Беглецы. Исход

Милиционер бросает на меня странный взгляд. Сола вносит накву, я делаю приглашающий жест:

— Угощайтесь, господин верховный комиссар...

Первым наливаю в чашку терпкий горячий напиток, очень похожий на наш сбитень. Беру мягкую горячую булочку. Комиссар следует моему примеру, внимательно наблюдая за моими руками. Не дождёшься. Они не дрожат. И не будут... С минуту молчим, делая небольшие глотки горячего напитка. Затем милиционер спрашивает:

— Вам доводилось бывать на фронте, господин эрц?

...Ого! Уже опять 'господин'?..

— У Нуварры очень много врагов, поэтому каждый дворянин обязан отслужить в армии государства не менее двух лет. Естественно, что это далеко не мирные годы...

Он прищуривается:

— Мы запросили Океанию по поводу вашей... Страны. Увы. Никто никогда не слышал о существовании такого государства. Откуда вы, и кто на самом деле?

Откидываюсь на спинку своего кресла, усмехаюсь. Нагло и неприкрыто. И это коробит генерала. А за что уважать предателя?

— Вы запросили Океанию?

— Да.

Я чуть подаюсь вперёд:

— А кто вам сказал, что Нуварра расположена на Океанском материке?

Его глаза расширяются.

— Вы... Но туда невозможно добраться! Или вы умеете летать?!

— Хватит, господин верховный комиссар. У вас есть что-то по существу? Нет? Так вот, на будущее... Я — дворянин Нуварры. И мой титул на Родине соответствует вашему эрцу. Это первое. Законам Русии, как и любого другого государства я не подчиняюсь, и действую согласно уложениям моей страны, одно из которых гласит: мой дом — моя крепость. Я буду оборонять своё жилище всеми доступными мне силами и средствами, а в случае надобности вызову подкрепления из своей страны. И тогда — горе побеждённым...

— Вы слишком самонадеянны, господин эрц...

Усмехаюсь, и его передёргивает.

— Скорее, это вы недооцениваете Нуварру. Вам, разумеется, докладывали о корабле, на котором я прибыл в вашу страну?..

Дрожь вновь пробегает по коренастому телу. Он молча поднимается, короткий поклон. Я тоже встаю, опять обозначаю ответный. Комиссар шагает к двери, когда я окликаю его:

— Простите, говорят, что войска Гонведии и Прусии оставили линию фронта и направились в глубину собственных государств по примеру Русии?

Он испуганно оглядывается, и едва ли не выбегает из моего кабинета. Этого мне достаточно. Значит, правда...

— Ваша светлость, стекольщик пришёл.

Отвлекает меня от невесёлых мыслей голос Горна.

— А? Ах — да... Пусть займётся делом.

— Будет исполнено, ваша милость...

— И не беспокойте меня до вечера. Мне нужно поработать.

— Конечно, ваша светлость!

Он уходит, а я торопливо достаю гарнитуру, включаю рацию. Новость действительно срочная, и — страшная... Революция, грозящая охватить целый материк! Что может быть ужасней? Хотя, может быть, я себя накручиваю. Пока точных, подтверждённых сообщений нет... Серый выслушивает меня довольно спокойно, потом тоже успокаивает — радиоперехваты ничего не подтверждают. Ну, раз так, немного прихожу в себя, затем беру стопку газет и прочих бумаг, принесённых мажордомом ещё утром и берусь из пролистывать. Так... Меня снова начинает колотить — сегодня в полночь истекает ультиматум, данный Советом Республики рабочим столичных заводов. Либо они приступают к производству остро необходимого вооружения, либо власти применят крайние меры, вплоть до суда военного трибунала, а короче — расстрел. Взгляд на часы — семнадцать двенадцать. Время ещё есть... Но кажется, у меня, и не только у меня, будет сегодня бессонная ночь...

— Горн. Горн!

Мажордом торопливо поднимается по лестнице.

— Ваша светлость?

— Пусть приготовят постель, и слугам тоже отдыхать. Ночь будет весёлая.

— А как же...

— Ребята молодые, могут спать по очереди. Выдержат.

