Я бросил ветки и схватил полотно. Сеть была пластиковая — 'китайка', так мы называли их тогда — и не сгнила, как если бы была из ниток. Но зато она была вся в прорехах, изорвана на подводных корягах. Похоже, поэтому её и оставили здесь.
— Оля, смотри, что я нашел.
— Что это? — интереса в её глазах не было.
— Сейчас увидишь.
Я быстро скинул штаны, забрел в воду и привязал один конец шнура с поплавками прямо к кочке у берега. Потом побрел в глубину, тыкая перед собой палкой, вырванной из остова шалаша. Далеко уйти я не смог, озеро оказалось глубоким. Пришлось идти вдоль берега. Сеть была короткой — метров двенадцать — и скоро я уже подвязывал второй конец к воткнутой в дно палке.
— Все, Оленька, теперь подождем. Не может быть, чтобы тут не было рыбы.
Я снова занялся шалашом, но глаза постоянно возвращались к цепочке чуть притопленных поплавков. Шалаш был почти готов, когда раздался взволнованный голос Ольги:
— Смотри, смотри!
Я тревожно закрутил головой, оглядывая берег. Сумерки уже начали сгущаться, но берега можно было разглядеть. Никого, кусты не шелохнуться.
— Да не туда, Игорь! Твоя сеть!
Я кинулся к берегу, на светлой, по сравнению с берегами, поверхности озера расходились круги. Они шли от качающегося поплавка в центре сети. Значит я прав! Рыба в озере есть. Кто-то попался.
Вода была теплой, и я с удовольствием опять полез в озеро. Добрался до дергающегося поплавка и приподнял полотно сети. Что-то билось там в воде. Я вытащил почти все полотно — у самого нижней тетивы в сети висела, зацепившись жабрами, большая черно-коричневая рыба. Как только карась оказался в воздухе, он сделал героическое усилие освободиться — изо всех сил начал трепыхаться.
— Не уйдешь, — радостно сказал я ему и попытался взять рыбину в руку. Карась опять рванулся, и сеть лопнула.
Мои и Ольгины ругательства слились в одно. Карась же только махнул нам на прощание хвостом и исчез в темной воде...
Никогда не слышал, чтобы девушка так ругалась. Да — я покачал головой — изменилась она до неузнаваемости. А сетушка все-таки прохудилась — китайка, она и до сих пор китайка.
— Игорь, ну как ты... — она махнула рукой и опять присела. Взяла мой Калашников и начала разбирать. Части от автомата она складывала на какую-то посеревшую покоробленную фанерку, которую я выкинул из шалаша. Хочет чем-нибудь занять себя, чтобы отвлечься — понял я.
Мне и самому было до смерти обидно, что я упустил карася. И не только потому, что Ольге очень нужна еда. Во мне проснулся азарт рыбака — то чувство, про которое я уже давно забыл и думал, что навсегда.
— Ничего, Оленька, раз один попался, значит, и еще будут.
Я вылез из воды и по-быстрому закончил навес.
— Оля, иди, ложись. Я покараулю.
— Я не хочу спать. Ложись ты.
Она уже закончила чистку автомата и опять меряла шагами остров. Вокруг почти стемнело, и я побаивался, что мы можем не услышать шаги тварей. Хотя на моей памяти, они никогда не крались, а ломились, не разбирая дороги. Но это при нападении на наш пост, а в лесу я с ними не встречался — может тут они, ходят как звери — не услышать.
От воды понимался туман. Наступило время, когда еще кажется, что ты видишь окружающее нормально, но стоит начать приглядываться к какому-нибудь кусту, показавшемуся подозрительным, и ты понимаешь, что на самом деле ничего разобрать нельзя. И чем больше ты приглядываешься, тем больше ты видишь то, что рисует тебе твое воображение, а не то, что есть на самом деле.
Я подошел к берегу и присел — поплавков сети не видно. Непонятно — то ли из-за темноты, то ли они утонули, надо лезть в воду, проверить. Я все еще надеялся, что поймаю что-нибудь, хоть одну рыбину. Ольге было реально плохо — я слышал, как она иногда грязно ругалась в полголоса.
