Часть вторая. Искусство вязать узлы

— Может, — безнадежным голосом вопросил Теннейре, — отменить пока все увольнительные на берег?

— Гос-сподин адмирал! От вас ли я это слышу? С тем же эффектом можно сразу же свернуть операцию и возвращаться домой...

Пообещав сначала "рассмотреть вопрос" а потом — "рассмотреть вашу проблему в первую очередь", вихреобразного флот-лекаря удалось вышибить из каюты в какие-то пятнадцать минут, после чего, дрожащими руками достав сигарету, Оперативный Командующий закурил. Мельком глянув на коллегу, он убедился, что тот только благодаря невиданной выдержке сохраняет на лице постное и ханжески-сочувствующее выражение.

— Между прочим, — ничего смешного!

— Господин адмирал! Да мне ли смеяться над подобными вещами? Сам с раннего утра то решаю вопрос о размещении арестованных судов, то выясняю обстоятельства вчерашней драки между морпехами и резервистами...

В глазах адмирала мелькнуло любопытство.

— И как?

— Действуя дружно и организованно, гвардейцам всыпали по первое число... А еще давеча мне пришлось решать вопрос с толчками на постах берегового базирования. Вам— то еще что, у вас народ все-таки поинициативнее, а мои остолопы, кажется, вообще разучились решать самостоятельно хоть что-то...

— Но ведь решают же?

— Это уж само собой! Только перед этим, — вот как вам только что, — мне надо изобразить озабоченность всей этой х-хреновной и, вроде как, одобрение их действий...

Дня два "солярочные рейды" протекали сравнительно гладко. А потом один из слик-драйверов с десантом на борту был обстрелян из ручных пулеметов. Раненый пилот не сумел толком "притереть машину" и она сильнее, чем хотелось бы, въехала в надстройки. При этом конструкция из прочного, но все-таки тонюсенького композита смялась, как бумажная, мимоходом расплющив одного из стрелков. В десантной группе при этом осталось всего шестеро не задетых пулями и не слишком помятых при ударе. Они — сцепились со всей пиратской шайкой, продемонстрировав как высокую подготовку, так и истинный воинский дух: когда "летучка-восемь" высадила на борт болтающейся по воле волн посудины группу одетых в защитные костюмы коммандос из Рифат, там оказались только трупы. Двадцать четыре немолодых пирата, набившихся в суденышко, как сельди в бочку, искромсанные очередями, холодным оружием и боевыми приемами, и шестерых десантников, порезанных мало что не на куски. Изувеченный слик-глайдер, понятное дело, опрокинули за борт первым делом, он точно так же болтался по некрупным волнам и там даже удалось кого— то спасти. А еще какие-то стамесконосы (Это не были люди Силуяна: те, казалось, даже ночью не расставались с оружием, свихнувшись на боеготовности.), высадившись с вертолета, просто-напросто попали в засаду, потеряли троих, отступили к вертолету, поднялись на борт, поливая все шевелящееся огнем из "роллера", — это была боевая машина, — после чего кто— то, высунувшись из люка на палубе, вбил в геликоптер аж две кумулятивные гранаты. Кружившая неподалеку "летучка" одной "острогой" потопила суденышко. Капитан-лейтенант, командовавшей ею, утверждал, будто убедился в том, что из команды никто не уцелел, а расследовать подробнее — не стали. Число вылавливаемых по всем Островам, достигнув некоего пика, пошло на убыль, наметилось какое— то подобие затишья, и кто-то сильно умный рискнул попробовать прорваться за пределы оцепления на каком-то крупном подводном судне, доселе таившемся в совсем уж потаенном укрытии. Субмарина двигалась на "скорости подкрадывания", но ее все равно услышали. Мало того: за истекшие дни на судах и стационарных постах разместили металлоиндикаторы новейших систем, Индикаторы Возмущений Среды — и бог весть еще что. А кроме того выяснилось, что объединение всех средств наблюдения в единую систему дает новое качество: "Интегратор" высветил на экранах коллект-поста псевдоголографическую картинку судна, указав все параметры, включая точные координаты, вектор и скорость. Вся эта благодать была передана на патрульный экраноплан, больше известный под именем "летучка— шесть", и тот уже вполне зряче спустил на субмарину толково настроенную торпеду "Факт — 66".

