разойдемся. Мы даже готовы перенести вас с семьей в безопасное место по вашему выбору, но на этом все. А дальше...дальше гражданская война и распад страны, наверное. В любом случае я не буду в этом участвовать, боевой маг везде пригодится. Мои товарищи...пусть решают сами за себя, военно-народное правительство самораспустится.

— А моему правлению вы не доверяете? — Горько спросил Николай.

— Не в этом дело. Просто как раньше Россия уже не примет, вы это сами должны понимать. Слишком много противоречий накопилось. А так — у страны будет шанс.

— Я могу помолиться и подумать? — Спросил Николай, выдержав долгую паузу.

— Конечно. Только не очень долго, — я почувствовал, как меня снова замутило. Похоже, температура подскочила. Блин, иногда врачи говорят правду, нельзя от их советов отмахиваться. Что хуже, мое состояние не укрылось от Императора.

— Вам плохо? — Спросил он со странной интонацией в голосе.

— Не обращайте внимания Ваше Величество. Последствия недавнего ранения.

— Хорошо, я недолго, — Николай встал и вышел из кабинета, оставив нас одних. Отсутствовал он минут двадцать. Затем вошел в кабинет вместе с каким-то немолодым мужчиной в мундире лейб-медика и, не говоря ни слова, решительно подписал манифест.

— Я согласен господа. Видимо, другого выхода нет. Евгений Сергеевич, помогите, пожалуйста, раненой. Мы все перед ней в долгу...

Глава 8. Дела и заботы.

Императора с семьей и двумя особо доверенными слугами Ребров с юнкерами доставили в Зимний дворец. А меня, кашляющую и с нехилой температурой, оттащили все в том же меховом пологе обратно в Смольный — болеть дальше. Врач оказался полностью прав — срываться и куда-то лететь сразу после ранения мне было категорически нельзя. Другое дело, что и не лететь было никак невозможно, заварил кашу — расхлебывай.

Вот я теперь ее и расхлебывал, лежа на своей необъятной кровати и страдая от слабости и вынужденного безделья, пытаясь привести свое детское тело в норму. За время полета, как и было обещано доктором, я подхватил воспаление легких. Да и рана заживала тяжело, а рука была совсем слабая.

Болеть Танечке пришлось долго, нудно и неприятно, аж до самого конца лета. Консилиум докторов во главе с лейб-медиком самого Николая, предписал ей строгий постельный режим и никаких гвоздей. Девочку-героиню, срочная нужда в которой отпала, верные соратники окружили лаской и заботой, кто бы сомневался. Личная сиделка и повар, лекарства — все было по высшему классу. Ну, и, как это водиться, под предлогом болезни меня мягко отстранили от командования и принятия решений. Дескать, не лезь ты Танечка в политику к большим дядям, без тебя управятся. Мавр свое дело сделал... Была ты ненадолго лидером восстания, а теперь уйди в тень, приняв в награду славу и почет. Прямым текстом этого мне никто не озвучил, но аккуратные намеки я понял — не дура. И так же аккуратно дал понять в личном разговоре Корнилину — я согласен и на власть не претендую, но готов всегда его поддержать.

На то у меня были причины. Во-первых, я не имел ни необходимого жизненного опыта, ни большого желания играть в эти игры. Девятилетняя девочка-политик это все же перебор, а зыбкого послезнания бывшего пограничника и инженера для подобных дел недостаточно. Сожрут же, в политике не до сантиментов. Даже японец, подкованный в подковерных играх своей мегакорпорации покруче меня, в политические интриги и разборки фракций в генштабе Райха старательно не лез, хотя мог бы попробовать. Но ему было проще и безопасней геройствовать на фронте. И правильно делал, наверное.

Но главное не это. Главное, что страну, кажется, удалось удержать от распада и гражданской войны. И правил ей прибравший общее руководство к своим рукам Корнилин более-менее разумно. Николай тоже выполнил свое обещание. Он не только передал власть в руки переходного военно-народного правительства, превратив абсолютную монархию в конституционную, но и не стал устраивать новой власти саботаж, а наоборот, помог в ее становлении советом и специалистами.

Стране срочно нужны были решительные перемены, и они начались, как только поддержанная армией после императорского воззвания "К верным присяге офицерам" новая власть навела порядок в обеих столицах. Первым сыграл свою роль апрельский императорский манифест "О даровании власти, вольностей и справедливости в земле Российской", с помощью которого удалось несколько разрядить напряжение в обществе. В нем император мягко признал некоторые свои ошибки, попенял на "плохих бояр", в роли которых выступили политики Госдумы и ряд несговорчивых олигархов, которые вместе с "бунтовщиками", смущали умы, ожесточали народ и распространяли ложные слухи об его отречении. После чего заявил, что передает власть военным и народу, а сам отныне остается верховным гарантом и судьей. А вслед за манифестом, в начале мая правительство Корнилина выпустило указ "О земле и собственности", нагло своровав популярные лозунги и программы у большевиков и эсеров и творчески их переработав. Но и я, конечно, помог чем мог.

В общем, мы отдали землю крестьянам и заводы рабочим, выбивая почву из под ног красных и заставив класс собственников поделиться рентой. Как бы отдали... Не могли не отдать, обстановка не позволяла. По итогу, конечно, рабочие и крестьяне в массе оказались обманутыми, никаких молочных рек с кисельными берегами не получилось — неоткуда им было взяться. Но определенные улучшения в их жизни произошли. Ну а что? А разве большевики сделали иначе и при них рабочие реально владели заводами, а крестьяне землей? Я помню популярный слоган времен позднего союза: "на работе ты не гость, утащи хотя бы гвоздь". Он прекрасно отвечает на вопрос, чувствовали ли себя рабочие хозяевами заводов, на которых работали. Как и другой — "колхозное — значит ничье".

Правительство Корнилина честно приватизировало заводы, сделав рабочих собственниками двух третей каждого предприятия. Рабочим даже раздали приватизационные чеки-акции на доли в своем заводе — дескать, работайте и получайте прибыль. Поначалу это вызвало волну энтузиазма и восторгов, а потом... ну вы поняли, все как-то стало быстро возвращаться на круги своя к бывшим собственникам, частную собственность на орудия производства Корнилин не отменял. Зато теперь у рабочих был трудовой кодекс и твердый девятичасовой рабочий день с двумя выходными в неделю, а хозяевам пришлось умерить свои аппетиты.

Помещичью землю крестьянам тоже раздали. Правда не всю и не сразу, а через так называемые ТОЗы — товарищества по обработке земли. То есть вы сначала получите землицу и хорошенько потрудитесь над ней, выплачивая разумную часть дохода государству и некоторую долю старому хозяину, и тогда, через пять-десять лет в зависимости от ряда условий, получите ее в свою окончательную собственность. А если вы, товарищи крестьяне, просто нахапали помещичьей земли, а поднимать ее не можете или не хотите, то ее можно и другому ТОЗу передать, который сможет. Никакие комбеды на селе нам не нужны, наша ставка на кулака и середняка, которые хотят и могут работать.

В общем, все как-то стало налаживаться. Смесь популистских лозунгов и решительных военных мер сработала, и власть мы взяли без особого сопротивления. Правда, страну все еще трясло в турбулентности и местами от империи кое-что отваливалось. Например, Суомская губерния на севере рядом с Питером объявила себя независимой Суомией под протекторатом Северной Федерации. На юге Дакия, которую в серьез никто раньше особо и не воспринимал, пользуясь неразберихой в стране, присоединила себе кусок империи по Днестру. Но в остальной России удалось навести порядок. Недовольные новым правительством были, и в немалом количестве, как среди аристократов, так и среди простого народа. Кто-то терял собственность, кто-то приобретал меньше, чем хотел... Но в целом общество приняло новые правила игры, глобальный баланс интересов соблюсти удалось.

Корнилин вообще оказался ушлым мужиком. Простоватый на первый взгляд казачий полковник, ставший председателем исполнительного военно-народного комитета, и по факту правителем страны, быстро учился и к тому же смог окружить себя профессионалами, которых, однако, держал в кулаке, не давая себя использовать, обнаружив хорошее чутье на людей. На жесткие или непопулярные меры, если они действительно требовались, шел решительно и без колебаний. А вот Ребров, взлетевший из штабс-капитанов в генерал-майоры, из политики ушел и никаких постов в новом правительстве не занимал, хотя ему и предлагали. Ну что же, вольному воля... Мне тоже грех жаловаться на карьерный рост. Девятилетний капитан, это звучит еще покруче чем пятнадцатилетний поручик, которым я иногда обзывала...тьфу ты, привязалось...обзывал Пашку получившего как командир звена боевых магов звание поручика.

Новый мундир мне принес Ребров, когда я более-менее уверено встал на ноги. Вместе с георгиевским крестом в красивой коробочке и с золотыми погонами в комплекте.

— Поздравляю, Таня, — серьезно сказал он. — Заслужила. Именным указом Корнилина, при одобрении Его Величества императора всероссийского Николая, за исключительные заслуги перед Россией ты повышена из юнкеров сразу в капитаны и награждена георгиевским крестом за храбрость. Ты ведь говорила, что хочешь быть капитаном? Так вот, награда нашла героя.

— Я говорила, что меньше чем на капитана не согласна, — проворчал я. — Если я командую магами и у меня комзвеньев поручики, то кем быть мне? Есаулом? Некоторые штабс-капитаны уже генералы...

— Не задавайся Танюха, — улыбнулся Ребров. — Ты у нас, конечно, сплошной нонсенс, но маленькая-девочка армейский капитан? Где это видано?

— В райхе. Не интересовались неким майором Таней Дегуршафф? Или вроде того? Хотя она, наверное, еще не майор...но скоро им будет.

— Снова ты про свою Таню, — нахмурился генерал-майор Ребров, начальник отдела специальных операций при вновь сформированном генштабе, взамен расстрелянного красными. Не нашли мы там такой.

— Не верите, что я сказала правду?

— Я этого не говорил. Пойми, после революции связи с зарубежной агентурой почти потеряны. Мы можем очень немногое, а проникнуть в систему подготовки магов райха задача нетривиальная. Но кое-что мы все же нарыли...

— Что именно? — Сразу заинтересовался я.

— Речь идет о Виктории Ивановне Серебряковой, — Ребров достал из кармана черно белую фотографию миловидной девушки с каким-то испуганным лицом и длинными волосами. "Похожа", — подумал я. — Мы проверили информацию по своей линии... Есть такая. Она была кандидатом на поступление в Одесское магическое училище в следующем году. По документам — маг с весьма неплохим потенциалом. После революции, когда одесский рабоче-крестьянский совет устроил погромы благородных, пряталась от толпы с родителями в торговом представительстве Райха. Затем, по проверенным данным, эмигрировала в Райх из Одессы на имперском торговом судне "Роттанбург" вместе с некоторыми уцелевшими после резни маг-юнкерами, дойчи предоставили им защиту. Еще бы — будущие маги это лакомый кусок для любого государства. Дальше в Райхе ее след теряется. Вот такие пироги... Твое озарение не врет, Таня.

"Значит все сходится", — подумал я. "Кстати, моя "сестричка", возможно еще не успела сделать карьеру, вот о ней пока и не слышно. Пока еще только тысяча девятьсот двадцать третий год, она только-только попала в армию. Или еще даже не попала? Блин, не помню".

Всей правды я Реброву и Корнилину так и не рассказал. Но на некоторые вопросы отвечать все равно пришлось, отмазка "я ничего не знаю, я просто гениальная девочка" не работала, правдоподобные ответы должны были быть даны.

В том, что на самом деле я Леха Дергачев из России другого мира и времени, я говорить не стал. Ни к чему это. Тут и так в Бога верят, а магию наблюдают воочию. Чем проще мистическое объяснение, тем лучше. Так что я просто маленькая девочка, у которой с малолетства бывают...озарения и взявшиеся из ниоткуда знания и опыт взрослого мужчины. Кто он, почему, отчего, как это работает — понятия не имею, оно само в голове иногда всплывает, особенно в критических ситуациях, когда неведомый покровитель мне помогает. Нет, четкой связи у меня с ним нет. Неисповедимы пути Господни... Наверное, это связано с моим сильным магическим даром. В одном из этих озарений я узнала про возможное существование своей сестры-близняшки с похожим магическим талантом в райхе. Ни на чем не настаиваю, ничего о ней кроме обрывочных непонятных "знаний" у меня нет, но это может быть важно для России, поэтому проверьте, пожалуйста, доступную мне информацию о Тане Дергушафф и Виктории Серебряковой. Вот и все. Поверили ли в мою версию Ребров с Корнилиным, остается только гадать, но определенную репутацию я уже заслужила, так что информацию приняли к сведенью и команда "проверить" была дана. Вот и результат, капитан Дергачева. Знать бы еще что с ним делать... И правильно ли я поступил, выдав часть известной инфы про "сестрицу"? Скорее да, чем нет, шила в мешке не утаишь, как только японец начнет действовать, кто-нибудь обязательно сложит два и два, мой-то портрет во всех российских газетах напечатан. Корнилин из образа "русской Жанны Д"Арк" пытался выжать весь пропагандистский потенциал который мог. Потом ко мне будет меньше вопросов от своих же... А мне надо знать про японца как можно больше, чувствую судьба нас еще столкнет.

— Понятно, Матвей Филиппович, — сказал я. — Посмотрим, появится ли другая Таня на горизонте. Но у меня есть еще один животрепещущий вопрос. Вот этот мундир с погонами означают, что меня скоро выписывают из больнички, так?

— Медосмотр послезавтра. Но в общем — да. Евгений Сергеевич говорит, что ты в целом здорова и можешь потихоньку возвращаться к нормальной жизни. Только аккуратней с нагрузками, Тань. Ты нужна нам всем в добром здравии.

Это здорово, — откровенно признался я. — Лето уже кончается, сидеть взаперти в роли почетной больной и тайного советника надоело до чертиков. Я могу вернуться в училище к руководству моими магами, так? Как будет назваться должность?

— Выбирай сама, — замялся Ребров. — Как тебе кажется лучше, так и оформим. Но выслушай пару соображений. Ты знаешь, что магов в России осталось немного. Все три отдельных батальона фактически уничтожены...

— Это так, — я печально склонил голову. Совнарком был не столь прост, и исходящую для себя от магов опасность понимал прекрасно. Правильно делал, они же его и сгубили моими руками. Своих магов у красных не было, а перетянуть на свою сторону имперских было сложно — все они были классово чуждые, в основном выходцы из аристократии, и при этом слишком свободные и опасные, чтобы их надежно контролировать. Поэтому было принято радикальное решение от большинства магов избавиться. Один из фронтовых батальонов был отравлен в столовой почти в полном составе, казарма с другим взорвана ночью, у третьего обманом потребовали сдать орбы на проверку, а потом всех арестовали. Этих магов красные хотели сохранить для себя, но когда стало ясно, что Совнарком арестован, их расстреляли конвоиры. Одесское магучилище было разгромлено "восставшим народом", эта же судьба планировалась и для Павловского...но вмешалась я и все пошло не так, как планировал совнарком.

— Кроме твоих юнкеров, боевых магов осталось чуть больше двух десятков человек, — продолжил Ребров. — Десяток из них нужен мне лично в отделе, и я их заберу. А остальные — пусть служат под твоим началом, если изъявят такое желание. Но они изъявят, я тебя уверяю, ты у русских магов популярна как никто. Павловское училище все равно придется временно закрывать. Преподавателей нет, я в ночь переворота выжил один. Новый набор юнкеров мы произведем как минимум через год, когда все окончательно устаканится. Распылять оставшуюся сотню магов по разным подразделениям нет смысла, лучше сохранить их как решающий козырь, способный действовать быстро и эффективно. После того что мы сделали во время переворота это уже всем ясно. Так что я предлагаю организовать пока на базе училища отдельный магический батальон специального назначения из твоих юнкеров и оставшихся магов. Юнкера получат офицерские звания, будем считать что экзамены они сдали в бою. Ты их доучишь, я помогу, чем смогу. Пока ты утверждаешься в звании капитана, но с перспективой получить вскоре подполковника. Как тебе предложение?

— Замечательно, Матвей Филиппович, — сказал я, радостно потирая руки. — Назовем его батальон триста два.

— Почему триста два? — Удивился Ребров.

— Чтобы никто не догадался, — улыбнулся ему я. — Обозначение для своих. Почему бы и нет?

— Хорошо, — кивнул генерал-майор. Триста два, так триста два. Бумаги мы все оформим.

— Еще вопрос, — кивнул ему я. — Кому будет подчиняться батальон? Разумнее всего подобное подразделение вывести из обычной армейской иерархии.

— Само собой. У тебя будут всего три начальника Таня. Я, Корнилин и начальник генштаба. Ну, в исключительных случаях еще лично его императорское величество. В своем батальоне ты единоличная хозяйка, я тебе доверяю. Короче говоря, можешь с завтрашнего дня начинать принимать дела.

— С послезавтрашнего, — отрицательно покачал я головой. — Завтра я буду не в состоянии.

— Почему?

— То есть как почему? — Указал я на новенькие капитанские погоны. — А обмыть? Традицию нарушать нельзя, иначе хорошей службы не жди.

— Тань, ты чего, — недоуменно развел руками Ребров. — Ты что, нажраться собралась? Тебе нельзя, ты же еще совсем маленькая.

— Хрена себе, — громко возмутился я. — Как магами командовать и страну спасать, так Таня взрослая. А как немножко шампанского выпить и французской булкой закусить, так Таня маленькая? Так не пойдет.

— Да делай ты что хочешь, — вздохнул Ребров. — Только детям пить вредно, а ты же еще и девочка. Никак я к тебе не привыкну. Была бы ты моей дочкой, я бы, услышав от тебя "шампанского выпить", взял бы ремень и... Все, молчу-молчу, — торопливо сказал он, увидев мой недобрый взгляд. С послезавтра так с послезавтра. Но больше чем треть бокала легкого вина я тебе пить запрещаю. Считай это непосредственным приказом вышестоящего командира. Ясно?

— Так точно, ваше превосходительство, — пробурчал я.

— Тань, а где ты теперь будешь жить? — Спросил меня Пашка, когда мы выпили по глотку шампанского после первого тоста, за наши новые звания.

— В смысле? — Переспросил я, откусив еще один кусок француазской булки. Вкусная, свежая и хрустит зараза, все как положено по госту... В ресторане "Парминсьен", где мы с Пашей и Юлей обмывали мои погоны, повар был настоящий француаз, так что продукт самый что ни на есть аутентичный. Я заказал себе и компании каре ягненка по-француазски, луковый суп, нарезанные сыры, бутылку шампанского и торт-наполеон. И конечно корзинку француазских булок. Имею право один раз пошиковать, усиленное жалование капитана — тысячу сто рублей в год.

— Ты же теперь командир особого батальона, — пояснила Юля. — Тебе, конечно, можно жить и в училище. Но лучше не надо. Видишь ли, люди не поймут.

"Вот ты о чем...", — задумался я, даже перестав жевать. Взял свой бокал с шампанским, задумчиво повертел его в руках и отставил в сторону, запив булку соком. В самом деле, в чем-то они правы. Просто Таня приютская, манер и воспитания не знает, вот ей и намекают товарищи. Здесь реалии не те, сословное общество. Офицер высокого чина должен держать определенную дистанцию и выглядеть соответствующим должности образом, иначе его уважать не будут. На войне, конечно, все по другому, но в мирное время... Нельзя спать в казарме и питаться в столовой, люди подумают что ты то ли редкий жлоб, то ли неадекват. Надо посещать какие-то салоны и офицерские собрания, ведя светскую жизнь. Надо...

— В смысле, что тебе надо свое жилье завести и денщика, — сказал Пашка. — То есть не денщика, а служанку, — тут же поправился он. И кухарку тоже.

— Не будешь же ты сама себе кухарничать, чистить одежду и готовить свежие сорочки, — добавила Юля. — У тебя как у командира других забот полно.

— Мои милые друзья, — произнес я, чувствуя как в моей голове зашумело. Блин, что это за тело? В прошлой жизни я бы всю эту бутылку в один присест выпил и то не окосел бы, а тут от одного глотка... — В...вы это не просто так спрашиваете? Есть вв...варианты?

— Есть! — Пашка одним глотком допил свой бокал, похоже, для храбрости. — Давай ты будешь жить у меня.

— Чего! — Поперхнулся я соком. — Ты понял что сказал? Паша, ты выбрал самый тупиковый и самоубийственный путь из возможных, для того чтобы найти себе девушку. Еще один подобный намек и я тебя кое-что оторву с корнем, на чем твоя любовная карьера закончится. Если у тебя не вышло с Лесей, это еще не значит, что можно...

— Нет, ты же меня не поняла, — испугавшись, тут же перебил меня он. — Тань, я ничего такого не имел в виду... У меня, это в смысле у нас с мамой. У нас же большой городской дом, рядом с ним два отдельных флигеля, выбирай любой. Можно без проблем подобрать тебе служанку и кухарку. И удобно будет по службе и не так дорого. Я просто хотел помочь вам с жильем вот и все. И Юля посоветовала...

— А..., ну если так, — захлопал я глазами. — А это не будет выглядеть...

— Да ты что, Таня, — улыбнулась мне Юля. — Тебе же совсем мало лет... В смысле формально мало, а так-то...не знаю. Кроме того в отдельном флигеле на несколько комнат нам будет удобнее. Я его могу с тобой на пару снять, если хочешь, мы же соседки. Об этом и речь шла.

— Хорошо, я подумаю, — согласился я. — А теперь давайте выпьем еще один тост и наконец-то поедим. Я смотрю, гарсон нам уже несет ягненка.

— Вот и замечательно, — выдохнул Пашка. — Моя мама давно хотела с тобой познакомиться, Тань.

Глава 9. Дакия. Начало.

Нет, я, конечно, не наивная маленькая девочка, кое-чего в этой, да и в той жизни повидал. Я думал, что будет непросто. Но размер стоящих передо мной проблем полностью ощутил, как только приступил к командованию батальоном. Мне думалось, что я буду командовать сотней боевых магов. А оказалось, что на меня сбросили командование авиаполком. Кормить магов надо? Надо. Охранять комплекс зданий и матчасть? Тоже надо. Без службы материально-технического снабжения и складов тоже никуда не деться. А это влечет за собой целую бюрократическую цепочку. Нужна охрана, уборщики, повара, разнорабочие, транспортный отдел, счетоводы, специалисты по складскому делу... и особый отдел тоже нужен. Нужна куча специалистов не магов, чтобы маги могли свободно летать и заниматься тем, чем им положено — боевой подготовкой, не беспокоясь о мелочах. Где этих людей взять? Никаких контактов с бывшим техническим персоналом училища у меня не было. Вертись Танюша, как хочешь, ты хозяйка... Не знаю как со всем этим справлялся японец, а я пошел по пути наименьшего сопротивления. Походил часок кругами по училищу, матерясь себе под нос и пугая своим видом ворон, голубей и встретившихся подчиненных и поехал на извозчике в штаб к Реброву на поклон.

Ребров угостил меня в своем кабинете чаем с баранками, выслушал мои проблемы, улыбаясь себе в усы, и сказал что поможет. Есть у него на примете подходящий человек ко мне в замы, который тучи разведет руками и все наладит. А я понял, что так оно и замышлялось с самого начала. Таня, конечно, главная в батальоне, но присмотр за ней и тем, что она там творит нужен. В том, что этот зам будет докладывать куда следует и приведет с собой своих людей, у меня не было ни малейших сомнений. Как, в общем-то, и выбора. У меня же ни знакомств, ни связей — в одиночку я закопаюсь в текучке и бюрократии. А время не ждет, вокруг идет война, между прочим.

Впрочем, штабс-капитан Александр Александрович Артемьев, к которому быстро прилипло уважительное Сан Саныч, оказался мужиком толковым и без закидонов. Высокий и худощавый, всегда подтянутый, он говорил тихим голосом, но так, что его слушали. Мой авторитет и право командовать он признавал даже несколько подчеркнуто и от своих подчиненных требовал того же. Да и дело свое знал — прирожденный хозяйственник, он быстро наладил быт батальона, освободив мне руки. Ну и ладно, у меня от Реброва секретов нет. Пока...

Полноценную учебную программу мы начали отрабатывать в ноябре. Взлет на высоту восемь тысяч, одиночную стрельбу, воздушные маневры. И лишь подтянув индивидуальное мастерство каждого мага до приемлемого уровня, я перешел к главному — к групповым полетам и тактике воздушного боя.

— Поймите и зарубите себе на носу, — говорил я своим офицерам, зависшим передо мной в строю над заснеженным полем полигона. — Если говорить о схватке один на один, то по сравнению с магами других стран мы не очень сильны. Француазские маги очень сильны физически и обладают неплохим даром. Бриттских магов вы видели в бою. С магами райха...с магами райха лучше бы нам не встречаться, — вздохнул я. — Туда берут лучших из лучших, в качестве экзамена их больше суток держат под артобстрелом, а потом заставляют сделать многокилометровый марш-бросок в горной местности без применения магии. У них очень неплохие командиры, скажу я вам откровенно. Но значит ли это, что мы их боимся? — Обвел я взглядом строй.

— Никак нет, ваше благородие! — Рявкнули мои офицеры в один голос.

— Правильно. Мы русские, а значит лучшие бойцы на этой планете. И с нами Бог. Но чтобы победить, надо запомнить — мы все действуем сообща. Противник может драться, как ему вздумается, но для нас ситуация, когда бой рассыпается на кучу одиночных схваток и все стреляют друг в друга как придется, абсолютно неприемлема. Как и ситуация когда весь строй замер на месте и стреляет в одну цель, не обращая внимания на других врагов. Никаких индивидуальных схваток с противником маг на мага не будет. Мы все время в движении, все время в строю, все время готовы прикрыть товарища своим полем и усилить его выстрел. Если атакуем — то вдвоем или втроем одного. В небе нет места рыцарским схваткам с противником. В небе нет места для личных амбиций и желания увеличить личный счет, за это буду строжайше наказывать. В небе есть место для отлаженной работы боевой машины, русского парового катка, который методично давит любое сопротивление. Сегодня мы начнем отрабатывать первый групповой тактический прием, под названием "качели". Эскадрилья Никифорова и эскадрилья Алексеева, вы заходите сверху со стороны солнца. Эскадрилья Коротяева — вы в роли противника. Юля, ты со своими орлами в резерве. Атакуем звеньями по трое магов — первый выносит защиту цели, второй добивает, третий делает контрольный выстрел. Не получилось — не увлекаемся, не торопимся, во что бы то ни стало выстрелить еще раз, уходим на второй круг. Выстрелил — набирай энергию для следующего заклятья и готовься прикрыть стреляющего товарища полем. Верхняя эскадрилья связывает противника атакой сверху и давит его огнем, пока отстрелявшаяся эскадрилья набирает высоту и ману для атаки, а затем они меняются местами и все по новой. Начинаем...

Получалось плохо. Молодые парни увлекались, теряли строй, начинали кружиться в бессмысленных маневрах, превращая бой в воздушную "собачью свалку". Я это старался пресекать. Мой единственный шанс превзойти магов других стран был именно в отработанной тактике боя. Здесь еще не знали неумолимой логики воздушных боев второй мировой, которая говорила — любой ас неизбежно проигрывает системе. Маги в этом мире дрались по большей части как придется, — налетели друг на друга два строя и пошла пальба, переходящая в рукопашную. Иногда командир что-то там командует, но это уже импровизация по ходу боя, а не отработанный прием. Даже Танечка японца, насколько я понял, хитрыми тактическими схемами для своих подчиненных особо не заморачивалась, скорее уж пыталась закрыть проблему в бою личным мастерством и огромным магическим даром. Типичное мышление для самураев — я супер ас, мне все по плечу. Мы пойдем другим путем...

Промелькнул ноябрь, за ним декабрь, жизнь потихоньку входила в свою колею. Несмотря на плотный график боевой учебы, я чувствовал себя...почти счастливым, что ли? У меня появилось то, чего никогда не было раньше — любимое дело, соратники, неподдельное уважение окружающих. Командир боевых магов России, это знаете ли, не инженер по холодильному оборудованию. Это статус. Тебя принимают в офицерском собрании, твое мнение слушают, ты нужен. А еще я летал — много и с удовольствием. Сходил разок в театр и в оперу, вживую послушать самого Шаляпина, удостоился со своими магами большого императорского войскового смотра, а это — то еще шоу... Можно ли из-за этого потерпеть женское тело? Раньше я бы сказал — нет. Сейчас? Не знаю...

Новый год мы встретили тихо и почти по-семейному. В этом мире это не самый большой праздник, рождество Христово важнее. Посидели немного с Юлей, Пашкой и его мамой — Авдотьей Павловной, за праздничным столом, поужинали вместе, дружески беседуя за скромным столом — нынче пост, скоромного нельзя. Хотя нам с Пашкой и Юлькой вообще-то можно — у меня на то отдельное благословление от Патриарха имеется. Боевые маги должны питаться хорошо, чтобы силы были. Но зачем скоромное, которое губит душу, если и без того все вкусно? Авдотья Павловна в пост угостила нас компотом, картофельными котлетами, баранками, мороженой клюквой с сахаром, заливными орехами, засахаренным миндалем, бубликами и сайками, изюмом, пастилой рябиновой с постным сахаром — лимонным, малиновым, с апельсинчиками внутри, халвой... А еще была жареная гречневая каша с луком, которую так приятно запить кваском! Ну и постные пирожки с груздями, а так же блины с луком прилагались.

Как вы понимаете, флигель мы вместе с Юлей у Пашиной мамы сняли, о чем я нисколько не пожалел. Удобно и хорошо, да и с Пашкой мы ухитрились остаться хорошими друзьями, несмотря на разницу в званиях. Прежде всего, потому, что он вел себя исключительно правильно — на службе я ему никаких поблажек не давал, а он и не просил. Как и Юля, впрочем. Такие же командиры эскадрилий, как и остальные, субординация — наше все. Но то на службе. А дома — это дома, если Таня фуражку с головы сняла и на крючок повесила, значит, она уже не "ваше благородие капитан Дергачева", а "Тань, привет, какие планы на вечер". А уж что касается Авдотьи Павловны, то она относилась ко мне со всем уважением. Женщина она была неглупая, да и сам факт нашего знакомства давал ей некие преимущества в ее торговом деле. Полезные знакомства, ага... Они хороши, даже когда их напрямую и не используешь, а просто все знают, что они у тебя есть. Формально я простой офицер, а неформально...кому надо тот понимает.

— Господа офицеры! — Сказал я поздним зимним вечером перед замершим строем. — Батальон получил срочный приказ!

Маги смотрели на меня удивленно и немного волнуясь. В самом деле, что могло произойти, что их всех сейчас собрали на плацу, в этот вечер, за пару часов до рождества? Дома стоят наряженные елки, улыбаются родные, готовится праздничный ужин и вдруг всех срочно ни с того ни с сего из увольнения отзывает Танька. Война?

Я сделал несколько шагов вдоль строя. Погода морозная, но ясная, все небо в звездах, снежок легонько похрустывает под Таниными летными унтами. Лепота! Ладно, не будем тянуть...

— Председатель народного комитета, господин Корнилин отдал распоряжение достойно встретить рождество нового, тысяча девятьсот двадцать четвертого года! Поэтому, одновременно с началом крестного хода и вечерних народных гуляний российским магам велено дать над столицей праздничный салют! Разбираем винтовки господа офицеры и подвешиваем заклинания фейерверка! Плетения все помнят?

Народ в строю облегченно выдохнул, разулыбались.

— Покажем народу красоту и бегом праздновать, шампанское стынет. В честь рождества продляю личному составу батальона своим приказом увольнительные с трех до семи суток, начиная с сегодняшнего числа!

— Ура нашей Тане! — Закричал кто-то на правом фланге. — Ура!

"Вот распиз...и", — беззлобно подумал я. "Никакой дисциплины".

— Урааа Тане!!! — Закричал уже весь строй. — Гип-гип ура!!!

Потом был ночной полет в плотном строю над ярко освещенным в честь праздника городом. Мы зависли над Невским проспектом и, когда в полночь над Исаакиевским собором разнесся мощный и чистый колокольный звон, мы дали свой рождественский магический салют. Сотня огненных росчерков устремилась к небесам и взорвалась фонтаном огней, на мгновение превратив ночь в день. Еще залп и еще! Народ на улицах застыл, наблюдая за ярким зрелищем. Отстреляв по обойме, мы, разбившись поодиночке, заскользили низко над городскими улицами, щедро рассыпая висящие в воздухе горящие холодным пламенем магические огоньки, превратившие город в разноцветную рождественскую сказку. Люди внизу, очарованные зрелищем, задрав головы вверх, улыбались и махали нам руками, мы тоже их приветствовали в ответ, как могли. Это был хороший вечер, скажу я вам... Снег, освещенные улицы, радостный и слегка нетрезвый народ внизу и разлитое в воздухе ощущение праздника, почему-то запомнились мне надолго.

Зима и весна прошли незаметно, все в делах и текучке. Уровень выучки батальона заметно вырос, но меня он все равно пока не устраивал. Надо больше стараться... Хотя куда уж больше — у нас и так вылеты каждый день. А моим ребятам еще и другим наукам надо бы время уделить — баллистике, математике, логике, иностранным языкам. Также в программу обучения входила тактическая прикладная медицина и выживание в экстремальных условиях. В общем — дел невпроворот. Тем более, что страна потихоньку приходила в себя после революции, экономическая ситуация немного выровнялась, и Россия начала потихоньку проводить активную внешнюю политику. Время было такое, неспокойное — к войне республики и Райха присоединилась Северная федерация и война начала приобретать размах полноценной мировой. И всем понимающим людям было ясно, что рано или поздно России предстоит в эту войну вступить. Вопрос только когда, на каких позициях и чьей стороне...

Ребров меня вызвал на приватный разговор в конце августа. Тепло принял в своем кабинете в здании генштаба, неспешно расспросил про дела в батальоне, а затем достал из кармана фотографию и протянул ее мне.

— На, полюбуйся. Майор Таня Дегуршафф собственной персоной, один наш человек сфотографировал ее на улице Берна. Командир отдельного магического батальона райха и, по всему выходит, твоя сестра. Тоже маленькая девочка и тоже высококлассный офицер между прочим. Кавалер ордена серебряных крыльев, с кучей боевых заслуг. Ты ведь знала о ней?

— Знала, — не стал отпираться я. — Я же говорила, были у меня озарения.

— Все равно мистика, — пожал плечами генерал. — С вами двоими связана какая-то тайна. Вот только какая? Детство твое мы тщательно проследили, опросили воспитателей и детей из приюта. Ты всегда была необычным ребенком. Но никаких посторонних контактов у тебя не было с рождения. Как все это объяснить?

— Не знаю, — привычно ответил я. — Самому непонятно. Можно забрать фото на память?

— Забирай, — махнул рукой Ребров. — Только никому не показывай. Про Таню Дегуршафф мы с тобой поговорим отдельно. Тема это очень серьезная, но сейчас речь пойдет про другое. Что ты скажешь про Дакию и ее военный потенциал?

— Дакию? — Напрягся я. — Честно говоря, я о ней не слишком высокого мнения. Армия многочисленная, но вооружена устаревшим оружием. Военных реформ давно не было, боевых магов у них нет, военная техника не на высоте. Прошлый век, одним словом.

— А если она столкнется с Райхом? Как думаешь, есть шансы?

— У кого, у Дакии? — Удивился я. — Дакия будет стоить Райху двух дивизий, Матвей Филиппович, — честно сказал я. — В любом случае. Если она на него нападет, то две дивизии понадобятся дойчам для ее оккупации. Если Дакия станет Райху союзником, то те же две дивизии понадобятся, чтобы дакийцы сразу же не обрушили фронт и не дали себя оккупировать врагам райха. Вот и все.

— То есть шансов нет, — прикурил папиросу Ребров. — Я тоже так думаю. И Корнилин с генштабом тоже. Но между тем, есть совершенно точная информация, что через три-четыре недели Дакия нападет на Райх. Причем это известно всем, а уж разведке дойчей — наверняка, я уверен. У дакийцев бардак не только в армии, но и в генштабе... Кроме того, дакийцы аннексировали во время переворота у нас Бессарвскую губернию за Днестром и нам бы очень не хотелось чтобы эта губерния отошла Райху после того, как Дакию оккупируют. Это наша земля, да и приближать границу райха к нашим стратегическим южным областям опасно. Конечно у нас пакт о ненападении, но все же...Райх — это Райх, он опасен. Нам надо вернуть Бессаравию. Лучше всего, вместе с нефтяными полями в Тоешти. Повод для войны с Дакией у нас железный — незаконная аннексия наших областей. Понимаешь к чему я?

— Не дура, поняла, — кивнул я. — Дакия объявляет войну Райху, терпит поражение, и в тот момент, когда ее армия будет разбита, мы в свою очередь объявляем ей войну и забираем свое без боя и большой крови. Делим ее с Райхом. Логичное решение. В чем моя задача?

— Молодец, — похвалил меня Ребров. — Понимаешь ситуацию сходу. Перейдем к сути дела. В войну с нами Райх ввязываться не будет в любом случае. Он просто не может себе позволить порвать пакт и открыть третий фронт на востоке. Но наплевать на наши интересы и по факту занять своими войсками Бессаравию и Тоешти до того как там окажутся наши части — вполне. Тогда все очень усложнится. Нам надо два-три дня после объявления войны, чтобы казачьи кавалерийские полки дошли от границы до этих областей и заняли их. И в эти два-три дня должен быть кто-то, достаточно сильный, кто объяснит дойчам, что это уже наши земли и находятся под охраной русского оружия. Надо их опередить и продемонстрировать решительную силу. Но ни в коем случае не воевать, миссия в целом скорее дипломатическая, чем военная. Никого более подходящего, чем ты и твой триста второй магический батальон для этого у России нет. Справишься?

— Капитан Дергачева выполнит приказ, ваше высокоблагородие, — вытянулся в струнку я.

— Не капитан...Подполковник Дергачева, — улыбнулся Ребров. — Таня, мы с Корнилиным как всегда на тебя надеемся.

Глава 10. Дакия. Встреча.

Отбывал наш батальон из училища вполне буднично, без всякой помпы. Никакой магии, никаких перелетов. Родной триста второй батальон получил из генштаба приказ выдвигаться на осенние армейские учения "Север-24", в связи с чем в полном составе вместе с необходимой матчастью загрузился в эшелон, следующий в Вологодскую губернию. Мои офицеры, попрощавшись на вокзале с родными, сели по вагонам и поезд, неспешно набирая ход, отошел от перрона под звуки "прощания славянки".

И лишь когда Питер остался позади, а состав на одном из полустанков повернул на юг, я велел командирам всех четырех эскадрилий собраться в штабном вагоне и вскрыл запечатанный пакет с новым приказом.

— Мы едем на юг господа, — сказал я, прочитав документ. — Ознакомьтесь сами и объясните обстановку своим бойцам, — протянул я листок собравшимся. — Я думаю, о том, что все эти сведения совершенно секретны, упоминать излишне?

Народ застыл на месте, удивленно глядя на меня.

— Читайте приказ вслух поручик, — вложил я бумагу в руки Юле. — И хватит хлопать глазами. Мы люди военные и должны быть готовы к сюрпризам.

— Что это значит? — Слегка побледнела Юля, взволнованно прочитав листок с текстом приказа и подписью Реброва до конца. — Мы собираемся воевать? Уже?

— Мы должны быть готовы в случае конфликта Дакии и Райха обеспечить интересы России. Сейчас границы Дакии находятся всего в тридцати километрах от Одессы. Это недопустимая ситуация, крупнейший российский город может оказаться практически на передовой. Не говоря уж о том, что Бессаравская губерния у нас отторгнута незаконно. Наше дело военное, — пожал плечами я. — Будет приказ, пойдем в бой. Но я не думаю, что все так страшно. С Райхом у нас договор о ненападении, а в Дакии нет боевых магов. Да и армия у них... В любом случае батальон справится с возложенной на него задачей.

— Граница самопровозглашенной Суомии вообще в двадцати километрах от Питера, — заметил Сергей Коротяев, комэск третьей эскадрильи. С ней тоже будем...

— Советую держать подобные мысли при себе, поручик, — холодно посмотрел я на него и парень тут же отвел глаза. — Быстрее до штабс-капитана дорастешь. Думайте пока над текущей задачей. Из поезда во время остановок выходить запрещаю, применять магию тоже. Имейте в виду, мою и ваши рожи, никто из посторонних не должен увидеть даже в окошко на станции. Для всех мы сейчас на севере, где-то под Великим Устюгом. Через трое суток будем в Севастополе, там увидим, что да как.

Люблю поезда. И в той жизни любил и в этой тоже ехал с удовольствием. Колеса тихонько громыхают на стыках, а ты смотришь в окно, не спеша пьешь крепкий чай, ешь немудреную грубую, но сытную дорожную пищу, валяешься на своей полке, ведешь неспешные ни к чему не обязывающие разговоры с попутчиками. Этакое межвременье — тебя нет ни там, ни тут. А уж в штабном вагоне, в отдельном командирском купе ехалось и вовсе замечательно. Чтобы не терять времени зря, мы с командирами звеньев и эскадрилий дважды в день прорабатывали тактику, собираясь на инструктажи и рисуя замысловатые кривые боевых маневров оловянными фигурками магов в руках, учили краткий военный русско-дакийский разговорник, проводили политинформации — в общем, я старался, чтобы подчиненные были заняты делом, а не размышляли о перипетиях судьбы. Так и доехали.

Погулять по Севастополю нам не пришлось. Поезд прибыл в город ночью и нас тут же, на фургонах с крытыми брезентом кузовами, перевезли в военный порт, где батальон взошел на борт бронепалубного крейсера первого ранга "Меркурий". Загрузив наши пожитки и припасы, перед самым рассветом крейсер вышел из порта и взял курс к берегам Дакии, охраняемый тремя миноносцами и тральщиком. Операция начиналась...

В море нам пришлось болтаться еще трое суток. Начался шторм, небольшой, но неприятный, баллов около пяти. По морским понятиям это даже не шторм — просто "свежо". Сущий пустяк. И вот на тебе — половина моего батальона полегла с морской болезнью, включая верных соратников Юльку с Пашкой. Как такое вообще может быть, они же пилоты, устойчивы к перегрузкам, что им какая-то качка? Но жизнь показала — в небе одно, а на море свои понятия. Получите, распишитесь: полбатальона валяется с бледным видом на койках, отказывается есть и вообще — малобоеспособно накануне важнейшей операции. Пашку от одного вида еды мутит и рвет каждые два часа, а Юлька вялая и дрыхнет как сурок зимой. И тут хоть злись, хоть не злись, а ничего не поделаешь. Когда операцию планировали, кто-нибудь об такой возможности подумал? Подозреваю, что нет. Гладко было на бумаге, да забыли про овраги... Я ходил злой как сто чертей, и даже на обедах в офицерской кают-компании крейсера старался помалкивать, чтобы случайно не сорваться, зыркая на всех изподлобья. Между тем флотские офицеры, особенно молодые, мной активно интересовались, пытаясь все время разговорить на ту или иную тему — личность я была известная. "Татьяна Батьковна, а покажите магию, хоть немножко, интересно же? Татьяна Батьковна, а где вы учились? Татьяна Батьковна, а расскажите о штурме Смольного. И хуже того, — Татьяна, а вам нравятся романтические стихи про любовь"? Поубивал бы придурков, честное слово.

Выручил меня командир крейсера, здоровенный пожилой дядька с густой черной бородой и руками-лопатами. Личность он был колоритная — каждое утро в кают-компании он начинал с ритуального чайного стакана водки, который ему подносил вестовой на серебряном подносе. Сам видел. Рядом со стаканом всегда лежали две баранки — целая и половинка. Командир залпом выпивал полный стакан, нюхал половинку баранки, потом вертел в руках целую и в итоге клал обе на поднос обратно, после чего говорил: "Ну-с господа, с добрым утром". Это означало — он готов выслушать утренние доклады старших офицеров, а затем можно приступать к завтраку. Несмотря на некоторую эксцентричность, командиром он оказался отменным, другого для предстоящей операции мне бы не предоставили. Профессионал, по характеру из тех про кого говорят "слуга царю — отец солдатам".

— Замолчали все! — Треснул он кулаком по столу как-то раз за воскресным обедом, заметив выражение моего лица. В тот момент меня окончательно достали, и я был уже готов "показать" магию. Так показать, что потом присутствующих от стенок не отскребешь.

— Распустили хвосты...п...павлины. У человека приказ, он о деле думает, понимать надо! Таня, дочка, не обращай ты на них внимание. Молодые дураки... Еще хоть один свой рот еще откроет, я ему самолично б...борзометр выкручу и в...в куда надо вставлю, — видно было что ему тяжело сдерживаться в моем присутствии. — А насчет своих магов не беспокойся. Ветер спадает, завтра к вечеру шторм утихнет, слово даю. Попустит твоих бойцов, подполковник, вот увидишь. И дакиец нас не заметит, проскользнем к берегу аки тени бесплотные. Все будет в лучшем виде, не сумлевайся.

Как ни странно, но случилось все ровно так, как предсказал командир крейсера. К вечеру следующего дня море утихло, качка спала до незначительной, и народ стал быстро приходить в себя, даже повеселел. А следующим утром радист сообщил новости — Дакия объявила войну Райху и ее армия пересекла границу. Еще через час пришло второе сообщение — Россия официально объявила войну Дакии из-за аннексии Бесаравии. Ну, а триста второму магбатальону пришел шифрованный приказ — операцию "стража" начать. Пора было идти на взлет.

— Не дергаемся, не волнуемся, держим строй, — кратко инструктировал я бойцов на палубе крейсера, шагая перед строем. — Васильев, летный ранец затяни потуже, что он у тебя на задницу съехал как у...Ты свой орб вчера тестировал или только подушку давил? Да? Молодец.