Я забрел в воду и понял — сеть действительно утонула. Я сунул руку в воду, поймал шнур с поплавками и стал осторожно поднимать. Сердце радостно забилось — я почувствовал ощутимую тяжесть. Что-то есть! Лишь бы опять не отпустить! Как только из воды появились первые сантиметры полотна — сеть ожила. Черт! Тут куча рыбы! Уже не осторожничая — лишь бы быстрее, я пробрел до конца сети, выдернул палку и заворачивая сетушку, словно невод, выбрался на берег. Почти бегом я тащил всю сеть на островок. Я слышал, как с шумным всплеском падали в воду рыбины, но не останавливался.
— Поймал? — Ольга вскочила с земли.
— Да.
Я сидел в стороне и старался не смотреть в сторону шалаша. Там раздавался треск разрываемой рыбы и чавканье. Я даже не хотел думать, что там сейчас делает Ольга.
Сам я так и не смог заставить себя есть сырого карася. Вырезал ломтик со спинки лопатообразной рыбины, попробовал жевать, в язык сразу воткнулись мелкие косточки. Я выплюнул противную мякоть и отложил рыбину. Я прекрасно знал, что это все из-за того, что настоящий голод не настиг пока меня. Когда хорошо прижмет, буду не хуже Ольги.
Та, сразу, как только я подал ей первого карася, отошла в сторону и только хрипло попросила:
— Не смотри.
Потом она еще несколько раз подходила, молча брала засыпающую рыбину и опять уходила в темноту. Я предложил почистить и выпотрошить карасей, но она отказалась. Мне иногда казалось, что я слышу её довольное урчание.
— Оля, я покараулю. Ты ешь и ложись, спи.
Она с полным ртом, что-то буркнула в ответ.
Ночная прохлада заставила надеть штаны и ботинки. Стараясь не шуметь, я прошел к самому перешейку и присел прямо на траву. Вытащил Стечкин, проверил и положил рядом с собой. Теперь, после наступления ночи, мне постоянно слышались в темноте тревожные звуки. То где-то треснула ветка, то что-то плеснуло в озере. Комары — вот этим гадам ничего не делается, как пили кровь, так и пьют — в темноте гудели под самым ухом, и я то и дело отмахивался.
Где-то там, в темноте по лесу сейчас бредут твари. При этой мысли меня передергивало. Я просто знал, что, если, они учуют нас — мы обречены. Патронов совсем мало.
Но время шло, а вокруг все было тихо. В тишине я слышал, как Ольга прошла к берегу и заплескалась. Умывается, понял я. Через несколько минут она подошла и села рядом.
— Спасибо, Игорек.
Голос был довольный и бодрый. Она обняла меня и положила голову на плечо.
— Мужчина мой. Чтобы я без тебя делала?
Я тоже обнял её за талию и прижал лицо к волосам. От них пахло солнцем.
— Игореха, я так мечтала, что мы встретимся, — ласково прошептала она.
Ольга впервые после нашей встречи была так откровенна. Я растаял. Отодвинул губами волосы и прошептал:
— Я тоже.
Она схватила мою голову и впилась губами в мои губы. Её тело под моими руками напряглось и выгнулось. Вся она была как сплошное желание.
— Твари могут услышать, — слабо попытался остановиться я. Но уже через секунду забыл обо всем.
* * *
Мы вскочили одновременно. Звук, раздавшийся в кустах на противоположной стороне озера, явно издало живое существо. И я даже знал какое. Этот ухающее трубное гуканье — пока сам не увидишь, не поверишь, что это извергает горло худого как палка 'разведчика'.
— Твари, — подтвердила мою мысль Ольга. Схватив куртку и на ходу натягивая джинсы, она кинулась в темноту.
Я тоже сначала нащупал лежавший рядом пистолет, потом застегнул штаны. Ольга уже вернулась, в руках был автомат. Мы присели, и стали до боли всматриваться в берег, на который выходил перешеек. За остальные стороны можно было не переживать — за все время с появления тварей они никогда не лезли в воду. Что-то в ней отпугивало их.
— А твои ничего не говорили, почему уроды боятся воды? — шепотом спросил я.
— Не говорили, но некоторые уже не очень боятся.
— Илья? — догадался я.