Гладкий, пологий бугор на миг вспух на этом сравнительно— неглубоком месте, с громовым гулом лопнули исполинские воздушные пузыри, и по воде, враз подернувшейся радужным поплыла масса разнообразнейших вещиц и обломков. Больше попыток прорваться как-нибудь под водой не было, как явно и совершенно самоубийственных. Поверху еще можно было надеяться проскочить.

Потом однажды ночью произошла попытка взорвать "Луг-ен-Бельх" силами трех боевых (по словам эксперта — не очень) пловцов. И не ведали глупые, что вокруг всего судна на глубину до ста пятидесяти метров спускается подтопленный трал из невидимых в воде, тончайших нитей сверхпрочного пластика. Что даже паутина эта, — помимо всего прочего, — соединена с сигнализацией, а подъем и спуск смертоносной снасти осуществляется исключительно капитаном первого ранга Т. Кьерфегером, — изнутри. Когда команда аквалангистов с корабля прибыла к месту разбоя, в живых там оставался только один, — тот, у кого хватило ума не дергаться, рискуя разрезать все на свете о бездефектные нити. Уцелевшего — взяли, узнав из его рассказа массу интересного, но еще более интересным оказалось устройство, при помощи которого собирались отправить на дно их посудину: это оказался "катализный" ядерный фугас мощностью в четверть килотонны всего-навсего. Ежели кто понимает — коллекционная вещь, ей в музее место. Неисправная — не без того, но, по утверждению одного бывшего специалиста, — исправить вполне можно. А впрочем все было спокойно.

Друг-приятель подошел к нему изображая на лице столько ехидства и яда, что Дубтах сразу почувствовал: очередной период его спокойной жизни в ходе боевых действий для него вот— вот закончится.

— Тут к тебе вечерком должен подойти один твой старый знакомый. Просьбишка у него до тебя будет. Так ты уж, будь добр, — не откажи. Не след обижать хорошего человека.

— Что за знакомый— то?

— Увидишь.

— А что за просьбишка, — тоскливым от предчувствий голосом спросил Дубтах, — будет у знакомого мне хорошего человека?

— Узнаешь.

— Шантажист вы, граф!

— Ну, разве что мелкий...

— И оттого еще более противный!

— ... хотя терминологически более правильно было бы назвать меня мелким любителем безобидных розыгрышей. Знакомый с просьбишкой имеет быть в девятнадцать ноль-ноль ровно по местному времени: Роругское здесь, сам понимаешь, хоть и самое правильное в мире, но несколько несподручное.

Ровно в девятнадцать ноль-ноль в дверь каюты постучали, а после вежливого приглашения войти — вошли. Сначала, полностью перекрыв дверной проем и слегка пригибая голову, в каюту вошел Силуян Ворон в высокой парадной фуражке, в парадном мундире, при полном иконостасе и даже в белых перчатках. Раньше Дубтах как-то не задавался вопросом, — кем в точности являлся старый знакомый. Теперь это, по крайней мере стало ясно: в каюту при полном параде вошел щетар-кварт Сил Специального Назначения Его Императорского Величества. С одной стороны — унтер-офицер, с другой — кварт— щетаров во всех вооруженных силах Империи было существенно меньше, чем, скажем, воевод. Потому, наверное, что до этого звания — можно только дослужиться. Нету к нему иных путей. Набор знаков, нашивок и наград был такой, что понимающий человек постарался бы при встрече с обладателем перейти на другую сторону улицы. Особенно это касалось раздела "За..." — с соответствующими географическими названиями. О боевых действиях буквально во всех представленных на груди С. П. Ворона местах по странному совпадению ходили жуткие легенды. Следом за ним вошли и еще двое господ при полном параде, тоже — унтер офицеры и тоже, судя по каменным мордам с дубленой кожей — очень хорошие люди. Они молчали на протяжении всего рандеву и, судя по всему, присутствовали только согласно требованиям какого— то неизвестного Дубтаху протокола. Силуян первым делом с достоинством но и с полнейшим, в то же время, почтением поклонился.

