Архивы Конгрегации - 2

— Ничуть, — парировал Курт. Подобной реакции он не ожидал, но виду, разумеется, не подал. — За эту зиму в окрестностях Аспендорфа убито двенадцать человек, вероятно, даже тринадцать, так как пропало трое жителей, а при тебе были лишь двое. Станешь рассказывать, что больше половины из них задрали волки? Предупреждаю сразу: я тебе не поверю.

— Зачем бы мне врать о количестве жертв, сам подумай? — в голосе малефика послышалось раздражение. — Имело бы смысл отрицать факт их наличия как таковых, но, заметь, этого я не делаю. Даже скажу, почему я этого не делаю. Потому что ты все равно меня спалишь, хотя бы за этих бестолочей, на чей скудный разум я посмел покуситься. И за сопротивление, нападение на инквизитора при исполнении, как там у вас это называется... С последним, впрочем, можно бы и поспорить. Ты же не сказал, мол, Святая Инквизиция, всем лежать. Откуда мне было понять, что вы не залетные грабители?

— Допустим, — не стал препираться Курт, — но сути дела это не меняет и обвинения в подчинении разума двух человек с тебя не снимает. Как ты верно заметил, взяли тебя flagrante delicto[52].

— С очевидным спорить глупо, — с удивительным для своего положения спокойствием согласился Зигфрид. — Потому и того, что я убивал людей, пусть и не своими руками, я не отрицаю, хоть прямых улик к тому у тебя и нет, признайся. Но не навешивай на меня лишние трупы, Domini canis[53], — последнее прозвучало, как оскорбление. — Жертв было пять. И две куклы.

— И какие же из них? — осведомился Курт, доставая тетрадь отца Амадеуса и начиная зачитывать вслух: — "Ульрика Шварцхар, тело найдено двадцать девятого декабря, перерезано горло, вспорот живот, часть потрохов отсутствует. Мужчина, неизвестный, найден третьего января, глаза выклеваны (выколоты?), взломаны ребра, вырвано сердце. Мужчина, неизвестный, найден шестого января, содрана кожа со спины, отсутствуют оба уха и три пальца на левой руке. Мария Кляйн, найдена пятнадцатого января, грудь и живот исполосованы ножом, внутренности частично съедены хищниками...".

— Это бред, — тихий голос малефика лишился изрядной доли былой уверенности. Лицо его побледнело, невидящие глаза широко распахнулись. — Этого не могло быть... Не могло...

— Пояснишь? — уточнил Курт. — Вижу, ты что-то понял, так поделись своим открытием, Зигфрид. В конце концов, без меня ты так и остался бы в неведении.

Подследственный молчал, устремив отсутствующий взгляд в пространство, и на сей раз майстер инквизитор его не торопил. Бывают моменты, когда допрашиваемому нужно дать немного времени на то, чтоб собраться с мыслями.

— Так вот, что это значило... — прошептал наконец малефик, обращаясь скорее к себе. — Дурак... О, боги, какой же я дурак...

— В чем именно выразился сей прискорбный факт? — напомнил о себе Курт; подследственный тряхнул головой и горько усмехнулся:

— Что ж, признаюсь, ты меня сделал, инквизитор. Можешь торжествовать, хотя твоей заслуги тут немного... — он издал короткий смешок и продолжил: — Ты угадал, я действительно проводил ритуал. Для него-то изначально и понадобились куклы. Он должен был дать мне... некоторые новые способности, подробности неважны.

— Отчего же? — не согласился следователь.

— Оттого, что ритуал провалился, — проворчал малефик. — То ли в книгу вкралась ошибка, то ли я что-то напутал... Я, разумеется, получил откатом. Надеюсь, мне не надо тебе объяснять, что это такое? — в голосе Зигфрида вновь прорвались прежние насмешливые нотки.

— Не надо, — кивнул Курт. — Alias[54], та сущность, к которой ты обращался, на тебя обиделась и накостыляла тебе в ответ. Тогда-то ты и ослеп, так?