— Да. Помолчи.
Я и сам затих. Вдоль озера кто-то пробирался. 'Похоже, нас все-таки выцепили. И немудрено — то, что мы только что творили, трудно не услышать. А у тварей уши как локаторы. Идиоты! Они ведь могли в это время подойти прямо к нам, а мы бы и не заметили'.
— Один впереди. Сзади группа.
Одними губами шепнула Зумба, и показала вправо — шли оттуда. Я ничего еще не слышал — слух у подруги тоже стал острее, не хуже, чем у тварей.
Я проверил пистолет — патрон был уже в патроннике. Еще с учебки в Городе я помнил, что Стечкин можно носить так и не ставить на предохранитель, он автомат и сработает только при самовзводе. Палыч очень хвалил свой пистолет. Для ночного боя с тварями лучше не придумаешь. Пистолет мощный, но благодаря девятимиллиметровой пули и низкой начальной скорости никогда не прошивает насквозь, а бьет и отбрасывает любую тварь — даже бегущего тяжелого полуволка — словно молот.
Конечно, когда они лезут толпой — Калашников надежнее, целиться не надо. Однако, Ольга, похоже, уже и забыла, что у нее в руках мой автомат. Я не напоминал. Еще днем отдал ей запасные магазины.
Пламя и грохот прямо у моего лица, прервали мои мысли. Без всякого предупреждения Ольга начала стрелять. От неожиданности я свалился на землю.
— Б... ! — выругался я, и поднялся. Потряс головой — в ушах звенело. Во время вспышки я разглядел темные фигуры, копошащиеся во тьме там, где перешеек упирался в лес. Однако кто и сколько я разобрать не сумел.
Я опять выругался — подняв пистолет двумя руками, я без толку таращил глаза в темноту. Ничего не вижу. Вся надежда только на Ольгу.
Та, выпустив очередь, тоже зло выругалась и объяснила:
— Это не те, что с той стороны идут. Эти прямо из леса.
— Понятно, — пробормотал я, водя пистолетом по сторонам. — Смотри лучше, подсказывай если что. Я без фонаря ни хрена не вижу.
— Подскажу. Сейчас все в лес смылись. Одного точно подстрелила, слышишь, колотится в кустах?
— Да.
То, что какая-то тварь барахтается и хрипит в кустах, я слышал. Но больше ничего.
— Сука! Их там все больше... — Ольга выражалась не хуже покойного Палыча.
'Блин, мне бы такие уши и глаза, — подумал я. — Скорей бы рассвело'. Уже не раз мне в голову приходили кадры из старинного фильма по Гоголю, про Хому Брута, как он отбивается от нечисти в старой церкви и молится только об одном — скорей бы пропел петух. Мы тоже каждую ночь, когда твари атаковали, почти молились о скором рассвете. Ну а сегодня, я просто знал, что только солнце может спасти нас. Долго против тварей мы не продержимся, несмотря на все удобство нашей позиции. Патронов для ночного боя у нас совсем мало.
— Ты к дереву прислонись, — посоветовала Ольга. — Упрись спиной, легче будет держать Стечкин. И стрелять точней будешь.
'Она права, тут никто не стреляет, прятаться не надо'. Я шагнул назад, уперся, как она посоветовала и для проверки вскинул руки с зажатым пистолетом. Действительно — легче. Ладно, сколько-то я все равно убью, даже на звук. Твари всегда толпой лезут, мозгов у них совсем мало. 'А устать я точно не успею, четыре магазина расстрелять — это только на одну атаку'.
* * *
— Не стреляй!
Ольга дернула меня за руку. Я остановился и в недоумении уставился на нее.
— Что?
— Ты не слышишь, что ли?! — зло спросила она. — В кого палишь?
Только сейчас я сообразил, что Ольгин автомат, уже некоторое время молчит. А я посылаю пулю за пулей просто в темноту. В начале, когда раздался вой и Ольга первой же очередью свалила почти подбежавшего разведчика, в свете пламени её выстрелов, я разглядел жуткие черные тени, выскочившие из леса. В них и стрелял. Сколько раз выстрелил, не понял, но, наверное, магазин подходит к концу. Хорошо, в горячке на автоматический огонь не поставил, сейчас бы уже пустой был.
