Пост

Твари из Рая

Часть первая

Пост

Первым её увидел Санек. Она вышла из леса, когда вот-вот должен был наступить вечер. Люди в это время не ходят, в ямах уже зашевелилась нечисть.

— Смотрите, — Санька сказал это негромко, потому что орать в это время нельзя — не надо заранее привлекать к себе внимание тварей. Костер, у которого мы ужинали, понемногу догорал — скоро надо расходиться по своим норам. Наступало время ночных гостей.

Все вскочили, я подхватил свой заслуженный АК и тоже подошел к остальным. Сзади, с наблюдательной вышки, раздался спокойный голос Павла:

— Вы что — дети? Быстро по местам.

Павел, как всегда в нужную минуту, находился там, где надо — в этот раз сидел на вышке в крутящемся обшарпанном офисном кресле, перед закрепленным на станине Кордом. Он положил пальцы на рукоять и повел стволом пулемета в сторону гостя.

Все очнулись — действительно, как дети. Ребята быстро разбежались. Я нырнул в свой окоп, прошел под заросшей бетонной плитой, и выставил Калашников в амбразуру. Идущий к нам человек не попадал в мой сектор обстрела, а мне страшно хотелось увидеть его. Точно, как ребенок — усмехнулся я про себя. Но нас можно понять — уже тысячу лет никто не выходил на наш пост. Последний раз это было в прошлом году, в предзимье.

Пока я крутился, пытаясь заглянуть сбоку амбразуры, чтобы увидеть гостя, тот уже добрался до подножия холма.

— Стой там! — услышал я Смирнова. Он был когда-то кадровым и голос у него был настоящий, командирский.

— Стою, — ответили снизу, и я вздрогнул. Горячая волна воспоминаний обожгла грудь. Неужели?!

Я не выдержал, выдернул из бойницы автомат и побежал обратно, к выходу. Когда выглянул из окопа, увидел, что братья Селивановы уже ведут гостью. Все были спиной ко мне, и я ничего не разглядел. Любопытство взыграло еще больше. Но убежать из окопа я все-таки не решился, и не потому, что дисциплина, а потому что видел уже, чем это может кончиться. Наш пост когда-то вырезали полным составом. Правда, произошло это давно, еще в самом начале. Мы самые крайние к лесу, мы и соседи справа, может быть, поэтому нечисть так и рвется на наш бугорок. Наш холм держит подходы к городу. Ну и еще дороги здесь сходятся.

Я уже хотел вернуться в дзот, но в этот момент гостья опять заговорила.

— Кто командир? — голос был усталый, но звонкий. Я уже узнал его, но все равно боялся поверить, вдруг это самообман.

— Я! — Смирнов вышел из своего блиндажа и направился навстречу троице. — Кто ты?

— Я из лесных.

Это негромкое заявление вызвало яростные крики. Я опять вздрогнул — лесные! Она что — совсем рехнулась? Лесной идти на наш пост — это самоубийство, сейчас ребята её на куски порвут. Услышав злобные крики, девушка оглянулась, и я выронил автомат.

— Ольга... — я хотел закричать, но деревянные губы выдали лишь шепот.

Дальше все произошло очень быстро — Санька выскочил из своего окопа и молнией метнулся к лесной. В его руке мелькнул нож. Стоявшие рядом с ней ребята или не успели ничего сделать, или, скорее всего, не захотели. Нож ударил Ольгу в грудь, во всяком случае, мне так показалось. Я заорал и выскочил из окопа — второй раз теряю её, и второй раз ничего не могу сделать.

Уже на бегу я понял, что происходит совсем не то, что мне показалось. Санек вдруг взлетел в воздух и с размаху шлепнулся спиной на землю. Девушка стояла над ним и поигрывала его ножом. На её лице играла улыбка, больше похожая на оскал. И Смирнов, и ребята вскинули оружие. Только бы успеть!

Я успел. Толкнул Ольгу в спину и очередь автомата ушла выше, я присел над ней, прикрыл руками и дико заорал:

— Не стрелять! Не стрелять!

Мой сумасшедший поступок спас ситуацию. Все остановились, и Смирнов скомандовал:

— Отставить! Не стрелять!

Потом он взглянул на меня и жестко спросил:

— В чем дело, Игорь? Кто она?

Я поднялся и, настороженно оглядывая всех — никто не выстрелит? — ответил:

— Я её знаю...

Смирнов посмотрел на застывших ребят, на очнувшегося Саньку, на меня и приказал:

— Все по местам!

Потом позвал медсестру Ленку:

— Посмотри, что с Федоровым. Если все нормально, тоже на пост. Лена, а ты займешь на время окоп Игоря. Пока я разбираюсь с ними.

Та молча кивнула, поправила автомат за спиной и присела над Сашкой.

Смирнов перевел взгляд на меня.

— Бери свою подругу и ко мне в блиндаж.

Я протянул руку, молча наблюдавшей эту сцену Ольге и удивленно раскрыл глаза. Она выдернула вторую, спрятанную под курткой, руку и демонстративно убрала пистолет в кобуру под мышкой. Черт! Она в любой момент могла перестрелять нас как куриц! И это моя Ольга? Она поймала мой взгляд. Её глаза немного потеплели, но я до сих пор не мог понять — узнала она меня или нет?

Однако первые же слова разъяснили все.

— Я думала ты погиб тогда...

Больше она ничего не успела сказать, оживший Санька опять завелся:

— Пристрелить её суку! Палыч, чё её допрашивать? Они все с тварями заодно!

— Разберемся! — отрезал Смирнов. — Иди на пост. Стемнело совсем.

Я расслабился. От Санька можно было ожидать чего угодно. Всю его семью еще в самом начале порвали твари у него на глазах, поэтому он иногда становился шальной. Ну, а на лесных злыми были все — никто не любит предателей. Ведь прислуживать тварям, это еще хуже, чем фашистам в Великой Отечественной. Так думали большинство людей, в том числе и я. Но вот с Ольгой у меня словно срабатывал предохранитель — я никак не мог её представить в роли слуги тварей. Тот день, когда мы расстались, вновь стоял перед глазами.

Однако повторный окрик Смирнова заставил меня очнуться.

— Пошли, — я показал Ольге на замаскированный плащ-палаткой вход в командирский блиндаж.

Она кивнула и пошла впереди. 'Какая она стала', — поразился я, увидев её фигурку со спины. Девичья школьная стройность уступила место соблазнительным плавным обводам тела молодой женщины. Что-то похожее на ревность укололо меня. 'Черт! Про что я думаю? Она лесная. Да и за эти три года она, конечно, не была одна'. С седьмого класса у неё никогда не возникало проблем с ухажерами, парни толпой вились вокруг. Мне до сих пор было непонятно, почему тогда она выбрала меня.

— Садись, — Палыч, так мы за глаза называли Смирнова, показал Ольге на поцарапанный металлический стул с треснувшим пластиковым сиденьем, потом вопросительно посмотрел на меня. Я понял и быстро подсказал:

— Ольга. Её зовут Ольга. Ольга Васильевна Белова.

— Зумба, — поправила она. На наши удивленные взгляды пояснила: — Мой позывной — Зумба. Я привыкла.

Я про себя улыбнулся, я знал, откуда это — она с детства занималась танцами, это было её главным увлечением. Она мне все уши прожужжала названиями танцев. Тогда я про зумбу и узнал.

— Что ж, Зумба, так Зумба, — согласился Смирнов, и осторожно предложил: — Ты, девушка, может пистолетик-то отдашь? А то мне как-то не по себе.

— Не отдам, — спокойно ответила она. — Вы знаете, что лесные не воюют с людьми. А я теперь без оружия не могу, привыкла...

— Знать-то, знаем, — согласился командир. — Но и доверять, мы вам не можем, согласна?

— Как и мы, вам! — отрезала Ольга. — И, вообще, хватит тянуть время, думаете, я просто так, поперлась к вам на холм, зная, что в любой момент могу схлопотать пулю?

— Нет, конечно. Сообразили, что тебе что-то надо.

— Так вот — больше надо не мне, а вам!

Смирнов прошел за свой стол в углу рядом с самодельной буржуйкой, сел и демонстративно положил перед собой свой огромный пистолет. Стечкин смотрелся внушительно, не то, что Макаров Ольги. Но мне казалось, что, если, что-то произойдет, Ольга со своим, девятимиллиметровым победит. Палыч хоть и был когда-то кадровым военным, но совсем не спецназовцем и не десантником, а обычной пехотой. Капитан, командир роты. Он устало вздохнул и попросил совсем не по-командирски:

— Ладно, девочка, давай рассказывай, а то действительно, толчем воду в ступе.

Я заметил, что Ольга дернулась, услышав такое обращение, но ничего не сказала. Вместо этого, она достала из нагрудного кармана, топорщившейся на груди разгрузки, небольшой синий контейнер. И я, и Смирнов впились глазами в пенал. Мы оба знали, что это такое. Интересно — откуда в лесу наркотики?

Капитан на всякий случай спросил:

— Что это?

— Это не то, что вы думали, — усмехнулась Ольга. — Смотрите.

Она взяла исписанный лист бумаги из стопки в углу стола и, открутив пробку, высыпала на стол маленькую кучку желтого разнокалиберного песка. Заметив наши изумленные взгляды, она опять усмехнулась.

— Да, вот теперь это точно то, про что вы подумали.

— Золото? — не удержался я.

Она кивнула.

— Теперь я, вообще, ни хрена не понимаю, — по-солдатски прямо, выразил свое мнение капитан. Я был с ним солидарен.

— При чем тут мы?

— Вы знаете, зачем я ношу с собой золото? И почему именно в этом контейнере?

Мы одновременно кивнули. Ответ на первый вопрос знали все. Однако почему золото в контейнере из-под 'порошка', про это я не знал. Я глянул на Смирнова, судя по виду, он тоже был в неведении.

Золото отпугивает тварей, про это теперь знает каждый. Поэтому оно в такой цене, ну и, конечно, потому что теперь, после того как прекратили хождение дензнаки всех стран, золото, как и другие драгметаллы, в какой-то мере заменило их. Однако, в мире были вещи гораздо дороже, на которые можно все обменять. Например — патроны.

— Контейнер из-фпод живого порошка как раз не дает тварям учуять золото.

— Понятно, — едко отметил Смирнов. — А иначе как с ними вам общаться. Мы-то с ними разговариваем только с помощью вот этого.

Он похлопал по лежавшему перед ним Стечкину.

— Как вы надоели со своей ерундой, — зло ответила девушка. — Мы не сотрудничаем с тварями, и даже не общаемся! Очнитесь наконец!

— Если снабжение оборотней едой, это не сотрудничество, то что?

Голос капитана тоже зазвенел. Но он, однако, сумел взять себя в руки.

— Ладно, не будем об этом. Мы все равно, друг друга не поймем.

— Хорошо, — согласилась Ольга. Она тоже сбавила тон, но все равно высказалась. — Запомните, мы ничем не снабжаем тварей, это все ваши сказки. Надеюсь, в конце концов, вы поймете, кто у вас настоящий враг. И забудем об этом. Я пришла по другому вопросу. Так вот, мы узнали, что здесь пройдет караван Восточников с золотом.

— Где здесь?

— По основной старой трассе, а тут у вас на развилке они встретятся с конвоем Добытчиков.

— Не знаю, откуда вы узнали, но нам-то какое дело до всего этого? Конечно, никто не любит Восточников. Но не думаю, что они будут иметь что-то против нас. Думаю, даже наоборот. Мы ведь прикрываем дорогу.

— Вот-вот. Мысль правильная, встреча потому и назначена здесь, что ваш пост прикрывает окрестности. Добытчики никогда не уходят далеко от своего района, они-то точно не доверяют караванщикам. Но главное не это, главное то, что наша разведка узнала кое-что интересное. Восточники этим летом хотят начать торговать порошком и в нашей зоне. Я думаю, что на Город они тоже нацелились.

— Ну, это хрен им! — капитан сделал неприличный жест. — В Городе с наркотиками жестко — расстрел на месте.

— И что? — Ольга язвительно улыбнулась. — Наркоманов не стало?

Все знали, что в нарки в Городе все равно не исчезли, поэтому Смирнов не стал углубляться в эту тему, а спросил то, что интересовало и меня.

— Что ты хочешь от нас? Я этого никак не пойму.

— Мы хотим разгромить караван Восточников.

— Кто мы?

— Самооборона. Лесные.

— А мы причем?

— Помогите нам. Если, мы сможем сейчас разгромить караван, то до следующего лета, Восточники, уже не смогут собрать новый. Представляете, сколько жизней мы спасем?

— Девочка, я такие решения принимать не могу. Я, конечно, поговорю с Городом, но что они ска...

Договорить он не успел. Ольга вскочила и встревоженно закрутила головой:

— Что это?

В ту же секунду я тоже услышал — и тоже удивленно раскрыл глаза. Наверху явно раздавался характерный гул вертолета. Последний раз я слышал этот звук лет сто назад. Лишь Смирнов остался спокоен — похоже, он ожидал этого. Капитан победно улыбнулся и потянулся к лежавшему на столе пистолету. Однако Макаров Ирки уже глядел в лоб капитана. Она скосила глаза на меня, увидела, что я сижу спокойно и опять уже зло спросила:

— Что это?

Смирнов быстро отдернул руку от 'Стечкина' и усмехнулся:

— Это вертолет, девочка.

Прошло всего несколько минут, когда в проходе загремело, и в блиндаж ворвались спецназовцы.

— Все на пол! — орал здоровенный мужик в черной маске с пистолетом в руке. Еще двое в бронежилетах и с короткими автоматами направили оружие на Ольгу. Я и Смирнов быстро выполнили команду. А Ольга отскочила к стене и, держа пистолет обеими руками, переводила его с одного спецназовца на другого. Те на секунду застыли. Через темные полевые очки не видно глаз.

— Бросай оружие, сука! — снова заорал верзила.

Я застыл с ужасом ожидая развязки. Ольга всегда была заводной и никогда не терпела подобного отношения. А тут у нее еще и оружие в руках.

Но все произошло не так, как я ожидал. Раздался стук упавшего пистолета, и я поднял голову. Ольга бросила Макаров и подняла руки.

— Капитан, у вас есть где её закрыть? Нам еще надо некоторое время побыть здесь.

— Конечно, — отряхиваясь, подтвердил Смирнов. — Карцер ниже вертолетной площадки. Игорь иди, покажи.

На выходе Ольга посмотрела на Смирнова, усмехнулась и процедила:

— Ты идиот. Караван будет везти 'порошок', и вы прекрасно знаете, что свидетелей Восточники очень не любят. Так, что вам без нас, в любом случае хана.

На меня она больше даже не взглянула, словно я был теперь пустым местом.

На улице оказалось, что спецназовцев целая толпа — человек десять, не меньше. Все здоровенные, обвешанные оружием, в очках и масках. Я думал, что таких бойцов уже больше не осталось. Большинство профессиональных военных погибли в первые дни войны. Все, кто сейчас сидели как мы на постах, были обычными людьми, некоторые до этого даже не служили и были одеты, кто во что горазд.

Смирнов остался в блиндаже с командиром прибывших бойцов. Выходя, я заметил, что после слов Ольги он сразу притих и побледнел. Даже я знал, что её последние слова были правдой — жестокость Восточников была у всех на слуху.

Но мне некогда было задумываться об этом, все мои мысли были об Ольге. Кем я сейчас кажусь ей? Предателем? Но я действительно ничего не знал! И даже не заметил, когда Палыч смог успеть вызвать этих, словно вернувшихся из прошлой жизни, вояк. А вот тот точно что-то знал и, похоже, ждал чего-то подобного. Я дождался, когда спецназовцы и Палыч ушли, и быстро прошел к контейнеру. Нагнувшись к окошку, я негромко позвал Ольгу.

Она сидела на грубом топчане у стены и задумчиво посмотрела на меня. Я обрадовался — в этот раз её взгляд не был пустым. Зумба снова заметила меня. Держась обеими руками за решетку камеры, я начал объяснять:

— Белова, очнись. Ольга, поверь, я ничего не знал про этих...

— Да, поняла я. Ты, Игорек, как всегда, не при делах. И что я в тебе тогда нашла?

Эти слова резанули меня, словно бритва.

— Зачем ты так? — горько спросил я: — Я ведь тогда обыскал весь город. Как ты смогла спастись?

— Длинная история, — ушла она от ответа. — Ты лучше скажи, сможешь меня освободить?

Ольга осталась Ольгой. Всегда говорила то, что думала. И мне некуда было деться — ответь я отрицательно, и я бы снова потерял её. Думаю, теперь уже навсегда. Я застыл, лихорадочно соображая, что можно сделать. В то, что Ольга наш враг, я даже на секунду не поверил. Но все-таки она пришла из леса, а нормальные люди в лесу уже давно не живут. С тех пор как там появились твари.

— Не знаю, — честно признался я. — Но попробую. Только ты поклянись, что никто из ребят не пострадает.

— Дурачок ты, — она улыбнулась той улыбкой, какой она улыбалась когда-то. — До сих пор в клятвы веришь. Но я клянусь!

Я на миг, словно опять увидел ту девочку, с которой целовался, запершись в её комнате.

— Подожди, мне надо уйти, — я заметил, что спецназовцы все чаще стали поглядывать на меня. Наконец, один забросил автомат на плечо и направился к контейнеру.

— Держись, — шепнул я. — Я обязательно что-нибудь придумаю.

* * *

Первым делом я направился к Палычу, надо было прояснить ситуацию. Но впервые меня не пустили в командирский блиндаж. Как только я приоткрыл дверь, и Смирнов увидел меня, он закричал:

— Кислицын, я занят. Побудь снаружи, я скоро выйду.

Я захлопнул створку, но успел заметить, что они оба, командир спецназовцев и капитан, склонились над столом, на котором была расстелена карта. Что происходит? Что они там рассматривают? Эти мысли недолго волновали меня. Главное было — что мне предпринять, как выручить Ольгу? Надо было, как я и обещал, что-то придумать. Не пойду же я в наглую сбивать замок. Если наши самое большее что сделают, так это свяжут меня на время, как мы иногда делаем это с Саньком, когда он напивается и становится буйным, то от спецназовцев вполне можно ждать пули. В этом я не сомневался. Весь их вид говорил, что уговаривать они никого не собираются.

Оставалось ждать, и я присел на пенек недалеко от входа в командирский блиндаж. Я все-таки надеялся, что со Смирновым мне договориться удастся. Мы здесь на посту, все были как одна семья — сжились за прошедшие месяцы. Конечно, семья хреновенькая, не лучше, чем обычная, где много родственников, но, во всяком случае, мы неплохо ладили друг другом. Смирнов никогда не строил из себя непререкаемого командира, а мы отвечали ему нормальным исполнением приказов, без фанатизма, но точно. В, общем-то, по-другому здесь нельзя — несмотря на кажущуюся курортность жизни на посту, на самом деле мы постоянно находимся под прицелом. Пережив одну ночь, никогда не знаешь, что ждать от следующей. Иногда, бывало, неделями тихо, а иногда твари, словно с ума сходили и каждую ночь, как только стемнеет, начинали лезть на нашу горку.

Несмотря на наше преимущество — и в оружии, и в расположении, твари иногда прорываются — об этом говорят наши потери. Только за то время, что я здесь, мы уже похоронили троих и одного, израненного, отправили в Город.

Я услышал скрип, и дверь блиндажа открылась, на свет появился здоровяк-спецназовец. На секунды остановился, быстро оглядел обстановку и, опустив со лба на глаза очки, направился к своим. Я сразу вскочил и подбежал к завешенной масксетью двери. Она в это время опять открылась, и мы чуть не столкнулись лбами с командиром.

— Опять ты, — Смирнов кисло посмотрел на меня. — Про нее?

Он кивнул в сторону 'карцера'.

— Да. Палыч, — я сразу перешел в наступление. — Зачем ты её закрыл? Она не опасна, я гарантирую. Да ты и сам видишь она самая обычная.

— Блин, Игорек, ну что ты как ребенок? Твари тоже когда-то были обычными. А сейчас тебя за слиток золота рядом с этими обычными просто постоять не заставишь.

— Ольга не тварь! — стоял я на своем. — Она ни капли не изменилась. Я чувствую. Она точно такой же и в школе была.

— Да, — усмехнулся Смирнов. — Уже в школе научилась так драться и оружием пользоваться?

— Палыч, что ты придуряешься? Я тоже в то время воевал только в играх. А теперь без автомата срать не выхожу. Жизнь такая наступила. А у них в лесу, наверное, еще хуже. Поневоле спецназовцем станешь.

— Наверное, — передразнил меня командир. — Ты про её сегодняшнюю жизнь что-нибудь знаешь?