— Господин Дьен-Дьеннах, — приступил он к делу после надлежащих приветствий, — содруга двух щет просит оказать нам честь. Я говорю от имени своего и от имени моего побратима, — один из немотствующих резко наклонил голову, — мел-щетара Знобыша при свидетельстве достойного господина Сохача. — Второй немотствующии мотнул головой в точно той же манере. — Всем нам предстоит завтра дело по взятию живым или же мертвым опаснейшего негодяя в самом его логове, и поставленные над нами думают вроде как, что после этого судьба компании будет в основном решена. Так мы просим покорно быть тем, кто доставит одну из щет к месту. Вторую машину любезно согласился пилотировать уважаемый нами и знакомый вам збан Мягкой. Было бы очень со стороны вашей милости хорошо и вежливо сообщить о своем решении к отбою.

Глядя в желтые, тигриные глаза щетара Ворона, вслушиваясь в его напряженные попытки говорить по возможности статски и без использования уставных терминов, Дубтах силился представить себе, как бы это он стал отказывать этому чудищу? Выходило плохо, и поэтому он изобразил мужественную улыбку:

— Ну что вы, господа. Какие могут быть разговоры. И вовсе даже незачем было устраивать из обыкновенного дела целую дипломатическую миссию... А какая, к примеру, машина?

— "SD— 3", это...

— О, не затрудняйте себя. Хорошо знаю. Теперь не подскажите ли, каким бы это побытом пройти инструктаж и узнать подробности?

— Вылет — в шесть-тридцать завтра поутру, штатный инструктаж перед полетом. Но было бы лучше, — понимаете? — Он заглянул в глаза Дубтаху, и тот — кивнул в знак того что все понимает. — Было бы лучше, если бы вы подошли до своего друга — збана графа. Он в курсе всех дел и подробностей.

— Тогда и порешим точно так. Если меня завтра не будет на штатном инструктаже, это будет значить, что я — умер, и вам пора заказывать заупокойную службу...

Распрощавшись, гости с явным, как ему показалось, облегчением отправились восвояси, а он вышел на поиски мелкого и противного шантажиста, думавшего, что он любитель безобидных розыгрышей. Изыскав же — молча врезал ему по затылку, — с тем, однако же, расчетом, чтобы не убить все— таки. Тот даже не стал уворачиваться и заржал.

— Я не убиваю тебя только потому что не хочу расстраивать твоего папу: очень он мне понравился. Что значит весь этот идиотский визит?

— Попытка в меру своего разумения разрешить весьма нестандартную задачу. Это вы там, с либерализмом со своим гнилым все решаете запросто, а ребята все утро головы ломали: как бы это так привлечь вроде бы как военного — но в непонятно каком звании при том, что тот — из вроде бы как союзников, но все-таки иностранец. Это ж для них — та-акая казуистика! В уставе, понимаешь, на этот случай ни словечка не написано, а ты им — позарез нужен. Для того, чтобы хоть как-нибудь себя вести, нужна хоть какая— то модель поведения, причем не только для того, чтобы ты вел себя надлежащим образом, но и для того, чтобы самому так себя вести... Силуян — в роли дипломата, ха! Обычная для него, в плоть и в кровь въевшаяся за двадцать лет манера речи представляет из себя равномерную смесь мата и жутких, циничных угроз с отдельными формулировками из устава. Чтобы отключить эту схему и со всей натугой говорить по-другому, ему просто необходимо напялить парадку и рубаху-жемчужку по первому сроку...

— И ничего другого, — фыркнул Дубтах, — им в голову не пришло? Они б еще оркестр пригласили. Совсем бы парад был. А почему это я им так уж до зарезу?

— Щета, — пожал плечами Ансельм, — скопище суеверий. Ты хорошо их возил, ни разу и ни с кем при тебе никаких дров не было. Талисман своего рода.