— В бой с дакийцами первыми не вступаем, у нас сейчас другая задача, — продолжал я. — Есть разведданные, что маги Райха могут нанести удар по промышленным объектам Дакии уже сегодня, до подхода своих основных сил. Наша сегодняшняя задача их встретить и объяснить, что восточная часть страны наша и не стоит толкаться в небе локтями. Следуйте за мной, наша первая цель — столичная промышленная зона. С Богом! — Я активировал орб и взмыл над темными волнами, заложив крен в сторону близкого берега, смотря как батальон, эскадрилья за эскадрильей взлетает вслед за мной.

Вообще-то инструкции у меня были немного другие. Ребров и штаб армии не знали про то, что Райх собирается использовать в Дакии двести третий магический батальон под командованием майора Дергушафф, а я им этого не сказал, незачем наводить начальство на ненужные мысли. Но в конечном итоге мне предписывалось действовать по обстановке, так что никаких проблем... В конце концов нам надо встретиться, раз уж мы тут оказались. Блин, я волнуюсь, оказывается... За себя-то я уверен, а вот японец...хрен его знает, где его перемкнет, менеджера-самурая. Как бы он не решил, что наиболее эффективным будет появившуюся сестричку просто прибить, чтобы не мешала его планам. Ладно, Рубикон уже перейден. Надо будет померяться силой — померяемся, у моей мосинки, между прочим, штык длиннее и патрон мощнее, а России я уже послужил.

Летели мы высоко, стараясь прятаться в облаках. По пути сделали пару продолжительных остановок в тихих рощицах для отдыха и перекуса. Пусть пока Таня геройствует и тратит силу на избиение дакийцев, мы не торопимся. К вечеру у промзоны будем.

Нас так никто и не заметил — страна еще жила по законам мирного времени, не ожидая врага с неба. Хотя, подлетая к столице Дакии, я чувствовал сильные далекие возмущения магполя — Танечкин двести третий развоевался вовсю. Ну что же, возможно это помешает им сегодня нас обнаружить. Слишком много магии сегодня использовано, все возмущения не отследишь.

Когда на небо высыпали звезды, мы были уже высоко над промзоной, в плотном строю, укрытые моим маскировочным заклинанием и ожидая гостей в полной боевой готовности. Скоро все решится.

— Командир, смотри, внизу на десять часов, — передал мне бинокль глазастый Пашка. — Кажется маги.

— Точно. Красиво летят...элита.

Двести третий летел как на параде. Впереди маленькая фигурка с золотистыми волосами в мешковатом комбинезоне, при виде которой мое сердце пропустило удар, за ней остальные маги. Вот они зависли вдалеке, сделав зачем-то паузу... ну да точно. Я натянул наушники на голову и включил прием на общей волне. В ушах послышался писклявый девчоночий голосок. Точь в точь как мой собственный.

...Соблюдая законы войны, мы предупреждаем вас, что заводы являются законной военной целью и вы скоро будете атакованы...

— Заходим к ним сверху-сзади. Тихо, — условными жестами отдал команду я. — Начали.

Батальон Тани, выждав минуть десять, несколько рассосредоточился, взяв винтовки наизготовку и направив стволы вниз. Вокруг их оружия стало разгораться яркое сияние магической накачки. Давайте ребята, вкладывайте больше маны, опустошайте орбы, делайте внизу большой бадабум. Вы сейчас как глухари на току...чем мы и воспользуемся. Шарахнуть бы в вас сей момент сверху залпом, да с полной фугасно-разрывной накачкой, и нету у сестренки батальона. Но пока не будем, мы не враги.

Грохнуло внизу знатно. Во все стороны полетели обломки, вспышка взрыва осветила все небо. Потом грохнуло еще раз и еще, промзона загорелась от края до края, взрывы продолжались почти без остановки. Сильны дойчи, что сказать...но, залюбовавшись делом своих рук, нас они не заметили. Мы уже подлетали к ним со спины, действуя как условились.

— Батальон, — заорал я по магической связи. — Оружие к бою. На месте замри.

Таня, как и положено командиру и лучшему магу почувствовала нас первой. Она тут же развернулась со своей винтовкой на месте, резко крутанувшись вокруг своей оси, Наша маскировочная сеть мгновенно разбилась от сорвавшегося с ее руки мощного заклятия, но было уже слишком поздно. Зрачки Тани расширились от увиденного зрелища, она замерла на месте в воздухе, на пару секунд сильно растерявшись. Было отчего.

В сотне метров от нее с оружием наизготовку и с уже подвешенными на винтовки заклинаниями висели мои маги, вдвое превосходя ее батальон по численности. Половина с щитобойными заклятьями, половина с фугасными, как я их учил. Все укрытые защитными полями и готовые к бою, со мной во главе. А вот ее батальон еще только разворачивался к нам, да и мана ее магов была израсходована после разрушительного залпа. Невыгодная позиция, что уж там.

Думаете, это ее остановило? Хрена с два. Я увидел, как она молитвенно закинула лицо к небу и начала что шептать, а вокруг ее фигурки быстро стало разгораться яркое сияние. Резкая девочка...

— Стой майор, не надо быть камикадзе! — Заорал я из всех сил на языке Райха, который учил еще с приюта. — Останови боевую накачку, мы не враги! Еще секунда и я командую залп! Твой батальон снесет к хренам, а тебе же без него карьеры не видать!!!

Не знаю, что на нее повлияло. То ли слова про камикадзе, то ли про карьеру. Но она усилием воли взяла себя в руки и медленно-медленно отвела винтовку чуть в сторону, а сияние ее маны немного ослабло.

— Кто ты? — Прозвучал ее слегка растерянный голос. — Ты существо икс в моем образе?

— Сама ты...на букву икс, — сказал я, передернув плечами. — Никакое я не существо, а подполковник русской армии Татьяна Дергачева, командир отдельного триста второго магического батальона. Мы тоже с Дакией воюем, если тебе интересно, сестричка. Сегодня Россия объявила ей войну.

— Сестричка? — Удивленно спросила Таня, пристально смотря на меня. — Ты моя сестра близнец?

— Ну, или брат, как тебе будет угодно, — продолжал я. — Думаешь, ты один такой умный, под поезд пнутый? Я подлетел поближе к строю их батальона и помахал рукой перед растерянной Серебряковой, которая как завороженная уставилась на мой триколор на левом плече. — Привет из Одессы Вика! — Улыбнувшись, сказал я ей по-русски. — Про тебя в России помнят. Ты как, кваску попить не хочешь? Или привыкла уже на чужбине к баварскому с сосисками?

Девушка в ответ лишь захлопала своими большими глазами и сильно покраснела. Ладно, пусть подумает над перипетиями судьбы, не до нее сейчас.

— Я думаю нам надо поговорить, — повернулся я снова к Тане. — Есть о чем и лучше бы с глазу на глаз. Хватит хвататься за оружие и накачивать энергию, лучше отдай приказ своим орлам немного подождать с дракой. Я не слабее тебя в магии, поверь. Иначе никогда бы так близко к твоему батальону не подобралась незамеченной. Наши страны не воюют и нам не следует. Что скажешь?

Танька уже полностью взяла себя в руки, это видно. Но от этого она не стала менее опасной. Наоборот, сейчас менеджер в ее теле включил на полную катушку свой логический аппарат, с проактивным мышлением и разными ключевыми параметрами эффективности. В этот момент он как компьютер считает вероятности и принимает решения, исходя из...чего? А не знаю я, чего он на самом деле хочет. Карьеры и высокого положения? Спокойной жизни в тылу? Власти? Из моего послезнания ничего не поймешь, слишком часто одно противоречило другому.

— Я принимаю приглашение к беседе, сестра, — наконец учтиво сказала Таня, изрядно удивив меня таким ответом. Она даже изобразила головой короткий поклон. — Недалеко отсюда есть небольшая рощица у поля, предлагаю устроить привал там. Батальон — повернулась она к своим магам. — Отставить атаку, но держаться в готовности. У нас дипломатические переговоры с русскими.

Посередине рощицы нашлась полянка, со следами старого кострища и поваленным сухим бревном. На нем мы и расселись вдвоем с Таней, разведя небольшой костерок и отослав своих подчиненных к опушке. Две Тани, две близняшки — сестрички одного возраста. И два совершенно разных человека.

— Кофе будешь...сестра? — Спросил японец, вытащив из кармана своего безразмерного комбинезона маленький термос и отвинчивая колпачок.

— Не...я чай люблю, послаще да покрепче, — достал я свой термос. — Но знаешь, давай сейчас твое кофе. Интересно мне, с чем ты его завариваешь, что оно тебя так вставляет.

— Просто старая привычка, — слегка улыбнулся японец, наливая мне ароматную жидкость в стаканчик. — Еще с той жизни. Его в офисе все литрами пьют, вот и привык. Знаешь, как я по кофе в приюте скучал, пока до офицера не дослужился, чтобы его себе позволить? Ладно, давай тогда я твой чай попробую. Какой сорт предпочитаешь?

— Екатеринодарский, с Кубани, — ответил я. — Весьма неплох, как по мне. А меня после приюта все время на сладкое тянет. Как вспомню свои первые годы впроголодь, лишний кусок хлеба было за счастье достать... На держи чай.

— Понимаю тебя, сестричка, — серьезно сказал он. — Сам через это прошел.

Какое-то время мы молча пили горячую жидкость, сидя рядом бок о бок и глядя на огонь.

— Рассказывай, — наконец тихо сказал японец. — Ты меня нашел, ты больше знаешь, тебе и начинать. Ты ведь знал, что я с батальоном буду здесь и сейчас над промзоной, иначе не застал бы меня врасплох.

— Хорошо, — кивнул я. — Пара моментов для уточнения. Ты японец, работал в две тысячи тринадцатом году в одной из крупных корпораций, уволил какого-то бедолагу, который за это толкнул тебя под поезд. Далее ты не сошелся с небесами во взглядах на атеизм и поэтому оказался здесь, сиротой в приюте. Верно?

— В целом так, — ответил он. — А ты?

— А я Леха Дергачев. Русский, инженер, две тысячи семнадцатый год. Послал подальше одного придурка, которому срочно были нужны деньги, а он толкнул меня под электричку. На небе попросил о снисхождении за грехи и мне его явили... Далее я очнулся подкидышем в бедный детский приют в России, жизненный старт тот же что у тебя. Магический дар, многократно усиливающийся от молитвы, у нас, думаю, также одинаковый. Как видишь, я тоже предпочел армейскую карьеру.

— Что-то я о тебе слышал, — задумчиво протянул японец. — Но не придал значения, мне на фронте не до России было. Выходит зря. Интересно получается... Хорошо, а откуда ты узнал, что мой батальон сегодня будет здесь?

— У меня чуть больше информации, чем у тебя, — сделал я еще один глоток кофе. — Хороший у тебя напиток, мозги здорово прочищает. Не особо много, конечно... Но я знаю об этом мире чуть больше, чем ты. Только я тебе ничего не скажу, сам понимаешь почему...

— Потому что мы не друзья и возможно будет врагами, сестренка, — кивнул японец. — Понятно. — Он опять задумался, прихлебывая мой чай мелкими глоточками и смешно морща свое детское личико. — Ты можешь сказать, что нас ожидает в конечном итоге? И для чего все это существу икс?

— Не могу, — честно сказал я. — Не знаю сам. Я с существом икс не беседовал, и в него не верю. Я в Бога верю.

— Ясно. Тогда зачем ты искал встречи со мной?

— Есть официальная причина, — достал я из кармана карту и запечатанный конверт. — Россия претендует на восточную треть Дакии. Вот тут, на карте, все отмечено. Это аннексированные в прошлом году дакийцами наши земли и еще кое-что в качестве контрибуции. У меня четкий приказ — за красную линию войска империи не пускать, до подхода к ней наших сухопутных сил. Включая боевых магов Райха. Так же на нашей части бывшей Дакии военные и гражданские объекты не должны быть подвергнуты чужой бомбардировке. Это четкий приказ и мой батальон его выполнит. Надеюсь, ты сможешь доставить бумагу в штаб, и все решится полюбовно?

— Ладно, — взял документы японец. — Принял к сведению, мое начальство немедленно получит послание. Россия хочет воспользоваться ситуацией и поделить с империей Дакию?

— Не мое дело обсуждать приказы, — развел я руками. — Но это официальная причина встречи. Неофициально — я хотел лично познакомиться с тобой, раз уж нас двоих забросило в этот мир с одинаковыми телами и даром. И заключить что-то вроде личного пакта о ненападении и нейтралитете. Я надеюсь, Россия не будет воевать с Империей и нас не бросит в бой друг против друга прямой приказ. Если так — ничего не поделаешь, пусть выживет сильнейший, хотя думаю, в этом случае мы погибнем оба. Но ты видишь сам, война приобретает мировой масштаб. И ее разрастание уже не остановить. Возможно, нам придется встречаться на полях сражений как союзникам или нейтралам. Пусть твой позывной для моего батальона будет "Самурай". Я все равно о Японии ничего не знаю, кроме того, что там самураи с гейшами пьют сакэ под сакурой.

— Тогда твой позывной будет "Медведь", — ухмыльнулся японец. — У вас в России мужики пьют водку с медведями, играя на балалайке, верно?

— Уел, — согласился с ним я. — Медведь, так медведь. Давай различать друг друга в небе и не враждовать. Я думаю, что мы в этом мире еще не раз встретимся, не зря же с нами произошла такая история. Боевые маги — они в любой дырке затычка. Если нам случится драться на одной стороне, я даже постараюсь оказать тебе и твоему батальону посильную помощь. Что скажешь? Я встал с бревна и протянул японцу руку.

— Принимаю, — немного подумав, ответил он. — Так будет правильно. Но только до тех пор, пока это не противоречит нашим приказам и воинскому долгу.

И он пожал мне руку, а потом коротко поклонился. Я сделал то же самое.

— Последний вопрос, — сказал я, убирая термос. — Зачем ты разрушил столичную промзону? Регулярная дакийская армия разбита твоим батальоном, оккупация Дакии — дело ближайшего времени. Все эти заводы вскоре отошли бы Райху целехонькие, вместе с рабочими. Зачем было делать предупреждение детским голосом, в которое никто не поверил? Зачем ты взорвал заводы? Из жестокости к противнику?

— Не понимаешь? — Серьезно спросил меня японец. — В самом деле?

Я утвердительно кивнул головой.

— Это эффективное решение, которое сохранит человеческие жизни и ускорит победу, — пояснил он. — Надо просто думать проактивно и смотреть вперед. Дакийская армия разбита, но мобилизационный потенциал страны довольно велик. Больших сил для ее оккупации империя выделить не может — обстановка на фронте не позволяет. Вместо немедленной капитуляции правительство Дакии могло собрать народное ополчение, вооружить его со старых арсеналов, и занять оборону на удобных рубежах. Кроме заводов в промзоне были крупнейшие оружейные и артиллерийские склады, — показала рукой на зарево моя "сестричка". — Видишь, как красиво полыхает. Так вот, пусть и собранное наспех, ополчение могло оказать некоторое сопротивление нашим войскам. Итог — тысячи или десятки тысяч погибших дакийских ополченцев и десятки, возможно сотни убитых солдат империи. А также значительные разрушения и жертвы среди гражданских дакийцев и перспектива партизанской войны. Теперь ничего этого не будет. Дакийское правительство в шоке от случившегося в один день разгрома на фронте и в тылу, ополченцев вооружать нечем, армии нет, военных заводов нет. Будет только капитуляция, без сопротивления. Чистая военная работа, ценой относительно небольших жертв. Теперь ясно?

— Ты и в самом деле эффективный менеджер, — только и мог сказать я.

— А ты хороший командир и тактик, — вернул он мне комплимент. — Здорово ты меня сегодня подловил, я думал нам конец. Но нам всем пора делать свое дело. Мой батальон возвращается на место дислокации. Послание я передам...и думаю, ваши условия примут, часть Дакии не столь большая цена за спокойствие на востоке. Надеюсь, мы еще увидимся в более непринужденной обстановке. Счастливо оставаться, подполковник Дергачева.

— И тебе хорошо долететь, майор Дегуршафф. Бывай, сестренка.

Через десять минут оба батальона были в ночном небе, разлетаясь в разные стороны друг от друга.

Глава 11. Опала.

Мой батальон отозвали из Дакии через пять дней после встречи с Танечкой, первого октября. К этому времени все было уже закончено. Правительство Дакии даже не сумело вовремя сбежать за границу, и вынуждено было подписать сразу два акта о капитуляции. Один с имперским командованием, другой с русским, совместную с империей процедуру капитуляции по политическим соображением устраивать не стали. Мы с Райхом не союзники и воевали против Дакии не в сговоре, правильно? Поройтесь, будущие историки, поищите в архивах предварительный план договора о разделе Дакии — фиг найдете, не было в истории ни таких бумаг, ни таких планов. Просто так само собой получилось.

Как я и ожидал, никаких проблем с имперскими войсками не случилось, очерченную на переданной мной карте линию они не перешли, как и предсказывала сестренка. Повоевать моему батальону пришлось лишь однажды, когда какой-то дакийский офицер под Тоешти, командовавший парой батальонов и артиллерийской батареей, открыл огонь по казакам седьмого донского полка, вступившим в эту провинцию на третий день операции. Оторвавшиеся в стремительном наступлении от своей артиллерии и обоза казаки неожиданно нарвались на плотный огонь и вынуждены были отступить с потерями. Их командир сообщил в штаб просьбу унять вражеские пушки, и триста второй магбатальон отлично выполнил приказ. Потребовалось ровно два захода на цель. Пользуясь случаем, на первом мы отработали практическую групповую атаку наземной цели с бреющего полета, а на втором — с пикирующего, а затем, посмотрев на разворошенную разрывами землю с разбитыми орудиями и валящимися телами, я дал отмашку казакам — действуйте. У батальона все было в порядке — мои офицеры доложили о паре десятков вражеских попаданий в защитные поля, но без единого пробития.

После было возвращение на борт крейсера, плаванье в Севастополь и путешествие железной дорогой обратно в родное училище. Приняли в столице нас хорошо — дали недельный отпуск, всему составу батальона выплатили боевые, командиров эскадрилий повысили с поручиков до штабс-капитанов, а рядовых офицеров с подпоручиков до полных поручиков. Моложе и стремительнее делающих карьеру офицеров, чем в нашем батальоне, во всей Российской армии было не найти, гвардейские полки могли обзавидоваться. Так что настроение у меня было настолько хорошее, что его не смог испортить даже разговор с Ребровым. Генерала весьма взволновала моя беседа с японцем с глазу на глаз, и он устроил мне форменный допрос, резонно предполагая, что она случилась неспроста.

Только я не раскололся. Совпадение, Матвей Филиппович, не более того. Нет, я не знала, что Райх пошлет своих магов первыми в атаку на дакийцев. Но это же логично в создавшейся ситуации, не так ли? Как я их так быстро нашла? Так мы же оба маги, господин генерал, детский вопрос. По возмущению магполя, конечно. Мне нужно было выполнить миссию, вступив в контакт с имперскими военными, чтобы заявить о наших требованиях, я ее и выполняла наискорейшим образом. Да, там оказалась моя неизвестная сестра-близнец, о которой я вам раньше говорила. Сама от этого до сих пор в шоке... Конечно мы с ней поговорили наедине, а как еще могло быть? Характер миссии не предполагал огласки, да и вы, Матвей Филиппович, положа руку на сердце, разве бы поступили на моем месте иначе? Нет, никаких особых сведений от нее я не узнала, она тоже была очень удивлена нашей встречей. Нет, ни о чем личном мы между собой не договаривались. Изложить весь наш разговор в письменном виде, максимально подробно? Будет сделано, ваше превосходительство. Но честное слово, ничего такого не было... Да, я с вами согласна, странно все это...

Ребров помучал меня пару часов вопросами, заставил написать рапорт о встрече с сестрой, но за саму операцию объявил благодарность. Так что все этим необычно теплым и солнечным для осени октябрем тысяча девятьсот двадцать четвертого года складывалось хорошо. А когда такое случается, это обычно означает, что большие проблемы уже на пороге.

О том, что Корнилин лег в больницу из-за обострения язвы желудка, я узнал от Реброва во время его визита в наше училище. Генерал-майор любил порою заехать к нам в Павловск, надеть левитирующий ранец и летный комбинезон и отлетать несколько кругов над полигоном, заодно отстреляв пару обойм по мишеням. Ребров стремился поддерживать свою магическую силу и боевые навыки в норме, жалуясь на обилие штабной работы. Я обычно составлял ему компанию, иногда мы устраивали учебные воздушные бои для моих офицеров. Которые я даже порою проигрывал... из уважения к начальству. Ну, а потом чай с закуской и иногда чего покрепче Реброву и разговор о делах насущных в моем кабинете.

О болезни Корнилина шеф отдела специальных операций говорил спокойно — мол, житейское дело, обычная плановая операция во избежание ухудшения. Казак он крепкий, еще не старый — волноваться не о чем. Я этому и особого значения не придал. Поэтому сообщение по радио о его смерти стало для меня настоящим шоком. Председатель исполнительного военно-народного комитета умер от остановки сердца прямо на операционном столе. Как потом показала экспертиза — опытный врач допустил ошибку. Находящемуся под хлороформным наркозом больному при ухудшении сердечной деятельности вкололи адреналин. Сам ли доктор так ошибся или ему подсказали — неизвестно. Но на следующий день после смерти Корнилина, на экстренном совещании большинством голосов председателем комитета был выбран министр промышленности России Анатолий Константинович Выпин. Он же стал главным распорядителем на похоронах и взял на себя руководство расследованием смерти Лавра Георгиевича. Расследование скоро зашло в тупик — взятый под домашний арест доктор покончил жизнь самоубийством, написав записку, что не может больше продолжать жить с таким грузом вины на совести, а других следов кроме врачебной ошибки найти не нашлось. Просто ошибка...врач волновался во время операции высокопоставленного лица и забыл о противопоказаниях применения адреналина при наркозе.

Через несколько дней после похорон подвыпивший Ребров впервые по-настоящему разоткровенничался со мной. Мы остались поздним вечером вдвоем в моем кабинете, и нам обоим было в тот момент очень и очень плохо. Бывает так когда уходит кто-то близкий... Хотелось выговориться, помянуть Корнилина, понять, что нам ждать дальше. Генерал был мрачен как туча и молчалив, а в его глазах появилась какая-то тоска. Я поначалу молча пил крепчайший чай, Ребров тоже, только наполовину смешав его в кружке с коньяком. Удар был сильнейший, но оказалось, что все не так плохо как я думал. Когда генерал все же разговорился, все оказалось еще хуже...

Матвей Филиппович посвятил меня в некоторые подробности подковерной политической борьбы в комитете. Формально комитет был един как "народ и партия" и голосовал по важнейшим вопросам единогласно, но реально его члены разделились на две крупные фракции — условные "военно-консервативную" и "народно-либеральную". "Народники", чьим неофициальным лидером считался Выпин, отвечали за реформы и экономику и, в общем-то, неплохо справлялись, страна приходила потихоньку в себя. Но при этом постоянно критиковали "узколобых консерваторов" в погонах, которые имеют одну извилину от фуражки, не дают развернуть реформы вовсю и вечно принимают половинчатые решения. Пока был жив Корнилин — он ухитрялся соблюдать баланс интересов, против авторитета "спасителя отечества" не пойдешь. Но после его смерти случилось неожиданное — за назначение Выпина председателем комитета, проголосовали министр юстиции и министр внутренних дел, которые раньше считались "консерваторами" и власть в комитете твердо перешла к "народникам".

— Чудно получается, но кроме как с тобой мне откровенно и поговорить не с кем, — устало сказал после третьего стакана "чая" генерал, расстегнув ворот мундира. — Никогда бы не подумал, что такое случится. А вот поди же ты... Маленькая девочка оказалась другом и соратником, который точно не сдаст. Мы же с тобой вместе нашли Корнилина, мы оба маги...но главное мы сейчас гарантированно в одной связке.

"Ага, ты да я, да мы с тобой", — подумал я, глядя как он посыпает сахаром дольку лимона. "Я один поначалу все тянул. И вытянул бы победу и без тебя, мой генерал".

— А теперь чего от народников ждать? — Спросил я вслух.

— Не бином Ньютона. Большой кадровой чистки, — Ребров, поморщившись, закусил лимоном глоток чаю, прикурил папиросу и крепко затянулся. — Сначала Выпин поставит на ключевые посты своих людей. В том числе и в армии. На меня уже в штабных коридорах смотрят как на прокаженного, которому недолго осталось... Руку жмут, а глаза отводят... Верные корнилинцы Выпину не очень-то нужны, их постараются с важных мест тихонько убрать. А мы с тобой Таня как раз самые верные корнилинцы и есть, так что мимо нас не пройдут. А потом — потом посмотрим. Самое страшное, если они развернут вовсю реформы. В стране куча противоречий, надо действовать очень осторожно. С вопросом о земле масса сложностей, много недовольных промышленной политикой. Но этим либералам хрен что объяснишь. А еще война на пороге.

— С Суомией? — деловито спросил я.

— Как догадалась? — Поднял взгляд на меня генерал.

— А с кем еще? — Пожал я плечиками. — К тому же я газеты иногда читаю. И вижу от статьи к статье ускоренную пропагандистскую предвоенную накачку. Да и в армии всякие слухи ходят...

— Твоя правда, — согласился со мной Ребров. — Лавр Георгиевич хотел решить дело миром. Суомии предлагали официальное признание независимости, мирный договор и вчетверо большие территории на Ковском полуострове. Взамен — всего лишь отодвинуть границу от Питера до сотни километров, за город Ваборг. Получили отказ. Кроме того суомы проводят скрытую мобилизацию и накопление сил на границе.

— А за ними стоит Северная Федерация, — добавил я. — Это их протекторат. Крутая каша заваривается.

— Северяне это фактор, — кивнул Ребров. — Но в открытую они нам войну не объявят, им проблем с Райхом хватает. Я так думаю. Но Суомам охотно помогут и добровольцами и ресурсами. События в Дакии многих насторожили. Нас теперь считают де-факто союзником империи. Я тебе больше скажу, совсем уж секретную вещь, — наклонился ко мне поближе Ребров. — Тебе можно. У Корнилина был посланник Антанты из соединенного королевства. С одним предложением — разорвать пакт о ненападении с империей и прекратить поставлять Райху стратегические ресурсы — нефть и железную руду. Взамен — суомы принимают наше предложение, отдают территории у Питера и проводят демобилизацию, северяне заключают с нами пакт о ненападении. А франсуазы прощают большую часть старых долгов, тех, что еще с самодержавия остались.

— И? — Поднял я брови домиком.

— И был тот посланник послан. Потому что если Райх рухнет, следующим номером Антанта будет делить нас. Боюсь, война с Суомией неизбежна. Вражеская отмобилизованная группировка, которую в два счета могут усилить войска Антанты, в двадцати километрах от столицы неприемлема. Кроме того, мы должны иметь возможность перекрыть вход в Питерский залив в случае крупной войны. Если бы фарватер, ведущий в Питер, не проходил вдоль суомского побережья, еще бы ничего. Но тут нас сама география лбами сталкивает.

— В таком случае нам не стоит беспокоиться о чистках, — улыбнулся я. — Накануне войны боевых магов не тронут. И ваш отдел тоже. Это каким дураком надо быть, чтобы так сделать. — Пока не о чем беспокоиться Матвей Филиппович.

— Так народники в основном гражданские, — вздохнул генерал. — Как и сам Выпин. К тому же после Дакии в генштабе шапкозакидательские настроения — дескать, что нам эта Суомия, сделаем одной левой, даже маги нам не нужны. Не знаю, может быть Выпин теперь решит не воевать, а снова попытаться договориться с Антантой. Только вряд ли, слишком далеко все зашло. Он хоть Корнилина не любит и штатский, но патриот. К тому же начальник генштаба обещает ему, что разобьёт Суомию силами одного военного округа за пару недель максимум. Говорит, что маги не нужны, войска сами справятся. Думаю, выслужиться перед новым председателем хочет. Он же, кстати, продвигает идею расформировать твой батальон.

— Что?! — Подался я вперед всем телом. — Как расформировать? Вы там все вконец охренели?! — Я чуть было не смахнул стакан с недопитым чаем на пол.

— А так... растащить магов по разным дивизиям, придав по звену каждому соединению. Да подожди ты сразу к пистолету тянуться, — остановил меня Ребров, криво усмехнувшись. — Еще не все влияние мы потеряли, за твой батальон сам Николай слово замолвил, да и многие военные глупость подобного решения понимают. И меня еще со счетов пока рано списывать. Прямого приказа о расформировании не будет, обещаю. Отстоим твой батальон. И тебя с командования не снимут. Пока. А вот к разным проблемам приготовься, я тебя сразу предупреждаю, боюсь тебя попробуют подставить так или иначе. Прикрыть везде и по полной, как раньше, я тебя уже не смогу, обстановка не позволяет. Выкручивайся сама, Таня, не маленькая, — хитро прищурился генерал.

Ребров оказался прав, неприятности не замедлили появиться. В начале ноября в батальон неожиданно приехал с небольшой свитой генерал — лейтенант Носенко, командующий Питерским военным округом. Посмотрев на меня сверху вниз, этот розовощекий толстяк в погонах, даже не дослушав моего доклада, презрительно процедил сквозь губу:

— Постройте батальон... подполковник. И просто постойте смирно в сторонке, как хорошая девочка, пока старшие говорят. Вы мне не нужны, девочка. Стоящие за ним офицеры угодливо захихикали, а я сжал руки в кулачки, из всех сил стараясь не активировать орб. Держись Таня, тебя, похоже, провоцируют. Ладно, посмотрим, кто кого.

— Есть построить батальон, — сузив глаза, ответил я. — Выполняю приказ. Господа офицеры, построить личный состав в полной выкладке, — повернулся я к стоявшим рядом со мной командирам эскадрилий. — Покажем его превосходительству магов.

Носенко прошелся вдоль плаца перед стоящим в строю батальоном, глядя в молодые лица офицеров и увиденное ему явно не понравилось. Смотрели мои маги на него, мягко говоря, без восторга. А не надо было со мной так обходиться, слухи быстро расходятся. Я демонстративно стоял в стороне, беззвучно насвистывая веселый мотивчик и выражая всем своим видом беззаботность.

— Буду краток, — наконец начал свою речь генерал. — Ваша девочка-подполковник, конечно, герой и заслуживает уважения... как символ. Но мы здесь все взрослые люди и давно понятно, что с этим балаганом пора кончать. Вскоре ваш батальон расформируют, а мне нужны в округе хорошие маги для армии, поэтому я сюда и пришел. Тому, кто напишет рапорт о переводе из спецбатальона в армейские маги прямо сейчас, обещаю самые лучшие условия. Перевод в гвардию, жилье в Питере, двойной оклад. Тем, кто промедлит — придется выбирать из того, что дают. Не исключая перевода в заполярье или в Туркестан. Кто готов написать рапорт, шаг из строя.

Я внимательно посмотрел на своих офицеров и подмигнул им из-под фуражки. Ребята стояли с каменными лицами. Из строя не вышел ни один. Да и то сказать — господин генерал действовал прямолинейно как дурак. Такие вещи не так делаются, не пред строем, к людям подход нужен...

— Не соображаете? — Развел руками генерал через минуту, когда пауза чересчур затянулась. Похоже, он слегка растерялся, думая, что хоть одного недовольного найдет. — Вот ты, штабс-капитан, — подошел он к Пашке, сделав сразу плохой выбор. — Ты молодой офицер, уже в большом звании, а еще вся жизнь впереди. Хочешь прослужить остаток жизни вместо столичной гвардии в Туруханских болотах?

— Никак нет, ваше превосходительство, — побледнев, сказал Пашка.

— Тогда пиши рапорт о переводе.

— Не буду, ваше превосходительство, — не меняясь в лице, ответил Пашка.

— Что ты сказал, мальчик?! Пиши перевод, это приказ!

— Осмелюсь попросить подобный приказ в письменном виде, ваше превосходительство.

— Идиот, — махнул рукой на Пашку генерал. — Ну а ты, что думаешь, — в этот раз он пристал к Насте, моей бывшей соседке по комнате вместе с Юлей в училище. Худенькая блондинка из Юлиной эскадрильи держалась скромно, вперед не лезла, и я подумал, что ее сейчас генерал сломает. Такая уж она была — тихая и покладистая, домашняя какая-то... Я даже из-за такого характера держал ее в группе спасения и поддержки, а не в атакующих эскадрильях.

— Напишешь рапорт, поручик? — Грозно рявкнул генерал, глядя на девчонку сверху вниз.

Настя, слегка задрожав перед толстяком, спрятала глаза в землю, а я почувствовал, что начинаю звереть по-настоящему.

— Никак нет, ваше превосходительство, — тихо произнесла она. — Не напишу.

— Да что вы все, сговорились? Ты дура!? — Побагровел Носенко. Потоптался немного, а потом повернулся ко мне.

— Может ты прикажешь своим офицерам, чтобы не они дурили, подполковник Дергачева? — Вспомнил он о моем существовании. — Если тебя так подчиненные уважают, то объясни им, что не надо губить свою жизнь и карьеру.

— Есть, — козырнул я. Подошел к строю и, активировав орб, немного взлетел над землей, чтобы быть повыше генерала. — Господа боевые маги, есть желающие добровольно покинуть батальон и служить под началом этого? — Я широко улыбнулся своим бойцам и показал пальцем на генерала. — Нет таких? Отлично. Господин генерал, желающих писать рапорта нет. У вас все? — Повернулся я к Носенко. — Если да, то позвольте откланяться, мне и батальону некогда. По плану у нас летная подготовка.

— В болоте сгною, девчонка, — прошипел мне генерал. "Ага, мы окончательно перешли на неформатное общение" .

— Сгноилка не выросла, толстый хрен, — тихо сказал я, так чтобы это слышал лишь Носенко. — Облезешь. "Ой, кажется, ближайшие офицеры в строю это услышали. А вот свита генерала -точно нет. На диктофон не запишут".

— Батальон, на взлет! — Отдал я команду, поднявшись еще чуть выше. — Приказывает подполковник Дергачева. Все айда за мной! И, полыхнув стартовым импульсом, я взлетел в небо, глядя как эскадрильи, одна за другой отрываются от плаца и занимают свой порядок в строю над училищем. Свита генерала замерла с закинутыми вверх лицами, сам Носенко что-то кричал. Да пофигу...добром с ним все равно не договоришься.

Генерал не соврал, в первой половине ноября батальон получил из генштаба приказ на дислокацию. Батальону предписывалось немедленно оставить училище и перелететь в небольшую деревеньку Нельма, близ озера Лача в Вологодской губернии и там ждать дальнейших приказов. И тут я понял, что имел в виду Носенко под "сгноить в болотах". Никакая это была не фигура речи, а самая что ни на есть реальность. Представьте себе ноябрь на севере, практически в лесу. Сотня магов, пара десятков специалистов из обслуживающего персонала и минимум оборудования, которое мы унесли буквально на руках. И небольшая деревушка в семнадцать дворов, рядом с озером. Холодно, периодически идет то снег, то дождь. Условий никаких — не выгонишь же хозяев из их домов, там и так семеро по лавкам? Кое как распихались вместе с крестьянами и скотиной под крышей... И все. Даже о снабжении батальона начальство не побеспокоилось, выделив нам лишь издевательскую сумму на закупку продовольствия у местного населения. Если бы оно было у него, это лишнее продовольствие. Прошел день, другой, третий, неделя, — приказов никаких, о нас словно забыли. Гордые маги во главе с легендарным подполковником значит? Посмотрим, как вы запоете, когда жрать будет нечего и крыша над головой протекает. Напишите рапорта о переводе, когда вам этот батальон хуже горькой редьки станет, никуда не денетесь, — примерно так я понимал ход мысли штабного начальства. И эти же нехитрые соображения объяснил своим офицерам, к чему скрывать правду? Народ не дурак, все всё понимают.

— Только хрен у них что выйдет, — добавил я, рассказав все своим комэскам. — Переживем и боеспособность сохраним. Батальон закрыть у них кишка тонка, а все эти политические игрища... Мы солдаты или кто? Сказано в уставе переносить стойко тяготы, значит, будем переносить. Все еще выправиться, без магов Российской армии не обойтись. Все наладится лучшим образом.

Сказать-то я сказал, но кошки на душе скребли. Скоро война с Суомией, а мы ерундой страдаем. И опять же — у меня в подчинении не серая пехота из крестьян, а аристократия. Они отличные парни и девчонки, но... На войне, это одно, а гнить под дождем и мерзнуть просто так, когда можно просто написать рапорт о переводе и здравствуй Питер и гвардейский статус... Как бы наиболее нестойкие не поддались соблазну. И что мне делать в этой ситуации?

"Соображай, Леха", — думал я, лежа в летном комбинезоне ночью на полатях в пропахшей дымом холодной хате и слыша, как завывает ветер в печной трубе. Что бы на моем месте сделала сестра Танечка? Наверняка японец попытался бы использовать какой-нибудь прием из своей менеджерской практики. А что могу я?

В голове вертелись разные мысли, но толку от них не было. Попытаться связаться с Ребровым, я же ведь не под арестом, верно? А толку, он наверняка в курсе, и так делает что может. Брать выше и пытаться достучаться до Николая? Нет...плохая мысль. Ныть и просить я не буду и точка. Батальон у меня героический, а я личность известная, можно сказать распиаренная. Нельзя свой имидж портить. Так-так, о чем это я? Имидж, пиар, слова-то какие, их тут и не знают особо... А что если?

— Пашка, — растолкал я через полчаса своего друга, лежавшего у стены на лавке, укрывшись старым зипуном. — Проснись, чудо вихрастое.

— Чего тебе Тань? — Сонно протянул он. — Только заснул...

— Да ты спи дальше. Только ответь сначала, у твоей мамы газетчик хороший на примете имеется?

— Возможно, — открыл со сна один глаз парень. — А зачем тебе?

— Да так... Кто-то же должен сказать обществу, что маги едины с народом, поскольку живут на скупые подачки его.

Глава 12. Новая война.

Готовил свою пиар-компанию я серьезно, отнесшись к предстоящему делу как к настоящей военной кампании. Первым делом я запасся гражданской одеждой для своих бойцов, потратив в окрестных деревнях на нее не только весь свой и Пашкин боевой денежный аттестат, но и заем от Авдотьи Павловны. Мы с Пашкой купили в близлежайщих деревнях и селах несколько десятков старых полушубков и зипунов, из которых крестьянки пошили для батальона гражданские летные комбинезоны. Получилось как надо: бедненько и коряво, но тепло и чистенько. То, что я задумал, в военной форме делать не стоило — не поймут, честь мундира превыше всего. Затем мы вместе с Пашкой сделали вечерний перелет в Питер и еще раз откровенно поговорили с Авдотьей Павловной, на тему ее знакомств с купцами и промышленниками Вологодской губернии. Она же к тому времени навела справки о подходящем газетчике. Дело начало набирать обороты и через несколько дней я переговорил сначала с коренастым, красномордым лесопромышленником Титом Савельевичем, а затем с молодым прощелыгой из популярного в провинции еженедельника "Русская Нива" Ваней Теренько, который писал очерки о крестьянской жизни под псевдонимом "Иван-народник".

Предложенная мною концепция поначалу повергла обоих в смущение. Тит Савельевич привык, что к нему нанимаются на работу разные артели лесорубов. Но маги-лесорубы были для него слегка чересчур... Ваня Теренько имел представление о заказном газетном материале, не мальчик. Но то, что материал для статьи можно сфабриковать целиком, не опираясь на конкретное событие, а создав информационный повод своими руками, было для него внове. Технологии работы с общественностью здесь были достаточно грубоваты, тонкостей журналистики постмодерна этот мир еще не знал.

К этому времени моему батальону в Нельме стало совсем невесело. Снабжения нет, продовольствие скудное, холодно, тесно и грязно. Да еще, наконец, выпал настоящий, глубокий снег и ударили первые серьезные морозы. Так что когда я собрал своих магов и предложил им немного поработать физически и магически, срубив деньжат для себя и батальона, никто не отказался. Мои бойцы, конечно, аристократы, но особенного презрения к физическому труду в здешней элите бывшей Российской империи не водилось. Царь Петр топором махал, а вы чем лучше? Тем более, что в тесном коллективе от слухов не убежишь — все догадывались: наша Танюха замышляет что-то хитрое и у нее есть план, а злость на начальство, загнавшее элитных магов в такие невыносимые условия, была сильна.

Так что после недолгих переговоров я как командир батальона ударил с Титом Савельевичем по рукам, заключив честную сделку — по пятнадцать копеек за куб древесины. Эскадрильи разбились на бригады, переоделись в гражданскую летную форму и полетели на лесоповал, прихватив с собой Ваню Теренько с фотоаппаратом.

На берегу реки Шексны рос отличный сосновый корабельный бор, участок под вырубку в котором Тит Савельевич выкупил совсем недавно. На этот лес у него был срочный заказ, но трудность состояла в том, что вырубить деревья и доставить их плотами по реке до места обработки он никак не успевал — река вот-вот должна была встать. А если ждать, пока деревья вырубят, пока схватиться первый крепкий лед, пока доставят бревна лошадьми по речному зимнику, то проще уж ждать весны и ледостава, который мог быть ближе к маю. Но это — если работать обычным порядком. Маленькая девочка Таня Дергачева со своими магами предлагала решить вопрос быстро — до первого зимнего льда. По удвоенным расценкам, само-собой.

— Ну что штрафнички, поработаем? — Спросил я ранним субботним утром свою первую бригаду магических лесорубов. — Если выполним дневной план, то сегодня вечером Савельич обещал нам накрыть поляну и заколоть жирную свинью на отбивные. К свинье прилагается бочонок полугара и пироги к пойлу. Лучшему звену по итогам работ — свежий торт воздушной доставкой из Вологды, шампанское и по червонцу премия. Вперед, лишенцы, лесоповал ждет! Спешите приобретать ценный навык, глядишь, в жизни пригодится на кусок хлеба с маслом заработать.

И мы начали валить лес. Магией это делать гораздо проще, чем топорами и пилами. Сфокусированные заклинания разрушения и "абсолютного лезвия" сносили толстые стволы один за другим. От сучьев мы начинали чистить стволы еще до того как срубали. Поднявшаяся в воздух к вершине дерева парочка магов обрубали их сверху вниз у основания ствола заклинанием "рассекатель", которое в бою обычно вешалось на штыки наших мосинок. Те, у кого маны побольше, левитировали готовые бревна к берегу, где укладывали их рядком для вязки в плоты. Не скажу, что мы работали очень уж эффективно — несколько единиц специальной гусеничной техники с опытными лесорубами из моего мира не сильно бы нам уступили. Но по сравнению с обычной, вооруженной топорами да пилами бригадой из этого мира, да еще в отрыве от всякой механизации — все было очень даже неплохо. Заказ мы отработать успевали. Но не это главное, не из-за денег же я затеял всю эту возню.

Рядом со мной все время крутился с фотоаппаратом Ваня. Я лично давал ему команду, когда надо делать снимок. Вот, бедная маленькая девочка в рваном тулупчике прет на себе здоровенное бревно, подкосившись под его весом и страдальчески сморщившись. Сплошная постановка конечно — магии у меня на левитацию пяти таких бревен хватит. На другом снимке мы с Юлей, по пояс в холодной воде вяжем плоты, на третьем парни собирают бревна в кучу или рубят топорами толстенные стволы и пушистые ветки. Все бедно, чуть ли не в рванину одеты, работают не покладая рук на фоне снега и суровой природы, молодые лица напряжены. Я старался не столько давить на жалость, сколько показать напряжение от тяжелой физической работы.

Весь участок мы вырубили за четыре дня, отправив связанные плоты по реке, уже начавшей покрываться по берегам первым льдом. Тит Савельевич сдержал слово и расплатился с нами честно, даже накинул премиальных. О чем я незамедлительно отчитался перед своими комэсками, временно превращенными в бригадиров.

— Вот, полюбуйтесь, — положил я на стол пачку ассигнаций. Собрание происходило в новом утепленном бревенчатом бараке с печкой, который, вместе с неплохой баней, собрала нам за десять дней нанятая в Вологде бригада плотников. — Три тысячи семьсот рубликов, копейка в копейку. Из них полторы тысячи мы должны плотникам за построенное жилье, примерно пятьсот рублей долг батальона за еду, гражданскую одежду и прочие мелочи, пятьсот рублей предлагаю раздать хозяевам домов в Нельме, в уплату за наш постой, чтобы не обижать приютивших нас крестьян. Русские боевые маги — не иждивенцы. Тысячу двести делим между собой. Вы командиры эскадрилий, вам виднее кто как работал, соберите людей и поделите деньги честно. В общем, выходим в ноль. Всем спасибо за отличную работу, все свободны, проект закрыт.

— А ты Таня? Сколько возьмешь себе как организатор и лучший работник? — Хитро улыбнулся комэск Сережа Коротяев.

— Один серебряный рубль, на память, — вздохнул я. — Мой интерес в этом деле не денежный. Да и ваш тоже. Если нас из армии попрут, мы всегда сможем артель открыть, господа, — улыбнулся я.

Теперь оставалось только ждать — сработает или нет.

Очередной номер "Русской Нивы" вышел с большой статьей Ивана-народника, под милым названием "Маги-каторжники". Под заголовком были две мои фотографии: одна в рваной одежонке с бревном на лесоповале и вторая — в летном комбинезоне с погонами подполковника летящей с винтовкой наперевес. Текст соответствовал названию. "Как же мы дошли до жизни такой"? — Задавался в статье риторическим вопросом газетчик. "Девочка Таня с детства терпела голод и лишения. Выросшая в приюте без отца и матери, она без всяких покровителей, лишь силой своего таланта и дара стала командиром боевых магов России. Всегда честно служила отечеству, награждена георгиевским крестом за храбрость. И вот, по чьей-то злобной воле, не имея никаких официальных взысканий, она вместе с остальными магами отправлена в глушь, практически в чистое поле (фотографии деревеньки Нельма с окрестностями прилагаются), без снабжения и помощи. И теперь ей с товарищами в свободное от службы время приходиться работать каторжным трудом на лесоповале, чтобы заработать себе и другим русским магам хотя бы на еду. Почему у нас всегда так получается, что лучшие сыновья и дочери отечества всегда терпят лишения? Доколе? И если государство оказалось равнодушно к судьбам своих лучших офицеров, то, может быть, народ скажет свое слово? Редакция Русской Нивы объявляет подписку — пожертвуйте, граждане, кто сколько сможет, на своих защитников, других боевых магов кроме этого батальона у России нет".

