Ртищев оценил по-своему. И решил, что царевич, посоветовавшись со старшими, собрался пойти на мировую. Ведь обидел он боярина?
Обидел, да еще как! И главное — за что!? За казака-охранника, вчерашнего крестьянина, холопа, мразь, на которую плюнуть-то порядочному человеку зазорно! Всем известно, что казаки — те еще нехристи, от турок нахватавшиеся невесть чего...
По палатам шел боярин гоголем, в светлицу вплывал жирным лебедем, а увидев происходящее — застыл белой статуей. Красивой такой...
Хотя ничего удивительного не происходило. Просто царевич изволил уравнения решать. Сидел за массивным, недавно только сделанным столом, писал перышком... Но если для Софьи решать даже интегралы в уме сложности не составляло, то Алексей пока еще сбивался на самом простом, вроде: 'Х = 15-2Х' и решать приходилось в двух вариантах. Со старыми цифрами, с титлами, красиво выписанными — и с арабскими, которые Софья объяснила Алексею достаточно быстро. В первых она и сама путалась, во вторых же — ничуть.
Алексей отложил в сторону свиток с решениями и поднял глаза на боярина. Сам он разговор начинать не собирался и Григорий Иванович поклонился первым.
— Поздорову ли, царевич-государь?
— Благодарение Богу, не жалуемся, — Алексей смотрел спокойно, и лишь на дне глаз затаилась насмешка. — Ты меня видеть пожелал, боярин?
— да, государь царевич.
— Вот я перед тобой. Что сказать мне желаешь?
Боярин с трудом проглотил все заготовки. Ребенок перед ним был слишком спокоен. Слишком уверен в себе. Слишком...
Да будь ты хоть трижды царевич и семи пядей во лбу, а все-таки, ребенок интуитивно робеет перед взрослыми, старшими... это вколачивается поколениями. А он...
Смотрит так, что это боярину сробеть стоит — да и колени сами собой подкашиваются. И срывается с языка робкое:
— Н-не вели гневаться за вчерашнее, государь...
— Не у меня тебе прощения просить надо, а у казака моего. Не предо мной ты грешен, а перед ним.
Боярина аж придавило. А царевич только головой покачал.
— Вижу, не по нутру это тебе. Грех гордыни тебя тяжко придавил, боярин. Ой, тяжко...
— не гневайся, государь!
— мне на тебя гневаться вроде и не за что. Пусть батюшка решает, чего ты достоин. Ему интересно будет, почему ты на царского человека голос поднял, мой приказ нарушить пытался... сам ли, или подучил кто...
Вот теперь боярин действительно рухнул на колени. Алексей Михайлович — это вам не Алексей Алексеевич. Если сын еще в покое оставит, то отец сошлет куда-нито подальше и не задумается. Это — в лучшем случае. А в худшем — и бояр на дыбе вздергивали, было дело...
— Государь!
— а с другой стороны — ты моему отцу полезен...
Алексей смотрел на человека в дорогой шубе, который потел от страха и нестерпимо вонял на всю горницу. Опять сестренка права. Людьми управлять несложно. Это как маятник. Напугать — отпустить. Напугать — отпустить. И так, пока человек не поймет, чего ты от него хочешь...
Но боярин оказался сообразительным.
— Я и тебе могу быть полезен, государь. Испытай!
Алексей вздохнул. Повертел в пальцах перо.
— Что ж... Кто желает служить отчизне, тому преград нет. Будет у меня для тебя задание боярин. Есть ли у тебя человек, который по-англицки говорить умеет? Да хорошо говорить, чтобы поехать в далекую страну и вернуться?
Григорий Иванович задумался. А потом кивнул.
— Есть у меня такой человек. Отец у него англичанин, вот и Иван по-англицки разумеет дюже хорошо.
— грамотен ли он?
— Да, государь.
— привезешь его ко мне — для одной службы.
Григорий Иванович почтительно поклонился. Не хотелось ему Ивашку отпускать — дюже толков да сметлив, но государю лучше не прекословить.
