Глава 100, 101, 102

— Ты не знала, что личное ученичество предполагает такие обязанности?

Я не ответила, пытаясь проанализировать произошедшее и на всякий случай рассматривая его мантию, а не лицо, чтобы не было удара легилименции. Кажется, к окклюменции это не относилось. Я просто разозлилась.

— Начнем сначала, — выдохнул Волдеморт, как будто сожалел о том, что ему приходится делать. — Ты, кажется, доверяла ему, из медальона. Между нами в действительности не такая уж большая разница. Ты можешь представить, что я это он и это будет правдой. Доверься мне, как ему и мы избежим этой глупой траты времени...

Сцепив зубы и готовясь к неизбежному, я промолчала и заметила, как он, не дождавшись ответа, снова поднял палочку и проследила за тем, куда она направлена, выкрутив все восприятие на полную, решив еще разок сосредоточиться на ощущениях, а не на их блокировании. Я поняла, что направленная в место удара магия не дает распространяться заклятью по нервам с такой скоростью... и подавила ее своей магией, почувствовав лишь покалывание. Вот, что тогда произошло с шестикурсником! Он не смог пробить своим Круциатусом мою защиту, не столько оклюментную, сколько природную, магическую. И конечно, в прошлый раз я также сильно разозлилась!

От Круциатуса я не закричала, только тяжело задышав от усилий и шока от осознания, что выставив руки, смогла заблокировать проклятье боли. Волдеморт молчал и когда я взглянула на него, выглядел тоже немало удивленным. Конечно же, увиденное ему не нравилось, но мне как раз наоборот. Потеря им дара речи вызвала во мне слабое чувство удовлетворения, потому что я уже опасалась демонстрировать, что в этот раз моя взяла верх.

Он учил меня контролировать сознание и я думала, что этот контроль обеспечит блокирование чувств от Круциатуса, а оказалось есть два пути: пытаться блокировать все ощущения, что просто невероятно сложно, и нивелировать воздействие. Есть разница.

— Вы сами сказали нивелировать воздействие, учитель, — не удержалась, увидев выражение его нечеловеческого лица и чувствуя невероятную гордость и облегчение вместе с чувством, когда делаешь мелкую пакость.

— Что же, давай проверим еще раз, чтобы убедиться наверняка, что это не случайность, — только и произнес Лорд, снова занося палочку: — Круцио!

На этот раз удар был действительно мощный, раньше он сдерживался, я сосредоточилась и направила магию в место удара на руках. Моя магия поглотила заклинание, как щит, и вытолкнула наружу, за пределы кожи — вот, что произошло!

В этом было что-то схожее с обычным Протего, который мог, как поглотить заклинание, если оно было слишком слабым, так и отразить, если разница потенциалов была меньшей. И видимо, эта разница с шестикурсником была достаточной.

— Неплохо, посмотрим, что еще ты сможешь отразить, — зло процедил Волдеморт.

— Мне, казалось, мы сегодня разучиваем защиту от Круциатуса, учитель? — быстро выпалила я, подняв на него глаза.

После нескольких даже коротких проклятий боли, ощущения препаршивейшие и если он продолжит добивать, то будет совсем худо.

И все равно он ударил магически знакомым уже раскаленным прутом прямо по лицу, отчего я с силой зажмурилась от боли, припав к полу.

— Я сказал тебе, как ко мне обращаться, — услышала я его холодный тон. — Ты уже забыла?

— Нет, повелитель, — так же прохладно ответила. — Но я не Пожиратели, чтобы проходить такое безвредно.

— Ты довольно быстро учишься, — сухо прокомментировал Лорд, как мне показалось, намекнув на привыкание к Круциатусу. — Посмотрим, насколько ты сможешь адаптироваться далее. Я возьмусь за то, чтобы расширить твои способности, — прозвучало весьма многообещающе. — Так и быть на сегодня урок закончим.

Я с трудом поднялась на ноги, но желание уйти поскорее придавало сил, и поспешила к дверям. Снаружи усталость и остаточная боль навалились сильнее и я решила немного перевести дух. В голове появилась мысль, которая не давала покоя. Круциатус заклинание мощное, его может отразить только очень сильный щит, Протего обычно рассыпается. Получается, я могу таким образом заблокировать практически любое заклинание? То есть даже не какое-нибудь заклинание увеличения ушей или Таланталегру, заставляющую ноги дрыгаться, как в пляске, а даже Оглушающее и Парализующее. Да это же практически неуязвимость против большинства магов! Мало кто может сотворить что-то действительно мощное, те же авроры тоже обычными Оглушающими, хоть и мощными, бросаются и это уже считается уровнем боевика. А я всего лишь контролируя сознание, блокирую магией в теле, как щитом. Щит, выставленный без ничего... Это ж капец как мощно! Круче чем невербальная и безпалочковая магия! Вот уж реально, ничем не поранишься, только разве что Авадой... ну и чем-то вроде моего излюбленного Воздушного тарана. Против физического урона тоже не поможет, скорее всего, хотя я изучала усиление тела магией и немного укрепить тело смогу, что должно ослабить урон. Вероятно, эти умения мне тоже пригодились в этот раз. И даже если попадусь под Парализующее, то через время оно самостоятельно известным образом развеивается, а если магию направить, то и того быстрее. Раньше я вполне осознанно училась развеивать наложенные чары вроде Парализующего или Инкарцеро, здесь принцип похож! Это требует высокого уровня контроля магией, но я уже двигалась в этом направлении... если бы я только сразу поняла, что делать!

