Младший. В тени отца

Зачем бы ни искали магов, попадаться я не хочу, а здесь меня больше ничего не держит. Лекарь, будь он в нормальном состоянии, наверняка просто выпроводил бы за дверь, а то и сам бы сдал властям! Но раз "сияние" требует от него помочь мне, то почему бы и не да?

— Храни вас Аллах, господин Азиз! — "сияние" — "сиянием", а элементарную вежливость списывать со счетов не стоит, — Спасибо за предупреждение! Я готов!

Интерлюдия.

Песок вел по следам пропавшего отряда. В вопросах взаимодействия с магией Санни был в корне не согласен с неожиданно обретенным братишкой — забавным шебутным юношей. Сила — она живая. Пусть не совсем разумная, ближе к животному, но при должной сноровке с ней можно договориться. Маг считал, что у него договор с песком — тот как старый верный пес улавливал малейшие пожелания хозяина, часто даже не требуя оформленных воздействий-приказов. Поэтому, следуя за одному ему видимыми метками, наемник знал, что приедет куда надо.

"Звезда", позаимствованная у брата, отмеряла километр за километром. Взбираясь на каждый новый бархан, маг снова и снова надеялся увидеть копошащихся рядом со сломанными машинами девчонок, радостно машущих подоспевшей помощи. Другой вменяемой причины для столь долгой задержки представить не удавалось.

Что ж, он почти угадал: то, что машины никуда не поедут, стало ясно с первого взгляда — трудно ехать с полностью выгоревшим кузовом.

Уже плохо.

Повинуясь его воле, песок стал выталкивать на поверхность все чужеродное: пули, гильзы, осколки. И двенадцать женских обезображенных тел. Санни подолгу постоял у каждого.

Зина. Вопреки романтично настроенному Кабану маг знал, что в их с девушкой отношениях великой любви не было. Влюбленность, симпатия, расчет — всего помаленьку, но им хватало. И вернуться вместе с ним домой Василий предлагал Зинаиде искренне. Да, не женой, но разве это хуже, чем быть наемницей?

Марина, Зинина подруга. Взрыв или выстрел раздробил ей лицо, Санни опознал ее по носимой на счастье вместо браслета шерстяной нити. Где оно теперь, ее счастье?

Насмешливая Зайка, ее даже угадывать не требовалось, среди наемниц она всегда выделялась ростом.

Сойка, Зайкина постоянная напарница. "Куда одна, туда другая!" — часто говорили о них. В свой последний путь они ушли так же.

Еще восемь девушек, не все позывные Санни помнил, но догадывался, что их тоже встречал на базе, здоровался, может быть, даже заигрывал.

— Я нашел их! — позвал он в рацию.

— Всех?.. — дрогнувшим голосом отозвалась Христ, поняв все по интонации.

— Всех.

Дожидаться поисковой группы пришлось недолго, они колесили неподалеку.

— Не ограблены, — сделала вывод глава валькирий, закончив печальный осмотр и отойдя к магу, стоявшему в стороне от остальных.

— И так ясно, грабители бы в первую очередь машины забрали.

— Думаешь, это как-то связано с той фальшивой паломницей?

— Забудь.

— Ты предлагаешь мне все спустить? — возмутилась Христ.

— Забудь! — надавил маг, — Дотянуться туда ты все равно не сможешь, а теперь это мое дело.

— Хорошо, — отступилась валькирия, — Здесь я могу на тебя положиться, но как мне теперь работать с саедой Зухрой? Она одна из наших постоянных заказчиц.

— Саеду Зухру вы вряд ли снова увидите.

— Почему? — удивилась женщина.

— Я тебе предсказываю, что на хадже случится несчастный случай. Давка, нападение, теракт, что угодно, где ваша заказчица пострадает.

— Это все из-за той магички?

— Забудь! — в третий раз повторил Санни, — Ты никогда не слышала того доклада. Никто ничего не понял. Или кончишь так же, — он оглянулся на место, где прибывшие с Христ валькирии упаковывали скорбный груз.