Он кивает, торопливо спускается вниз, я слышу его голос, отдающий распоряжения. Ну а я пока в подвал. Точнее, в гараж... Автомат, запасные рожки, гранаты, нож, пистолет и обоймы к нему, 'синеглазка', кусок нейлонового шнура, пара пластиковых хомутов. Затем отношу на чердак пулемёт, несколько коробок патронов, снайперку с ночным биноклем до кучи. Освещения на улицах нет уже вторые сутки. Городская газовая станция не работает. Теперь можно отдыхать... Просыпаюсь от заполошной стрельбы на улицах. Торопливо натягиваю приготовленный заранее городской камуфляж, шапочку, тёплые лёгкие кроссовки. Выскакиваю на балкон. Ого! Там, где фабричный квартал, сплошное пожарище. Они что, с ума сошли?! Уничтожают те самые столь остро необходимые заводы?! Время от времени небеса озаряют вспышки разрывов, сопровождаемые тяжёлыми ударами. Позади меня слышно тяжёлое дыхание, оборачиваюсь = один из парней:

— Ваша светлость! Склады... Путятинские склады горят!!!

...Допрыгались... Продовольствие на три недели на всю столицу! И когда будет новый подвоз — неизвестно. Потому что фронтовики блокируют поступление хлеба из аграрных провинций юга страны. Чем? Да тем, что железные дороги от фронта все, без исключения, идут через Хлебные Края... Единственное из продовольствия, поступающее в огромный город — рыба из восточных и северных губерний громадного государства... Стрельба тем временем усиливается. И, как мне кажется, начинает смещаться к центру города. То есть, ближе ко мне. Если я правильно понимаю, то рабочие успешно отбили карателей из лейб-гвардии и теперь начинают зачистку города...

— Всё. Закрывай все окна. И на втором этаже.