Не удивительно, что Волдеморт, кажется, тоже был удивлен, что у меня получилось. Но он тогда тоже вообще неуязвим? Обычными заклинаниями, а тем более школьной программой его точно не одолеть. Мне нужны мощные заклинания!

Преисполнившись воодушевления, я даже не поняла, дрожат ли у меня руки от последствий Круциатуса или от открывшихся возможностей. Не сразу и заметила появившегося Долохова в конце коридора. Он молчаливо всматривался в свете светильников, затем ничего не говоря, подошел, помогая подняться и идти. Я хотела спросить, что он тут делает, как он, заметив это, приложил палец к губам, показывая чтобы молчала. Пожалуй, действительно, не стоило разговаривать под дверью кабинета Лорда.

Хотя я в состоянии была идти сама, Долохов проводил меня до моей комнаты, придерживая за плечо и оглядываясь, видимо, чтобы ни с кем 'удачно' не столкнуться. Когда мы зашли в комнату, я не выдержала, спросив:

— Ты что там делал?

— Мимо проходил, — буркнул он. — После вчерашней твоей эскапады решил лично убедиться, что живая выйдешь.

— А, — только и сказала я.

Язык чесался спросить, но я помнила, что кот Шреддингера не жив и не мертв одновременно, пока не откроешь коробку, а в данном случае, пока не спросишь прямо.

— Есть какие-то результаты твоих уроков? — спросил он сам.

Я с энтузиазмом закивала и он ухмыльнулся:

— Вижу, глаза у тебя аж светятся. Что умеешь?

Я вдруг поняла, что не могу рассказать, хотя очень хочется поделиться таким открытием. Но если расскажу, то не посчитает Лорд это за передачу информации Пожирателю, о которой он предупреждал? Да и вообще, вдруг такое умеет только Лорд? По идее это завязано на силе магии, вот только не факт, что не на составляющей качества или чем-то еще.

— Если в общих чертах, то открыла для себя новые приемы в легилименции, — ответила я.

— Это как? Взламывать чьи-то мозги научилась толково или незаметно?

— Не могу рассказать, — нахмурилась я. — Не расспрашивай.

Долохов пригляделся как-то особенно пристально и спросил:

— Зелья еще нужны?

— Да, — оживилась я. — И можно взять про запас несколько?

— Нет уж. Лучше я проверю сам и выдам, что надо, — как-то резковато отказался Пожиратель и тут же без перехода спросил: — Скажи честно, на Круцио нарвалась?

Я слегка обиделась — что же я бесконтрольно зелья принимать собираюсь? Но вопрос о Круциатусе застал слегка врасплох. Я понимала, что наверное, признаки видно, хотя я все еще слишком взбудоражена открывшимися возможностями, чтобы лежать ничком и осознавать насколько повреждены нервы. А может все дело было в зелье, которые наконец подействовало как надо. Но если скажу ему правду... Он же не поверит, что Круцио было ни за что.

— В общем-то да, разочек попало, но на пару секунд, — заявила я, смотря ему в ворот мантии, чтобы по глазам ничего не понял.

— Та-а-ак, — протянул Долохов многообещающе. — И что ты натворила?

— Ничего, — с возмущением уставилась ему в лицо. И чтобы как-то сойти с этой темы, спросила: — Ты вроде должен был вести еще занятие. Разве уже закончилось?

— Ага, — отмахнулся он. — Ты мне зубы не заговаривай. Что натворила?

— Говорю же — ничего, — насупилась я.

Долохов явно с осуждением еще посверлил меня взглядом минуту и выдал:

— Пороть не буду, если скажешь правду.

— А я и не позволю, — отрезала я, сердито на него уставившись.

Он резко раздраженно выдохнул, на секунду прикрыв глаза:

— Ну, если не хочешь говорить, то и сама со своими проблемами будешь разбираться, — глянув на меня, Долохов достал еще один пузырек с зельем. — Это умиротворяющий бальзам. Нервы подлечит. Завернись в одеяло и ложись отдыхать. Я отправлю домовика с чем-то горячим.

На этом разговор и закончился. Я знала, как подобные бальзамы на меня действуют, но выпила, не собираясь больше никуда выходить.

Долохов уже был у дверей и открыл их, когда вдруг резко замер. Чувствуя, что бальзам потихоньку уже заставляет веки слипаться, я заставила держаться их открытыми, заметив Крауча. Насколько я могла видеть, он хмурился, но оба молчали.

Антонин бросил на меня короткий взгляд и направился за порог: — Пошли, поговорим, — услышала я, прежде чем дверь закрылась.