— Да, — со странной интонацией согласился Зигфрид. — И это был еще далеко не худший вариант из возможных. Однако мне дали понять, что, если я не заглажу свой промах, дальше будет только хуже.

— И чтобы откупиться, ты начал приносить жертвы?

— Да, — медленно проговорил малефик. — Руками кукол, разумеется, сам я в таком состоянии мог только сидеть в укрытии и направлять их. Естественно, для этих целей я выбирал скорее проезжих, которых никто не считал, чем местных, которых быстро хватятся.

— Ты сказал, их было пять... — заметил Курт, в который раз пробегая глазами записи священника. — Тела с выколотыми глазами и вырванными сердцами — это они?

— Какой ты омерзительно догадливый, — хмыкнул Зигфрид.

— Status habet onus[55], — в тон ему отозвался майстер инквизитор. — А остальные?

— Остальные... — с тоской вздохнул малефик. — Остальные не планировались, и я о них даже не догадывался.

Он опять задумался, но на сей раз Курт не позволил подследственному утонуть в своих мыслях, поторопил.

— Тогда откуда же они? Твои куклы взялись провести парочку ритуалов для себя?

— Эти скудоумные простаки? — в голосе Зигфрида прорезалось прежнее презрение и высокомерие. — Нет, что ты, нет... Просто я видел сны. Подробные, долгие, четкие, до малейших деталей. Каждую ночь. Иногда это были кошмары про тот самый, первый неудавшийся ритуал. Иногда про иные ритуалы. Чаще всего кровавые: раскиданные потроха, содранная кожа, с живого человека, разумеется, выломанные кости... Я-то полагал, что это шутки моего перепуганного подсознания, но теперь не поручусь, что мой несостоявшийся покровитель не взял себе таким образом больше, чем было уговорено между нами. Судя по тому, что ты зачитывал, мои куклы воспринимали сон, как приказ, и в точности исполняли его, когда контроль был достаточно силен... или когда им удавалось отыскать жертву. А знаешь, что самое паршивое, инквизитор? — добавил малефик, понизив голос. Называть следователя как-то иначе, даже зная полное его имя, он упорно не желал. — По твоей милости я не выполнил условие: жертв должно было быть семь. А если бы и выполнил... Он обманул меня раз, обманул бы и еще. И я, право, не знаю, не страшнее ли мое будущее, чем даже вечность в огне костра.

Зигфрид горько и зло рассмеялся.

— Подобным сущностям верить нельзя, — кивнул Курт. — Лучший способ не пострадать от них — просто держаться подальше, к чему и призывает Конгрегация денно и нощно чад праведных и заблудших. Но отчего-то каждому, кто прочел пару трактатов, мнится, что он теперь великий маг, исполненный мудрости, и оттого может безнаказанно лезть в то, о чем на самом деле представления не имеет.

— Мне проповедовать уже поздно, инквизитор, — лицо малефика неприязненно скривилось. — Ты зря тратишь слова и оставшиеся мне крохи времени. Тебе что-то еще от меня нужно? Если нет, то давай, жги.

— Есть еще кое-что, — кивнул Курт, с запозданием вспомнив, что собеседник его не видит. — Твои куклы, Зигфрид. Как ты их создал?

— Собрался повторить? — осклабился малефик. — Потребуется сложная смесь из трав, заклинаний и личного обаяния. И пара месяцев времени. Рецепт я разработал сам. Он записан в моем дневнике, который ты наверняка уже отыскал в лаборатории. Если чего не поймешь — не стесняйся, спрашивай, пока я жив, — великодушно предложил он.

— Что с ними будет, когда ты умрешь?

— Понятия не имею. Никогда не задавался вопросом, что будет без меня с моими инструментами. Скорее всего, им придется думать своими мозгами.

— Ты можешь их отпустить?

— Допустим...

— Сделай это. И постарайся, чтобы они как можно больше походили на себя прежних. Тогда ты окажешься на костре уже мертвым. А брат Бруно помолится об облегчении твоей участи. Он, знаешь ли, почти святой, у него может и получиться.

— Не вижу для себя особой разницы, — устало пожал плечами Зигфрид, — но так и быть, сотворю напоследок благое дело...