Я мотнул головой.

— Ну вот, ничего не знаешь, а туда же — она хорошая, отпустите её...

Видя, что я собираюсь стоять на своем, Смирнов обошел меня и направился в сторону спецназовцев.

— Подожди еще немного, сейчас их провожу, и обговорим.

— Так они не будут забирать её?

Я обрадовался. Если эти чужаки уберутся, мне будет гораздо легче освободить подругу. Но Палыч быстро притушил мою радость.

— Так они еще не улетают. Сейчас они пойдут вниз, хотят осмотреть придорожный лес вокруг перекрестка.

Я присвистнул — ни фига себе! Они что — совсем идиоты? Я чуть не высказал это вслух, но вовремя прикусил язык. Однако командир по моему лицу догадался, что я думаю.

— Они спецназовцы, — укоризненно сказал он. — Да и светло еще. Твари сонные пока.

Но по неуверенным ноткам в голосе я понял, что он сам сомневается в этой затее.

— Светло, а в ямах и чаще темно, — добавил ему головной боли я.

— Все. Замолчи. Они знают, что делают. Иди лучше на свое место, пора Ленке к себе, в лазарет.

Действительно, надо было пока скрыться с глаз, чтобы обдумать что дальше, и я вернулся в окоп.

* * *

Спецназовцы точно собрались в лес. Из своего окопа я видел, что они что-то обговорили, потом разделились и отправились вниз, к зарослям. Все наши повылезали из своих укрытий и изумленно смотрели на самоубийц. Однако никто ничего не сказал — кто знает, может и правда, эти крутые вояки знают, что делают. Ушли не все, у вертолета остались двое и двое вертолетчиков сидели в машине. Они лишь сдвинули форточки, но из кабины так и не вышли, похоже для того, чтобы быть готовыми к взлету в любой момент.

Я выставил в амбразуру автомат и достал бинокль. Он хоть и был обычным, не армейским, но тридцатикратного увеличения мне здесь вполне хватало. Я навел окуляры на место, где спецназовцы должны были войти в лес, и начал методично рассматривать кусты и деревья. Все было знакомо до одури — и колючка с навешенными на ней пустыми банками, и проплешина между кустами, прямо перед заходом тропы, и сами кусты. Каждый день, по нескольку раз я изучал все это, чтобы понять, не изменилось ли что, что могло сказать о готовящейся атаке тварей.

Бойцы остановились перед самым лесом, один оглянулся, махнул нам рукой — мол, все в порядке и через секунду все растворились во враждебной зелени. Как к ним не относись, но мужики они были смелые. Я бы вряд ли смог себя заставить, вот так с ходу войти в эти кусты, тем более к вечеру. После того, как нагляделся на тех, кто там прячется. Меня даже передернуло от мысли об этом.

Я рассматривал опушку, а сам думал, как все-таки оказалось так, что как только здесь появилась Ольга, прилетели и эти. Если их вызвал Смирнов из-за неё, то свою задачу они выполнили — должны были забрать девчонку и свалить. Если же они прилетели по своим делам, то почему первым делом ворвались в командирский блиндаж? И вообще, кто они такие? Если бы такой отряд был в Городе, я бы все равно за это время, хоть краем уха, что-нибудь о них слышал.

Я все больше склонялся к мысли, что они оттуда — из мифической Москвы. После того, как погибла настоящая столица, Москвой стали называть подземный пункт управления где-то в Московской области. Хотя никто из нашего города никогда там не был, но рассуждали о Главном Центре часто. Но мне всегда почему-то казалось, что кроме нас и Дальнего Города никого на этом свете не осталось. Однако теперь, увидев вертолет, увидев спецназовцев — обвешанных современным оружием, в новых брониках, в новой форме — я вдруг засомневался, у меня впервые проснулась надежда. Может люди, и поднимутся опять. Опять смогут выжить.

Мои мысли прервали выстрелы. Стреляли внизу, совсем недалеко. У меня словно заныл зуб — стало противно и страшно. Привычное состояние пред атакой нечисти. Зря я расслабился, ничего в этом мире не изменилось. Вслушиваясь в короткие очереди Калашниковых, я мысленно представил, что там сейчас творится и сразу попытался отогнать видение. Через несколько минут все стихло. Я до боли вглядывался в зеленую стену — ничего, не один куст не дернулся. Неужто кранты? Сгинули ребята? Ну, нет, не может быть! Даже наши ополченцы, продержались бы дольше. Ведь действительно, еще светло. Это в темноте твари, как рыба в воде, с ними тогда лучше не тягаться.

Я еще посидел минут десять, иногда поднимая бинокль к глазам, но ничего больше не происходило, и я успокоился. Все, надо думать о своем — пора освобождать Ольгу. Чем дольше тяну, тем тяжелее будет решить это потом. На всякий случай, еще раз осмотрев свой сектор, я пошел из своего 'гнезда'. Как только вышел в открытый окоп и поднял голову, сразу понял, что наверху неладно. К 'карцеру', набычившись, шел Санька, на этот раз в его руках был автомат. Пьяный — понял я. И когда успел?

— Эй! — заорал я. — Санька! Ты куда? Не глупи!

Я выпрыгнул из окопа и, набирая скорость, понесся наперерез. С другой стороны, бежал, услышавший мой крик, Смирнов. Он тоже кричал, приказывая Саньке остановиться. Однако тот никого не слушал — поняв, что ему могут помешать, он ускорил шаг, на ходу прикладывая к плечу автомат.

— Да, что же ты, сука, такой упертый! — пробормотал я, и с ходу сбил Сашку с ног.

Он тоже что-то бормотал, матерился, и все время пытался дотянуться до вылетевшего из рук автомата. Слева набегал Смирнов, так же кроя матами и обещая на полгода засадить Саньку в карцер.

И тут началось. Со стороны леса раздался взрыв и следом, словно сорвавшись, затрещали автоматы. И сразу же за этим раздался вой. Сердце у меня упало, а рефлексы подбросили тело. Я успел на ходу подхватить Калашников Сашки и бегом бросился в свой дзот. Скорей, скорей — билось в мозгу — сейчас полезут. Теперь было не до Сашки, и не до Ольги — главное не пропустить ни одну тварь на холм. Перед тем, как спрыгнуть в окоп, я краем глаза заметил, что Смирнов схватил Саньку за шиворот, и они бегут к блиндажу.

Вой продолжал выворачивать душу. Было понятно, что воют сразу несколько взрослых особей.

— Черт, черт, черт! — повторял я, выставив в амбразуру автомат и пытаясь высмотреть фигурку разведчика. Если его сразу завалить, можно вообще сорвать всю атаку. Так бывало иногда. Сейчас бы я быстро выцепил эту несуразную тварь — на улице светло. Одной рукой я держал рукоять Калашникова, плотно прижимая приклад к плечу, вторая автоматически проверяла полку под амбразурой — на месте ли набитые запасные магазины и труба 'мухи'.

Однако в этот раз что-то пошло не так. Еще пару раз грохнуло. Ф-1 определил я, у меня на полке, тоже лежала одна такая. Автоматы стали бить реже, но совсем не смолкли. Значит, живы, обрадовался я. Вой стал не таким страшным, похоже, главных тварей стало меньше, а разведчик так и не появился.

Как только я немного успокоился, загнанная на дно подсознания тревога снова поднялась. Как там Ольга? И что делать? Я еще немного подождал, автоматически ощупывая глазами, лежавший внизу лес и дорогу. Никто так и не появился. В лесу уже только изредка потрескивали короткие очереди и одиночные выстрелы. Ощущение было такое — что спецназовцы добивают кого-то. Неужто твари отступили? Это было бы впервые. Если они начинали атаку на наш пост, то лезли всю ночь, сколько бы мы их не завалили, правда, днем, мы с ними ни разу не сталкивались. В пользу предположения о том, что спецназовцы победили, говорило и то, что твари перестали выть.

Все. К черту! — решил я, и, бросив последний взгляд на лес, пошел к выходу. Пока есть время надо действовать. Но сделать я ничего не успел. Как только я высунул голову из окопа, услышал крик Павла.

— Игорь! Куда? Бегом назад! Полезли!

Такой голос у обычно спокойного Павла, бывал только во время атаки. Через секунду я уже опять сидел на своем месте и пристраивал автомат в специальную ложбинку. То, что я увидел, выглянув в амбразуру, на мгновения ввергло меня в ступор. Повсюду, насколько я мог видеть, из леса лезла нечисть. Я впервые видел атаку при свете дня, и это выглядело совсем не так, как в приборе ночного видения. Значит, они затихли просто перед началом атаки. Сраные спецназовцы, разозлился я, что они там такое натворили, что твари со всего леса сюда собрались?

Что, вообще, сегодня такое происходит? Сначала Ольга, потом спецназ, а теперь вот это. Мысли носились в голове, а тело делало привычное дело. Ведя прицелом по дергающейся цепи уродов, я старался высмотреть разведчика. Есть! Длинная худая фигура, то, припадая к земле и прыгая как кузнечик, то вскакивая на ноги, как человек, впереди всех мчалась в гору справа от меня. Я сдвинулся, поймал дергавшуюся тварь в прицел и нажал курок. Автомат загрохотал, и я выпучил глаза — очередь разнесла разведчика на куски, словно я стрелял из АГСа. Лишь через секунду до меня дошло, что это натворил не мой Калашников. Похоже, Павел тоже засек его и это пуля Корда разобрала тварь на запчасти.

Задумываться было некогда, я нажал курок и провел длинной очередью вдоль серой цепи. С радостью отметил, что один крепкий полуволк завалился навзничь, а пара других тварей задергалась и закружилась на месте.

Первый шок у меня уже прошел. Я почти успокоился. По тому, как пошло дело, я понял, что эту атаку мы отобьем. Очереди автоматов ребят, пулемета вышки и пулемета из командирского блиндажа косили тварей под корень. Сейчас при свете дня, я впервые разглядел, как долго и муторно они умирают. Жизнь никак не хотела покидать разорванные тела зеленых уродов. Потеряв руки, ноги, или голову, обрубки продолжали дергаться, словно в диком сне-фантасмагории. В ночном бою все происходило совсем по-другому — нечисть падала, и больше я её не видел.

Как я и предполагал, твари начали отступать. Сначала исчезли крупные особи, их мускулистые тела с характерной черно-зеленой окраской исчезли первыми. Словно по волшебству — только что были и вдруг пропали. Потом и твари поменьше, с более светлой окраской, одна за другой, с визгом исчезли в кустах. Они потеряли напоследок еще несколько своих собратьев. Сверху слева, оттуда, где сидел Сашка, прозвучала последняя очередь и бой стих.

'Отрезвел, сучонок', — беззлобно подумал я.

Я отложил автомат, взял бинокль и стал рассматривать кусты. Лес был не так далеко, чтобы использовать бинокль, но, когда смотришь невооруженным взглядом, кусты и деревья на опушке сливаются в серо-зеленую стену. А бинокль дает возможность заглянуть дальше, в опасную чащу. День ощутимо склонился к вечеру, между деревьев уже посерело. Наступало самое противное время — сумерки. Когда тебе начинают мерещиться прыгающие и ползущие тени, и ты постоянно хватаешься за автомат.

Я невольно пожалел спецназовцев, что сдуру полезли в лес и подняли всю нечисть, хотя сразу было понятно — они не лесные, и не смогут выжить в лесу. Сначала, когда они появились и схватили Ольгу, я их почти возненавидел, но сейчас успокоился — ребята делали то, что им приказали, они такие же исполнители, как и мы. Интересно, что оставшиеся спецназовцы будут делать дальше? Улетят?

Подумав про это, я мгновенно вспомнил про свою проблему — Ольга так и сидит за решеткой. А если бы мы не отбились, то она даже умереть в бою не смогла — твари так и забрали бы её тепленькой. Даже не представляю, что можно ожидать, попав к ним живым. Всем нам, хотя и полуофициально, с самых первых дней в ополчении, вдалбливали одно — живым в лапы тварей попадать нельзя.

Я достал из нагрудного кармана потрепанную 'Мотороллу' и попытался вызвать Смирнова. Рация прохрипела и смолкла. Я вспомнил, какие рации были у пропавших спецназовцев — новенькие, настоящие армейские, не чета нашим. Я еще раз вызвал всех сразу:

— Это Игорь. Кто живой — откликнитесь!

— Все нормально, Игорек, — раздался в динамике искаженный голос Павла. — Все живы. Твари до лагеря не добрались. Тебе командир отвечал, не слышишь?

Я совсем успокоился. Павел был из таких людей, которым можно доверять. Основательный, немногословный. Как-то так получалось, что он всегда был там, где надо. Его и посадили за Корд, стоявший на самом верху, чтобы он всех видел и мог помочь в случае чего. Этот пулемет был самым мощным оружием на нашем холме.

— Паша, посмотри тогда за моим сектором. Мне надо на пять минут отойти.

— Давай, пригляжу.

По прошлому опыту я знал, что раньше, чем через пару часов твари в новую атаку не пойдут. Это был минимальный срок, а обычно они нападали всего один раз за ночь, хотя бывали и исключения. Но ночью, так быстро как сейчас мы никогда не отбивались. День есть день — это время человека, а не этих уродов. Ночью хоть и осветительные ракеты вывешиваем и прожектора, и приборы ночного видения — все равно преимущество у тварей.

Я закинул автомат за спину и в очередной раз направился по окопу наружу. И уже почти не удивился, когда вдруг сзади зазвучали выстрелы и в воздухе зазвенел, набирая высоту, вой 'баньши'. Сегодня все правила рушились.

— Чтоб вы... — выругался я. Похоже, до Ольги я так и не дойду. Но деваться некуда — раз завыла эта тварь, хорошего ждать не приходится. Баньши вообще редкий гость, я её слышал всего пару раз, оба раза после этого были самые тяжелые ночи в моей службе. Я на ходу передернул автомат, и упал на свое место.

Куда стреляют? Я проводил стволом по стене леса и никого не видел. Выстрелов больше не было, зато голосистая тварь разошлась не на шутку. Её противный загробный вой — намного громче и противней чем вой обычных тварей — выворачивал душу. Кто-то метко заметил, что вой баньши — это похоронный марш, когда его играют для тебя. Немного погодя я положил Калашников перед собой и снова взялся за бинокль. Мне показалось, что в центре выступа леса, прижавшегося к самой дороге, что-то движется.

Бинокль разогнал сгущавшиеся сумерки и вплотную приблизил лес. Точно! Там кто-то есть. Что-то слишком большое даже для взрослой особи. Но, тут можно было легко ошибиться — твари мутировали слишком быстро и чуть ли не каждый месяц, нам присылали картинку с новым уродом. В большинстве случаев, правда, эти новые твари так и оставались в единственном экземпляре. К черту! Некогда размышлять, что там за штука. Я приложил автомат к плечу, перевел переключатель на короткие очереди и прицелился. Палец лежал на спусковом крючке, а я не нажимал. Что-то остановило меня — непонятная тварь среди кустов вдруг развалилась на несколько частей, и мне почудилось что-то знакомое. Это же люди! — вдруг ударило мне в голову. Твари двигаются совсем не так.

Я схватил рацию и заорал:

— По центру, смотрите! Там люди!

— Не ори, — затрещал из динамика голос Павла. — Мы видим.

Из кустов выдрались двое. Они тащили еще одного, то ли убитого, то ли раненного. Верней, тащил его один, второй прикрывал отход. Он шел, постоянно оглядываясь, и держал автомат у плеча.

Снова захрипело, и раздался голос Смирнова.

— Отсекайте, если твари к ним сунутся.

Его слова словно услышали твари внизу. Вой баньши поднялся на невообразимую высоту, у меня даже зубы заныли. И в ту же минуту из лесу хлынула новая волна нечисти. Выскочили они, как всегда, толпой сразу из всех кустов. По краю, там, где были несколько ложбинок, впереди основной массы мчалась нескладная фигура 'разведчика' — эта тактика не менялась никогда, в этом у них не было никакой фантазии. Но в этот раз все пошло не так, вместо того чтобы единым фронтом атаковать нашу высоту, большинство сразу кинулось к людям. И лишь несколько особей, все-таки, рванули вверх.

Надо было пристрелить разведчика, но некогда — в первую очередь надо прикрыть людей. Наши автоматы ударили одновременно. Пули сбивали с ног, серых и зеленых полулюдей-полузверей, но, даже упав на землю, с оторванными конечностями или разорванным брюхом, они упорно ползли к спецназовцам.

Пулемет Павла молчал, боится людей зацепить, понял я. Но без мощного баса Корда, музыка боя казалась жидкой. Его очереди, кроме основной цели — уничтожать врагов, всегда давали психологическую поддержку — стреляет, значит, все хорошо, значит, Паша все видит, и всегда поддержит. По-моему, и нечисть уже знала его пулемет, как только он начинал работать, атака сразу теряла скорость. Во всяком случае, так казалось мне.

Твари окружили спецназовцев и на миг мне показалось, что им конец. Но нет, там снова раздалась длинная очередь и через поредевшую кучу нечисти опять показались люди. Однако ненадолго — тварей было слишком много. Первый боец, тащивший раненного, вырвался вперед, в свободной руке у него был пистолет и он, не целясь, стрелял в подползавших оборотней. Зато последнему, прикрывавшему отход, не повезло — он запнулся и упал. В тот же момент толпа серых тел накрыла спецназовца.

Я выругался. Что делать? Стрелять нельзя — можно попасть в человека, но сидеть так просто нельзя! В нерешительности, я отвел ствол и дал короткую очередь по особям, рвущимся к куче.

В этот момент мимо моей амбразуры пробежал человек. Сашка — узнал я. Он оказался смелей, чем я. На ходу стреляя из Калашникова, Федоров бежал навстречу поднимавшимся спецназовцам. Я затаил дыхание — успеет или нет? Тащивший раненного заметил Саньку и что-то крикнул ему, что — я не разобрал, но Федоров, похоже, понял. Он дал еще очередь, потом забросил автомат за спину и подхватил раненого. Силы у него были еще не растрачены, и Сашка быстро поволок тело в гору. Освободившийся боец сразу развернулся и хотел броситься назад, на помощь третьему, но не успел.

Раздался взрыв, копошащаяся куча вспухла и опала. Твари вокруг взвыли.

Взорвал гранату — догадался я. Царство ему небесное.

Спецназовец присел, когда прозвучал взрыв, потом вскочил и одну за другой бросил еще две гранаты туда, где копошились твари.

— Ложитесь! — в рации звенел голос Павла. — Кричите им, чтобы упали.

Я почти высунулся в амбразуру и заорал:

— Падайте! Санька, падайте!

Не знаю, услышали они меня, или рацию, но оба — и Сашка с раненным, и второй спецназовец плашмя упали на землю. Тотчас загрохотал, запел Корд. Смертоносная крупнокалиберная метель прошла над лежавшими и ударила по тварям. И кучу, и спешащих к ней уродов разметало за несколько секунд.

— Все! Пусть бегут! — опять прохрипела рация.

— Бегите! — во все горло заорал я.

В этот момент мимо меня проскочил вниз еще один человек. Филя. Блин, вот от кого бы я такой смелости не ожидал. Пацан, пацаном. По-моему, даже школу не успел закончить

Филя, Сашка и спецназовец волоком затащили тело за мою амбразуру, и пропали из вида. Через полминуты опять заработала пулемет Павла, похоже, они ушли с линии огня.

Твари все-таки поняли, что им сейчас при свете, ничего не добиться. Вой посланницы смерти прекратился, перестал подгонять их. Живые быстро скрылись в посеченных, изрубленных кустах, а недобитые ползли туда же понемногу. Страшное это было зрелище — покалеченные обрубки черного мяса, сверкая белыми торчащими костями, дергаясь, уползали в лес.

Теперь надо было выйти и обыскать весь лагерь. Это было то, что я не любил больше всего. Одиночные твари — обычно мелкие — все-таки успевали проскочить в лагерь, и после отхода основных сил, прятались в любых укромных темных местах. Так полгода назад погиб Коля Солодовников. Тварь размером с крысу, забилась между бочками с солярой для дизель-генератора, а когда Колян её нашел, прыгнула и вцепилась ему в горло. Пока мы её прикончили, она изорвала парню всю шею.

Как я и думал, через пару минут Смирнов скомандовал:

— Всем, кроме Иванова, на осмотр лагеря! Павел, смотри в оба. Черти сегодня совсем озверели.

Конечно, озвереют, — думал я, выбираясь из окопа. — Когда в их логово люди лезут.

