Выбирая судьбу

— Это ненадолго, у нас война, и стоит ему погибнуть, ты станешь свободной, — морда такая противная у него была, как и ухмылка.

— Ты вернулся, Гнус? — недалеко от нас стоял Вепрь и смотрел на моего оппонента чуть прищурившись, брови были явно сердиты потому что хмурились очень сильно.

— Вепрь... — вот и поговорили.

— Ты уже отчитался в совете, а то я тебя не видел, — продолжает светскую беседу Вепрь и голос такой спокойный, а вот брови явно показывают все его отношения к ситуации.

— Только собирался, — буркнул мужик и, развернувшись, пошел в сторону дома советов, я тихонько выдохнула и посмотрела на Юнаса, тот продолжал сжимать кулаки и смотреть с такой яростью, что я за него испугалась.

— Он старшина, ты не имел права ему противоречить, а еще он сильнее, поэтому успокойся, — я непонимающе посмотрела на мальчика и, видя гневные пятна румянца на его щеках, совсем растерялась. Тут еще Дани взял меня за руку и чуть прижался к моему боку.

— Это что сейчас было? — ошалело спрашиваю хоть кого-то, кто знает ответ на этот, казалось бы, простой вопрос.

— Хелена, извини за это, ты сильно испугалась?

— Да я вообще не испугалась, по крайней мере, не успела, а вот что это было, и почему этот хамоватый тип так говорил с Юнасом?

Вепрь тяжело вздохнул и начал объяснять. Оказывается, все будущие воины закреплены за старшинами, которым в случае мобилизации они подчиняются и Гнус один из них. Так получилось, что он очень долго пробыл в разведке за пределами города, и немного подзабыл, как можно обращаться к женщинам (немного подзабыл — это напрочь забыл элементарную вежливость).

— Я правильно поняла, что он так хамски разговаривал с Юнасом и это нормально? — Вепрь чуть смутился, брови выполнили непонятные па, и он кивнул, теперь уже нахмурилась я.

— Юнас ты очень хочешь быть закрепленным именно за этим старшиной? — парень нечего не ответил, только чуть пожал плечами.

— Воин не выбирает себе командира! — гордо практически рявкнул Вепрь, теми же интинцами моментально ответила:

— Зря!

— Поясни!

— Если старшина дурак, то следовать его приказам несовместимо с жизнью, и если начальство этого не видит, то рядовые солдаты должны иметь право выбора, под чьим командованием работать.

— О, как, — на меня посмотрели из серии 'что это тут баба говорит, ясно ведь, твое место у плиты', но я взгляд не потупила, а только в ответ хмуро смотрела, — прецедента не было.

— Будет! — хмуро буркнула я, потом спохватилась. — Спасибо, что вмешался, — мне благодушно кивнули и улыбнулись, я улыбнулась в ответ и также с улыбкой задала вопрос, не в бровь, а в глаз, — что с Ледяным, и что за история с его возможной гибелью? — брови Вепря прикрыли его глаза и он попытался сбежать.

— У меня много дел, подробностей не знаю, я пойду.

— Мама, не отчаивайся, — тихонько попросил Дани, дергая меня за руку.

— Он жив и с ним все нормально, — уже на ходу ответил Вепрь, быстро удаляясь от меня.

Я продолжала молчать, почему-то мне стало очень страшно за Кьелла, Юнаса и Дани. К мужчинам много требований, особенно в военное время, и мысль, что мои мальчику могут уйти на войну, льдом сковывало все внутри. Уже ничего не хотелось, ни веселиться с детьми, ни встречать девушек, ничего. Хотелось схватить детей в охапку и бежать отсюда, куда глаза глядят.

Мы побрели домой, поскольку после 'схватки' быстро остыли, заставила пойти переодеться и сменить мокрую одежду на сухую, и сама последовала своему же совету. На кухне заваривала отвар, для профилактики, когда зашел Юнас:

— Прости меня, что я не смог тебя защитить, — вот тебе раз!

