А северней Лоувилля встретили отряд: дюжину крестьянских парней с суровыми лицами да при кинжалах. Парни сказали:
— Идем с нами, покажем вас нашему вожаку.
Джо насмотрелся уже всяких вожаков: офицеров, генералов, графов, герцогов. Никого из этой братии сейчас видеть не хотел. Спросил:
— Кому служите?
И думал про себя: если Дельфину или Короне — тогда еще ладно, можно пойти. А если северянину или Альмере, то ну вас к чертям лысым!
— Никому не служим, — дали парни странный ответ. — Мы — вольные люди. А вожак наш — Салем, простой путевский крестьянин.
Весельчак удивился и сказал Джоакину:
— Идем, что ли, посмотрим на вождя-крестьянина?
— Идем, — пожал плечами Джо.
А теперь он стоял, глядя в лицо рыжебородому мужичку с добрыми и грустными глазами. Наверное, этот Салем плохо годился в вожди: ни у кого из офицеров, генералов, графов, герцогов Джо таких глаз не видел.
— Куда идете? — спросил Салем.
— Домой, к матери, — ответил Джо.
А сержант Рука Додж сказал:
— Что мать? Она у тебя не старая, успеешь еще свидеться. Лучше идем с нами!
— Я не хочу воевать, — ответил Джо, и Салем почему-то улыбнулся.
— А кто просит воевать? — хохотнул сержант. — Ты ж Дезертир, в бою от тебя толку — что с козы. Но пока мир, поможешь мне натаскивать новобранцев. Больно их много, и не умеют ни черта. Гусята, честное слово! А ты из них солдатиков сделаешь. Ты сможешь, тебя сам кайр хвалил!
— Я домой иду, — упрямо повторил Джо.
— А мы — к императрице, справедливости просить. Ты что, не хочешь увидеть владычицу?! Дурень! Все говорят: она такая красивая, что хоть плачь!
— Сказал же: не хочу в столицу. Мне нужно домой, и Весельчаку тоже.
Но приятель вмешался:
— Э, э, парень, я за себя сам скажу. В моем селе и до войны-то была тоска, а теперь, поди, и вовсе гробочки. Я туда не хочу. Я лучше к императрице, смотреть и плакать.
— Во-от, — потер ладони сержант, — ты, Весельчак, нам тоже пригодишься. Ну так что, Дезертир, поможешь родному краю? Подумай: в кои-то веки путевцы слезли с печей и в поход собрались! Да не абы куда — за справедливостью! Неужели пропустишь?
Джо ответил:
— Ладно, ваша взяла. Но два условия. Первое: я не воюю. И вам не советую. В столице десять батальонов нетопырей. Полезете к ним — придут вам... — кивнул Весельчаку, — скажи!
— Лопатки придут, — с готовностью подсказал приятель. — Гробочки вам выстругают, земелькой накроетесь, вороны колыбельную споют.
— Ага. И второе. Как бы ни обернулось, во дворец я ни ногой. Сами императрице поклонитесь, сами все скажете, а я в стороне.
— Чудак человек, — хмыкнул сержант. — Ну да ладно, я согласен.
— Добро пожаловать, — сказал Джоакину вождь Салем и очень крепко пожал руку. Как другу, не как чужаку.
Северная птица — 1
Пузырек имеет размер спелой сливы. Там, где следует быть черенку, выступает из него шейка горловины, заткнутая крохотной пробочкой. Сквозь пробочку продета нить, снабженная биркой.
Безупречная округлость пузырька возбуждает фантазию. Легко увидеть мысленным взором тугую пламенистую каплю, которую стеклодув только выцепил из тигля и держит на конце трехфутовой трубки. Сейчас приложит губы к другому концу, и от усилия его легких капля вспухнет, одновременно теряя цвет. Начнет остывать, запечатлевая своим телом давление воздуха, а мастер будет понемногу покручивать трубку и поддувать воздуху, чтобы не дать стеклу перекоситься или сжаться от холода. Пузырек запомнит и дыхание мастера, и неспешное верчение трубки, и поддон с песком, в который он — новорожденный — будет уложен. Любой предмет помнит руку создателя...