Статья имела успех, ее даже перепечатали столичные издания. И уже через неделю я забрал из редакции первые пять тысяч рублей переводов. Ваня Теренько хитро улыбался как объевшийся сметаной кот и говорил, что дальше будет больше, поток средств только растет. Жертвуют пока понемногу, но все, от простого рабочего до купцов и предпринимателей. Тема оказалась резонансная, народ в столице заговорил о батальоне. Так что все мои проблемы, можно сказать, решились — обустроить себе нормальное жилье, склады и полигон в Нельме лишь вопрос времени. Можно потихоньку перевозить в Нельму из Питера Сан Саныча с его хозяйством...

Правда, планам этим было не суждено сбыться. На следующей неделе в деревне появился Ребров собственной персоной. Увидев меня, он лишь хитро улыбнулся и коротко мотнул головой, спросив — Танюш, полетать на пару не желаешь?

— Конечно, Матвей Филлипович, — покорно согласился я.

— Натворила ты Танюха дел, ох и натворила, — сквозь смех сказал он мне, когда мы приземлились на небольшом уединенном островке посередине озера. — Признавайся, статья — твоих рук дело?

— Откуда я знаю, что придет в голову газетчикам? — Развел я руками, изображая полное недоумение. — Был тут один, ну и тиснул статью. А почему нет, Матвей Филиппович? Надо же сиротке как-то выкручиваться, вы же сами это сказали? Вот я и кручусь.

— Выкрутилась ты знатно, — согласился со мной генерал. — Носенко бегал как бешеный, чуть не с пеной у рта. Это по его прямой инициативе ты с батальоном была сюда спроважена. Он поначалу хотел тебя в уклонении от службы и едва ли не в дезертирстве обвинить.

— Хрена ему лысого. У меня все чисто, — пожал я плечиками.

— Это поняли и ему объяснили. Казарменного или военного положения не было, стало быть, выходные и увольнительные в батальоне офицерам положены, и ты можешь объявлять их своим личным приказом. Орб маг по своему положению носит всегда. Лес для купца вы валили не в форме, значит не при исполнении, закон и устав нигде не нарушен. Журналист на территории части не был, разговоров ты с ним официально не вела, он просто написал, о чем видел. Можно докопаться до мелочей, но... Да нас общественность тогда без соли съест. Но какой резонанс...,— сделал паузу Ребров. — Носенко вызывал на ковер сам Выпин и сделал ему грандиозный втык за идиотский поступок. Ты бы видела его глаза после этого — как у побитой хозяином собаки. Сам император звонил и интересовался — что за дела, почему героическую девочку обижают, у нас в России больше лес валить некому? Хуже того — из райха бумага пришла...полуофициальная, так скажем. Там спрашивают — если вы своих боевых магов на лесоповале используете, то, может, временно командируете их к нам? Добровольцами или еще как, придумаем схему? Мы им работу по профилю найдем, нам сестричка нашей Дергушафф с новым батальоном очень даже не помешает. Внакладе никто не останется, и государство и маги — всем оплату гарантируем.

— Это уже и в самом деле чересчур, — задумчиво протянул я. — Хотя...

— Никаких хотя! — Перебил меня Ребров. — Короче, своего ты добилась. Пусть твой газетчик напишет статью, про то, что произошла ошибка, усилиями общественности справедливость восстановлена, у магов все замечательно. На следующей неделе батальон возвращают в училище. Все будет как раньше, Носенко уймут. Но имей в виду, врагов ты себе нажила этой выходкой будь здоров каких...

— Я не золотой червонец всем подряд нравиться, — покачал я головой.

— Это точно, — то ли в шутку, то ли всерьез согласился со мной генерал. — Танечка у нас тот еще...бриллиант в погонах. Тебя же просили не лезть в политику? А статью тогда как расценивать?

— Я и не лезу. Пока. Но слово я давала Корнилину и вам, а сейчас ситуация изменилась.

— Хорошо, — кивнул головой генерал. — Принимается. Нашей старой гвардии сейчас твои действия только на руку. Магов пока не тронут, а потом...

— А потом будет война, Матвей Филиппович, — серьезно сказал я, ковыряя снежок на мерзлой земле носком унта. — Которая все спишет и расставит по своим местам.

Через пять дней батальону пришел приказ передислоцироваться обратно в Павловское училище. Оставлять Нельму было даже как-то жалко, только начали строиться... Наступил декабрь, затем мы в батальоне отметили новый, тысяча девятьсот двадцать пятый год. После было Рождество и рождественские праздники, а война все так и не начиналась. Про вернувшийся домой триста второй батальон все словно забыли — никаких приказов и распоряжений. Хотя я видел во время учебных полетов — войска вовсю стягиваются к границе с Суомией на севере за столицей. Палатки, костры, лошади, техника, пушки... картина готовящегося масштабного наступления с воздуха открывалась совершенно ясная, никто особенно и не скрывается. Только вот про магов все как будто забыли, хотя я думал, что уж нас-то используют в первую очередь, хотя бы для детальной разведки вражеской границы. Кто если не мы лучше всех выдаст координаты целей артиллеристам? Но нет, глухо как в танке.

О начавшейся войне я и офицеры батальона вообще узнали по радио, словно гражданские. В ночь на двадцатое января суомские миноносцы торпедировали три российских торговых судна с железной рудой, идущих в имперский порт в составе конвоя, потопив одно из них. На подобный акт неспровоцированной агрессии последовал Российский ультиматум властям Суомии о полной демилитаризации Питерского залива, который был отвергнут. Утром двадцать второго января Россия объявила самопровозглашенной Суомии войну.

Отдаленная орудийная канонада была иногда слышна даже на столичных улицах. Горожане настороженно прислушивались к далеким громовым раскатам, обстановка в городе царила слегка нервозная. Мои офицеры и вовсе смотрели на меня с немым вопросом — что мы тут делаем? Но приказов сверху не было, даже на казарменное положение я перевел батальон своим личным распоряжением. А на второй день войны я не выдержал и поехал к Реброву в штаб. Он мой официальный командир. Кто-то же должен объяснить, что за нездоровая фигня происходит?

— Генерал никого не принимает! — Твердо заявил мне секретарь, молодой высокий поручик, грудью закрыв дверь начальственного кабинета. Но Таня, если надо, может быть очень настойчивой девушкой. Посторонних нет? Нет. Ну и ладно. Активация орба, заклинание левитации, легкий силовой толчок и бедный поручик отправлен в недолгий полет в противоположный угол приемной.

— Чего тебе, Дергачева? — Почти зло бросил мне склонившийся над разложенной на столе картой Ребров, когда я ввалилась в кабинет. — Меня нет, я занят!

— Один вопросик имеется, ваше превосходительство, — умильным взглядом заглянул я генералу в глаза. — Какого хрена мой батальон не воюет!? — Треснула кулаком по столу Таня. — Что за хрень происходит, почему мы сидим в училище как мыши под печкой?

— Потому что приказ такой! Магам нельзя воевать!

— Что за удак отдал такой приказ?

— Не ори на командира! — В свою очередь закричал на меня Ребров. — Носенко отдал! Он командующий округом и командующий всей операцией. И он же заявил, что никакие маги ему не нужны — всю Суомскую компанию он закончит за два недели силами одного военного округа.

— Ни хрена он ее не закончит, — ответил я. — Неужели непонятно? Суомы как следует подготовились к войне, сейчас зима, там везде болота, озера и лес. Наступать можно только вдоль дорог, а дороги перекрыть не столь сложно. И Антанта им поможет. Мой батальон нужен на передовой.

— Вот пусть Носенко сначала облажается. А потом вступим в бой мы.

— Если ждать пока он облажается, тысячи ребят погибнут! — Закричал я. — Не до ваших игрищ, русские люди на передовой сейчас кровью умываются. Если мы ввязались в эту войну, то надо попытаться выиграть ее малой кровью. Для того страна своих магов и кормит!

— Так Дергачева, — злобно зашипел Ребров. — Пошла вон, не надо мне тут на мою совесть давить. Нельзя нам участвовать в кампании, понимаешь?! Прямо запрещено начальником генштаба. И если ты или я сейчас ввяжемся в бой, или сделаем еще какую-нибудь подобную глупость, то нас обоих отдадут под трибунал, ясно? Найдется кому, за обоими следят... Выпин считает, что маги ненадежны, понятно? Все, разговор окончен. Кругом, шагом марш!

— Так точно, ваше превосходительство, — сказал я, пытаясь взять себя в руки. — Батальон будет ждать приказа.

К сожалению, мои худшие предположения сбылись. Бодро начатое наступление быстро захлебнулось, забуксовав километрах в пятидесяти от границы. Суомы рассчитывали свои силы трезво и становиться в глухую оборону на самой границе не собирались. Границу наши атакующие части пересекли относительно легко и пошли дальше, сбивая до поры до времени с пути небольшие мобильные заслоны северян. И вскоре обнаружили, что наступать-то в таких условиях трудно. Глубокий снег, неровная местность, довольно пакостный густой лес — человек с трудом пройдет, а вот лошадь с телегой — уже никак. Холодно и что хуже того — ветрено и влажно. На картах стрелки чертить хорошо, а вот реально наступать по глубокому снегу и буеракам сложно. Как-то само собой вышло, что основная масса наступающих войск вместе с техникой сгрудилась на более-менее нормальных дорогах и по ним продвигалась вперед. И ожидаемо дождалась нехорошего. К войне суомы были готовы заранее и артиллерию они нашли — Северная Федерация хоть и не вступила в войну, ограничившись грозными нотами и отзывом посла из России, но Суомии помогла, выделив пару артиллерийских полков и одиночных магов. Орудия были давно замаскированы на подходящих позициях, дороги пристреляны заранее, оставалось лишь ждать, когда добыча сама полезет в капкан.

Начали веселье вражеские гаубицы, накрывшие плотную массу людей, лошадей и немногочисленной техники на дорогах с закрытых позиций. Стреляли точно по колоннам, сразу добившись прямых попаданий. А когда люди стали разбегаться из-под огня артиллерии, из леса по ним ударили из винтовок и пулеметов вражеские лыжники в составе легких "лесных" батальонов. Они-то знали местность, готовились к атаке и заранее взяли наступающих российских солдат в клещи. Организованное сопротивление было сломано и началось избиение наступающих колонн. Все в этом мире повторялось снова, хотя я так надеялся это изменить.

О постигшей передовые наступающие полки катастрофе, я узнал лишь через пару недель. Хотя о том, что все плохо, догадывался, конечно. Ранеными все госпиталя переполнены, слухи ходили — один другого страшнее. Как потом выяснилось, Носенко и впрямь был идиот — он не дал приказа применить магов даже тогда, когда катастрофа наступающих частей стала очевидной. И даже не остановил наступление, чтобы перегруппироваться. Вместо этого он раздавал один за другим очевидно невыполнимые приказы с матом и криками "взять любой ценой"! Да только толку от них... Где развернуть артиллерию для контрбатарейной борьбы, если все дороги забиты трупами, бегущими людьми и брошенными обозами, а координаты вражеских батарей неизвестны? Какой смысл гнать не приспособленные к лесной войне пехотные полки в лес один за другим? Их там встретят, есть кому... Ситуация складывалась парадоксальная: вроде по силам мы и превосходили суомов и укреплений вроде линии дотов как в моем мире у них не было, но победы не получалось. Получались бессмысленные атаки и котлы и даже взятые героизмом русских солдат ключевые пункты, не приводили к общему успеху, потому что суомы раз за разом перехватывали снабжение и продвинувшиеся вперед части попадали в очередной тактический котел, из которого их требовалось героическими усилиями вызволять... Негде было собрать силы в кулак и некуда было толком ударить, у наступающей армии словно выбили точку опоры, резервы таяли как кусок сахара в чае. Да еще и враги постоянно атаковали линии снабжения, в том числе — охотники-северяне из одиночных боевых магов.

В бой наш батальон ввели лишь по приказу генштаба в середине февраля. Я к тому времени уже издергался до последней степени — места себе не находил и стыдно было ребятам в глаза смотреть. И не я один...

Но всему приходит конец. Когда в моем кабинете раздался телефонный звонок, и я услышал в трубке голос Реброва "Понимай батальон Танюха, есть работа", то аж подскочил на стуле. Сердце от адреналина заколотилось быстро-быстро, а в голове была одна мысль — "началось".

Задачу Ребров ставил лично, срочно прилетев в батальон. Развернул карту, ткнул пальцем в точку на ней.

— Смотри Таня, вот здесь предположительно располагаются две суомские батареи. Требуется найти и уничтожить обе, они только что накрыли сорок второй полк на дороге Соваталла — Ялтаая. Затем наносим удар вот сюда — палец генерала описал широкую дугу. — Где-то в этом лесу предположительно находится штаб суомского второго корпуса. Нужен язык, желательно высокопоставленный. Ну и штаб в клочья, само собой. Это задача максимум. Точной информации нет, операцию заранее не планировали, но это надо сделать...

— Матвей Филиппович, сделаем! — Вытянулся я в струнку. — Разнесем все вдребезги и к хренам собачьим, давно пора, сколько можно сидеть в Питере и локти кусать! Но намекните хоть, какая корова сдохла? Почему триста второму, наконец, дали добро?

— Потому что Носенко намекнули, что если он не исправит ситуацию в ближайшие дни, то его ждет отставка и разбирательство по итогам, вплоть до трибунала. А он не нашел ничего лучше, чем рвануть в передовые порядки командовать наступлением лично. В результате штабная колонна разбита под деревенькой Ялтаая, командующий пропал без вести, возможно, попал в плен. А отделу специальных операций в моем лице надо что-то с этим делать. Я лично полечу с твоим батальоном, покажу ориентиры.

Глава 13.

Мы летели плотным строем метрах в пятистах над землей, держась за Ребровым, который внимательно вглядывался в проплывающий под батальоном пейзаж, пытаясь вывести нас на цель. Я сам довольно скоро запутался: несмотря на то, что я изучал карты близлежащих районов Суомии в училище, без минимального личного опыта полетов над этой местностью разобраться в мельтешении небольших заснеженных озер, крохотных речек и однообразных верхушек деревьев было трудно. Ясно было одно — генерал заходил на цель откуда-то сбоку, не напрямую со стороны фронта.

Вскоре послышалась отдаленная канонада, а я дал команду снизиться до ста метров. Незачем попадаться врагу на глаза раньше времени. Пушистые от снега кроны деревьев мелькали под самым Таниным животом, ледяной ветер обжигал лицо, в крови, как всегда перед боем, начал плескаться адреналин, заставляя сердце биться чаще.

— Батальон, готовсь! Огонь по обнаружению цели, схема "карусель". Следите за ведущими, держите строй, — отдал я команду, подлетая поближе к Реброву.

Неожиданно деревья расступились, и под нами показалось серое полотно дороги. А вот на нем... Нда. Какие-то догорающие повозки, трупы людей и лошадей, поваленные деревья, парочка съехавших в кювет брошенных автомобилей. Понятно куда вела огонь суомская артиллерия. Ничего, сейчас мы с этой проблемой разберемся. Направление откуда велся огонь уже примерно понятно.

— Таня, вижу чужого мага! — Раздался в наушниках голос Реброва. — Вверху слева на десять часов.

— Принято, — ответил я, зашарив взглядом по небу. Точно, есть такой, но слишком далеко и высоко, на пределе видимости. Не иначе, корректировщик огня. Что с ним делать, атаковать батальоном? Нет, пушки сейчас важнее, да и уйдет он. Приказать батальону атаковать пушки, а самому попробовать перехватить врага в одиночку, благо со мной в скорости мало кто может потягаться? Тоже нет. Хороша получится Танечка: сама все время говорит о необходимости командной работы, но бросает свой батальон в бою ради одиночной цели. Живи пока северянин, если догадаешься сейчас свалить, то у тебя есть шанс...

Первая батарея обнаружилась на небольшой возвышенности километрах в пяти от дороги. Неплохо замаскированная — набросанный на лафеты и стволы орудий снег, тонкие стволы деревьев и белые покрывала позволяли пушкам слиться с местностью при взгляде с высоты. Огонь они уже не вели, наверняка предупрежденные вражеским магом о нашем появлении. Но принятых мер оказалось недостаточно — выбранный артиллеристами холмик я и сам приметил как хорошую позицию для батареи, поэтому обследовал ее в бинокль с особой тщательностью.

— Работаем, — отдал я приказ. — Вижу пять целей, атакуйте за мной. — И нырнул вниз, заходя в бреющем полете на первое орудие. Мосинка в моих руках начала переливаться ало-синим светом, патрон сейчас вовсю впитывал ману фугасного заклинания. Ну, господа независимые, держитесь. Прицел уперся в точку, где из под белых тряпок и снега выглядывал ствол суомского орудия, палец в перчатке потянул спуск. Отдача, синее сияние сработавшего заклинания вокруг винтовки, и тут же набор высоты — все как на учениях. Где-то внизу вспух огненный клубок, вверх полетела земля, лед, куски деревьев и искореженные детали орудия. Начало положено. Вслед за мной в атаку на вражескую батарею заходил весь батальон.

Тактический прием "карусель" я позаимствовал от советских штурмовиков времен Великой Отечественной. Бойцы становятся в круг и снижаются один за другим на цель, первым атакует ведущий. Ведомый защищает ему спину, следующий за ним маг контролирует обстановку в воздухе. Отстрелявшийся боец тут же набирает высоту, давая место для атаки следующему магу, занимая свое место наверху в круге и накапливая ману для нового удара. Просто и эффективно.

Но не в этот раз. Такое число пулеметов и зенитных картечниц, которое ударило по нам из лесу, мне еще встречать в бою не приходилось. Десятка три не меньше. Поняв, что они обнаружены, суомы открыли огонь из всех стволов, и выяснилось, что русских магов они вовсе не списали со счетов. К нашему появлению были готовы...

Меня затрясло как при жесточайшей турбулентности. Резко навалилась усталость, силовое поле покрылось оспинами сполохов от попаданий пуль и картечи. Матерясь на весь эфир, я отчаянно начал набирать высоту, шарахаясь в стороны от пуль, мана стремительно таяла, казалось, на мне сошелся огонь всех пулеметов северян. Так лихо мне не было даже при штурме Смольного.

Кое как выйдя из под обстрела и стабилизировав полет, я огляделся с высоты. Да твою же за ногу, растудыть через колено, это же настоящая засада во всех смыслах. Я так останусь без батальона!

Мои бойцы храбро атаковали суомов вслед за мной — холм покрылся вспышками от взрывных заклятий. Но и получали ответку полною мерой — защитные поля моих магов расцвечивались отметинами попаданий как елочные гирлянды. Ребров тоже принял участие во всеобщем веселье, нырнув вниз и отстреливая вторую обойму по пулеметам. Вот поле одного из бойцов схлопнулось, и он неряшливо рухнул в снег, вслед за ним получил несколько попаданий другой, из Пашкиного звена кто-то тоже потерял высоту и зарылся в падении в заснеженный склон холма. Блин, да это же сам Пашка!

— Звено Никифорова все вверх! — Заорал я в эфир не своим голосом. — Уходите из-под огня, мудотрясы! Эскадрильи Коротяева и Лапина, нахрен пушки, огонь на зенитки, шевелитесь, уклоняйтесь! Я уже пикировал вниз, лихорадочно шепча слова молитвы: "Господи прошу, дай мне силу повергнуть врагов твоих. Очень прошу, не откажи, Всемогущий, тебе сложно, что ли? Блин, да как там моя сестричка выходила на мультирежим сопровождения целей? Если Дегуршафф это может делать, значит и Дергачева справится... Ага, кажется есть. Призрачные шестеренки и пентаграммы начали разворачиваться в нужном порядке, и перед моими глазами развернулось координатное поле, на котором красными точками подсветились ведущие огонь пулеметы. Так, всю ману кроме НЗ в выстрел. Попробуем разрывной самонаводящийся. Огонь!

К земле под моими ногами с винтовки сорвалось сразу с десяток золотистых стрел, а холм внизу засверкал от вспышек разрывов. Вражеский огонь после моего выстрела резко ослаб, и, пользуясь этим, я не сбрасывая скорости пошел на посадку у основания холма. Земля рывком бросилась мне под ноги, и маленькое Танино тельце, не удержавшись на своих двоих, провалилось по горло в пушистый снег рядом с Пашкой. "Как ты Никифоров!? Если ты дал себя убить, то я тебя воскрешу и еще раз убью"! — Думал я, вставая на дрожащие ноги.

Я рывком поднял скорчившееся в снегу Пашкино тело, закрыл его своим полем, и стартовал вертикально вверх, перекинув потерявшего сознание парня через плечо. Снял перчатку, прислонил два пальца к его шее — вроде дышит, пульс есть. Значит, жить будет. Только вот левый бок у Пашки в крови, но там вроде жизненно важных органов нет.

Остальных сбитых подобрали маги из Юлиной группы, сама Юлька тут же прикрыла меня с Пашкой полем, встретив нас в воздухе над холмом. Бой явно переломился в нашу пользу — все-таки сотня магов отстрелялась, и теперь мои орлы утюжили позиции суомов до состояния лунного пейзажа, почти не встречая сопротивления. Я в этом веселье участия не принимал, без меня справятся. Опустившись на расположенную неподалеку полянку, я принимал доклады по рации, перебинтовывая Пашкин бок своим индивидуальным пакетом, рядом с другими Юлькиными орлами, которые помогали раненым. Всего в батальоне оказалось четверо сбитых, из которых один уже оклемался, получив легкую контузию. Но остальные — явные трехсотые, причем Валерка Нилин ранен очень тяжело. Нет, ну надо же, не ожидал... Настоящая война, это всерьез, тут без скидок. Расслабился, решил, что тебе все по плечу, вот и результат, — зло подумал я.

— Таня... — глаза Пашки открылись, и он тут же расплылся в дурацкой улыбке, глядя как я заканчиваю бинтовать его бок. — Ты меня вытащила...

— Какого хрена ты дал себя подстрелить боец Никифоров? — Злобно рявкнул я на него. — Разжалую из комэсков к лешему за профнепригодность. Хватит лыбиться, штабс-капитан! Как себя чувствуешь?

— Х... ху...хорошо, Таня. Самочувствие хорошее.

— Ладно, считай отвоевался пока, — вздохнул я и повернулся к Юле. — Выдели из своей эскадрильи десяток магов сопровождения, пусть заберут раненых в госпиталь. Мы тут еще не закончили...

Вторую батарею мы нашли минут через пятнадцать вдумчивого изучения местности. И в этот раз я ошибки не сделал. Маги, в конце концов, не самолеты, они могут достичь приемлемой точности поражения и с очень большого расстояния, не обязательно пикировать на цель вплотную приближаясь к ней. Условия-то на самом деле тепличные, нет никакого смысла рисковать. Мы зависли в воздухе поодаль от вражеской батареи, там, где пулеметный огонь терял свою эффективность, и сделали несколько залпов, накрыв позиции суомов заклинаниями разрушения. Потом подлетели поближе и еще раз накрыли. И лишь затем раздолбали все образцово-показательно подлетев к самым позициям артиллеристов. Да — возня получилась долгой, потребовала много маны и большого расхода патронов, но мне жизни моих бойцов дороже. Хотя нам тут можно сказать лафа — воздушного противодействия никакого, враг сконцентрирован на отдельных позициях, а инициатива полностью в наших руках. И то я потерял четверых сбитых. А что будет на реальном фронте мировой войны, где опасность на передовой повсюду — и в воздухе и на земле? В общем, учись Таня.

— И где этот долбанный штаб? — Спросил я Реброва через час, поравнявшись с ним вплотную. — Мы так долго круги наматывать не можем.

Батальон только что пролетел над деревней Ялтаая, в окрестностях которой базировался второй суомский корпус, бойцы которого заняли укрытые позиции где-то в лесу. Но пригодных для атаки целей я пока не видел. И что делать? Спускаться ближе к земле, искать языка?

— Где-то здесь, — неуверенно ответил генерал, вглядываясь вниз в бинокль. Ребров сам устал — это видно. Бензина в баках, который может внезапно закончиться, у магов, конечно, нет, но от частого использования магии и постоянной генерации маны силы тают очень быстро. Не заметишь, как сам свалишься.

Я пожал плечами в ответ. Похоже, придется возвращаться, мы и так много сил израсходовали, нужна хорошая еда и долгий сон. Магу надо калорийно питаться и много отдыхать, ничего не поделаешь. Я теперь понял, почему Серебрякова через силу пихала в себя варево из котелка под комментарии товарищей: "работай ложкой, если хочешь жить". Никакая это не фигура речи, а самая насущная необходимость, голодный маг — мертвый маг. Ничего, главное что нам, наконец, дали отмашку присоединиться к веселью. Завтра устроим охоту по всем правилам. Я уже приготовился отдать приказ на возвращение, как сквозь треск статических помех услышал в наушниках смутно знакомый голос на русском языке.

— Русские боевые маги, послушайте щедрое предложение суомсих властей, — вещал кто-то на волне батальона. — Свободная Суомия обращается к вам как к людям, знающим себе цену. Выслушайте и не пожалеете!

— Да не вопрос, — первым среагировал Ребров, переключив свою рацию на передачу. — Внимательно тебя слушаем, вещай, красава. — Таня пеленгуй, — сказал он, прикрыв микрофон рукой. — Это маг, я чувствую.

Я лишь кивнул головой в ответ, разворачивая магическую сеть. Сейчас посмотрим, откуда у нас тут взялся суомский пропагандист, который легко взламывает магзащиту связи батальона.

— Суомы не хотят войны и чужой земли, — продолжал мужской голос. — Мы просто защищаем свою родину, мы хотим жить с Россией в мире и дружбе. Ваши правители бросили вас воевать и умирать за свои интересы, далекие от интересов русского народа. Вас, магов, элиту этого мира! Вы достойны большего, чем валить лес зимой и драться по приказу хозяина, рискуя жизнью и не получая за это ничего!

"Надо, же какая осведомленность", — думал я, пытаясь отследить напряжение в магических линиях. "Все-то мы знаем... И откуда мне знаком этот голос? Ага, а вот и ниточка в сети вроде тянется, как будто один из моих магов работает, очень похоже, приемы те же. Он ее, конечно, маскирует, но у меня дар получше будет. Ну-ка, ну-ка..."

Ребров тем временем отчаянно жестикулировал руками, показывая удивленному батальону на языке жестов — всем молчать, не мешайте. Условные жесты-приказы маг должен знать не хуже спецназовца — ситуации всякие бывают, этому еще на первом году обучения учат.

— У властей Суомии к вам уникальное предложение, — звучало тем временем в наушниках. — Сто тысяч долларов! Мы заплатим каждому перешедшему на нашу сторону магу целых сто тысяч американских долларов! Вы сможете жить богато и счастливо, как и положено людям вашего положения и таланта. Не надо больше воевать! Если захотите, вы сможете взять деньги и уехать на пляжи Калифорнии подальше от войны. У вас будет все: особняк, красивые женщины, автомобиль и полная удовольствий жизнь. Не нужно больше мерзнуть в небе выполняя нелепые приказы. Не бойтесь за родных — Суомское правительство не публикует списки пленных, никто ничего не узнает. У вас даже не отберут орб — гарантируем. Все что вам надо сделать — это бросить винтовку и выполнить одиночный перелет к одному из наших озер около столицы, а затем сдаться первым попавшимся представителям Суомской власти.

— На каких идиотов это все рассчитано? — Задал вопрос рядом со мной генерал. — Нет, правда?

— На молодых и глупых, — развел руками я. — На тех, для кого березка — это только дерево, а русское поле — просто ровная поверхность поросшая травой. Кое-кто судит по себе... Матвей Филиппович, кажется нащупала, он там прячется — показал я на облако вдали. Прикройте, я его попробую взять.

— А если он там не один? Давай вместе попробуем.

— Уйдет, — помотал я головой. — Почувствует ваше приближение и уйдет. Тут надо тонко работать. Я вместо себя оставлю рядом с вами свою иллюзию. А вы поддерживайте с ней разговор. Тем временем я под маскировкой наберу высоту и атакую его сверху, от солнца. Вам, кажется, нужен был язык? Будет.

— Не надо такого риска, — возразил Ребров. — Таня, ты мне нужнее любого языка. Потом поймаем.

— Вражеских пропагандистов надо валить, — твердо сказал я. — А пропагандистов и предателей тем более. — Сделал умильные глаза и ангельскую улыбочку и заискивающе посмотрел генералу в глаза. — Матвей Филиппович ну пожааалуйста... Разрешите хорошей девочке Танечке завалить мага, сделайте ей подарочек. Я вас очень прошу...

— Тьфу на тебя, Дергачева. Действуй. Но смотри мне...

— Все будет в лучшем виде шеф...

Я взлетел вертикально вверх, набрав сразу эшелон четыре тысячи метров и начал аккуратно заходить на цель сзади, стараясь сглаживать возмущения собственного магического поля. Тем временем враг продолжал бухтеть в наушниках, не замечая опасности. Действительно, чего боятся? Батальон завис в одной точке, слушая предательские речи, командир на месте. Где ты дружок? А вот они вы, — я навел свой мощный морской бинокль на две точки внизу. Маги, в экипировке северной федерации. И обоих я, кажется, знаю, — мой рот сам собой расплылся в широкой улыбке. "Абзац вам ребята", — подумал я, набирая ускорение и скользя вниз как с горки. "Не уйдете".

Увидели они меня лишь в метрах в тридцати над ними. Лицо дружка Алика Сагдеева исказилось от ужаса, и он судорожно схватился за свою винтовку, замешкавшись — то ли стрелять в меня, то ли защищаться ей как щитом. Большего он ничего не успел сделать. Штык мосинки с заклинанием абсолютного рассечения пробил его магическую защиту и вошел в грудь почти без всякого сопротивления. Я провернул штык в его ребрах и, оттолкнувшись ногой от живота мага, вытащил лезвие из обмякшего тела. Падай вниз, всего хорошего.

Сагдеев оказался неплох. За те пару секунд, что я возился с его дружком, он ухитрился подвесить на патрон своей винтовки заклинание разрушения щита и выстрелил в меня в упор. Мою ослабленную сегодняшними заварухами защиту снесло, но второй выстрел он сделать уже не успел. Здоровый, сильный, но медлительный — это ему в минус. А я быстрая и маневренная и это мне в плюс.

Кульбитом перескочив через его голову я оказался сзади и, пробив штыком его защиту, бросил винтовку болтаться на ремне. Левой рукой вцепившись в плечо парня, правой моя Танечка потянула из ножен клинок мага.

— Не дергайся Алик, — ласково шепнул я на ушко магу, который попытался рывком вывернуться и ударить меня прикладом. — А то я ножиком промахнусь и тебя некрасивым повесят.

— Ах ты сука! — Алик попытался из всех сил выскочить из моего захвата. Ему это почти удалось, как и самоубийственное наложение на себя заклинания полного хаоса. Но как маг я был сильнее. А значит в данный момент и физически сильнее, нужное заклинание я на себя наложил перед атакой. Мой клинок вошел ему в плечо, и винтовка парня вывалилась из ослабевшей правой руки, а плетение заклинания хаоса остановилось. Второй порез рассек ему локоть на левой руке, разрушая плетение хаоса окончательно, а затем я рывком схватил его за орб на груди и с мясом вырвал магический кристалл из крепления. Сагдеев заорал благим матом и обвис на моих руках, лишившись магии.

— Ну не надо так материться, не надо, — теперь только моя хватка удерживала предателя от падения. — А то я обижусь и пырну ножиком в твое нежное. Или отпущу вниз полетать. Успокойся Алик и полетели домой, в училище. Там тебя встретит добрый следователь из военного трибунала ему и пожалуешься, какая Таня плохая. Успокоился? Вот и ладушки, хороший мой.

Глава 14 Безымянная.

Следующие две недели фронт стоял на месте, а активных боевых действий на передовой стороны не вели. Но это не значит, что на линии фронта ничего не происходило. Допрос Алика, который, желая убежать от вырисовывавшейся впереди перспективы скорой прогулки к виселице, сдавал в тюремной больнице всех и вся, дал свои результаты. Кроме Сагдеева моим магам удалось захватить еще нескольких суомских офицеров, пусть и не особо высокопоставленных, так что достоверная информация о линии обороны и войсках суомов наконец-то появилась. Но даже не это главное. Главное — период бессмысленных атак и штурмовщины на фронте кончился. Новым главнокомандующим войсками суомского фронта назначили генерал-лейтенанта Толошина, из старых императорских кадров. Тот к мнению Реброва как главы отдела специальных операций прислушивался очень внимательно и вообще был осторожным командиром. Не нерешительным, а именно осторожным и вдумчивым. Была у меня с ним пара бесед — впечатление осталось самое положительное. Выслушал он мои соображения крайне внимательно, поблагодарил за службу, попросил и дальше оказывать содействие армии в разведке и воздушном прикрытии наземных войск в составе специального отдела. Про расформирование батальона все как будто забыли. Но что самое ценное — Толошину действительно надо было делать дело и побеждать, такое мнение я вынес из состоявшихся разговоров. А на мою личность было, в общем, наплевать. Если Таня полезна в бою и дает толковые советы, значит к ней надо прислушаться и ее поддерживать, а все остальные соображения пока оставить побоку, пусть она и трижды выскочка и вообще мелкая нахальная пигалица. Такой подход я мог только приветствовать. Мне тоже надо было послужить России — а остальное не суть важно.

Так что две недели подряд я со своим триста вторым батальоном занимался разведкой и контрпартизанской борьбой, выискивая в заснеженных лесах мобильные суомские лыжные роты и батальоны, обеспечивал проводку к фронту тяжелой артиллерии и обозов. А заодно мы сделали шесть налетов на два основных суомских оружейных завода. Та еще кстати оказалась задачка — тут вам не Дакия. Раздолбать-то мы их раздолбали, но я в итоге потерял еще двоих убитыми и шестерых магов ранеными, несмотря на все предосторожности. Бронированные ангары цехов сверху издалека особенно-то и не пробьёшь, а вблизи там такая ПВО — мама не горюй. Пришлось сделать несколько выматывающих ночных налетов под плотным вражеским огнем, опустошая каждый раз запасы маны до дна и прибегая к самой горячей молитве Всевышнему вместе с заклинаниями, чтобы пробить бетонные защитные сооружения. И по результатам Ребров дальнейшие бомбардировки суомских заводов все равно отменил, сказав, что Пиррова победа ему нахрен не сдалась и невосполнимых магов он на этом терять не будет. Проще охотиться за колоннами снабжения, те не так прикрыты. Хотя и это не выход — ты их поди найди и поймай. Магам когда-то еще и отдыхать нужно, если ночью мои орлы летали бомбить заводы — значит днем выполнять боевые задачи некому — выдохлись все.

Несмотря на все проблемы две недели затишья дали свои результаты. Мы как следует разведали оборону противника, тыловые службы, пользуясь затишьем, наладили, наконец, полноценное снабжение, питание и обогрев наших войск на передовой, отряды русских лыжников из охотников-сибиряков, которым я иногда придавал в усиление по паре магов из своего батальона начали успешно противодействовать суомских егерям. К фронту подтянули тяжелую артиллерию. Суомы пытались нам помешать артобстрелами и действиями диверсионных групп, но на собственное наступление не решались — сил у них для этого не хватало. А двадцать восьмого февраля российские войска начали генеральное наступление.

После трехчасовой артподготовки по всему фронту войска взломали суомскую оборону и начали медленно, но верно двигаться вперед. Проходя по десять — двенадцать километров в день, все время вводя в бой новые резервы взамен измотанных частей, активно используя артиллерию и не давая оборонявшимся суомским войскам время на отдых и перегруппировку. И уже к исходу первой недели наступления поставили суомское командование в очень тяжелое положение.

Город Ваборг попал к исходу пятых уток нашего наступления в оперативное окружение, а на седьмые сутки суомы вывели из него войска, опасаясь их окончательного уничтожения. К вечеру того же дня в него вошли передовые части второй сибирской дивизии. Подразделения двадцать второй и двадцать четвертой дивизий достигли значительных успехов на Ковском полуострове, продвинувшись на сотню километров вглубь вражеской территории. Флот высадил морской десант на суомском побережье Питерского залива и рвавшиеся к суомской столице войска Толошина совместно с моряками и морскими десантниками готовили операцию по окружению всей южной группировки суомов, одновременно с продолжением наступления на северные промышленные районы страны. Резервы суомского командования несмотря на объявленную мобилизацию были почти исчерпаны. А вот наши — далеко нет. Россия велика и ее военная машина только начала как следует раскручиваться.

В конце первой недели наступления отдельный магический батальон вывели с фронта приказом Толошина на четырехдневный отдых. По правде говоря — давно пора, острой необходимости в магах уже не было, а отдых бойцам требовался. Кроме пары затяжных тяжелых ночных вылетов на стратегические бомбардировки целей внутри Суомии мы делали еще по три-четыре боевых вылета в день. Люди устали, в конце концов у меня служили по большей части совсем молодые парни, почти дети. Участились контузии, пробития защитных полей и легкие ранения и, хотя больше смертей не было, но уже почти два десятка моих бойцов лежали на больничных койках. Я сам чувствовал, что детское Танечкино тело сильно устало, его в последних вылетах аж шатало в полете, а глаза все время слипались. Однажды между вылетами я даже заснул, присев на лавку рядом с Юлькой в оружейной палатке и на секунду закрыв глаза. А очнулся там же лишь через пару часов, лежа головой на Юлином бедре вместо подушки... Стыд -то какой для "железной Тани", хоть в глаза бойцам потом не смотри. И ведь никто не разбудил, хотя все видели, что командир бессовестным образом дрыхнет средь бела дня!

Были и другие неприятности. Валера Нилин, тяжело раненный при первой атаке суомской батареи все же умер в госпитале. И пришлось мне, как его командиру, писать матери похоронку, как и семьям двух других погибших магов. А это очень непростое и муторное занятие... Получается, это ведь я виноват в его смерти. Да война, да противник, да без потерь не бывает, все понятно. Но не уберегла парня от смерти командовавшая им подполковник Дергачева, не сумела защитить и спасти подчиненного, хотя должна была... И этот грех до конца жизни мне теперь не смыть, он навсегда на моей совести. Кому теперь нужны мои соболезнования, похвалы мужеству и доблести бойца, посмертные награды и похороны за счет государства, если вместо молодого, не дожившего и до двадцати лет парня в семью приедет гроб с его телом? Никому...

В полной мере я осознал это в больнице, когда, проспав первые сутки отдыха после вывода батальона с передовой, поехал проведать Пашку в госпитале. Парень был ранен не очень тяжело, но еще с месяц он в больнице полежит, пулевое ранение и хирургическая операция — вещи не из приятных, по себе знаю. Накупил своему любимому комэску по дороге разных вкусностей и прибыл в госпиталь заодно с подарочком — за последний бой и ранение штабс-капитан Никифоров получил свой первый в жизни офицерский георгиевский крест, который я и хотел вручить лично, как друг и командир. Я, кстати, за пленение Сагдеева тоже получил такую же награду, уже вторую. До комплекта немного осталось.

Пашка мне явно обрадовался. Бедняга даже порозовел и довольно разулыбался, присев в постели, когда одетая в великоватый для нее медицинский халат поверх мундира моя Танечка вошла в общую офицерскую палату.

— Боец Никифоров как жизнь, как здоровье? Доктора еще вконец не залечили? Это хорошо, это радует. Принимай довольствие, а то знаю я этих коновалов — поди одной пустой баландой кормят. Я вытащил из вещмешка на тумбочку кусок домашнего сала, копченую колбасу, сыр, апельсины, пирожки.

Паша с жадностью посмотрел на все это богатство и сглотнул голодную слюну.

— Тань, спасибо, конечно... но нельзя мне. Как я рад тебя видеть...

— Что это нельзя? Маг должен быть накормлен для скорейшего восстановления. Я тебе не только как командир, я тебе как друг говорю.

— Он же пулевое в живот получил, — отозвался с соседней кровати усатый казачий есаул с загипсованной ногой на перевязи. Его мундир зачем-то висел на стуле рядом с кроватью и погоны были прекрасно видны. — Доктора пулю из кишок доставали, зашивали там все. Ему еще с месяц можно кушать только жидкую кашку и бульончики. А то нутро воспалится и амбец.

— Правда, что ли? — Я даже покраснел от стыда. Хорош командир... О ранении Пашки я знал только то, что парень благополучно доставлен в госпиталь, ему сделана операция, жизнь вне опасности и друг идет на поправку. Ну не до того мне было — война, ежедневные боевые вылеты и схватки, другие раненые, сотни проблем, которые надо решать немедленно. Вот и лопухнулся.

— Правда, — со вздохом подтвердил Пашка. — Диета номер семь. Нельзя мне ничего вкусного, только полезное.

— Да ты оставляй свой гостинец здесь на тумбочке, нам можно, — продолжил есаул. — Мы все съедим за его здоровье. Кстати очень рад знакомству с легендарным магом. Подполковник Дергачева если я не ошибаюсь? Разрешите представиться: есаул Терентьев, первый кубанский казачий полк, к вашим услугам. Очень наслышан.

— Мичман Кондратьев, крейсер "Диана", — представился второй Пашкин сосед с загипсованными руками. — Штабс-капитан Никифоров нам про вас все уши прожужжал — какая вы замечательная девушка и прекрасный командир. Рад видеть идеал воочию.

— И что ты еще обо мне рассказал? — Строго взглянул я на Пашку.

— Да не, я ничего, я так, — в свою очередь засмущался Пашка. — Ничего особенного, Таня. Ты лучше расскажи, как дела в батальоне, как там наши ребята в моей эскадрилье воюют? Вместо меня Петя в комэсках или кто?

— Нормально воюют, — кивнул головой я, вдыхая прокуренный воздух палаты. Про борьбу с курением и про то, что оно вредно для здоровья, здесь ничего не слышали... — Петька пошел по твоим стопам, отвоевав с недельку — в медсанбате лежит контуженный, но легко, скоро выйдет, даже в госпиталь отправлять не стали. Тоже лихач оказался... Ладно, Никифоров, мы еще с тобой разберемся, когда из госпиталя выйдешь, — вздохнул я. — Получай пока заслуженную награду, — достал я из сумки коробочку с георгиевским крестом. — Наши ребята все тебе привет передают. Кстати Алика Сагдеева помнишь? Мы тут с ним давеча встречались как старые знакомые, думаю тебе будет интересно послушать...

Когда я уже собирался уходить, в палату вошла Авдотья Павловна, с банкой разогретого куриного бульона и миской с сухариками.

— Таня? — Охнула она, увидев меня. — Ты здесь?

— Пришла навестить друга, и принесла ему награду, — ответил я, из всех сил стараясь не опустить глаза вниз. — Он настоящий герой, мы все в батальоне им гордимся.

"Только ты его не уберегла", — прочел я в глазах матери. Или мне это показалось?

— Спасибо, — ответила она мне вслух. — Паша говорил ты его из боя раненого вынесла? Прямо под вражеским огнем?

— А он меня до этого на руках таскал, когда меня в Смольном ранило, — улыбнулся я. — Какие уж между нами счеты, свои люди.

Купчиха странно посмотрела на меня, словно что-то прикидывая.

— А давай мы его вместе бульоном покормим? Ты не торопишься по службе?

— Мам, я сам поесть могу, — замахал руками Пашка. — Не заставляй Таню задерживаться, у нее целый батальон таких как я. У меня с руками все в порядке и с головой тоже, ложку держать могу.

— А ты не возражай сынок, — ответила ему Авдотья Павловна с той интонацией, с которой обычно говорят детям: "помолчи мальчик, пока взрослые разговаривают". — Так как Таня, ты торопишься?

— Нет, Авдотья Павловна, — вздохнул я под взглядами четырех пар любопытных глаз. — Сегодня я совершенно свободна.

— Таня, а что ты собираешься делать дальше? — Спросила меня купчиха, когда мы вместе вышли из госпиталя.

— В смысле Авдотья Павловна? Служить дальше, конечно, тем более сейчас идет война.

— Я не про сейчас, — поморщилась женщина. — Я вообще. Война закончится и может пора будет заканчивать со службой? Паша у меня единственный сын, а его чуть не убило, несмотря на магический дар. Ты тоже с нашивкой за тяжелое ранение ходишь, а ведь ты по возрасту совсем еще девчонка, извини за прямоту. Тебе Пашка нравится?

"Ох нифига себе разговорчики пошли".

— Я к нему хорошо отношусь как к своему другу и как командир к подчиненному, — осторожно сказал я. — И ничего большего. Ну не свадьбу же нам играть Авдотья Павловна, — шутливым тоном сказал я. — Я бесприданница приютская и Паше неровня со всех сторон.

— Это ты просто маленькая еще, — не приняла шутки купчиха, ответив мне очень серьезно. — Маленькая девочка. Я имею в виду телом, умом ты возможно даже взрослее меня, не знаю уж как Господь такое чудо устроил. Ты вырастешь Таня и тогда жениха обязательно захочешь, женскую природу не обманешь. Я тебе прямо скажу: Паша от тебя без ума. Он у меня парень хороший, но немного слабохарактерный, да и твердой хватки ему не хватает. Боюсь ему свое дело передавать, когда его срок военной службы закончится. Проморгает сына все мое состояние, не управится. А вот с такой невесткой как ты...я бы была спокойна и за сына, и за семейное купеческое дело, и за внуков. Есть в тебе стержень: у такой жены и мужик в сторону никогда не вильнет, и деньги только приумножатся, и в доме порядок будет. Я от тебя сейчас ответа не жду, просто прошу — подумай.