— На пятый день от сегодняшнего ждать тебя буду, боярин.
— Слушаюсь, государь царевич.
— Иди...
Боярин, было уж и к двери попятился, но что-то заставило царевича вскинуть руку.
— Да... говоришь, отец у него англичанин?
— Да, царевич...
— Отца тоже попроси приехать ко мне. Да вежливо попроси, понял?
Синие глаза блеснули так, что боярин аж шарахнулся. Потом поклонился почтительно — и получил жест, разрешающий уйти. Вылетел за дверь, перевел дух, но по-настоящему успокоиться смог, только когда за воротами оказался.
Волчонок растет, ой, волчонок...
Смилуйся, господи над рабом твоим Григорием!
* * *
Алексей проследил, как за боярином закрылась дверь и заглянул под стол.
— вылезай, можно!
— точно?
— ушел... Сонь, а зачем нам его отец?
— чтобы знать, что в Англии творится. Вдруг нам что полезно будет?
Алексей кивнул. Действительно, про Англию они знали только то, что она существует. Что там, кто там, как там — пес его знает. Правда, Софья вполне прилично говорила на английском, но лучше об этом умолчать, потому что вряд ли ее кто-то поймет в Англии. Консалтинги, договора, лизинги и франчайзинги — за такие злобные заклинания и на костре сжечь могут. Да и диалект двадцать первого века разительно отличался от диалекта семнадцатого века.
Софья кое-как выползла из-под стола, откинула в сторону бересту с корявыми каракулями и потянулась.
— День-то хороший какой! Лёша, тебе проехаться не хочется?
Алексей посмотрел в окно. Действительно, хотелось.
— а мы же заниматься хотели?
— Тетка Татьяна не даст.
При упоминании старшей родственницы, лицо Алексея вытянулось
— Действительно...
— А так ты бы поездил, посмотрел, где тут хорошие пастбища...
— и Ваньку с собой возьму, нечего ему сидеть в тереме...
Софья одарила брата улыбкой. Правильно. Верхом ездить — не нравоучения выслушивать, а они от Татьяны будут, наверняка. За что?
А просто так.
С какой целью бабы закатывают скандалы? Да чтобы утвердить свое главенство где-либо. Или чтобы с ними не связывались. Территорию помечают, вот.
И мужикам присутствовать при этом не обязательно. Вовсе даже ни к чему. Вот Анна может при поддержке Софьи сцепиться с милой сестричкой, но посторонним эти разборки видеть не обязательно.
Алексей, просияв, умчался. Софья еще раз потянулась и отправилась на занятия. А то как же?
Обнаружив, что в этом теле мозг работает на порядок лучше, она стала искать, чем его загрузить. И нашла.
Языки.
Сейчас было время занятий турецким. Как это выглядело?
Спасибо Лейле. Девчонка оказалась умной и серьезной, поняла, что сможет заработать и обеспечить себе теплое место и стала сама разрабатывать планы уроков, на ходу подхватывая то, что предлагала Софья. На кухне они уже несколько раз были, готовили турецкие блюда. Одевались в турецкие одежды, правда, чтобы никто не увидел. Проводили уроки поэзии, стараясь перевести турецкие вирши на русский. Получалось откровенно коряво, но... а как?
О грамматике и сама Лейла имела весьма смутное представление, поэтому хотя бы разговорный турецкий и письменный. Сегодня же намечался урок танцев. И параллельно урок турецкого. Шаг назад, шаг вперед, поворот, верти бедрами, раз-два-три.... Сколько можно преподать во время урока танцев?
Много...
Тем более, что Лейла старалась. И девочки тоже. Ровно до тех пор, пока в горницу не явилась проспавшая Татьяна, весьма недовольная этим фактом.
— что тут происходит?
Софья обернулась.
Что-что, учимся мы тут.
— Тетя, доброе утро. Я рада тебя видеть.
