Кандидат магических наук

Войдя в зал, я с удивлением отметил, что зрители не разошлись, хотя больше зрелищ не подразумевалось. Команда Нар-Шисса сидела в ложе, но я прогнал трех наших победителей в штаб организаторов, и с видом победителя вытянул ноги на третьем ряду.

— Молодец, Лас! — ректор улыбался, — возьмешь расчет в бухгалтерии, заслужил.

— Спасибо, ректор, — я скромно потупил глазки.

Зато наставник чему-то неодобрительно хмыкнул и покачал головой. Впрочем, это его обычное состояние.

— Дамы и господа! Начнем же награждение! Ведь в этом году у нас есть абсолютный чемпион, чего не было уже эээ... Да с полдекады! — завел свою шарманку комментатор, перебивая гул толпы.

А я позволил себе расслабиться и подремать. Вечером мне предстоял еще разговор с Ларужем, и посещение местного храма знаний завтра.

Глава 10. Когда-то давно

Я еще раз проверил узелки, подергав скрученные простыни за края, и перекинул ее по ту сторону открытого окна. Надеюсь, батарея выдержит, я покосился на ржавую трубу, переставшую греть лет сто назад.

— Счастливо оставаться, неудачники, — прошептал я в темноту нашей спальни.

Больше я не увижу ваши мерзкие рожи, не буду есть эту отвратительную кашу, не буду драться с Мислом за Аньку и терпеть наставления учителей. Сегодня начинается мое странствие по миру!

Я решительно схватился за простыню, влез на подоконник и пополз вниз. Обхватить самодельный канат ногами, отпустить одну руку, схватиться ею пониже, опуститься, отпустить вторую руку, схватиться ею пониже... Когда я почувствовал землю под ногами, я успел вспотеть как мышь, а сердце стучало так, что готово было вырваться из груди, дай ему волю.

Я шлепнулся на холодную и влажную после дождя траву.

У меня получилось! Я улыбался до ушей, смотря на свисающую из окна второго этажа простыню. Пора вставать, я все еще не за оградой, а сторож скоро выйдет на ночной обход. Никто меня не хватится и не пойдет в стражу, когда я сбегу из дома, но и выпускать меня просто так не хотели. Когда я сказал воспитательнице, что хочу уйти, меня на месяц посадили в комнату без окон и запирали дверь каждую ночь. Тогда я понял, что нельзя все, о чем думаешь, говорить вслух.

Я побежал к дальнему углу каменной ограды. Она была невысокой — раза в два выше меня, и будь я постарше, я бы с легкостью ее перескочил. Поэтому я не понимал Туза, самого старого из нас, вожака. Ему было четырнадцать, а он оставался в доме, хотя мог удрать из него в любое время.

Я забрался на яблоню, цепляясь о ветки и неровности, и пополз по толстой ветке к свободе.

— Эй, кто там? — громкий оклик испугал меня так, что я чуть не упал.

Почему? Полен же должен был выйти на обход через полчаса! Я дополз до края ветки и спрыгнул на ограду.

— А ну стой! — сторож уже бежал ко мне, чтобы ссадить с ограды и вернуть в дом.

Сколько я проведу в комнате без окон? Месяц, два, год? Я посмотрел вниз — высоко. Я всегда боялся высоты, даже на стул боялся вставать. В глазах помутнело от чувства страха, и я, зажмурившись, прыгнул, выставив ноги вперед. От удара о стопы мои колени подогнулись, и я упал на плиты мостовой. Больно!

Полен не полезет через ограду, он толстый, он сейчас добежит до калитки, откроет ее и схватит меня. Поэтому я встал, шипя от боли, потер разбитые коленки и бросился в город — навстречу свободе.

Я плохо знал город, в последний раз нас водили за ограду год назад, а то время я плохо помнил. Но сейчас мне было все равно, куда бежать, поэтому я просто несся по пустым улицам, поворачивая на перекрестках то в одну сторону, то в другую. Один раз я едва разминулся со стражниками, они неожиданно вышли из-за поворота, но пронесло — я забился в угол между домами, в самую дальнюю часть и, затаив дыхание, ждал, пока они пройдут мимо.