— Как-то это неожиданно все, — промямлил я. — Вот так в лоб.

— А с тобой играть не надо, ты человек прямой, — пристально посмотрела мне в глаза Авдотья Павловна. — Вот я тебе прямо и говорю, как есть. Все равно вам с Пашей еще не один год служить, да и годами ты еще для свадьбы не вышла. Сейчас я тебя только об одном прошу — не дай ему погибнуть, он у меня единственный сын. И сама, пожалуйста, выживи. Обещаешь?

— Сделаю все что смогу, — честно сказал я.

— Спасибо Таня, это все что я хотела от тебя сейчас услышать. И приходи домой ночевать, что ты все в училище прячешься? Наш дом — твой дом.

К двадцатому марта катастрофа на суомском фронте для противника из предположений стала реальностью. Столицу Суомии удалось окружить семнадцатого марта, прорыв нашей центральной войсковой группировки на северо-запад расколол страну на две части, отрезав сильнейшую южную группировку суомских войск от промышленных районов, которые по существу уже было нечем защищать. На севере дела у суомов обстояли не менее печально. Я думаю они дотянули до такого положения дел продолжая безнадежную борьбу против нас, надеясь на вступление в войну против России Северной федерации. Но северяне, уже воюя с империей, на открытие второго фронта так и не решились.

Боевые задания стали легче, батальон перестал терять магов даже ранеными. Видно было, что противник выдохся. Система обороны суомов практически развалилась, теперь мы в основном занимались поиском и уничтожением отступавших частей врага. Мои ребята были очень злы — и тому была причина. В глубине суомской территории мы обнаружили концентрационные лагеря для русских пленных и не только. С началом войны суомы отправили за колючую проволоку всех российских граждан на своей территории, видимо, побоявшись возникновения пятой колонны. А условия содержания там были ужасны — холод и голод проще говоря. Насмотревшись на изможденных обмороженных соотечественников, мои маги оставили всякое рыцарство по отношению к противнику — наши атаки стали по-настоящему жестокими, на уничтожение. Увидел неприятеля — атакуй и разорви его в клочья вот и весь сказ, даже если он слаб, жалок и почти безоружен. Теперь я командовал уже не молодыми пацанами — маги насмотрелись разного, поднабрались боевого опыта, растеряли иллюзии и привыкли убивать. У меня по рассказам пленных появилось и свое прозвище. Звания "демона Рейна" я не удостоился, но вот "Русской ведьмы с ее проклятым выводком" суомы боялись, как огня.

Но все когда-то заканчивается. Двадцать второго марта я получил вызов от Реброва на совещание в штаб специальных операций. Собирался я недолго и к десяти часам утра уже был на месте. За столом для совещаний сидел Ребров, командующий суомским фронтом генерал-лейтенант Толошин и еще один незнакомый мне адмирал, представившийся командиром северного флота Фединым.

— Привет Дергачева, — встретил меня у порога Ребров. — Садись, располагайся. Если хочешь, дежурный принесет тебе чаю, знаю, что тебе без него думается плохо. Мы тут собрались одно дело обсудить, так сказать полуофициально, и я убедил присутствующих что твое мнение важно выслушать.

— Что случилось Матвей Филиппович? — Взволновано спросил я, поприветствовав по всей форме собравшихся. — Давайте, по существу.

— Суомия сдается. Прислали парламентеров, которые просят обсудить условия капитуляции. Прежде чем давать рекомендации Выпину и правительству, мы решили обсудить эту новость в своем узком кругу. Среди военных, так сказать.

— Понятно, — коротко сказал я, присаживаясь за стол. — Благодарю за честь господа, постараюсь быть полезной. Можно в самом деле чаю?

Ребров жестом подозвал ординарца, — Палыч, распорядись. И пирожных принеси. — Тот коротко кивнул и молча исчез за дверью.

— А какие сейчас есть мнения, можно поинтересоваться? — Задал я вопрос. — Чтобы быть в теме.

— Нет Дергачева, нельзя, — усмехнулся в усы Толошин. — Ты разве не знаешь первого правила военного совета? Младший по званию всегда высказывается первым, дабы старшие офицеры не изменили его мнения своим авторитетом. Ты здесь младше и по званию, и по возрасту, тебе и высказываться.

— Хорошо, — задумался я, приняв стакан с горячим крепким горячим чаем и делая первый глоток. Дайте подумать... Значит суомы решили сдаться. Это радует... А что у нас по линии разведки известно о действиях имперского командования против Северной Федерации? Не данных о подготовке атаки на северян с моря? Я предупреждала Матвея Филипповича, что этот вариант возможен.

Я же говорил господа, Таня нас сумеет удивить, — довольно сказал Ребров, обернувшись к остальным генералам. — Ты права, разведка доносит о признаках скрытой подготовке империей десантной операции. По всей видимости — против Северной Федерации. И что это меняет? Не тяни, говори как есть, здесь все свои. Для того и собрались.

— Значит, Империя хочет добить одного из своих противников, — продолжил я. — И вероятно его добьет если не помешает Республика или Бритты. Что это означает для нас? Надеюсь, Россия не собирается принимать сторону Антанты?

— Исключено, — серьезно ответил Толошин. — Но и о союзе с Райхом речь не идет.

— Понятно. Что же, это логично, на пороге мировой бойни мы должны как можно дольше оставаться условно нейтральными. Но вот какая штука — если Райх оккупирует Северную Федерацию, а мы Суомию, то мы напрямую соприкоснемся границами еще и на севере, что нежелательно. Кроме того — империя нуждается в богатейших запасах железной руды на территории Федерации, они нужны для ее промышленности. Лучше будет если этой рудой завладеем мы и будем продавать ее империи в обмен на золото, станки или технологии. Скажем, их наработки в области ракетостроения и танкостроения весьма интересны.

— Куда ты клонишь, подполковник? — нахмурился Толошин. — Мы что, должны объявить войну Северянам? Это автоматически повлечет войну со всей Антантой.

— Ну зачем же это делать нам? — Пожал плечиками я. — У нас тут целая Суомия есть, которая задрала лапки и готова на все, лишь бы не били. Предлагаю простой выход — независимая Суомия по результатам мирного договора передает России город Вабург, все побережье Питерского залива и приграничные промышленные районы. Отодвигает границу от Питера на сто пятьдесят километров. И, самое главное, — сделал я еще один глоток чаю, — объявляет войну Северной Федерации за вмешательство в ее внутренние дела.

— Тань, суомы на это никогда не пойдут, — возразил Ребров. — После того как северяне помогали им в войне против нас...

— Хорошо, тогда условием капитуляции будет полная аннексия Суомии и включение ее в состав России как одной из рядовых губерний, с утратой всех дореволюционных привилегий. Как думаешь, Матвей Филиппович, что они выберут — предательство союзника и территориальные уступки или полную ликвидацию своего государства?

— Но даже если так... Суомы не будут всерьез воевать с северянами.

— А им и не надо. Независимой Суомии на помощь против Северной Федерации придет корпус добровольцев. Так называемая добровольческая суомская интербригада, сражающаяся под отдельным флагом и под своим командованием. Усиленная боевыми магами, конечно. Суомам надо будет просто открыть границу. Смотрите, — я соскочил со стула и, взяв указку, подошел к висевшей на стене карте. — Можно будет даже по тайным каналам согласовать обе наших операции с империей. Сначала неожиданно для северян им объявляет войну Суомия и независимый добровольческий корпус сразу же наносит удар на запад от границы, захватывая рудники и перерабатывающие предприятия. Войск Федерации там минимум, оттуда северяне удара не ждут. А как только они начинают переброску войск и магов с юга чтобы выбить "Суомских" добровольцев, империя начинает на юге Федерации свою десантную операцию, пользуясь создавшимся временным хаосом. В результате мы имеем разгром Северной Федерации, захват стратегических рудников, которое Суомское правительство потом продаст или обменяет России на территории на Ковском полуострове и хорошие отношения с Империей. Бонусом идет демилитаризованное государство прокладка — Суомия на наших границах, и Россия по-прежнему останется нейтральной стороной конфликта.

— Все же поймут, что мы стоим за этим планом, — поморщился Ребров.

— Ну да. Только и так все знают, что северяне стоят за Суомией и помогают ей людьми и вооружением. И что? Объявлять нам войну, когда Суомия развернется против бывшего союзника нам никто не станет — это будет означать неизбежный военный союз России и Империи против Антанты. А формально мы не при делах, лишь отстаиваем свои интересы. Разве Бритты или Штаты делают иначе? Надо использовать победу по полной.

Ну ты даешь Дергачева, — наморщил лоб Толошин. — Удивила так удивила...

Боевому генералу было тяжеловато, я понимаю. Не привыкли еще в этом мире к таким резким решениям и прокси-войнам без объявления войны. Ну что же, будем нести прогресс во благо Родины.

— Но в твоем план есть рациональное зерно, — продолжил генерал — лейтенант. — Я доложу твои предложения председателю Выпину и правительству.

Глава 15. Интербригада.

Империя. Конец марта 1924.

Густой сигарный дым сплетался кольцами под высоким потолком, там, где горела сотнями электрических свечей громадная хрустальная люстра. Под ней в обширном кабинете за массивным дубовым столом сидело трое мужчин в тяжелых парадных мундирах империи — один коренастый, пожилой, с мясистой красной физиономией и большими кавалерийскими усами. Второй помоложе — высокий и худощавый, с узким длинным лицом и в щегольских очках на носу. Третий же был мужчиной средних лет, с устало прикрытыми глазами и глубокими мешками под ними. Перед каждым из них стояло по полному бокалу красного вина, но к напитку пока никто не притрагивался, зато пепельницы были полны окурков. Заседание имперского генерального штаба длилось уже не первый час.

— Что вы думаете о последней инициативе русских господа? — Спросил остальных коренастый, закуривая очередную сигару. — Вам не кажется, что это уже чересчур? Вот вы Эрих, что скажете?

— То, что русские подозрительным образом хорошо осведомлены о наших планах, герр Рудерсдорф, — блеснул очками Фон Руген. — Откуда они знают о предстоящей десантной операции в главном фьорде Федерации? Мы готовили ее в строжайшей секретности. У нас завелся крот, работающий на русскую разведку?

— Не обязательно, — возразил молчавший до того генерал. — Могли прокачать на косвенных. Массовая заправка кораблей топливом, увеличившийся грузооборот по железной дороге, сосредоточение войск в районе порта говорит само за себя... Но я согласен — это все очень подозрительно. Так вы полагаете, их предложение надо отвергнуть?

— Я этого не говорил, Ганс, — покачал головой толстяк. — Отнюдь. Будем реалистами господа — план Эриха с высадкой магического десанта в фиорде — это чистая авантюра. Да, он красив и изящен, отдел стратегических операций недаром есть свой хлеб. Я нисколько не сомневаюсь, что Дегуршафф с ее батальоном очень сильна и преданна Райху. Но впереди слишком много "если", которые так часто случаются на войне. Если самолет с ее штурмовыми магами обнаружат и собьют в воздухе еще до фиорда? Если пушки противокорабельных батарей будет защищать усиленное северными магами ПВО, которое окажется двести третьему не по зубам? Если пушки не будут вовремя уничтожены и атакуют наш флот или мы не успеем захватить железную дорогу? Тогда мы лишаемся нашего козыря — демона Рейна с его батальоном и отборных атакующих частей. И по-прежнему получаем войну на два фронта, но план "шок и трепет" будет практически неосуществим. Русские вместо журавля в небе предлагают нам синицу. Но синицу верную, удара с двух сторон Северная Федерация не выдержит и наша основная задача — план "шок и трепет" и разгром республики будет возможен.

— Тогда мы принимаем их предложение? — Спросил, приоткрыв ненадолго глаза, Ганс фон Зеттер. — Или нет? Надо на что-то решаться господа.

— Можно принять его с нашими дополнениями, — повертев руках остро отточенный карандаш, — ответил Эрих. — Они основывают интербригады в помощь будущей независимой прорусской Суомии, которая будет воевать против Северной Федерации, задействовав для этого магов? И даже настолько любезны, что предлагают нам согласовать наши планы? Хорошо, пока это в наших интересах. А что если нашим условием будет участие в их интербригаде батальона Дегуршафф? Ее таинственная русская сестричка по слухам очень сильна, но хотелось бы посмотреть ее в деле. Но даже если она вполовину так же хороша, как наша Таня, вдвоем со своими батальонами они уничтожат любого на своем пути, я в этом уверен. Сначала будет совместный удар двумя магбатальонами на севере Федерации, нашим и русским. А затем мы тихо перебросим оба батальона имперскими подводными лодками на юг для атаки фьорда и прикрытия высадки имперского десанта. Да, двести третьему батальону придется на несколько недель сменить погоны Райха на форму интербригад и не принимать участие в войне против Республики. Но не вижу в этом особенной проблемы, фронт на Рейне пока стабилен.

— Но русские наверняка наложат лапу на железные рудники, — возразил Ганс.

— Зато Северная Федерация навсегда выйдет из игры. Уже с гарантией. А с рудниками...договоримся. В конце концов, за них будут воевать не только русские "добровольцы", но и наши маги в форме интербригад. Победа получится общая, — убежденно парировал Эрих.

— В этом есть смысл, — задумчиво сказал фон Рудерсдорф, прикладываясь к своему бокалу. — Определенно есть, — забарабанил он пальцами по массивной столешнице. — Эрих, прорабатывай план операции и связывайся по секретным каналам с русскими. И ставь новую задачу перед Дегуршафф. Говорите: "Демон Рейна"? Пусть Антанта почувствует объединенный удар "Демона Рейна" и "Русской ведьмы" на своей шкуре, глядишь, потом кое-кто в Штатах и Соединенном королевстве станет сговорчивее, когда придет пора заканчивать эту войну...

За покрытым белой скатертью столом мы с Пашкой сидели вдвоем. Юлька ушла куда-то гулять, скорее всего — по модным магазинам, Авдотья Павловна задерживалась по делам в конторе ее торгового дома, так что обед в это воскресенье прислуга сервировала в столовой только для нас двоих.

— Мы должны будем одеть суомскую форму? Таня, ты шутишь что ли? — Пашка чуть не поперхнулся кулебякой с гусиными потрошками, которую он ел вприкуску с аппетитно пахнувшим наваристым борщом. — Да как так можно? Это же против всяких правил.

— Можно, если прикажут, — сглотнул я голодную слюну, глядя на него, и отправил в рот ложку жареной гречневой каши, закусив ее соленым огурчиком. — Вот ты скоромное в Великий Пост жрешь не стесняясь прямо на глазах товарища, так? Это по правилам?

— Так доктор велел и батюшка Никодим благословил скоромное, — растерялся парень. — Не чревоугодия ради, а только укрепления сил телесных для...

— Вот так и с формой. Подполковник Дергачева прикажет и благословит — оденешь не только суомскую форму, но и набедренную повязку из страусиных перьев. Если для дела надо будет, скажем негром в Африке прикинуться.

— Тань, да ладно тебе. На, наложи себе борща и подобрей пожалуйста, — подвинул по белоснежной скатерти в мою сторону фарфоровую супницу парень. — Ты тоже солдат, тебе можно.

— Я сейчас не солдат, — отодвинул я супницу обратно, выдерживая характер. — И даже не офицер. Я сейчас просто девочка Таня за домашним обедом. Вот когда фуражку надену и кобуру нацеплю, тогда и буду есть все подряд, оправдываясь боевыми действиями и военной необходимостью. А сейчас — нет, у меня пост.

Парень смущенно посмотрел в свою тарелку и бросил ложку, потянувшись за широким блюдом с кашей.

— Да ешь ты борщ, не смущайся, — остановил я его. — Мне кашу оставь.

— Но ты сказала...

— Что ты такой нерешительный в самом деле Пашка? Хороший боец должен трескать съестное так что за ушами трещит, а на подколы товарищей во время еды внимания не обращать. Мало ли что я тебе сказала, у меня свои резоны, может я религиозная шибко, тебе почем знать? Мать тебя балует, да и на диете ты похудел, а впереди фронт. Нагуливай жирок пока, пригодится. Кушай и слушай, что я тебе скажу. Форму суомов надевать не надо будет, ты меня понял неправильно. Мы не вооруженные силы Суомии, мы некие абстрактные добровольцы — интернационалисты. У нас свое командование, добровольческое, суомские генералы нам до лампочки. Форма та же, российская, но погоны только со звездочками, без гербов, на сером фоне. Триколоров и прочей государственной символики на форме тоже не будет. Ну и еще кое-какие изменения. Ты подробнее у матери можешь спросить, заказ на форму через ваш торговый дом оформлен. Как и на остальное — одеяла, новые вещмешки, комбинезоны и прочую мелочевку. Реброву понравилось с Авдотьей Павловной работать.

На самом деле это не Реброву так уж понравилось работать с торговым домом Никифоровых, а я его лично упросил, — все закупки для спецотдела и магов вести через Авдотью Павловну. На то были две причины, — раз уж меня неофициально чуть ли не приняли в семью, а я не отказался, то быть в ней нахлебником стыдно. Давать деньги из жалования за постой и обеды тоже нельзя — Авдотья Павловна не возьмет и обидится. Ну что же, дадим возможность честно подзаработать нечужому человеку на госзакупках. И называйте это хоть кумовством, хоть коррупцией — мне все равно, я не идеалист в розовых очках, воюющий за общественную справедливость, я по другому профилю. Но была и вторая, еще более важная причина — я хотел замкнуть снабжение батальона на людях, которым доверяю, чтобы не было косвенных утечек информации. Вот та же форма интербригад — если северяне узнают, что ее заказывают, то могут и сложить два и два. Авдотья Павловна проследит, чтобы все было шито-крыто и сохранит тайну, а так же за качеством проследит, от этого жизнь ее сына косвенно зависит. А другой поставщик? Хрен знает.

— Меня на самом деле другое волнует, — вздохнул я и решил поделиться тайной с товарищем. Все равно через двое суток вылетаем на фронт, а Пашка не разболтает, в этом я был уверен. — Нам в помощь Империя навязывает двести третий магический батальон. Тот самый, что мы встречали в Дакии. Они тоже будут на время операции "суомскими добровольцами" в нейтральной форме.

— С твоей таинственной сестрой во главе? — Тут же спросил Паша.

— С ней самой, — скривился я.

— Так это же здорово, — не понял моих опасений парень. — Два наших батальона это сила! Разнесем северян в пух и прах.

— А кто будет главным? А как мы будем взаимодействовать? Я, знаешь ли, привыкла сама командовать и планировать операции как мне удобно. Моя сестричка, подозреваю, тоже себе на уме и весьма решительная и властная особа. Как бы ни возникли проблемы.

— Договоритесь как-нибудь, — промямлил Пашка с набитым ртом. Парень опять отдал должное борщу.

— Мне бы твою уверенность, — покачал я головой. — Иногда мне кажется, что одной воевать было бы проще.

Кроме собственно магов, в интербригаду вошли два сибирских пехотных полка, из тех, чей личный состав наилучшим образом зарекомендовал себя во время суомской войны. Также к нам командировали несколько десятков офицеров с Кавказа, обладающих какой-никакой альпинистской подготовкой и разную сборную солянку из добровольцев, пожелавших принять участие в операции числом до батальона. Немного — но народ отборный, грамотный и умелый. Так же немного горной артиллерии, и собственно все. Ставка была на стремительный рейд боевой группы, усиленный магами, а не на долгую операцию. Мы должны были подавить пограничное сопротивление северян и выйти к рудникам Федерации, от которых до границы Суомии было чуть больше сотни километров, перерезав железную дорогу, доставляющую руду к портам и продержаться с неделю, оттянув на себя войска северян и создав неразбериху. Дальше дело было за Империей. Задача вполне посильная, на мой взгляд.

Имперские маги прибыли в наш полевой лагерь за пару дней до начала операции. Моя сестрица сходу решила показать характер. Двести третий прилетел на рассвете, без всякого предварительного оповещения на оговоренной волне, хотя должен был это сделать. За облаками, прячась в режиме маскировки на большой высоте. Подозреваю, не столько для того чтобы укрыться от чужих глаз, сколько для того чтобы неожиданно плюхнуться во всеоружии на нас с темного неба, застав врасплох, спящих, и взяв реванш за наше прошлое неожиданное появление в Дакии. И у них бы это получилось, если бы я не ожидал, что Таня выкинет что-то в этом духе. Но тут не вышло — специально проинструктированные мной посты магов — наблюдателей успели засечь имперцев на подлете, хотя и в последний момент. Я все же успел поднять батальон и выскочить из палатки одетым по всей форме, когда сверху спикировали Дегуршафф вместе с Вишей, все в сиянии от импульсов магии торможения своих левитаторов на ногах.

— Привет сестренка! Что-то вы долго, мы вас уже заждались, — поприветствовал я Таню на имперском языке. — Как дорога, в полете случаем не укачало, господин майор? Уши ветром не продуло, ты, как я вижу, предпочитаешь летать без шлема?

Дегуршафф состроила странную гримаску, видимо не сразу решив как себя вести. Похоже, она была слегка раздосадована, что эффектного появления имперских валькирий среди русских варваров не получилось. Но потом до ушей улыбнулась, и ее круглое личико приняло ангельское выражение.

— И я тоже тебя очень рада видеть сестра. Как здоровье, как сама? Говорят, суомы твой батальон крепко потрепали, есть погибшие и было много раненых. Приношу свои соболезнования, у меня такого даже во время самых тяжелых боев на Рейне не случалось.

Хуже всего было то, что нас слушали маги обоих батальонов, столпившиеся кольцом вокруг палатки. Совсем другая ситуация, чем во время прошлой встречи. Тогда нам делить было нечего и никому друг от друга по большому счету ничего не надо, поэтому и беседа прошла спокойно и по-дружески. Теперь -не так. Японец — хороший командир и хороший боец и привык подчиняться своему начальству. Но то начальству. Моего авторитета он просто так не признает ни за что. Ему перед собственными бойцами марку держать надо — они должны видеть, что сильнее их майора нет никого и их Таня — самая крутая Таня из всех Тань в этом мире. Иначе будет подрыв авторитета командира и боеспособности батальона, что недопустимо. А еще он хочет произвести на моих магов впечатление, показать превосходство себя и своих людей, в идеале — нагнуть меня в подчиненное положение, возможно — даже получил подобное распоряжение от начальства, что-то вроде "разузнай, каковы они — эти русские маги". Я, кстати, в аналогичной ситуации. А нам еще как-то взаимодействовать в бою потребуется и если каждый начнет тянуть одеяло на себя, ничего хорошего не выйдет.

— На войне всякое бывает, бывают и потери, — пожал я плечами, решив пока не нагнетать. — Мы для вас на правах хозяев палатки вон там приготовили — я показал рукой в противоположный угол нашего лагеря на лесной поляне. Там же найдете еду, дрова и припасы. Обустраивайтесь, отдыхайте с дороги, а потом я попрошу тебя зайти ко мне в командирскую палатку, господин майор. Пообщаемся с глазу на глаз как нам лучше выполнить задачу.

— Хорошо, господин подполковник, — не стала упорствовать Дегуршафф. — Часа через два буду у тебя.

— Нет, русский, тебе я подчиняться не буду, — подтвердила мои худшие опасения Таня, когда мы мирно вкушали чай с кофе и заедали его сухарями в моей палатке, подальше от чужих ушей. — Не хочу, да и не имею права. У меня приказ на самостоятельные действия в помощь вашим войскам и не более того. Предлагаю следующее — я сама разрабатываю операцию по атаке рудников с участием наших обоих батальонов. Ты негласно признаешь мое лидерство и слушаешь мои приказы, выраженные предельно корректно, в виде просьб, задевать твой авторитет перед бойцами не стану. Так будет правильнее всего.

— Ага, а потом мой батальон по плану операции должен будет помогать вам с атакой орудий в фиорде и высадкой десанта. И мне с бойцами там тоже слушать твои команды и подчиняться? Счаз, размечтался самурай о сакуре...

— А что в этом такого? Пойми сестренка, здесь нет ничего личного, — серьезно ответил японец. — Просто у меня больше боевого опыта, больше умений, поэтому мне всеми магами и командовать. Ответственность тоже на мне. Я не собираюсь подставлять тебя или твоих бойцов под огонь, будь уверен. Я собираюсь выполнить отданный мне приказ наилучшим образом.

— Нет, — улыбнулся я. — Не пойдет, коллега. Или работаем вместе и договариваемся по-хорошему на равных либо воюй отдельно, как тебе вздумается. Под тебя не пойду.

— У меня прямой приказ работать вместе, — пробурчала Дегуршафф. — Во имя налаживания контактов между нашими державами.

"И разведки боеспособности русских магов", — подумал я про себя.

— А давай так, — после недолгого молчания рубанул я воздух рукой. — Раз уж мы с тобой начали выяснять кто из нас в наших стаях самый главный альфа-самец, то давай подеремся? Сразу все и прояснится.

— В смысле? — Слегка опешил японец.

— Тренировочный поединок в воздухе, — уточнил я, ставя пустую кружку из-под чая на раскладной столик. — У тебя в маузере пять патронов и у меня в мосинке пять. Защиту ставим по полной, заклинания на срыв защитного поля не применяем. Остальные заклятья подвешиваем на патроны в два процента от мощности, так чтобы только зафиксировать попадания. Кто в чье поле чаще попадет, тот и победил. Там и станет ясно, кто главнее.

— Я тебя легко сделаю, — усмехнулась Дегуршафф. — На глазах твоих и своих людей. Оно тебе надо?

— Не надо быть такой самоуверенной сестренка. На все воля Божия, — я демонстративно перекрестился. — Бог меня не оставит.

— Вот как? — Тон голоса Тани стал откровенно злым. — Никакие Боги тебе не помогут победить меня, подполковник Дергачева. Я принимаю твое предложение.

Глава 16. Учебный поединок.

То, что я слегка сглупил, я понял почти сразу, когда в условленный час после обеда вышел в центр лесной поляны, на которой уже собрались следить за поединком маги обоих батальонов. Да что там слегка, крупно сглупил, очень уж у всех бойцов вид был заинтересованный. Даже слишком. Тут ведь какая штука: мне в запальчивости показалось, что идея учебной схватки с сестричкой неплоха. Никаких зрелищных гладиаторских поединков я устраивать не собирался. Стреляю я, скажем без ложной скромности, весьма неплохо, еще с той жизни, когда осваивал, будучи сержантом — погранцом, снайперское дело. И в танечкином тельце я о стрелковой подготовке не забыл. Когда выдавалась такая возможность, надолго пропадал с мосинкой на стрельбище, отстреляв не одну тысячу патронов, поэтому шансы победить в стрелковом поединке у меня были неплохие. Собью немного спесь с японца, чтобы он сильно не звездился и перестал гнуть свою линию, — думал я. В конце концов, в моем батальоне учебные поединки магов — рутинная тренировочная программа, у Дегуршафф, полагаю тоже, должна же она своих бойцов тренировать для воздушных боев? Разомнемся, заодно посмотрю на японца в деле и себя покажу.

Но так думал я. А вот стоявшая напротив меня Дегуршафф, судя по застывшему взгляду льдисто-голубых глаз и скривившемуся в недоброй усмешке личику — нет, она собралась драться до конца. И собравшиеся бойцы обоих батальонов, похоже, ждут эпического боя слона с китом. Судя по их рожам, они пришли посмотреть не на учебную схватку, а на бой за титул абсолютного чемпиона мира по боксу и футболу одновременно. Только попкорна и раздетых поклонниц с помпончиками в руках не хватает, даже здоровенные белые полотнища с нашими именами откуда-то приволокли, не иначе, чтобы текущий счет на них писать, как на стадионе. Виша уже готовится записывать поединок на свой орб, а позади нее здоровенные маги из имперского батальона о чем-то договариваются с моими молодыми орлами. Э...да они никак предлагают русским магам делать ставки? А мои соглашаются?! Вашу за ногу, дисциплина ни к черту, после поединка буду кого-то выворачивать мехом внутрь... Кстати, интересно, в каком соотношении ставят на мою победу? Ладно, не время сейчас о грустном.

Поправив на себе ремни, и слегка подпрыгнув, чтобы убедиться, что левитатор на пузе закреплен как следует, Таня жестом подозвала к себе Вишу.

— Виктория Ивановна будет моим секундантом, — пояснила она. — Тесниться в воздухе во время поединка нашим батальонам не следует, пусть наблюдают с земли или с небольшой высоты. Но кто-то должен вести счет, следить за правилами и подтвердить победу одной из сторон.

— Разумно, — не стал возражать я. — Тогда я тоже беру одного секунданта.

Любительница кофе лишь коротко кивнула в знак согласия.

"Пашка или Юлька? Пожалуй, Юля. Паша недавно выздоровел и вообще...не надо, не с его характером".

— Юля, поможешь? — Спросил я девушку, подозвав к себе. — Сможешь быть моим секундантом в поединке и проследить за правилами?

— Конечно, — надев фуражку, кивнула Юля. — Штабс-капитан Юлия Альдеева к вашим услугам господа, — представилась она имперцам.

— Второй лейтенант Виктория Серебрякова, очень приятно, — тихо ответила Виша по-русски. Видно было, что она изрядно смущена тем, что дело приходится иметь с соотечественниками и ей слегка не по себе. Но смущение — смущением, а спину японцу она всегда прикроет, в этом я не сомневался ни секунды.

— Тогда излагаю правила учебной схватки, — решил еще раз уточнить я. — Взлетаем вместе одновременно и разлетаемся в стороны, поединок начинается через полминуты после взлета. У каждого одна обойма в пять патронов. Заклинания на выстрелы вешаем слабенькие, в два процента от мощности, лишь для того чтобы зафиксировать попадание в защитное поле, смертоносных заклятий не используем. Ну, и начинаем воздушные маневры со стрельбой. Кто в кого чаще попадет тот и выиграл по очкам. Продолжительность поединка — один час или до исчерпания патронов у обеих сторон. Принимается?

— Если проигравший обязуется признать старшинство победителя в предстоящей операции, — добавил японец. — Я участвую в этом деле для результата. Иначе увольте, я лучше пойду в палатку пить кофе, не собираюсь заниматься бессмысленными полетами.

— Хорошо, — согласился я. — Пусть так.

— Тогда начинаем. Надеюсь, ты не совсем вялая, сестрица, и нам удастся славно повеселиться! — Улыбнувшись во все тридцать два зуба, японец активировал орб и, дав стартовый импульс, ракетой ушел в покрытое серыми облаками небо.

Взлетев следом за ним вверх на полкилометра, я сразу же повернул влево, прекратив набор высоты, и активировал орб, используя последние секунды перед схваткой. Где она? Любимые приемы Дегуршафф я примерно представлял, так что поиск надолго не затянулся. Ничего нового. Всю фору по времени японец использовал на скорейший набор высоты и...ну, правильно, и еще на создание собственной иллюзии за ближайшим облаком. Что же — логика у японца как у ракеты зенитного комплекса С-300. Взлететь как можно выше, а потом падать на противника сверху, маневрируя и пользуясь преимуществом в скорости и высоте. Вот и замечательно. Взяв винтовку наизготовку, я заложил вираж над поляной, ожидая атаки. Давай, иди сюда, к папочке...

Первой меня атаковала созданная японцем иллюзия. Качественная такая, достоверная. Вылетела из-за облака и замерла, наведя на меня оружие и явно подставляясь под мой огонь. Настоящей Тани видно не было, — укрытая маскировочным полем, она заходила сверху — слева, ее присутствие выдавала только работа виртуальных шестеренок, укрытых общим возмущением магической сети. Так что мой ответ был прост, — сделав вид, что целюсь в иллюзию, я при приближении Дегуршафф резко провалился еще ниже к земле и кувыркнулся ногами вверх, резко переместив траекторию огня, фактически упав в воздухе на спину. Метнул перед собой разрушающее маскировку заклинание и увидел метрах в ста от себя несущуюся на меня сверху Таню. Увидев, что ее заметили, она попыталась уйти вправо, но инерция движения еще протащила ее с секунду вперед. Сухо щелкнул выстрел, и защитное поле японца расцветилось зеленым. Один-ноль, я веду. А теперь снова вираж и набор высоты с маневром, попробуем перехватить инициативу и атаковать японца сверху, от облаков.

Следующие минут двадцать схватки описать детально я бы не смог. Мы безуспешно пытались переиграть друг друга в маневре. Дегуршафф, поняв, что ее иллюзии и маскировка против меня бесполезны, перешла к странной тактике — имитации серии нападений и быстрых отступлений. Она ухитрялась быть буквально везде одновременно, делая массу бессмысленных на мой взгляд маневров и изображая атаку со всех сторон. Справа, слева, сверху, снизу — везде мелькали ее золотистые вихры. Дегуршафф то стремительно приближалась, то ныряла вниз или уходила в сторону, выкинув очередной воздушный кульбит. Мне приходилось маневрировать в ответ, чтобы не попасть ей на прицел и так продолжалось минута за минутой. Смысла я в этом не видел, мы попусту вертелись в небе и сжигали ману. Виша с Юлей, сначала старавшиеся держаться поблизости, теперь разлетелись в стороны и смотрели на нас в бинокли, не в силах уследить за нашими хаотическими перемещениями вблизи.

Беспорядочно кружась в воздухе, Таня не позволяла сделать мне точный выстрел, слишком уж она была шустра и непредсказуема — невозможно прицелиться. Но беспокоило меня не это. Я откровенно не понимал ее замысла — подобная модель боя, скорее напоминающая сумасшедший танец, прежде всего не давала ей самой возможности поймать меня на мушку, для этого надо было хотя бы пару-тройку секунд двигаться прямолинейно. И в чем смысл? На что она вообще рассчитывает, если не собирается стрелять, а только провоцирует меня? Что она задумала? Решила, что я устану быстрее? А ведь может и так. Ладно, сестричка, у меня тоже есть для тебя сюрпризы...

Поймал я ее на очередной воздушной "восьмерке". Как японец ни старался быть непредсказуемым, а все же повторил одну из своих любимых атак. Сделав петлю навстречу мне, он решил пролететь у меня над головой и, развернувшись за моей спиной, атаковать снова. Был бы я вражеским магом, то на первом круге "восьмерки" получил бы удар штыком в шею, а потом бы меня добили во втором заходе, если потребуется. Сейчас в планах японца, похоже, задумывалась пуля или две в упор. Но я маневр предугадал, резко набрав высоту и поймав Дегуршафф в прицел на обратном круге. Выстрел и снова попадание. Второе очко в моей копилке.

Вот тут он разозлился всерьез. Мне поначалу показалось, что японец сейчас плюнет на все и сорвется в любимую рукопашную, очень уж у него лицо перекосилось в момент попадания. Но нет... Резко ускорившись, Дегуршафф ушла в облака, выходя из контакта. Ушла прямолинейно, свечкой, так что я успел выстрелить ей вслед, но в этот промазал, неверно оценив скорость полета. Что же, бывает, у меня еще два патрона. А вот у нее целых пять и это мне очень и очень не нравиться.

Снова закрутилась карусель воздушного боя, но чем дальше, тем больше я понимал — хорошего мало. Я банально устал. Постоянно требовалось держать защитное поле, резкие маневры выматывали перегрузками, во рту пересохло, а лоб покрыл холодный пот. Перед глазами временами вспыхивали цветные пятна, мозг перестал справляться с функцией авиагоризонта и я уже не понимал из-за постоянного мельтешения в глазах земли, неба и облаков, лечу я вверх или вниз. Руки, сжимавшие винтовку устали и начали дрожать, в голове гудело. Мир сузился до серой фигурки юркой твари в безразмерном комбинезоне и с ранцем на пузе, которую непременно требовалось подстрелить. Тварь явно издевалась надо мной, уходя из под выстрела в последний момент.

Но и японец потихоньку начал выдыхаться. Движения его стали медленнее, прямолинейных участков полета в его пилотировании становилось все больше и больше. Временами он даже зависал на пару секунд в воздухе, и я сперва подумал, что он так хитрит, пытаясь спровоцировать меня на неточный выстрел. Но потом понял — нет. Ему тоже не сладко, он устал и пытается хоть чуть-чуть отдышаться. Вот и прекрасно...

Четвертым выстрелом я попал в него чудом, по самому краю его защитного поля. Но попал — значит попал, рисуем третью звездочку. А вот пятая пуля пошла в молоко. Подвели ослабшие руки и встречный ветер. Все, игра сделана. Три из пяти. Теперь можно немного расслабиться, задача упростилась в разы. Пусть у него пять целых патронов — не беда. Я устал, но и японец тоже не трехжильный. Зато теперь именно ему нужно с дрожащими руками и дурной головой на остатках маны гонятся за мной с винтовкой по небу, пытаясь влепить пулю в мое защитное поле. Мне можно вообще забыть о стрельбе, а только уворачиваться, дожидаясь, когда пройдет отведенный на поединок час и все закончится. Сколько нам осталось времени? Минут пятнадцать или двадцать? Неважно, Юля зафиксировала время начала схватки и ведет запись боя. Да и не замечал я у него навыков хорошей стрелковой подготовки, если мы говорим о моем послезнании, обычно Дегуршафф брала мощью заклинаний или побеждала в рукопашной схватке. Не попасть ей в меня за оставшееся время четыре раза. И три раза не попасть, хрена с два.

Я привычно заложил маневр, стараясь держаться подальше от японца и приводя в норму дыхание. Теперь мне, как футболистам ведущей со счетом три-ноль команды за пятнадцать минут до конца матча, можно и немного отдохнуть, переключившись на оборону. Это победа Леха, осталось продержаться немного и просто суметь внезапно не облажаться.

Только вот сумрачный японский гений Дегуршафф был другого мнения. К сожалению, осознал я это слишком поздно.

Поначалу, когда она снова взлетела вверх и начала догонять меня, падая с высоты, я принял это за очередной маневр. Дескать, хочет подлететь поближе и стрелять наверняка, но я ей не дам — разорву дистанцию, когда она начнет целиться и уйду в сторону. Но нет, она даже не пыталась выстрелить в меня из винтовки, просто летела на перехват, целеустремленная как самолет камикадзе в атаке на американский авианосец, вся в синем сиянии от сожженной для сверхускорения маны. Я до этого таких скоростей не видел еще ни у кого из магов. Пытаясь увернуться, я заложил мертвую петлю и попробовал привычно уйти вправо, но не тут-то было — Дегуршафф разогналась слишком сильно, сейчас она была гораздо быстрее меня. Чуть скорректировав курс, японец вышел прямо на меня, приближаясь с каждым мгновением. Все что мне оставалось, это кратко выдохнуть "Господи помилуй!" и выставить на полную мощность защиту перебросив на это всю доступную моему орбу ману.

Хрясь!!!

Удар в мое защитное поле был такой силы, что оно едва не лопнуло. Перед глазами замелькали цветные пятна, и я чуть не потерял сознание. А когда снова обрел возможность видеть, то прямо перед собой узрел перекошенную танечкину физиономию. Глаза чуть ли не навыкате, зрачки все в красной сетке лопнувших сосудов, рот изломан в беззвучном вопле. Ударом ноги она пробила оставшуюся тонкую пленку моей защиты и вышибла мосинку из моей правой руки, отправив ее в свободное падение.

— Ты что творишь сука! — Заорал я и схватил ее за висевшую на груди японца винтовку Маузера. Откуда и силы взялись. Впрочем, защита японца тоже была выбита взаимным ударом подчистую. — Это учебный поединок, твою японскую маму!

— Ты. Должен. Проиграть. — Раздельно произнесла Танечка. Орб на ее груди переливался багровым светом, быстро восстанавливая ее силы. — Я сильнее.

— Это не по правилам, — рванул я ее оружие к себе, но не преуспел.

— Я соблюдаю правила, — схватил меня правой рукой за плечо японец, удерживая свою винтовку левой. — Будет тебе пять попаданий. На земле.

Вот тут-то я и понял все окончательно. Можно сказать, прочитал в безумных глазах Дегуршафф. Стрелковый поединок и победа по очкам? Три раза ха-ха... Да ей этого с самого начала было не нужно, разве это убедительная победа? А вот выбить из меня дух и собственноручно доставить мое полуживое тельце на поляну, провернув нечто вроде того, что я сделал с Аликом Сагдеевым — это да, это реально здорово и убедительно. Затем можно и всадить в меня требуемые для победы пять патронов, попросив, скажем, Вишу закрыть меня защитным полем. Не совсем по правилам, но... Да нет, все по правилам, по их букве, если не по духу. Пять попаданий были? Были. Смертоносные заклинания использовались? Нет, меня просто ломают грубой силой, пользуясь превосходством в магии. Вот и все, по существу не придерешься.

— Хрен тебе, гад! — Выпалил я в лицо японцу и из всех сил напрягся, собирая всю доступную силу, а затем пнул ее ногой в живот, пытаясь обеими руками вырвать маузер. Дар у нас одинаков, я должен справиться.

Ничего подобного.

Дар у нас может быть и одинаков, но вот орбы разные, про что я совсем забыл. У меня стандартный армейский, а у Дегуршафф специзделие сумасшедшего ученого, которое работает с потоками маны гораздо быстрее моего. Ее рука на моем плече, усиленная магией, сжалась как стальные клещи, а удар ногой не имел никакого результата, как будто я пнул бетонную стенку. Она быстро восстанавливала магию и скоро моему сопротивлению придет конец.

— Сдавайся, свинья, — шепнула мне на ушко Дегуршафф почти ласково, прижавшись вплотную. — Так надо.

— Русские не сдаются! — Просипел я.

И начал молиться, из всех сил. "Господи, помоги! Раб твой уповает на имя твое и просит не оставить в беде! Помоги против отрицающего тебя, дай силы одолеть его во славу Твою"!

Помогло. Кристалл на моей груди вдруг полыхнул нестерпимым синим сиянием, затмив на мгновение даже багровое свечение орба японца. Я почувствовал, как мана потоком вливается в защитное поле, разворачивая его вокруг моего тела вновь, а руки и ноги наливаются силой. Рывок, удар, и следующий пинок отбрасывает удивленного японца прочь.

Краем глаза я заметил, как к нам летят Юля с Вишей, что-то крича изо всех сил. Наверное, схватка уже заканчивается, или они просто хотят остановить драку. Да только куда там. Дегуршафф уже вошла во вкус. На моих глазах она молитвенно закинула лицо вверх и воздела руки к небу, окутавшись разноцветной магической пеленой. А затем раскаленным болидом вновь устремилась ко мне.

Хрясь!!!

Да ерш твою медь!!!

Мы опять схватились как борцы на ринге, пытаясь переломить сопротивление друг друга. Не получалось. Силы были равны, и мне никак не удавалось снова оттолкнуть от себя японца или отобрать у него оружие. Но и ему не удавалось взять вверх. Мана вливалась в наши тела потоком, полностью исчерпывая резервы организма, и я вдруг понял, что еще десяток секунд, и мы упадем на землю и разобьемся, на левитацию просто не будет сил. Но уступить я не мог. Ни за что!

Какую магию применил японец в этот момент, я не понял, в моем арсенале такого заклятья не было. Что-то вроде небольшого воздушного взрыва. Раздался хлопок и все пространство вокруг нас заполнил призрачный серый дым, а меня толкнуло ударной волной и отбросило в сторону, так что я с трудом восстановил полет. И тут же почувствовал рывок своего защитного поля, как от попадания пули. За ним еще один и еще. Этот гад все же взял меня на мушку. Пришлось снова делать маневр вслепую, сбивая ему прицел и кажется, мне это удалось — четвертый выстрел меня не достал.

— Остановитесь!!! — Раздался рядом Юлин крик. Девушка подхватила меня как падающего раненого бойца, закрывая своим полем, но за секунду до этого я почувствовал толчок в грудь — последняя пуля японца все же нашла меня, пробив слабенькую защиту и, потеряв большую часть энергии, легонько тюкнула на излете.

— Время вышло! — Это кричала уже Виша. — Все, поединок закончен. Таня хватит! Висевший в воздухе неподалеку японец медленно опустил свою дымящуюся винтовку. Выглядел он жутковато — морда вся в крови, закопченный от дыма комбинезон порван. Впрочем, вряд ли я сам выглядел лучше. Учебный поединок удался на славу.

Приземлиться в лагере майор Дегуршафф смогла сама. А вот мне понадобилась помощь Юли — маны практически не было. Но на земле я ухитрился не упасть и подойти к сестричке на своих двоих, хотя меня и штормило как пьяного. Нас тут же обступили плотным кольцом бойцы наших батальонов, но мы лишь молча смотрели друг на друга.

— Так кто же победил, Виша? — Тихо спросил стоящую рядом с японцем секундантку кто-то из имперских магов. — Нет, в самом деле?

— По правилам победила майор Дегуршафф, — отозвалась Серебрякова. — Если судить по попаданиям наш майор попала в соперника четыре раза, а подполковник Дергачева только три.

— Не считается, — тут же возразила ей Юля. — Четвертый выстрел сделан после окончания поединка, у меня все на орб записано. И третий, по-моему, тоже, надо смотреть по секундам. Победила подполковник Дергачева.

— А ты как думаешь сестричка? — Сплюнув на траву кровавой слюной, спросила меня Дегуршафф. — Кто взял верх, я или ты?

— А ты? — Парировал вопрос я, стараясь удержаться от рвоты, очень уж меня мутило.

— Предлагаю ничью, — мотнул головой японец. — И вопрос о старшинстве снимается. Пойдет? Или назначим новую дуэль?

"Ну тебя нахрен, снова с тобой махаться, самурай недоделанный. Так никакого здоровья не хватит. Хорошего помаленьку".

— Пойдет, — согласился я. — Пусть будет ничья.

— Значит так и есть, — улыбнулся он сквозь маску из запекшейся крови на своем лице. — Спасибо за веселье, сестра, и, пожалуй, хватит на этом. Больше я с тобой драться не хочу, мне за такие экстремальные переработки не доплачивают.

Глава 17. Подмена.