Девочки, как по команде, развернулись и склонились в поклонах. Лейла изящно опустила голову. Али, наигрывавший на маленькой флейте, оборвал музыку и поклонился на восточный манер.
Татьяна хлопнула глазами, но сказать ничего не успела. На помощь подоспела кавалерия в виде царевны Анны.
— Сестрица, милая, доброе утро. Как почивалось?
Подхватила Татьяну под руку и повлекла за собой. Софья вздохнула и кивнула Лейле.
— Занимайтесь. Я скоро вернусь.
И направилась вслед за тетками. Девушки проводили ее взглядами, исполненными облегчения. Да, они уважали Софью, но иногда этот ребенок казался им слишком страшным. Умна не по возрасту — был общий вердикт. И взгляд у нее нехороший.
Но дальше сплетен в опочивальнях это не шло. Будь Софья хоть и чертихой с рогами — она давала им возможность вырваться из замкнутого круга. Не станет ее — не станет и их, кому они там будут нужны? Так что Софья все рассчитала правильно — девочки для нее все что угодно сделали бы. И после ее ухода занимались не менее усердно, чем с ней.
А Софья тем временем догнала двух царевен.
— ... зачем это? Грех ведь?
— какой грех в том, что девочки османский язык изучают?
— Они же язычники!
— И что с того?
— Они бы еще по-собачьи лаять научились!
— Понадобится — и по-собачьи научимся. Братец наш сколько языков знает? А ведь что франки, что османы...
— Франки в господа нашего Иисуса Христа веруют!
— А как ты османам об истинной вере расскажешь, если двух слов связать не можешь?
Татьяна насупилась. Крыть было нечем, и тут влезла Софья.
— тетя Таня, а правда, что ты хорошо рисуешь?
Что было, то было. Татьяна вообще была одаренной личностью — будь она портретисткой, цены бы ее картинам не было. Сейчас же ее талант растрачивался зря — она писала иконы, но женщина ведь иконописцем быть не может — грех это и глупость, так что слова Софьи упали на благодатную почву.
— Хорошо...
Софья внутренне усмехнулась.
— а ты нас не поучишь?
— кого это — нас?
— Девочек, конечно...
— Иконы писать?
— Да нет, парсуны, цветы, травы — что тебе в голову взбредет! Они ж и не пробовали никогда...
— мне что — заняться нечем? — вознегодовала Татьяна, но как-то очень неубедительно. Мы можем злиться, ругаться, шипеть, фыркать, но когда речь идет о любимом, о твоем деле, занимаясь которым ту чувствуешь, как у тебя поет душа... тут сложно остаться злым и равнодушным. Татьяна и не смогла.
— Не хватало мне еще всякое отродье учить!
Только вот убедительности в ее голосе не хватало.
— Так и меня тоже, тетушка...
Софья смотрела чуть лукаво и так же смотрела Анна. Кажется, она поняла план племянницы. Сначала учить девочек, а потом и всех, кого понадобится. А изобразительное искусство оно никому не лишнее. Анна подмигнула девочке и продолжила уговаривать Татьяну, отмахиваясь от заявлений вроде 'грех', 'невместно мне' и 'не бывало на Руси такого...'.
Не бывало — станет.
И Анна и Софья понимали, что Татьяна согласится. Молиться целый день да склочничать? Этим она и дома в тереме занималась. А тут вот... если есть возможность попробовать что-то еще — разве не стоит этого сделать? Страшная штука — желание реализовать себя.
* * *
По приезде в Москву Григорий Иванович тут же приказал привести к себе Ивана. Молодой человек явился пред боярские очи и тут же был озадачен — чтоб собираться срочно в Дьяково, к государю-царевичу. Да службу тому сослужить, какую он прикажет. А уж боярин Ивана не забудет, ежели царевич его за это приветит. И деньгами поможет, и хлебом...
Иван, которого дома звали Джонни с простой английской фамилией Томсон, переделанной дикими русскими варварами в 'Томский' ломаться не стал. Оно как-то на Руси не принято ломаться, когда член царской фамилии приехать повелевает, а то ведь могут и иначе попросить — и головы не сбережешь.