Поднявшись наверх, по привычке сразу заглянул за потрескавшуюся бетонную плиту — там однажды меня поджидал спрятавшийся разведчик. В тот раз я чуть не отдал богу душу, никак не ожидал встретить нечисть на выходе из окопа. До сих пор не пойму, как я успел среагировать — реакция и движения у разогретых тварей, гораздо быстрее человеческих. Скорее всего, меня спас охранный медальон — хоть и маленький, но из чистого золота. Всем, кто на постах, на первой линии, как мы, Город бесплатно дает такую штуку.

Тварь тогда кинулась на меня, и медальон на груди оказался прямо перед его мордой. Вот он и замедлился. Весь рожок я в него всадил со страху.

За плитой никого не было, не расслабляясь, я покрутил головой — все ребята шли по своим, давно отработанным маршрутам. При зачистке важна методичность, нельзя пропустить ни одно укромное место. Но я в этот раз нарушил все правила — не пошел по своему участку. Сердце гнало меня в другую сторону. К черту! — решил я. — Успею. Надо посмотреть Ольгу.

Наверху уже не было ни спецназовцев, ни наших. Похоже, раненного затащили в лазарет. Вертолетчики — те так и не вышли, сидели, закрывшись в 'восьмерке'. Правильно делают, подумал я. Толку от них в бою с тварями было бы немного, а вот раненых в случае чего, спасти они могли. Все-таки в Городе возможностей у медицины больше. Хотя вряд ли бы, кто живой из нас отсюда сбежал. За время службы, все кто находился на посту, стали в чем-то похожи на тварей из леса. Такие же отмороженные — если те, не останавливаясь, лезли и лезли на нас, то мы в свою очередь считали, что рождены для того, чтобы стоять тут насмерть.

Пост — это навсегда. Звучит пафосно — но это так. Те, кто были из другого теста, отсеивались за один-два месяца.

Я торопился, но впитавшийся уже в кровь опыт, заставлял идти осторожно, разглядывая каждую тень в ямках. Однако, как только я вышел на прямую видимость и разглядел клетку, осторожность покинула меня. Не веря своим глазам, я помчался к 'карцеру'.

Решетчатая дверь была распахнута, контейнер был пуст.

— Что за хреновина?

Дверь висела на дужке огромного замка, петли с другой стороны были вырваны. Кто мог такое сделать? Хоть петли и самодельные, из катанки-шестерки, но голыми руками не один человек не порвет. Не Ольга же? Да и не было тут никого.

Я подозрительно посмотрел на закрытую 'восьмерку', кроме них здесь никого кто хотя бы теоретически мог это сделать. Но и они тоже не гиганты — каким образом можно сорвать петли? Нужен хотя бы лом. Вокруг ничего похожего не было.

Я прижал тангетку и вызвал Смирнова.

— Палыч, ответь. У меня проблема.

Тот откликнулся сразу:

— Что такое? Тварь нашел? Вызывай всех.

— Не, не тварь. Пропала пленная. Ты ничего про это не знаешь?

— Иди на хрен, — не поверил командир. — Как это она смогла свалить из камеры?

— Вот и я думаю. Приходи, тут дело очень плохое. Дверь сорвана.

— Бля..., — донеслось из рации — Иду. Ничего не трогай.

* * *

Смирнов появился не один. Вместе с ним пришли Санька и Филя, я сразу понял, что Палыч был в медчасти, и прихватил их оттуда. Оба парня были взбудоражены — раскрасневшиеся лица с поблескивавшими глазами говорили, что он не отошли еще от произошедшего. Ребята, когда вызволяли спецназ, сошлись с тварями чуть не в рукопашную, на такое надо решиться. От Саньки можно было, конечно, и не такой фортель ожидать — он чокнутый, а вот Филя. Он, когда к нам пришел, я подумал — продержится максимум неделю. Такой он был домашний и не военный — как цыпленок.

— Но чо я говорил! — сразу начал Сашка. — Я предупреждал — она из леса, значит не человек. Человек дверь с петель вывернуть не сможет. Ушла на хрен вместе с тварями.

Смирнов молчал и, удивленно качая головой, осматривал разорванные петли. Филя тоже не сказал ни слова, но было похоже, что он на стороне Сашки. Наверное, совместная смертельная вылазка, как-то сблизила их.

Блин! — выругался я про себя. Логика в словах Федорова все-таки была — ведь кто-то освободил её. А вертолетчики?! — мне только сейчас пришло в голову, что они должны был видеть все — вертушка стоит на площадке выше всех, кроме пулеметного гнезда Павла. Я не успел.

— Надо спросить у ребят из 'восьмерки', — высказал мою мысль Смирнов. — Они должны были все видеть. И почему-то не подняли тревогу.

— Да понятно почему, — усмехнулся Санька. — Обделались от страха, когда тварей увидели. Поди, в Городе думают, что это сказки.

— Сейчас узнаем, — усмехнулся и Палыч. Презрение к городским было общей чертой всех сидящих на первой линии, на постах.

— Ты, — он посмотрел на меня. — Пошли со мной. А вы ребята, порыскайте еще тут по округе. Сами знаете, они, суки, могут в любую дырочку спрятаться.

— Хорошо, Палыч, — ответил Санька и показал Филе его сторону. Армейской субординацией у нас и не пахло.

Вокруг уже основательно посинело. Поганое время. Сумерки. Мы пошли наверх, на лысую площадку перед расположенной на самой вершине вышкой Паши. На ней мы сжигали накопившийся мусор. Кто бы мог подумать, что она станет вертолетной площадкой.

Забравшись, мы подошли к пассажирской двери, и Палыч постучал по круглому стеклу.

— Ребята, откройте, поговорить надо. Это командир поста, капитан Смирнов.

Однако ничего не произошло — в вертолете молчали.

— Спят, блин, что ли? — командир раздраженно постучал опять. В этот раз сильнее.

Мне показалось, что я услышал какой-то скрип внутри вертушки, но ответа мы так и не дождались.

— Что за хрень?

На лице Смирнова появилась тревога. Он несколько раз ударил по дюралю прикладом Калашникова. Я тоже закричал:

— Эй, орлы, открывайте! Сейчас дверь сломаем.

Смирнов достал рацию и вызвал Иванова.

— Паша! Ты не видел, куда летуны из вертушки делись? Выходили они вообще?

Павел отозвался сразу:

— Командир, я никого не видел. Сам понимаешь, мне не до этого. Твари не дают отвлекаться. Я, честно сказать, за лагерем не смотрел.

— Ну, бл..., — хотел выругаться Палыч, но не успел. Рация захрипела голосом Павла:

— Командир, они опять!

В тот же момент из Пашкиного укрытия вылетела ракета и осветила все вокруг неровным качающимся светом. Следом оттуда же ударила длинная очередь. И тотчас внизу завыли твари.

Блин! Началось! Из головы мгновенно вылетели мысли о вертолетчиках и пропавшей Ольге. Теперь надо думать об одном, как выжить — то есть не дать тварям подняться на высоту.

За несколько мгновений я промчался через лагерь до своего места и заскочил в окоп. Я слышал, как взревел и затарахтел дизель. Свет есть. Я сразу включил оба своих прожектора, и выставив ствол в амбразуру, вгляделся в потемневшую стену леса.

Я не сразу понял, что это не только сумерки виноваты — из подлеска на дорогу снова ползло нескончаемое месиво рук, ног, клыков, горящих глаз.

— Ах, ты е...! — ругательство вырвалось, само собой. Такой толпой нас давно не атаковали. Я нажал на курок и провел длинной очередью вдоль строя. Движение в моем секторе сразу замедлилось, но ненадолго — твари перепрыгивали через упавших и продолжали выползать на дорогу.

Со всех сторон звучали выстрелы и гадинам никак не удавалось проскочить дорогу и набрать скорость для атаки. В который уже раз я удивился их тупости — ведь, стоило им применить немного хитрости и тактической грамотности, они давно бы разгромили наш пост, да и остальные тоже. Только их глупая тактика — всегда одна и та же — накопить силы в чаще перед дорогой, а потом толпой бежать вверх по холму — только это давало нам возможность отбивать пока их атаки. Я всегда, со страхом, думал, что однажды наступит день, когда они поймут, что в тихую нас взять легче. До них даже то, что высоту можно просто окружить, никак не доходило.

Рация ожила. Слабенький голосок медсестры Лены звал Смирнова. Ленка очень редко пользовалась 'Моторолой', так что я даже сразу и не узнал кто это. Сразу же после её вызова вмешался чужой голос:

— Капитан Смирнов! Срочно пройдите в медсанчасть. Срочно!

Я понял, что это спецназовец, тот последний, который остался живым и невредимым.

— Иду, — ответил капитан. По голосу было понятно, что он недоволен.

Внизу, в свете прожектора, снова началось шевеление, и я перестал обращать внимание на все остальное.

Время для меня остановилось. Я целился, выбирая тварь поактивнее, могущую повести своим примером других, стрелял, снова целился, снова стрелял. Менял время от времени, пустой магазин на полный, смахивал пот и матерился. Краем уха я улавливал очереди других ребят — значит, живы, значит, держимся.

Вдруг все стихло. Лишь ставший уже фоном вой тварей в лесу висел над миром. Я еще минуту вглядывался в шевелящиеся тени внизу — раненные уроды уползали в кусты, а оттуда никто больше не появлялся.

Все, пора идти проверять лагерь. Напоминая об этом, из рации зазвучал голос Смирнова:

— Отбой. Все на зачистку. Паша наблюдает.

— Есть, командир! — Павел, как всегда, был серьезен. Остальные, тоже отозвались, но не по-армейски, а кто во что горазд. Я тоже буркнул, что понял и выполняю.

Как только я перестал стрелять и очнулся от горячки боя, тотчас вернулись мысли об Ольге — где она? что произошло?

Наверху было еще не так темно, как казалось мне, когда я глядел из амбразуры. Но все равно, я нацепил и включил налобный фонарь. Береженого бог бережет. От командирского блиндажа послышались голоса. Я узнал Палыча, второй был незнакомым — наверное, тот спецназовец, что остался целым. Уловив обрывки фраз, я понял, что говорят про вертолетчиков, похоже, все-таки собрались лететь.

Голос Смирнова стал громче, я понял он злится. Теперь фразы были слышны отчетливо — он втолковывал собеседнику, то, о чем я только что думал. Сначала надо проверить территорию, найти и прикончить спрятавшихся тварей и только потом можно заниматься другими делами. Однако спецназовец тоже повысил голос. Он требовал немедленно идти к вертолету. Командира надо срочно эвакуировать.

Пока они препирались, дело шло — ребята один за другим докладывали об окончании проверки. Я тоже закончил, доложил, еще раз оглядел свой сектор — не забыл, чего? — потом опять направился к 'карцеру'. Никак не верилось, что Ольги нет. Словно наваждение — появилась и исчезла.

— Кислицын! — заметил меня Палыч. — Иди сюда, поможешь.

Я скривился, меня сейчас больше всего интересовала моя бывшая подруга, но промолчал — командир ни в чем не виноват.

— Что делать? — я подошел к блиндажу.

— Сейчас еще Саня подойдет, поможете раненного до вертушки дотащить.

— Понятно. Сделаем.

Смирнов повернулся к спецназовцу:

— Теперь пошли, надо летунов тормошить, а то они до сих пор молчат.

Старший спецназа оказался тяжелым. Он так и не пришел в себя и его пришлось нести на носилках. Мы с Саньком уже прошли почти полпути до вертушки, когда по ушам резанул дикий вопль. Шедшая рядом с нами медсестра Лена присела и закрыла лицо руками. Мы резко опустили носилки и схватились за автоматы. Глухо защелкал пистолет. Возле вертушки происходило что-то очень нехорошее. Мы с Саньком переглянулись, подняли автоматы и побежали туда.

Вертолет загораживал происходящее — но звуки не сулили ничего хорошего. Ожила рация. Все наперебой спрашивали, что происходит. Голос Павла перекрыл остальные:

— Ребята, быстрей, там Палыч!

Похоже, он тоже не видит, что там за вертолетом.

Мы, не сговариваясь, разделились — я со стороны кабины, а Санька с хвоста. Криков и выстрелов больше не было, слышались только короткие возгласы, шлепки и удары. Я невольно замедлил шаг, вскинул автомат к плечу и выглянул из-за кабины.

— Черт! — заорал я. Калашников в моих руках забился, выплевывая в темноту стреляные гильзы. С другой стороны вертушки загрохотал автомат Сашки. И тотчас с вершины мощно ударил пулемет Павла. Все мы стреляли по, убегавшей скачками, темной фигуре. На плече громадного волка в такт скачкам дергалось тело человека. В пару секунд тварь скрылась за бугром, теперь его видел только Паша.

Я обернулся. Луч моего налобного фонаря осветил страшную картину — вся земля вокруг вертушки была залита кровью. В скрученных исковерканных позах лежали несколько фигур. Я лишь мельком глянул на них и побежал туда, куда скрылся волк.

Они лежали совсем недалеко. Сначала бьющийся в агонии полуволк с оторванной крупнокалиберной пулей головой, а следом за ним Ольга. Когда Пашкина очередь догнала тварь, он успел бросить Ольгу вперед. Я, не глядя, автоматически, добавил короткую очередь в спину бьющемуся уроду и подбежал к однокласснице.

Перевернул тело и приложил пальцы к артерии на шее. Жива! На секунду стало легче. Но вид девушки опять заставил сердце сжаться — она была вся в крови. Лицо было полностью залито, на форме тоже чернели огромные пятна. Ольга была без сознания, и я стал быстро осматривать её, стараясь обнаружить ранения.

К моему удивлению Ольга была абсолютно цела — ни одной раны!

— Ну что — теперь понял, кто она?

Раздался из-за спины хриплый голос Сашки. Я не успел ему ответить, нас вызвал Павел.

— Санька, Игорь! Что там? Вы целы?

Сашка повернулся в сторону прожектора Павла и помахал рукой. Потом ответил:

— Да! С нами все в порядке. Но командира больше нет. Командуй, Паша.

Похоже, услышали все. В рации зазвучали голоса. Все спрашивали, что с Палычем.

— Убит командир, — коротко ответил Санька. Павел некоторое время молчал, потом предупредил:

— Ждите там, я сейчас подойду.

И добавил для остальных:

— Ребята, смотрите в оба. Сегодня, похоже, нас решили прикончить.

— Ну что сам убьешь, или мне? — опять прохрипел Сашка. Когда он успел сорвать голос, только недавно нормально говорил? Мысль перебивала ту главную, которую мне никак не хотелось пускать в голову — кто теперь моя Ольга? Неужели Санек прав?

— Ну что думаешь? Это ведь за ней твари лезут.

Черт! Если принять это — тогда да, становится понятно, почему твари изменили свою тактику и прут днем, несмотря на потери. Но я не хотел об этом думать. И даже больше — я чувствовал и верил, что это все ерунда! Не может Ольга быть на службе у тварей — не из тех она людей.

— Иди отсюда, — устало попросил я. — Я сам все решу.

— Да, хрен ты решишь! — завелся Санька. — Я же вижу, как ты сопли распустил, когда её увидел...

Он кувыркнулся и расстелился ниже по холму. Я стоял над ним, потирая, разбитый об зубы кулак. Сам виноват — он прекрасно знал, что я не терплю прямых оскорблений. Сашка бешено зыркнул на меня, на отлетевший в сторону Калашников, и вскочил. Я понял его намерения, и успел опять сбить с ног прежде, чем он дотянулся до автомата.

— Вы что, с ума посходили?!

Поспевший Павел, встал между нами.

— Вам делать больше нечего? Там Палыч мертвый лежит, а они тут...

Он горестно вздохнул и, не повышая голоса, предупредил:

— Кончайте, иначе обоих пристрелю.

Спокойствие, с каким он это сказал, говорило о том, что он выполнит обещание. Мы это знали. Палыч мог наорать, крикнуть в запале, что застрелит, даже пистолетом помахать перед носом, но всем было ясно, что это только слова. У Павла же слова никогда не расходились с делами — я ни разу не слышал, чтобы он соврал, или не выполнил какое-то обещание.

— Ты бери пленную, — он кивнул мне. — Неси её к Лене. Она посидит с ней до утра.

— А ты, Сашка, накрой чем-нибудь это, — Павел показал на трупы. — Утром похороним.

Он прижал тангетку висевшей на груди рации, и четко проговорил:

— Всем. Командир погиб, я принимаю командование. Продолжаем службу, похоже, ночка будет веселой. Отомстим тварям за Палыча.

То, что Павел принял командование, никого не удивило — так было решено давно, в случае отсутствия Смирнова или его гибели, следующим был Паша. После него, как ни странно, должен был командовать я. Так предложил в свое время Палыч и все ребята согласились.

Пока я возился, с так и не пришедшей в себя, Ольгой, Павел залез в вертолет. Через минуту он появился.

— Все цело, — пояснил он, заметив мой взгляд. — Умел бы кто, можно летать в Город.

Про вертолетчиков мы не вспоминали, понятно, что они лежали там же, среди месива мертвых тел.

Я взял Ольгу на руки и поплыл — запах её волос остался точно таким же. Пахло какими-то цветами, так же как тогда — в прошлой жизни. Я закрыл глаза и немного постоял, потом прижал расползающееся тело к груди и пошел к лазарету. Ленка, убежавшая после того, как увидела зверя, вышла из своей землянки и ждала меня у входа.

Однако дойти до медчасти я не успел, словно, повтор надоевшего кошмара, ночь опять взорвалась воем тварей и автоматными очередями. Лена сразу спустилась к себе. Я на секунду замер — что делать? Потом решил — к черту лазарет, не успею! Вход в мой окоп был совсем рядом, я положил Ольгу на землю, спустился на пару ступеней, поймал её за плечи и потащил в свое гнездо. Быстро уложил на старый матрас, лежавший на досках в углу — я иногда, спал прямо здесь — и бросился к амбразуре.

Так и есть — в свете прожекторов внизу блестели десятки пар глаз. Дал короткую очередь для острастки и провел прожектором вправо-влево. Разведчика не видно. Значит или убили, или уже пробежал и сейчас прячется где-то у нас. Эта худая тварь, как крыса, никогда не нападает в одиночку, всегда ждет своих более сильных товарищей. Только если его зажать, и уже нет другого выхода, тогда он тоже кидается в драку.

Снизу полезли, и началось — мысли и чувства исчезли, я превратился в автомат — придаток к Калашникову. Я, то выцеливал вырвавшихся вперед особей, то просто длинной очередью заставлял распасться особо крупную кучу оборотней. Тварей нынче было так много, что их вой, казалось, перекрывал даже очереди крупнокалиберного пулемета Павла.

Сначала я несколько раз оглядывался. В полумраке, слабо разбавленным светом, падающим через амбразуру, было видно только то, что Ольга лежит, а очнулась она или нет — не разобрать. Потом я полностью переключился на то, что творилось с наружи и больше не оборачивался. А дела в этот раз шли все хуже. Обычно нападавшим хватало двадцати минут постоянных смертей. После этого они теряли желание рваться вверх и уползали обратно в Лес. Однако сегодня все шло по-другому. С самого начала дня, с той минуты, как фигурка девушки появилась перед нашим постом.

Прошла уже, казалось, целая вечность, а черно-зеленые фигуры все появлялись и появлялись, выныривая из враждебной стены леса. Я с тревогой начал посматривать на запасные магазины. По-моему, они стали убывать слишком быстро. В ящике у матраса были еще два полных цинка с патронами, но если так пойдет, то набить новые я просто не успею. Я уже перестал делать длинные очереди и старался тщательней прицеливаться. Даже в горячке боя начала проскальзывать подлая мысль, что эта ночь, может оказаться последней.

— Лена! — Павел не забывал ни о чем. Лишь только атака чуть замедлилась, он начал перекличку.

— У меня все нормально, — голос Ленки немного дрожал. Но мы знали, что ей можно доверять, она только на вид была блондинкой. Внутри у нее явно была стальная пружинка.

— Саша...

— Геннадий...

Иванов продолжал вызывать, все коротко отвечали.

— Игорь!

Я постарался, чтобы мой голос звучал весело:

— Все нормально. Воюем.

— Ты почему не отнес девушку к Лене?

Блин! И про это помнит.

— Не успел, — честно ответил я. — Твари полезли. Ты же сам видел.

— Ладно, — согласился он. — Как она?

Я оглянулся.

— Все так же. Без сознания.

Наш разговор перебил Филя.

— Командир! Они опять!

— Вижу, — немного глухо, но как всегда спокойно ответил Павел. — Воюем. Всем удачи!