* * *

— Вот такая поучительная история, — подытожил Курт краткий пересказ признания малефика. — Знаешь, почему я рассказал все это при тебе, Петер, хоть немалая часть сих сведений не предназначена для широких масс?

Студент, зашедший полчаса назад поделиться радостью, что Ханна окончательно пришла в себя и ее больше не требуется поить святой водой для поддержания рассудка в ясности, смущенно поерзал на табурете.

— Потому что я читал кое-что из тех самых трактатов, — пробормотал он, не поднимая глаз. — Только я и сам понял, майстер Гессе, что с такими вещами связываться не стоит, поверьте. Я... — Мюллер сглотнул, привычным жестом сплел и расплел пальцы и все же поднял взгляд на собеседника: — После одной книги я задумался было о чем-то таком. Там шла речь об исцелении смертельных болезней, тех, от которых медицина не знает средства. При помощи ритуалов. С жертвой, конечно, но обычно в качестве жертвы указано животное... и кровь пациента. Я читал ее три недели, медленно, внимательно... Запоминал, обдумывал... А потом дошел до последних глав, где описывались самые сильные ритуалы, способные чуть ли не с того света вернуть, если сразу провести. Только жертва для них — человеческая. Ребенок. Младенец. И... я не смог больше эту книгу в руки даже взять. Как представил... — студента заметно передернуло при воспоминании. — Так что обо мне не беспокойтесь, майстер Гессе. Меня ловить вам не придется, — закончил он с немного нервной улыбкой.

— Это, несомненно, радует, — усмехнулся Курт. — Хотя читать подобные книги вообще-то запрещено, о чем ты не мог не знать.

— Знаю, конечно, — понурился Мюллер. — И понимаю, почему так. Вы меня арестуете за это, майстер Гессе? — он вскинул голову и посмотрел Курту прямо в глаза.

— Ad imperatum — следовало бы, — чуть усмехнулся инквизитор. — Но ты оказал неоценимую помощь следствию, чем с высокой вероятностью спас несколько жизней. Это primo. Secundo[56], ты проявил похвальную сознательность и крепость духа, не поддавшись искушению обрести сверхнатуральную силу, коей не наделен от рождения. И tertio[57], ты показал весьма достойные способности к анализу фактов и извлечению из них верных выводов. Conclusio[58]: не хочешь подумать о сотрудничестве с Конгрегацией на постоянной основе, Петер?

— Там весьма неплохо принимают толковых студентов, — с легкой усмешкой заметил молчавший до сей поры Бруно. — Даже недоучившихся.

— Я... не хочу... бросать ун-ниверситет, — выдавил наконец Мюллер.

— И не надо, — отмахнулся Курт и протянул студенту короткий незапечатанный свиток, внизу которого красовались подпись и оттиск Сигнума. — Но если пожелаешь чем-то помочь, можешь явиться в любое отделение Конгрегации и показать вот это. Мои рекомендации кое-чего стоят.

Мюллер нервно прыснул, пробежал глазами по четким строчкам и бережно свернул документ.

— Спасибо, майстер Гессе. Думаю, когда-нибудь мне это пригодится.

Брачный сезон

Автор: Александр Лепехин

Краткое содержание: в жизни каждого юноши наступает такой момент, когда пора. А что делать, если пора ликантропу?

Зыбкий мартовский ледок, упавший на лужи ввечеру, чуть хрустел под лапами, и жаркое дыхание, схватываясь морозцем, разлеталось снежными искорками в неверном свете факелов. В остальном — огромный волк сидел молча, и это слегка нервировало стражу. Но только слегка. Тут ко многому привыкли.

Долго ждать не пришлось. Дверь из хозяйского покоя скрипнула — еле слышно, а чуткому уху достаточно. Вполне возможно, кстати, что именно на чуткое ухо этот скрип и был рассчитан. Волк привстал и облизнулся в нетерпении.

Фигура, выскользнувшая из теней, выглядела человеческой — но только выглядела. Культура движений, запахи, еле уловимая энергия скрытой угрозы — все это заставляло шерсть на затылке дыбиться. Губы против воли поползли вверх, обнажая слегка искривленные даги клыков.