Да и отец говорил, что ехать надо. От греха....
Помолились, матери все деньги, которые были, оставили — и отправились с боярином в путь-дорогу. Отец Ивана, когда-то бывший английским баронетом Ричардом Томсоном, решил, что выхода нет — и они поехали, не зная, чего ожидать.
Ехал — боялся, что царевичу от него понадобилось, но встреча превзошла все его ожидания. Сначала пред царевичевы очи допустили боярина Григория. Но ненадолго.
Царевич сидел там же и так же, смотрел спокойно и серьезно, чуть улыбался.
— Поздорову ли, боярин?
Григорий Иванович низко поклонился.
— Государь царевич, доставил я тебе англичан.
— Благодарю за службу, боярин. Подожди пока, я с ними побеседую...
— Повинуюсь, государь царевич.
И спокойный взгляд синих глаз, от которого ноги сами к двери несут.
Романовых кровь....
* * *
Вылетел из кабинета боярин быстро, отдуваясь как тюлень и вытирая пот со лба. И кивнул Ивану с Ричардом — мол, заходите.
Те пару шагов сделали внутрь, в поклонах согнулись — и только дверь хлопнула.
— Ваше высочество, — заговорил, как привык, Ричард. — Я счастлив лицезреть...
— поднимите головы, — голос был детским, но властным. Англичане послушались.
За столом сидел мальчишка. Самый обычный. Светлые волосы, синие глаза, простая белая рубашка, красный кафтан... необычным было выражение его лица. Спокойное и сосредоточенное.
— Как вас звали в Англии?
— Ричард Томсон, баронет, ваше высочество.
— Джон Томсон, ваше высочество.
— Почему вы уехали из Англии, Ричард?
И вот тут Софья едва не взвыла под столом. Твою же ж!!!
Баронет уехал, когда казнили короля Карла!
Да, Софья забила на историю большой гвоздь, но этот факт, благодаря некоему мсье Дюма, был известен всем! И как его казнили, и как в Англии спустя где-то лет десять-двенадцать реставрировалась монархия, и как оттуда бежали все, кому не лень.
Когда казнили Карла?
Одиннадцать лет назад. В тысяча шестьсот сорок девятом году.*
* извините за даты, данные по нашему летоисчислению, но так просто удобнее работать. Потом, если понадобится, переделаю в другой системе. Прим. авт.
Из прочитанного когда-то Дюма (пересказанного мужем, сыном, просмотренного в кино) Софья смутно помнила, что Кромвель продержался лет десять, а потом опять восстановили монархию.
'Кромвель умер?!'
Алексей бросил быстрый взгляд вниз и озвучил вопрос, подсказанный сестрой.
Англичане переглянулись, поклонились и сообщили, что да — умер. Не желают ли они вернуться домой?
Желали бы, ваше высочество, но понимают, что возвращаться некуда. Когда-то у них на родине было богатство. Пришлось бежать. Поместье теперь давно в других руках и концов не найти. Они с королем не были в изгнании, титулу их и тридцати лет нету, так что цена им там невелика. Здесь же кое-какое имущество, привыкли, вросли...
Это в Англии думают, что здесь одни дикари на Руси живут, а вот как окажешься в Москве златоглавой, как приглядишься — совсем иное оказывается...
Вросли.
Чем занимались?
Да всем помаленьку. Дед вот овцами, шерстью, у отца Ричарда своя мануфактура была, надеялись,, что Ричард ее унаследует, а тут вот стало возможным купить титул и клочок земли, много денег туда ушло, потом казнь Карла Стюарта...
Софья не верила своему счастью. Хотя не верила — недолго.
Как ни странно, наверное, это подмечают все, кто что-то делает самостоятельно. Стоит человеку что-то решить и начать да хотя бы просто звонить по объявлениям, как находится все потребное. Лучше всего это выразил Леонид Соловьев в бессмертном 'Ходже Насреддине'.*