Я тоже заметил, что внизу у кромки леса, опять началось шевеление. Вторым прожектором, который крутился на турели, провел по сторонам. И сразу повезло — разведчик появился прямо напротив меня. Худая тварь выпрыгнула из кустов, на мгновение застыла, выставив длинную морду и принюхиваясь, а потом понеслась в гору. Урод иногда падал на все лапы и прыгал как кошка. Я задержал дыхание, выбрал опережение и аккуратно потянул спусковой крючок. Короткая, в три патрона, очередь дернула автомат. Тварь как раз прыгнула и поймала грудью свою смерть. Разведчик словно застыл в воздухе и рухнул на землю. У Калашникова, слишком легкая пуля, тварь не отбросило и не разорвало, как это было после попадания из Корда Павла. Но то, что ему кранты это я знал точно — наверняка, разворотило всю грудь.

Я не успел порадоваться успеху — вовремя убитый разведчик, часто останавливал атаку — как заметил, что справа в секторе Гены, мчится вверх еще один такой же. Вот это было уже новенькое — еще ни разу за мою бытность на посту, атаку никогда не начинали сразу два разведчика.

Я перевел взгляд влево — черт! Похоже, и там бежала такая же худая тварь. Это было вообще из ряда вон. Вдруг стало тоскливо — несколько разведчиков сразу — ничего хорошего это сулить не могло. Я приложил к плечу приклад и попытался поймать в прицел тварь из сектора Гены — он был ближе. Но в этот раз не повезло. Урод скачками ушел в сторону и исчез. Ладно, теперь это Генкина проблема. Я сразу переключился на остальных, тех, что внизу.

* * *

Первой погибла Лена. При этом мы все слышали, как это произошло.

— Ребята! Помогите! Помоги...

Потом рычание и все смолкло.

Похоже, все произошло мгновенно, она успела выкрикнуть в рацию только три слова. По меркам нашего поста, потерь у нас не было очень давно, и мы отвыкли от этого. На других гибли чуть ли не каждый месяц. Я дернулся бежать к ней на помощь, но только привстал и сел обратно. Уже бесполезно. На секунду отвлекшись от черной стены леса, я проверил двери, отделявшие мое гнездо от окопа. Нормально — массивный засов закрыт. Как же тварь попала к Лене? Наверное, открывала двери зачем-то.

Ольга так и лежала без сознания, я на ходу опустил руку ей на шею. Пульс есть, хоть и очень редкий. Что-то слишком долго она не приходит в себя. Однако переживать было некогда, выстрелы и вой, зазвучали с новой силой. Я припал к амбразуре. Твари в моем секторе были не очень активны — иногда выпрыгивали из кустов, потом снова скрывались. Я знал, что это такое — сейчас там, в темных зарослях кустов и между деревьев накапливается масса уродов, чтобы через несколько минут броситься наверх, под наши пули.

Меня всегда удивляло то, что тварей так много. При любой атаке, мы убивали не меньше десятка особей — как повезет, иногда и несколько десятков. И на порядок больше их уползало раненных и изуродованных. Однако проходило пару часов и Лес опять выплевывал целую толпу живых особей. За два года с небольшим, когда они появились и начались первые столкновения, мы так и не узнали о них почти ничего. Откуда они взялись, как размножаются, где живут и прочая, прочая.

Конвой, привозивший нам припасы, забирал иногда не успевшие разложиться трупы гадов — говорили в лабораторию для изучения — но пока никаких данных из Города не было.

То, что происходило сейчас, было тоже необычно — твари всегда нападали на всем фронте одновременно. Сейчас же — на других участках у ребят звучали выстрелы, а у меня была тишина. Пулеметные гулкие очереди сверху, вообще, участились. Что за черт?! Почему не лезут ко мне? Я опять вскочил — хотелось выбраться наверх и оглядеться. Я даже дернулся к двери, но вдруг с размаху сел обратно на свою доску. В углу, в полумраке блестели черные глаза.

— Ольга!

Я бросился к ней, но сразу застыл. Чужой холодный голос тихо спросил:

— Кто ты?

По спине поползли мурашки. Я раздвоился — на матрасе по-прежнему лежала моя Ольга, но говорил, казалось, кто-то другой.

— Ольга, это я, Игорь.

Сзади, за амбразурой опять раздался вой — баньши подобралась, похоже, к самому подножию холма. Я дернулся, но побоялся отвернуться от Ольги. Она сама показала рукой на бойницу, и нормальным голосом приказала:

— Туда смотри, Игорек.

Я выдохнул — голос был тот же самый, который я помнил все эти годы. Значит, показалось, успокоил я себя. Крикнул ей, чтобы не вставала и быстро крутнулся назад к амбразуре.

— У нас тут сегодня полный кирдык! Прут и прут! Скорей бы утро! — добавил я, не глядя на неё.

Что-то было не так — я понял это нутром. Хотя все внимание было направлено на то, что творилось за амбразурой, я почуял, что что-то изменилось. И вдруг понял, что уже некоторое время не слышу пулемета Павла. Однако я быстро успокоил себя — менять коробку с патронами и вставлять ленту — это быстро не сделаешь. Всегда так. Он сколько раз просил второго номера, но людей никогда не хватало.

Видимо, твари тоже поняли, что наше самое грозное оружие не работает, и осмелели. Сначала одиночные фигуры снова начали выпрыгивать на дорогу, а немного погодя из Леса полезла уже основная масса. Я дал очередь и выругался, АК — это не Корд, рассеять скопившихся внизу не удастся. Очередь из крупнокалиберного сейчас была бы как раз вовремя — покосила бы как траву, собравшихся кучей гадов. Глядишь и атаку сорвали бы. Что же Паша так долго?

Я вздрогнул. На плечо легла рука.

— Вам конец.

— Сплюнь!

Я взглянул на Ольгу и на секунду прижался щекой к её ладони. Она удивленно посмотрела на меня.

— Ты что?! До сих пор?

А ты, неужели ты не помнишь ничего? Я не стал отвечать и отвернулся. И как раз вовремя. Огромная тварь скачками неслась внизу справа, там, где был небольшой овражек. Они всегда старались там проскочить, и я хорошо пристрелял это место. Выловив, когда над землей появится звериная голова, я нажал курок. Мимо. Тварь скоро проскочит место, где я могу его достать, и уйдет в другой сектор. Потом его лучше всего будет видно Павлу, сверху. Паша, Паша, что же ты молчишь?

— Дай!

Ольга вдруг оттолкнула меня и припала к бойнице. От неожиданности я, не сопротивляясь, отдал ей автомат. Через секунду АК коротко грохнул, и затвор выкинул на земляной пол две дымящиеся гильзы.

— Вот так надо. Всегда стреляй в тело, а не в голову. Так надежнее.

Она улыбнулась. Улыбка была не Ольгина — жесткая и холодная. Такую я уже видел сегодня, когда она отобрала нож у Саньки. Ольга поднялась, забросила автомат на плечо и спросила:

— Еще оружие есть? Хорошо бы Макаров, у него пуля тяжелая.

— Нет. Вон две гранаты и 'муха', — я показал на полку под амбразурой. — Но это, как сама понимаешь, на крайний случай.

— Бери все и пошли. Нож есть?

— Да, конечно.

Я торопливо достал из кармана складень-выкидуху. Почему-то я чувствовал себя перед ней, как школьник перед завучем.

— А настоящего ножа нет? — скривилась она. — Ну или топора, на худой конец?

— Нет. А куда мы собрались?

— Плохо, — не заметив моего вопроса, вздохнула Ольга. — Как вы в рукопашную с ними деретесь? На кулаках что ли?

— В рукопашную?! С тварями? — я немного окосел от такой перспективы. — Никак, мы не идиоты.

— Ладно, деваться некуда, пойдем с тем, что есть. Автомат будет у меня, я, похоже, с ним лучше управляюсь.

— Так куда мы? — я занервничал. Я не привык, так надолго отрываться от амбразуры, когда идет атака.

— Ты что не слышишь — посту конец. Пулемет молчит. Пойдем туда. Надо отбивать точку, измененные технику не трогают. Пулемет и патроны целы. Если их не отобьем, до утра точно не продержимся.

Мне было страшно, даже очень страшно — но я не мог показать этого Иринке.

— Пошли, — стараясь казаться спокойным, я сунул гранаты в карманы куртки и забросил 'Муху' за спину. Потом включил налобный фонарь и шагнул к двери.

— Стой, — она придержала меня за руку. — Я пойду первой. Приготовь лимонку, если крикну — кидай, куда покажу. И возьми вон ту штуку — пригодится.

Ольга показала на стоявшую в углу у дверей 'фомку' — короткий изогнутый ломик. Вчера я подгонял им свою перекосившуюся дверь.

Она отодвинула засов и, перехватив автомат, решительно толкнула дверь ногой. Я шагнул за ней, радуясь, что она не видит мое лицо — наверняка, страхом перекошено. В левой я зажал ребристое тело гранаты, а в правой 'фомку'.

Очереди разрывали ночь. По тому, где стреляли, я определил, кто из наших еще держится. Черт! Все плохо — работали только четыре автомата. Значит, в живых осталось пятеро: Филя, Сашка, Гена Славкин и оба брата Селивановы. Я тут же поправился — со мной шесть.

Почти половина погибла за пару часов. Хоть я и не видел, что произошло с Леной и Павлом, но ни капли не сомневался, что они мертвы. Иначе, давно бы подали весточку.

— Стой! — остановил я Ольгу и показал на опасное место. — Сейчас вот тут за плитой, может прятаться. Уже было раз.

— Свети!

Она вскинула автомат к плечу и шагнула в сторону, обходя темный провал. Никого. Я так давно не выходил ночью наружу, что не узнал свой пост. Все прожектора у огневых точек ребят светили вниз — так что пространство от дороги до самых блиндажей было освещено хорошо. А площадку за блиндажами, освещали только три прожектора на вышке Павла. Один — тот, которым можно было управлять вручную, сейчас завалился и светил прямо в землю под вышкой. Теперь я точно поверил, что Павла больше нет. Но как он мог подпустить тварей к себе, я даже представить не мог.

Я отвлекся, разглядывая лагерь, и вздрогнул от загрохотавшей возле уха очереди. Ольга стреляла куда-то вверх. Я заметил только мелькнувшую у вертолета тень. Попала или не попала она в кого-нибудь, я не понял. Однако подруга уверенно сказала:

— Рогатый готов.

— Что? Какой рогатый?

— Что не встречал? У них вот здесь на лбу вот такие наросты. Мы зовем рогатыми.

Я вспомнил, что да — я тоже видел таких. У них еще морда клювом.

Притихший было вой тварей, вновь зазвучал, набирая нечеловеческую высоту.

— Сраные баньши, — выругалась Ольга. — Специально на психику давят. Сейчас опять полезут.

Я тоже в этом не сомневался. Весь предыдущий мой опыт говорил об этом.

— Хрен с ними, Игорь, не отвлекайся. Пусть пока остальные поработают, — Ольга поправила на плече ремень Калашникова. — Наше дело пулемет. Пошли!

Хотя до гнезда Павла, было всего метров сорок, пройти их быстро не удалось. В темном круге мертвой зоны прожекторов вышки, зарычало-завыло несколько глоток и нам навстречу выскочили два здоровых полуволка. Однако, заметив, как Ольга вскинула автомат, они резко затормозили и скрылись обратно в темноту.

— Здоровые умные, — констатировала она.

— Знаю, — отозвался я.

Мы действительно, это знали — чем больше по размеру тварь, тем больше у нее мозгов. Полуволки были размером с человека и соображали почти также. Мелкие же твари, больше были похожи на животных — если в общей атаке они еще как-то действовали по плану, то в одиночку были совершенно не предсказуемы.

Теперь мы знали, что под вышкой есть несколько гадин. Возможно, и наверху, у пулеметной установки были еще твари. Вряд ли полуволки полезли по лестнице — их лапы не приспособлены для этого. Скорее там те, похожие на обезьян — мы их так и звали: макаки. Они поменьше полуволка, но зато могут забираться на деревья.

Мы замерли, пытаясь разглядеть что-нибудь в темноте, под вышкой. Свет моего фонарика не доставал туда, и кромешная тьма скрывала тварей. В это время совсем некстати захрипела рация.

— Ребята, кто жив, отзовитесь!

Голос Фили дрожал. Бедный пацан, подумал я, хреново одному. И Павла нет.

Мы так привыкли к тому, что Паша всегда может прикрыть, прийти на помощь, если туго, что сейчас мне казалось, что лагерь совсем беззащитен. Я прижал тангетку.

— Держись, Ваня, отобьемся. Это Игорь.

— Держись, — поддержал меня злой голос Сашки. — Я жив.

Один за другим Гена и оба брата подтвердили, что они тоже на месте.

— Игорь! — закричала Ольга. — Очнись! Вон там!

Она показывала рукой в сторону вышки. Я вскинулся, оттуда ползло темное урчащее пятно.

— Кидай гранату!

Я бросил фомку, перехватил 'феньку' в правую руку, быстро разогнул усики, выдернул чеку и метнул гранату в приближавшуюся кучу.

Потом, поймал замешкавшуюся Ольгу и силой завалил на землю. Ф-1 это не РГД, осколки летят, мама не горюй. Когда-то это мне вдалбливали на курсах ополчения, но как-то не верилось, пока сам не увидел.

Казалось 'фенька' никогда не взорвется, мы уже лежали, когда наконец грохнуло. Визги и рев уродов показали, что я попал куда надо. Ольга присела на одно колено, прижала автомат к плечу и приказала:

— Свети туда!

Я сорвал со лба фонарик и направил туда, где только что был взрыв. Лишь только слабый луч светодиода выхватил первую окровавленную голову, поднявшуюся навстречу свету, Ольга выстрелила. Светившиеся глаза дернулись и исчезли. Я сразу перевел свет в сторону. Когда-то, еще до катастрофы, я видел в фильмах взрыв ручной гранаты. Людей просто расшвыривало и разносило на куски. На самом деле — это вранье, даже 'фенька' не сможет расшвырять толпу. И хотя осколками косит здорово, всегда есть шанс уцелеть. Поэтому я совсем не удивился, когда увидел, что навстречу нам поднимается совершенно не поврежденный зверь. Его немного шатало и все. Похоже, контуженный. Он заметил нас, вскинулся, расставив передние лапы, и пошел, быстро набирая скорость.

Ольга с ходу прошила его очередью. Полуволк зашатался, царапая разорванную грудь искореженными лапами, и повалился на землю.

— Идем!

Она вскочила и быстрым шагом двинулась вперед, прямо под вышку. Я подхватил с земли 'фомку' и поспешил за ней. Она на ходу еще пару раз выстрелила в дергавшиеся тела тварей на месте взрыва. Фонарь выхватил изуродованные тела, как всегда, дергающиеся и извивавшиеся. Твари очень долго умирают. Уж на это я насмотрелся — уже, кажется, жизни не в чем держаться, одни обрывки от тела, но они продолжают двигаться.

Мы подошли к лестнице, я посветил вокруг — никто больше не прячется, дожидаясь нас? Но тварей не было, хорошо, что они любят нападать кучей, сразу все попали под осколки гранаты. Я направил фонарик вверх. Сомнений не было, твари побывали там — люк откинут, можно свободно забираться. Как Павел — самый серьезный среди нас — допустил такое?

В люк, вдруг, выглянула голова, блеснула красными глазами и мгновенно исчезла. Я вздрогнул и чуть не выронил фонарик.

— Что будем делать? Там на полу лист железа.

Ольга молча отдала мне автомат, потом сняла и бросила на землю куртку, оставшись только в черной футболке, соблазнительно обтягивавшей её прелести.

— Дай ломик.

— Ты что задумала?

— Давай, тебе говорят!

Она выхватила у меня из рук фомку и быстро отвернулась. Уже схватившись за перекладину, она глухо пробормотала:

— Держи люк на прицеле. Появится любая тварь, стреляй.

Голос Ольги опять изменился — стал грубым и глухим, словно мужской. Я, растерялся и только кивнул, не в силах говорить. То, что она творит — это чистое самоубийство. Любая тварь если её масса больше пятнадцати килограммов, легко справляется с человеком. Реакция у них мгновенная, а силы как у зверя. Ну и в довесок — длинные, острые когти и полная пасть острейших зубов, легко крошащих кости.

Я так и не остановил её, лишь как завороженный глядел, как она поднимается выше и выше. Все-таки я трус, я давно это подозревал и все мои безрассудные выходки, сделанные когда-то, были именно для того, чтобы никто не заметил этого.

Голова девушки исчезла в проеме и тотчас там противно завыла тварь. Я зажмурился на секунду, а когда открыл глаза, Ольги на лестнице уже не было. Тварь смолкла, долгое мгновение висела тягостная тишина и вдруг ночь взорвалась дикими звуками. Наверху выли, визжали и орали тысячи чертей, грохотал металл, и слышались глухие удары.

— Б... ь! — выругался я, закинул автомат за спину и схватился за перекладину. К черту! Я ведь опять теряю её! В который раз.

Однако я не успел подняться на пару ступеней, как все кончилось. Над головой опять была тишина. Полный жутких предчувствий, я ускорился, но голос сверху остановил меня.

— Не залазь! Жди там!

Я с трудом понял, что это Ольга. И то лишь после того, как в конце фразы она тихо добавила:

— Игорь, подожди...

Однако я представил, что она там сейчас вся израненная и, наоборот, ускорил движение.

— Не вздумай!

Крик сверху, был больше похож на рык дикого зверя. Я спрыгнул вниз и сдернул автомат. Стоя внизу, посматривал то вокруг, то вверх. В голове было пусто. Умом я понимал, что не могла Ольга выжить — даже одна тварь разорвет на куски здоровенного мужика, а судя по грохоту и голосам, тварь явно была не одна. Какой бы тренированной и накачанной не была сейчас моя бывшая подруга, она никак не могла справиться с несколькими уродами. Но тут мои рассуждения останавливались, и я гнал подлые мысли. Значит, могла, говорил я себе. Ведь она живая, а твари нет. Ведь это же она говорит?

— Игорь, залезай.

Голос был слабый и чуть дрожал. Настоящий Ольгин голос. Я бросился к лестнице.

Она сидела в углу, привалившись спиной к доскам ограждения. Футболка была изорвана в лохмотья, бюстгальтера под ней не было. Грудь — она стала гораздо больше, невольно отметил я — и все тело были забрызганы кровью. Лицо, под спутанными волосами тоже было в крови. Не обращая внимания на дергавшиеся вокруг трупы 'макак', я кинулся в угол и упал перед ней на колени. Ольга дернулась, приподняла руки пытаясь прикрыть соски, но, похоже, сил не было, и она безвольно опустила их.

— Ничего, ничего, — шептал я, сдирая с себя куртку. — Давай моей укрою, а потом твою куртку принесу.

Она что-то прошептала, я не расслышал и склонился к самому лицу.

— Добей измененных...

— Понял. Сейчас, — прошептал я в ответ и, вдруг, неожиданно для себя, поцеловал её в губы. Она дернулась, стараясь отодвинуться, но остановилась. Губы, сначала равнодушные, ожили и ответили. Словно силы вливались в неё через мой поцелуй.

Я обхватил её руками и прижал к себе. Через секунду её руки повторили мой маневр. Она сжала меня так крепко, что я даже не мог пошевелиться. Ну и силища у нее — мелькнула быстрая мысль. Вдруг я почувствовал, что она сдирает с меня майку, её губы словно впились в меня.

Древний инстинкт — самый сильный из всех в этом мире, сильнее самой смерти — превратил нас в двух ненасытных животных. Наверное, со стороны то, что происходило сейчас на вышке, выглядело не менее страшно, чем то, что происходило здесь десять минут назад. Казалось, битва продолжается. Мы катались в крови и грязи, среди полумертвых дергающихся тел, и никак не могли насытиться друг другом. Ольга рычала и взвизгивала. Думаю, и мое горло выдавало нечто подобное.

Сколько это длилось, я не скажу. Наверное, не долго. Потому что, когда мы распались, дергаясь в сладкой истоме, по телам тварей, все еще пробегали конвульсии. А может долго — потому что небо на востоке начало светлеть.

Через пару минут я отдышался и пришел в себя. Блин, что я творю?! Мы с ума сошли! Я с отвращением оттолкнул привалившийся ко мне труп 'макаки' и вскочил. Быстро нашел отлетевший в сторону фонарик — он так и горел — и направил на Ольгу. Она сладко потягивалась, не открывая глаз. Вокруг царила смерть — все было залито кровью тварей и лежали три тела с переломанными, неестественно вывернутыми лапами. Кроме этого, у всех троих были пробиты лысые черепа. До меня только сейчас по-настоящему дошло, что Ольга сделала это обычным ломиком, без всякого оружия. Я опять перевел фонарик на нее. Красивое оформившееся тело женщины — совсем не такое, каким оно запомнилось мне — было перемазано в крови, но не было не одной раны. Я даже головой потряс — как это? У 'макак' когти как ножи.