— Вот значит какое обо мне мнение, — задумчиво проговорил пилот, — а я-то думал что получил, в ознаменование заслуг, признание поклонников.

— Можешь не сомневаться, что это тоже присутствует. Щета, — повторил он с таким видом, будто слово это содержит ответ на все вопросы, — и люди отборные... Понимаешь, там не удержались бы ненадежные, недостаточно преданные, трусоватые или плохо подготовленные. Или такие, кто не может с первого взгляда распознать в человеке высокого профессионала и действовать соответственно. Тут уж либо в могилу, либо в какую-нибудь мирную обитель вроде Группы Дальней Штабной Разведки...

— Да-да, — ласковенько кивал Дубтах, безотрывно глядя в ясные глаза друга-приятеля, — тем более когда другой профессионал обеспечивает надлежащую рекламу... И, кстати, — что там за логово такое, потому что я, сказать откровенно, так до сих пор ни черта и не понял?

— Слушай, — чуть помедлив, сказал собеседник, — ты знаешь, что такое — кенотеф?

— М— м— м... Постой... Ложный склеп, кажется? Подходит?

— Не вполне, но близко. Сойдет. Так вот завтра будет, похоже, именно тот случай.

— Так ты знаешь, что ребята собираются пустышку тянуть, — и молчишь? Хор-рош гусь!

— Во-первых, — не знаю, а могу с некоторой уверенностью предполагать. Во-вторых, — пустышка это весьма относительная и там полным— полно всяких интересных вещей, а потому, — в-третьих, — рано или поздно этим местом заниматься все равно бы пришлось. Только вопрос очередности, знаешь ли, так что совесть у нас — чиста, а обвинения эти огульные мы все, как есть, гневно и решительно отметаем.

— С вами все ясно. Теперь изложи, а того лучше — покажи, что конкретно требуется от меня? Просто— напросто в техническом плане.

— Ты слыхал про такое иестечко — Лиу-Панджали?

— Да, конечно. И сверху в обзорном плане тоже глядел. С аэроплана. Так ведь там же...

— Во— во. Я тоже думал, что там совершенно негде посадить не то что планер либо же геликоптер, а даже и воробья. Выяснилось, что до некоторой степени все-таки ошибался. Вот, взгляни...

Впившись пристальным взглядом в предложенные ему снимки, — роскошные, с точнейшей передачей оттенков цветов и мельчайшими подробностями, он какое-то время молчал, а потом утробно вздохнул:

— Гаже места ты, понятно, найти не мог...

— Лучше — не мог. Во всех остальных местах негде воткнуть даже и лопату.

— Давность?

— Позавчерашние снимки. Будем надеяться, что промоину эту — промыло действительно до чистого песка и никакого бамбука в этом месте и за это время вырасти не успело... И какие будут соображения ?

— Класс! Полоса длиной двенадцать, шириной — шесть, наклонная и больше всего напоминающая кусок винтового пандуса, свернутого по оси и направлению. Сдается мне, граф, что там даже и просто так модель "SD-3" не разместить. Ни на том куске, ни на этом. Снесем концы плоскостей.

— Это нам простят. Нам вообще простят что угодно, если мы уцелеем, а если не уцелеем, то тогда нам как-то все равно будет.

— Мы, как всегда, — с "Джаннаха" вспархиваем?

— Ну.

— В шесть— тридцать, неукоснительно, там — до Лиу-Панджали минут сорок, потом — сам заход. Так? Так! А не скажете ли вы мне, граф, какова у нас роза ветров между семью и семью трицатью утра в это время года? Можете не отвечать, потому что ветер дует, — он провел по панорамному снимку жирую черту, — вот в та-аком направлении... Так что, ежели к нам и впрямь никто иска за порчу казенного имущества не предъявит, может и пройти. Покрутимся там лишних десять минут, и тогда Улиулиу наберет надлежащую силу... Так? Так! А у тебя, небось, и программка для навигатора уже написана? Категоричненькая такая? Чтобы, значит, от сих — и до сих, и никаких никуда фокусов?