— Эй, парень, — раздался сзади чей-то веселый голос, когда я зашел в очередную подворотню.

— Кто, я? — я обернулся.

— Ты, ты, — усмехнулся парень, выходя на улицу.

Темнота скрывала его лицо, но ростом он был с Туза, может даже выше.

— Отдай-ка нам свою сумку, — раздался сзади еще один голос.

Обернувшись, я увидел еще одного парня, который заслонил собой выход из подворотни.

— Она моя! — я сильнее сжал лямки заплечной сумки, в которой хранил свой набор для путешествий — столовые приборы, что я спер с кухни, одеяльце, сменные штаны и рубаху, хлеб с обеда и пару медяков.

— Ну, не хочешь по-хорошему, — угрожающе сказал первый парень.

Я упал на землю, кувыркнувшись через себя, от сильного удара сзади по спине.

— Куда покатился? — остановила мой короткий полет нога парня в грязном сапоге.

— Айй! — не выдержав, я вскрикнул, когда он пнул меня в живот.

— Ну что, теперь отдашь? — второй парень дернул меня за волосы вверх.

От боли и обиды глаза застили слезы.

— Ну-ну, Кшак, не пугай мальчонку, еще обгадится, — заржал первый урод.

— Я... я отдам, — я скинул лямки с плеч, и сумка упала на землю.

— Вот и молодец, — потрепал меня вонючей ладонью по щеке Кшак.

— Как думаешь, Гильдия много за него даст? — оценивающе посмотрел на меня второй, поднимаю сумку.

Гильдия? Какая Гильдия? Я не хочу ни в какую Гильдию, едва вырвавшись из воспитательного дома! Я прыгнул между ног Кшака, вскочил и понесся, что есть духу к выходу из тупичка.

— А ну стой!

— Убью, падла! — раздались сзади крики и топот парней.

Но я их не слушал и бежал дальше, пока шум погони не стих. Забившись в одном из проулков за какие-то ящики, я сжался калачиком и уснул.

Следующий день я провел в поисках работы. Есть хотелось невозможно, а у меня не осталось даже двух медяков, чтобы купить себе хоть что-нибудь. В некоторые таверны меня не пускали, завидев грязь на одежде и лице, в некоторых отшивали, а в некоторые я и не заходил. После постоялых дворов я пошел к конюшням, затем на рынок, но во всем городе не было работы для пятилетнего мальчишки с улицы.

Глубоким вечером я добрел до общественного колодца, попил и забился в первый же подходящий угол. Моя мечта о путешествиях сегодня треснула о смех караванщика, когда я попросился к нему в подводу.

На следующий день я уже не искал работу, понял бесполезность попыток, но голод становился невыносимым, поэтому я просто ходил от лавки к лавке, когда городской шум начал стихать в сгущающихся сумерках, и просил наварившихся за день лавочников о булочке хлеба, яблоке или пирожке. И снова меня прогоняли, иногда махая палкой, подвернувшейся под руку, и с каждым разом, моя надежда поесть все больше угасала.

— Пошел прочь, попрошайка! — заорала собиравшую лавку женщина, торговавшая пирожками.

Они до сих пор вкусно пахли свежей выпечкой.

— Вам что, жалко что ли?! — я не выдержал и заплакал, — почему... почему вам жалко одной булочки?

— Чтобы ты завтра пришел снова? Или дружков своих привел? — толстуха отвесила мне мощную оплеуху, и я упал, ноги ослабели за два дня без пищи.

— Тогда я умру прямо здесь, — я не спешил подниматься, — и пусть это будет на вашей совести.

— Я сейчас стражу позову! — снова заорала женщина, распугивая редких прохожих.

— Зовите... Хуже не будет.

На минуту она затихла, молча смотря на меня, а потом достала из своего лотка два пирожка и кинула мне их на живот.

— Это за то, чтобы я тебя больше не видела. Ты понял меня?

— Спасибо! — я вскочил на ноги, не веря своему счастью, — больше вы меня не увидите!