— Вот это да! — не выдержал я. — Что там творится?
Маленький огонек надежды затеплился в моем мозгу. То, что происходило на берегу, возможно, дает нам возможность пережить ночь. Теперь даже я прекрасно слышал, что вой атакующих тварей захлебывается и, вообще, звучит как-то необычно. Но это не главное — главное было то, что твари бились там с кем-то. И у меня было большое подозрение, что они воевали между собой. Ни одного человеческого голоса — только вой, рычанье и визг.
И вдруг — я вздрогнул и чуть не выстрелил — из этой какафонии кто-то спросил страшным скрипучим голосом:
— Зумбаа, это тыы?
Ольга опустила автомат и закричала:
— Илья!
Из темной, продолжавшей выть и рычать, кучи, выпрыгнула тварь. Я не мог её толком разглядеть, даже когда зверь оказался совсем рядом. Однако по массе определил, что это, скорей всего, полуволк. Мозг уже понял, кто это — Ольга мне про него сегодня рассказывала — но тело продолжало оставаться во власти инстинктов. Я держал палец на спусковом крючке, и лишь силой удерживал себя, чтобы не нажать. Пожалуй, если бы он шагнул ко мне, я бы все равно выстрелил.
Полуволк обернулся к грызущимся позади него тварям, зарычал и что-то пролаял. Визг понемногу начал стихать, драка смещалась вглубь леса. Однако она потеряла былой накал, и, похоже, скоро кончится.
Ольга кинулась к нему, обняла и радостно закричала:
— Гном! Живой! Как ты вовремя — я уже с жизнью прощалась.
Мне совсем не понравилась эта сцена. Если со страхом я уже справился, то с отвращением еще нет. Ольга, моя Ольга радостно обнимающее это чудище — это было выше моих сил. И то, как она сказала, что прощалась с жизнью, не вспомнив даже про меня, резко и обидно укололо. Я даже в мыслях всегда объединял нас и никогда не сказал бы — я прощался с жизнь, а только — мы прощались с жизнью. И к тому же от волка несло чем-то звериным — то, что мы когда-то называли псиной.
Такой запах был в подвалах развалин, где жили огромные стаи одичавших собак. Нас — молодых курсантов военных курсов, для практики гоняли туда воевать с ними. Собаки совсем озверели и нападали на людей.
Я все-таки опустил пистолет и отошел. Пусть милуются, может, надоест наконец, и они вспомнят про меня. Вокруг уже было совсем не так темно, как всего лишь двадцать минут назад, когда я вгонял пулю за пулей в невидимых тварей.
— Игорек, куда ты? Иди, знакомься.
Я подавил обиду — что это со мной? Совсем как ребенок. Тварь протянула когтистую длинную лапу. Я собрался с силами и осторожно пожал сухую шершавую кисть. Тварь в ответ — тоже осторожно, не в полную силу — сжал мою ладонь. Даже сейчас, когда он только обозначил рукопожатие, я почувствовал, насколько он мощнее человека. Наверное, ему ничего ни стоило этим же рукопожатием изломать мои пальцы. Во всяком случае, ощущение было такое, что я жму железную руку.
Хоть он был и ниже меня, но плечи были в два раза шире. Волчья лысая голова с клыкастой пастью не вызывала никакого желания знакомиться ближе.
— Мееня зоовуут Илиияя, — кое-как выхрипел зверь. Мало того, что он растягивал звуки, при разговоре он слишком широко раскрывал пасть и кривился. Каждое слово он выталкивал, борясь со своим звериным обличьем. Похоже, пасть была совсем не приспособлена к человеческой речи.
— Я Игорь, — быстро ответил я, и выдернул ладонь. Рука автоматически скользнула на кобуру. Илья заметил это, но ничего не сказал. Я мог бы поклясться, что в круглых желтых глазах полуволка мелькнула насмешка. 'Ржет, сволочь', — разозлился я и шагнул подальше от зверя. Я понимал, что он успеет когтищами развалить меня пополам, прежде чем я выхвачу Стечкин. Неожиданный спаситель вызвал у меня вместо благодарности, стойкую антипатию.