Почему-то сейчас, после соития, которое должны бы, по всем канонам сблизить нас, она, наоборот, показалась мне совсем незнакомой.

— Ольга, — прошептал я и коснулся голой ноги. Она открыла глаза. Я опять не узнал этот взгляд. Глаза были черными и масляно блестели как у тварей. Но это длилось только секунду. Она вдруг засмеялась и сказала:

— Ну и видок у тебя.

Я глянул вниз. Черт! Штаны у меня были спущены и висели ниже колен. Я быстро натянул их и застегнул молнию. Ольга одним движением вскочила, подобрала свои трусики и натянула. Потом подняла свои пятнистые армейские брюки, встряхнула и с сожалением сказала:

— Жалко. Все уделала. Стирать надо.

К моему удивлению, одевать она их не стала, а набросила на ограждение. Словно приветствуя наше возвращение в мир, внизу прозвучала короткая очередь.

— Суки! Пожить не дают, — выругалась Ольга, и в момент проскользнула к пулемету. Я тоже очнулся, подхватил, лежавший под ногами автомат и шагнул к ограждению. Хотел покрутить прожектор, но вдруг понял, что уже и так можно разглядеть, что происходит вокруг.

Светало стремительно. Летнее утро быстротечно и восток, только недавно начавший светлеть, уже заалел. Я выключил фонарик и присел от разорвавшего мир грохота. Ольга, словно, фурия, оскалив зубы и что-то выкрикивая, поливала очередями из пулемета дорогу и подползшие к ней кусты. Дымящиеся здоровые гильзы, тоже очередями, колотили по настилу площадки.

Похоже, пока мы занимались любовью, твари накапливали силы. По всему фронту вдоль дороги зачернела и начала шириться полоса. Через секунду от общей ленты оторвалась и запрыгала вверх черная капля. Разведчик — понял я. Тотчас же по нему ударил автомат из блиндажа одного из братьев. Однако, выросшая в сжимавшийся и разжимавшийся стручок, капля мгновенно изменила направление бега и ушла из-под огня. Ольга спрыгнула с офисного кресла, не глядя, ногой оттолкнула его, чтобы не мешало, и повернула ствол Корда. Короткая очередь и тварь внизу резко бросило в сторону и разорвало на две части. Пуля калибра двенадцать миллиметров — это почти пушечный снаряд.

Вой до этого заунывный, опять начал набирать высоту и достиг, казалось, уже невозможной тональности, однако все не заканчивался, а лез и лез вверх. Меня выворачивало наизнанку, словно кто-то рядом водил огромным куском пенопласта по стеклянной стене. К вою баньши прибавился рев и вой разномастных тварей на дороге. Не обращая внимания на очереди Корда, вырывавшие целые куски в цепи нападавших, они потекли вверх, на нашу высоту.

Что-то в этой картине было не так. Мне вдруг стало очень страшно, я понял, что там внизу не такое, как всегда. Впервые я видел, что черная полоса, выдавливающаяся из стены Леса, не отделилась от кустов, а так и продолжала расти. Твари шли и шли, словно собрались сюда со всего Леса.

— Твою ...! Сколько их там?!

Я схватил автомат и приложил прямо на ограду. Моя очередь показалась просто треском рвущейся тряпки по сравнению с грохотом Иркиного пулемета. Она продолжала методично крушить особо вырвавшиеся вперед языки живой лавы. Но, похоже, и до неё начало доходить, что сегодня даже Корд не сможет нам помочь. Эх, хотя бы еще один, подумал я, в два ствола еще можно было их попридержать. Солнце уже близко.

Ольга повернулась ко мне и скомандовала:

— Иди сюда! Садись и работай. Не увлекайся по одному месту. Ровняй по всей линии. Главное не дать развить атаку. Придержи их хотя бы десять минут. И смотри, чтобы ствол не перегреть! Менять некогда.

Последние слова она кинула мне, уже скрываясь в люке. Ошарашенный, я даже не успел спросить куда она. А потом уже и некогда было, я успевал только поворачивать железяку на турели и выбирать особо продвинувшихся уродов. В голове же каруселью крутилась засевшая мысль — где она всему этому научилась? Мысль о том, что с ней может случиться что-то плохое, даже не появилась. Я как будто уверовал в её неуязвимость.

Я надавил на гашетку, но пулемет молчал. Сука! Даже не заметил, как вылетела лента. Я бросился в угол, где стояли коробки с лентами. Схватил тяжеленный железный ящик и подтащил к пулемету. Руки тряслись, я представлял, что сейчас, пока я вставляю новую ленту, твари успеют заскочить за линию блиндажей. Одними Калашниковыми ребята их не остановят. Слишком много уродов пошло в этот раз на штурм. На мгновение я позволил себе кинуть взгляд за ограждение. Лучше бы не смотрел — все шло к тому, что я только что себе представил.

С другого края раздался взрыв гранаты. Вот черт! Если дошло уже до этого — дело совсем плохо.

И вдруг — я не поверил себе — где-то рядом затрещал еще один пулемет. Похоже, что-то скорострельнее, чем Корд. Очередь сливалась в сплошной вой. Я опять отвлекся и посмотрел вниз. Словно стальная метла шла по скачущим вверх тварям. Вот это газонокосилка! Ну, Ольга! Ну, молодец!

До меня уже дошло, откуда мог взяться еще пулемет. То, что стрельба велась справа, оттуда, где стоял обезлюдевший вертолет, подтверждало мою догадку. Значит, у спецназа в вертолете еще осталось оружие. Но откуда об этом могла знать Ольга? У меня в голове опять пронеслись картины вчерашнего вечера. Вырванная дверь и сцена возле вертушки.

Однако задумываться было некогда. Твари хоть и замедлились, но назад еще не побежали. Я заправил новую ленту в приемник и тоже припал к прицелу. Благо, солнце выдвинуло краешек из-за леса, и видимость была отличной. Если бы все шло по прошлым сценариям, сейчас твари должны были сворачиваться — они не любят день — и сваливать обратно в лес. Прятаться в ямы и пещеры. Но после вчерашнего дня, я на это уже не надеялся.

То, что я сейчас увидел, вызвало настоящий шок — такого никогда не было! Группа на самом крайнем фланге, там, где дорога отворачивала от Леса и уходила в степь, оторвалась от основной массы и помчалась за холм. Я даже сразу не поверил своим глазам — как? Они ведь всегда нападают только по фронту. Мы даже и не прикрывали никогда сторону, уходящую в степь. Там только несколько рядов колючей проволоки и все.

Блин! Я не смогу разглядеть их, с той стороны мертвая зона. Ребятам из блиндажей, тоже не видно. Я бросил пулемет и подскочил к ограждению с тыльной стороны. Перегнулся за перила, но нет — ничего не видно. Площадка, которую готовили когда-то для казармы, закрывала все. Что же делать? Скоро твари появятся в лагере. А я их даже не увижу, они пройдут под вышкой. Похоже, так они ночью и добрались до Павла. Было такое ощущение, что гадины за прошедшие сутки, резко поумнели.

Я обернулся — и прыгнул обратно к пулемету. Стоило мне отвлечься и твари ускорились. Почему-то и пулемет Ирки молчал. Нет! — я прогнал от себя плохие мысли. — Ольга уродам не по зубам. Она их голыми руками порвет.

— Павел! — ожила рация. — Ты куда опять пропал? Прикрывай, мы не удержим!

Автоматы внизу работали не переставая. Я торопливо развернул Корд и дал очередь по вырвавшимся вперед тварям. Теперь я различал уже отдельные фигуры и видел, что творил крупнокалиберный пулемет в черно-зеленых рядах. Несколько моих пуль сразу вырывали из цепи целый кусок.

Я опять смог остановить атаку с фронта, но из головы не выходили твари, прорвавшиеся с тыла. И мучал вопрос — почему замолчала Ольга?

Словно в ответ на мои мысли внизу загремел пулемет. Теперь он работал глуше, словно из ямы. Ольга находилась где-то за высотой со стороны степи. Я не удержался от радостного восклицания. Значит, Зумба тоже заметила тех тварей, что пошли в обход. Она просто настоящий ниндзя! Всегда там, где надо.

Пока я на секунду отвлекся, ситуация внизу изменилась. Сначала я засомневался в том, что вижу, но быстро понял, что все так и есть — твари уходили. И при этом все быстрей и быстрей! Они просто бежали. Я хотел пустить очередь в спины уродам, но остановил себя. Патроны у нас не бесконечны, а машины из города придут еще не скоро.

— Уходят! Суки, уходят!

Я узнал восторженный голос Фили. Я сплюнул — как бы не сглазил — нынче все возможно. За эти сутки твари сломали все стереотипы о своих действиях.

Там, где находилась Ольга, еще пару раз прозвучали короткие очереди и тоже все стихло.

Прошло еще несколько минут, и я услышал внизу скрип лестницы, а потом её голос.

— Игорек, это я.

* * *

На склонах не было видно не одной твари. Уже успели утащить и убитых. Утро начиналось тихое и красивое.

— Все, — Ольга улыбалась. — Больше не полезут.

— Откуда знаешь?

— Знаю.

Она огляделась и кивнула на 'макак':

— Выкинь этих вниз. Скоро начнут разлагаться. Вонищи будет.

Я как-то незаметно для себя, признал её право быть командиром.

Сбросив последнюю тварь, я наклонился над ограждением. Павел! Внизу, там, куда я сбросил уродов, лежало тело Павла. Вместо лица было сплошное черное месиво, узнал его только по одежде. Меня передернуло. Блин, где-то еще Лена лежит. И Палыч. Твари — суки! Откуда они взялись на нашу голову?

И все-таки я не понимал, как Паша — олицетворение серьезности и порядка в нашем лагере — мог допустить, чтобы твари подобрались к нему. Ладно, Ленка — в это я легко мог поверить — но Павел? Мы даже Пашей его никогда не называли, слишком уважали, а тут — как пацана. Что-то за этот день изменилось в мире — все вокруг ведут себя не так как надо.

Я вспомнил, что мы творили тут полчаса назад, и лицо у меня загорелось — блин, сам-то сейчас что выделывал? Действительно — мы как будто с ума сошли, я во всяком случае. Кругом твари, бой, а мы словно в спальне оказались. Что это? Ольга так на меня действует или я, и вправду, уже с головой перестал дружить. Впрочем, на посту это не новость — хотя на нашем не было, но с других в дурку, в Город увозили. Я про пару случаев точно знаю.

Я обернулся и только покачал головой — картина была неописуемая: в свете разгорающегося утра, девица в одних измазанных трусиках, протирала своими штанами пулемет спецназовцев. Это был Печенег. Я такой видел только на курсах, когда нас готовили сюда, на пост. Зрелище было еще то — полуголая измазанная красавица и черный поблескивающий пулемет. У меня даже опять начало разгораться желание, но я сразу отвернулся и опять посмотрел вниз на трупы. Все желание сразу пропало.

— Ольга, принести тебе куртку? И может ты все-таки штаны оденешь?

Она безмятежно засмеялась.

— А что? Не нравлюсь?

— Конечно, нравишься!

С жаром ответил я, и, вдруг, неожиданно даже для себя, спросил:

— Оля, а это, действительно, ты?

Она кинула на меня быстрый, оценивающий взгляд. Мне, даже показалось, что в её глазах промелькнуло беспокойство. Но, похоже, только показалось. Голос был веселым и родным.

— А, что Игорек — что-то здесь изменилось?

Она вызывающе выставила грудь вперед и потрясла. Большие белые мячики запрыгали у меня перед глазами. У меня опять пересохло во рту. Я с трудом оторвал глаза от торчащих коричневых сосков.

— Ольга, прекрати!

Она счастливо засмеялась.

— То-то же. Смотрю, сразу все вспомнил.

— Я и не забывал, но ты изменилась.

— Хуже стала?

— Нет, что ты! Ты теперь, вообще, красавица! И стала настоящей женщиной...

Она опять заулыбалась.

— Но, ты тоже вон каким мужиком стал. Тоже не сразу узнала.

Я решился и задал вопрос, который мучил меня с тех пор, как я только увидел её.

— А ты думала обо мне?

Что-то я натворил этим вопросом. Лицо девушки вдруг потеряло всю решительность, мне даже показалось, что губы на миг задрожали. Она не стала отвечать и перевела разговор на другое.

— Игорь, мы заболтались. Где твоя рация? Свяжись с людьми и узнай, как они. Потом нам надо обойти или собрать всех. Я хочу поговорить.

Я встряхнулся — действительно, нашел время для выяснения отношений. Но то, как она среагировала на мой вопрос, согрело мое сердце. Значит, не только я, она тоже страдала. Я был счастлив.

— Сейчас!

Я взял куртку, отцепил с кармана 'Мотороллу' и протянул куртку Иринке. В этот раз она отказываться не стала и накинула её на себя. Куртка в груди не сошлась, и застегивать её она не стала.

— Всем внимание, — я старался говорить четко и раздельно, так как это делал Павел. — Говорит Игорь. Я принимаю командование. Павел погиб.

Я хотел провести перекличку, но рация сразу загремела голосами ребят. Всех перебил голос Саньки.

— Откуда ты про Павла знаешь?

— Я здесь, на вышке. До него 'макаки' добрались.

— А ты не врешь?

Я отодвинул рацию и попросил Ольгу:

— Стрельни.

Она пристроила трубчатый приклад к плечу и нажала курок. Короткая очередь взорвала утро.

— Слышал? Теперь, веришь? — спросил я, вновь зажимая клавишу.

— Верю. Что делать будем?

— Через десять минут всем собраться на плацу. Обговорим.

— Ну, ты настоящий командир, — похвалила Ольга. — Давай, пока люди собираются, я тоже прикинусь. Вчера видела — у вас девушка, медсестра есть. Она моего роста. У нее, наверняка, есть штаны запасные и майка.

— Она погибла.

Я на всякий случай попробовал вызвать Лену, но тщетно.

— Тем более, — нисколько не смутилась одноклассница. — Смотри тут, а я пока сбегаю к ней. И где этот плац?

Я объяснил. Плацем мы называли две дорожных бетонных плиты, уложенных рядом с командирским блиндажом. Там же была курилка с лавочкой. Летним днем, во время затишья, мы часто торчали там, лениво пережевывая, тысячу раз слышанные друг от друга истории.

— Возьму калаш на всякий случай, — она закинула АК за спину, натянула берцы прямо на голые ноги, и исчезла в проеме люка. Я прошел к пулемету, опять уселся на старое офисное кресло Павла — он специально привез его в свое время из Города — и осмотрелся. Вид отсюда был, конечно, не то, что из моей норы. Спереди, из-за леса уже показался край солнца. Сияние выплескивалось оттуда, и стена деревьев в том месте стала прозрачной. Только сейчас, на восходе, я почувствовал, что стало прохладно, хотя всю ночь мне казалось, что вокруг жара. Но это немудрено, если вспомнить, что произошло сегодняшней ночью.

Отсюда с вышки, нельзя было разглядеть ни разорванные тела за вертолетом, ни тех, что лежали под самой вышкой. На дороге внизу тоже было чисто. Твари утащили своих, а сухая земля впитала кровь. Наш лагерь на холме, в свете летнего утра, казался тихим маленьким хутором. Как будто все как раньше, когда не было никакой Большой Катастрофы, не было тварей, не было Восточников и нынешнего Города.

В поле моего зрения появилась Ольга. Женская фигурка — даже отсюда соблазнительная, с голыми ногами и круглой попкой — идеально вписалась бы в этот идиллический пейзаж, если бы не автомат у нее на шее и высокие армейские берцы.

Я думал, что она сразу направится к лазарету, но она шла явно не туда. Я хотел крикнуть, однако промолчал. Я понял, куда она идет, и, думаю, на мой окрик она никак бы не прореагировала. Ольга тем временем подошла к командирскому блиндажу, оглянулась, заметила, что я гляжу на неё, махнула мне рукой и исчезла за брезентом, прикрывавшем главную дверь.

Что ей там надо? Как бы я не был влюблен, и как бы безгранично не доверял ей, я понял, что она совсем не все мне рассказывает. Покручиваясь туда-сюда в кресле, я прислушивался к обманчивой тишине утра и вспоминал все, что было у нас с Ольгой.

Она появилась в нашей школе, когда мы перешли в девятый класс. Я до сих пор помню, как увидел её. Первое сентября, это не настоящий учебный день, все веселые, переполненные летними впечатлениями. Все рады встрече и стараются наперебой похвастаться тем, как провели лето. Наш класс ничем не отличался от остальных — все были взбудоражены и улыбчивы. Хотя классная должна была вот-вот войти, никто и не думал успокаиваться, все гомонили и ходили по классу. Когда дверь открылась, я сидел спиной к входу. Как сейчас помню наступившую тишину, а потом удивленный посвист Леньки Пончика.

Я резко обернулся, ожидая увидеть кого-нибудь рангом не ниже директора, но увидел совсем другое. Красивая, совсем не похожая на наших, только начавших оформляться в женщин, одноклассниц, девчонка стояла у двери. Сначала я подумал, что незнакомка новая учительница, но потом поняла, что она все-таки еще слишком молода для этого. Тогда решил, что это новенькая старшеклассница-выпускница перепутала аудиторию и попытался использовать ситуацию, для того чтобы блеснуть перед остальными.

Я выскочил из-за парты, картинно раскланялся и протянул руку.

— Сударыня, разрешите проводить вас. Только сообщите мне адрес, и я отведу вас хоть на край света.

Ребята ожидаемо загыгыкали, а девчонка, наклонив голову, внимательно посмотрела мне в лицо. Большие карие глаза улыбались. Она не растерялась — сделала шуточный книксен и чуть склонила голову.

— Спасибо, сударь, я на месте. Если это, конечно, девятый Б.

Потом серьезно спросила:

— Один сидишь?

Я кивнул.

— Сяду с тобой.

Так мы и познакомились. До сих пор не понимаю, что она во мне нашла. Ольга уже тогда выглядела красавицей и по сравнению с остальными девчонками, была настоящей юной женщиной. Сразу же, на первом уроке, я понял, что ребята мне жутко завидуют. Потом, конечно, было еще хуже — через какое-то время вокруг нее крутились все записные серцееды-старшеклассники. Даже драться пару раз пришлось.

Я не скажу, что это была любовь с первого взгляда, но со второго — это точно. И пошло-поехало: провожания, кино и первые поцелуи. Больше, сколько, я себя помню, я даже не глядел на других девчонок.

Если бы не Катастрофа, я думаю, мы уже жили бы вместе. Ведь первый секс у нас случился еще в школе, незадолго перед выпускным. Но хренова война перевернула всю жизнь вокруг, и поломала нашу судьбу.

Мои воспоминания оборвал выстрел. Стреляли из пистолета и я, даже, без всяких подсказок мог сказать, кто это сделал. Но встревожиться я не успел. Из блиндажа Палыча вышла Ольга, сразу повернулась к вышке и снова помахала мне рукой с зажатым в ней Стечкиным — все в порядке. Потом направилась к лазарету, благо вход в него был недалеко. Интересно, кого она там опять убила?

Однако, несмотря на тишину кругом, долго быть спокойным мне не удалось. Из своего окопа вылез Сашка. Он опоздал на какие-то доли секунды, чтобы не увидеть Ольгу. Черт! Он же её пристрелит! — дошло до меня, и я кубарем скатился с лестницы.

Я успел — Санька, каким-бы шебутным не был, правила не нарушил — сразу пошел на обход своего участка. Я проскочил мимо него и оказался у медчасти вовремя, Ольга как раз вышла. Она была в обтягивающих потертых джинсах и розовой футболке с какой-то надписью на английском. Сверху была накинута моя куртка. Помытая и причесанная. Женщина, она и на Посту женщина — подумал я. Наверное, я необъективен — но я до этого я видел в этих же джинсах и футболке Лену, она ни шла, ни в какое сравнение. Ольга была красавица, мне снова захотелось обнять её. Я с трудом стряхнул наваждение и спросил:

— Лена там?

Она кивнула.

— Что с ней?

— Крыса, — поморщилась Ольга. — Горло ей разорвала. Похоже, она выйти хотела, а та под дверью пряталась.

— Пропусти, пойду, гляну.