Остаток дня я пытался хоть как-то привести свою отбитую тушку в форму. Сначала пара бойцов из Юлиной эскадрильи, специализирующихся на неотложной магической помощи раненым, наложили на меня в командирской палатке обезболивающие и лечебные заклятья, затем сама Юля вдалеке от мужских взглядов помогла мне раздеться, чтобы обработать и перебинтовать ушибы и ссадины по всему телу. После процедур слегка полегчало, главное руки-ноги не сломаны. Охая при каждом движении как древний дед, я заполз на походную кровать и устало закрыл глаза. Плохо дело. Операция по захвату рудников через сутки, а я как будто провернут в мясорубке, и сегодня вряд ли уже приду в работоспособное состояние. Легкое сотрясение мозга я точно получил, плюс ко всем остальным проблемам, до сих пор голова кружится. Ухайдокал меня этот гад японский. Я его, впрочем, тоже отделал на совесть, будет знать наших. Поддержал, можно сказать, честь русских магов. Только это меня ни хрена не спасет, когда о дуэли узнает Ребров. От меня вообще-то сотрудничества с имперскими магами ждут. А тут такое... Короче говоря, от начальственного гнева нас спасет лишь блестяще выполненное задание. И то — не прикроет целиком, а лишь приуменьшит градус грядущего разноса с оргвыводами. Впрочем, наплевать мне на все разносы вместе взятые, бывало и хуже. Дело я сделаю, а там как говорится: дальше фронта не пошлют, меньше взвода не дадут. План действий в предстоящей операции для своего батальона я проработал заранее, а Дегуршафф может катиться ко всем чертям, воюя на подхвате или отдельно, если такая гордая. Я для японца подчиненным или очередной ступенькой карьеры быть не собираюсь, облезет. Сейчас главное отлежаться, чтобы послезавтра вести батальон в бой.

Примерно с такими мыслями я провел остаток дня. Ужин мне принес Пашка, а когда я, морщась, начал глотать исходящую паром горячую мясную похлебку, парень, покосившись на мою лежащую в стороне фуражку, вынул из кармана и положил на служивший импровизированным столиком металлический ящик из-под патронов горку серебряных имперских монет.

— Держи Таня. Это твоя доля от наших ребят. Здесь ровно сто марок Райха.

— Это еще что за новости? — Чуть не поперхнулся я похлебкой, не поняв в первый момент, в чем тут дело. — Доля за что? Вы казенные одеяла что ли налево толкнули? Или, не приведи Господь, маготехнику?

— Нет, конечно, — поспешил оправдаться Пашка. — Это выигрыш... Мы с Юлей и другими комэсками поставили на вашу ничью. А имперцы все как один ставили на победу Дегуршафф, очень уж они были в ней уверены. Вот и результат — плакали их денежки. И, раз уж мы заработали на тебе немного валюты, то решили, что будет справедливо поделиться ей с командиром. Ты же дралась как-никак, а мы только смотрели.

— А почему вы, паршивцы, не ставили на мою победу? — В первый момент я почувствовал лишь сильное возмущение. — Получается, вы во мне сомневались? В своем любимом командире?!

— Что-ты, что-ты, — замахал руками Пашка. — Как можно? Наоборот, мы были абсолютно в тебе уверены. Это я всем сказал, что будет ничья, потому что наша Таня на голову сильнее какой-то имперской девчонки, пусть даже и собственной сестры. У тебя же всегда все под контролем, — объяснил я нашим. — Поэтому ты сначала покажешь Дегуршафф полное превосходство русского мага над имперским, а затем сведешь все к ничьей, чтобы не обижать гостей, — вот как я рассудил. Вот... Короче говоря, я этим имперцам так в лицо и сказал: наш подполковник — девочка воспитанная. Из уважения к союзникам она прилюдно надирать задницу сестре не будет, сведет все к ничьей.

— И что имперцы?

— А ничего. Ржут как кони, говорят — щенки вы еще перед нами. Наша Таня вашу Таню непременно уделает, она ничьих и поражений не признает.

— И что было дальше?

— Остальные комэски меня поддержали и мы побились с их магами об заклад. Когда заранее знаешь результат — грех не заработать на нем немножко деньжат.

— Льстишь, поди, — пробурчал я. — Вы думали, что я слабее, но ставить против меня или бежать от спора не захотели, чтобы имперцы не подумали, что вы не верите в командира. Поэтому поставили на ничью.

— Нисколько, — голос Пашки был совершенно серьезен, даже непонятно, говорит он искренне или издевается. — Я же купеческий сын и к деньгам отношусь по-деловому. Никакой лести, только точный расчет, — покачал головой комэск. — Бери деньги Таня, пригодятся. Курс рубля к марке один к полутора. После победы закатим хорошую пирушку.

— Ага, с шампанским и веселыми девицами, — сгреб я монеты себе в карман. — Тебе, штабс-капитан, сбросимся всем батальоном на двоих сразу, в награду за чутье...

С вестью о том, что майор Дегуршафф пожаловала ко мне с визитом, караульный заявился в половину седьмого утра, еще до завтрака. На то чтобы привести себя в порядок потребовалось минут пять, и вскоре я велел пропустить свою "сестричку" в палатку.

В этот раз выглядела она серьезно и торжественно. Вместо бесформенного комбинезона мага — официальный имперский мундир, причем чистый и отглаженный, стрелочками на брюках порезаться можно. На голове высокая фуражка, слева на груди красуется орден серебряных крыльев — здоровенная такая разлапистая штуковина. Ну, и в довершение образа — сабля в ножнах на поясе. Японец как на парад собрался. И что немаловажно — выглядел он бодрым и свеженьким, даже синяков на морде не видать. Только вот казался очень бледным и как будто похудевшим, хотя, казалось бы — куда еще нам с ним худеть, и так кожа да кости. Я аж застеснялся своей обыденной мятой добровольческой формы без орлов и забинтованной головы — выгляжу сущим оборванцем по сравнению с блестящим офицером. И еще мне не понравился его чересчур здоровый вид, потому что я догадывался, как именно он его добился. Я бы лично так поступать не стал без самой крайней необходимости.

— Здравия желаю, — поприветствовал меня японец, когда мы остались наедине. — Как ты себя чувствуешь, сестра?

— Живой пока. Но прямо скажу — не твоими молитвами. Скорее вопреки.

— Вчера случилось недоразумение, — вздохнув, сказала Танечка японца. — Я изви... Мне, наверное, не стоило так поступать. Если хочешь — могу принести свои извинения.

— Не нуждаюсь в них. Точнее тебе не за что извиняться. Я сам предложил поединок, — пожал я плечами.

— Тогда я могу угостить тебя хорошим имперским шоколадом? — Достал из кармана небольшой сверток японец. — Очень помогает для восстановления сил, по себе знаю.

Я лишь молча смотрел на него, не находясь с ответом.

— Понимаешь, — мило улыбнулся мне японец, состроив ангельский взгляд, — я вообще-то хотел бы стать твоим другом, русский. Ты хороший человек Леха — добрый, настоящий патриот своей родины, отличный командир. У меня нет ни причины, ни малейшего желания с тобой враждовать. То, что случилось вчера... я думал, так будет лучше для дела, у операции должен быть один признанный командир. Но раз все случилось, как случилось, давай работать на равных. Приказ командования по захвату рудников и столичного фиорда нашим батальонам никто не отменял.

— Думай и действуй проактивно, да? — Скривившись, спросил я. — Если случилось поражение или просто все пошло не так, как планировалось, не ищи виноватых, не оправдывайся перед собой и людьми, не теряй времени на пустые рефлексии. Анализируй текущую ситуацию и принимай опережающие меры, которые спасут положение и приведут к результату. Так ты мне говорил при нашей первой встрече? Этому учат офисный планктон в японских фирмах?

— Планктон этому не учат, — покачал головой японец. — Но тот, кто хочет сделать карьеру повыше планктона, должен это знать. Так что скажешь, мир? Как говорят у вас в России: кто старое вспомнит, тому вырвут глаз.

— Мир, — протянул я ему руку. — Кто старое помянет тому глаз вон.

"А кто забудет, тому оба", — закончил я поговорку про себя, пожимая тоненькую теплую ручку, которая вчера чуть не оторвала мне плечо.

— Давай свою шоколадку, герр майор. Сейчас нам заварят чайку покрепче, а пока пойдем к карте, я предварительно набросал план завтрашних действий, выслушай его.

В этот раз с японцем было приятно иметь дело. Говорил он со мной на равных, те моменты в моем плане, которые ему не нравились — четко обосновывал, объясняя, что не так. Я, не чинясь, прислушивался — у сестрички боевого опыта и в самом деле больше. Мы обсудили план атаки, наиболее возможные варианты развития событий, связь с наземными войсками и друг с другом. Оказалось что японец, когда говорит по делу и не плетет никаких интриг — весьма неглупый и приятный человек, который схватывает все на лету и у которого есть чему поучиться. Человек наблюдательный, цепкий к мелочам, способный понять собеседника. А то, что он очень себе на уме и со своими тараканами — ну, что же, работаем с тем, что имеем. Думаю, от меня он тоже не в восторге, у него определенно были на меня какие-то планы, от которых пришлось пока отказаться.

Так или иначе, а обсудив завтрашний день, и обо всем договорившись, мы расстались вполне довольные друг другом.

Взлетали еще до рассвета, за час до того момента, когда войска "добровольческого" корпуса перейдут границу Северной Федерации. Как нам сообщили по рации перед взлетом, Суоимя только что подписала мирное соглашение с Россией и тут же объявила войну северянам. Операция начиналась.

Задача перед нами стояла не самая простая. Приказ в сжатые сроки захватить и удержать рудники, это конечно здорово. Но передо мной возникла старая проблема — маги могут раздолбать все вдребезги и пополам, но не удерживать территорию. Сухопутные части при самом благоприятном раскладе своим ходом преодолеют сотню километров за трое-четверо суток. И что делать нам? Разносить инфраструктуру рудников мощными бомбардировками не хотелось — стране она еще понадобиться. Брать под контроль объекты одними магами не выйдет, нас слишком мало. Ждать пока сухопутные части с боями подойдут к рудникам, означало дать врагу время наладить оборону и умыться кровью. У нас и так народу немного. Получается, для рывка вперед срочно нужна мотопехота, о существовании которой сей мир еще не ведал. Зато о ней знал я. И японец тоже. Поэтому решение напрашивалось само собой.

Железные рудники северян были построены довольно давно и представляли из себя целый инфраструктурный комплекс. Шахты, карьеры открытой добычи руды, обогатительные заводы, вспомогательные цеха и склады на территории в несколько десятков квадратных километров были соединены между собой дорогами, а к порту, где северную железную руду грузили в трюмы бриттских и республиканских грузовых кораблей, вела железная дорога. Естественно, все это хозяйство требовало механизации — одними лошадками с телегами тут не обойдешься, поэтому рудники обслуживало немаленькое автохозяйство. То есть там были десятки грузовиков в том числе. Они-то и были нам нужны.

Когда мои бойцы, упав с темного предутреннего неба на спящий городок, вломились в жилые бараки для водителей и обслуживающего персонала автобазы, сопротивления нам не было оказано никакого. Люди еще спали, набираясь сил перед новым рабочим днем, уверенные, что они находятся в глубоком тылу. Перекрыв выходы из зданий, мы шли по коридорам, выбивая двери ударными заклятьями и стреляя для пущего страха в потолок, наводя ужас и панику среди детского плача и летающих перьев от распотрошенных для пущего страха штыками подушек. Женщин и плачущих детей, конечно, не трогали, но перепуганных водителей и механиков брали тепленькими, прямо в постелях и, едва дав им одеться, выгоняли на улицу, после чего вели дрожащих от страха людей к распахнутым воротам в заборе, окружавшим гаражи автохозяйства. Там уже были директор и главный механик объекта, их домики перепуганные обыватели показали сразу же и я отправил отдельный наряд за начальством.

— Все очень просто, — сказал я через переводчика перепуганной толпе мужиков, окруженных моими магами. — Вы все временно рекрутированы в добровольческие силы Суомии, которая сегодня объявила войну Северной Федерации. Кто будет выполнять мои приказы быстро и хорошо — увидят следующий день и вернутся к родным. Остальным ничего не гарантирую. Мне нужно чтобы через полчаса сотня грузовиков была укомплектована водителями, заправлена под завязку и готова к долгой дороге. Иначе я буду очень злая, и вам будет очень плохо. Время пошло.

С заправкой и обслуживанием исправных машин справились минут за двадцать, людей даже дополнительно запугивать не пришлось. Меня узнали и, похоже, приняли за сестричку, а о ней у северян слухи ходили один другого страшнее. Так что вскоре автоколонна из сотни грузовиков и нескольких автобусов отправилась к границе. Часть моих магов сидели рядом с захваченными водителями, другие контролировали ситуацию в воздухе.

Дорога была узкая, грунтовая, да еще и начавшая раскисать по весне, но других в нужном направлении не имелось. Мы выжимали из машин все, что могли, нам на подвески и амортизаторы было плевать, но все равно редко когда удавалось разогнаться больше тридцати километров в час. Порою приходилось усилиями нескольких магов вытаскивать застрявшие машины из грязи и сбрасывать на обочину сломавшиеся авто. Но в срок мы успели. В половину двенадцатого утра колонна въехала в деревеньку Тонхольм, где кончалась дорога. Отсюда до границы с Суомией по прямой чуть больше десяти километров, и именно здесь в полдень была назначена встреча с передовыми частями "добровольцев", которые при поддержке имперских магов штурмовали пограничный рубеж. Впереди над лесом во многих местах виднелся дым и слышался гром магических разрывов, мелькали вспышки заклятий — двести третий батальон веселился вовсю, обеспечивая воздушную и маго-артиллерийскую поддержку нашим прорывавшимся частям.

Майора Дегуршафф в сопровождении Виши я встретил в воздухе над Тонхольмом через несколько минут, как и договаривались по рации.

— Привет люфтваффе! — Не удержался от подколки я. — Как дела?

— Все идет по плану, сестричка, — поморщился японец. — Границу мои орлы взломали, сопротивление погранотрядов федератов сейчас подавлено, наступаем. Пробит устойчивый наземный коридор для подхода десантно-штурмовой группы. Потери у сухопутчиков небольшие, максимум через полчаса они будут здесь. Ты добыла достаточно машин?

— Как видишь, — кивнул я на автоколонну внизу. — Все готово. Что с шестнадцатым и третьим полком северян? — Спросил я про ближайшие войсковые части прикрытия границы. — Помощь с ними нужна?

— Нет. Мы накрыли с воздуха их казармы и арсенал, быстро в себя они не придут. Я прослежу тут за ситуацией, можешь быть спокойна. Сажай солдат в машины и захватывай рудники, полковник. Действуй, как договаривались.

— Может все-таки помочь? Что-то ты выглядишь очень бледно, — сказал я чистую правду. Таня и в самом деле выглядела нездоровой — лицо серое, на землистого цвета лбу блестит пот.

— Нет, я в норме. Делай свое дело, как договорились — сверкнула глазами Дегуршафф.

— Хорошо.

Всего в кузовах грузовиков нашей автоколонны до двух часов дня мы успели разместить тысячу двести человек с оружием и боеприпасами, из тех, что первыми перешли границу и добрались до деревни. Удержать рудники до подхода основных сил хватит. Теперь в путь, надо успеть провернуть операцию до темноты.

Надо отдать должное северянам — несколько вооруженных групп пытались блокировать дорогу и обстрелять наши машины. И откуда они только взялись? Но успеха эти начинания не имели. Фугасов никто заложить не успел, а поваленные деревья мы быстро оттаскивали в сторону, отвечая превосходящим огнем заклинаний на обстрелы из ружей и пулеметов из леса и с вершин окружавших местами дорогу каменистых холмов. С летающими магами тут трудно тягаться — считай, что у колонны есть несколько "крокодилов" воздушной поддержки. Обе засады мы смогли разбить или заставить бежать в ближайшие сроки, тут особенных проблем не возникло.

.

Рудники были захвачены после короткого, минут на тридцать боя уже в сумерках. Основное сопротивление возникло у здания правления и на расположенной недалеко от него товарной железнодорожной станции. Пока нас не было, северяне ухитрились наскрести до батальона солдат и столько же вооруженных охранников рудников, которые сдаваться просто так не собирались, заняв в зданиях и рядом с ними круговую оборону.

Я тоже не собирался особенно с ними возиться, каждый выбирает себе судьбу сам. Прибывшая на грузовиках штурмовая группа по моему приказу развернулась в цепь и начала медленно наступать на позиции северян с винтовками наперевес, а маги зависли сверху и тщательно отслеживали вражеский огонь, стараясь отвечать на каждую вражескую вспышку выстрела тяжелым фугасным или огненным заклятьем. Вскоре станция начала гореть, а передовые отряды добровольцев вступили в ближний бой с уцелевшими северянами. Схватка была короткой и яростной. Я спустился на землю вместе со звеном Пашки и шел вместе с магами впереди сибиряков и добровольцев, защищая их от пуль своим полем и отвечая на выстрелы заклинаниями. Тела северян валялись повсюду, особенно много я их увидел, когда мы ворвались внутрь здания правления рудниками. Там вообще был филиал ада. Сажа, копоть, закопченные каменные стены, обгорелые от огненных заклятий трупы, обломки мебели и какие-то чудом уцелевшие бумаги россыпью по полу. Пахло дымом, кровью и порохом, крови вообще было столько, что я измазал в ней свои летные меховые унты. "Теперь фиг отстираешь", — промелькнула отстраненная мысль. Рефлексировать было некогда — уцелевшие северяне еще отстреливались с верхнего этажа, и их следовало добить.

Двести третий батальон воздушных магов прилетел с рассветом, когда все было кончено. Под нашим контролем оказалась автобаза, железнодорожная станция, административные здания и одна из ближайших шахт. На большее я и замахиваться не стал — весь обширный комплекс рудников моими силами не занять, да и смысла в этом нет, в любом случае их работа парализована и противнику придется что-то с этим делать. А значит, придется перебрасывать войска с юга, где имперский флот уже готовился к высадке десанта. Сейчас бы наладить оборону и выстоять несколько суток, до того как придет приказ магбатальонам грузится на подводные лодки империи. А еще хорошо бы немного отдохнуть — вымотались я и мои ребята сильно, — думал я, устраиваясь покемарить в одной из не сильно выгоревших комнат. Только планам этим было не суждено сбыться.

— Дрыхнешь? — Прозвучал надо мной усталый голос японца, едва я только провалился в сон. — Зря. Вставай сестрица, нам пора лететь.

— Какого хрена? — С трудом разлепил я глаза. — Майор, ты в своем уме? Куда лететь? На нас напали?

— Нет пока. Но полученная радиограмма велит обоим батальонам срочно лететь в столицу Суомии. Точнее на военный аэродром Суваала, рядом с ней.

— Тут какая-то ерунда, — потряс я гудящей головой, пытаясь окончательно проснуться. — Операция здесь еще не закончена. Основные силы к рудникам подтянуться хорошо если завтра. Они без нас очень уязвимы на марше. Боеприпасов у наших солдат в обрез, оборона толком не налажена, все висит на волоске, северяне могут собраться с силами и ударить в любой момент. А ведь у наших солдат кроме нас, магов, ничего нет — ни серьезной артиллерии, ни тяжелого вооружения. Мы просто не можем сейчас все бросить и улететь, оставив сухопутчиков без помощи! Планы были совсем другие!

— И тем не менее приказ именно таков, — вручил мне листок с расшифровкой радиограммы японец. — Мы срочно улетаем. Десантная операция в столичном фьорде начнется уже послезавтра.

— А как же подводные лодки для нас? — Недоуменно спросил я, пробежав глазами строчки радиограммы. — Почему так сократили сроки?

— Никак. Нас перебросят транспортной авиацией, полагаю. Сроки сократили, потому что начальству виднее.

— Но это же невозможно! О чем они там вообще думают?! Наши батальоны измотаны, их нельзя вот сходу бросать на укрепления фьорда!

— Что, русский, еще никогда в жизни не получал невозможных и идиотских приказов? — Осклабился японец. — Привыкай, все бывает в первый раз.

Я осекся, затем перевел взгляд на его грудь, где недавно на мундире красовался орден серебряных крыльев. Нда...сестричка знает, о чем говорит. И ей тоже сейчас нелегко — вся аж шатается, усмешечка на лице нехорошая.

— Ладно, — кивнул я. — Я к своему радисту. Если наш штаб подтвердит операцию, то летим.

Штаб подтвердил, ошибки не было. В пришедшей шифровке триста второму батальону вместе с имперскими магами предписывалось немедленно прибыть на аэродром Суваала. Приказ Реброва, утвержденный в генштабе. Что там случилось в высших сферах, почему все переиграли в последний момент, неизвестно, но факт оставался фактом.

Десяток магов под командованием Сережи Коротяева я все же оставил своим приказом в помощь сибирякам и добровольцам. Просто не мог поступить иначе и оставить их без поддержки. Японец, к моему удивлению, тоже выделил им в помощь пятерых имперских магов, так что совсем без поддержки бойцы не останутся. А нам опять пора лететь.

До аэродрома мы добрались из последних сил. Сказывалось напряжение боев, и больше суток без сна. Причем имперцам пришлось еще хуже чем нам — они колдовали больше. Да еще и многочасовой перелет всех изрядно вымотал. Так что последовавшую сразу за приземлением погрузку в транспортные самолеты я воспринял с облегчением — хоть тут отдохнем, пока летим.

Но не тут-то было. Транспортная авиация в этом мире — не бизнес класс в современном боинге из моей прошлой жизни. Все вокруг трясется, качается и вибрирует, самолет часто проваливается в воздушные ямы. Оглушительно ревут винтовые двигатели, холодно. На узкой железной лавочке вдоль борта даже сидеть тяжело, не говоря уж о том, чтобы лечь. Сортиры? Конструктивно не предусмотрены. Какой уж тут отдых. Еле-еле погрызли с японцем на пару шоколада с сухарями и кофе и попытались закемарить. Лететь предстояло долго — сначала над морем из Суомии до какой-то военной базы в Райхе, затем пересадка и полет прямиком к столичному Фьорду. А затем сразу — в бой, чтобы уничтожить прикрывающие судоходный фарватер артиллерийские батареи северян. Веселенький расклад, как раз для самоубийц.

Летел я в одном самолете с японцем. Специально сел рядом с ним и на то были причины. Он окончательно мне не нравился. Цвет лица у сестрички стал полностью серым, под большими глазами образовались глубокие мешки. Периодически ее пробивала дрожь и приступы кашля. Да что там говорить — даже задорно торчащий локон на макушке Дегуршафф поник вниз, что уж совсем нехорошо.

— Скажи мне честно, — сказал я, наконец, наклонившись к уху японца. — Раз уж мы идем вместе в бой, я должен это знать. Сколько раз за последние три дня ты накладывал сам на себя заклятие внутренней регенерации?

Самурай молча прикрыл глаза и отвернулся, словно не услышав моего вопроса. Но после долгого молчания все же ответил.

— Пять раз, — тихо сказал он. — Иначе было никак.

— Ты окончательно долбанулся? Как тебя еще ноги носят, самурай хренов? Ты же сейчас слабее котенка...

— Я сильный... Вообще-то. И быстро восстанавливаюсь, — облизнул языком пересохшие растрескавшиеся губы японец. — Расчет был бы верным, если бы сроки операции в фьорде неожиданно не перенесли, я бы успел прийти в форму... А так я все время дрался с кем-то. То с тобой, то с северянами...

— Стоп. Но тебе же нельзя идти в таком виде в бой, сразу убьют. Маны на бой не хватит. Да что там мана, первое же попадание пробьет защиту и все. Или сам свалишься. Тебе теперь как минимум неделя постельного режима нужна.

Я знал, про что говорю. Заклинание внутренней саморегенерации для мага — вещь хорошая, гораздо более эффективная, чем лечебное заклинание от другого волшебника. Но пользоваться им часто нельзя, а лучше вообще не трогать это плетение. Закон сохранения энергии не обманешь — из ничего сами собой сила и здоровье не берутся. Взаимодействие организма мага с магическими потоками — штука тонкая. Если самому себя часто лечить — организм изнашивается и слабеет просто стремительно, а каждое новое заклинание саморегенерации дает меньший положительный эффект и ведет к большим осложнениям в будущем. Самовосстанавливаться же пять раз за трое суток, да еще ведя без отдыха бои это... это полный капец. Как его еще инсульт не хватил, интересно?

— У меня нет выбора, — криво ухмыльнулся мне японец. — Я пойду в бой, потому что приказ надо выполнить. Иначе — конец всему, что я достиг в этом мире.

— Ты погибнешь, — покачал я головой. — То, что ты дотянул до этого момента уже чудо.

— А тебе не все равно, русский? Допустим, я погибну и что?

Действительно, мне-то какое дело? Я даже всерьез задумался над этим вопросом, под мерный рев винтов самолета. Если следующего боя Дегуршафф не переживет, то может быть это не так уж плохо для всех? С батареей в фиорде я и сам как-нибудь справлюсь. Зато у империи не будет столь мощного козыря как моя "сестричка", а одним не самым добрым колдуном в мире станет меньше. Возможно, для России это будет даже благом, опять же — я останусь без конкурентов. И еще — операция по разгрому Республики может не состояться...хорошо это для русских или плохо? А хрен знает, все вероятности не пересчитаешь.

— Ты знаешь, — честно сказал ему я, — я сам себе сегодня удивляюсь. Но мне почему-то хочется, чтобы ты жил. Чудно, правда?

Японец лишь безразлично пожал плечами, устало откинувшись потной головой на вибрирующую переборку в салоне.

— У меня есть план, — продолжил я. — Не хочешь потерять лицо? Давай я выйду на ринг вместо тебя.

— Может быть ты бредишь? Ты сам сколько раз за последнее время самовосстанавливался?

— Всего один раз, — вздохнул я. — Видишь ли, в чем твоя слабость сестричка — ты надеешься только на себя одну и затыкаешь собой все проблемы. А я надеюсь на коллектив, поэтому изначально создал в батальоне неплохую медицинскую и эвакуационную службу. Меня было кому полечить и поддержать. Так вот, я предлагаю тебе свою помощь. После десантирования моя помощница, Юля, вместе с двумя своими магами берут тебя под свое крылышко. Закрывают полями, лечат, холят и лелеют подальше от основной схватки. А я в это время принимаю под командование оба батальона и решаю вопрос с батареями. Я справлюсь.

— Чтобы потом сказали, что майор Дегуршафф струсила?

— Ты опять не понял. Мы махнемся местами. Ты отдашь мне свой левитатор и тип девяносто пять, а я тебе свой ранец и орб. Потом ни одна собака не докажет что в воздухе над фьордом был я, а не ты. А кто знает, тот будет молчать. Я уж точно — скажу всем, что я был ранен, воевала майор Дегуршафф. Официально я буду контужен в начале схватки. Мне славы лучшего бойца и стремительной карьеры не надо. Если они нужны тебе, — бери, не жалко.

— Зачем тебе это? — Японец сделал над собой усилие и, приподняв голову, заглянул мне прямо в глаза. — Ты рискуешь не справиться с типом девяносто пять и имперской маготехникой в бою... Что за неуместный альтруизм?

— Зачем? Не знаю. Наверное, потому что хочу видеть тебя живым. И вообще — мы вроде как сестры. А сестры должны помогать друг другу...

Глава 18. Фьорд Орс.

Поменяться со мной орбами японец все же согласился. Другого выхода остаться в живых, и при этом сохранить лицо перед командованием у него не было, а жить он хотел. Мне же это было только на руку. Важно дело сделать, а кому достанутся лавры победителя — дело десятое. Я не карьерист, у меня своя программа и свои планы. В том числе и на сестричку, которая почему-то думает, что стремительной карьерой выбьет себе теплое местечко под солнцем. Только вот местечко это почему-то все время оказывается в самом пекле. Надо будет при случае рассказать японцу русскую народную сказку про колхозную лошадь, которая работала больше всех, надеясь, что ее за ударный труд выберут председателем. А когда от таких трудов надорвалась, то стала колбасой... Хотя без толку, — думал я под монотонный рев винтов. Сомневаюсь, что Дегуршафф можно переделать.

Когда мы приземлились глухой ночью на какой-то имперской военной базе, то вдвоем начали постепенно воплощать наш план в жизнь. За тот час, который нам дали на то чтобы оправиться, перекусить и немного размять ноги, пока техники обслуживают машины, я и Дегуршафф потихоньку, шепотом, отдали соответствующие приказы. В имперском батальоне Таня посвятила в наш план только Вишу. Я расширил круг посвященных до семи человек, включив в него Пашку, Юлю и двух лучших магов-лечебников. Все вместе мы сели в один самолет, распихав своими приказами остальных бойцов по другим машинам. Маги обоих батальонов удивлялись, но вопросов не задавали — дисциплина и у меня и в двести третьем поддерживалась на уровне, а праздное любопытство пресекалось на корню. Раз Таня сказала надо — значит надо. А если обе Тани сказали — лучше вообще бегом выполнять и не отсвечивать.

Лечить японца Юлька со своими магами начала еще в полете к фьорду, чтобы поддержать его хоть немного. Во время схватки Дегуршафф должна суметь левитировать и при этом не склеить ласты от случайного сквозняка — большего от нее не требовалось, но и эта задача требовала усилий. Как выяснилось, в своем батальоне у японца нормальных лекарей нашего уровня не было, одни "терминаторы". Самурай он и есть самурай, чего с него взять, кроме катаны... Так что пока мои орлы пытались поставить его на ноги, не перегрузив сверх предела истощенный от постоянного колдовства детский организм, он сбивчивым шепотом давал мне советы, как пользоваться левитатором и закрепленным у меня на груди типом девяносто пять.

С управлением имперским орбом поначалу возникли проблемы, но постепенно все пришло в норму, повторной синхронизации, как я боялся, не потребовалось. Может быть потому что я, перестраховываясь, прочитал при его активации парочку горячих молитв, а может быть потому что мы с сестричкой очень похожи — не знаю. А затем, когда я развернул магическую сеть... Как будто с лады-калины на мерседес пересел. Вроде все то же самое — руль, рычаг коробки передач и педали, а ощущения совсем не те. Хотя аналогия не совсем верна, сам по себе добавочной мощности заклятиям тип девяносто пять не добавляет, сколько маны вложил, столько и получил на выходе в плетении. При этом штучка капризная и ману сжирает только так, успевай следить. Зато плетения получаются на загляденье — быстрые, прочные и силой наполняются быстрее, чем через мой штатный орб. Это как будто...как будто скорость соединения с интернетом повысили в несколько раз — то все просто грузилось, а теперь буквально летает от одного клика. Синхронизация потоков, улучшенный процессор, все дела...

— Хорошая вещица, — прищелкнув языком, вынес я свой вердикт через десяток минут.

— Ты на тип девяносто пять рот особо не разевай, подполковник, — тут же раздраженно отозвалась Дегуршафф. — Я смотрю, сестрица, как только ты мой орб нацепила, сразу вся разулыбалась, аж глазенки загорелись. Костюмчик не твой, даю ненадолго поносить, сдашь по описи в целости и сохранности.

— Жадина имперская, — беззлобно выругался я. — Не боись, с тебя не убудет. Вот ты мне лучше скажи, как вы с такой квадратной хренью на пузе летаете? Неудобно, аж издец!

— Неудобно трусы через голову надевать, — пробурчал японец. — А левитатор штатно крепится на животе, там ему самое место для соблюдения баланса и центровки в полете.

— Что бы ты понимала в центровке..., — начал было я, но прикусил язык. Хватит зря болтать, нас, между прочим, слушают Виша и Юлька со своими магами. Дурная это болтливость, от нервов. Бывает такое перед боем — хочется шутить, спорить о чем угодно или говорить о ерунде — лишь бы разрядить немного напряжение. Все-таки операция предстоит не рядовая — кроме уничтожения береговых батарей мне с батальоном, скорее всего, придется всерьез схлестнуться с летающими "лыжниками" северян. Между прочим — впервые, до этого у нас крупных боев с вражескими магами не было. Так что помолчу-ка я лучше и сделаю еще один тестовый прогон имперского орба.

Когда шум винтов стих и самолет перешел к планированию, все разговоры в салоне стихли сами собой. Подлетаем к цели, шутки кончились, пора в последний раз подогнать ремни и проверить оружие. А когда раздался резкий звонок баззера, и над потолком загорелась красная лампочка, я почувствовал самое настоящее облегчение. Наконец-то в бой, долой мандраж! В бою веселее, там думать о ерунде некогда.

— Внимание, покидаем машину! — Отдал приказ я. — Действуем, как договорились. Юля, Иван, Серега, — поддерживайте и охраняйте герра майора, держите курс на северо-восток. Приземлитесь там где-нибудь потихоньку и ждите связи на оговоренной частоте. Вика и Пашка — держитесь пока со мной рядом, через вас буду командовать батальонами. Первая цель — центральная батарея у железнодорожной станции. Пора делать то для чего мы все предназначены. Удачи всем нам, — закончил я, открывая люк. — С Богом! — И, активировав свой новый орб, прыгнул вниз навстречу темной земле и ледяному ветру в лицо.

Летать с имперским левитатором на животе и вправду оказалось неудобно. Да еще тип девяносто пять подкидывал проблем. Поначалу я то слишком сильно разгонялся, то излишне резко тормозил, на маневрах мое тельце заносило и кувыркало в стороны под удивленными взглядами бойцов, десантировавшихся с двух других самолетов. Очень уж новый орб и левитатор были непривычными, я бы даже сказал чересчур чувствительными в управлении. Отечественная маготехника она не такая — она как танк т-34, мощная и сильная, но без вот этих вам финтифлюшек. Но ничего, за те десять минут, пока оба батальона летели к цели, прячась в облаках, я все же кое-как освоился, так что на первое орудие центральной батареи вышел ровно, прицелившись из винтовки маузера с пологого пикирования прямо под основание бетонного козырька, туда, где торчит ствол. Там самое уязвимое место.

Подготовленное загодя бинарное колдовство не подвело, недаром я еще в самолете накладывал заклятья на патроны. Фиолетовая молния бронебойного заклинания прошла сквозь препятствие, пробив защиту, а затем второй патрон доставил фугасное плетение в цель. Взрыв получился что надо, с грохотом и огнем до небес. Меня аж протащило взрывной волной метров на десять в воздухе — видимо рванул боекомплект.

— Вперед, атакуйте как я! — Выйдя из пикирования и переключившись на оговоренную с Вишей и Пашкой волну, закричал я. — Паша, — как только вы закончите здесь, ты с триста вторым атакуешь западную батарею. Вика, — твоя с имперскими магами следующая цель — восточная батарея. За мной общее руководство. Внимание, слушать меня постоянно, надолго с приема не переключаться. При обнаружении в воздухе магов противника немедленно доложить!

Дав ускорение и полыхнув разгонным импульсом имперской "железной кочерги" на ноге, я свечкой начал подъем вверх. Застыл в полукилометре над землей, достав бинокль, и стал наблюдать за разгорающимся внизу боем. Что же, застать противника врасплох очевидно получилось. Вон, только сейчас забегали внизу фигурки солдат в шинелях, кто-то начал стрелять по нашим магам из винтовок... Без толку это. Суомы были орешком покрепче — те хоть догадались обеспечить свои артиллерийские позиции и ключевые заводы тыла средствами скорострельной ПВО, на чем я и погорел в начале кампании. А вот северяне не додумались даже до такого очевидного решения, хотя батареи фьорда — объект важнейший и прецеденты атаки магами артиллерийских позиций уже были. Почему? Понадеялись на сталь и бетон укреплений? Или на своих собственных магов? Или просто раздолбаи по жизни? Пусть это потом у пленных имперские вояки выясняют, мне без разницы.

Снова прильнув к биноклю, я смотрел, как оба магических батальона добивают пушки северян, и скажу откровенно — мне мои орлы нравились больше. Имперцы молотили кто во что горазд, мелькание их магов внизу напоминало броуновское движение. Налетел, ударил, отлетел, перезарядил, ударил. Да, они сильны, это видно и понятие воздушного строя знают, но...не то. Мои воюют правильнее — никто не атакует пушки в одиночку, всегда в воздухе страхующее сверху звено, работа четкая и слаженная, командная, каждый на своем месте как винтик одной общей боевой машины. Чему-то я их все же научил, молодец Леха, — осторожно похвалил я сам себя.

Остальные три пушки центральной батареи нам удалось вывести из строя минут через десять. Так лихо как у меня, двумя выстрелами, сделать это не получилось ни у кого из магов. Хотя, если бы в полную силу работала Дегуршафф, она бы справилась с бронированным орудием и одним ударом, но у нас тут нормальная боевая работа, а не спорт высоких достижений. Двух десятков попаданий от тяжелых заклинаний не пережил ни один бронированный колпак, а земля вокруг орудий была превращена в лунный пейзаж на котором валялись присыпанные землей тлеющие обломки и трупы расчетов. Флоту вторжения эта батарея не помеха, можно ставить галочку.

На секунду возникло желание перебросить один из батальонов к железнодорожной станции, которая значилась целью номер два. Имперское командование боялось, что по ней северяне успеют перебросить войска, которые не дадут десанту закрепиться на берегу фьорда. Но, подумав, я решил приказ не менять — быстро уничтожить береговые орудия важнее. И оказался прав. Осматривая в очередной раз горизонт через бинокль, мой взгляд наткнулся приближающиеся с запада черные точки. Ожидаемое произошло: лыжники все же пожаловали в гости.

— Внимание, Фея на связи. Код красный, сороки на хвосте, — выдал я условленную фразу в эфир. — На десять часов, выше вас на полкилометра, приближаются. Пашка, атака западной батареи отменяется, всему батальону набрать высоту и перестроиться по эскадрильям. Приготовиться к "качелям". Вика, разделяй двести третий батальон на две части. "Сороки" не ваша проблема, не отвлекайтесь, я возьму их на себя. Приказываю атаковать одновременно западную и восточную батареи, делайте что хотите, но максимум через пятнадцать минут я жду доклад об их уничтожении.

— Есть, герр подполковник, — по-русски отозвалась Виша. — Выполняю.

— Принято командир, — доложил Пашка. — Разворачиваю "качели".

Мысленно вздохнув, я начал набор высоты, держа курс на соединение со своим батальоном. Пора Леха, размять старые кости и показать молодежи пример. Эх, был бы я не столь вымотан предыдущими боями, то устроил бы сейчас северянам заклятье массового поражения, с накачкой молитвой и магией. Но не судьба — сил в обрез.

Северяне открыли огонь издалека, устремившись моим магам прямо в лоб. Зря кстати, только ману попусту тратят, на таком расстоянии защитные поля пробить сложно. Мои бойцы пока не стреляли, но сблизившись с противником, неожиданно для него разделились на три эскадрильи, которые резко разошлись в стороны. Первая и вторая эскадрильи полетели вправо и влево, охватывая строй врага со всех сторон с резким набором высоты, а третья, со мной во главе, устремилась на противника, добавив скорости и сходу открыв по противнику плотный огонь. Все по классике: отвлеки врага, а товарищ сзади ударит его в спину. Ну и стандартные "качели" — падай на связанного боем врага сверху, используя скорость и маневр.

В выбранного мною первой целью мага я выстрелил трижды — двумя сбивающими щиты заклятьями и третьим — разрывным. Но попал только один раз, проклятый лыжник ухитрился сманеврировать в последний момент, поэтому разрывное заклятье увязло в его защитном поле, заставив закувыркаться в воздухе, но не причинив серьезного вреда. "Ничего, сейчас я тебя достану", — подумал я, не выпуская цель из поля зрения. Кто-то из врагов чувствительно влепил мне в бок чем-то бронебойным, но защита выдержала, а я, в последний момент уклонившись влево и разойдясь курсами с еще одним северянином со светящимся штыком наперевес, догнал кувыркающееся тело. Лыжник еще успел взглянуть мне в глаза перед смертью, но поднять свое оружие — уже нет. Бронебойное заклятье-дротик прошило его ослабленную защиту и напрочь разворотило грудную клетку, проделав в ней дыру размером в два кулака, по краям которой виднелось измазанное в крови белое крошево переломанных ребер. В темную воду фьорда он полетел даже не успев закрыть удивленных глаз. Один готов. Следующий выстрел я потратил на атакующего одного из моих бойцов метрах в двадцати от меня вражеского мага, сбивая ему защиту, а затем был вынужден уклоняться сам — по мне повели огонь сразу двое лыжников и следующее попадание едва не оставило меня без силового поля. Пришлось выжимать все силы из типа девяносто пять, чтобы вырваться ненадолго из собачей свалки боя и перезарядить винтовку.

В это самое время к северянам прилетели русские "качели". Набравшие высоту первая и вторая эскадрильи моего батальона упали на лыжников сверху, ведя прицельный огонь. У федератов падающими на их головы заклятьями вышибло сразу с десяток магов, а наших вокруг в воздухе стало ощутимо больше. Пользуясь передышкой, я вместе с третьей эскадрильей начал набор высоты перед следующей атакой.

"Где, блин, полковник"? — Подумал я, едва переведя дух, когда вырвался из схватки во второй раз, расстреляв еще одну обойму по северянам. В этот раз убить наверняка никого из врагов не получилось, но одного из лыжников я крепко достал штыком, распоров ему ногу до таза до колена. Выживет или нет — хрен знает, но крови было порядком, а добивать оказалось несподручно. Вдвоем со своим товарищем они все же снесли в рукопашной мою защиту и этот деятель, прежде чем отведать штыка, порезал обоюдоострым ножом-суомкой мой комбинезон, оставив на память о себе длинную кровоточащую царапину на правой руке. Так что хватит пока...

Дальнейший бой в моем непосредственном участии не нуждался — русские маги явно одерживали верх. Еще пара подобных атак и северян либо перебьют, либо они попытаются выйти из боя, чему я препятствовать не собирался — наша цель береговые орудия и поддержка десанта. Командная работа и правильная организация воздушного боя сказывалась на ходе схватки самым положительным образом — у наших я заметил лишь четверых раненых, которых, прикрывая щитами, мои "маги-эвакуаторы" выводили из боя, а северяне потеряли больше трети бойцов и явно утратили контроль над схваткой. Все идет по плану...только командира северян следовало бы упокоить. Но как его найдешь, вот в чем проблема... Все летают, дерутся, знаков различия не видать, униформа у лыжников одинаковая, а в лицо я его не узнаю, даже если увижу.

— Внимание, говорит сойка, — прозвучал в наушниках голос Серебряковой. — Все орудия уничтожены. Повторяю, все орудия уничтожены. Прием...

— Говорит фея, — утопив тангенту, тут же ответил я. — Отличная работа. Жду вас здесь, надо закончить с магами северян.

— Есть. Выполняю приказ.

Резкий звук орудийного выстрела ударил по ушам, заставив меня невольно вздрогнуть. За ним раздался еще один и еще, а впереди на берегу, у железнодорожной станции, вспух столб огня и дыма. Вошедший в фьорд флот начинал обстрел побережья. Операция входила в завершающую фазу.

Я перевел взгляд вниз, на продолжающийся над фьордом бой. Северяне, сбившись вместе и закрываясь щитами, отступали, отстреливаясь от моих бойцов. А с запада уже приближались летящие фигурки с ранцами на животах. Двести третий спешил на помощь. Вот и славно.

— Коршун, Сойка, передайте всем, врага за фьордом не преследовать, — отдал я приказ по рации Пашке и Вике. — Не увлекайтесь, наше дело — поддержка десанта.

"Хрен с ним, с полковником", — решил я. "Не надо понимать все буквально. То, что я знал из прошлой жизни, вовсе не обязано повторяться здесь. Задача выполнена и батальону пора домой, мне лишние потери не нужны".

Когда отчалившие от имперских кораблей первые десантные баржи-самоходки ткнулись в берег, высадив солдат Райха на беззащитные пирсы причала, а железнодорожная станция загорелась от огня корабельных орудий, я вызвал Юлю на заранее оговоренной волне.

— Тетю благополучно встретили, она уже разгружается, — вытерев рукой потный лоб, устало сказал я в эфир оговоренную фразу. — Давайте ваши координаты, буду возвращать телегу с лошадью хозяйке.

Шестеренки моей виртуальной сети пришли в движение, реагируя на отдаленный магический импульс, и я тут же отметил для себя направление и расстояние. Не так уж далеко, где-то в лесу у подножия ближайшей скалы. Обернусь в два счета и закончим с этим.

Наверное, я и в самом деле сильно устал. А, может быть, чересчур отвлекся на управление полетом, потому что имперский орб неожиданно начал капризничать, забирая чересчур много маны. Да и порезанную руку периодически дергало от боли, заставляя меня болезненно морщиться, что не способствовало вниманию. Не знаю в чем дело. Но появление полковника Сью я прозевал самым позорным образом.

Он атаковал снизу, подобравшись ко мне с бреющего полета над самым лесом, и сходу всадил в мою тушку очередь из своего автомата. Если бы он был чуть-чуть терпеливее и хладнокровнее, то тут бы меня и шлепнул, что уж там. Я к тому времени прилично ослаб и защита держалась с трудом — скажем прямо, я был не самой трудной добычей. Но он начал стрелять издалека и, хотя и попал в меня дважды, сбив второй раз за этот день защитное поле, но остальные пули прошли мимо.

— Ты умрешь, имперская ведьма! — Заорал он с перекошенной мордой, снова нажимая на спуск, пролетев мимо меня снизу вверх в нескольких метрах.

"Хрен тебе"! — Закрутил я бочку, уходя из-под огня и пытаясь оторваться от преследования. "Господи молю, дай мне сил и укрепи защиту, обрати гнев свой на этого нечестивца".

Выставить защиту снова у меня получилось, а вот оторваться — нет. Полковник был слишком быстр. Другое дело, что из своего автомата он стрелял ужасно — может руки не оттуда растут, а может не успел еще как следует пристрелять дочкин подарок. Не попасть в воздушную цель с десяти метров — это надо уметь. Действительно, этому кадру нужен дробовик — промелькнула дурацкая мысль.

