Я вспомнила о том, как интуиция заставила меня отойти еще дальше от процессии, метров на сто в сторону Центрального парка.
Ветер сильнее закружил листопад. Начал моросить уже привычный для сентября этого года дождь.
На границе с кладбищем у кованого забора я нашла его — прячущегося за плотно посаженными деревьями парня.
Юноша старше Насти года на два-три стоял, облокотившись спиной о ствол ближайшей ели, смотрел в сторону гроба и плакал. Черная одежда, бледная кожа, подведенные жирным карандашом глаза, пирсинг на лице, специфическая бижутерия характеризовали его как представителя готической субкультуры. Я обратила внимание на брошенный на земле у ног кофр в форме гитары. Музыкант.
У него было очень выразительное лицо. Я легко могла представить, что в этом парне нашла Настя Комарова. Талантливый, скорее всего, одухотворенный, идейный, в образе поэта-романтика современности с опасным налетом инакомыслия. А еще у него были очень красивые глаза — голубые, бездонные, опушенные густыми ресницами. Только взглянув в них, можно было влюбиться в грустного гота с первого взгляда, раз и навсегда.
Хотела бы я оказаться в этот момент рядом и поддержать.
Воспоминания воспроизвели развитие событий в падении.
Шорох листьев и глухие шаги заставили юношу-гота, вздрогнув, начать пугливо озираться в поисках источника звуков. Мгновение, и со стороны Центрального парка появилось новое действующее лицо.
Я вспомнила, как нерешительно отступила назад.
Бог. Ты. Мой!
Навстречу готу сделал шаг высокий молодой человек. Чертовски-красивый, неописуемо-идеальный, эталонный образец внешности прямиком из французского бюро меры и весов(22*).
Я никогда не встречала настолько безупречных черт лица, от которых перехватывало дыхание и слезились глаза. Может быть, только на картинах художников, которые приукрашивали действительность или в работах скульпторов, ваявших из мрамора и бронзы древних героев и богов.
На молодого человека было почти больно смотреть. Однако в то же время — трудно заставить себя не смотреть.
У него были золотистые кудрявые волосы с челкой, закрывавшей почти половину лба. Казалось, будто в их цвете запуталось солнце, оставившее свой отпечаток и на загорелой коже. Легко было предположить, что молодой человек либо только что посетил солярий, либо вернулся из месячного отпуска в южной стране с морским побережьем.
Я засмотрелась на его нос, утонула в неописуемого цвета глазах, потерялась где-то в художественных линиях скул, подбородка, очертании нижней челюсти и общего овала лица.
Мне казалось, будто его лицо было отражением золотого правила гармонии, пропорции и симметрии. Я не могла найти изъян. Что-то что сделало бы его приземленным, похожим на нормального человека. Может это из-за каких-то личных способностей?
— Что ты здесь делаешь?! — всполошился гот.
— Не ори, Глеб! — осадил незнакомец. Голос у него тоже был идеальным — симфония из звуков, как бы банально это не звучало. — Не привлекай внимания. Я уверен, ты не хочешь, чтобы нас заметил весь род Комаровых.
Я предположила, что ему за двадцать. Может двадцать один или двадцать два? Но не больше двадцати трех точно.
Мой взгляд оценил фигуру незнакомца. Одежда броская и явно дорогая, но не кричащая. Темно-синие джинсы, ботинки, тонкая белая майка, под которой угадывались контуры хорошо развитых мышц, распахнутое на груди графитовое укороченное пальто. Красивый разворот плеч, правда, не косая сажень. Руки длинные сильные, с развитыми мышцами. Талия с бедрами не то чтобы узкие, но в общей картине смотрятся гармонично и соответственно.
— Как ты? — проявил сочувствие незнакомец. Я вспомнила, что уловила в этом вопросе фальш.
— А ты как думаешь?! — Глеб снова развернулся и посмотрел в сторону гроба, который готовили к захоронению. Родственники и гости по очереди подходили к девочке, клали цветы, говорили несколько прощальных слов и отходили, уступая дорогу другим. Через несколько минут крышку гроба собирались закрыть и заколотить. — Настя мертва...