— Ты ведь достанешь эту суку? — с надеждой спросила командир наемниц.

— Прощай, Христ, — ушел от ответа мужчина, — Мои дела здесь почти закончены, в Слободку я больше не вернусь. Приятно было с тобой работать.

— С тобой тоже, — наемница не стала настаивать на ответах, которые все равно не получит, — Передавай привет Колокольчику. Жаль, так и не вытрясла из него адрес Аглаи.

— Николаевск, это под Екатеринодаром. Точного адреса не знаю, но думаю, найдешь. Аглая не самое распространенное имя, а Николаевск не особо велик. Прощай!

— Спасибо, Санни! Прощай.

И снова пустыня ведет, теперь уже по следам нападавших. У них фора в двадцать часов, но нет сродства с песком, к тому же они не спешат. К чужому лагерю маг вышел под утро. Вторые сутки без сна вымотали, и он не стал возиться с лезвиями. Кровь, кишки, вопли... зачем? Зину и девчонок это не вернет. Всего лишь один из барханов немного подвинулся, скрыв под собой малейшие признаки присутствия людей. Вместе с людьми. Это просто, если ты Ужас Пустыни.

Князь Василий Георгиевич Солнцев, последние семь лет гораздо чаще откликавшийся на Санни, те же семь лет редко упоминал свое дворянское достоинство — никого оно здесь не интересовало. Данное за глаза прозвище Пустынный Ужас само по себе являлось титулом и вдобавок льстило самолюбию, потому что князей много, а Ужас всего один. И Ужас со всей своей кровавой славой был гораздо свободнее в поступках, чем представитель забытого обедневшего рода.

Как князю российской империи Василию Солнцеву следовало всей душой ратовать за долгие годы жизни матери короля Сауда, звавшейся когда-то великой княжной Еленой. Достаточно умной, чтобы выжить после смерти мужа, достаточно хитрой и изворотливой, чтобы удержаться у власти, и... достаточно подлой, чтобы пожелать свою власть расширить. Князь Солнцев — сын другого князя Солнцева, много лет верой и правдой прослужившего в Департаменте внешней разведки, не мог не узнать лорда Уинтерхилла, входящего в совершенно непримечательный дом, где "болела" обладательница "венца" в четыре зубчика и один росчерк.

У Ужаса Пустыни ничего не дрогнуло в душе, когда домик сложился.

Глава 9.

Я не знаю, чем руководствовался господин Азиз ибн Сулейман, запихивая меня помощником механика на судно. Допускаю, что выбирать ему было не из чего, вряд ли доктор постоянно промышлял укрывательством нелегалов и знал в порту все входы-выходы. Но даже так медик оказался непрост, ох, как непрост! Количество хоть чем-то обязанных ему людей впечатляло, а главное, качество! Вальяжные портовые чиновники, начальники участков, таможенники, вообще какая-то шушера! Последний выбивался бы из ряда, если не знать, что неприметный человечек со дна общества имел полноценную "мантию", то есть однозначно не мог быть нищим попрошайкой, за которого себя выдавал.

Отъезд из Аравии чем-то напоминал годовалой давности прибытие: меня по цепочке передавали незнакомым людям, пока не оказался на борту. И только там выяснилось, что я не пассажир, а, оказывается, нанялся в рейс до Австралии! До Австралии, ёпта!!! Для парня, не выбиравшегося первые шестнадцать лет жизни никуда дальше Екатеринодара, я слишком стремительно осваивал глобус.

Экипаж круизного лайнера "Лабрадор", идущего под канадским флагом, подобрался интернациональный, говорили все в основном на английском, реже — французском. И тот и другой языки я когда-то изучал в школе и дома, потом неплохо закрепил частым использованием в Слободке, так что никаких барьеров в общении не возникло. Сначала опасался показывать диапазон знаний — откуда арабу из глубинки знать несколько иностранных языков? — но, как оказалось, заглядывать мне в паспорт никто не рвался, а умение объясняться приписали национальной особенности:

— Завидую я вам, арабам! Языки вам легко даются! — разглагольствовал как-то за работой мой непосредственный начальник Сэм Морти, принципиально не владеющий ничем, кроме родного американского. Если бы не наловчился трындеть с его соотечественниками, составляющими немалый контингент Сити, то со своим классическим образованием понимал бы его речь через слово, — Твой предшественник — Али, он их штук восемь знал, в каждом порту на местном чирикал. И ты, такой молодой, а уже три знаешь.