Решив перехватить инициативу, я заложил любимую сестренкой обратную восьмерку, и попытался всадить в полковника несколько заклинаний. Но получилось не очень — попасть-то я попал, но его защитное поле оказалось чересчур прочным. Экий носорог, да как тебя взять-то?

— Сдохни, тварь!!! — Автомат полковника рокочет сзади, а я, закладывая немыслимые виражи, буквально всей кожей ощущаю, как пули проносятся рядом со мной. Плохо дело. Не оторваться. И для рукопашки я сейчас слаб. Но выбора нет, приходится переносить всю оставшуюся энергию на штык, выстраивая заклинание рассечения и вкладывая в него все силы. "Господи, не оставь рабу твою"! Кувырок, резкий разворот, атака!

Удар получился на славу, хотя сначала мне показалось, что защитное поле полковника я не пробью — больно уж оно оказалась вязким и упругим. Но сила удара и вложенная энергия сделали свое дело, и лезвие винтовки маузера все же проткнуло его защиту, не дойдя до груди полковника Сью каких-то пару сантиметров... Зараза! Этот лосяра ухитрился перехватить ее рукой за ствол, чтоб ему пусто было! Я посмотрел прямо в красные, налитые гневом глаза здоровенного мужика и вдруг понял, что это, похоже, конец. Все Леха, отлетался.

— Ты командовала имперскими магами, — скривившись, утвердительно сказал полковник, забирая у меня оружие из враз ослабевшей руки.

— Я. — Блин, правая рука и так ранена, до ножа левой не успеть дотянуться. Полный абзац. Глупо получилось Леха. Хотя...что там за фигурки приближаются сверху за его спиной? Ох ты ешкин кот, неужели кавалерия из-за холмов!?

— Твою винтовку я возьму на память. А ты умри, ведьма, — направил он на меня свой автомат.

— Подожди! Ты должен знать, что твоя дочь Мэри...! — Тяни время, Леха...

— Что Мэри? — Замешкался на секунду полковник Сью, прежде чем нажать на спуск.

— Ничего, — сказал я. — Все.

Потому что в спину полковнику, прямо под сердце, вонзился светящийся трехгранный штык моей старой доброй мосинки, которую держала в руках, подобравшаяся сзади Дегуршафф. Сестричка все же пришла на помощь, увидев нашу схватку в воздухе. Без защитного поля, на крохах маны, выжав из себя все что можно и нельзя, но она успела вовремя. Сзади ее уже догоняла Юлька с моими магами.

— Умри сам, гадёныш, — брезгливо поморщилась Дегуршафф, толкая полковника ногой вниз и перехватывая его автомат своей рукой. — Не обижай мою сестричку.

Меня основательно замутило от напряжения, силы были на исходе, лишь бы в воздухе удержаться. Но я все же я сумел прошептать, глядя на падающего прямо в заснеженные верхушки деревьев полковника Сью:

— Его надо добить сестра. Надо обязательно спуститься вниз и добить.

— Зачем? Он и сам прекрасно разобьется, — удивился японец. — К чему такие сложности?

— Так, парни, хватайте этих двоих без разговоров, — распорядилась подлетевшая Юлька. — Наши девочки еле живые, краше в гроб кладут. Пора тащить командиров в лазарет. Вы уже навоевались по самое немогу, хватит добивать себя окончательно, — строго посмотрела на нас девушка. — Ваня, бери на закорки нашу Таню, Сереж — ты помогай майору Дегуршафф. И полетели скорее отсюда. Только что была радиограмма: обоим батальонам произвести посадку на имперский крейсер "Бреген". Бой закончен.

В отданной нам с Дегуршафф на правах уважаемых гостей каюте, принадлежавшей старпому "Брегена", было хорошо. Тепло и уютно, нос щекочет запах свежесваренного кофе, в который мы с японцем плеснули себе по две капли рома — чисто для аромата. Я сидел, забравшись с ногами в шикарное кожаное кресло и, укрывшись до горла теплым пледом, неторопливо грыз булку, густо намазанную шоколадной пастой, запивая ее кофе из большой кружки.

Японец делал то же самое, только полусидя в постели и натянув на себя одеяло. Он явно получал кайф от каждого глотка горячего напитка — даже глаза от удовольствия прищуривал, а на его бледном лице на второй день плаванья наконец-то появился намек на румянец.

— Значит, сегодня ночью? — Прервал он, наконец, затянувшееся молчание.

— Да, — отставил я в сторону кружку. — Встреча с "Меркурием" примерно через семь часов. Спасибо за гостеприимство, но нам пора домой.

— Ты спас мне жизнь, — помолчав еще немного, сказал он. — И карьеру. Я тебе этого не забуду.

— Какие между нами счеты, — улыбнулся я. — Если бы не ты, тот полковник — северянин меня бы добил.

— Пустое, — мотнул головой японец. — Это наша работа. Ты лучше вот что скажи... Как я понимаю, доказательства произошедшей подмены были записаны на орб кем-то из твоих магов. Так?

Я лишь отвел взгляд в сторону, рассматривая картину на стене каюты. Что тут скажешь?

— Так и есть, — утвердительно произнес он. — Я бы на твоем месте это точно сделал. Надеюсь, у тебя хватит ума их не обнародовать и держать лишь на самый крайний случай? Не советую меня этим шантажировать, плохо будет всем.

— Я не идиот, чтобы такое сделать, — искренне ответил я. — Можешь не волноваться, все причастные будут молчать, эта история не всплывет. Обещаю. Для всех командовала боем над фьордом Орс ты, и я назову лжецом любого, кто скажет обратное.

— Хорошо, — сделала еще один глоток кофе "сестричка". — Пусть будет так. Но я все равно у тебя в долгу... Скажу откровенно, мне это не очень нравится. Что я могу для тебя сделать? В качестве платы за услугу?

— Я бы мог сказать, что мне ничего не надо, — поправил я спадающий с узеньких плеч плед. — Что наше дело семейное и все такое... Знаешь, в какой-то мере я уже привык, что у меня есть в этом мире сестра. И воевать с тобой вместе мне понравилось — в небе над рудниками ты работал четко, я мог делать свое дело и не волноваться за тыл. Но это все сантименты...пустое, как ты говоришь. Да, есть одна услуга, которую ты мне можешь оказать, после чего я скажу, что мы квиты.

— Какая? — Тут же отозвался японец.

— Ты пишешь доклады и обзоры начальству. Пишешь много и по самым разным темам. Более того, я знаю, что к твоему мнению прислушивается высшее военное руководство империи. Может быть, тебя не все в генштабе любят, но твои советы слушают.

— С чего ты взял?

— А это не так? — Пристально посмотрел я ему в глаза. В этот раз взгляд пришлось отводить сестричке, сделавшей вид, что она очень заинтересовалась волнами за стеклом иллюминатора.

— Так вот, когда ты напишешь свой доклад по северной кампании и по своему опыту работы с русскими, а тебя обязательно попросят это сделать, то в нем будет одна ключевая мысль: воевать с Россией никак нельзя. Война обернется катастрофой для обоих государств и проигрышем для империи. Я не прошу от тебя хвалить русских или что-то вроде того, вовсе нет... Найди железные и убедительные аргументы для руководства империи сам, ты же хороший менеджер, ты сможешь. Не мне тебя учить, как писать докладные. Нам нечего делить — в этом мире у руля наших государств стоят более-менее адекватные люди, а идеологических противоречий между нами нет. Не надо повторять ошибок нашего мира и валить этот мир во всеобщую бойню.

— Хочешь использовать меня как агента влияния? — Скривилась сестричка.

— Как тебе будет угодно. Ты слышал мою единственную просьбу.

— Ладно, — сделав паузу, серьезно кивнул японец. — Я напишу такой доклад. Я бы написал его и без твоей просьбы — поверь, я вовсе не желаю воевать с тобой и со всем миром. Будет так, как ты хочешь, обещаю.

Глава 19. Возвращение.

Как же хорошо быть дома! Пусть пока и не в Питере, но среди своих, на российском боевом корабле. Попариться всласть в корабельной бане, отдыхая душой и телом после холодов и лесных ночевок, когда приходилось спать, не снимая летного комбинезона. Приятно покряхтеть, пока Юлька охаживает мою худую спину распаренными березовыми веничками, выпить горячего чаю из самовара, закусив его бубликами, а затем снова надеть чистую отглаженную офицерскую форму, с триколором, орлами, наградами и золотыми погонами. Приятно чувствовать себя снова русским офицером, а не "добровольцем" с непонятным статусом.

Командир крейсера, Зиновий Федорович Валк, наш старый знакомый еще по дакийской компании, принял моих магов как родных, а меня так и вообще поднял с палубы, прижал к себе и расцеловал в щеки словно дочку, щекоча бородой и дыша свежими алкогольными парами.

— Что же ты доченька, такая худая и побитая? — Жалостливым тоном сказал капитан, после дружеских объятий, поставив меня на палубу. — Лица на тебе нет, одни глаза только и остались, не кормили тебя, что ли, басурмане имперские? Эй архаровцы! — Гаркнул он столпившимся позади на палубе матросам, с любопытством смотревших на прибытие батальона магов. — Баня для госпожи подполковника готова?

— Сей минут будет, вашблагородие! — Отозвался тут же подскочивший вестовой. — Сделаем в лучшем виде!

От кого другого я бы такой фамильярности в жизни не потерпел, хотя целуются по-приятельски в щеки в этом мире довольно часто, никто в этом ничего предосудительного не видит. Но капитан первого ранга Валк другое дело. Такой вот он дядька, даже не знаю, как сказать...позитивный, что ли. Пьет, как он выражался "в свою плепорцию", но дело свое знает и делает отменно. Фамильярничает, но чувствуешь, что от чистого сердца и полноты чувств. Один маленький факт — командир Меркурия почти каждый день обедал с офицерами крейсера в кают-компании. Вы спросите "а что в этом особенного"? А особенность была — в русском императорском флоте этого мира по укоренившемуся обычаю командир корабля в кают-компанию не имел права входить без особого приглашения, если, конечно, дело не касалось неотложных надобностей или корабль не вел боевых действий. Кают-компания служила местом для офицерских собраний, где во время еды они вели разговор без чинов, как равные, в том числе могли между собой критиковать командира и начальство. Командира корабля обычно офицеры приглашали на совместные обеды по воскресеньям и по праздникам, если отношения на корабле сложились, а в остальные дни вестовой относил еду ему в каюту. Но на Меркурии этого обычая не придерживались, тут экипаж жил действительно как одна семья. И это были не просто слова.

В прошлое плавание офицеры рассказали мне одну историю о своем командире. Как-то раз матрос с Меркурия накуролесил в порту Николаева, был пойман армейским патрулем и посажен на гауптвахту. Валк, когда узнал об этом, тут же отправил сообщение коменданту порта: прошу выдать проштрафившегося на корабль, он будет наказан по всей строгости морских законов. Но комендант заупрямился, и ответил отказом. Тогда Валк с тремя добровольцами из матросов на шлюпке отправился на берег. Вчетвером они запросто разоружили часового у гауптвахты, попросту отобрав и разрядив его винтовку, а затем Валк вошел в кабинет начальника гауптвахты, со словами "посторонись голубчик" забрал у него ключи, которые оказались даже не заперты в сейфе, и в два счета освободил матроса. Когда шлюпка с беглецом причалила к крейсеру, командир велел тут же поднимать якорь — дел в Николаеве у него уже не было. Но история приняла скверный оборот: сначала из порта отсемафорили "приказываю немедленно опустить якорь", а затем, когда на приказ не отреагировали, последовало следующее сообщение: "Меркурию оставаться на своем месте. Отплывать запрещаю, орудия порта наведены на крейсер! Комендант порта".

— Ха! — Только и сказал на это Валк. — Экипаж, боевая тревога! Артиллеристам внимание: расстояние пятнадцать кабельтовых, прицел тридцать! Цельтесь братцы вон по тому белому домику на отшибе. Сигнальщик семафорь ответ: мы отчаливаем. Орудия крейсера наведены на дачу коменданта порта. Целую, Валк.

Так Меркурий и ушел из Николаева, приказа на открытие огня не последовало.

Потом армейские подняли жуткую вонь, требуя во что бы то ни стало покарать своевольного командира крейсера. Но флотские уперлись. Узнав о произошедшем, они сначала ржали всем штабом флота, от адмиралов до последнего денщика, а затем решили своего капитана просто так не сдавать и начали сознательную бюрократическую волокиту, выясняя кто кому подчиняется, и какое начальство в каком порядке должно разбирать поступок офицера: армейское или флотское. В итоге вся эта тяжба дошла аж до самого Николая, который, когда ему доложили об инциденте, будучи в хорошем настроении, лишь улыбнулся в усы и изрек: "победителей не судят". Но том в деле и была поставлена точка.

Так что нас разместили на борту крейсера, отменно накормили, сводили в баню, несмотря на то, что с пресной водой и припасами дело обстояло не очень — сказывалось долгое плавание через проливы и Гибралтар. Как рассказали мне за поздним ужином в кают-компании, крейсер решили перевести в состав балтийского флота. По коему поводу офицеры и матросы испытывали двоякие чувства — с одной стороны служить в столице престижнее и выгоднее, с другой — жалко оставлять в Крыму родные дачи и огороды, да и климат там получше. Ну, а судя по тому, что крейсер гоняли за тридевять земель и подгадали как раз к нашей встрече, я решил, что командование решило для каких-то целей приспособить отдельный корабль под импровизированный авианосец с магами на борту. И, раз уж Меркурий один раз послужил нам в этом качестве, его же и закрепить за нашим батальоном. В принципе удобно — чем меньше людей в теме, тем лучше, маги все же относятся к спецотделу, а там секретность прежде всего. Хотя гонять корабль за тысячи миль вслед за батальоном... но, будем считать, начальству виднее, во всем есть свои плюсы и минусы. Мне лично работать с этим экипажем было комфортно — нравился командир, да и офицеры в этот раз вели себя по-другому. Всякие перемигивания за моей спиной и попытки произвести на Танечку впечатление прекратились, теперь ко мне относились как к своему товарищу, а не как к девчонке. Про подвиги магов моего батальона во время суомской кампании знали и теперь меня воспринимали всерьез. Во всяком случае, хотелось так думать.

В Питер мы прибывали в приподнятом настроении. На наше счастье никаких штормов по пути не случилось, погода на Балтике этой весной стояла ясная. Все маги успели как следует выспаться и отдохнуть — приятно иногда побыть простыми пассажирами. Раненые потихоньку выздоравливали, убитых в бою над фьордом Орс не было — красота... На четвертый день плаванья, когда Меркурий вошел в русские территориальные воды, я размяк и подобрел настолько, что по просьбе морских офицеров все же показал им магию. Им развлечение и моим магам сойдет за тренировку в качестве палубной авиации. Мы взлетели вместе со звеньями Пашки и Юли, заложили круг над крейсером и отработали с пикирования залпом фугасных заклятий справа по курсу, метрах в двухстах от корабля, имитируя атаку вражеского судна. Получилось неплохо — я постарался произвести на флотских впечатление и приказал вложить в плетения максимум маны, без всякой экономии. В небе полыхнули фиолетовые вспышки высвобожденной нашими заклятьями энергии, и через пару мгновений внушительный участок водной глади буквально взлетел на воздух. Переплетенные друг с другом белые столбы воды от взрывов поднялись выше труб крейсера и медленно опали, рассыпаясь миллиардами капель. Красивое было зрелище. Я видел с высоты, как сильно закачался на поднявшихся волнах с борта на борт корабль, окутанный водным туманом из мельчайших брызг.

— Ну вы даете ребята и девчата! — Только и сказал, снимая c головы промокшую фуражку Валк, когда мы вернулись на крейсер. Капитан наблюдал наш магический удар с открытой палубы. — Как сам зверь-левиафан по океану хвостом ударил. Этак вы и линкор сможете под орех разделать, — хитро улыбнулся мне он.

— Линкор не знаю, — пожал я плечами. — Линкор большой и толстый, весь в броне и пулеметах. Его так легко не утопишь, возиться надо. А вот если что помельче — обращайтесь, сделаем.

— Всенепременно, Танюша, — серьезно ответил капитан, сменив добродушную улыбку на серьезное выражение лица. — Этакой силище грех зря пропадать.

В Питере крейсер Меркурий встречали в полночном порту, без всякой помпы, цветов и оркестра. У сходней на берегу нас ждал лишь Ребров с двумя молчаливыми офицерами из своего отдела. Я построил ребят прямо на пирсе, в тусклом свете ночных фонарей и скомандовал "смирно".

— Господин генерал-майор, триста второй отдельный магический батальон построен, — доложил я главе спецотдела. — Поставленные перед нами во время спецкомандировки боевые задачи выполнены полностью. Батальон боеспособен и готов к дальнейшей службе!

— Молодцы, господа офицеры, — козырнул нам Ребров. — Командование выполнением поставленной задачи довольно, всему личному составу батальона объявляется благодарность. Скажу больше — я буду ходатайствовать о присвоении триста второму батальону звания гвардейского. Ну а сейчас — все свободны. Завтра в училище будет выплачено жалование, боевые и премиальные, а ваш командир подготовит документы об отпусках. Скажу прямо — вы их заслужили. Благодарю за службу!

— Служим России! — В один голос отозвались мои маги.

На том официальная часть и закончилась. Я уже начал было мечтать о мягкой-премягкой пуховой перине и теплом толстом одеяле в своей уютной спаленке в доме Авдотьи Павловны, но Ребров тихонько придержал меня за плечо.

— Погоди Таня. Я на машине, давай подвезу до дома. Разговор есть.

"До завтра подождать не мог"? — Промелькнула раздраженная мысль. "Охота тебе, генерал, на ночь глядя приватные разговоры вести... Опять ведь грузить чем-нибудь будешь, знаю я тебя. А у меня и так голова гудит как царь колокол".

— Конечно, Матвей Филиппович, — вслух ответил я. — Поехали.

Против ожидания, начинать разговор Ребров не спешил. Мы вырулили с порта в город и поехали дальше по улицам в полном молчании. Я не горел желанием помогать генералу с разговором, поэтому, отвернувшись к окну, смотрел на проносившийся за стеклом освещенный светом фонарей центральный проспект. Несмотря на поздний час в городе продолжалась жизнь — работали бары и рестораны, ходил по улицам народ, даже светились витрины некоторых магазинов. Столица, что говорить...

Наконец, бросив короткий взгляд на поднятую стеклянную перегородку между нами и сидевшим впереди водителем, генерал решился.

— Тань, а ты мне ничего рассказать не хочешь? По поводу совместной компании с имперцами? Особенно насчет боя над фьордом Орс? На ушко, по старой дружбе?

Я почувствовал, как у меня внутри екнула селезенка. Неужели Ребров что-то выведал? Да каким образом, блин?! Дегуршафф или Виша проболтаться не могли, не верю. Мои маги все время были рядом со мной, на борту корабля, да и посвященные в секрет — люди надежные. Или все-таки Ребров узнал про подмену? Или нет? Сейчас еще можно сознаться без последствий, рассказав все как было. Но ведь генерал немедленно затребует доказательства... И даже если их утаить, что он там со своим спецотделом будет с этой информацией делать — хрен его знает. Может использовать в каких-нибудь оперативных комбинациях и все уйдет на сторону, или прямо выдаст имперцам — я не знаю какие у них там контакты между спецслужбами. Тогда сестра точно станет мне врагом. Японец как-нибудь выкрутится, он тип ушлый, не хуже Штирлица. Но такого слива без причины никогда мне не простит. А значит и возможная война России с Империей будет гораздо вероятнее, я не поручусь за то, что этот самурай будет писать в своих докладных, он в злобе на многое способен. Или я возьму с Реброва слово, что он никому ничего не расскажет? Ага, с начальника спецотдела. Дать-то он мне такое слово даст, но...

— Ничего не хочу, — выдохнул, наконец, я. — Предварительный доклад был отправлен с борта Меркурия шифровкой, подробный рапорт для спецотдела я напишу завтра, когда высплюсь.

— Правда, не хочешь? — Заглянул мне в глаза генерал.

— Правда. Могу я узнать, вы меня в чем-то подозреваете Матвей Филиппович?

— Да как тебе сказать, — Ребров озадаченно почесал затылок под фуражкой. — Не то, чтобы я тебя подозревал... Просто странный был бой. Обоими батальонами над фьордом фактически командовала майор Дегуршафф. Ты где-то пропала и появилась только в конце схватки. Само командование осуществлялось через посредников, в эфир на общей волне ни ты, ни майор не выходили. А вот в целом рисунок боя — похож на твое творение, я же дрался с тобой в Суомии, знаю, как ты работаешь... Сплошные загадки...

— Вы откуда такие подробности знаете, Матвей Филиппович? Я такого в шифровке не писала. Кто-то из моего батальона вам стучит? — Я хотел сказать эту фразу ровным тоном, но голос сорвался и получилось довольно злобненько.

— Нет, конечно, — отмахнулся Ребров. — Что ты Таня, как можно? — Честным взглядом посмотрел на меня генерал-майор. — На имперских десантных кораблях были наши представители, врачи и технические специалисты, которые следили за схваткой и слушали эфир. Просто так, на всякий случай. Неужели ты думала, что мы отправим своих лучших магов полным составом драться в империю, а потом, если вы внезапно пропадете, поверим той сказке, которую сочинят в Райхе? Имперцами перед операцией были даны определенные гарантии...

— Никаких загадок, — немного успокоился я. — Я просто была вымотана до предела сил. Вы вообще о чем думали, когда отправляли батальон после затяжного сражения и длительного левитирования сразу в новый бой, без малейшего отдыха?! Мы все из-за этого чуть дуба не дали, если бы у северян кроме магов оказалось еще и плотное ПВО, нас бы посбивали нахрен! В начале схватки я была временно контужена, пришлось Дегуршафф принимать общее командование. Вот и все!

— Может оно и так... Но видишь ли Таня, я тебя немножко знаю и удивлен что ты позволила какой-то контузии заставить себя пропустить славную драку. Выглядишь ты, кстати, нормально, непохоже, что тебя сильно накрыло.

— Это сейчас. А тогда я выдохлась полностью, мне легкого попадания в защиту хватило, чтобы свалиться. Говорю же, сил не было!

— У тебя их не было... А вот у Дегуршафф они откуда-то нашлись. Странно как-то, даже не верится...

— А потому что у сестрички есть элитный орб! — Злость клокотала во мне. — Специзделие, для нее родина расстаралась на самое лучшее. А у меня штатное армейское снаряжение, что имею, с тем и воюю. Оставим эти намеки, Матвей Филиппович. Я прямо спрошу: вы мне не доверяете? Или считаете трусихой, которая сбежала из боя? — Ледяным голосом спросил я.

— Ни того, ни другого, — тут пошел на попятный Ребров. — Все, прекращаем этот дурацкий разговор. Тань, в бою по-всякому может сложиться, я это понимаю. Извини, занесло меня немного. А насчет нового орба, ты, пожалуй, права. Надо будет с Сестрорецким маготехническим заводом связаться, у них там сильнейшая в стране научно-магическая лаборатория и экспериментальный цех. Может быть, подберут тебе что-то особенное, по твоему дару, дело того стоит...

С делами я не спеша разобрался в течение следующей недели. Написал подробный отчет о командировке, составил график отпусков для офицеров, разобрал с Сан Санычем накопившиеся дела по хозяйству батальона. Через пару дней после нашего прибытия в училище вернулся оставленный для защиты рудников десяток моих бойцов вместе с Сережей Коротяевым. Там все закончилось — Северная Федерация проиграла войну и была вынуждена заключить мирный договор, отдав победителям большую часть своей территории и став имперским протекторатом. Западное побережье отошло к Империи, а получившая рудники и грузовой порт Суомия незамедлительно передала их в нерасторгаемую аренду России сроком на девяносто девять лет с символической арендной платой в один рубль в год. Страна еще и осталась должна России по репарациям. Хорошо быть в числе победителей и горе побежденным, что тут сказать.

Так что пока империя напрягала все силы на Рейнском фронте, у нас все было тихо, даже благостно. С понедельника половина батальона должна была уйти в длительные увольнительные, а в четверг я провел награждения по итогам северной компании. Орден или медаль получили все маги, некоторых бойцов повысили в звании. Мне на повышение командование не расщедрилось, но третий по счету георгиевский крест — за храбрость при штурме рудников, тоже очень неплохо. Точнее не крест, если быть точным. Георгиевские кресты за мужество и героизм были положены рядовым и унтер-офицерам, а тем, кто выше по званию, давали ордена святого Георгия Победоносца. Но по сути одно и то же — и у солдат, и у офицеров награды были четырех степеней в виде креста с изображением всадника, побивающего змея, но у офицеров они выглядели побогаче. Например, мой орден второй степени был с позолотой и ручной росписью. А ордена первой степени, полностью золотого, мне видимо не получить. Его давали за совсем уж из ряда вон выходящие заслуги, полных кавалеров всех четырех степеней ордена в России за всю историю не насчитывалось и трех десятков. Но и ладно. Не за ордена я в этом мире впахиваю, чай не Брежнев...

К чему я это все рассказываю? А к тому, что когда ко мне в кабинет пришли мои свеженагражденные комэски и предложили отметить завершение северной кампании всем батальоном, я не нашелся что им возразить. Если ребята хотят устроить "корпоратив", то пусть его получат — заслужили. Обмыть ордена и звездочки с товарищами по оружию — дело святое, деньги у всех имеются — на боевые и премиальные нам не поскупились, впереди отпуска. Если не случится новой войны, все вместе мы соберемся не раньше чем через полтора месяца. Надо иногда и погулять.

Правда, когда я, по старой памяти со своей прошлой жизни, предложил устроить что-то вроде пикника в училище или на природе, комэски на меня посмотрели с недоумением. Хорошо, что пальцем у виска крутить постеснялись... Дескать, Таня, ты у нас, конечно, командир заслуженный, но иногда такое ляпнешь, что ни в какие ворота. Какая к лешему природа, какой пикник? Мы что, крестьяне, под стогом сена самогон соленым огурцом закусывать? Когда изволят гулять господа русские офицеры из столь славного батальона как триста второй магический, требуется снять на целую ночь ресторан, не меньше. И не какой попало, а именной, наивысшей категории. Чтобы шампанское официанты носили в серебряных ведерках со льдом, на столах стояла черная икра в хрустальных вазочках, скатерти поражали белизной, и играл живой оркестр! И вообще, это дело не твое, а наше, а мы уже все решили: в субботу вечером собираемся в ресторане отеля "Англетер", комэск Никифоров обо всем договорился. Офицеры батальона приглашают своего командира.

"Понты дороже денег", — подумал я про себя. "Аристократы, блин... Лучше бы хорошенько отметили в училище своим коллективом, без чужих ушей, а потом бы вы пошли продолжать веселье в бордель на Лиговку, а я, как хорошая девочка, домой баиньки". Чем-то мне не нравилась намечающаяся грандиозная пьянка, но отказывать бойцам не хотелось — обидятся.

Когда мы с Юлей и Пашкой, отпустив извозчика, подошли к сияющему огнями шикарному зданию отеля, я почувствовал неловкость и желание повернуть назад. Не привык я к бурной светской жизни, что поделаешь. В прошлой жизни мне по дорогим кабакам мотаться было некогда, да и особо не на что, а в этой жизни большую ее часть я бедствовал в приюте. В последний год, конечно, все изменилось, но старые привычки остались. Швейцар при входе кланяется каждому из нас в пояс, а мне неприятно видеть такое раболепие. В фойе гардеробщик помогает снять шинель, а я не могу, как Юлька, стряхнуть ее легонько с плеч барским жестом прямо в подставленные руки халдея — таким штукам не научен, как-то стыдно. Да еще низкий рост мешает. Меня хоть и пытались в деликатной форме учить манерам, но не в коня корм, я все больше с винтовкой летал. Эх, Леха — опозоришь ты батальон на светском мероприятии. Ну какой из тебя поручик Ржевский? Ни мазурки лихо станцевать, ни правильно лобстера с помощью специальных вилок и ножа разделать, ни штоф водки на спор выпить — ни хрена ты не можешь. За девушками приударить? Тут вообще все грустно... Дрянь ты, а не офицер, только колдовать и умеешь, — самокритично думал я, входя в ресторан.

Но потом, когда все расселись за столами и провозгласили первый традиционный тост за здравие Его Императорского Величества, дело пошло легче и мое стеснение прошло. Вторым тостом я поздравил батальон с успешным завершением кампании и наградами, выпив шипучего лимонада из фужера для шампанского, потом мы в мертвой тишине, стоя и не чокаясь, подняли третий тост за павших товарищей, и тут уж я пригубил немного вина — иначе нельзя. Потом выпили за что-то еще, затем офицеры подняли тост за своего командира и мне пришлось ходить вдоль зала с бокалом полным лимонада, чокаясь с магами, при этом каждый хотел сказать мне что-то хорошее лично, от чего я немного размяк... Затем были тосты от каждой эскадрильи... короче, вечер начал набирать обороты.

Салаты были отменны, копченый осетр неплох, черная икра вкусная. Заливное и блины, пирожки всякие, расстегаи, ветчина "со слезой", колбаса и сыр десяти сортов — все украшено зеленью на больших расписных фарфоровых тарелках. Стол ломился от угощения, благо великий пост кончился на прошлой неделе — гуляем. Отдал я должное и жареному гусю с мочеными яблоками, и пожарским котлетам — мой живот туго набился вкусностями, словно маленький барабан. И ведь еще не дошло до сладкого... До моих манер дела не было решительно никому — тут все знали Таню и принимали ее такой как она есть. Как сказал, поднимая рюмку с водкой, Пашка — выпьем, господа офицеры, за нашу Таню, самую волшебную девочку в мире. Без нее нам братцы, куковать бы до сих пор в подпоручиках.

В общем, мне стало хорошо и без вина. Я разговаривал с сидевшими рядом и потихоньку хмелеющими Пашкой и Юлей, тянул из фужера свежий лимонад, слушал музыку и наслаждался жизнью пребывая в самом хорошем расположении духа.

А зря. От грядущих неприятностей меня отдаляли лишь несколько минут...

Глава 20. Честь мундира.

Из зала ресторана в фойе отеля я вышел по совершенно банальной причине, — выпитый за вечер лимонад, пройдя в организме положенный ему путь, настоятельно просился наружу. Бросив Юле короткое: "отлучусь на секунду", я встал из-за стола и, слегка покачнувшись, направился к выходу. Заветные двери с надписями "Для господ" и "Дамская", находились в отдельной нише чуть дальше по коридору, невдалеке от стойки рецепции. Оказавшись на ногах, я с неудовольствием заметил, что все же слегка захмелел от одного-единственного небольшого бокала легкого вина. Бывает такое — пока сидишь за столом, тебе кажется, что ты ни в одном глазу, а как только поднялся и куда-то пошел, то понимаешь, что уже прилично нагрузился. В голове неожиданно приятно зашумело и все поплыло словно в легком тумане, мои движения стали резковаты. Блин, в прошлой жизни я бы этого выпитого бокала попросту никак не заметил, — что он был, что его не было. Издержки Танечкиного тельца давали о себе знать — когда у тебя вес как у котенка и возраст девочки-школьницы, пить нельзя совсем, нисколько. Хорошо, что навыки самоконтроля в любом состоянии у меня остались с прошлой жизни, поэтому проблем, в общем, нет — протрезвею, всего и делов. Но впредь придется соблюдать строгий сухой закон. Никаких тебе, Леха, мужских удовольствий в новом мире не досталось, — думал я, выходя в коридор.

На трех незнакомых офицеров, стоявших у уборной, я поначалу и внимания не обратил. Мало ли, чего они тут делают. Может в гостиницу заселяются или еще что. И даже когда они целенаправленно двинулись мне на перехват, тревожный звоночек не прозвенел. Я был в слишком благодушном настроении, да и алкоголь, наверное, сказывался. Автографов тут брать не принято, но здороваться незнакомые люди на улице иногда ко мне подходили, все же личность я известная.

— Ну-с, подполковник, нажралась, как свинья и позоришь своим скотским видом офицерский мундир? — С глумливой улыбкой сказал, подойдя ко мне почти вплотную, первый из них, в полковничьих погонах.

В первую секунду я даже не врубился в смысл сказанного, настолько все было неожиданно и нелепо. А во вторую активировал орб, собираясь немедленно...

"Стоп Леха. Тебе не кажется странным, что тебя вот так, сходу, оскорбляет человек, которого ты можешь легко убить на месте? Элементарно, голыми руками? Он же не маг, из оружия только шашка в ножнах, орба нет", — эта мысль придержала меня от немедленных действий.

— Что молчишь каналья?! С тобой офицер разговаривает, дрянь! — Этот полковник о премии Дарвина не знал, но, похоже, очень хотел ее получить. Пьяный что ли? Ну да, у одного из этой троицы в руках бутылка коньяка.

— Ты, придурок! — С усилием взял я себя в руки. — Иди, проспись, идиот, пока я тебе голову не оторвала.

— Она меня оскорбила! — Патетически воскликнул полковник, словно дурной актер. — Господа, вы свидетели, мне нанесено прилюдное оскорбление!

— От этой шлюхиной дочки из приюта ничего другого ожидать не приходится, — добавил стоявший рядом с ним штабс-капитан. А потом взял и плюнул мне в лицо. Вот так, запросто, как верблюд в зоопарке. Причем попал, магическая защита не сработала. Поле было по умолчанию отлажено на перехват предметов и заклятий с высокой кинетической или магической энергией, на обыкновенный плевок оно просто никак не отреагировало, не сочтя его угрозой. А вот я не отреагировать уже не смог, сломав все барьеры, ярость мутной волной ударила в голову, и стало уже наплевать на последствия.

— Раз! — Усиленная магией, моя рука подняла плевавшего вверх, и я с силой швырнул его в дверь мужского туалета, в которую он врезался словно пушечное ядро. Дверь хрустнула от удара и вылетела из петель, провалившись внутрь, а внутри уборной послышался звон стекла. Зачем было вешать зеркала так близко к входу?

— Теперь ты, — нехорошо улыбнувшись своей фирменной улыбкой во все тридцать два зуба, я повернулся к полковнику. — Иди сюда, сука.

Полковник схватился было за шашку, да только без толку, — я был быстрее и попросту оторвал ее вместе с ножнами от его пояса и отбросил в сторону. Затем схватил побледневшего полковника за мундир на груди и с размаха ударил спиной о стенку коридора, выбив из него разом весь воздух.

— Следи! За! Своим! Поганым! Языком! — Раздельно произнес я, сопровождая каждое слово сильнейшей пощечиной, так что голова полковника моталась из стороны в сторону как боксерская груша. Потом бросил его на пол, достал из своего кармана платок, вытер плевок и кинул его комком в окровавленное лицо полковника. Так, Леха, уймись, хватит, убивать их будет все же перебором...

Тем временем третий офицер, в чине поручика, повел себя предельно странно. Вместо того чтобы вмешаться в драку или бежать за помощью он бросил недопитую бутылку коньяка на пол, а потом зачем-то кинулся в сторону и разбил, задев бедром, здоровенную тонкую вазу из поддельного китайского фарфора, украшавшую коридор.

— Я не причем, — быстро выпалил он, когда я, бросив полковника, посмотрел на него в упор. — Не бейте меня, госпожа маг, — фальцетом крикнул поручик и поднял руки вверх, словно я брала его в плен. Надо сказать, это меня остановило — бить его сейчас вроде как было не за что, он меня не оскорблял. Разве что вломить за компанию с остальными?

— Таня, что тут происходит? На тебя напали? — Из-за угла, за которым располагалось фойе со стойкой рецепции, выскочил перепуганный портье и двое моих магов с активированными орбами. Оба поручики из Юлиной эскадрильи, но не бывшие юнкера, а дядьки в приличном возрасте. Ко мне в батальон они попали в числе тех немногих уцелевших после революции магов, которых присоединили к триста второму и, честно говоря, ничем особым не запомнились. Воевали так себе — серединка на половинку, ругать особо не за что, хвалить тоже. Держались немного наособицу от остальных, но это и понятно — разница в возрасте с моими юнкерами сказывалась. И что они тут делали интересно знать, вместо того, чтобы сидеть со всем батальоном в зале ресторана? Почему выскочили только сейчас, и почему активировав орб, я чувствую следы недавнего маскировочного заклятья?

— Эти двое спровоцировали драку, — сделав глубокий вдох и постаравшись успокоиться, ответил я магам, показав рукой на лежащего на полу полковника и торчащие из туалета ноги штабс-капитана. — Позовите срочно Юлю с лечебниками, надо оказать им первую помощь. А ты, корнет, будешь свидетелем произошедшего. Имя и фамилия?

— Степан Линько, корнет второго пехотного полка.

— Ты все видел и слышал?

— Так точно, ваше благородие.

— Кто они такие? Вы подошли вместе...

— Не могу знать, госпожа подполковник. Я познакомился с ними минуту назад, в этой самой гостинице, — вильнул взглядом в сторону корнет.

— Тань, что случилось! — Так, а это уже Пашка вместе с несколькими магами из своего звена нарисовался. Причем в правой руке у него зажата вилка, и все четыре зубца на ней светятся от заклинания рассечения. Жуткое дело — один удар и сразу четыре колотых ранения, такая вилочка войдет в плоть как в растопленное масло. Я почувствовал как вся магическая сеть пришла в движение из-за десятков активируемых в этот момент орбов моих магов, словно батальон готовился вступить в бой. Приехали. Сейчас еще и полиция нарисуется, объясняйся с ней потом... Вообще-то по законам моего прошлого мира я кругом виноват, — запоздало понял я. — Ударил первым, да еще старшего по званию, гулянка в кабаке тоже хорошо в тему ложится. А то, что я маг, а они нет, так это запишут в отягчающие...

Но, как ни странно, все как-то обошлось...

Полковник и штабс-капитан оказались живы. Не скажу, что здоровы, приложил я их крепко. Но вполне способны к передвижению своим ходом после пары лечебных плетений. Вели себя они сейчас по-другому — тихо, не поднимая на окружающих глаз, умылись, смыли с тела кровь — штабс-капитана порезало разбившимся зеркалом, а полковнику я разбил нос и рассек бровь, и привели в порядок одежду. Разговаривать с кем-либо отказались наотрез.

Прибывший по звонку портье в отель через десяток минут наряд полиции во главе с молодым подпоручиком повел себя на удивление лояльно ко всем. Узнав, между какими персонами произошел конфликт, никакого желания немедленно хватать и тащить кого-то в отделение, полицейский офицер не проявил. Лишь опросил портье и свидетелей из прислуги, которые, однако, мало что могли сказать по существу. Побитые мною подполковник и штабс-капитан назвали полицейскому свои имена и должности — оба они оказались из столичных гвардейцев, но к моему удивлению наотрез отказались сообщать причины конфликта. Я думал, они соврут что-то, перевалив вину на меня, но нет. Это дело офицерской чести, а не полиции — вот и весь ответ. Претензии пострадавших к госпоже Дергачевой? Нет, никаких гражданских претензий у нас к ней нет, еще раз повторяем, это наше внутренне армейское дело, касающееся вопросов чести. Заявление в полицию? Не будет такого. Отказался от предложения написать на них заявление и я — зачем мне это? Портье, отзвонившись кому-то из хозяев по телефону, сказал, что отель от официальной жалобы из-за испорченного имущества отказывается, но будет неплохо, если господа офицеры возместят его стоимость в частном порядке. Вот и все. Мы расписались под полицейским протоколом об отсутствии официальных претензий и мои битые обидчики ушли восвояси вместе с полицией, оставив меня размышлять, что это такое было. История, конечно, неприятная и вечер гады нам подпортили. Но мало ли бывает в мире неадекватов с погонами и без? Все же разрешилось, не так ли? — думал я. Тогда я еще не знал, как крупно ошибался.

Воскресный день прошел, как ни в чем не бывало, и в понедельник утром я с легким сердцем пошел в училище. Дел особых не было — большая часть магов ушла в отпуск, да и я сам через неделю собирался устроить себе небольшой отдых. Авдотья Павловна и Пашка приглашали в путешествие первым классом на пассажирском пароходе по Волге. На ее берегу где-то в районе Нижнего Новгорода у семейства Никифоровых была благоустроенная летняя дача в деревне, куда они меня звали вместе собой. Почему бы и нет? Попить кваску, вдоволь накупаться, половить рыбку, покачаться в гамаке с книжечкой в саду на солнышке. А потом можно будет и в Москву рвануть, посмотреть город и достопримечательности. В моем мире мне Москва не нравилась — слишком шумный, многолюдный и испорченный дурным архитектурным новоделом город, а в этом она другая — старая, русская, купеческая. И вообще, что я в этом мире видел? Только приют, Питер и фронт. Я прямо размечтался в своем кабинете, строя планы, когда раздался резкий звонок телефона.

— Подполковник Дергачева слушает.

— Дергачева ты что, вконец охренела? — Вместо "здрасти" заорал на том конце провода злобным голосом Ребров. — Как это понимать?!

— Вы о чем, Матвей Филиппович? — глупо спросил я, уже догадываясь, в чем дело.

— О твоей субботней выходке, девочка моя, — яда в голосе генерала хватило бы на целый выводок королевских кобр. — Ты вообще, чем думаешь, головой или...одним местом?! Так, живо, бросай все и пулей лети ко мне.

— Есть!

— Нет, стоп. Лучше я к тебе, жди в кабинете. Кое с кем поговорю и прилечу. Ты и в самом деле не в курсе случившегося?

— Никак нет, ваше благородие, — когда начальство на тебя орет, лучше отвечать коротко и по уставу.

— Так прикажи кому-нибудь сбегать на улицу и купить "Питерский еженедельник". Или "Городской хроникер". Почитай там про себя и свой батальон и подумай, как ты дошла до жизни такой.

Минут через пятнадцать срочно посланный за свежей прессой Пашка был с добычей в моем кабинете. Я раскрыл первую газету — выходивший по понедельничным утрам еженедельник, и вскоре обрел желаемое. Спасибо, хоть не на передовице, а в разделе "светские происшествия и новости". Немаленькую статью под названием "Горькая правда о герое", предваряла моя фотография, хорошо хоть не цветная. Но и так получилось весьма здорово — на снимке Таня стояла с перекошенным от злости лицом в коридоре отеля среди осколков разбитой вазы. На полу валяется бутылка из-под коньяка и лежит закативший глаза вверх полковник. Ну и надпись под фотографией не подкачала: "пьяный дебош подполковника Дергачевой".

Крепко выматерившись сквозь зубы, я углубился в чтение. И оно меня не разочаровало.

Автор статьи явно знал толк в том, как правильно марать людей в грязи. Начиналась все с признания моих безусловных заслуг перед родиной. Вспомнили и спасение государя, и мой поход на Питер, и создание батальона магов, которые великолепно проявили себя во время Суомской компании. "Подполковник Дергачева — безусловный герой", — делал вывод автор. "Но при этом она просто маленькая девочка из сиротского приюта, которую волна событий вознесла так высоко, что у нее закружилась голова от славы и успехов. И можем ли мы, российское общество, ее в этом винить, когда и у гораздо более взрослых и ответственных людей в тяжелых обстоятельствах случались срывы и досадные проступки? Не можем. Но и закрывать глаза на моральный облик того, кому Россия доверила своих магов, мы тоже не должны".

Дальше морализаторство в статье кончалось, и начиналась откровенная ложь. Без всякой конкретики, с вводными фразами вроде: "ходят слухи, что", "как сообщил редакции надежный источник", "как поведал нам на условиях анонимности один из магов триста второго батальона" на меня выливался поток дурно пахнущей субстанции. Оказывается, я держу обычных магов батальона в атмосфере всеобщего страха перед собой. Еще у меня бывают вспышки неконтролируемой ярости, во время которых я могу наброситься на любого. Периодически у подполковника Дергачевой случаются запои и тогда она вообще не предсказуема. В училище за закрытыми дверями творятся всякие непотребные дела — маги из числа моих любимчиков с моего согласия и при моем участии пьянствуют водку и чуть ли не устраивают оргии с девушками легкого поведения. Сама я, несмотря на юный возраст, живу в одном доме с магом из собственного батальона и это же, наверное, неспроста? И вообще: воспитатели из приюта говорили, что маленькая Таня была с детства хоть и умна, но очень вспыльчива и не всегда адекватна. Поэтому ее даже хотели направить на обследование к психиатру, но, к сожалению, не успели этого сделать.

В общем, размазали меня образцово-показательно. После прочтения статьи я сидел как мешком по голове стукнутый. Такого я не ожидал, скажу откровенно...

"А ведь это твоя школа, Леха", — пробежала неожиданная мысль. "Ты первый использовал прессу как оружие против Носенко. Вот теперь тебе доброжелатели вернули должок с процентами".

Пока я успокаивал Пашку, который после прочтения статьи хотел то ли немедленно лететь кого-то убивать, то ли тотчас собрать всех магов батальона по тревоге и писать коллективное письмо в "спортлото" в мою защиту, доложили о прибытии Реброва.

Генерал к тому времени уже справился с эмоциями и был собран и деловит. Глава спецотдела вошел в кабинет, бросил быстрый взгляд на газеты на моем столе и, сев за стол для совещаний рядом с Пашкой, коротко скомандовал, открыв папку с документами.

— Рассказывай, что случилось в субботу Таня. Все по порядку и очень подробно, не пропуская ни одной детали.

— Хорошо Матвей Филиппович. Без двадцати одиннадцать вечера во время банкета, я захотела пойти в туалет...

— Понятно, — откинулся на спинку кресла Ребров, когда я закончил рассказ. — Подставили тебя красиво, слов нет. Даже не знаю пока, как мы будем из всей этой истории выпутываться. Плохо дело. Очень.

— А что такого страшного случилось? — Нахмурился я. — Неприятно, конечно, но бывает. Напишем опровержение, найдем свидетелей, которые подтвердят, что писаки все выдумали. Переживем, скандалы дело такое...

— Весь батальон подтвердит, что написанное — вранье! — Встрял в разговор Пашка. — Мы это дело так не оставим.