— Юнас, заяц, ты у меня вырастешь самым замечательным мужчиной, но сейчас ты ребенок, и это я должна вас защищать, значит, и мне просить прощения, что тебя при мне оскорбил какой-то полоумный! — я подскочила к мальчишке и обняла его за плечи, за худые плечи.

Как будто впервые увидела его, худого, неприкаянного, нескладного, еще не подростка, но уже и не ребенка.

— Прости меня, пожалуйста!

— Нет, я же... — Дани, который до этого крутился у меня под ногами, захлюпал носом от эмоций, пришлось его так же обнимать, вот такой дружной обнимающейся толпой мы и стояли посреди кухни, когда я услышала стук в дверь.

Детвора, отскочив от меня, побежали к двери и, что приятно, не успела я крикнуть, как Дани тихо проговорил:

— Мама чужим открывать не разрешает, как и своим, а когда она есть, она и открывает, — он задумался, — получается она вообще, никогда не разрешает открывать дверь, — действительно, так получается.

— У нас тут все друг друга знают, — начал Юнас, но Дани перебил.

— Я тебе говорю, так будет лучше, не буди в ней зверя.

— У нее есть зверь? — диким шепотом переспросил второй энтузиаст.

— Не знаю, но иногда звереет, — так они и стояли шепотом обсуждая дикую меня. Я, фыркнув, прошла мимо и выглянула, чтобы посмотреть, кто там, на пороге. Оказывается, пришли девчонки. Я с интересом взглянула на них, просто сейчас, когда они не знают, что я их вижу, они очень естественны. Мари как всегда крутится, и вертит головой, силясь рассмотреть все и еще немного. Ингрид спокойна и поглядывает на Мари чуть возмущенно, но, видимо, пока Мари не переходит какую-ту черту, раз ей не делают замечания. Остальные девчонки так же крутят головой, рассматривают наши башни и следы беготни во дворе. Не стала долго держать их на пороге, открыла дверь, впуская. Ко мне пришло всего семь человек. На мой вопрос, чего так мало, прозвучал ответ:

— Так ведь не в клубе собираемся, нехорошо стеснять, — ну, логику я не поняла, но раз им так удобно, пусть будет.

Я еще думала, как занять детей, но Юнас оказался просто золотым помощником:

— Дани, пойдем, тут сейчас женские разговорчики о всяком начнутся, — слово 'всяком' прозвучало с такой интонацией, что я что-то неприличное задумала.

— Я бы послушал 'всякое', — решил поправиться ребенок, с восторгом изучая разных теть, которые будут тут что-то обсуждать.

— Поверь моему опыту, тебе не понравится, все мужчины сбегают от разговоров о 'всяком', — Юнас с таким комичным выражением это все говорил, ни дать — ни взять, умудренный опытом жизни мужчина. Я постаралась не хихикать и не вмешиваться. Дани еще раз внимательно посмотрел на женщин и на меня, как бы взглядом спрашивая, вы тут точно ничего интересного делать без меня не будете, а после все-таки пошел следом за Юнасом наверх. Мы с девчонками разместились в гостиной, куда с кухни я принесла закуски, печенья и отвар.

— А зачем ты готовила столько? — удивленно переспросила высокая девушка (каюсь, имен еще не знаю, надо бы сегодня запомнить, кого и как зовут).

— Как же по-другому? Вы ведь в гости ко мне пришли, — я замялась, не понимая, я что, не должна была готовить?

— Мне нравится ходить к Хелли в гости, у нее вкусно, — это выдала Мари, запихивая второе печенье в рот.

— Кто бы сомневался? — закатила вверх глаза Ингрид и тоже взяла печенье, — Мммм, это вкусно, из чего это печенье?

— Из творога, — я расставила чашки на стол и разлила отвар.

— Творог? — Ингрид посмотрела на подруг, те переглянулись, а я почувствовала подвох.

— Это она про кыр говорит, я сразу тоже думала, что это творог, — девчонки начали хихикать, а я побелела, мамочки, чем я тут кормлю и из чего готовлю?

— Не волнуйся, это съедобно, но просто это не наши коровы, здесь живность выглядит иначе, чем за куполом, — я вспомнила свою живность и сразу поверила в это объяснение.