Внизу все было, как она и сказала. Лена лежала, скрючившись, почти у самой двери. Горла не было. Вместо него было сплошное месиво. Лужа крови под ней почернела и с краев уже подсохла. Надо будет сразу с утра похоронить и убраться здесь, — подумал я, и закрыл дверь. Ленку было жалко — она совсем не заслуживала такого конца. Я почти ничего не знал про ее прошлую жизнь, она была скрытной девушкой, однако, то, что она отличный человек — это точно. Лена не только выполняла свои обязанности, но и еще добровольно взялась готовить еду на всех. Но это не главное — несмотря на то, что самой ей часто приходилось тяжелей нас, все-таки она девчонка, она всегда находила доброе слово для каждого. Она откуда-то узнала, когда у каждого день рождения, и обязательно дарила маленький подарочек. Мне она подарила ремешок для часов. Сама сшила из кожи от своих старых туфель.

Я, вздохнул, прикрыл дверь и повернулся к Иринке.

— Пошли на плац.

Мы вышли. Я сразу нашел взглядом Саньку и успокоился — он был к нам спиной.

— А теперь скажи мне, зачем ты пошла в командирский блиндаж? И кого ты там убила?

Она молча показала мне Стечкин, потом похлопала по карману куртки, из которого торчала рукоять Макарова.

— Стреляла зачем?

— Случайно, — отмахнулась она.

Ладно, разберемся. Вполне возможно, что и случайно. Все бывает.

* * *

Мы первыми подошли к 'плацу'. Через минуту появились оба брата. Братьев Селивановых можно было принять за близнецов, так они были похожи, но я знал, что они погодки. И Олег, и Ромка одинаково широко раскрыли глаза, увидев рядом со мной Ольгу. Да еще и с пистолетом в знакомой кобуре на поясе. Однако ничего не спросили, лишь кивнули, приветствуя меня.

— Проверили сектора?

— Да, все нормально.

Через минуту начали подтягиваться остальные. Сначала Геннадий Славкин, а за ним Филя. Оба, как и братья, удивились, но ничего не спросили. Последним появился Санька. Я напряженно ждал, как он среагирует. И не зря. Сашка разглядел кто это рядом со мной, только метров за десять. До этого, Ольгу прикрывали остальные. Лицо его мгновенно изменилось, он стал рвать из-за спины автомат.

Я быстро шагнул вперед и загородил Ольгу. Та, похоже, тоже была готова к этой встрече — еще не успел Сашка перехватить Калашников, у Ирки в руке уже был её Макаров. Блин! Настоящий спецназ, — отметил я. — Не стала возиться с кобурой, выхватила из кармана.

— Санька! Остановись!

Я даже расставил руки, не пропуская его. Он встал, приложил автомат к плечу и прохрипел:

— Игорек, уйди... Не доводи до греха.

— Опусти автомат. Сначала выслушай. Это она всех спасла сегодня. Сначала пробилась к Павлу на вышку, а потом, утром, кончила тех, что прорвались со стороны степи.

Мои слова о том, что твари рвались со стороны степи, произвели на ребят гораздо большее впечатление, чем противостояние Саньки и Ольги. К Санькиным выходкам все давно привыкли, а Ольгу никто не знал, и переживать за нее никто не собирался.

— Игорь, что ты сказал? Эти черти пошли в обход? — голос Геннадия был по-настоящему встревожен. — Блин, я слышал, что там стреляли, но не понял — думал, добивали прорвавшихся.

Я заметил, что у Сашки уже не такой уверенный взгляд, но он еще попробовал наехать.

— Откуда я знаю, что ты не врешь. Может, просто выгораживаешь свою подругу.

— Иди на хрен! — я понял, что стрелять он не будет. — Сходи и убедись сам. Наверняка, твари до сих пор там лежат. А на вышку она при мне забралась. И трех 'макак' просто железякой забила к хренам.

— А ни че, что все из-за нее началось? — попытался сохранить мину Санька. — После того как она появилась, твари как с ума посходили. Скажешь не так?

В общем, он в какой-то мере был прав. Действительно, все началось после появления Ирки у нас. Но то, что это происходило именно из-за нее — в это я не верю.

— Давай успокойся. Разберемся.

Я посмотрел на остальных.

— Я понимаю, что все вымотались. Но, сами понимаете, сначала надо сделать самое главное — похоронить командира, Лену, Павла. Ну и спецназовцев тоже.

Ребята молчали. Геннадий вздохнул и спросил:

— Игорек, что дальше то делать будем? Вдруг сегодня опять такая же ночь. Боюсь, не сдержим их.

Я понял, что сейчас надо поступить также, как это делал Палыч.

— Отставить ныть! — бодро выпалил я. — Мы все выдержим. Рано нас хоронить.

И чтобы ребята отвлеклись, начал их озадачивать.

— Санька и братья Селивановы, занимаетесь могилой. Копайте с той стороны, за вертолетом. Сами посмотрите, где удобней.

— Есть, — хмуро буркнул Санька, повернулся к братьям и сразу начал командовать:

— Лопаты знаете где? Берите и вперед! Я сейчас возьму ломик и тоже подойду.

— Филя, то есть Иван, — быстро поправился я. — И Геннадий, вы начинайте собирать погибших и уносите туда, к месту похорон.

— Игорь! — вдруг взмолился Филипов. — Давай я копать пойду? Я не смогу мертвых таскать...

— Ладно. Иди. Скажешь Сашке, что ты в помощь. Быстрей выкопаете. Я сейчас схожу, свяжусь по рации с Городом, порешаю, что дальше, а потом сам с Геннадием пойду.

Я повернулся к нему.

— Гена найди пока что-нибудь, во что мертвых завернуть.

Я махнул Ольге.

— Ты со мной.

Пусть пока походит со мной. Не хочу оставлять ее наедине с остальными. Хоть она и спасла нас, но все-таки она из лесных, а у ребят к ним стойкое предубеждение.

* * *

— Ольга, что это?!

В штабе все было перевернуто, словно здесь что-то искали. При этом не только в той половине, где находились бумаги и оружейка. Даже постель была вывернута, матрас сброшен на пол. А на полу у стола валялась рация. В зеленом кирпиче основного блока зияла рваная дыра. Пуля из Стечкина пробила блок насквозь. Теперь мы не могли ни с кем связаться.

Она не стала отпираться.

— Игорь, так надо. Ты поймешь.

— Что я пойму? — я разозлился. — Я ничего не хочу понимать! Ты просто похоронила нас. Зачем ты это сделала?

— Выслушай меня, — в голосе Иринки прозвучала боль. — Мы ведь так и не поговорили. Я объясню.

Я раздвоился. То, что я сейчас видел, говорило о том, что Санька прав. Ольга загубила рацию не просто так, тут уже в случайный выстрел, даже ребенок не поверит. Но, я не мог даже в мыслях допустить, что она враг. Если это так, то по большому счету, вся моя жизнь насмарку. Ведь, то, что я не нашел её тогда среди мертвых — заставило и меня выкарабкаться и не сдаться. И каждый день, когда я оставался наедине с собой, я думал о ней. Мечтал о том, как мы встретимся, и о том, что жизнь сразу изменится. Вот она и изменилась.

— Рассказывай.

Усталость от нервной дикой бессонной ночи навалилась на меня, и я присел на стул у стены. Как-то сразу стало на все наплевать. Похоже, зря тогда, в самом начале, меня судьба выдернула из горящего дома. Лучше бы лежал сейчас вместе родителями и братом, под развалинами.

— Быстро про все не расскажешь, но я попробую.

Она отодвинула ногой валявшийся матрас и уселась на топчан.

— Помнишь про караван?

— У меня пока склероза нет, — усмехнулся я.

Она не обратила внимания на мой тон и продолжила:

— А то, что караван едет за золотом и здесь должен встретиться с Добытчиками?

— Ну, само собой! — я начинал злиться. — Давай по делу. Как это связано с тем, что ты лишила нас единственной связи с большой землей?

— Игорь, не перебивай, пожалуйста. Все что я говорю — очень важно, и для меня, и для тебя, и для всех остальных.

Она задумалась, глаза затуманились, и Ольга словно забыла обо мне.

— Ольга.

Она встряхнулась.

— Нет, похоже, придется рассказывать с самого начала. Иначе не поймешь. Помнишь выпускной?

* * *

Конечно, еще бы я не помнил выпускной. Вечер — после которого вся моя жизнь пошла кувырком. И не только моя. Двадцать пятое июня — день, когда все в этом мире стало похоже на фильм ужасов. И все люди планеты Земля, стали персонажами этого фильма.

Сначала все было, как положено — цветы, речи, поздравления, застолье. Все началось во время салюта. Поэтому мы не сразу поняли, что происходит. Конечно, смс-ки от МЧС начали приходить на телефоны раньше, почти сразу как это случилось, но кто же на выпускном будет читать смс. Даже те, кто прочитали, посчитали это дурацкой шуткой.

А из-за разрывов салюта мы не сразу поняли, что началось. Все выпускные классы города, родители и куча любопытных заполнили набережную и восторженными криками встречали каждый залп разноцветных огней. Салютовали с баржи, посреди реки — подарок администрации города выпускникам. Лишь когда прямо напротив, на той стороне, вдруг начало рушиться здание все сообразили, что происходит что-то ужасное.

Я до сих пор помню — салют вдруг превратился в летящие с неба, горящие шары с дымными хвостами. Пока они падали далеко, разрывы салюта глушили их звук, но, когда полетели над головами, рев перекрыл все. Это было громче турбины самолета и гораздо страшней. Рев нарастал мгновенно и в апогее разрождался оглушительным взрывом. Я тогда подумал, что нас накрыли из 'Урагана', совсем недавно я видел по телевизору стрельбы этой реактивной системы.

Первый взрыв на Набережной произошел далеко от нашего класса. 'Бомба', вынырнувшая из, рвущегося цветными всполохами неба, ударила в толпу школьников в метрах пятидесяти справа. Взрыв разметал людей по брусчатке и газонам.

Все. Для меня это был жизненный водораздел. На этом закончилась одна жизнь, и началась другая. Закончилась жизнь, где были школа, родители, брат, Ольга и началась другая — та, где больше не было телевидения, школ, магазинов и многого, многого другого.

Конечно, в тот момент я ни о чем таком не думал. Взрывная волна превратила воздух в бетонную стену, несущуюся по набережной. Меня ударило в грудь, рука Ольги выскользнула из моей руки, и я оказался в воде. Швырнуло меня с такой силой, что я перелетел бетонный парапет, и пролетев еще метров десять, врезался в воду. Все это я не помню, наверное, потерял сознание, потому что начал ощущать себя, уже барахтаясь в воде. Это потом, обдумывая события того вечера, я сообразил, что произошло.

Я расталкивал какие-то бревна и рвался к берегу. В голове билась одна мысль — Ольга! Где она, куда она делась? В шоке я не сразу понял, что в воде не бревна, а мертвые тела. Понял это уже когда выбрался на берег и оглянулся. Как безумный я бегал от одной группки людей к другой, переворачивал тела, вмиг ставших незнакомыми школьниц и искал, искал, искал...

Больше Ольгу я не видел. Потом уже в военкомате, куда я пришел записаться в ополчение, я встретил их соседа, и от него узнал, что Ольга с родными уехала в деревню, к бабушке. Я долго не терял надежды на встречу. И лишь когда появились твари и стало ясно, что человек не может выжить вне города, моя надежда начала таять. Однако где-то в глубине души, я все равно надеялся на встречу. И сказка сбылась. Я знал, что бы я сейчас не услышал — с Ольгой мы больше не расстанемся. Не для того судьба свела нас вместе, чтобы я опять потерял её. Ведь есть же кто-то там, на верху, кто следил за нами все это время и, наконец, решивший организовать нашу встречу. Не может все это быть случайным.

* * *

— Нам повезло тогда. Ты же помнишь, мои родители тоже были на набережной. Они не пострадали. Не знаю, как они нашли меня, я очнулась уже в машине, когда мы подъезжали к дому. Я рвалась искать тебя, но они сказали мне, что ты погиб и не выпускали из дома.

Ольга горько усмехнулась.

— Ты помнишь, какая я была послушная девочка? Дура! Надо было вырваться и остаться в городе. Мы бы обязательно встретились. И все бы было по-другому.

— Да. Я искал тебя очень долго. Пока не узнал, что вы уехали из города. Но не переживай, теперь мы вместе, и больше я тебя никуда не отпущу.

Она посмотрела на меня как на ребенка. То, что я увидел в её взгляде — мне очень не понравилось. Однако спросить я ничего не успел. Ольга на секунду прикрыла ладонью мой кулак, потом встряхнулась и уже другим, деловым голосом, продолжила:

— Я не буду рассказывать все, это слишком длинно. Только основное, чтобы ты понял. В деревне можно жить. Продукты всегда есть и от голода, как вы в Городе мы не страдали. Но после того как появились Твари, мы поняли, что надо или возвращаться в Город, или уходить куда-то, еще дальше. В это время появился посланник. Оказывается, мы были не одни, перед кем встал подобный выбор. Нашлись умные люди — они предложили деревням объединиться. Вместе легче обороняться, да и многое другое решать легче. Мы решили тоже вступить в союз.

Теперь все молодые люди из деревень должны год отслужить в Самообороне. Так я и попала в армию. И уже больше двух лет служу в разведке. Я командир группы. У нас нашлась куча специалистов-отставников. По всяким специальностям. Но мы бы все равно не выжили, если бы не База.

Она остановилась, немного подумала и спросила:

— Ты знал, что в Реховском районе, в самой глуши, есть секретная военная база?

Я отрицательно покачал головой.

— Вот-вот, никто не знал. Но, если бы не они ничего бы никто не организовал. А эта база специально на случай ядерной войны. Там под землей целый город. Есть все, и люди специально обученные. Страна оказывается всегда готова была к подобному.

Но это все так, только для того, чтобы ты понял, кто мы такие.

— Ольга, у нас-то про Лесных рассказывают совсем другое, — я на секунду замялся, подыскивая нужное слово.

— Говорят, что вы сотрудничаете с этими, — показал я в сторону леса. — Потому и выживаете в лесу.

— Все-таки придется рассказывать все, — вздохнула она. — Иначе так и не поймешь. А мне надо чтобы ты проникся тем, что узнаешь. Это очень важно. Я за этим шла к вам.

Она остановилась и глянула в амбразуру.

— Там твои не решат, что я с тобой здесь что-нибудь сделала? Рассказывать долго придется.

— Рассказывай. Разберемся.

— Ты сейчас сказал про тварей. А ты знаешь, кто они?

— Нет, конечно. И никто не знает.

— Я знаю.

— Ольга, не звезди. Наши уже столько лет изучают, и все без толку. А в Городе и ученые и лаборатории есть.

— Лаборатории и ученые есть и у нас. Ладно, не знаешь и не веришь? Ну и не надо. Так жить легче. Скажи мне тогда — ты хочешь, чтобы их не было?

— Конечно! Почему ты спрашиваешь? Все хотят. Только что с этого? Людей становится все меньше, а их больше. Я думаю, еще год-два и они доберутся до города. Сегодня они на моих глазах впервые вышли в степь, раньше они никогда этого не делали. Да, что я говорю — ты сама все видела.

— Ты прав. Они становятся умнее. И виноваты в этом мы.

Я удивленно посмотрел на нее.

— Кто мы? Мы как раз уменьшаем их численность.

— Мы — это те, кто живут в лесу. База.

— То есть, вы все-таки, как-то связаны с тварями?

— Теперь да.

— Значит, все-таки сотрудничаете? Люди правы?

Я вскочил.

— Зачем вы это? Вы видели, что они с нашими делают? Не разбираются — дети или старики. Всех в клочья!

— Сядь! — жестко приказала она. Голос у нее был властный, действительно — командирский. Я невольно остановился и сел обратно.

— Вот так. Теперь слушай. Я тебе как раз об этом и рассказываю.

Конец первой части

Часть вторая

База

Она была уже командиром группы, когда её впервые допустили на третий этаж. Утром, сразу после пробежки вокруг лагеря, её нашел дневальный.

— Зумба, срочно к Первому. Позавтракаешь потом.

— Что за хрень?

— А я знаю? — пожал плечами курсант.

Вообще-то это уже бывало, и сильно Ольга не удивилась. Правда, обычно это было вечером или ночью. Когда через периметр прорывалась тварь, и её надо было взять живой. Или, когда какая-нибудь деревня срочно просила помощь. Она на ходу натянула и застегнула подмышечную оперативную кобуру с Макаровым, и быстрым шагом направилась к КПП. К её удивлению, там уже были Волк и Гном — командиры первой и шестой групп.

— Что-то серьезное? — спросила она, сдавая пистолет дежурному.

— Я знаю столько, сколько и ты, — хмуро ответил Борис — 'Волк'.

— И я также, — заулыбался Ирине широкоплечий коротышка Илья. Командиру шестой группы, кряжистому, рыжему, с широким рубленым лицом, как нельзя лучше подходил его позывной.

Ольга тоже улыбнулась ему в ответ. Оба парня были знакомы ей еще с самого начала службы. После первого месяца службы, военные на базе, провели тестирование и её перевели в специальную группу. Там она и познакомилась с обоими будущими командирами. Оба в свое время пробовали ухаживать за ней, но оба, как, в общем, и все остальные ухажеры, получили категорический отказ.

Илья нисколько не расстроился этим, и их отношения так и остались ровными дружескими, а вот Борис — высокий черноволосый красавчик — почему-то посчитал себя оскорбленным. Теперь они почти не разговаривали, и, если судьба сталкивала их в одной операции, общались только по необходимости. Впрочем, Ольгу все это устраивало. После того, как в самый первый день Новой Истории погиб Игорь — первая и, похоже, последняя её любовь — она не хотела больше никаких новых отношений.

Зумба была реалисткой и понимала, что все равно, когда-то придется выбирать — слишком мало осталось людей на Земле, чтобы здоровой молодой женщине остаться навсегда одной. Общине нужны дети. Иногда, когда организм, слишком уж требовал своего, и гормоны начинали кипеть, она находила партнера, благо мужиков спаслось гораздо больше, чем женщин. Однако, каждый раз после секса, она испытывала чувство отвращения к себе. Ей всегда казалось, что она предает свою первую любовь. Ольга злилась, клялась себе, что на следующей неделе, обязательно найдет время между выходами и сходит к психологу Базы. Но, конечно, никуда не ходила.

Они прошли в лифт и впервые на её памяти, на табло загорелась цифра три. До этого она бывала только на втором подземном ярусе, где находились все службы, связанные с боевой составляющей Базы. Там же находился и учебный центр, где их — несколько десятков молодых людей — учили всем премудростям военного дела.

С учителями им повезло — База была специально подготовлена для многолетнего выживания в условиях полной автономии. Несколько лет, пока природа немного не сгладит последствия ядерной войны, персонал базы и люди, которых должны были доставить сюда в 'час икс', могли вообще не выходить наружу. Запасов хватало. Это было то, что она знала. Но Ольга понимала, что ей говорят не все. По всей общине гуляли слухи, что подземных этажей совсем не два, а гораздо больше. Цифры говорили разные — от пяти до десяти ярусов.

И вот теперь она своими глазами видела подтверждение этому.

Лифт остановился.

— Прямо по коридору, никуда не сворачивать, — приказал прапорщик, сидевший за столиком, справа от выхода. — Там вас ждут.

Он не проверил их жетоны, и даже не спросил, кто они такие. Значит, все про нас знает, — поняла Ольга. Она с любопытством рассматривала новое место. Илья тоже любопытно крутил головой, и лишь Борис делал вид, что он всю жизнь здесь ходит и все для него привычно.

Однако ничего нового, на этом этаже не было — точно такой же бесконечный коридор, с огромным количеством дверей с обеих сторон, как и на втором ярусе. Встречавшиеся им офицеры и люди в белых халатах, спешили по своим делам и не обращали на троицу никакого внимания. Однако Ольга заметила, что совсем без внимания их не оставили — под потолком, через равные промежутки, торчали прозрачные полусферы видеокамер. При их приближении внутри начинал мигать красный огонек. Она толкнула рыжего и кивнула на камеры. Тот подтвердил:

— Да. Следят.

Вообще, как только Ольга появлялась здесь, под землей, у нее появлялось ощущение, что все, что сейчас наверху, это сон. Здесь было все то, что было в мире до удара из космоса. Устроенный быт, электричество, компьютеры, телефоны и прочее, прочее. То — от чего они, за эти месяцы, успели отвыкнуть. Одно то, что еду здесь не надо добывать — просто набирай в поднос в просторной столовой, столько, сколько хочешь — в первый день ввергло её в шок. Словно она опять вернулась в дни до Катастрофы.

Да и сама подземная база это было чудо. Она очень хорошо помнила, как оказалась здесь первый раз.