— А куда он делся?

— Кто?

— Али.

— Сошел на берег в Джидде и не успел к отплытию, сукин сын!

— Не надо ругаться так! — задрюченный валькириями я знал, что почти не злое для американца ругательство, настоящему арабу будет тяжело снести, — Сукин сын — это серьезное оскорбление.

— Он тоже так часто говорил, но, парень, привыкай, здесь не твоя Арабика!

— Аравия! — поправил я.

— Я так и сказал! Потрешься среди нормальных людей, еще и возвращаться не захочешь! — не то, что бы стало обидно за мнимую родину, скорее покоробила бесцеремонность, с которой это было произнесено, но увлеченный своими поучениями механик моих гримас не заметил, — Это Али уже взрослым был, его не перевоспитать, а ты парень молодой, можешь еще попробовать перебраться в местечко поцивилизованней. Взять хотя бы наш случай, вот смотри: у нас здесь стоянка пять дней должна была быть. Свободных от вахты в увольнение на берег отпустили, туристы на экскурсии разбрелись. А ваши власти нас взяли и развернули: траур, видите ли! Нельзя развлекаться! Вот скажи, в другой стране такое может случиться? — и сам же себе ответил, — Нет! Хорошо еще наши пассажиры не успели куда подальше отъехать, всех на борту собрали, а несколько матросов так на берегу и остались! Вернутся в порт, а кораблик-то "ту-ту"!

— Что за траур? — удивился я тому, что в своем горе пропустил, похоже, нечто важное.

— Джек! — имя Закир для него оказалось невыговариваемым, поэтому сразу же переименовал, а потом так и прилипло, — Это ты мне должен сказать! Местный тут ты, а не я!

— На лицо мое посмотри! — отбрехался я заготовленной сказочкой, — Не повезло с невестой — у нее слишком много дядей и братьев, а у меня слишком мало денег! Сначала у родственника отлеживался, но и там эти дети Шайтана выследили! Пришлось срочно убираться из города, мне не до глобальных событий было!

— А-а... — понимающе протянул он, — Родственники невесты — это зло! Слава богу, моя Мэри сирота! — я опять поморщился — благодарить за смерть близких жены? — У правителя вашего мать вроде бы умерла.

— Елена?! — изумленно переспросил я, — Да ей же сорока еще не было!

— Джек, что слышал, то и отвечаю! Расспроси потом команду, кто на берег сходил, может, что еще расскажут, я в этот раз так и просидел из-за Али на борту!

Не поленился, последовал совету, расспросил потом других, но ничего сверх сказанного не узнал — кто там будет делиться с чужаками сплетнями и подробностями? Да и меня смерть чужой королевы мало взволновала. Люди смертны, даже относительно нестарые — эту истину я за последний год хорошо усвоил.

Нарастающая "вуаль" порадовала еще тремя всплесками "сияния", за время которых я стал на корабле своим в доску, сняв первоначальную настороженность к новичку, но сам не спешил с кем-то близко сходиться — не давала горечь недавних потерь. Да и не с кем, если разобраться. Общение с Санни, Незабудкой, Христ и еще несколькими валькириями меня разбаловало — они, может, университетов и не кончали, но сами по себе были умными людьми с широким кругозором. А у палубной команды и машинистов все интересы сводились к трем китам: выпивке, жратве и бабам. Еще поругать начальство — это святое! И если в последнем я еще мог к ним присоединиться — Сэм со своими поучениями достал уже через день, — то первые три пункта отпадали. Выпивка — из-за легенды, я и так положенных молитв и постов не соблюдал, не хватало еще на таком простом вопросе спалиться! Жратва — ну не мог я всерьез и долго обсуждать достоинства макарон по-флотски или каши с тушенкой! Один-два раза еще куда ни шло, но не каждый же вечер! Женщины... не сыпьте соль на раны. А публика повыше рангом в свою очередь не спешила снисходить до общения со мной: "Эй, Джек!", "Джек, сгоняй!", "Джек, принеси!" — вот и все разговоры.

