Звери пламени. Часть первая

Таэс машинально дотронулась до саднящей челюсти, по которой пришлась оплеуха, и с откровенным ужасом подняла глаза на Тоби, пролепетав:

— А Нерхара занят еще? Ты бы не мог...

— Да, он занят, — раздраженно обрубил Йенерис, наконец показавшись в поле ее зрения. Черный, значит... Чистый черный?... Значит, не одна она уже не создание Лица? А умирать будет она одна?!

Небрежным движением спихнув с дивана неопознанный агрегат, он занял его место, скрестив руки на груди, и с нажимом добавил:

— И никто за ним не побежит.

Тоби смерил его укоризненным взглядом и с не меньшим нажимом пояснил:

— Ноа хотел сказать, что Нерхара здесь ничем помочь не сможет. В любом случае.

— Здесь? Значит, это для тебя не сюрприз, — Таэс начала за злостью обкусывать ногти.

Йенерис фыркнул.

— Балбеска, ты хоть иногда смотришь по сторонам?... Хотя о чем это я? — он резко дернул воротник вниз, обнажая шею.

Девушка мысленно чертыхнулась. Ну конечно, она ведь уже видела этот ошейник, только у него он был полупрозрачным и куда больше походил на простое украшение. А если совсем честно, то в сторону брата она попросту старалась не смотреть.

— Так это из-за него?! Я же почти полностью потеряла контроль над трансформацией! Зачем тогда?...

— Мне было рекомендовано не распространяться на эту тему. Особенно, — черные глаза выразительно остановились на развесившем уши Лео, про которого Таэс успела напрочь забыть, прировняв к креслу, — в присутствии посторонних. Но я не думал, что ты действительно такая дура. Действовали бы ограничители именно так, в них бы все ходили. И не грызи ногти, не пять лет.

Таэс оставила пальцы в покое, тем более, что у ногтей появился какой-то мерзопакостный привкус, и машинально начала выдергивать из воротника Лео нитки, заставив парня возмущенно зашипеть. Более радикальных действий не последовало, и Таэс снова благополучно о нем забыла.

Ог-ра-ни-чи-те-ли. Значит, ограничивают. Кого и от чего, можно не спрашивать. Тем более, что...

Рекомендовано, да... Не надо быть гением, чтобы понять, кем. Пальцы зашли на третий круг, украшая и без того потрепанный чужой воротник длинной бахромой. Скорее всего, о своем предполагаемом сроке жизни спрашивать тоже не стоит. Вряд ли она получит ответ.

— После ужина придешь к... туда же, куда и утром.

...или получит? Сердце ухнуло вниз и застыло.

Тоби бросил на Ноа быстрый взгляд. Он едва заметно кивнул:

— На Талиссу опять напали. Удачное стечение обстоятельств... для такого, по крайней мере.

— Боги, да сколько же можно надо мной издеваться?! — не выдержав, Таэс тяжело сползла на пол, сбрасывая машинально пытающиеся удержать ее руки и, шатаясь, заковыляла с выходу. Либо пусть говорят все как есть, либо пусть заткнутся. А анализировать намеки у нее нет ни моральных, ни физических сил.

Тоби догнал ее у самой двери, насильно обернув запястье еще одной "нашлепкой". Лео увязался следом — видимо, все еще надеялся, что, если как следует подлизаться, она размякнет. Сообразив это примерно через полминуты крайне отвратного самочувствия и далеко не прямой траектории передвижения, Таэс зло оскалилась, рывком развернусь к дышащему в затылок парню и обхватила его за шею.

— Неси. В казарму.

Черные глаза сощурились, по лицу начала расплываться сальная ухмылка. Таэс внезапно почувствовала себя очень маленькой и легкой — и следующие десять минут в относительном комфорте созерцала вытаращенные глаза окружающих. Особенно старались однокашники, в небольшом количестве, но попадающиеся по дороге.

С каждой новой встречей ухмылка Лео бледнела — он слишком поздно осознал, на что его подбили.

Сцена на вечеринке, конечно, была бы хуже, но не намного.