Юношей и девушек, отобранных по разным деревням и дачным поселкам, долго везли на зеленом армейском автобусе под прикрытием двух 'уазиков' с пулеметами наверху. Дорога постоянно шла лесом, забираясь, все дальше и дальше в глушь. Будущие курсанты, уже наслышавшиеся про появившихся в лесу невиданных тварей, испуганно молчали.

Небольшой караван остановился, и стайка молодых людей высыпала на улицу. Сопровождавшие группу приказали построиться. Их было двое — один солидный немногословный здоровяк, лет под сорок. Другой молодой, лишь на несколько лет старше ребят, которых сопровождал. Оба в одинаковой черной форме, с незнакомыми эмблемами на левом грудном кармане. Старший достал из кармана, что-то похожее на автомобильные ключи и направил прямо на стену леса. И вдруг огромный кусок кустарника, начал подниматься. Земля посыпалась, обнажая толстенную металлическую плиту, окрашенную в зеленый защитный цвет. Стальная плита с куском леса на спине, поднялась, открыв взорам, такие же массивные двери. Они раскрылись и машины, одна за другой, въехали в тоннель.

В тот первый раз они тоже также шли по бесконечному, залитому светом коридору. По обеим сторонам было множество дверей с одинаковыми подсвеченными табличками. Сразу было видно, что на устройство этого подземелья, денег не жалели. Все вокруг — отделка коридора, пол, двери, светильники, все выглядело богато и надежно. Явно самое лучшее. Подобную отделку, Ольга видела только однажды, когда они были на экскурсии в небоскребе Правительства Области. После почти года жизни без электричества и прочих удобств, это великолепие шокировало. Окончательно её добил душ и туалет. Она никогда не думала, что горячая вода и набор шампуней, могут заставить её плакать. Но это было действительно так. Стоя под струями теплой воды — её можно было совсем не экономить, мойся хоть час — и, набирая из пластиковых бутылочек с забытыми названиями пахучую жидкость, он поняла, что вода смешивается с текущими из глаз слезами.

Однако, через какие-то три дня — до отказа заполненных занятиями, она перестала обращать внимание на все это. Удобства опять стали привычной частью человеческой жизни.

На Базе все было организованно по-военному. С самого первого дня, сразу после короткого собрания в огромной аудитории, их погнали на учебу. И началась карусель. Учебный класс электроники, компьютеры, биолаборатория, тренажеры-симуляторы, огневой тир, и постоянно: спортзал, спортзал, спортзал...

Боевое самбо, восточные единоборства, нож и спецсредства. Через неделю она даже во сне дергалась, продолжая чувствовать боками, все свои падения и удары.

Так прошло три месяца. После этого у нее началась совсем другая жизнь.

* * *

— Здравствуйте, молодые люди.

В конце коридора их встретил гражданский. Бледный улыбающийся старичок в белом халате — на самом деле ему было от силы пятьдесят, но Ольге ученый казался древним — снял очки, всмотрелся в лица, улыбнулся чему-то и показал очками на открытую дверь. Троица ответила громогласным уставным приветствием, высоколобый даже поморщился, и проскользнула в двери.

За ними опять оказался коридор, но теперь обычный, узкий. В нем пахло больницей. Старичок опять показал на одну из дверей.

— Нам сюда.

Ольга лежала в боксе одна. Сразу после того, как медсестра с серьезным, неулыбчивым лицом, поставила ей в руку укол, она уснула.

Сколько она проспала, она не знала, разбудил её кошмар. Такого ей не снилось никогда в жизни. Во сне страшно хотела есть, словно вся она была один сплошной голод, и когда, все та же неулыбчивая медсестра, начала её будить Ольга вцепилась ей в шею и начала душить, потом не выдержала и вонзила зубы в мягкую щеку женщины. Рыча и взвизгивая, она начала крутить головой, отрывая и сразу проглатывая горячие куски мяса. От этого ужаса, Зумба проснулась окончательно. Дернулась и вдруг поняла, что она связана. Руки, ноги и даже голову прижимали к кровати широкие ремни. Она хотела закричать, но вбитые за предыдущие месяцы рефлексы, остановили желание в зародыше. Она сжала зубы и попробовала хоть немного повернуть голову, чтобы осмотреться. Это ей не удалось, ремни держали крепко. Она услышала, как открывается дверь, шаги и, словно продолжение сна, над ней склонилась голова знакомой медсестры.

Видимо, она что-то разглядела в глазах Ирки — на секунду медичка замерла, в глазах мелькнул страх. Но женщина была профессионалом, она тут же справилась с собой и все-таки растянула губы в неестественной улыбке.

— Успокойся, девочка, все в порядке.

Её руки поправили что-то на голове Ирины, и лицо женщины исчезло.

Опять хлопнула дверь, послышались еще шаги и в поле зрения возникли новые люди. Блеснули очки старичка, второе лицо было незнакомо.

— Ну как они?

В голосе незнакомца чувствовалась власть и нетерпение.

— Девушка и один из парней нормально. А вот у рыжего отклонения.

Потом врач поймал взгляд девушки и добавил:

— Сергей Федорович, нам не надо обсуждать это здесь. Пройдемте в кабинет.

Не хочет, чтобы я слышала, сразу поняла Ольга, что же со мной такое?

— Доктор, — выкрикнула она. — Что со мной? Почему вы меня связали?

Над ней опять нависла медсестра, и девушка почувствовала укол в плечо.

Когда она опять очнулась, не было уже никаких ремней. Ей даже сначала показалось, что прошлое пробуждение тоже было сном. Но нет — она еще не выжила из ума — все было реально.

Медсестра была другая. Только возраст был такой же — как потом поняла Ольга, здесь не было ни одного молодого врача или медсестры. Все настоящие, отработавшие не один год, профессионалы. Похоже, женщина ждала, когда Ольга проснется. Как только Зумба открыла глаза, медсестра наклонилась к ней.

— Ну как ты, девочка?

Она поправила ей подушку, приложила руку ко лбу, отодвинула веки и заглянула в глаза. Потом опять участливо спросила:

— Голова не кружится?

Ольга покачала слабой головой и прошептала:

— Нет. Все нормально.

Пробуждение в этот раз было совсем другим — тело казалось ватным, голова соображала медленно, мысли разбегались, она никак не могла сосредоточиться.

— Сейчас придет врач, посмотрит, и будем вставать.

Голос медсестры доносился, словно из-за стены.

Врач тоже был незнакомый. Он улыбнулся широкой обезоруживающей улыбкой и весело спросил:

— Ну что, соня, выспалась?

Потом, не дожидаясь ответа, повторил манипуляции медсестры. Попросил еще показать язык и очень обрадовался, когда она, наконец, ответила.

— Выспалась...

— Вот и отлично! Продолжай говорить, надо просыпаться. А то так и останешься соней в этой кровати навечно.

Ничего себе шуточки, медленно подумала Ольга.

Она попробовала приподнять голову, но бессильно опустила обратно на подушку.

— Помоги ей! — совсем другим, резким голосом, приказал доктор.

Появилась еще одна медсестра. Общими усилиями Ольгу подняли и заставили идти в туалет.

Так, хоть и медленно, она постепенно приходила в себя. После того, как ей дали выпить какую-то горькую жидкость, она начала оживать. К завтраку она уже могла двигаться без посторонней помощи. Тут, когда она увидела еду, произошла вещь, опять напугавшая её. Проглотив первую ложку каши, она вдруг почувствовала, что ей страшно хочется мяса. В голове возник образ как она режет чуть обжаренный с двух сторон стейк, и рот наполнился слюной. Казалось, она готова сейчас съесть целого жареного быка. Опять этот чертов голод, — подумала она. — Как тогда, во сне.

Она никогда не была любителем не прожаренного мяса, и никогда раньше не стала бы есть что-то с кровью. Однако желание было таким сильным, что Ольга не выдержала и прошептала:

— Мяса хочу...

— Я знаю, — улыбнулась медсестра. — Но пока тебе нельзя. Хотя, подожди, я переговорю с доктором.

Через несколько минут ей все-таки принесли блюдце с несколькими кусочками ветчины. Ольга схватила красный ломтик и почти не жуя проглотила. За несколько секунд она расправилась с ветчиной. И лишь теперь заметила испуганный взгляд медсестры. 'Чего она так меня боится?'

После завтрака силы стали возвращаться к девушке. И теперь её уже по-настоящему бесило то, что никто ничего не говорит о том, что с ней и от чего её лечили. О парнях, ей тоже ничего не сказали. Особенно она хотела знать про Гнома. Ей все время вспоминались слова врача, про отклонения у рыжего. Понятно, что это мог быть только Илья.

На стене висели отличные электронные часы, они показывали не только местное время, но и время по Москве. Хотя всем известно, что Москвы больше нет, но здесь на Базе, время по-прежнему отсчитывали от нее. После обеда, часам к пяти Ольга почувствовала, что слабость исчезла. Наоборот, мышцы налились силой, голова стала ясной — хотелось что-то делать, казалось, сейчас все по плечу. Единственное неудобство доставляло легкое чувство голода, хотя обед был по-настоящему сытный.

Эйфория заставила её соскочить с кровати. Она посмотрела на всякий случай в прикроватной тумбочке — вдруг завалялся, какой сухарик? Ничего. 'Попробовать выйти, что ли?' Она направилась к выходу. Стекло в алюминиевой двери было мутным и искажало, все, что находилось за ним. Подергала ручку. К её удивлению, дверь спокойно открылась. До этого ей казалось, что её держат взаперти.

Она просунула голову в образовавшуюся щель и осмотрела коридор. Людей нет. Она выскользнула за дверь. Коридор, как и её палата, сверкал никелем и белизной. Даже бело-зеленый кафель на полу, казалось, кричал — посмотрите какой я дорогой и красивый. 'Ну и деньжищ же вбухано в эту Базу, — опять подумала она. — даже больничка, как какой-нибудь дорогущий медицинский центр. Как властям удавалось все это скрыть? И строительство, и само существование такого объекта? Наверное, в России их таких еще не один десяток. И наверняка многие действуют до сих пор, как и этот'.

Коридор был небольшим, по сравнению с основными проходами базы. Метров пятнадцать. В торце, с одной стороны, была металлическая массивная дверь, со штурвалом задвижки посредине. Очень похожая на те, что отделяли подземелье от внешнего мира. В другом конце, дверь была обычная, со стеклом. Над ней горело табло с надписью — дежурный врач. На потолке у двери висела сфера видеокамеры. Были еще несколько дверей с обеих сторон коридора.

Она успела сделать несколько шагов по направлению к комнате врача, когда противный вой сирены, заставил её кинуться к стене. Самая ближняя к кабинету дежурного дверь распахнулась, и в коридор выскочили трое бойцов в обычной черной форме Базы. На ходу вырывая с пояса дубинки, они кинулись в сторону Ольги. Она уже хотела закричать, но не успела — тело среагировало само — неожиданно для себя, она отскочила в центр коридора, приняла стойку и приготовилась к бою. Однако драки не получилось. Не добегая до неё, один из черных распахнул дверь с правой стороны, и они ворвались туда. На Ольгу внимания они не обратили.

Из неприкрытой двери неслись звуки схватки. Кто-то по-звериному рычал, перемежая рык неразборчивыми выкриками. В ответ неслись маты охранников. Но все это перекрывал испуганный визг женщины.

Ольга подскочила к двери и еще чуть-чуть приоткрыла её. Палата была точной копией той, где находилась она. На стоявшей посредине палаты койке, билось существо, лишь отдаленно напоминавшее человека. Это оно рычало и пыталось что-то кричать. Существо было пристегнуто, но каким-то образом сумело освободить голову и правую лапу, и теперь всего лишь одной конечностью раскидывало троих здоровых бойцов.

Забившись в угол и прикрыв голову руками, в одной тональности, не переставая визжала знакомая медсестра. Рядом у кровати лежал кто-то в белом халате с изуродованным — словно обгрызенным — лицом. Похоже, человек был уже мертв. Ольга вдруг поняла, что это тот улыбающийся врач, который приходил в последний раз.

Существо на кровати вдруг заметило Ольгу. Черные, с огромными радужными зрачками глаза остановились на её лице. По обтянутой сухой серой кожей морде, пробежала гримаса. Существо перестало бороться и протянуло руку к девушке. Из горла вырвались непонятные обрывки слов, словно зверь пытался говорить по-человечески.

Этой передышкой воспользовались охранники. Один изо всех сил, приложил существо дубинкой по лбу. А двое других навалились на руку, и, наконец, смогли опять застегнуть на ней ремень. Существо еще шевелилось, и охранник опять замахнулся и нанес удар по лбу. Рыжая голова откинулась и затихла на подушке.

* * *

После того случая, она больше не видела ни Волка, ни Гнома. Знала, что Борис служит теперь на границе со степью, а Гнома перевели на Базу, и он совсем пропал. Самой Ольге объяснили, что они все трое подцепили какой-то мутировавший вирус — теперь этой хрени полно, лезет из зараженных районов — и хорошо, что его успели выявить. Могли и умереть. Одно неудобство — теперь, каждый месяц она должна была появляться на обследования, правда уже не на третьем этаже, а в обычной санчасти на первом. И еще пришлось глотать по утрам какие-то капсулы.

Сначала она думала, что это ерунда, обычная формальность, но после одного случая поняла, что это все серьезно. Выход на патрулирование совпал с днями, когда она должна была проходить обследование. Там же ей обычно выдавали новую порцию лекарства. Но так как сама она не чувствовала никаких симптомов, и, вообще, считала себя полностью здоровой, Ольга решила — сначала схожу в патрулирование, а потом появлюсь в больничку.

Первые два дня все было как обычно — она была в прекрасной форме и легко шагала по лесным тропам, подгоняя солдат. После той болезни, остались не только неудобства. Теперь она чувствовала, что стала гораздо выносливей и сильнее физически. Чем это вызвано, она не знала, но сомневаться в этом не приходилось. Сначала она относила все за счет постоянных тренировок, но постепенно поняла, что это не так. Тренировались все одинаково, однако, только она могла весь день шагать с двадцатью килограммами за спиной и остаться бодрой и веселой.

В этот раз, при патрулировании, надо было осмотреть заброшенную ферму. Разделившись на пары, солдаты пошли по постройкам, сама Ольга и пулеметчик остались на контроле.

Не прошло и минуты, из большой постройки — свинарник или коровник, она в этом не разбиралась — раздался грохот, а потом крик боли. Она приказала пулеметчику оставаться, а сама бросилась на крик. Похоже, пара, вошедшая в помещение, что-то задела, или может время пришло — у здания рухнула крыша, завалив её солдат. Она крикнула в рацию, чтобы еще одна пара осталась на посту, а остальные, из других построек, бежали сюда. Сама, не дожидаясь, начала разбирать завал. Она, время от времени, звала пострадавших, и, услышав болезненный ответ, продолжала выворачивать и раскидывать доски и балки.

Когда все закончилось — оба бойца оказались живы, хотя и с переломами — она оглядела притихшую группу. Во взглядах явно читалось удивление, и даже испуг.

— В чем дело? — строго спросила она.

Солдаты прятали глаза. Тогда она ткнула пальцем в капрала Зайцева.

— Заяц, говори — что не так?

Тот вытянулся и ответил:

— Командир, это вы все сделали?

Он показал на кучу шифера, досок и бревен перекрытия, которые она в горячке накидала, добираясь до пострадавших. Только сейчас Ольга разглядела, что это за бревна. Стесанные с двух сторон, потемневшие балки, с кусками прибитых обломанных брусков, были трехметровой длинны и толщиной как рюкзак бойца. Похоже, весили они килограмм по двести.

— Это я?

Бойцы в разнобой закивали.

Зумба подошла к куче и попробовала приподнять бревно. Она ожидала, что сможет приподнять один конец и только. Но приподняв одну сторону, она, вдруг, с удивлением поняла, что хоть и с трудом, но сможет приподнять и откинуть плаху. В горячке, похоже, сил было еще больше. Она бросила бревно, не желая опять пугать подчиненных, и пошутила:

— Утренняя зарядка творит чудеса...

План патруля пришлось менять, раненных надо было доставить до ближайшей деревни, откуда их могли забрать на Базу. Но теперь из-за этого маршрут увеличился, и патрулирование должно продолжиться на несколько дней дольше. Такое бывало часто, и она не встревожилась. Мысль о том, что обследование опять отодвигается и её лекарство почти закончилось, тоже не вызвала тревоги. Подумаешь — несколько дней. Ничего не случится.

Однако случилось.

Весь оставшийся день её мучал голод — теперь это происходило часто, особенно во время тяжелого перехода, когда тратилось много сил. Хотя раньше такого не было, но, в общем, это было нормально, так что зацикливаться на этом она не собиралась. Сегодня голод мучал особенно сильно. Ольга на ходу сжевала несколько галет — теперь перед выходом она всегда засовывала их в карман — но это только раззадорило. Однако останавливать группу, только из-за того, что ей хочется есть, она не стала — это позорно, да и бойцы не поймут. Тем более в группе были парни гораздо старше её.

Но, день наконец закончился, стало темнеть, и она приказала устраивать лагерь, не настолько серьезным было дело, чтобы рисковать всей группой и идти ночью. Любой, самый тренированный и хорошо вооруженный человек, в темноте проигрывает тварям. Хотя ей уже приходилось несколько раз побывать и в ночном патруле. Вспомнив это испытание, она передернула плечами. 'К черту! Шины ребятам наложили, заражения нет — переночуем, как люди, а завтра уже дойдем'. Тем более мысли о будущем ужине, уже вытеснили все остальное.

Поели плотно. Ольга быстро, без хлеба, проглотила банку тушенки, подумала и достала еще одну.

— Силы надо восстановить, — сказала она, ни к кому не обращаясь. Объясняла она это скорей себе, чем остальным. После ужина, она разделила часы караула между бойцами, оставив себе, самые тяжелые предутренние часы. Твари наиболее активны сразу после наступления темноты и перед самым окончанием ночи. Человек же перед рассветом, самый незащищенный.

Уснула она, как всегда, быстро и незаметно. И сразу увидела сон. Даже во сне она заулыбалась — ей снилось, что они опять с Игорем. Как будто не было Катастрофы, Дыры, Базы и тварей. Они обнимались, и она почувствовала, что все больше и больше хочет его. С этого момента сон превратился в кошмар — у них был секс, но совсем не такой, какой был когда-то. Во сне это было как пламя, сжигавшее её плоть. Казалось, организм не выдержит, лопнут мышцы от силы объятий. Они слились в единый ком и перетекали из тела в тело.

Кто-то все сильней и сильней тряс её за плечо. Еще не придя в себя, она перехватила руку и завернула, заламывая.

— Командир, это я, очнись!

Ольга пришла в себя. Разглядела, кого прижала, и отпустила.

— Что случилось?

Нафиков, красивый чернобровый башкир, болезненно морщился, потирая руку.

— Командир, ты стонала на весь лес.

— Черт! — выругалась она, вспомнив сон. Кинула быстрый взгляд на бойца — понял ли он, что ей снилось?

— Спасибо, Асгат. Кошмар мучил.

Она взглянула на часы, её время еще не скоро.

— Как обстановка?

— Все тихо.

— Хорошо. Иди. Посплю еще.

Она откинула голову на свернутую куртку и закрыла глаза. Голод вдруг навалился с новой силой. Приступ был такой, что она чуть не вскочила и не полезла в рюкзак. Удержала себя лишь усилием воли. 'Что подчиненные подумают? Итак, влезла в рацион завтрашнего дня, лишнюю банку тушенки съела'.

Она устроилась поудобнее. Чтобы перебить плохой сон, она пыталась вспомнить самое хорошее, что было в её жизни. Однако, даже те воспоминания, что всегда помогали ей забыть плохое, сегодня не сработали. 'Игорь, Игорь — бедный ты мой мальчик, — вздохнула она. — Не дала нам подлая судьба быть вместе. А может и хорошо, что ты погиб в самом начале. Не увидел всю эту дрянь, что творится теперь в мире.

Интересно, если бы он был жив, и мы бы сейчас встретились — как бы все было? Черт! — она повернулась на бок и неожиданно для себя, признала. — А ведь я люблю его до сих пор'.

С этими мыслями Ольга опять заснула. Но голод поднял её — она вскочила и остановилась, не зная за что схватиться — спазмы в животе заставили застонать. Зумба хотела вскрыть пакет с сухпайком, но поняла, что хочет совсем другого. Ей надо горячего кровавого мяса. И не надо его даже жарить. Если бы под руками был бы какой-нибудь зверь, она, наверное, руками бы его порвала. Но никого не было. Вдруг её взгляд упал на спящего бойца. Шея с дергающейся жилкой была совсем рядом. Не в силах сдерживать себя, Зумба зарычала и кинулась на парня.