Я понесся к своей вчерашней нычке, на ходу жуя первый пирожок, он был с вишней. Нычка располагалась за таверной, между двумя жилыми домами, и в том же дворе был разбит небольшой парк с фонтанчиком, в котором гуляли мамы с детьми. Шел я до нее целый час, но нычка того стоила — здесь можно было напиться и умыться, когда стемнеет, и последние прохожие вернутся в свои дома.

Я быстро ополоснул лицо и руки, как кто-то пнул меня сзади, опрокинув в фонтанчик.

— Хаах, болван! — заржали сзади.

Во дворе стояли три таких же оборванца, как и я, двое ростом с меня, а третий, жевавший мой пирожок, постарше и покрупнее.

— Он был мой! — я переполз каменный парапет.

— Был, да сплыл! — старший пнул меня по ноге.

Вскрикнув, я упал и сжался в комок, а старший еще пару раз пнул меня, попав по животу и руке. Его подельники не отставали, пройдясь по спине и ногам.

— За что? — я тяжело дышал и дрожал, а из глаз брызнули слезы, было очень больно.

— За все, ур-род, — плюнув на меня, старший развернулся, — пошли парни.

— Найк, а это не тот парень, которого Кшак ищет? — пристально посмотрел на меня один из подпевал, — он вчера нашел какого-то оборванца с сумкой простыней, — парень заржал, — может, он?

— Эй, ты, — заинтересованно обернулся ко мне Найк, — ты из какой Гильдии?

— Я из дома, — я медленно сел, поджав под себя ноги, готовый бежать.

— Дикий, — довольно улыбнулся старший, — лови засранца!

И снова дикий бег по городу от второй за два три дня шайки. Тело жутко ныло и болело, но я, сжав зубы, продолжал бежать, потому что ничего хорошего от таких парней ждать не приходилось.

— Ай! — споткнувшись о камень, я покатился по земле.

Мостовую разобрали, видимо, что бы положить новую, но часть камней по-прежнему была разбросана по площадке, видимо, их забыли убрать.

— Попался, гад! — на меня бросился Найк, прихлебателей видно не было.

Я откатился в сторону, с ужасом ожидая новых побоев и привода в Гильдию, как моя рука зацепила камень. Схватив его, я ударил по протянутой ко мне руке и, не в силах более сдерживать затопившую сознание боль, обиду и ярость, встал и ударил по голове.

Найк упал на колени схватившись за окровавленную голову, а я с утробным рыком кинулся на него, опуская камень снова и снова, пока кричащий парень не упал на землю и затих. В некоторых домах я заметил загоревшийся свет, крики разбудили жильцов.

Я с ужасом посмотрел на кровь, залившую камень, и сжавшую его ладонь.

— Что ты сделал?! — из подворотни вывалились давешние два прихлибателя.

— Найк! — один из них сделал шаг к своему старшему.

— Не приближайтесь! — я вытянул вперед руку с камнем, — убью!

— Ты заплатишь за это, — они отступили в подворотню, — сегодня о тебе узнает вся Гильдия, и завтра мы найдем тебя.

— И тебе крышка! Тебя убьют, понял? Сдерут кожу заживо! — истерично заорал второй.

Я бросил камень и побежал, пока меня не увидели горожане, или не подошел отряд стражи. Меня била крупная дрожь, вызванная ужасом от содеянного, а по щекам текли слезы.

Я боялся, безумно боялся, что завтра они меня найдут. Ведь они знали обо мне уже сегодня, поэтому бежал я к южным воротам, чтобы с первыми лучами солнца убраться из города. Я был уверен, что, вернись я в дом, они достанут меня даже там.

Выйти из города мне удалось вместе с утренними караванами. Когда стражники разобрались с купцом, а охранники отвлеклись, я подбежал к одной из подвод и пошел рядом с ней, будто всегда тут и находился. Пару раз я видел мелькавшие на краю площади силуэты мальчишек, не выходивших к караванам. Гильдия следила за мной.

— Малец, — окликнул меня воин на лошади, поравнявшись со мной, — мы позволили тебе выйти из города, но нам не нужны проблемы. Уходи.

Они знали? Я остановился, пораженный. Хотя, чему тут удивляться.