Но помнит также и руки тех, кто брал его и наполнял. Отпечаток этих рук, невидимый глазу и нестираемый, лежит на стекле. Иона чувствует отпечаток всякий раз, когда вынуждена сама прикоснуться к пузырьку: липкий холодок на подушечках пальцев. Время вдруг становится скользким, как детская горка зимою. Сознание съезжает в декабрь и обнаруживает себя в подземелье на окраине Уэймара.
Подвал заполнялся дощатым треском: кайры сбивали крышки с бочек. За каждым ударом смрад разложения делался все удушливей. Иона стояла у дверей, скрещенными на груди руками отгораживаясь от смерти. Было холодно.
В другом помещении ждал своей участи преступник. Он делил комнату с двумя кайрами и трупами своих бывших слуг. Сквозь дверной проем достигал слуха Ионы тихий, неразборчивый шепоток преступника. Минуты спустя его оборвал окрик стража. Отозвались эхом шаги, приблизились к Ионе.
— Миледи, — кайр Хильберт возник перед нею.
— Говорите, кайр.
— Пленник пытался подкупить меня. Отрезать ему губы, миледи?
Она была слишком занята — старалась не впустить в свою грудь холод смерти. Потому не сразу поняла вопрос, и вместо Ионы подал голос Сеймур — капитан стражи:
— Сколько денег он посулил?
— Не деньги, кайр. Он говорит о каком-то снадобье. Оно, якобы, жизнь продлевает. Всех этих людей, — Хильберт обвел глазами бочки, — убили ради снадобья. Оно, вроде как, из людей получено.
— Снадобье из людей?!
— Это не я выдумал. Так говорит пленник. Сделать, чтобы он умолк?
— Нет, — сказала Иона, — я хочу понять...
Мартин Шейланд состоял из огромных выпученных беспокойных глаз. Еще — из губ: дрожащих, скользких от слюны, червеподобных. Понятно становилось желание Хильберта срезать их с лица.
Заметив Иону, Мартин сжался. Чутьем, каким владеют звери и безумцы, он ощущал то, что она носила в себе. Потому всегда, от самой первой встречи, питал к ней животный страх.
— Какое снадобье... — заговорила Иона и споткнулась о выбор местоимения.
"Ты" — для самых близких и родных, для детей и для слуг. "Вы" — для дворян и вассалов, для воинов, врагов, убийц. Но Мартину не подходило ни то, ни другое. Мартин был "он". Никаким иным словом Иона не могла прикоснуться к нему.
— Какое снадобье... он имел в виду?
Тем же чутьем Мартин понял, что Иона, глядя в сторону, обращается все же к нему. Отрыгнул кашицу из слов:
— Миледи, мы делали опыты... Эксперимент — очень, очень важный! Почти получилось. Отпустите меня — возьмите себе. Возьмите снадобье и отпустите!
— Какое снадобье? Что за опыты?
Он бормотал, направляемый вопросами, а картина все не желала складываться. Линдси и Джейн, и леди Минерва — до сих пор Ионе думалось, что их похитили ради изнасилования. Похоть безумца принимает идовские формы. Но кайры нашли в бочках и мужчин, и старушек, а Мартин твердил и твердил: "Опыты... снадобье... из жидкостей тела... эссенция жизненной силы... возьмите себе, миледи!"
Наконец, Иона что-то поняла:
— Он убивал людей, чтобы выжать жизненную силу?
— Да, миледи.
— Он хотел выпить эссенцию и стать сильнее?
— Бессмертным! Бессмертие, м-м-миледи! Мы уже на пороге...
— Он изготовил эликсир бессмертия?
— Почти, миледи, почти! Не абсолютный, но хороший. Уже действовал! Выпейте, миледи... отпустите!..
— Где он? — спросил Сеймур.
Мартин указал. Воин вынул кирпич из стенной кладки. В нише стоял один пузырек — с крохотной пробочкой и биркой на нити. Сеймур принес его. Мартин облизывал губы, приклеившись взглядом к пузырьку. Имей он хоть шанс вырвать снадобье у кайра и выпить — пошел бы на риск.
Иона взяла пузырек. Холод пронизал ткань перчатки, прошил руку до локтя. Ей стоило усилий не выронить флакон.