— И как выглядят коровы? — я не то чтобы увлекаюсь животным миром, просто любопытство. Девчонки хихикали и старались как можно подробнее описать мне этого монстра. Начиная с того, что он естественно огромный (как без этого, гигантомания), он весь кожистый, смахивает на огромную летучую мышь -переростка, и процесс добывания этого 'кыр' я попросила не рассказывать, иначе ведь есть не смогу, а так меньше знаешь — лучше ешь.

— Просто скажите, все те продукты, что тут есть, они все не из привычных мне животных?

— Неа, тут даже куры размером с собаку, лохматые и кучерявые, — все та же девушка, которая и начала мне рассказывать про творог, рассказала, как она в первый месяц пошла доить корову, сама она выросла в селе, поэтому просто не может без этих ежедневных хлопот.

Ее муж еще противился, говоря, что сам все сделает, но тут он уехал на раскопки (оказывается, в горах добывают драгоценные и полудрагоценные камни, которые потом обрабатывают в поселке и продают за купол), и ей пришлось идти доить корову. В общем, пришла она, увидела все это разношерстное и разномордное войско жутиков и бежала оттуда дальше, чем видела, вот только дверь вольеров она не закрыла, и зверье, недолго думая побежало следом, так и требуя 'забери яйца' 'дои меня' и прочее. Вот такой дружной толпой они пробежались через весь сектор, выбежали на главную площадь, где ее 'спасли' от нападения опасных зверей, а потом еще долго этих самых зверей ловили. Особенно курицы оказались вредными и пронырливыми и отказывались возвращаться в свой вольер. Вот после этой истории, видимо, Кьелл и просил меня закрывать вольер. Да, убегать от курицы это одно, а вот от 'кисы' это совсем другое.

— А теперь как ты со зверьем?

— Я Тая, — она улыбнулась мне понимающе, я чуть покраснела, да, по имени не обращаюсь, потому что банально их не помню, а ведь они представлялись, — а теперь наша Буренка, — так и представила крылатого кожистого монстра с милым именем Буренка, — только меня к себе и подпускает, я же ее аккуратно дою, потому что чревато, крыльями лупасит, чуть не по ее, а у мужа разговор короткий: стой и не рыпайся, — мы все дружно рассмеялись, каждая представила огромного воина, угрожающего корове, пусть и очень странной на вид.

Девчонки еще порассказывали мне особенности быта норманн, традиции, тонко намекнули (ага, тоньше же просто нельзя), что у норманн очень красивые свадьбы (и подмигивают так, как будто припадок), и что это очень красиво, и мне обязательно понравится. Я прикинулась деревенской дурочкой и покивала, что с удовольствием посмотрю, как кто-то выходит замуж, на меня махнули рукой, но надежды сосватать не потеряли. За вечер они еще несколько раз будут заводить эту песню, но я каждый раз буду демонстрировать дурочку. Может, сдадутся? Хотя по их глазам видно, больше шансов, что сдамся я.

Так, попивая отвар и поедая вкусности, наш разговор перетек на важные вещи, а именно, вопрос детей и отношения к ним. Я постенала, что родители как-то странно относятся к своим детям, нет той заботы и опеки, которая есть в городах и селах королевства, на что мне, тяжело вздыхая, объяснили, что растят воинов, а над ними непрестало охать и ахать.

— Ага, лучше давайте воспитаем забитых, черствых и неспособных на нормальные отношения людей, то есть норманн, — я ворчала, не согласная с такой тактикой воспитания.

— Я видела твой портрет моего сына, — неожиданно сказала одна женщина, до этого практически все время молчавшая. Я сначала растерялась, о чем она? А потом вспомнила свои наброски, — очень красиво, он на нем такой счастливый...

— Им было весело, да и рисунок больше черновик, чем портрет, — отмахнулась я от похвалы, нет, я не против заслуженной похвалы, но там, и правда, схематичный рисунок, где нет деталей, просто выражение лица и мимика.