Близость смерти вообще сделала Таэс редкой стервой.

Вечер наступает слишком быстро.

Слишком, слишком быстро. Она только и успевает, что отлежаться, и увы, не успевает ничего другого... Даже поговорить с теми, с кем давно пора.

На этот раз она цепенеет, только переступив уже знакомый порог. Каймей смотрит на нее мельком, не задерживая взгляда — но, даже когда он отворачивается к высокому, в потолок, окну, Таэс чувствует этот взгляд.

Снова — гулкая пустота в мыслях и сосущий страх, от которого перехватывает дыхание. Она не могла понять, как Йенерис может свободно двигаться, говорить в одной с ним комнате.

Если это и есть цена избранности — то она слишком высока.

Если только Смерть пройдет мимо, даст дожить до выпуска, она уедет — так далеко, как только забирались охотники в этой Вселенной. И не увидит его больше никогда.

Никогда.

Таэс вцепилась в эту мысль, вышвырнув из головы все остальные. Проговорила пять, десять, двадцать раз. Стало легче — настолько, что она заметила, что в комнате не одна. Сидя на диване у стены, Йенерис что-то пишет, не поднимая головы. В каждом движении пальцев — все то же утреннее раздражение, настолько заметное, что его впору называть демонстративным. Только кому его здесь демонстрировать? Не каймею же...

На десять минут картинка застыла, как в стоп-кадре. Мертвую тишину разбивал только скрип пера и невнятное фырканье. Таэс замерла каменной скульптуркой, слишком издерганная, чтобы анализировать его причины.

— А вот и мы!

При звуках этого голоса у Таэс мелькнула мысль, что она пропустила момент, когда от нервного перенапряжения начались галлюцинации. На циничного утилизатора бракованного генетического материала Папаша не тянул даже в ее состоянии.

— Нерхара, б..., подвинь свой зад! Не мешок с дерьмом тащим! — рявкнуло следом так, что Таэс машинально шарахнулась в сторону и вытянулась по струнке, распрощавшись со вспыхнувшей было надеждой — кто-кто, а Железная Дева придушит ее, да и кого угодно, с превеликим удовольствием. Даже каймей слегка повернул голову в сторону происходящего, а потом и вовсе резко развернулся всем корпусом, пристально глядя — слава богам, не на нее, а на вошедших. А точнее, как стало ясно, когда Папаша все-таки подвинулся, на туго спеленатый сверток в полтора ее роста, который несли за ним следом Железная Дева и кто-то, кого она не рассмотрела.

Сверток был перетянут ремнями, но все равно бешено дергающийся.

— Раз, два, три, давай!

Брошенный, он пролетел по дуге и тяжело шлепнулся посреди комнаты. Таэс автоматически отметила, что ковра на полу уже нет.

— Так, отошли все, — Йенерис наконец отложил свой считыватель, и теперь сидел около свертка на корточках. К ее изумлению, "все", включая Железную Деву, послушно рассредоточились вдоль стен. Не двинулся только каймей, и без того стоявший в дальнем углу. Через полминуты пристального наблюдения за извивающимся кульком Йенерис констатировал: — Не успокаивается. Тассей, выйди — явно ты фонишь.

Кто?... Забившаяся в первый попавшийся угол Таэс резко вскинула голову — уже переступающий порог охотник на секунду остановился и... подмигнул?

Она проводила его широко открытыми глазами. Происходило что-то странное. И если это по-прежнему ликвидация, то как-то все слишком... неправильно.

— Кое-кого попросил бы мыслить менее... негативно. Или выйти, — скучающим тоном проговорил Йенерис, демонстративно ни на кого не глядя. Железная Дева выдала только одну фразу, зато трехэтажную, и, фыркнув, вылетела за дверь.

Сверток дернулся еще несколько раз и замер. Настороженно — будто принюхивался.

— Мелкая, иди сюда. Медленно, — Йенерис мельком глянул на нее, снова впившись взглядом в темный пластик. Таэс приподняла брови: его глаза были затянуты черной матовой пленкой — первая стадия боевой трансформации. И сделала шаг навстречу.