— Вот именно, — согласился с ним я. — Мне больше всего не нравится, что меня подставили свои же. Эти двое поручиков из Юлиной эскадрильи — Клобич и Ваузе, которые стояли в фойе — они же меня и сфотографировали для газеты. Некому больше. Поставили заклинание маскировки и сделали из-за угла снимок. Если бы я была настороже и активировала орб, я бы их сразу заметила. Но в тот момент мне не до того было... Вот от своих я такого паскудства не ожидала, честно скажу. Как хотите, Матвей Филиппович, а их из батальона надо гнать.

— Нет, Таня, что ты, — тут же перебил меня Пашка. — Не надо их гнать. Я поговорю с ребятами и мне сдается, что на следующих учениях с ними непременно случится какой-нибудь несчастный случай. Заклятье случайно в спину попадет или в полете о дерево расшибутся. Бывает...

— Смешно вас слушать, — прервал нас Ребров. — Размечтались они... Теперь меня выслушайте. Клобич и Ваузе сегодня рано утром подали рапорта о невозможности в дальнейшем служить под твоим началом, Таня. И, учитывая обстоятельства, эти рапорта будут удовлетворены. Если не мною, то через мою голову. Думаю, вы их больше до суда не увидите. В котором они выступят на стороне обвинения.

— Какого суда? — Удивился я. — У полиции не было ко мне никаких претензий.

— Я имею в виду не гражданский или уголовный суд, — мотнул головой Ребров. — Это дело не его компетенции... Речь идет о суде офицерской чести. Статья в газете это не главная проблема, это так — общественное мнение подготовить. А главная проблема в том, что на тебя гвардии полковник Ивачев и штабс-капитан Калинский подали заявление в главный офицерский суд Питера. Они тебя обвиняют в оскорблении их чести и достоинства, а так же в том, что ты прилюдно запятнала честь офицерского мундира. Довеском идет обвинение в морально-бытовом разложении и поведении, недостойном русского офицера, свидетелями чего выступят Клобич и Ваузе. Всех деталей я еще не знаю, документы только готовятся. Но уже могу сказать, что задумано все серьезно. Например, полковник Ивачев, как я только что навел справки, очень крупно проигрался в карты и был на грани разорения — занимал у всех подряд и никак не мог собрать нужной суммы. А вчера он все свои долги вернул. Думаю, понятно, на какой крючок его поймали, чтобы он согласился участвовать в такой авантюре. Короче, непросто все, недоброжелатели у нас, Таня, на самом высоком уровне. Тебе надо было сразу же мне все рассказать. Сразу же, понимаешь?! А теперь мы потеряли сутки и пытаемся остановить набирающий ход поезд, уже пошли в дело официальные бумажки. Эх...— махнул рукой генерал.

— Ясно, — помрачнел я. — Простите, Матвей Филиппович, я не знал таких тонкостей, думал, если полиция не цепляется, то все уже обошлось. Чем мне все это грозит?

— Как дело повернется, — вздохнул Ребров. — Если обвинения докажут, то тебя вчистую выгонят со службы. Отобрав награды, пенсию и право ношения мундира. Если докажут не все — возможны варианты, но все плохие, скажу откровенно. Ладно, Танюха, не вешай нос раньше времени. Ты у нас как знамя, а за знамя дерутся до последнего. Мы за тебя еще повоюем, у тебя не только враги, но и друзья есть. Только постарайся пока никуда снова не вляпаться.

Глава 21. Контрзаговор.

Суд назначили через две недели, на середину мая. Тянуть месяцами резину, ведя долгое и скрупулёзное следствие и подшивая материалы дела в десятки томов, никто не стал — нечего тут, мы не полиция. Я сначала было удивился такой оперативности, но когда узнал о суде офицерской чести поподробнее, расспросив Пашку с Сергеем Коротяевым и просмотрев пару книжек, которые подкинул мне Ребров, все встало на свои места. Все равно важнее, чем подготовка к суду, у меня дел не было. Вроде как... Но, откровенно говоря, после первоначального шока и обиды мне стало как-то все равно.

Задолбали! Почему я, боевой офицер, вообще должен оправдываться перед кем-то, как нахулиганивший подросток, которого грозят исключить из школы "за поведение"? Хотите судить — судите и выгоняйте пинком на мороз, раз уж вы так алчете Таниной крови, а я умываю руки... Может быть в этом мире я уже не нужен? Так я не против, контракт с высшими силами с моей стороны отработан честно, — думая, мысленно посылая всех на три буквы...

Но это все эмоции... Кроме них были у меня и иные соображения, чтобы предаваться показной тоске и грусти с печалью заодно. Которые я, однако, пока держал при себе. Для пользы дела, само собой.

Размышляя о предстоящем разбирательстве, я поначалу исходил из реалий моей прошлой жизни. А тут все было не совсем так. Офицер Российской Федерации в моем мире и русский офицер в этом мире существенно отличались. В моем бывшем мире офицер по факту просто армейский или флотский командир, который подчиняется уставу и начальству. И на этом все. А здесь это была совершенно реальная каста людей, со своими правами, обычаями и обязанностями. Или не каста, а рыцарский орден — как хотите. Специальный суд этому ордену был нужен, чтобы сглаживать противоречия и поддерживать единство среди своих членов, причем судили в нем не по писаным законам, а по "офицерским понятиям", что ли... И, на удивление, подобный архаичный обычай был довольно эффективен. Правда, он имел ряд существенных ограничений.

Число рассматриваемых вопросов в подобном суде было невелико: он собирался, только если была задета честь мундира или нанесено серьезное оскорбление одним офицеру другому. Правда, пресловутая "честь мундира" трактовалась очень широко, включая в себя и вменяемую мне "аморалку". Все остальное — вроде нарушений устава, воровства, взяток и тем паче уголовщины рассматривал обычный военный суд.

Также поддерживалось правило "доносчику первый кнут". Нельзя было просто так заявить на кого-то и проиграть дело. Если ты кого-то обвинил, доведя дело до офицерского суда, но обвиняемый был вчистую оправдан, то прощайте погоны. Любителей кляузничать не по делу или попусту оскорбляться в офицерской среде не любили.

Интересно решался вопрос с судьями — в офицерском суде не было военюристов. Судьями служили выборные представители, которых выбирали из своей среды сами офицеры. Но, естественно, неравенство в званиях никуда не девалось. Обер-офицеры не могли судить штаб-офицеров. А уж подполковника, да еще командира отдельного магического батальона должны были судить полковники, не ниже.

Ну и приговоры — в случае, если оказывалась задета честь мундира, их было всего три: об оправдании обвиняемого, о сделании ему строгого внушения, и об увольнении со службы. Если же дело касалось разбора оскорблений, и суд решал, что серьезные оскорбления действительно были нанесены, то в случае отказа сторон мириться, суд мог вынести решение о поединке.

Вообще всяких тонкостей было много — в том числе таких, которые сводили в некоторых случаях возможность добиться справедливости к минимальной. Скажем, если поссорились два подпоручика, то их дело разбирал суд из таких же как они выборных подпоручиков и поручиков в их полку или дивизии, то там могло по всякому повернуться. А вот если поручик швырнул обвинение полковнику — тут уже собираются представители округа в званиях от подполковника и выше. И скорее всего своего оправдают, а молодого офицера выпрут в отставку без пенсиона — никому скандалисты и правдорубы не нужны.

Но все же шанс добиться правды был у любого офицера. Если тебя довели до ручки, оскорбили, или кто-то ведет себя как самая последняя свинья, то можно подать рапорт в суд и попытаться восстановить справедливость. Если в Советской армии офицерский суд чести был, в общем-то, формальностью, а в Российской его и вовсе отменили в две тысячи первом году, посчитав пережитком прошлого, то здесь этот обычай реально работал.

Впрочем, читал я это все без особого интереса. Перегорел, что ли? Неинтересно стало все, включая мое собственное будущее...

Я взял отпуск и перестал ходить в училище. Снял, наконец, с себя мундир, повесив его в шкаф вместе с наградами, а взамен вытащил оттуда давно пошитую гражданскую одежду, которую за последний год носил лишь пару раз. В лавке недалеко от дома Авдотьи Павловны, я приобрел большой бесформенный теплый халат и, завернувшись в него как в одеяло, валялся один на диване в своей комнате и смотрел бездумно в потолок. Завтраки и обеды зачастую пропускал — аппетита не было. Разговаривать тоже ни с кем не хотелось, хотя Пашка с Юлей и пытались меня всячески ободрять и утешать.

Но и без моего участия события набирали ход.

Дело получилось очень громким, что там говорить. В первую неделю выбирали судей, причем сразу столкнулись с проблемой: а к какому роду войск относится отдельный батальон летающих боевых магов? Раньше магов приписывали к разным частям: одни работали в интересах пехоты, другие в интересах флота, третьи числились артиллеристами и авиаторами. А отдельный единственный маг-батальон спецотдела это кто? Ребров попытался использовать этот тонкий момент по полной и передать суд надо мной в свою же собственную юрисдикцию. Дескать, Дергачева маг из спецотдела, вот пусть ее маги с офицерами спецотдела и судят. Во главе с ним, естественно. Сами разберемся...

Но такой финт у него предсказуемо не прошел.

— Дело приобрело громкий общественный резонанс, находится на контроле генштаба, им интересуется председатель комитета правительства и лично его Императорское Величество. И вы, господин генерал-майор, хотите вот так все тихо и кулуарно порешать, оправдав свою подопечную? Дергачева оскорбила гвардейцев, поэтому их представители должны участвовать в суде, — заявил на совещании в штабе командующий гвардии генерал-лейтенант Родзинковский.

Присутствовавшие генералы с ним согласились. Но вместе с тем согласились и с Ребровым, который сказал, что отдать суд надо мной только представителям гвардии попахивает не справедливостью, а расправой. А поэтому решили: в намечавшемся цирке участвуют все — пехота, кавалерия, флот, артиллерия, гвардия и спецотдел, всего шестеро судей, выбрать которых предстояло штаб-офицерам всего Питерского округа и Балтийского флота.

Войны нынче не было, и в Питерском военном округе шла обычная жизнь на кораблях и в гарнизонах. А посплетничать и потрепать языками любят везде. Дело вышло громким, особенно в офицерской среде. Одни офицеры магов недолюбливали, другие наоборот, видели во мне героя, третьим было просто интересно поучаствовать в "движухе", но равнодушных было мало. Меня обсуждали морские офицеры в кают-компаниях кораблей, пехотинцы во время полковых собраний, на всевозможных пьянках и просто в курилках. И, надо сказать, общественное мнение склонялось в мою пользу. А что такого, собственно, сделала Дергачева? Говорят, что иногда пьет? А кто у нас вообще не пьет, господа офицеры, вы покажите пальцем? Двое хворых печенью и одна штабная подлюка— карьерист? Если мы всех уволим за пьянки, кто воевать будет господа? Надавала по мордасам гвардейцам? Велика проблема... Давно пора, между нами говоря, у них и так спеси многовато. Что они вообще делали втроем на гулянке магов, а? Дело-то мутное, на самом деле, что они в ресторан приперлись? Не знали, кто там гуляет? Правда? Ой, что-то тут нам темнят... А Дергачева офицер боевой, заслуженный, не то, что некоторые, которые пока прославились лишь кутежами.

Ну и газеты конечно... Всех не купишь. Вышло коллективное письмо магов триста второго батальона, которое мне неудобно было читать из-за избытка пафоса — ну нельзя так откровенно хвалить командира. Естественно, мои маги отрицали и мое "пьянство" и "вспышки ярости", и аморалку. Неожиданно вставили свое слово военные медики — те докопались до открытой бутылки коньяка на полу. На фотографии было видно, что оттуда не пролилось ни капли. А между тем, если бы девочка-подросток весом от силы в два с небольшим пуда выпила хотя бы половину бутылки коньяка, как утверждалось в обвиняющей ее статье, то она лежала бы в алкогольной коме, а не устраивала драки — писал полковник медицинской службы Иванихин, — и никакие магические способности ее бы от отравления не спасли.

Еще дальше пошел некий детектив Вейнер, из обрусевших имперцев, державший в Питере "агентство частных расследований Вейнера". Он опросил портье и прислугу, а потом отправился копаться в мусоре отеля, который по счастью еще не успели вывезти, добыв там ту самую бутылку и часть осколков вазы. А затем применил зарекомендовавшую себя в Райхе "имперскую полицейскую новинку" — метод под названием дактилоскопия. Так вот, уверял он, на бутылке найдены только крупные отпечатки пальцев, предположительно мужские. А вот мелких детских пальчиков, которые он снял со стула, за которым Таня сидела в ресторане, не нашлось ни на ней, ни на осколках вазы. Желающие могут ознакомиться с методикой и убедиться, что его выкладки верны. А если ему дадут откатать пальчики всех участников скандала, то он может сделать еще более точные выводы...

В общем, позиции обвинения начали трещать еще до суда. Как по мне, так инициаторы этой кампании, продумав детали, не учли главного — конфликт это всегда столкновение реальных, а не дутых авторитетов. Люди выбирают в нем не сторону того, кто формально прав и формально более авторитетен, а того, кому они сочувствуют. Был бы жертвой подставы, скажем, богатый и важный чиновник — простой народ бы поверил любой гадости, которую про него напишут, потому что реального авторитета у него нет и его никому не жалко. А вот в конфликте девочки-сиротки Тани, боевого офицера-орденоносца с кучей заслуг, и гвардейцев-аристократов, симпатии публики были скорее на стороне Тани. Как оказалось, я вполне себе народная героиня.

— А ведь все не так плохо Таня, — сказал мне через неделю Ребров, заглянув как-то утром к Авдотье Павловне. — Настроения такие, что до твоего увольнения дело вряд ли дойдет. Думаю, все обойдется строгим внушением.

— Обвинение рассыпается? — горько усмехнулся я, продолжая лежать на диване, закутавшись в халат.

— И это тоже. Хотя офицерский суд не столько смотрит на формальные доказательства, сколько решает вопрос доверия офицеру после произошедшего. Но и с тем что есть... В войсках тебе сочувствуют, во флоте — тоже, их представители тебя топить не будут. Аморалку по одной фотографии доказать трудно, а все остальное — сплетни. Оскорбление старшего по званию? Судя по материалам детектива Вейнера и показаниям портье — гвардейцы сами коньяк принесли и выпили, недаром они отказались сдавать отпечатки пальцев. Значит, были пьяны, а разбираться, что кому с пьяных глаз оскорбительного послышалось — дело сомнительное... Остается сам факт драки, что, конечно, плохо, но учитывая твои прошлые заслуги и то, что Ивачев и Калинский во время инцидента находились навеселе... Думаю, отобьемся.

— Ну-ну, — протянул я в ответ — спасибо, ваше благородие, за поддержку. Чайку не хотите?

— Чайку не хочу, — помотал головой Ребров. — А ты хотя бы встать с дивана не желаешь, пока с тобой командир беседует? Такое ощущение, что все, что я тебе говорю, тебе неинтересно.

— А зачем мне вставать, Матвей Филиппович? Я не при исполнении, мне и так уютно, — взял я отложенный на спинку дивана роман. — Лежу себе в тепле и покое, книжку читаю.

— И что за книжку изволит читать подполковник Дергачева, пока ее друзья бегают как взмыленные, решая ее проблемы? — В голосе генерала лязгнул металл, но я демонстративно не обратил на это внимания. Пусть покипит.

— Роман Гончарина "Обломов". — Показал я генералу обложку. — Занятная вещь, жизненная... Ладно, поговорили и хватит. Раз вы не хотите чаю, то спасибо за визит, Матвей Филиппович, до встречи, вас внизу слуга проводит... — Отвернувшись, я молча впился глазами в текст книги, буквально кожей чувствуя, как рядом злиться Ребров.

— Дергачева, блин, да что ты себе позволяешь!!! — Рявкнул побагровевший глава спецотдела, посмотрев на меня как солдат на вошь. Генерал активировал свой орб и заорал так, что стекла в комнате затряслись. — Что это такое?! Ты что делаешь, зачем хамишь?!

— Лежу, вашблагородие, — пожал плечами я. — Книгу читаю.

— Я вижу, что лежишь! Почему лежишь?! Почему ты в халате, а не в мундире?! Почему у тебя вид как у кисейной барышни!? Встать немедленно!!! Что это у тебя за сонная харя вместо бравой физиономии! Что за шуточки, Дергачева!!

— А вы на меня не орите, Матвей Филиппович, — спокойно ответил я, укутавшись в халат посильнее, когда генерал перестал кричать. — Мне, может, служить надоело, вот и привыкаю к гражданской жизни. Выгонят из армии и хрен с ним.

— Вот как? Надоело, значит, — нехорошо прищурился Ребров. — И куда ты пойдешь на гражданке? В империю к сестренке переберешься?

— Нет, — честно ответил я. — Здесь мне Николай личное дворянство пожаловал и неотчуждаемый орб, так что в России я себе на хлеб всегда заработаю. В Райхе же боевых магов не ценят совершенно, моя сестра тому примером. Мотается везде, закрывая собой все дырки на фронте, и всей радости ей с того — что майором досрочно сделали и цацку на грудь повесили. Зарплата у нее маленькая, да еще в качестве лабораторной крысы при тестировании оборудования используют. Нафига мне такой фатерлянд? Не хочу. Мне родные березки дороже!

— Слушай, Тань, ты это вообще серьезно? — Чуть успокоился генерал. — Ты правда сдалась? Вот так, перегорела и все? Поверить не могу, ты же характером боец, каких еще поискать. Я помню, как мы вместе Смольный брали, и ты вела нас за собой — глаза горят, вся в ярости — казалось, тебе ни Бог, ни черт не страшен. Но в последнее время... От боя над фьордом Орс ты уклонилась, сейчас вообще на диване валяешься как бревно, пока тебя судят. Тань, ты отлеталась, тебя можно списывать? Давай, скажи откровенно.

— Хотите откровенно? — Я резко сел на диване, а затем встал, путаясь в длинных полах халата. Уставился злым взглядом генералу в лицо и сказал. — Давайте откровенно. Только вам сказанное не понравится.

— Ничего, переживу, — качнул головой генерал. — Излагай.

— Я не перегорела, дело не во мне, — тихо начал я. — Дело в вас Матвей Филиппович. Вы меня очень разочаровали. Вы и все кто тогда был со мной и Корнилиным. С вами каши не сваришь, проще самой уйти.

— Ты это о чем? — Нахмурился Ребров.

— О том! — В этот раз настала моя очередь орать. — Какого хрена у вас до сих пор бардак в правительстве и генштабе?! Почему всем либералы заправляют!? Когда-то в училище перед штурмом Смольного я вам говорила, что единственное, чего я хочу — это послужить России. С тех пор для меня ничего не изменилось. Я служу стране, как могу. Ну а вы? Смерть Корнилина проморгали. Когда меня первый раз чуть не съели, вы меня отстоять не смогли — пришлось самой все сделать. Сейчас опять я под атакой, но это лишь их первый ход. Я же вас собой как щитом закрываю! Как только меня уберут, решив вопрос с магами, то тут же попросят из спецотдела тебя, генерал, неужели непонятно? Без лично преданных тебе магов твое влияние резко просядет и ты станешь легкой добычей. А после тебя уберут и остальных консерваторов-корнилинцев в комитете, останутся одни либерал-народники на радость Выпину. Я думала, ты это понимаешь и принимаешь упреждающие меры. Но что я вижу? Мышиную возню какую-то, вот что! Сбор доказательств, всякие игрища с журналистами. Вот ты пришел ко мне и сообщаешь как о великой радости, о том, что вместо отставки мне светит строгое внушение. Обрадовал, блин... Да кому это все надо?! Меня в суде валить будут наглухо, и я даже знаю, каким именно доказательством вины меня там размажут. Я тебе больше скажу, Матвей Филиппович, я в состоянии все эти планы разрушить и оправдать себя сама без всякой помощи. Но зачем? Чтобы ждать нового нападения пока вы бездействуете? Так мне в следующий раз без лишних сложностей пулю в спину из-за угла влепят, вот и все. А вы будете стоять на моих похоронах со скорбными рожами, но сделать так ничего и не сделаете. Мне на риск и на драку плевать, смерти я не боюсь, но с такими соратниками как вы у меня просто руки опускаются! Тьфу на вас, я лучше проиграю суд и свалю на гражданку в деревню. Хоть поживу там подольше, а если снова начнется война, родине еще раз пригожусь. Кур себе заведу, корову, молоко парное по утрам буду пить, детям вроде меня оно полезно... Надоело!

Ребров ошарашено смотрел на меня, не зная, что и сказать. Ну да, резковато получилось, но как его еще пронять? Он слишком привык играть по правилам и подчиняться начальству, вот в чем беда.

— Ты от меня чего хочешь, Дергачева? — Сделав пару глубоких вдохов, спросил Матвей Филиппович. — Мне что, плюнуть на присягу, поднимать магов и лететь снова арестовывать правительство? Этого добиваешься?

— Нет. Сейчас это, пожалуй, будет перебором. Скажи, кто организовал мою подставу? Мне не надо доказательств, только имена.

— Министр внутренних дел Язольский, — после короткой паузы ответил Ребров. — Почти наверняка он. Верный человек Выпина, да и с Родзинковским на короткой ноге. Они тебя и топят.

— Так соберите комитет, и проголосуйте за их отставку.

— Не так все просто, Таня, — поморщился Ребров. — Ты ничего не понимаешь в политике и расстановке сил в комитете. Да и мое влияние не столь велико, чтобы собирать комитет.

— Ошибаешься, Матвей Филиппович, — серьезно сказал я. — Кое-что я в политике понимаю, думаю, ты уже мог в этом убедиться. Моя ошибка была в том, что я понадеялся на вас с Корнилиным и дал когда-то слово в нее не лезть. А зря. Этакими темпами скоро нас всех уберут, и все наши успехи пустят под откос. В общем, так, — я активировал сеть и накрыл комнату полем защитного заклинания. — Сейчас мы гарантировано защищены от просмотра и прослушивания. Выбирай генерал: сейчас ты мне подробно, со всеми деталями, расскажешь, кто в правительстве чей человек и чем дышит, на кого можно опереться, а на кого -нет. И после того, как я вчистую оправдаюсь в суде, мы нанесем ответный удар по нашим врагам. Составим контрзаговор, если угодно. Или ты не решаешься на риск с активными действиями, и тогда я умываю руки. Подожду, когда суд отправит меня на гражданку, а он это сделает, несмотря на все твои усилия — я это знаю точно. Придется тебе снова выбрать: ты со мной или нет?

— Если мы провалимся, то можем уходом на гражданку не отделаться, — побледнев, ответил Ребров. — Оба. Заговор не шутка, случиться может что угодно, вплоть до трибунала, срывания наград и погон, каторги или расстрела. И для нас, и для всех кого мы втянем в это дело. Шансы...вообще-то шансы есть, Выпиным и его людьми многие обосновано недовольны. Но шансов мало.

— А тогда, во время революции, их разве было больше? — Улыбнулся я. — С нами Бог, так кто против нас? Решайся генерал!

— Я с тобой Таня, — подумав пару секунд, сказал Ребров. — С тобой. Раньше жалел, что не успел семью завести, а теперь думаю — оно и к лучшему, с тобой связавшись долго не проживешь. Но хотя бы объясни, на что ты рассчитываешь? Как ты собралась оправдаться?

— Отвернись командир, дай-ка я сначала свой мундир надену. Как меня достал этот халат, ты не представляешь...

— Мы маги, Матвей Филиппович, — ответил я через несколько минут. — Маги, понимаешь? Похоже, не совсем... Мы маги, и Клобич с Ваузе тоже маги. Фотография в газете — ерунда. Я убеждена, что они под прикрытием маскировочного поля вели запись всего происшествия в коридоре ресторана на свои орбы. А в суде сделают из нее нарезку, вырезав оскорбления гвардейцев и оставив только мои ответные слова и действия, чем меня и припечатают к позорному столбу. Но полная-то версия записи у них в орбах есть. Даже с компьютера тяжело бесследно удалить файлы без форматирования диска, а уж с орба...

— С чего удалить что? С комп...с комютера? Что такое файлы?

— Неважно, — отмахнулся я. — Это несущественные технические термины. Таким образом, задача становится чисто технической — скопировать полную версию записи с их орбов на мой. И я представляю, как это сделать. Но это еще не все, что я задумала, — нехорошо улыбнулся я. — Меня этой подставой крепко разозлили... Хотят судить? Мы им устроим нюрнбергский процесс.

Глава 22. Суд.

Все-таки послезнание имеет свои преимущества. Нет, в попаданцев — прогрессоров я никогда не верил, даже когда читал о них книжки в автобусах и электричках, мотаясь по командировкам к заказчикам в своей прошлой жизни. Сказочки... Такое ощущение, что об этом зачастую пишут люди, которые не то что токарного станка в жизни не видели, но даже пары соток под картошку сами не вскопали. Читал я про одного, который в кузнице двенадцатого века себе револьвер выковал, ага... Поучать предков как им жить и работать, двигая при этом вперед науку, производство и политику семимильными шагами так просто не выйдет. Но иногда, в узких рамках, послезнание может пригодиться.

Исполнительный военно-народный комитет России, в общем-то, являлся новым временным правительством, устроенным как ни странно, по лекалам почившего совнаркома. Но не того совнаркома, который был в начале революции в этом мире, а другого — из моего времени, примерно конца двадцатых годов. И правил он до сих пор по двум причинам: во-первых его твердо поддерживали военные, а во-вторых он ухитрился провести более-менее удачные земельную и "социальную" реформы, которые сгладили часть противоречий в обществе. Кроме того, комитет привел страну к победе в Суомской кампании, показав свою силу. Ну и поддержка Николая, который даже набрал некоторый авторитет в обществе после превращения в "конституционного" монарха, сказывалась.

То есть сам по себе комитет был пока что более-менее устойчивой структурой. Как говориться, за неимением лучшего... Хотя все равно — в перспективе надо было проводить выборы, писать конституцию, определяться с формой правления, приступать к законодательным реформам. Нельзя нормально жить, если государство управляется странным гибридом из приспособленных под абсолютную монархию государственных институтов и "новым политбюро" на вершине власти. Но до всего этого просто не доходили руки — помешала и смерть Корнилина, и война, и необходимость сосредоточить все ресурсы государства на ключевых проблемах. Но пока что запас легитимности у комитета был. Но только у самого комитета, а не у его председателя и отдельных членов. Их-то никто особо не знал и большой популярности они в обществе не снискали. Замени одного члена комитета другим — никто в народе и слова против не скажет. Прочитают в газетах, пожмут плечами и пойдут дальше.

Сами комитетчики и председатель Выпин это если и понимали, то не придавали пока сему факту большого значения. А зря. Я в свое время историей крепко интересовался и знал, чем может закончиться борьба за власть в подобном комитете. Я-то знал, как товарищ Джугашвили убирал бывших соратников из власти одного за другим. Знал и про то, каким образом всемогущий товарищ Берия в один момент "лишился доверия". Помнил про заговор группы Молотова, Маленкова, Кагановича и "примкнувшего к ним Шепилова" против Хрущева, знал, почему он провалился и надеялся не допустить ошибок заговорщиков. Был осведомлен, как Никиту Сергеевича в итоге все же проводили на пенсию товарищи по партии, расчистив место компромиссной фигуре Леонида Ильича.

В этой России подобного опыта еще не было. Здесь привыкли проводить перевороты по старинке — гвардейским штыком и удавкой, ударом табакерки в висок или полками на площади. А ведь можно и по-другому: дружеской критикой соратников на "пленуме" с последующим лишением всех должностей и немедленным арестом. Если у тебя есть большинство голосов в совете, решительность и преданный лично тебе силовой ресурс — вполне посильная задача.

Все эти соображения я и попытался изложить Реброву, пресекая самым решительным образом его удивленные вопросы типа: "откуда ты знаешь такие вещи"? Знаю, такая вот я девочка, особо одаренная, давно было пора понять. Сейчас не об этом разговор... Матвей Филиппович уже не особо удивлялся странностям — привык. Наверное, сам для себя он нашел какой-то ответ на вопрос "кто такая Таня?", но делиться своими наблюдениями и догадками с окружающими, или лезть ко мне с чересчур навязчивыми вопросами не спешил, за что я был ему благодарен.

Рабочий план заговора мы составляли почти до самого вечера, укрывшись магией от прослушивания. Понявшая, что речь идет о серьезных делах и искренне переживавшая за меня Авдотья Павловна, велела прислуге подать нам закуски и чай с кофе прямо в мою комнату, единственно — я попросил Реброва не курить в ней, и ему пришлось каждые двадцать минут бегать на улицу — напряженного мыслительного процесса без стимуляции никотином он себе не представлял. В целом, план вырисовывался, пусть и с множеством слабых мест. Но это ничего — время еще есть, и есть возможность подготовится получше.

Местонахождение Клобича и Ваузе Реброву было известно. Узнав об инциденте, он сразу же приказал своим агентам установить слежку за магами-предателями, так же как и за побитыми мною гвардейцами. Все-таки профессиональная хватка у генерала была, и он справедливо опасался, что ключевые свидетели до суда надо мной лягут на дно. Однако, принимать столь радикальные меры наши противники не стали, ограничившись лишь охраной свидетелей обвинения. Клобич с Ваузе жили в номере люкс на пятом этаже гостиницы "Северная звезда" и там же периодически общались с журналистами, рассказывая сказки про "ужасы триста второго батальона". Окна их номера были с решетками, а кроме охраны у отеля внизу, в коридоре у дверей номера стоял патруль переодетых полицейских из ведомства Язольского. В принципе — достаточно. Не будут же маги брать отель штурмом, чтобы ликвидировать свидетелей, правильно? Правильно. Только вот им стоило учесть, что подполковник Дергачева не только лучший в России маг-боец, но еще и лучший мастер заклятий иллюзии и маскировки. Не боевыми заклятьями едиными сильна сиротка Танечка...

Техническую сторону дела взял на себя Ребров. Требовалось достать копии ключей от номера магов и от черного хода для прислуги отеля, а так же подсыпать Клобичу и Ваузе на ужин снотворное. Генерал обещал мне это сделать силами спецотдела, и я даже не стал вникать в подробности этой части операции. Должен же спецотдел уметь ловить мышей самостоятельно?

Через день после нашего разговора, получив поздним вечером от посвященного в заговор Пашки ключи, я, дождавшись глубокой ночи, наложил на себя и парня заклятья маскировки, и мы полетели к гостинице. Оставив невидимого Пашу на всякий случай прикрывать меня внизу, я вошел в отель и спокойно прошел через кухню и ресторан в холл к центральной лестнице. Пара поваров, выпекавших с ночи свежий хлеб и булочки для завтрака и встретившаяся на пути горничная-поломойка меня, естественно, не заметили. Вскрыть сейчас мою маскировку могла разве что Дегуршафф и еще с десяток магов из наших батальонов, но их тут не было...

Я поднялся на пятый этаж и подошел к двери, у которой, сидя на стульях, скучали двое охранников в гражданской одежде с оттопыренными полами пиджаков. Те по долгу службы бдили, но толку? Я опасался не их, а действия маготехнических локаторов волшебства, вроде тех, что использовали бритты и имперцы. Подобное оборудование пришлось бы уничтожать или глушить, что могло вызвать подозрения. Но их не было: маголокаторы — вещь сложная, требующая специального оборудования и специалистов, поэтому, по уверениям Реброва, в России они наличествовали лишь в арсенале его спецотдела. Тяжело обычным людям играть против магов, некому их толком проконсультировать. Во всяком случае, Клобич и Ваузе с этим не справились... В свое время Дегуршафф укрывала от магов-кандидатов на поступление в ее батальон целый стол, с сидящей за ним приемной комиссией, а уж мне при входе в номер создать оптическую и акустическую иллюзию закрытой двери для двух сонных полицейских и вовсе ничего не стоило.

Клобич и Ваузе крепко спали в своих комнатах. Оно и неудивительно — судя по пустым винным бутылкам на столе в гостиной номера, к подсыпанному в жаркое снотворному они добавили еще изрядную дозу алкоголя. Пушкой не разбудишь. Как раз то, что и требовалось...

Когда я аккуратно прикоснулся рукой к лежащему на груди спящего Клобича орбу на стальной цепочке, маг явно что-то почувствовал. Он что-то замычал во сне, начал ворочать головой, всхрапывать и даже слегка вскрикнул, словно ему снился страшный сон. Тело мага понимало, что сейчас творится что-то нехорошее, но затуманенный вином и снотворным мозг никак не мог проснуться. Я тем временем активировал его и свой орб и, после недолгих поисков в памяти чужого кристалла, начал закачивать к себе информацию. Расчет оказался верен — полная запись моей встречи с гвардейцами в коридоре "Англетера" там обнаружилась. И не только она — я спешно копировал весь массив данных из чужого орба с момента нашего возвращения из командировки и кое-какие записи до него — дома разберусь с этим поподробнее. Десять минут — и готово, спи спокойно дальше, бывший товарищ.

Ваузе, по всей видимости, набрался еще сильнее своего дружка. Взлом своего орба он и вовсе не заметил, даже на подсознательном уровне — спал как убитый.

Через двадцать минут, так ни кем и не замеченный, я покинул номер магов. А через полчаса с начала операции мы уже летели с Пашкой домой. Всегда бы все проходило так гладко...

— Лихо! — Только и качнул головой Ребров, ознакомившись с добытыми мной записями, когда я сбросил их на орб генерала, прибыв в его кабинет следующим утром. — Я ожидал, что кроме доказательств твоей невиновности мы найдем кое-что интересное, но не ожидал что настолько. Это же надо! Язольский и Некаев, оказывается, встречались с бриттским послом, обсуждали новую внешнюю политику России! После неких грядущих больших кадровых перестановок в правительстве... Тань, ты сама не представляешь, какую бомбу ты только что притащила. Это же практически доказательство готовящегося переворота!

— Представляю, — буркнул я, проверив еще раз магическую защиту кабинета. — Я сделала то, что вообще-то должен был сделать ваш спецотдел. Была бы я твоим начальником, Матвей Филиппович, ты бы у меня уже схлопотал строгий выговор.

— Не зазнавайся Дергачева, — осадил меня Ребров. — Одного не пойму, зачем они наших предателей с собой на встречу с бриттами потащили.

— Затем что маги — ценнейший ресурс. Очень. А их ни у кого кроме спецотдела в России нет. Уж на что Клобич и Ваузе — середнячки по дару, но вдвоем и они могут поставить защиту от прослушивания и проверить бриттов на отсутствие магических ловушек. Я уж не говорю, о том, что помощь магов — лучший способ гарантировать тайну и безопасность встречи. Либералы же ни бриттам, ни друг другу не доверяют, вот и проходится им пользоваться такими, как Клобич — за неимением собственных кадров. Не зря же меня так упорно валят, Матвей Филиппович — магов им надо прибрать себе к рукам, а со мной договориться не получится.

— Может и так, — задумался Ребров. — Насчет Язольского я что-то такое подозревал. Но что сам министр иностранных дел окажется чуть ли не бриттским ставленником? От Некаева я этого никак не ожидал.

— Прогнило все в датском королевстве, — согласился с ним я. — Чистить надо.

— В каком-каком королевстве? — Хитро прищурился Ребров.

— Не берите в голову, — отмахнулся я.

— Да как не брать, — пожал плечами генерал. — Скажи честно Дергачева, ты откуда к нам? Из нашего будущего или вообще не отсюда?

— А вы как думаете, Матвей Филиппович? — С Ребровым мне уже надоело валять дурака. — Может я вообще ангел с небес?

— Да какой ты нахрен ангел? Я тебя слишком хорошо знаю... Ни ангел ты и не демон, просто человек. Наверное, что-то в небесной канцелярии дало сбой и тебя сюда занесло из какого-то очень далекого далека. Может быть случайно, а может — по грехам нашим...и твоим. Ладно, хватит, больше я в эту мистику не лезу. Сама расскажешь, если захочешь. В общем, информация по либералам у тебя убойная. Но ее пока маловато для дела. Слушай сюда. Я добился того, что суд чести перенесут еще на два дня, на среду. Это раз. Сегодня же меня принимает Николай в Царском селе, — это два. И еще — есть точная информация, что Язольский, Родзинковский и еще парочка высокопоставленных генералов встречаются сегодня вечером в имении "Княжьи горы". Охраны будет полно, сама понимаешь, но надо бы их разговорчики незаметно записать. Сделаешь?

— Легко, Матвей Филиппович. Только назовите точное место и время.

— Сейчас назову, не беспокойся. Еще одно дело — мне надо завтра скрытно поговорить с замминистра внутренних дел Виленским, командующим Питерским военным округом Ташенковым и министром по делам печати Поленовым. Так чтобы ни одна посторонняя живая душа о разговоре не узнала... Я их и сам прикрою маскировкой, но нужно, чтобы их кто-то доставил по воздуху в Павловск. При этом их иллюзии во время нашего разговора должны сидеть в своих министерских кабинетах и создавать эффект присутствия.

— Тоже не проблема. Сильнейших магов из своего батальона для операции отберу лично. И сама поучаствую. Вам давно следовало на меня больше полагаться, Матвей Филиппович.

— Хорошо, Таня, действуем по нашему первоначальному плану, — рубанул воздух рукой генерал. — Начинай подготовку своего батальона, отзывай всех, кого только сможешь, из отпусков. В среду триста второй понадобиться нам во всеоружии. А там или голова в кустах или грудь в крестах — тянуть нам уже некуда. В день суда все и решится.

— Так точно господин генерал, — твердо ответил я. — Прорвемся, Матвей Филиппович.

Когда я в начищенном и отглаженном парадном мундире, при всех орденах и положенной офицеру шашке на поясе, прибыл к зданию Питерского офицерского собрания, в котором должен был проходить суд, то обнаружил там самый настоящий ажиотаж. У дома было полно офицеров — сотни две не меньше. И вся эта толпа встретила мое появление одобрительным гулом. Флотские, пехотинцы, кавалеристы — пока я шел от извозчика к крыльцу, офицеры в званиях от поручика до полковника подходили ко мне поздороваться и сказать пару слов поддержки. Путь метров в пятьдесят занял у меня из-за этого с четверть часа. Откровенно говоря, такой популярности я не ожидал. Кроме офицеров был и простой народ и газетчики. Похоже, господа либералы сами себя перехитрили, устроив показательный процесс...

Внутри тоже было полно народу — зал собраний был битком набит людьми. Преобладали мундиры, но были и гражданские из чистой публики. Коротко поклонившись собравшимся и поздоровавшись с Ребровым, я молча занял место на скамье сбоку, где обычно сидели обвиняемые. До суда оставалось еще минут десять, и секретарь уже раскладывал бумаги на покрытый зеленой скатертью длинный стол с неизменным графином с водой посередине.

Судьи вошли ровно в десять. Всего шестеро полковников и подполковников, выбранных от всего Питерского округа, которым предстояло разбирать тяжкие Танечкины грехи. Гвардейский полковник недобро посмотрел на меня, занимая свое место за столом, но то ладно — видали мы инквизиторов и пострашнее. От гвардии мне пощады ждать не приходиться, да я и не собирался просить чьих-либо милостей. Вторым вошел представитель спецотдела — немолодой подполковник, один из доверенных сотрудников Реброва, участвовавший еще при нашем штурме Смольного. Тот сразу же ободряюще улыбнулся мне, подходя к краю стола. Двое полковников — пехотинец и артиллерист были мне незнакомы, а вот лицо кавалериста я где-то точно видел, только никак не мог припомнить где. Последним к столу подошел представитель флота, и тут мое сердце радостно екнуло. Шестым моим судьей мореманы выбрали не кого-нибудь, а моего доброго знакомца, капитана первого ранга Валка. И если Зиновий Федорович меня засудит за пьянку, то я уже даже не знаю... Впрочем, вряд ли, учитывая что он смотрит на гвардейца как на нечищеный гальюн.

Десяток генералов, включая Реброва и командующего гвардейцами Родзинковского, сидели тут же — в первом ряду, но они были вроде как зрители — считалось, что судить меня должны равные, а высокое начальство не при чем. Ну-ну, посмотрим... Представление обещало быть интересным.

Сначала я ответил на формальные вопросы. Да, я подполковник Татьяна Алексеевна Дергачева, командир отдельного триста второго батальона боевых магов. Крещеная, православная. Виновной ни по одному из пунктов обвинения себя не считаю, уронившей честь мундира — тоже. Встречные обвинения? Нет, не выдвигаю — подлецы получили от меня по заслугам, а дважды за одно то же наказывать не по-христиански. Имею ли желание сообщить о себе суду что-то дополнительно? Нет, не имею.

Затем председательствующий на суде полковник-пехотинец опросил полковника Ивачева и штабс-капитан Калинского и предложил гвардейцам немедленно перейти к сути дела. И тут начался самый цирк.

Судья-гвардеец вдруг заявил, что до обсуждения дела об оскорблении все присутствующие должны ознакомиться с моральным обликом обвиняемой, чтобы лучше представлять, с насколько павшей и греховной личностью они сегодня имеют дело. Поэтому он настаивает на выступлении свидетелей обвинения. Председатель не возражал, а вот Валк тут же выступил против, заметив, что тут собрались офицеры, а не священники и до морального облика Дергачевой ему лично дела нет. Офицер она блестящий, а пансион для благородных девиц находится по другому адресу. Представитель спецотдела его поддержал и кавалерист неожиданно тоже, при одобрительном гуле зала. Сразу же вышла патовая ситуация — три голоса против трех, и лишь заявление гвардейца о том, что эти показания необыкновенно важны для следствия, заставили председателя дать слово Клобичу и Ваузе.

Тем пришлось откровенно плохо. Одно дело врать газетчикам и другое дело — лгать перед лицом обвиняемого, в зале полном людей, в том числе магов из моего батальона. Да и вопросы судей не давали разгуляться фантазии. — Дергачева пьет? Вы лично ее в пьяном виде видели, или наблюдали, как она это делает? Где и когда конкретно, при каких свидетелях? Ах, это ваше оценочное мнение и вы не можете вспомнить всех деталей? А может быть проблема в том, что она ваш командир и чем-то вам лично не нравится? Срывается на подчиненных и оскорбляет их? Правда? А вот у нас целое коллективное письмо от магов, где все это называется ложью. Есть и заключение от медиков о том, что признаков постоянных запоев у обвиняемой нет — слизистая горла здоровая и не имеет следов от характерного частого спиртового ожога, реакции в норме. И вообще, будем говорить откровенно — ваши показания против Дергачевой единственные, а вот под характеристикой о ее достойном офицера поведении подписались десятки знающих ее по службе и в быту людей. Они все лгут?

— Говорите, что подполковник запугала подчиненных в батальоне и бесчинствует? — Неожиданно вмешался в опрос свидетелей кавалерист. — Что за бред? Мы о ком говорим, о русских боевых летающих магах или о детях малых? Я был в окружении во время суомской кампании и видел их в деле. Нас тогда с передовым отрядом суомы поймали в огневой мешок по дороге в Яваталлаа. От трех эскадронов осталось с полсотни человек, мы отстреливались из-за трупов лошадей. Я думал уже все, отвоевался... Десяток магов во главе с Дергачевой разнесли северян, оседлавших дорогу за нами в считанные минуты, и вывели нас из кольца, прикрыв огнем. Там такое было... Гром и молнии, земля горит, суомы бегут врассыпную как мыши от кота. Если этих офицеров можно так легко запугать, то я даже не знаю... Элитных фронтовиков, магов, каждый из которых может сам вжарить заклятьем обидчика? Не верю. Как и прочим вашим россказням господа...

А я наконец-то вспомнил кавалериста. Действительно, было такое. Мы возвращались с задания и увидели попавших в ловушку своих бойцов, ну и помогли им конечно... Я уж и забыл об этом, таких случаев во время суомской кампании было немало. А оно вон как все повернулось.

Короче говоря, мне даже оправдываться толком не пришлось. Все обвинения в пьянке и аморалке слетели с меня сами собой после голосования, мне даже не предоставили слова в свою защиту. Четыре голоса за "немедленно оправдать": от флота, от спецотдела, от кавалерии и от артиллерии, при явном одобрении зала. Председатель — пехотинец воздержался, и гвардеец с его голосом "против" остался в явном меньшинстве. У газетчиков карандаши дымились в руках, с такой скоростью они писали что-то в своих блокнотах.

Дальше стали рассматривать дело об оскорблении Ивачева и Калинского и тут тоже все оказалось для гвардейцев не столь радужно, как они думали. Первым делом судьи их спросили, что они делали в отеле и не были ли они сами пьяны. Ответ о том, что они зашли навестить своего старого товарища, а сами почти не пьют, вызвал недоверчивый свист и реплики в зале, и председателю даже пришлось призвать офицеров к порядку. Калинского многие офицеры знали, как картежника и любителя погулять, а кто не знал, тех просветили газетчики — заказные статьи оружие обоюдоострое, а материала на гвардейцев было немало. В том числе и на штабс-капитана Ивачева и на молодого корнета Степана Линько, который, как оказалось, вляпался в нехороший скандал с забеременевшей дочкой одного лавочника. Их рассказ о том, что пьяная Дергачева ни с того ни с сего набросилась в коридоре на старшего по званию, после предыдущей неудачной попытки вменить мне аморалку смотрелся откровенно бледно.

Я в это время сидел молча с самым гордым и несгибаемым видом. Отыгрывать героя надо по полной программе. Тем более, что мои обвинители старательно топили себя сами вскоре перейдя к основному доказательству — магической записи конфликта. Все же я их просчитал верно, что уж там.

В зале пригасили свет, и вышедший к судейскому столу Клобич активировал орб, создав в воздухе виртуальный экран размером примерно метра в полтора, попросив тишины. Зрители молча уставились на него, глядя как бесчинствует Таня. Вот двое офицеров подходят ко мне в коридоре, корнет с бутылкой остался за кадром. Затем видно и слышно, как я ору с перекошенным от ярости лицом в морду Калинскому.

— Ты, придурок!

— Она меня оскорбила! — Кричит на экране полковник. — Господа, вы свидетели, мне нанесено прилюдное оскорбление!