— Мая, а что твой сын тут делал? — Ингрид сделала глоток, смотря на женщину внимательно.

— Рисовал, — тихонько ответила она, и все переглянулись.

— И как?

— Очень хорошо, я так не смогла бы, — призналась она, а я фыркнула, просто на уровне детей рисовать может каждый.

— Вы будете заново проходить определение направления? — с надеждой спросила Ингрид, и даже отвар на стол поставила, наклонившись вперед.

— Пока рано говорить, но муж попросил, чтобы я поговорила с Хелли и чтобы та, если можно, не выгоняла нашего сына, если он не будет справляться, — увидев, что я открыла рот, чтобы ответить, быстро добавила, — но и если он безнадежен, не стоит тратить твое драгоценное время.

Как скажут, хоть стой — хоть падай, драгоценное время домохозяйки, у которой всех забот уборка, готовка, стирка, забота о детях и животных. Правда, перечислив все это, я задумалась, получается, не так уж и мало.

— Мне не тяжело заниматься с детворой, тем более что в это время мы с сыновьями все равно решили что-то мастерить или рисовать, чтобы было не скучно. Поэтому отпускайте ко мне детвору, я с удовольствием с ними порисую, но только не насильно, если они сами хотят. К творчеству должно прилагаться желание, иначе это работа из-под палки, — а то знаю я этих энтузиастов, сгонят ко мне всех детей, и потом страдай и им, и мне.

Разговор плавно перетек, что теперь все женщины работают на город в доме советов, и что я могу не приходить работать, поскольку занимаюсь с детьми, но, если мне удобно, могу это делать в школе. Я представила, как дети, сидя за партами, рисуют, а я еще буду ходить и оценивать, и все их желание зачахнет очень быстро. Не зря мой учитель рисования всегда говорил, рисовать нужно по желанию, как быть с любимой женщиной, если она не любимая и нет желания, то это сварливая жена. Поэтому мы с ним всегда рисовали на улице, в саду или выбирались на природу или в город, чтобы рисовать все в естественной среде, и всегда такие работы были интереснее постановочных домашних. Еще бы! Рисовать, обсуждать, есть горячие пирожки с лотка, а не в столовой с кучей приборов и видом скучающей аристократки.

Поэтому пока решила отказаться от похода в школу, но предупредила, что с детворой мы пойдем собирать цветы и смотреть разноцветные слои почвы. Женщины смотрели на меня с таким интересом, а я чувствовала себя первопроходцем.

— Я так привыкла ко всему вокруг и к быту этому, что уже и забыла, как можно растить детей, — тихонько призналась Мая, — даже сказки читаю сыну украдкой, вдруг суровому воину не стоит читать книги, а недавно заметила, что муж подслушивает, как я читаю, ему тоже нравится это. Вот и зачем мы строго следуем всем этим требованиям, если несчастливы наши дети, да и мы сами?

— Я думаю, всему есть причина, и наверняка в условиях постоянной суровой войны этим требованиям по воспитанию детей было вполне логичное объяснение. Некому было дать им нежность и любовь. Женщин все меньше, и они погибают, мужчины защищают семьи, а дети... они просто растут, чтобы заменить своих отцов на передовой, — ком подошел к горлу, — знаете, растить из своих детей воинов — это хорошо, они будут сильные и выносливые, но растить и знать, что отдашь их на войну, на смерть — это жутко.

— Говорят, там, за куполом все очень плохо, — тихо сказала Ингрид, и все замолчали, и так погруженные в нерадостные мысли, особенно Мари, которая, оказывается, беременна и сейчас очень эмоциональна (уверена на все сто, она и без беременности не менее эмоциональная).

— Ледяной что-то говорил? — я криво улыбнулась и ничего не сказала.

— Сбежал подлец, как почувствовал, что теряет контроль, так сразу в кусты! — возмутилась Мари. — То они сильные и смелые, против врагов с голыми руками выходят, а вот к любимой женщине, так нет, только украдкой и бегом сбежать, а то вдруг же отвергнет, а как тут отвергнуть или принять, если самой его ловить надо! — Мари все кипятилась.