— Спасибо, — я отступил на край дороги, провожая тяжело груженные телеги взглядом.

Идти по дороге я не решился, хотя так было удобнее, поэтому я углубился в лес и пошел параллельно ей. У меня теплилась надежда, что в лесу я смогу найти речки и ягоды для еды, о которых читал в книжках в доме. На глаза неожиданно навернулись слезы при воспоминании о доме. Я понял, почему Туз, который легко мог перескочить ограду, оставался с воспитателями, но было уже слишком поздно.

Моим надеждам не суждено было сбыться — за весь день я не встретил ни одного деревца или куста с чем-то, похожим на ягоды, как и речки, из которой можно было попить. Уже к глубокой ночи я вышел к какому-то обветшалому колодцу с закрытой крышкой и ржавым ведром поблизости. Молясь, чтобы ветхлая веревка выдержала, я навалился на крышку, столкнув ее на землю. Зачем ее вообще сюда положили, так бы вода от дождя набиралась. И почему сломанный ворот валяется на земле?

Колодец был глубоким, и только где-то в дали можно было различить слабый отблеск от света луны. Я перекинул ведро и начал осторожно его спускать, если воды нальется слишком много, я просто ее не подниму. По ощущениям, ведро во что-то ткнулось — веревка несколько провисла, и я застыл, отпуская веревку по сантиметру.

— Ааа! — ведро резко дернуло вниз, и я не успел отпустить веревку, падая во тьму колодца.

Я отчаянно попытался зацепиться за каменный выступы, но каждый раз пальцы бессильно отскакивали, царапаясь об острые углы. Зажмурившись от страха, я сжался, ожидая смерти, но почувствовал лишь, как меня подхватывает что-то сильное и... тонкое?

От удара о "что-то" выбило воздух из легких, и заболели места, которыми я упал — точно будут синяки. "Что-то" положило меня на землю, оказавшуюся неожиданно сухой, как будто воды здесь давно не было, и отступило, издав какой-то клацающий звук.

Я замер, лежа на холодной земле, и всматриваясь в темноту. Глаза потихоньку привыкали к сгустившейся темноте, а сквозь сгустившиеся над колодцем тучи пробился первый свет луны.

Я не выдержал и закричал, вжавшись в стену — меня окружали три скелета. Они неподвижно застыли вокруг меня, не пытаясь предпринять каких-то действий, и от этого становилось только страшнее.

"Давненько у меня пищи не было", — неожиданно раздался мурлыкающий голос в голове.

— Кто здесь?! — я встал и схватился за камни, из которых был выложен колодец.

"Бесполезно пытаться, малыш", — засмеялся голос, — "три взрослых мужа не смогли, с чего ты взял, что ты сможешь?"

— Я хотя бы поста..., — в глазах резко помутнело, и потерявшие силу коленки подогнулись.

Я шлепнулся на землю, дрожа всем телом.

"Приятного аппетита!"

В ночи раздался пронзительный крик ужаса, смешанного с болью. Первый из них.

— Дер... мал..., — сквозь мутную пелену, застившую глаза, пробивался яркий солнечный свет.

Я моргнул, сгоняя слезы, но различил лишь огромную темную фигуру, нависшую надо мной.

— Сейчас... легче..., — пробормотал незнакомец, и я почувствовал, что будто груз свалился с плеч.

— Лежи..., — я был готов воспарить от наступившей легкости, но сильная рука прижала меня к земле, — спи.

В следующий раз я пришел в себя в светлом помещении. Я лежал на огромной и мягкой постели, а у изголовья кровати стоял целый шкаф. В доме я всегда мечтал о своем шкафу, куда можно было бы сложить игрушки, и запереть его, чтобы их не брали без спросу.

В кресле напротив развалился старик — его спутанные седые волосы опускались ниже плеч, а глубокие морщины бороздили сухое, усталое лицо с иссиня-черными синяками под глазами. Закутавшись в плащ, старик спал, негромко посапывая и периодически вздрагивая.

Мне очень хотелось в туалет, поэтому я тихонько встал. Странно, но мои штаны были постираны и лежали на краешке кровати.