— Хочешь сказать, — спросил Сеймур у Мартина, — если я вспорю твое брюхо, а ты хлебнешь из пузырька, то кишки вползут обратно, будто змеи, и рана заживет?
— Н-н-нет!.. Несовершенный эликсир, не спасает от смертельных ран... Но снимет болезнь, продлит молодость, отодвинет смерть! Кто выпьет, тот проживет много, много дольше!..
Иона молчала, потрясенная леденящей силой снадобья. Чья-то душа, исторгнутая из тела, сконцентрирована в нескольких каплях жидкости и заключена в стекло. При всей близости своего знакомства со смертью, Иона никогда не встречала подобного.
Ошибочно трактовав ее молчание, Мартин зашептал:
— Хотите, миледи, я изготовлю абсолютное?.. Недолго, несложно! Верните мне Янмэй. Она сбежала — а вы верните. Из нее выйдет настоящее, безукоризненное!.. Вечная жизнь, м-миледи! Вечная м-молодость! Прекрасно, миледи, правда?
— Он думает, — спросила Иона, — я могу одобрить его поступок? Он действительно так думает?
Сеймур выхватил меч и плашмя ударил Мартина по лицу. Нос расплющился, кровь залила подбородок.
— Думай, когда говоришь с леди Ориджин!
Кайр нацелил клинок в шею Мартину:
— Миледи?..
Вблизи никогда не увидишь свою ошибку. Только потом, с расстояния времени, но — не в упор...
— Нет, Сеймур. Заприте его в нижнем круге темницы. Дождемся решения графа Виттора.
Муж Ионы — теплый. Конечно, он — не овечка: бывает и зол, и когтист, и вспыльчив, и обиду, случается, носит в себе подолгу, чтобы после выплеснуть ядом в лицо. Но нет в нем острых ледяных кристаллов. Дотронься — под пальцами мягко.
— Душа моя, что стряслось, пока я был в отъезде?..
Твой брат, любимый, оказался безумным зверем. Он чуть не убил твою пленницу, и мне пришлось ее отпустить. Ионе понадобилось время, чтобы объяснить все как следует, графу Виттору — чтобы осознать.
— Мартин виновен в убийствах?!
— Он в нижнем круге темницы. Спроси у него обо всем, он не станет отпираться.
— Ты бросила его в камеру нижнего круга?..
— Чего еще заслуживает преступник?
— Он — мой брат!
— Потому он жив и ждет твоего решения.
Гнев закипел в муже, засверкал сквозь зрачки.
— Это мой замок, моя земля, мой брат!
— Не отрицаю.
— Почему ты считаешь, что вправе решать?!
— Я оставила решение тебе.
— Как одолжение! И лишь потому, что речь — о моем брате! Любого другого вассала ты казнила бы на месте!
— Не отрицаю и этого.
— Зачем ты отпустила Минерву?
— Я задолжала ей две жизни — Джейн и ее собственную. Леди Минерва хотела свободы. Я не могла отказать.
— Ты отпустила ее, не советуясь со мной!
— Я поступила по чести. Разве не это ты посоветовал бы мне, если б мог?
Он задавил в себе ярость, прикусил стиснутыми челюстями. Ионе захотелось приласкать его, задобрить.
— Дорогой, — сказала она, — любимый... Не гневайся, я прошу тебя...
— Оставь! — огрызнулся муж и вышел прочь.
Когда, спустя пару часов, Виттор вновь нашел ее, он был спокоен. Не спокойствием поверх затаенной обиды, но тем спокойствием, что родится от сосредоточенной, целенаправленной работы мысли. Нечто случилось за краткое это время.
— Дорогой, ты получил новости?
— Душа моя...
Он усадил ее и обнял. Сказал:
— Мне очень жаль... Северяне попали в засаду генерала Алексиса. Войско мятежников разбито. Твой брат исчез... возможно, погиб.
Муж принялся гладить ее по волосам и уговаривать:
— Все образуется... Мы справимся, милая... только не плачь.
Известие, от которого мир должен был рухнуть, прошло ознобом по спине Ионы, дрожью по пальцам — но не более того. Новость была страшна, но не так, как думал Виттор.