— Ну-ну, mon сher[59], — вымолвил барон Александер фон Вегерхоф, собственной персоной. Особый агент Конгрегации, уникальнейшая личность как среди служителей церкви, так и среди своих "собратьев" — стригов. Он подошел неспешно, не выказывая ничего, кроме сдержанного любопытства. И ожидания. — Здравствуй. Добро пожаловать.

Волк совсем по-человечески кивнул, а затем зажмурился, сдавленно, болезненно взрыкнул... И начал оборачиваться человеком. Мужчиной. Молодым парнем, если уж совсем точно. Полностью обнаженным, к слову, но и не думавшим покрываться цыпками от холода. Налетевший сверху ветерок вкрался в покрывавшие грудь, бедра и предплечья волосы. Совершенно не похоже на волчью шерсть, отстраненно подумал Александер, осматривая гостя.

Последней претерпела метаморфозы морда ликантропа. Видимо, так и было задумано: из широченной пасти во вполне человеческую ладонь с плевком полетело что-то тяжёлое и металлически поблескивающее.

— И вам здрасте, — буркнул Макс Хагнер, а это был, естественно, он, ища взглядом, обо что обтереть Сигнум. Стриг улыбнулся и протянул кружевной платок.

— Насколько я помню, у тебя была для этих целей сбруя выделки Фридриха. Карман под Знак, крепёж для ножен, ремни для дорожных сумок. А ты, значит, решил au naturel[60].

— Да тут недалеко оказалось, — отчего-то покраснел юноша. Точно не от мороза. Александер наклонил голову и улыбнулся еще шире, с пониманием. Наконец ликантроп не выдержал:

— Ну да, да... Слушайте, вы же в курсе...

— Vraiment[61], один из моих голубей донес небезынтересные новости. Notre petit louveteau[62] вырос, окреп... возмужал... — на последнем слове было сделано неявное, но ощутимое ударение. Хагнер покраснел гуще, а потом ощерился, чуть расставив ноги и подобрав кулаки к груди. Стражники, старательно игнорировавшие все предыдущее, напряглись. Бровь господина барона взмыла вверх.

— То есть, вот так, в духе Grèce antique[63]? Не мое развлечение, предупреждаю сразу. Да и ты здесь, я убежден, не за этим. И не потрясай так грозно своим baculus[64] — не та аудитория.

Макс выдохнул, опустил плечи, а затем с кривой, неловкой усмешкой развел ладони по обе стороны упомянутой части тела:

— Собственно, в этом и проблема. Меня с неутолимой силой потянуло... в леса. У волков начался период семейных игр, — взгляд парня затуманился, устремился куда-то сквозь стены, сквозь города, поля и холмы, — и я услышал их песни. Они так звали...

— Так чего же не пошел? — вкрадчиво прошелестел стриг, внимательно изучая лицо собеседника. Тот вздрогнул, пришел в себя и насупился.

— Так нельзя. Я — человек, — сказано было веско, с нажимом. — Несмотря ни на что. А человеку с животным... Это богопротивно и против сути!

— Вот за эту мысль и держись, — неожиданно серьезным тоном поддержал Александер. Глаза его сузились. — Ты действительно человек. И я человек. Только вера, искренняя вера в себя и в Него не дает нам поддаться тьме в наших сердцах. Молодец, mon cher, ты даже не представляешь, какой ты молодец. Но даже отчаянным молодцам нужна помощь, — взгляд аристократа снова обрел лукавство, а в голосе засочились медовые нотки, — которую я могу предоставить. Тебе же так сообщили?

— Майстер Хауэр говорил со мной, — пожал плечами ликантроп, — потом, как я понимаю, связался с академией, а через пару дней сказал, что меня ждут. Мол, у хорошего друга есть решение. А когда я понял, куда надо отправиться — угадал и "друга". Вы были в монастыре в том году, и запах...

— И ты рванул, как железом прижаренный, через горы, через леса, через деревни и города...