Следом за этим я его бью усиленной магией рукой, и гвардеец летит в дверь туалета. Затем расправа постигает штабс-капитана. Все их реплики и действия вырезаны, в кадре осталась только неадекватная Дергачева.

Тишина в зале после демонстрации Клобича повисла надолго. Первым в себя пришел председатель.

— Подполковник Дергачева, эта запись верна и соответствует действительности?

— Так точно, господин полковник. Подтверждаю.

— То есть вы действительно оскорбили господ гвардейцев, словом и действием?

— Нет. Оскорбленная сторона я.

— Объяснитесь, пожалуйста.

— Пожалуйста. Продемонстрированная вам магическая запись верна. Но она не является полной. Посмотрите, как все было на самом деле, без вырезанных сцен — активировал я свой орб.

В этот раз было видно и слышно все, тем более что моего дара хватило на экран во всю стену. И слова полковника про "нажралась как свинья и позоришь мундир", и слова штабс-капитана про "шлюхину дочку" и его плевок мне в лицо, и корнет бросающий бутылку на пол и бьющий вазу. Клобич застыл как громом пораженный, Калинский побледнел и, казалось, сейчас упадет в обморок, Ивачев, что-то зашептав, сел на стул. Тишина, вновь повисшая в зале, заслуживала избитого эпитета "мертвая". Но это продолжалось недолго.

— Вот как все было на самом деле, — громко сказал я, продемонстрировав запись. — А вы господа офицеры, смогли бы на моем месте сдержаться и не ответить на подобные оскорбления?

— Мы не ту судим господа, — вскочил со своего места Валк. — Но это легко исправить, даже собираться два раза не надо. Подлецы должны быть призваны к ответу.

— Поддерживаю, — тут сказал кавалерист. — Справедливость должна быть восстановлена.

— Артиллерист лишь молча кивнул головой, как и представитель спецотдела. На судью гвардейца никто даже не смотрел.

— Господа гвардейцы, вы обвиняетесь в ложном доносе, оскорблении чести мундира, оскорблении офицерской чести подполковника Дергачевой, и поведении недостойном офицера, — сказал председатель суда, тоже поднявшись с места. — Господа офицеры в зале, прошу задержать их. Как и магов, свидетельствовавших против бывшей обвиняемой. Подполковник Дергачева!

— Да, ваша честь.

— Встаньте с этой скамьи и сядьте в зале. Освободите место для тех, кто его заслуживает.

— Абсолютно верное решение, — тихо сказал вышедший откуда-то сбоку человек с роскошными усами и небольшой бородкой, одетый в богатый мундир. Сказал он тихо, но его услышали. Взгляды собравшихся в зале офицеров невольно устремились на поднимающегося к судейскому столу императора. Укрытый заклинаниями Пашки и Сережи Коротяева он до этого момента находился в зале инкогнито.

— Я надеюсь, подполковник Дергачева полностью оправдана, — продолжил Николай, подойдя к председателю и повернувшись лицом к залу. — Но сам факт того что на одного из лучших офицеров России и героя событий двадцать второго года было воздвигнуто столь нелепое обвинение, не может остаться без внимания и последствий. Пользуясь своими полномочиями, я прошу исполнительный комитет сегодня же собраться в полном составе и обсудить случившееся.

Глава 23. Заседание комитета.

Сказав это, Николай подошел вплотную к Язольскому, наблюдавшему за ходом суда в первом ряду зала и остановился рядом с ним, нависая над сидящим министром. Растерянному из-за происходящего министру внутренних дел ничего не оставалось, как вскочить перед императором.

— Господин министр, я к вам, прежде всего, обращаюсь. Здесь из членов комитета присутствуют только двое — вы и глава спецотдела. Поторопитесь. Заседание начнется через полчаса, — холодно обронил Николай.

— Ваше Величество, прошу прощения, но, боюсь, в такие сроки собрать совет комитета просто не получится, — сбивчиво заговорил Язольский, пытаясь на ходу сообразить что происходит. Я его понимал — он пришел посмотреть, как гвардейцы с его подачи образцово размажут спецотдел в лице Тани, а вместо этого вляпался в непонятную ему игру на высшем уровне.

— Председатель Выпин сейчас в отъезде, остальные члены военно-народного комитета должны получить время для ознакомления с повесткой заседания, — тоном оправдывающегося школьника продолжил говорить министр. Император молчал, смотря на него свысока, хотя и был немного пониже ростом. Вот умел он так делать.

— Не все знают о деле Дергачевой, и нецелесообразно было бы в такой спешке...

— Ничего, мы соберем всех, кого сможем, — настойчиво сказал Николай. — Заседание начнется в любом случае. Выпин уже приехал в Зимний дворец, там же по счастливой случайности находится большинство членов правительства. А насчет вас лично и остальных членов комитета... Господин генерал, — повернулся император к Реброву. — У вас ведь под рукой летающие маги?

— Конечно, Ваше Величество. Они все здесь, пришли поддержать своего командира.

— Вот и славно. Пусть срочно доставят в Зимний дворец господина министра внутренних дел и тех членов исполнительного комитета, кто пока не узнал о внеочередном собрании. Мы должны соблюдать регламент и дать возможность присутствовать на совещании каждому, это важно. Ну, а если кто откажется лететь...значит, заседание пройдет без него.

— Но зачем так торопиться, Ваше Величество? — занервничал Язольский. — Давайте соберем комитет завтра, вы выскажете свои претензии и озабоченности, мы все спокойно обсудим и...

— Вы отказываетесь присутствовать на чрезвычайном совещании, господин министр? — голос Императора приобрел стальные нотки. Все же этот человек не один десяток лет был абсолютным монархом.

— Нет, Ваше Величество, — быстро ответил Язольский.

— Тогда доверьтесь магам из спецотдела. Если им доверяю я, то можете доверять и вы. Господин подполковник, — кивнул в мою сторону Николай. — Поскольку вы полностью оправданы, дальше суд продолжит разбирать дело без вас. Доставьте немедленно господина министра во дворец. А все формальности мы закончим потом.

— Есть, Ваше Величество, — тут же ответил я. Подошел к Язольскому, активировав орб, и слегка подтолкнул его усиленной магией рукой в сторону выхода, туда, где нас уже ждали Сережа Коротяев с Пашкой. От Танечкиного ласкового тычка он чуть не упал на пол. — Пройдемте, гражданин министр...

Когда мы еще только планировали с Ребровым свои действия, я постарался максимально учесть опыт известных мне удачных и провалившихся переворотов. Важнейшие враги заговорщиков не люди, против которых составлен заговор, а медлительность, нерешительность и страх "как бы чего не вышло". Эти три фактора могут обнулить любые преимущества — это я себе представлял четко. У группы Маленкова, Молотова, Кагановича и "примкнувшего к ним Шепилова" изначально были железные позиции и большинство голосов в ЦК, но они позорно затянули процесс смещения Хрущева на несколько дней. В результате за Никиту Сергеевича вступился Жуков с военными, а генсек ухитрился собрать пленум, отмобилизовав всех своих сторонников и победил. А ГКЧП в девяносто первом? Взяли власть и сели на попе ровно, глядя как все вокруг быстро расползается на глазах? Нет, мы пойдем другим путем...

Наши сторонники в военно-народном комитете из числа старых Корнилинцев были предупреждены о заседании вчера вечером и сами заблаговременно добрались в Зимний дворец. Председателю Выпину накануне позвонил сам Николай и попросил прибыть на аудиенцию для одного важного разговора, ни единым словом не намекнув о предстоящем собрании комитета. А вот остальных министров-либералов брали тепленькими прямо сейчас мои ребята. По трое-четверо, вооруженные грозной бумагой за подписью самого Николая (настоящей) и председателя Выпина (поддельной), они легко проходили через любую охрану в гражданских министерствах и предъявляли ее адресату, предлагая срочно лететь с ними на важнейшее совещание. Среди гражданских министров не отказался никто. А с военными, коих среди либералов насчитывалось двое, но на ключевых постах: министр внутренних дел и военный министр, вопрос решили индивидуально. Был слишком большой шанс, что они поймут, откуда дует ветер и поднимут своим приказом полицию или войска, отказавшись прибыть в Зимний. Зачем нам эти проблемы? Поэтому министра внутренних дел я с Пашкой и Сергеем брал прямо в суде.

С военным министром получилось иначе. Командующий Питерским военным округом генерал-лейтенант Ташенков получил это назначение, заменив попавшего в плен к суомам, а потом под трибунал Носенко. Генерал он был боевой и неплохо отличился на последнем этапе суомской кампании, но на свою беду сразу же не сошелся во взглядах с начальником генштаба и военным министром. Как сказал мне Ребров — всему виной оказалась история с некачественным обмундированием и плохим снабжением округа. Ташенков на совещании в генштабе публично возмутился, что все лучшее достается расквартированным в столице гвардейцам, а ветераны суомской кампании до сих пор ходят в рваной форме и снабжаются по остаточному принципу, после чего своей властью попытался призвать интендантов в министерстве к порядку и изменить схему снабжения. Но его инициатива была благополучно утоплена, а сам он записан правительственными либералами в неблагонадежные, после чего окончательно рассорился с начальством. Зато с Ребровым Ташенков вполне нашел общий язык... Так что военного министра, полного генерала Вишевского, мои маги прихватили без его личной охраны и адъютантов. Ташенков всего лишь позвонил ему и заявил, что отказывается подписывать документы о денежном аттестате гвардейцам. А если господин военный министр возражает, то пусть приедет и выскажет свои возражения ему лично...

Багровый от гнева Вишевский незамедлительно приехал к командующему округом и, войдя в кабинет Ташенкова, хлопнув с порога дверью начал орать на генерала, брызжа слюной. Там-то его и прихватили четверо моих магов под командой Юли. Отобрали кобуру с пистолетом и, показав предписание, заявили, что должны срочно доставить на совещание к императору. Ташенков лично провел магов в свой кабинет и проследил, чтобы у министра не было возможности кому-то звонить и что-то приказывать.

В Зимний дворец членов исполнительного комитета от либерально-народного блока доставляли по одному, и сразу же вели в кабинет для совещаний по коридору, охраняемому бойцами спецотдела Реброва, личной охраной Николая и моими магами. Под конвоем, словно арестованных, хотя пока никаких обвинений им не предъявляли. Я полагал, что это поможет либералам проникнуться ситуацией должным образом и немножко поубавит спеси, настроив на нужный лад. Самое интересное началось за закрытыми дверями.

Когда все собрались, первым взял слово Николай. Сев во главе длинного стола для совещаний, за которым разместились члены комитета, он напомнил собравшимся, что император не имеет права голоса в правительстве и не обладает исполнительной и законодательной властью. Но право чрезвычайного созыва комитета безопасности в случае угрозы отечеству за ним осталось. Как у гаранта государства, согласно подписанному совместно с военно-народным правительством манифестом "О власти в Российской Империи". И сейчас как раз такой случай.

— Не понимаю, о чем идет речь Ваше Величество — тут же возразил ему Выпин. — Вы сильно преувеличиваете случившееся.

Председатель хоть и был слегка выбит из колеи, но держался уверено. Подтянутый, в строгом черном костюме-тройке, он говорил громко и уверенно, прохаживаясь перед сидевшими за столом членами комитета и активно жестикулируя.

— Вы говорите, подполковник Дергачева смогла оправдаться? Рад за нее. Но что она делает здесь, в кабинете для совещаний Зимнего дворца, зачем ее сюда пригласили? Зачем было нас всех собирать в столь сжатые сроки и столь грубым образом? Почему вы слукавили, Ваше Величество, позвав меня во дворец на личную встречу? Как председатель комитета и правительства я считаю, что это собрание не только не соответствует установленной процедуре, но и просто бессмысленно. Никакой угрозы отечеству нет и в помине. Ваше Величество, я понимаю, в вас просто возобладали эмоции. Давайте встретимся завтра, в доме правительства, как положено. Тогда совместно все обсудим на холодную голову.

— Зря вы так думаете, Петр Валерьевич — тут же встал с места Ребров. — Угроза отечеству есть и вполне реальная. Более того, требующая немедленных решений. Дело не только в попытке опорочить и убрать одного из лучших российских магов. Дело в государственной измене. Подполковник Дергачева, продемонстрируйте нам всем магическую запись встречи в особняке на Леонтьевской улице.

— Есть, ваше благородие, — я активировал орб и начал демонстрировать запись встречи Язольского и Некаева с бриттским посланником. Язольский, увидев ее, побледнел, на его круглом лице выступили мелкие капельки холодного пота. Еще бы — сейчас он на глазах у всех на пару с министром иностранных дел беседовал с бриттом, рассказывая, кого из присутствующих в кабинете они попробуют убрать из комитета уже этим летом, а с кем лучше попробовать договориться. Некаев на изображении сидел рядом с ним и время от времени вставлял свои реплики. Я перевел взгляд на министра иностранных дел — тот выглядел не так плохо, как Язольский, но все впечатление портили его руки. Лежащие на столешнице кисти рук Некаева тряслись крупной дрожью, видимо в этот момент министр не мог себя полностью контролировать.

— Есть еще записи, — продолжил Ребров. — Господин Язольский встречался с некоторыми представителями генералитета в "Княжьих горах" где они кулуарно обсуждали ликвидацию спецотдела и другие "реформы" и назначения, которые относятся лишь к компетенции всего комитета. Я лично могу показать на магическом экране эту встречу, похожую, будем говорить прямо, на заговор. Есть и другие свидетельства против этих господ. Полагаю, что по этому делу должно немедленно назначить следствие.

— Это все магические штучки, — взъярился Выпин. — Господин Ребров, давайте говорить откровенно. Вы и подполковник Дергачева маги. И, честно говоря, хорошо спелись, о ваших близких отношениях всем присутствующим давно известно. Мало ли какие подделки вы нам показываете?

— Вы нас сейчас оскорбляете, Петр Валерьевич, — мотнул головой Ребров. — Зря вы это делаете... Но хорошо. Я не призываю к немедленным карам. Давайте назначим компетентное следствие, и оно во всем разберется — подделаны записи или нет. Проверим алиби подозреваемых, рассмотрим дело в деталях... Все на чем я настаиваю, — в связи с тяжестью обвинений на время следствия отстранить Язольского и Некаева от работы в исполнительном комитете и в министерствах, а так же лишить права голоса в совете. Предлагаю вынести мое предложение на прямое голосование комитета. Язольский и Некаев в нем по понятным причинам не участвуют.

— Как председатель комитета подобное голосование запрещаю, — тут же крикнул Выпин. — Сейчас не время это обсуждать.

— Вот как? — Отозвался пожилой министр путей сообщения, один из фракции старых "корнилинцев" в комитете. — А почему запрещаете? Можно подумать, что вы с ними в сговоре, Петр Валерьевич.

— Действительно, зачем вы всем затыкаете рот? — поинтересовался император. — Объяснитесь, господин председатель, отчего вы запрещаете членам правительства высказать свое мнение...

Выпин прекратил ходить по кабинету и замер на месте, переводя взгляд с одного члена комитета на другого. Его сомнения понять было легко — большинство голосов в комитете у его сторонников было лишь с учетом голосов Язольского и Некаева. Если он сейчас сдаст обоих министров, то фракция корнилинцев получит небольшой перевес. А это весьма чревато... С другой стороны, обвинения предъявлены серьезные да и обстановочка сложилась та еще... вокруг маги и императорская охрана, верных людей рядом нет. И кто его знает, какие еще записи и доказательства есть у спецотдела? Против него лично, кажется, никто не выступает. Может быть, сейчас заседание закончится тем, что корнилинцы лишь всего лишь сожрут двух его сторонников, а потом все удастся переиграть...

— Хорошо, — кивнул он. — Раз Его Величество настаивает — голосуем. Язольский и Некаев воздерживаются.

Итог голосования был предсказуем. Большинством голосов обоих министров лишили права голоса и отстранили от должностей на время следствия. Растерянные Язольский и Некаев даже не успели ничего пролепетать в свою защиту — Николай нажал на кнопку звонка, и в кабинет вошло несколько офицеров спецотдела, которые взяли бывших министров под руки и выпроводили вон. Об автомобилях и конвое для арестованных Ребров позаботился заранее. Меня удивил лишь ход голосования — неожиданно за отстранение Язольского и Некаева проголосовали министр юстиции и министр финансов, которые в нашем списке числились либералами и верными сторонниками Выпина. С чего они вдруг неожиданно поддержали Реброва? Так сильно впечатлились предъявленными доказательствами вины своих сподвижников? Или, почувствовав, откуда ветер дует, решили спешно переобуться на бегу, рассчитывая, что их за это не тронут?

Дальнейший ход заседания комитета показал, что верным было второе предположение...

К сожалению для Выпина, арестом двух его соратников дело не кончилось. Не для того я все это затевал. Все шло по плану...

После того как за Язольским с Некаевым закрылась тяжелая дверь царского кабинета, слово тут же взял министр сельского хозяйства. Аграрий, не выбирая выражений, подверг резкой критике председателя Выпина за саботаж земельной реформы и волюнтаризм. По его словам ТОЗы работали неэффективно, указы Выпина о ценообразовании на хлеб привели к срыву плана государственных зерновых закупок, на селе увеличилось число бедняков, национализированная помещичья земля распределяется зачастую несправедливо... И во всем этом виноват лично Выпин. Следом за ним на председателя обрушился министр путей сообщения, затем министр внешней торговли, а затем и мгновенно переметнувшийся в наш лагерь министр финансов, которого со своей критикой сменил Ребров...

На главу комитета было жалко смотреть — поначалу он еще пытался возражать и оправдываться, пытался даже перейти к встречным обвинениям, но куда там... его просто не слушали. Министр за министром выступали против него...

Выпин один неожиданно оказался виноват во всех российских бедах — в большом госдолге и крестьянском вопросе, в проблемах на железных дорогах и неудачах суомской компании, в недостаточном росте промышленности и деградации народного образования, а так же во множестве других проблем. Его соратники, оказавшись в явном меньшинстве, притихли как мыши под веником.

— Я все понял...понял, — сказал он, наконец, воспользовавшись паузой после выступления очередного докладчика. — Хватит меня содержимым уборных мазать. Давайте закончим с этим, господа заговорщики. Я отстранен? Арестован? Что дальше?

Сейчас председатель уже ничем не напоминал того подтянутого и самоуверенного господина которым он был в начале заседания. Выпин словно постарел лет на десять. Его голос звучал глухо, сам он как-то обмяк, взгляд потух.

— Ну, зачем же вы так, Петр Валерьевич? — почти заботливо ответил ему Ребров. — Какие заговорщики, о чем вы? Мы же здесь все друзья и единомышленники. Вот мы и указали вам на ваши очевидные ошибки. Устраивать охоту на ведьм — плохая идея господин председатель, нам она не нравится. Но мне кажется, что после стольких ошибок вы уже не можете оставаться председателем комитета. Давайте не будем доводить дело до крайности. Просто вы сейчас выпьете водички, — Ребров подвинул к краю стола графин со стаканом, — успокоитесь, сядете за этот стол, возьмете перо и бумагу и напишите заявление о своей добровольной отставке с поста председателя комитета по состоянию здоровья. А затем спокойно поедете к себе домой.

— Под конвоем? — горько усмехнулся Выпин.

— Нет, конечно, — пожал плечами Ребров — Вы же не арестованный и с бриттами, в отличие от некоторых министров, в изменнических связях не состояли, правда? Я просто дам вам надежную охрану от спецотдела на всякий случай. Для вашей же безопасности. Или мы будем устраивать голосование и снимем вас с должности решением всего комитета?

Выпин ненадолго задумался, уставившись застывшим взглядом в пол. Затем все же сел к столу, послушно налил и выпил стакан воды, а затем глухо произнес:

— Не надо голосования. Я сам напишу прошение об отставке.

Пока он медленно, стараясь справится с дрожащими руками, писал текст под диктовку Реброва, в кабинете стояла мертвая тишина. Я случайно перехватил взгляд Николая — император, как мне показалось, смотрел на председателя даже с некоторой долей сочувствия. Наверное, ему вспомнилось то время, когда он сам в подобной ситуации подписывал в вагоне бумаги об отречении. Жизнь порою бывает забавная штука...

— Замечательно, — сказал Ребров, принимая листок бумаги. — Сергей Александрович, — обратился он к министру по делам печати, — озаботьтесь, чтобы этот текст с необходимыми пояснениями попал в завтрашние газеты. А вы свободны, Петр Валерьевич, — улыбнулся бывшему председателю Ребров. — Охрана ждет за дверью.

Выпин встал и спотыкающимся шагом пошел к выходу. Но не дошел до него. Развернулся на полпути и вдруг, застыв на месте, показал пальцем прямо на меня. В его глазах заплясала отчетливая безуминка.

— А ведь это все ты, ведьма! — Раздельно произнес он. — Все это твоих рук дело! Я это точно знаю! Они бы до этого не додумались. Ты все спланировала и играла нами как кукловод своими марионетками!

— Возьмите себя в руки, Петр Валерьевич, — строго сказал Николай, но бывшему председателю было уже наплевать на всех, в том числе и на императора. Истерика накрыла его с головой.

— Это ты Дергачева! — выпучив глаза, заорал он. — Вы думаете это маленькая девочка, господа!? Подполковник-маг?! Да раскройте же, наконец, глаза идиоты: она само исчадие ада, присланное погубить Россию! Вы все как умалишенные, пляшете под ее дудку, но потом поплатитесь за это всем, что у вас есть!!! Она вообще не человек, это сам дьявол в обличии маленькой девочки!!! — На губах председателя выступила пена, он начал заламывать руки как паяц, но в зал уже вбегали, повинуясь магическому сигналу генерала, двое магов из личного десятка Реброва, оставленного за спецотделом. Активировав орбы, они скрутили упирающегося Выпина и выволокли его за дверь под ошеломленными взглядами собравшихся.

— А Петр Валерьевич и в самом деле нездоров, — сказал Ребров, когда за бывшим председателем закрылась массивная дверь. — Не берег он себя, работал на износ, нервы стали совсем плохие. Надо бы его обязательно показать врачам, мы все должны позаботиться о соратнике. Но сейчас у нас есть более важные дела — исполнительный комитет и правительство остались без своего главы. Нужно срочно выбрать нового председателя. Какие будут кандидатуры?

— Предлагаю назначить новым председателем комитета Реброва Матвея Филипповича, — тут же отозвался министр сельского хозяйства, не став тянуть с инициативой. И так все ясно... — Кроме него никто с этим не справится. Итак, господа, кто согласен, прошу поднять руки...

Ребров стал новым главой комитета почти единогласно, оставшиеся без своего вождя разгромленные либералы на серьезное сопротивление уже не были способны. Троих последних выпинцев-либералов, которые упорно голосовали против кандидатуры главы спецотдела, я даже слегка зауважал. Да, они проиграли, но хотя бы не предали. И компромата на них серьезного нет — вроде как с красными или бриттами не связаны. Может быть и получится с ними вместе поработать, если люди дельные. Окружать себя только преданными кадрами, в ущерб пусть не до конца лояльным, но умным людям — плохая стратегия. Так что пока их никто не тронул и свои посты по итогам заседания эти трое сохранили. А вот военного министра мы убрали следом за Выпиным, несмотря на то, что он голосовал за Реброва, решив в последний момент переметнуться на сторону победителя. Не помогло. Военному министру припомнили неудачное начало суомской кампании, плохую организацию тыловой службы, еще ряд ошибок... А потом поставили на голосование вопрос о доверии и сняли с должности, тут же заочно назначив на его место генерал-лейтенанта Ташенкова. С чисткой кадров затягивать нельзя, так что следом под увольнение пошел министр юстиции и на этом в совещании мы поставили точку, тем более что время было уже далеко за полночь.

На ночь мы с Ребровым остались в Зимнем дворце, гостевые комнаты нам выделили распоряжением императора. Но все равно по ним мы разбрелись далеко не сразу. Вот прибило нас друг к другу как-то...наверное за прошедшие годы мы все-таки стали "больше чем друзьями" и каждый черпал силы и уверенность после произошедшего в товарище рядом с ним. Ребров долго сидел в курительной, смоля одну папиросу за другой, пил коньяк маленькими стопками, закусывал лимоном и молчал. Я же, сидя рядом, налегал на крепкий чай, который у императора был весьма неплох — терпкий и ароматный. И тоже молчал, глядя со своего кресла на нового председателя исполнительного комитета и фактического главу Российского государства.

— А ведь мы победили Танюха, — сказал, наконец, генерал, раскурив очередную папиросу. — Это разгром, комитет в наших руках. Вроде радоваться надо, а на душе пакостно и кошки скребут... Почему?

— Потому что теперь отвечать за все придется нам, — вздохнул я. — То есть прежде всего тебе, Матвей Филиппович, но и мне уже в сторону не свернуть — как хомяку в колесе — пищи но беги. Раз уж я в это вписалась...И это ни хрена не радует, скажу откровенно. Видит Бог, я этого не хотела, думала просто повоевать и все. Подстава какая-то...

Глава 24. Последствия.

Стук в дверь раздался рано утром, когда я еще сладко дремал, раскинувшись на широкой кровати и утопая в пуховой перине. Громкий, бесцеремонный, настойчивый он проник в подсознание, вытаскивая меня из сна. Глаза слипались, вставать откровенно не хотелось.

"Какого хрена кому-то от меня надо? Я же только что лег"? — было первой мыслью. Спать хотелось зверски — вчерашний день дался мне нелегко, да и разошлись по гостевым комнатам мы с Ребровым лишь в третьем часу ночи.

В дверь снова застучали, и я окончательно проснулся. Рывком... Потому что к стуку добавился громкий встревоженный голос из-за двери:

— Ваше благородие, госпожа подполковник, вставайте! Беда, Татьяна Алексеевна!

"Да ерш твою медь! Приплыли..."

Орб я активировал раньше, чем вскочил с постели — для мага получить доступ к силе первейший рефлекс. Сначала поставил защиту, затем быстро прощупал магическую сеть и, лишь убедившись, что там на первый взгляд все спокойно, запрыгал по паркету, пытаясь попасть голыми тощими ногами в штанины форменных брюк.

— Сейчас выйду! — я накинул мундир, наскоро застегнулся, и, рывком затянув на талии ремень, подбежал к двери и распахнул тяжелые створки. За ними оказался один из магов личного десятка Реброва, стоявший с растерянной физиономией.

— Что голосишь как баба, какая такая беда!? — сходу окрысился я. Молодой офицер аж отступил на шаг назад. Оно и понятно — Таня в мятом мундире, с растрепанными волосами, на босу ногу и с красными от недосыпа злыми глазами — то еще зрелище. Того и гляди магией вдарит, орб на груди уже мерцает.

— Тебя, боец, докладывать по форме не учили? Говори живо!

— Госпожа подполковник, на спецотдел напали маги! Выпин бежал! — Выпалил мне в ответ поручик.

"Началось в колхозе утро..."

— Какие именно маги?! Куда бежал Выпин?! Что прямо сейчас происходит?! — Рявкнул я, ища взглядом ранец-левитатор и винтовку рядом с кроватью. Поручик набрал было воздуха в грудь для ответа, но я его снова перебил, вычленив главное. — Стоп. В спецотделе идет бой?

— Нет, госпожа подполковник. Враг отбит.

"Уже лучше... драка с утра пораньше временно откладывается, Леха".

— Где Ребров? Он в курсе?

— Никак нет, ваше превосходительство. Матвея Филипповича еще будят.

"Ну да, наш свежеиспеченный диктатор изволил вчера коньячком баловаться", — раздраженно подумал я. "Пока его высокоблагородие придет в норму, примет ванну, выпьет чашечку кофе... нас обратно низложат к хренам свинячьим".

— Хорошо. Излагай мне все сейчас. Кратко и по делу, — кивнул я.

О Реброве я подумал плохо зря. Пусть он слегка и смахивал после вчерашнего на зомби, но появился в коридоре, где офицер докладывал мне о случившемся ЧП, довольно шустро. Поручик едва лишь начал свой рассказ, как я увидел Матвея Филипповича, спешащего к нам навстречу по коридору. Так что повторяться для него почти не пришлось. К тому времени, как мы вновь предстали перед дверями знакомого с вечера кабинета для заседаний, общую картину произошедшего уже можно было представить. И была она, скажем прямо, безрадостной...

Выпин пропал. Помещенный под домашний арест у себя в особняке, бывший председатель комитета исчез около двух-трех часов назад. Двое сотрудников спецотдела, которые несли охрану внутри его дома, оказались убиты, причем совершенно бесшумно, охрана во дворе ничего не заметила. Тревогу подняли сменщики, которые меняли их под утро на посту у комнаты, в которой спал бывший председатель. Дежурный по спецотделу офицер, приняв от них телефонный звонок, только хотел поднять магов в погоню по горячим следам, как сам оказался атакован в главном здании спецотдела на Адмиралтейской улице, куда вчера доставили арестованных Язольского и Некаева. Атака была прямой, в лоб, откровенно говоря — наглой до предела, словно весь спецотдел дети малые. Несколько неустановленных магов под прикрытием маскировочных плетений попытались разыграть нечто вроде моего штурма Смольного — внедриться с верхних этажей и, пройдя по зданию, забрать или ликвидировать бывших министров внутренних и иностранных дел, которые сидели в подвале. Во всяком случае, так я понял их замысел. И надо сказать, он имел шансы на успех — ночью в спецотделе обычно немного народу, а атака боевых магов — вещь серьезная. Только вот отработать этот номер гладко у них не получилось — в здании спецотдела в ночь переворота хватало личного состава, и на всякий случай работал маготехнический локатор. Поэтому приближение к спецотделу летящих и прикрытых плетениями иллюзии магов засекли заблаговременно.

А дальше все пошло кувырком, потому что начали лажать подчиненные Реброва. Сначала впал в ступор оператор локатора магии и потерял с полминуты времени. Офицер не смог сразу понять, кто летит — свои или чужие и поэтому поздно поднял тревогу. Потом оказалось, что в отделе дежурят только двое не самых сильных магов из десятка Реброва, остальные в это время находились в Зимнем. В сумятице дежурный по зданию опоздал с объявлением плана "крепость" и не сразу поднял по боевой тревоге весь личный состав спецотдела. Офицеров можно понять — подобной атаки главного здания ведомства Реброва прямо в центре столицы они никак не ожидали. В результате получился скоротечный, но дурной, кровавый и тяжелый бой, продолжавшийся минут пятнадцать от силы. Вражеские маги ворвались в здание, но сразу же попали под плотный огонь и сами стали бить разрушительными заклинаниями в ответ. Одного мага спецотдела убили, второго ранили, но маги Реброва, жертвуя собой, задержали нападавших на некоторое время и сорвали с них маскировочные заклятья, а дальше в бой вступил весь личный состав центрального отделения спецотдела, поливая в тесных коридорах врага огнем из всех стволов. Пройти с боем до подвала с камерами для заключенных, у вражеских магов не получилось, но до второго этажа они прорвались. А потом, по всей видимости, поняли, что их план уже не имеет шансов на успех. В результате враги улетели, выбив решетки и окна на втором этаже и захватив с собой, по свидетельствам очевидцев, одного раненого. Двое убитых вражеских магов так и остались валяться на втором этаже изуродованного боем здания и, хотя знаков различия и национальной принадлежности на них не обнаружилось, найденные на телах неизвестных магов орбы выглядели как изделия бриттских маготехников. Да и "метлы" брошенных вражеских левитаторов говорили сами за себя... Спецотдел в этом скоротечном бою потерял только убитыми двенадцать офицеров.

Но все эти подробности я узнал потом. А в то сумасшедшее утро я сначала поднимал по тревоге собственный батальон, усиляя им охрану Зимнего дворца и здания спецотдела. Затем мы вместе с Пашкой, Сергеем и отборным десятком моих бойцов сначала полетели в здание спецотдела, а затем и к особняку Выпина, пытаясь взять след бриттских магов. В том, что это они я почти не сомневался. Слишком знакомые следы плетений, видел я такие во время революции. Вскоре я даже понял, куда они полетели, но как оказалось — поздно. След уходил в открытое море и там терялся. Корабль еще можно было бы поискать, но только его не было — я бы заметил. Следы магии уходили в буквальном смысле под воду и там терялись, по всей видимости, беглецов подобрала подводная лодка. А найти ее сейчас, спустя несколько часов после событий, в слегка штормящем море не было никакой возможности. Ну не было еще на балтийском флоте десятков быстрых эсминцев с пеленгаторами и глубинными бомбами, способных прочесать всю возможную акваторию и засечь шум винтов. Да и маги моего батальона не смогут часами держаться в воздухе, высматривая среди барашков волн силуэт идущей под шноркелем подлодки.

Попытку найти вражескую подлодку я, впрочем, сделал. Заодно и злость сорвал. Запросив по связи у флотских самые приблизительные расчеты вероятного курса и скорости вражеского корабля, мы устроили на нескольких возможных направлениях отхода бриттов славную катавасию, вбивая в пенную водную гладь одно мощное фугасное заклятье за другим. Но надежды зацепить их было мало — бритты не дураки и моряки хорошие.

А когда, исчерпав к обеду к обеду ману, мы вернулись в Питер, я узнал еще одну веселую новость. Бежал не только Выпин, но и военный министр генерал Вишевский, которого мы вчера хоть и сняли с должности, но пока не арестовали. И не только он. Бежала почти вся бывшая фракция либералов в правительстве. Свои дома покинули министр юстиции и министр финансов, которые вчера так упоенно топили Выпина, переметнувшись на нашу сторону. К ним присоединились генерал Артачев — правая рука Вишевского. Из либералов-министров в столице осталось только те трое самых верных выпинцев, которые вчера упорно голосовали против Реброва. Ребров все равно сгоряча настоял во время экстренного заседания комитета на аресте этой троицы, и я его поддержал — в нашей ситуации миндальничать не приходилось. Следствие покажет... Но лично я думал, что они в заговоре с бриттами и измене не замешаны. Идейные либералы, но не враги и не предатели, бывает в природе и такое явление... Надо объективно разобраться и если невиновны — пусть работают дальше.

Остальные бежали. Бросив в один момент свои дома, жен, детей и любовниц. Возможно, не все из министров были перенесены бриттскими магами в одну или две скрытно подошедшие к нашему берегу подводные лодки, некоторые выбирались из столицы сами. Но уйти удалось всем, наши попытки найти и перехватить беглецов результатов не дали. Видимо, подобное бегство не было импровизацией, а всерьез готовилось как запасной вариант заранее. А значит, заговор части министров с бриттами был давним и прочным, а наш переворот и арест Язольского с Некаевым дал им понять — о масштабах заговора будет вот-вот все известно. Других объяснений повальному бегству у меня не было.

Экстренно вызванный в Зимний бриттский посланник был деловит и невозмутим. И ничего, как водится, знать не знал. Никаких бриттских магов на спецотдел не нападало, слово джентльмена. Бриттская империя вообще не вмешивается во внутренние дела независимых стран, это общеизвестный факт. Фотографии убитых магов? Не знаю таких, первый раз вижу. Можно проверить, но я полагаю, в бриттских магических силах они никогда не служили. Бриттские орбы и левитаторы, найденные на месте боя? Да их неизвестные злоумышленники специально взяли, чтобы пустить расследование по ложному следу. Разведка Райха, например, такие штучки очень любит, вы подумайте в этом направлении...

Мне хотелось, конечно, посмотреть на его рожу, предъявив магическую запись разговора с сидящими под арестом Язольским и Некаевым. Но, поразмыслив, делать я этого пока не стал. Ну уберут этого посла, пришлют другого, собирай на него компромат заново... Тут надо высылать послов полностью или вообще рвать отношения. А это шаг серьезный, его сгоряча не делают. Должна быть не спонтанная реакция на чужое вмешательство, а часть государственной кампании, служащая русским интересам. Более того, возможно подобной импульсивной реакции от нас и ждут. Вот и приберегу-ка я свои козыри до случая. Железобетонных доказательств нападения бриттов на спецотдел у нас, к сожалению, нет. И виноват в этом вообще-то Ребров как глава спецотдела, который проморгал и сам заговор, и присутствие в столице вражеских магов в товарных количествах. Обвинять же бриттов в интригах и вмешательстве в чужие дела все равно, что обвинять волка в желании поесть свежего мясца. Так что получите-ка господин посол наш самый решительный протест и пока до свидания. Только не думайте, что на этом все кончилось, Таня девочка с хорошей памятью и совсем не добрая, скорее наоборот.

А дальше — дальше было много проблем. Всю следующую неделю мне некогда было заниматься даже собственным батальоном. Подставили нас своим бегством либералы крепко. Я не так все замышлял, совсем не так. Надеялся провести смену власти в комитете тихо и спокойно для внешнего мира, без всякой помпы. Встанут люди поутру, прочитают в газетах о том, что в комитете по состоянию здоровья сменился председатель, а часть министров ушла в отставку и все. Курс прежний, разногласий в руководстве нет, а смена членов правительства не такая уж редкость. Люди посудачат, конечно, пойдут слухи, но то ладно... Главное обойтись без общественных потрясений, в недавно прошедшей через революцию стране с кучей социальных и экономических проблем этого не надо. Даже причастных к заговору министров можно официально арестовать потом, тихо. Товарищ Джугашвили так и делал — как правило, сначала жертву критиковали товарищи по партии, затем следовал разнос в ЦК, пару недель спустя отставка и назначение на второстепенную должность и уж затем, через месяц-другой, арест. Вождь в этом деле толк знал, как к нему не относись... Только вот я не учел другого — при Иосифе Виссарионовиче магов не имелось, границы были на железном замке, а пресса и радиостанции находились под полным контролем. А нас тут... Короче говоря, меня постигла вечная беда дилетантов и подражателей — простое копирование чужих удачных приемов без комплексного подхода к проблеме не работает и приводит к провалу.

Тихо сменить правительство не получилось. Исчезновение в одну ночь чуть ли не половины кабинета министров вместе с бывшим председателем правительства всколыхнуло если не всю страну, то обе столицы точно. Бой в здании спецотдела на Адмиралтейской улице тоже не остался без внимания и вокруг этого события тут же возникли самые разные слухи, каждый из которых был страшнее и нелепее другого.

Вышедшим наутро официальным газетам просто не поверили. Зато желтая и "независимая" пресса включила фантазию по полной. Выступление Николая в поддержку нового правительства несколько сбило волну ажиотажа, но вопросы к нам никуда не делись. Левая пресса пустил слух, что пропавших министров убили злые буржуи и министры-капиталисты за некие "народные вольности", которые "погибшие мученики" хотели дать рабочим и крестьянам, и эти слухи привели к рабочим демонстрациям в Москве и Питере. В ответ оперативно сработал Ташенков, назначенный новым военным министром. Генерал знал, кому обязан и пользовался авторитетом в войсках, поэтому незамедлительно введенные в город его приказом казаки и пара сибирских пехотных полков из фронтовиков охладили пыл демонстрантов. До крови не дошло — и большевики были ослаблены, и эсеры уже не пользовались большой популярностью. Да и солдаты оказались не теми распропагандированными и уставшими от войны людьми, как в моем мире и трогать их демонстранты опасались.

В общем, мы выстояли и потихоньку волнения улеглись. Но выстояли с трудом. Реброву пришлось не раз и не два выступать на митингах, объясняя, что это как раз мы за народ, а бежали науськиваемые бриттами предатели, которые хотели вернуться к прежним временам и забрать розданную крестьянам помещичью землю обратно и снова закабалить рабочих, отменив закон столь нелюбимый "благородиями" закон "о трудовых гарантиях и вознаграждении за труд".

Статьи в газеты и речи для выступлений я писал Матвею Филипповичу сам. Моя Танечка не идейная, ей все равно какие лозунги поднимать — белые, красные или там зеленые... Все по китайской мудрости — неважно какого цвета кошка, важно чтобы она ловила мышей. Выступать у Реброва получалось. Левитирующему магу не нужна трибуна, а усиляющее голос магическое плетение я ему подобрал. Генерал твердо обещал, что земля у крестьян теперь навсегда и нового передела не будет, а государство поможет бедноте с посевным материалом предстоящим летом. Что рабочим увеличат выплаты по приватизационным чекам-акциям и государство обяжет за счет собственников строить им жилье. Обещал, что все наладится, надо лишь только потерпеть. Но в то же время — беспорядков он не допустит и частная собственность священна. А еще вокруг война и отечество по-прежнему в опасности. И это работало...до какой-то степени, успокаивая самые горячие головы. Все же некоторый положительный эффект наши реформы дали.

Но лучший подарок нам сделал сам Выпин с либералами, объявившийся через некоторое время в бриттском Лондинуме и заявивший на весь мир о создании "Российского народного правительства в изгнании". Подарка прекрасней он нам преподнести просто не мог. Особенно к началу готовящегося процесса над бриттскими шпионами и врагами отечества и народа. Народных корней из либералов не имел никто, и рабочие с крестьянами относились к ним без особой симпатии. Одно дело любить убитого абстрактного мученика "за народ", вину за "смерть" которого повесили на нас левые, и совсем другое — сбежавшего из страны политика, который уже был у власти. Компрометирующего материала к тому времени на Выпина и его сподвижников нарыли массу, и все это оказалось в газетах.

В общем, пока отбились...пока.

Райху тем временем было не до событий в России. Напрягая последние силы, империя все же сокрушила республику во время операции "шок и трепет", прижав француазскую армию к берегу северного моря и разгромив окруженные дивизии. Вскоре капитулировала француазская столица — все шло своим предначертанным курсом. С нашим новым правительством имперцы продолжили самое плотное сотрудничество — никаких проблем. Ребров был в империи известен и высший совет военных и аристократов Райха легко признал в нем нового главу России, а то, что мы еще сильнее увязли в конфронтации с бриттами и их американскими союзниками, было нашим воюющим соседям только на руку. Хотя мне происходящее весьма не нравилось. Есть такое понятие — удушающие объятия и именно в них к империи нас толкала логика событий. По этой причине, я все же убедил Реброва не разрывать пока отношения с бриттами окончательно и бесповоротно, оставив формальные дипломатические каналы. Хотя сами бритты, похоже, свой выбор сделали — им была нужна управляемая из Лондинума Россия и правительство для нее они уже создали.

— Принимай у меня спецотдел Таня, — сказал Ребров однажды утром в самом начале июня. — Хватит в солдатики играть, бери дело по себе. Соберем комитет и утвердим тебя в генеральской должности и в статусе постоянного члена исполнительного комитета России. Проголосуют все единогласно, и его Величество утвердит, это я тебе гарантирую. Да и в народе никто слова против не скажет, личность ты широко известная.

— Нет, Матвей Филиппович, — покачал я головой, сидя в своем любимом кресле в кабинете начальника училища. Ситуация немного устаканилась и я, наконец, смог заняться своими прямыми обязанностями, разгребая дела училища и батальона. Бумаг за прошедшее время накопилась уйма. — Не надо мне такого счастья.

— Не про тебя разговор, — нахмурился Ребров. — А про Россию. Ты стране полезней в новой должности, уровень простого комбата ты давно переросла, Дергачева. Ставь своего Пашку на батальон, и расти дальше, принимай новый пост.

— Не буду, — твердо возразил я, сделав глоток обжигающе горячего екатеринодарского чая из стакана в массивном подстаканнике. — Найдите кого-нибудь другого.

— Да зачем искать, если ты самый достойный кандидат? Кому я еще могу настолько доверять как тебе? — Удивился Ребров. Председатель комитета привычно достал из кармана серебряный портсигар, но, видимо вспомнив, что я не люблю табачный дым, задумчиво повертел его в пальцах и положил на место.

— А это уже твой прокол, генерал, что ты не вырастил себе смену, — серьезно ответил я. — Значит, плохо работаешь с кадрами. Нет, не пойду. Да это просто и не нужно. Тебе Матвей Филиппович, я всегда помогу своей работой, советом, магией, всем, чем могу — будь уверен. Ты можешь на меня всегда положиться, Таня не подведет. Вот сейчас с текущими бумагами разделаюсь и начну разбираться с проектом новой экономической программы, которую ты мне на прошлой неделе подбросил. В экономике я дилетант, но кое в чем, думаю, смогу быть полезной. Если не дам дельный совет, то хотя бы покажу на то, что может привести к плохим последствиям. Польза стране от меня будет, а высоких постов и титулов мне не надо. Во главе батальона я на своем месте.

— Хочешь быть серым кардиналом? — усмехнулся в усы Ребров. — Принимать решения из тени и не нести за них никакой личной ответственности? Ну, воля твоя...

— Не понимаешь ты меня Матвей Филиппович, — вздохнул я. — Не понимаешь. — После переворота в разговорах наедине, мы окончательно перешли с Ребровым на "ты". — Я не хочу быть серым кардиналом. Совсем. Я не хочу высоких постов, званий и наград. Я бы в жизни не полезла в политику, если бы не видела, что без моего вмешательства все может рухнуть. Знаешь, я тут одну песню где-то слышала...

"Забота моя простая,

Забота моя такая:

Жила бы страна родная,

И нету других забот..."

— начал было я насвистывать песню из своего мира, но прервался под недоуменным взглядом Реброва. — Вот она как раз про меня. Короче говоря, не надо мне ничего. Золотые погоны и жалование подполковника себе на хлеб я выслужила сполна, батальон тоже мой. Этого мне хватит. Дальше справляйтесь сами, не дело маленькой девочке в министры лезть. Даже не в ответственности дело, я от ответа за свои дела не бегала. Просто... неправильно это... Лучше оставьте мне мое небо, мой батальон и магию. Буду нужна — позовете. Все.

— Наверное, и вправду я тебя не понимаю, — пожал плечами генерал. — Может и так. Ну что же, время покажет. Может быть, я что-то пойму, может быть, ты еще повзрослеешь и поймешь, что стране и русскому народу служат открыто... Командуй пока батальоном и училищем...полковник Дергачева. На следующей неделе принимай новых курсантов, как раз первый после революции набор магов прошел. И спасибо тебе за все Таня.

Конец первой части. Спасибо всем кто читал и морально поддерживал автора, без вас этой сказки не было бы.