Но, несмотря ни на что, путешествие мне нравилось. Круизный лайнер неспешно тащился от порта к порту. Сэм, несмотря на занудливость и ограниченность, был человеком беззлобным и на берег меня отпускал. Так что уже через декаду начал всерьез обдумывать: а не задержаться ли мне здесь? Теплые моря, экзотические страны...

И лишь приняв решение, полной мерой схлопотал откат — меня залихорадило, внезапно начало сбоить сердце, сон из просто не всегда спокойного, превратился в сущее мучение — кошмары следовали один за другим, снова и снова снился последний бой отца. Окружающие решили, что я подцепил какую-то тропическую болячку, потащили в лазарет, но я-то знал, что корабельный док ничего не найдет! Внятно не объяснить — просто знал и всё!

Разобраться удалось быстро, слово — в голове дающего, а мое подсознание раз за разом показывало мне момент, когда я его дал: "Вернусь и отомщу! Дайте мне только время!" Про себя я тогда подразумевал, что вернусь, как только это станет безопасным. Пока я сидел в Слободке и считал, что только с совершеннолетием смогу ее покинуть, — оно не беспокоило. Теперь же у меня были документы, и на корабле меня держал только подписанный контракт до Австралии. Это обязательство тоже являлось уважительной причиной — просто потому, что так меня приучили. Зато подписать новый наем — это уже воспринималось как уклонение, и договориться самому с собой не получалось. Пришлось начать обдумывать свои действия по возвращении на родину.

Петербург встретил дождем со снегом пополам. Позади больше половины земного шара, неохваченными остались только обе Америки. Не раз за путь вознес хвалу Аллаху — пусть чужой бог сбережет умельца из Джидды, состряпанный им паспорт не вызвал ни единого нарекания ни на одной границе. Будь безымянный суетливый старичок хоть сколько-нибудь магом, ему бы перепал с моих дум нехилый профит — на первых проверках я сильно волновался, а так, надеюсь, просто где-нибудь зачтется.

Воздух родины пьянил. То, что все вокруг говорят по-русски, поначалу вводило в ступор: отвык, даже у самого легкий акцент в речи появился. Впрочем, полдня хватило, чтобы пропал. Паспорт? Если чему и научил меня прожитый год, так это наглой уверенности: червонец сверху, и портье вписывает в журнал учета постояльцев левые данные. Широко улыбнулся и поощрил ретивого работника гостиничного дела еще одной десяткой.

— Мы рады, что вы выбрали наш отель, господин Минихузеев!

— Минихузеев?..

— Ильяс Равильевич, — понятливо прогнулся портье в поклоне.

Пришлось добавить еще десятку, не обеднею.

Пока не стукнуло восемнадцать, обнародовать свои ФИО я не собирался: я был богат, но все же не настолько, чтобы за судьбой отцовского состояния пристально следили миллионы глаз. А насчет собственных морально-волевых качеств обольщаться не приходилось: при планомерной обработке подпишу отказ от наследства как миленький, жизнь показала, что обереги не панацея. Да и снять их при некоторых усилиях можно, разбитые суставы для пытливого ума не преграда, уж в крайнем случае — вместе с пальцами. Вот использовать кому-то другому — для этого надо моим близким кровным родственником быть, а лишить защиты — запросто. И то, что моя смерть в планы "опекуна" не входила — в этом случае деньги отошли бы на благотворительность — слабо утешало. Так что до четвертого марта вход в контору "Путятин и сыновья", занимавшейся отцовским наследством, был мне заказан. Ничего, я и у "Валькирий" заколотил немалые для обывателя деньги, на мои нужды хватит!