— А ты — нет.
— Она сделала ради меня столько... Я не просил, клянусь. Я просто хотел быть с ней. Настя — удивительная. Была... Не знаю, почему она решила мне помочь с... музыкой. Я ведь не просил.
— Наверное, верила, что ты заслужил большего, чем попрошайничество в подворотне, переходе и метро. Она хотела, чтобы ты выступал с группой в ночных клубах.
— Но она ведь не могла ради этого начать убивать моих друзей?! — Глеб с отчаянием в своих выразительных глазах посмотрел на блондина-незнакомца. — Она была хорошей...
— Она была глупой ведающей... Считай, ведьмой. С детства ее приучили добиваться результата... хм-м-м... грязными способами.
— Ты не знал ее, чтобы так говорить!
Я подумала, что гот вот-вот накинется на своего собеседника. Но Глеб сумел сдержаться.
— Я видел, как она убила пятнадцать человек. А после пыталась убить тебя...
— Мы поссорились...
— Послушай, Глеб, — незнакомец-блондин нервно вздохнул, кажется, пытаясь подобрать правильные слова, придумать, как объяснить. — Я знаю, это прозвучит странно, и ты вряд ли еще примирился с новостью, о том, что твоя девушка была не совсем человеком. Или не только человеком. Но в последнее время Настя... она не была собой, ясно?! Ты, наверное, заметил, как изменились ее привычки, какие-то черты характера, вкусы, может быть даже манера говорить, стиль в одежде?!
Гот промолчал, но я заметила в его глазах понимание и частичное согласие.
Блондин достал из внутреннего кармана белый конверт и протянул его Глебу:
— Здесь билет на самолет, новый паспорт и деньги на первое время. Уезжай. Родители Насти Комаровой — влиятельные люди. После похорон они начнут искать убийцу дочери. И придут к тебе.
— Я объясню, что это была самооборона. Или несчастный случай.
— Глеб.
— Или расскажу правду, — яростно выплюнул юноша. — Что Настю убил не я, а ты! Проткнул ее своим магическим мечом. Прямо в сердце. Расскажу, как она кричала и горела. Как умирала долго и мучительно, как в ее глазах в это время клубилась тьма.
— Тебе не позволят, — тоже разозлившись, отчеканил незнакомец. — Глеб, я хочу спасти тебя. Не только от родителей Насти. Я не могу объяснить, но если ты сегодня не улетишь, завтра тебя убьют!
— Я не боюсь твоих угроз!
— А вот я боюсь...
Прошло не больше пяти минут. Я открыла глаза. Вновь прежняя собранная и решительная. Обнаженная, привязанная к стулу в обшарпанной комнате с миллионом свечей и мерзким матрасом на полу.
Мне удалось справиться со страхом, дрожью и онемением. Я вернула способность говорить.
Феликс с подчиненным продолжал обсуждать дела. Какие-то подробности, связанные со смертью Насти Комаровой и общей социально-политической расстановкой сил ведающих в "столице". Кажется, что-то о том, как важно было снова вернуть расположение рода Комаровых и найти убийцу, сняв с себя необоснованные подозрения.
В моей голове появился план спасения. Обдумав некоторые нюансы, я решительно начала его осуществлять:
— Я могу сказать, кто убил Настю Комарову, если вы меня отпустите!
Наши дни
В субботу утром я с двумя стаканами кофе "с собой" и пакетом с завтраком из четырех маффинов с шоколадом и изюмом позвонила в квартиру Зо.
Дверь открыли не сразу. Сначала до меня долетел звук бьющегося стекла, потом глухой удар и поток громких нецензурных высказываний. Наконец, замок щелкнул, и на пороге показалось помятое лицо женщины неоднозначного возраста.