Кидаю я слуге и спешу на чердак, где у меня установлена стереотруба и оборудован хороший наблюдательный пункт. В оптику, снятую с 'Бисмарка' всё отлично видно, несмотря на ночь. Цейсовские линзы выхватывают горящие дома и хибары бедноты, мельтешащие силуэты, разрывы ручных бомб и мелкокалиберных снарядов. Из горящих домов выбрасываются на улицу чёрные фигурки, иногда объятые пламенем, вещи. Вспышка пламени из окна под крышей. Похоже, рванула бочка с чем то горючим. То ли керосин, то ли скипидар... Суета, мельтешение. Благодарю всех Богов, что я сейчас не там. Услышал бы такое... Полоса сплошных пожаров тем временем начинает смещаться в мою сторону. Время от времени оттуда вырываются всадники, повозки, просто одиночные беглецы. Наконец сплошной стеной, чёрной на фоне огня, повалили рабочие. Или кто там... Но ясно одно — победители. Грохот взрыва заставляет вздрогнуть землю, в небо взмывает гигантский столб пламени, быстро опадающий вниз. От вспышки даже слезятся глаза, на мгновение становится светло, как днём. Я знаю, что это. Фабрики Гальдра, производящие тринитрофенол для артиллерии, более известный у нас, на Земле, как шимоза... Спустя минуту до особняка доносится вихрь взрывной волны. Это словно подстёгивает ожесточение сражающихся, и темп стрельбы достигает невероятной частоты. Выстрелы сливаются в сплошной треск, но я немного перевожу дух — наступающие рабочие двигаются к Императорскому Дворцу, где заседает Совет Республики. Значит, не все потеряли голову. Но всё-равно, опасность того, что некоторые озверевшие и потерявшие все сдерживающие их устоит одиночки и отряды пойдут и сюда очень велика. Мне они не страшны, отобьюсь. А вот тем, кто меня окружает... Передёргиваю плечами от отвращения... Мать! Накаркал! Вспыхивает особняк на той стороне площади. На фоне мельтешащих огоньков, то ли свечей, то ли фонарей, а скорее всего, факелов, мечутся силуэты. Лопается окно, выбитое чьим то телом, раскинув руки и ноги оно падает на мощёную камнем землю. Кого-то вытаскивают на улицу, с размаху бьют прикладами, пинают. Тащат за волосы голую женщину или девушку, она кривит рот в отчаянном крике, который я не слышу, но тщетно. Никто не придёт ей на помощь. Единственное, что я могу для неё сделать... Громкий выстрел, и я опускаю приклад винтовки обратно на подставку, на которой та стоит, застывая на мгновение. Выстрел милосердия... А расстояние в километр для меня не предел. Тем более, из JS 7.62... Насильник бросает тело жертвы, озираясь по сторонам, разыскивая глазами стрелка, но даже не может представить, откуда стреляли. И, мало того — попали... На площадь выкатывается местное чудо техники, неуклюжий угловатый броневик. Треща и постреливая огнём из выхлопной трубы, он шевелит ребристым стволом своего пулемёта, и срез дула озаряется трепещущим пламенем. Похоже, что это те, кто за Совет. Потому что фигуры, грабящие пылающий особняк падают, застывая в разных позах изломанными силуэтами. За бронемашиной появляется небольшой отряд пехоты со штыками, примкнутыми к оружию. Мародёры бегут, но безуспешно. Их настигают, убивают без всякой жалости... Затем спасители выстраиваются колонной и уходят... Твою ж... Как раз вот это и есть рабочие! А грабители и мародёры — правительственные войска!.. Так называемые Республиканские Гвардейцы. Впрочем, как раз меня это и не удивляет. Насмотрелся... Ба-бах!!! Столб огня и земли вырастает прямо по центру площади, особняк вздрагивает, сверкающими искрами рассыпаются окна окружающих площадь домов. Они там что, с ума сошли?! Из пушек по городу?! Опять взрыв, и я чувствую, как меня охватывает ненависть. Что там у меня в загашнике есть? Вкусненького? А... Ничего. Совершенно ничего!.. Как то даже не мог себе представить ничего подобного! Вот и не запасся... Но больше артиллерийских выстрелов не следует, зато ружейная стрельба усиливается, взмывая до невероятных высот. Затем доносится заунывный вой, в котором мало чего человеческого. И — спадает. Тишина, изредка нарушаемая одиночными выстрелами из винтовок. На площади вновь появляются тени. Они пригибаются к земле, стараясь стать незаметными, прячутся в тени оград и деревьев, растущих по периметру. Разбитые защитники дворца. Получается, что Республике конец? Просуществовала меньше недели? Однако, лихо тут... Похоже, что ничего серьёзного больше не ожидается. Отлипаю от оптики, протираю глаза, в которые будто насыпали песка. Бросаю взгляд на часы — четыре часа ночи. Можно немного поспать, пожалуй... Спускаюсь вниз и натыкаюсь на вопрошающие взгляды собравшихся в кучу слуг. Золка сидит рядом со своим женихом, который положил ей руку на пухлое плечо, демонстрируя право собственности.

— Пока — всё. Дворец взят. Республиканская Гвардия разгромлена рабочими отрядами. Республики больше нет.

Они удивлены, но я добавляю:

— Во всяком случае, точно я не уверен. Но что Дворец взяли — точно...

...Делаю краткий доклад о произошедших ночью событиях в Метрополию. Там явно задумались над тем, что делать дальше. Во всяком случае, осторожный вопрос о нашем вмешательстве задали, но я сразу отбрил — ни в коем случае. В данной ситуации мы будем выглядеть агрессорами. И это может вызвать процесс объединения всех сил и течений, существующих на данный момент в Русии. Против нас, разумеется. Зачем это нам нужно? Мерзко звучит, но чем хуже для них, тем лучше для нас. Ментально и духовно мы наиболее близки из имеющихся здесь стран. Во всяком случае, на мой взгляд резидента-представителя. И нам очень нужен, просто жизненно необходим поток эмиграции из бывшей Империи к нам. А воевать с народом... Простите, нам просто не по зубам. Там обещали подумать, и я со спокойной совестью улёгся спать... Просыпаюсь уже за полдень, завтракаю и обедаю одновременно. Лица слуг невесёлые, и понятно отчего — наверняка уже высунулись из особняка, пока я дрых, узнали новости. А они невесёлые... Мажордом ходит с поникшей головой, оба парня опустили головы. У Золки и Солы — красные от слёз глаза. Ладно. Надо осмотреться, пожалуй...