Многие считали, что Иона унаследовала от Светлой Агаты ее дар — ясновидение. Они ошибались. Отец с его беспощадной логикой, пронзительно умный брат — вот кто действительно мог вычислить, вывести будущее, словно формулу. В сравнении с мужчинами своей семьи, Иона была слепым котенком. Но одно событие она ясно чувствовала на любом расстоянии — смерть и страдание близких. Потянувшись душою на восток, к местечку Пикси в полях меж двух рек, Иона ощутила искристый мороз — гибель шести тысяч северян, соотечественников. Но Эрвин и Роберт, и Деймон были живы — их боль она не спутала бы ни с чем.
— Эрвин победит, — сказала Иона мужу.
Он помедлил, выбирая, что бы на это ответить.
— Да, конечно.
Она взяла лицо мужа в ладони.
— Дорогой, пойми меня. То, что я сказала, — не метафора, не иллюзия. Победа Эрвина состоится не в моих фантазиях и не на звезде. Он проиграл битву, но выиграет войну. Верь мне!
— Душенька, мы должны смотреть правде в глаза. Войско Эрвина разбито и бежит на север, искровые полки его преследуют. Эрвин пропал, оба Нортвуда в плену. Остатки кайров лишились командования. Их полное истребление — вопрос времени.
— Это обманный маневр, — ответила Иона. — Эрвин победит.
— Обманный маневр ценою четверти войска? Избавься от пустых надежд. Чем дольше удержишь их, тем больнее будет.
— Мы выиграем войну, — вот все, что она нашла в ответ.
— Откуда такая вера?
Я верю в Эрвина потому, что он — это я. Его душа — моя душа. Не верить в него — значит, не верить в себя, а тогда и жить-то незачем.
Но муж не понял бы этого. Иона сказала то, с чем справился бы его рассудок:
— Эрвин предупреждал меня об этом маневре.
Граф Виттор впитал ее взгляд... и рывком поднялся, оттолкнув жену.
— Ты лжешь! Я прощаю лишь потому, что ты убита горем. Но больше никогда — никогда!! — не смей мне лгать!
Да, она лгала. И при этом была абсолютно честна.
Птицы хлынули из Уэймара во всех направлениях, больше других — на юг. Вооруженные люди возникли и в замке, и снаружи, под стенами. Отряды Шейланда готовились выступить куда-то.
Ионе долго не удавалось вызвать мужа на новый разговор. Одиночество, слишком смятенное, терзало ее. Нашла успокоение в разговоре с Сеймуром.
— Вы верите, что мы победим?
— Миледи, какие могут быть сомнения? Армию ведут три Ориджина. Сразу три! Возможно ли, чтобы они проиграли?!
Слепая, наивная преданность Сеймура согрела ей сердце. Она бы обняла кайра, если б могла себе это позволить. А так лишь тронула пальцами его плечо.
— Я очень признательна вам...
— Миледи, все кайры верят в герцога! Спросите любого.
— Жаль, что мой муж не берет с них примера. Не знаете ли, что за отряды он собирает? Думает бежать?
— Вероятно, миледи.
— Мы останемся. Эрвин велел сохранить Уэймар.
— Мы выполним любой ваш приказ, но этот — особенно охотно.
Целый день она тщилась вызвать мужа на разговор. Лишь в спальне, дождавшись его далеко за полночь, обрела возможность.
— Я вижу, что ты готовишься покинуть город. Мне следует обсудить с тобою. Я намерена...
— Покинуть город?.. — Виттор невпопад хохотнул. — Зачем же — чтобы доказать владыке свою нелояльность? Милая моя, ты так бесхитростна порою! Конечно, мы остаемся. Отряды, которые ты видела, я пошлю на юг — на помощь владыке Адриану.
Это не уложилось в ее голове.
— Прости?..
— Мы имели способ убедить императора в своей преданности: подарить ему леди Минерву. Ты упустила ее, и теперь не остается ничего другого, как послать свое войско ему в помощь.
— Убедить императора?.. В чем?! Мы подняли мятеж! Мосты сожжены за нами!
— Мы, любимая?.. Не мы, а только твой братец. Немного стараний, и Адриан поверит, что мы и он — разные силы.
— Дорогой, я не могу понять тебя. Прошу, скажи другие слова. Которые не будут звучать так, словно мы предаем мою семью!
— Я — твоя семья! И я спасу тебя, если не станешь мне мешать!