Сверток нервно дернулся.

— Не пойдет. Ныряй на Изнанку.

— Что, прямо так?... — она настолько растерялась, что даже забыла испугаться. Полноценно "нырять" могли только Лучи Изнанки, у которых мутировавшие гены доминировали, и сильно. У склонных к этому учеников на старшем курсе были две практики, и на обоих страховали по два преподавателя, при малейшей угрозе выдергивающие обратно — иначе группа поредела бы на две трети.

С сухим треском по центральному ремню зазмеились трещины.

— Нет, подождем, пока он вылезет, — ядовито процедил Йенерис. — Живо!

Она глубоко вздохнула, задержала дыхание и... Это было как с недавней трансформацией — вместо того, чтобы с усилием плыть против течения, она камнем ухнула на самое дно.

Мир не перекрасился — он распался почерневшими клочьями и исчез, открывая Изнанку — зеленую вязкую паутину, заткавшую глухую пустоту.

Тенета.

Толстая перекрученная нить вибрировала под ногами, серой рябью вибрировал гигантский нарыв, вспухший на переплетении нитей. Рыхлый пульсирующий комок, полый внутри — сквозь прозрачные газовые пузыри-окна были видны... внутренности. Десятки, тысячи безликих бурых личинок.

Тощие угловатые фигуры т'хоров сплошным шевелящимся покровом ползали по его поверхности, вцепляясь когтями в мягкую рыхлую массу стенок. Вытянутые морды поднимались одна за другой — ее чуяли, хотя навряд ли видели.

По нити навстречу побежал один т'хор, другой, третий... Не поворачиваясь к ним спиной, она начала медленно отступать. Внезапно показалось, что подвели глаза и реакция, и в правую руку с наскока вцепился тхор, остервенело дергая челюстями. Дикая боль вышвырнула обратно, перед глазами потемнело, и она начала падать.

И только потом Таэс заорала — так, что за несколько секунд сорвала голос. Чья-то рука лихорадочно нашарила на ее груди амулет и стиснула, активировав.

Так больно ей не было никогда за всю ее короткую жизнь — и дело было не в руке. Боль продиралась вверх по позвоночнику к мозгу, по пути захватывая все тело. Поэтому, когда ее внезапно отрезало больше чем на две трети, девушке показалось, что боль ушла совсем.

Рядом говорили, хотя смысл слов до нее не доходил еще долго.

— ...и долго так?

— Это я буду вам рассказывать, что такое перестройка нервной системы? Не кардинальная, но все-таки... Сутки-двое, не меньше.

— Зарядов в амулете не хватит, — вздохнул подозрительно знакомый голос. — А от такого болевого шока и органические изменения могут пойти. Не говоря уже о стабильности психики. И Венсен второй давать не хочет... И это при том, что это была отнюдь не моя идея...

Перед глазами постепенно перестали расплываться черные круги. На полу, в разворошенном свертке, лежал... труп. Шенны, очень, очень молодой. Наверное, недавно вылупилась. Таэс рассматривала ее безучастно, как экспонат в музее, неожиданно услышав свой голос:

— А я инкубатор видела. И зародышей.

И скорее почувствовала, чем увидела, как у нее над головой переглянулись и резко замолчали.

— Котик, ты как себя чувствуешь?

По этому дурацкому вопросу однозначно опознавался Папаша. Таэс подняла голову и осмотрелась, обнаружив, что в комнате остались только Нерхара и Йенерис... ну и труп, конечно.

— Плохо, — вяло просипела она, глядя на чешуйчатое тело. Рассредоточенный взгляд уловил какое-то движение около стула, на котором, как оказалось, она сидела. Движение повторилось. Плохо соображая, что делает, она наклонилась и посмотрела под стул... Хотя, как пришло ей в голову намного позже, смотреть надо было совсем на другое. — Это что?

— Это теперь твой хлыст, деточка, — сияя, как фонарь под глазом, отозвался Папаша.