Зо говорила, что ее мать была младше моего отца на шесть лет. Однако, каждый раз, встречаясь с этой женщиной лицом к лицу, я не могла сопоставить данный факт с реальностью. На вид матери подруги с легкостью можно было дать и шестьдесят, и даже семьдесят.
У нее было опухшее лицо с сероватым оттенком кожи и явно свежим фингалом под глазом. Мышиного цвета волосы, стянутые на макушке в куцый хвостик, лоснились на свету от грязи. В глазах плескался туман. От женщины исходил запах похмельного пива, запойной водки и еще чего-то синтетического и паленого. Я внутренне передернулась от отвращения.
— Доброе утро. Я — Оксана, подруга Зои.
Каждый раз мы знакомились заново. Мать Зо была не в состоянии, да и, наверное, не видела в этом нужды, запомнить меня. По имени или внешне. В редкие моменты, когда я поднималась к Зо, мне приходилось всякий раз представляться и объяснять кто я такая. В школе это казалось забавным, позже — стало надоедать. Сейчас я смотрела на ситуацию с грустной обреченностью.
Когда-то она была другой — женщиной в пестром брючном костюме, с пышными кудряшками, мягким голосом и очень красивой улыбкой.
Мать подруги критически осмотрела меня с ног до головы, после чего, поправив на себе что-то бесформенное, напоминавшее в былые времена спортивную толстовку, повернула голову и гаркнула:
— Зойка! К тебе какая-то краля расфуфыренная приперлась. Вставай нахалка, окаянная!
Не сказав мне ни слова, женщина развернулась и нетвердой походкой удалилась в сторону кухни, оставив дверь открытой. Я шагнула внутрь.
Зо жила в двухкомнатной квартире родителей, чем-то неуловимо напоминающей берлогу, или как он сам ее пафосно называл "резиденцию", Феликса. Обшарпанное состояние, общая атмосфера затхлости, грязь, вздыбленный кое-где пол. Разбитой мебели советских времен уже давно было место на свалке, как и "батарее" из многочисленных пустых бутылок вдоль стен.
Я аккуратно переступила осколки разбитой стеклотары, видимо на нее наткнулась мать Зо, когда открывала мне дверь, бросила быстрый взгляд в сторону кухни, где в компании пятерых мужчин и двух бутылок водки отдыхала и "лечилась" женщина, и направилась в сторону спальни подруги.
Здесь было уютнее — новее, свежее и чище. Более или менее современная, но недорогая мебель, обои приятного пастельного оттенка, ковер на полу, двуспальная кровать с резным изголовьем, мягкое велюровое кресло, столик для макияжа с раскиданной по нему косметикой и включенный с очередным медицинским сериалом ноутбук на середине кровати.
— Шоппинг, да?! — Зо встретила меня в одних трусах, стоя напротив открытой дверцы огромного гардероба во всю противоположную входу стену. — Знаю, я проспала. Но у меня уважительная причина.
— Работа допоздна?
— Умопомрачительный секс до утра, — повернула голову в мою сторону подруга и подмигнула. — Я вернулась домой только в пять. И мне привезли мою новую машину. Кстати.
— Можем отметить утренним кофе, — я улыбнулась и показала ей пластиковые стаканчики и бумажный пакет с завтраком.
— Ура! Ты — мой спаситель, Оксана.
— А если серьезно, — я закрыла дверь в комнату Зо на замок, прошла и присела в кресло, поставив рядом на пол купленный провиант. — Лучше бы ты сменила квартиру, а не машину. Сколько можно жить в этом бараке?! И твоя мать, она нуждается в лечении...
— Ох, блин, еженедельная лекция про неправильность моей жизни, — простонала подруга, снова отвернувшись. Перебирая вещи, она, наконец, выудила то, что хотела надеть сегодня — любимые узкие джинсы с драными коленками и очередную кислотного цвета майку с надписью на груди. В этот раз — "Когда ты лучший, трудно быть скромным".
— Я серьезно, ты же знаешь. Я беспокоюсь Зо. У тебя на счетах — миллионы. Ты гробишь здоровье и жизнь, чтобы заработать их с помощью своих личных способностей. И для чего? Чтобы каждый год покупать новые тачки или дорогущие дизайнерски-дырявые джинсы?!