— Горн, я сейчас схожу в город. Вы тут аккуратнее...

Старик кивает, со страхом смотря на меня. А я снаряжаюсь в путь. 'Калаш', естественно, светить не стоит. Да и пойду я сейчас под маркой аборигена. Так что под это дело лучше всего подойдёт Тип 05, он же — JS9. У меня полицейский вариант под 9-ти миллиметровый патрон, как и пистолет. Тем более, что у машинки интегрированный глушитель, в нынешних условиях незаменимая вещь. Остальное — всё, как обычно. Кроме второго пистолета. Стрелять по-македонски я научился ещё в армии, и это умение меня не раз выручало в командировках. Дополнительно — пара бутербродов с салом в целлофановом пакете, аптечка и пара индивидуальных перевязочных пакетов. Готов? Готов. Городской серый камуфляж, разгрузка. Сверху — неказистый армяк, укороченный полушубок. Потому что температура опять ниже нуля. Тёплые берцы. Можно выходить...

... Трупы. Разбитые окна. Пожарища, ещё курящиеся дымком. И опять трупы. Мужские. Женские. Детские. Это самое страшное. Но мой равнодушный взгляд скользит по ним не останавливаясь. Привычка. Насмотрелся ещё на Земле... Лёгкий скользящий шаг и высказанная про себя не раз благодарность волшебной ягоде. Потому что я не только выгляжу, но и чувствую себя тридцатилетним, полным сил и здоровья. Практически все центральные улицы носят следы жестоких боёв. Кое-где трупы лежат буквально кучами. Я всё ближе к Дворцу, и вскоре начинаю ловить взгляды в свою сторону. Пока — испуганные, боящиеся. Это — чудом уцелевшие обыватели. А вот этот... Злой, полный ненависти... Из-за угла выступают трое. Один с повязкой двух цветов. Его спутники — просто при неуклюжих винтовках.

— Стой!

Делаю вид, что испугался, замираю, втягивая голову в плечи.

— Куды прёшь?

— Так это... Посмотреть вышел.

— Пасматреть? Шпектаклю нашёл? Сейчас мы тебе устроим представление...

Как ни пытается их старший выглядеть выходцем из простого народа, но прокалывается на мелочи. Как обычно и происходит с дилетантами. Выпрямляюсь засовывая руки в карманы тулупчика.

— Шли бы своей дорогой, ребята. Глядишь, и живы бы остались...

Они смеются, не поняв предупреждения. Увы. Пистолеты глухо кашляют, и я иду дальше, нарисовав каждому меду глаз дополнительное дыхательное отверстие. Хорошие глушители делают китайцы... И — ни одной живой души. Все попрятались, город словно вымер. Ан, нет. Из подвала наблюдают. Но не высовываются... Стены исписаны лозунгами, призывами. Целых стёкол не видно. И опять — трупы, трупы, трупы... Подхожу к ограде Дворца и вижу шевеление. Да. Тут порядок. Относительный, конечно. Но хоть что-то. Возле парадного крыльца, на котором Императорская чета принимала парады и просителей в условленные дни — охрана из рабочих в кожаных куртках и винтовками. Внизу, у начала лестницы, бронемашины. Само здание, образно говоря, гудит жизнью — в окнах суетятся стекольщики, меняя выбитые взрывами и пулями стёкла, мелькают силуэты людей. То и дело выскакивают посыльные с пакетами всех видов и цветов, уносятся куда-то в сторону рабочих кварталов. Я особо не высовываюсь, стоя в подворотне последнего перед Дворцом здания. После пятнадцати минут наблюдения выводы сделаны. Можно возвращаться. Разворачиваюсь и утыкаюсь в испуганный взгляд какого-то юноши лет пятнадцати, шестнадцати.

— Тебе чего?

— Дяденька... Помогите...

— Что случилось?

Парнишка на вид приятный. Тем более, в гимназической шинели с вензелями.

— Там мою матушку... Ранили... Ночью... Помогите её к врачу доставить? Извозчиков нет, а вы большой... Сильный...