Первый раз в жизни его хотелось убить больше, чем Ноа.

Глава десятая

Следующих двух суток она не помнила. Еще трое вспоминались с трудом.

На пятые, с большой неохотой приоткрыв один глаз на отчетливый звук шлепка, Таэс с возмущением обнаружила у себя в ногах, прямо на одеяле, горку фишек.

— Еще красная девятка и кон мой! — на одеяло шлепнулся еще один затертый кругляш. Горка амулетов, завалившаяся было в складки, поползла влево.

— Ты мухлюешь, — бесстрастно заметил очень знакомый голос. Голос, который она никак не могла здесь услышать... Или?... — Это тройка. Причем зеленая.

Раздался взрыв сдавленного хохота, заглушивший возмущенные отпирательства. Таэс открыла второй глаз и обнаружила затылок Фрея, сидящего прямо на полу.

— Дурак ты, Алхимик! — радостно сообщил он. — Шейры иллюзий не видят. Так что кон мой, убери лапы.

— Ну вот что, промолчать нельзя было? — мальчик недовольно махнул рукой на фишку (та перекрасилась в исходный цвет и сменила номер). Он единственный из "Армагеддона" не был магом, а значит, не имел никаких шансов попасть в Лучи. Будучи обычным псионом, он просто сплетал иллюзии, зато такого качества, что на нем одном выезжали самые сложные заказы. Надо думать, поэтому и избаловали его вседозволенностью совершенно непотребно. — За то, что я тебя сюда провел, ты мне эти номера сам подтасовать должен, а не подставлять...

— Надо думать, вот это, — нечто неопознанное возмущенно вякнуло, — у меня возникло из воздуха. И нянчусь я с ним исключительно по доброте душевной.

Таэс обернулась, наконец убедившись, что это не продолжение ее диких снов. И тут же подумала, что с последним утверждением поторопилась.

Андрис, на все том же полу раскрашивающий интерактивные картинки в компании с сопящим пятилетним карапузом, не укладывался в ее картину мира.

— Ну как тут у нас?! — в палату ворвалось мини-цунами, накрыв присутствующих с головой. Таэс вжалась в постель, но виски все равно заломило. Девочка в куцых шортиках проскочила мимо кровати, мгновенно вычислив посторонних, и обличающе ткнула в Андриса пальцем. — Это еще что за шейр залетный?! Балбес, с тебя Ноа голову снимет! Он же тебе сказал с мелким посидеть! Ты б его еще т'хору залетному спихнул!

— Какая ему разница? — проворчал Алхимик. — Танна, сдашь — обижусь. И лет тебе накидывать, чтобы в "толкушки" пускали, не буду.

Вглядевшись в пронзительно-рыжего мальчика, Таэс сообразила, что это, должно быть, и есть ученик Йенериса. О боги, доверили ребенка маньяку... Не то чтобы сама она так уж любила детей — скорее наоборот. И ученика брать (если доживет, конечно) не хотела. Но если случится невероятное и с группой все-таки выгорит, и они останутся при базе, неважно, которой, рано или поздно это сделать придется. Оставалось только надеяться на кого-нибудь из "сирот" — уже подросших детей, у которых погиб учитель. Таких было много — некоторые меняли троих-четверых учителей, пока не взрослели.

— Обидится он! — Танна с размаху стукнула Алхимика по макушке и разъяренной гарпией заверещала: — Халявщик, все равно дольше пяти минут морок не держится! А понтов!... А еще пририсует какую-нибудь пакость, а мне потом мужиков по столбам развешивать?!

— Дура, чего орешь? Разбудишь же! — мальчик вернул затрещину и, видимо, в опровержение, начал сплетать пальцы, быстро меняя "фигуры". Хлопнул себя по плечам — и разом повзрослел лет на сорок.

— Да здесь никто уже не спит, если ты сам не видишь! — с досадой отрезала она: иллюзия и в самом деле вышла на редкость достоверной.

Таэс заерзала, очутившись в центре всеобщего внимания. На лицах большинства был написан вопрос, сколько она уже успела услышать.