— Не всем же жить в замках, Оксана, — одевшись, подруга закрыла шкаф и вернулась на кровать — к ноутбуку, сериалу и разговору со мной. Я протянула ей стакан с кофе и маффин.
— Я не предлагаю тебе построить на Рябиновой улице Букингемский дворец. Просто купи соразмерную своим нуждам квартиру и отремонтируй ее.
— А как же мама?
— Ей нужно лечиться, Зо! Закрытый реабилитационный центр или как там называются подобные заведения?! Ей помогут, я уверена. Не все еще потеряно. Я понимаю, у вас сложные отношения — смерть отца и то, что она фактически предала тебя, погрузившись в своей горе и оставив ребенка наедине с этой дрянью в мире, но... Прости ее. И помоги. Либо не прости и уйди. Но не мучайся сама, не наказывай, таким образом, вас обоих, не рушь жизни!
— Закончила на сегодня? — сухо уточнила Зо, делая глоток кофе. Я заметила, какую боль причинили ей мои слова, но подруга стоически вытерпела всю тираду.
Каждый раз она выдерживала мои поучительные проповеди — пусть молча, пусть со стиснутыми зубами, но это давало надежду, что однажды она примет их и поступит правильно. Просто нужно было не сдаваться.
— Да.
— Тогда дай мне досмотреть серию и пойдем. Хочу узнать, как они, — подруга кивком головы указала на экран ноутбука, — выкрутятся со всем симптомами, которые придумали сценаристы. Это же не реально вылечить, чуваки?!
Я улыбнулась, делая еще один глоток. Зо смотрела медицинские сериалы из спортивного интереса и профессионального самоуважения. Подруге нравилось выискивать нестыковки, невозможные в реальной жизни, высмеивать реплики актеров и глупые сюжетные повороты сценаристов. Она с иронией относилась к возросшей популярности этой тематики и тенденции, колко резюмируя, что всех фанатов этой псевдохирургии вырвало бы через пять минут присутствия на настоящей операции на настоящий операционный стол.
Весна окончательно вступила в свои права. Что оказало на нас с Зо серьезное влияние при выборе и покупке одежды. Подругу потянуло на легкие шифоновый платья с оборками и цветочками, я позволила разнообразить свой гардероб смелыми цветами. Так в наших пакетах появилось с десяток псевдо деревенских платьев всех оттенков радуги, несколько ярких шелковых блузок и смелых обтягивающих юбок, куча кружевного белья и сумасшедшее количество пар обуви на каблуках.
— Вот не знаю я, зачем купил столько туфель, — буквально упав в плетеное кресло небольшой кофейни во внутреннем дворе торгового центра, устало пожаловалась Зо. — Куда мне их выгуливать?! На работу? Сомнительное удовольствие. Разделывать и шинковать трупы удобнее в балетках и кроссовках.
Я присела напротив, свалив кучу пакетов на два соседних кресла за нашим столиком. Подскочивший своевременно официант с меню, услышал окончание фразы и побледнел.
— Она — патологоанатом с черным чувством юмора, — улыбнувшись, объяснила я юноше, по возрасту только-только закончившему школу. — Спасибо, но мы сделаем заказ позже. Пока только два кофе.
— Одну минуту.
Ретировался официант быстро и с нескрываемым облегчением.
— Как насчет баров и ночных клубов, в которых ты знакомишься с мужчинами?
— Ох, не смеши меня. Мои "мужчины", — Зо поиграла бровями, выделяя это слово и выражая, таким образом, свое отношение к качеству этих мужчин, — не смотрят ниже сисек.
— У тебя третий размер, не пятый.
— И что?! Без нижнего белья и в кофточки с глубоким декольте — эффект не хуже!
— Зо.
— Так, правда, же!
Нам принесли наш кофе. Мне — несладкий со сливками, Зо — любимый капучино с ягодным сиропом.