— Командир, очнись!

Нафиков тряс её за плечи и прижимал к земле. Она, легко, одним движением, вывернулась и скинула бойца с себя. Вскочила. В глазах все еще стояла сцена с солдатом. Она огляделась — нет, все лежат. Она облегченно вздохнула — значит, опять приснилось. Все сон. Кроме проклятого голода. Она похлопала парня по плечу.

— Все нормально, Асгат. Не буду больше спать, что-то кошмары достали.

Разбуженные солдаты успокоились и снова заснули. Ольга подождала, когда Нафиков отойдет на пост в темноту и раскрыла рюкзак. 'Деваться некуда, надо поесть — иначе сдохну'.

С этого момента и до нового посещения базы — это произошло через четыре дня — она почти не спала. Едва только начинала дремать, начинались дикие звериные сны, словно душа её возвращалась в первобытное состояние. Тело тоже не отставало. Постоянное желание съесть сырого мяса, преследовало её теперь уже и наяву. От еды же из сухпайка, её, наоборот, тошнило, и она почти перестала есть.

Во время одного перехода бойцы подстрелили огромного мутировавшего дикого кабана. Она с трудом дотерпела до того момента, когда насаженные на палочки куски мяса стали шкворчать. Она бы съела и сырое, но не хотела, чтобы это увидели подчиненные. Они, итак, уже косились на неё. Только когда она наглоталась горячего, с кровью, мяса, ей стало легче, и Ольга смогла поспать.

На Базе её уже ждали. Врачи встретили прямо на первом КПП.

Они бегло осмотрели её прямо тут, что-то им очень не понравилось. Девушку здесь же завалили на носилки, несмотря на её протесты, пристегнули ремнями и укатили в лифт. Она снова оказалась в знакомой палате. Ей кололи какие-то лекарства, от которых она постоянно спала.

Пробуждение, как и в прошлый раз, было связано с быстрым восстановлением всех сил, она опять чувствовала себя супервумен, способной в одиночку справиться с полуволком. Оба врача: и улыбчивый очкастый старичок, и второй — тот, что по моложе — ругали её на чем свет.

— Девушка, вы могли умереть, — выговаривал ей старичок. — Но это еще не так страшно, гораздо страшнее, если бы вы изменились и остались тварью, — медсестра кинула на него строгий взгляд, доктор поперхнулся и быстро поправился. — В смысле, калекой на всю жизнь.

В тот раз этой оговорке, Ольга значения не придала. Лишь потом, когда уже многое прояснилось, она вспомнила эту фразу.

Когда она попросила доктора подробней рассказать ей о её болезни, тот долго говорил, приводил кучу слов на латыни, рассказывал, насколько важно соблюдать режим, но что это за болезнь она так и не поняла.

Однажды, сквозь постоянную дрему, она расслышала голоса — то, о чем говорили, заставило ожить затуманенный лекарствами мозг. Один был явно высокий чин — голос звучал по-командирски властно. Посетитель даже не пытался говорить тише, как это делали остальные, изредка старавшиеся вставить свои реплики. От этого голоса Ольга и проснулась. Интуитивно, еще не соображая, она постаралась не выдать своего пробуждения — не открывала глаз и дышала ровно. Гостя называли Сергей Викторович — похоже, это он уже был в прошлый раз в её палате.

— Сергей Викторович, надо оставить её под нашим наблюдением. Нельзя чтобы лучший экземпляр сгинул где-нибудь в лесу.

— Вы опять забываете, что я тоже специалист. Если я перестал сам заниматься исследованиями, отнюдь не значит, что я стал тупым военным. Мне надо чтобы её метаморфоза произошла в естественных условиях. В лаборатории у вас, итак, достаточно материала.

— Но ведь, это просто идеал по сравнению с остальными, — окончательно очнувшаяся Зумба узнала голос старого врача. — Когда еще к нам попадет такое...

— Все. Разговор окончен, — голос начальника был тверд. — Вы лучше быстрей определитесь, чем она отличается от других и тогда по этим критериям, можно будет отобрать сотни людей.

— Мы работаем.

Гости вдруг замолчали.

— Уходим, — вполголоса скомандовал кто-то. Легко пискнула дверь и в палате стало тихо. 'Похоже, заметили, что я не сплю'. Ольга раскрыла глаза и сразу уперлась взглядом в прозрачную полусферу с камерой. Теперь вообще притворяться бессмысленно.

Смысл услышанного сейчас, не сразу дошел до нее. Сначала она просто почувствовала, что врачи говорили что-то страшное, и это страшное вплотную касается её. Но по мере того, как она складывала в уме услышанное и происходящее с ней в последнее время — все больше понимала — она попала в дерьмо. И, похоже, увязает в нем все глубже. Хотя в мозаике происходящего отсутствовало еще много кусочков, смысл картины уже был понятен. Значит, врачи не лечат меня, или может быть не могут вылечить и просто наблюдают, когда я превращусь во что-то.

Ольга рывком села и уставилась в стену. Мозги кипели — что теперь делать?

Но Зумба не была бы Зумбой, если бы так и сидела, отдавшись своим переживаниям. Нет! Хрен им! Первым делом — успокоиться. За последние три года она прошла в своем развитии путь, который раньше, в обычной жизни, прошла бы годам к сорока. И давно поняла, что большинство решений, принятых на эмоциях, были неверными. Решать надо на трезвую голову.

Она встала с кровати и, не обращая внимания на камеру — пусть полюбуются — разделась до трусиков, и начала делать гимнастику. Физические упражнения всегда успокаивали её, снимая нервное напряжение. Она приседала, отжималась, держала планку, вела бой с воображаемым противником, а голова в это время отстраненно перебирала вариант за вариантом.

Когда, вспотевшая, она присела на кровать и нажала кнопку вызова, начальный план уже был готов.

* * *

Выписали её через день. До самого отъезда — её отправили на первый лесной рубеж на транспорте Базы, черном УАЗе с широченными колесами — она вела себя как примерный больной. Обычно за ней приходила своя машина, из отряда. Но в этот раз что-то изменилось.

Все служащие Базы были немногословны, никогда не говорили лишнего. Похоже, многолетняя секретность сделала из них молчунов — приучила обдумывать каждое слово. Однако нет в этом мире правил без исключений — в этот раз водитель попался разговорчивый. Пока ехали, он рассказал кучу анекдотов, пару историй про рыбалку и еще много чего. Наверное, на Базе целый день приходится молчать, — подумала Ольга. — Бедный болтун натерпелся. Сейчас на мне отыграется.

Зумбе были не интересны истории водителя. Занятая своими проблемами, она слушала в пол-уха и лишь вежливо поддакивала, когда он поворачивался и переспрашивал:

— Ведь я правильно говорю?

Однако в своей болтовне, мужик совсем ничего не говорил о своей работе. И лишь когда Ольга однажды прервала его, и сама спросила, часто ли ему приходится возить больных, таких как она, он по инерции ответил:

— Частенько. Но на Базу. А возвращаются не часто.

— Что? Почему не возвращаются? Все умирают?

Однако собеседник уже очнулся, и понял, что сболтнул лишнего.

— Это я так, шутка, — неловко постарался вывернуться водитель.

После этого он замолчал и до самого приезда в отряд ничего не говорил.

Ольга вернулась к своим обязанностям. Группа все также продолжала патрулирование. Однако, хотя и было лето — пора активности для тварей — дел стало гораздо меньше. В последнее время уроды почти не лезли к деревням и Комплексу, а все свое внимание сосредоточили на постах горожан. Почему так происходила, никто не знал. Твари не предсказуемы, что у них на уме — не знает никто. Раньше, в первые год-два приходилось воевать не только с тварями. Частенько появлялись отряды мародеров из Города, и Самобороне приходилось иногда вести настоящие бои, чтобы отстоять деревни. Теперь же после того, как твари размножились и заселили почти весь лес, городские больше не появлялись.

Поэтому у Ольги появилось время заняться собой и начать выполнять то, что она задумала, сидя на больничной койке.

Теперь она больше не позволяла себе пренебрегать приемом лекарств и планировала свои выходы в патруль с учетом проверок на Базе.

Первым делом Зумба начала искать информацию — любую, что можно было откопать — про новые болезни и про людей, которых увозили на Базу. Она прекрасно понимала, что это не безопасно. Это учреждение было секретным еще при нормальной жизни и люди с Базы умели хранить свои тайны. Сейчас же, когда вся полнота власти была в их руках, вообще ничто не могло их остановить. Так что это было опасно. Наверное, если прорваться в Город, можно было бы не бояться возможного наказания, но мысли о таком у Зумбы даже не возникало.

Почему-то жители Города, стали для нее теперь иностранцами, непонятными и опасными. Может лишь чуть менее опасными, чем Твари. Прошло всего несколько лет после Катастрофы, а уже казалось, что не было никогда той жизни, в которой были страны и города, и человек мог поехать с одного края земли на противоположный, только для того чтобы отдохнуть. Мир сузился до территории, охраняемой отрядами Самообороны. Она знала, конечно, что люди еще живут на Земле, но это было настолько далеко от её сегодняшней жизни, что можно было смело считать это вымыслом.

Ближайшим местом, где этот вымысел являлся реальностью, был Городской Пост на высоте четырнадцать — двадцать. Однажды её группа подошла почти к самой излучине дороги, над которой находился этот пост. Она даже смогла рассмотреть в бинокль вышку с крупнокалиберным пулеметом и несколько строений вокруг нее. Тогда они сразу отошли. У группы не было оружия, способного противостоять Корду.

После того, что она видела в разграбленных деревнях — где банды из Города не оставили в живых никого, она, не задумываясь, разгромила бы этот пост, будь у нее такая возможность. Кроме того, всем было известно, что люди из Города сотрудничают с Тварями, снабжают их едой.

Правда, на этот счет был особый приказ Базы — с людьми из Города не связываться. Но всегда ведь можно отговориться детской отговоркой — они первые начали.

Информации о больных и разных болезнях, появившихся в последнее время, было и много, и в тоже время мало. То есть рассказов и страшилок о людях, подхвативших непонятную заразу, а потом умерших в страшных муках, было полно, но настоящих проверенных фактов почти не было. Осторожно расспрашивая командиров других групп, медиков из деревенских медпунктов, да и просто любых случайных людей, она открыла для себя неприятную вещь: База скрывала любую информацию о новых болезнях.

Врач из Тарасовки — самой дальней деревни, где жили люди — в ответ на вопросы, подозрительно посмотрел на неё и прямо ответил, что База запрещает разглашать подобную информацию и ей надо обратиться к врачам Комплекса. Если надо, пусть она напишет список вопросов и он, сегодня же, при сеансе связи передаст депешу в Центр. Ольга тогда кое-как замяла эту тему, сведя все к праздному любопытству. После этого случая, она стала бояться расспрашивать врачей — похоже, База на этот счет их уже предупредила.

Через некоторое время она поняла, что весь её план идет насмарку. Первым пунктом в нем значилось выяснить, что у нее за болезнь. Но даже это оказалось невозможным. Иногда ей в голову приходили совсем бредовые идеи — захватить кого-нибудь из врачей Комплекса, и вытряхнуть из него все, что он знает. Понятно, что все это было невыполнимо.

Однако жизнь продолжалась — два последних месяца она строго придерживалась графика приема лекарств и посещения медиков Базы. Кошмарные сны больше не навещали и внешне она не менялась. Но внутри что-то с ней происходило — она это знала. Эти изменения, казалось, шли только на пользу организму. Физически она чувствовала себя превосходно. Теперь уже мало кто в одиночку соглашался на спарринг с ней. А после того, как во время тренировки с двумя бойцами, она, незаметно для себя, вошла в раж и сломала одному парню руку, она вообще перестала участвовать в учебных схватках.

Теперь в спортзал в расположении отряда, она приходила рано утром, пока все спали и творила такое, от чего у неё самой глаза лезли на лоб. Штанга со всеми блинами, что нашлись в качалке, летала в её руках. Легко, с места прыгала на пять метров, и, как обезьяна, на одних руках, взлетала на подвешенный канат. В патруле же, она с удивлением глядела, как к ночи бойцы обессиленно валились на траву. Сама она могла теперь шагать пару суток, не чувствуя усталости. Правда, расплатой за это стал зверский аппетит. Она теперь съедала двойную норму и все равно, на ходу приходилось еще жевать, чтобы заглушить чувство голода.

Казалось бы, надо только радоваться подобным изменениям в организме. Возможно, если бы она не связала эту свою метаморфозу с тем, что она узнала в Комплексе, так бы и было. Но теперь, происходящее пугало её. Она все время боялась, что однажды вернется неодолимое желание рвать и глотать сырое мясо, и она не сможет справиться с собой.

* * *

В самом начале июня её группу подняли по тревоге. Срочный выход. Надо было встретить и проводить караван Добытчиков, а потом прикрыть место встречи. Такое уже не раз бывало, но всегда время и место прихода каравана с золотом, обговаривалось заранее и группа, а то и две занимали район загодя.

Услышав приказ, Ольга выругалась. По плану сегодня группа должна была идти к её деревне, и она надеялась увидеть родных — отца и мать. Бабушка умерла в прошлом году. Но деваться некуда — приказ есть приказ.

Встречать Добытчиков дело опасное — золото нужно всем. Даже тварям. Золото для них вредоносно, но именно поэтому — караван они встретят и порвут на кусочки с превеликим удовольствием. Так же, как и банды из Города; так же, как и официальные войска Города; так же, как и Восточники; и так же, как и отряды Базы.

Добытчики об этом прекрасно знают и поэтому охрана у них самая лучшая. Это, наверное, самая большая часть расходов Прииска. Первый раз, когда Ольга встретилась с охранниками каравана, она поразилась — наверное, и охрана Базы не отказалась бы от таких людей. Даже просто на глаз, по поведению было видно, что это обстрелянные бойцы, прошедшие обкатку еще в той жизни. Когда воевали только где-то далеко.

Бойцы отряда её отряда, хотя и прошли обучение у таких же профессионалов, не шли ни в какое сравнение с этими бывшими убийцами из какого-нибудь мифического ГРУ. Но у Самообороны было одно маленькое преимущество — они были местными, и знали каждый кустик, каждую ямку в своем районе. Кроме того, твари почему-то в последнее время избегали появляться на пути у группы под её командой. За последние пару месяцев, таких контактов было от силы пять-шесть. Хотя совсем свежие лежки попадались постоянно. Похоже, что, заметив их, уроды просто уходили. Раньше, чтобы выгнать их с облюбованного места спячки, порой приходилось по-настоящему повоевать.

Она думала, что подобное происходит сейчас у всех, но быстро выяснилось, что это не так. В зоне ответственности других отрядов, твари вели себя по-прежнему.

Добытчики не хотели рисковать, а так как хозяевами товара были они, они и выбирали места встреч. В этот раз они выбрали место в устье Талой, в месте её впадения в Ильмень, там, где раньше была паромная переправа и база отдыха 'Сказка'. Её заброшенные строения, где так любили гнездиться гады, находились на другой стороне Талой, там, где берега были красивые и высокие. Ольга знала наверняка, что бывшая 'Сказка' битком набита тварями, как-то там погибли несколько человек из группы Барана.

Добытчики выбрали место, как раз с учетом этого. С той стороны, где твари, не сможет появиться не один человек, а сами уроды никогда не лезут в воду. Только в том случае если спасают свою жизнь. Как кошки. Плавать они умеют, но в воду не загнать.

В самой излучине, почти на самом берегу была небольшая высота, со скалой на вершине. Ольга не сомневалась, что Добытчики, еще до того, как сообщили место встречи хорошенько проверили излучину. Наверняка сейчас на скале уже сидит пара снайперов, а то и пулеметчик. Перед выходом к высоте, лес был редким и легко просматривался. Кроме этого, она это знала наверняка, в лесу на подходах, охрана Добытчиков поставит засаду.

По большому счету — все это было ни к чему, никто в здравом уме на них нападать не собирался. Себе дороже. Но Ольга, считала, что все равно Добытчики правы — в этом мире теперь так много людей, про которых не скажешь, что у них здравый ум.

Поэтому, чтобы исключить всякие случайности, Самооборона и встречала караван заранее, как только он появлялся на территории под контролем базы. Никто не собирался лезть в излучину, к месту встречи. Спрятаться так, чтобы даже хваленая охрана Добытчиков не заметила — вот что должна была сделать её группа. И если, что-то пойдет не так, её бойцы должны были ударить прикрыть отход своих. Поэтому здесь было целое искусство — надо расположить группу так, чтобы перекрыть все выходы, а себя не выдать.

Зумба расставила людей и пошла к облюбованному дереву. Она выбрала себе в этот раз необычное место. Большая береза на высоте трех метров раздваивалась и превращалась в два дерева. Внизу ствол был спрятан в разросшемся, ольховом кусту, а выше все прикрывали свесившиеся прядями ветви, усыпанные зелеными листьями. Развилка словно была создана для того, чтобы там сидел человек. Один ствол создал природное кресло, с подлокотниками из веток, а второй, изгибаясь и уходя в сторону, упор для ног. Если отойти от дерева на десять шагов, за сплошным ковром листвы, ничего не разглядеть. А ей наоборот — стоит только немного раздвинуть ветви — видно все, что происходит. Лес вырос так, что напротив березы, пересекая весь мыс, образовалась естественная просека. Любой, кто должен пройти к скале, попадал в поле зрения Зумбы.

С представителями базы, она в последний раз связалась еще на подходе к заданному месту. Предупредила, что они готовы, в ответ получила данные о времени прохода и количестве человек в группе с Базы, а также частоту и позывной командира охраны Добытчиков, потом выключила рацию. 'А то вдруг вызовут в самый неподходящий момент, — подумала она. — И вся маскировка насмарку'.

Обычно подобные встречи проходили хоть и нервно, но вполне мирно. В этот раз началось все также. Единственным сюрпризом оказалось то, что целью сегодняшнего рандеву, была не продажа золота, а какие-то переговоры. Руководство посчитало, что Ольге знать это не обязательно, поскольку набор мер безопасности был все равно стандартный.

Первой неожиданностью стало то, что охрана Добытчиков, пришла позже группы Зумбы. Так, что её мысли о снайперах на скале оказались преждевременными. Она услышала легкий треск — в стороне, в кустах кто-то наступил на сухой сучок. Человек — сразу определила Ольга, — твари, если хотят подойти незаметно, как не прислушивайся, не услышишь. А, если, идут не скрываясь, то шум, словно от стада кабанов. На счет того, что это мог быть зверь, она даже не подумала — по мере того, как тварей становилось больше, звери исчезали. Похоже, охотиться на них было легче, чем на людей.

Затаив дыхание, девушка вслушивалась в тишину вечера. Отрывистое приглушенное ругательство, прозвучавшее в той же стороне, сомнений не оставило — люди. В последнее время, слух и зрение у нее стали звериными — она относила это также к последствиям болезни. Правда это, это были приятные последствия, и она была не против, чтобы они остались и после выздоровления. Ольга беззвучно отодвинула ветку — и вовремя. Через естественную просеку, одна за другой мелькнули три тени в мохнатом камуфляже. Охрана Добытчиков — в этом она не сомневалась. У одной тени в руках была длинная палка — СВД. Двое других с АК. Значит, на скале никого не было, надо было проверить, — подумала она. Но одернула себя. — Лучше не надо. Бойцы у них опытные, могли заметить наши следы. А так пусть думают, что мы еще не пришли.

Через минуту следом за первой тройкой прошли еще пятеро. Эти шли уже не так легко. Вернее, трое были такими же, что и первые, а вот двое, шедшие посредине, шагали уже не так легко и время от времени, вполголоса ругались.

Когда они растворились в зелени, Зумба не шевелилась еще минут пять. Однако больше никто так и не появился. Именно сейчас до нее дошло, что встреча будет необычной. И каравана ждать не следует. Похоже, все организовано на бегу, — решила она. Ей приказ пришел неожиданно, и сразу надо было выдвигаться. Без подготовки. Охрана Добытчиков не пришла заранее на место встречи. И вот теперь — на встрече от Добытчиков всего двое. 'Посмотрим, сколько от нас будет'. Охрану золотоискателей, как и свою группу, участниками встречи она не считала.

Ольга взглянула на часы. По времени, скоро должна подойти и группа с Базы. Она почти не сомневалась, что и этих будет немного, но чем черт не шутит. Зумба сунула в ухо наушник рации и включила её. Несколько раз нажала клавишу вызова. Конечно, сейчас этот сигнал поймали и Добытчики, это понятно и ежу, но теперь уже все равно. Они и так знают, что люди из Комплекса скоро появятся. Так и получилось. В ответ на сигнал, рация также отозвалась условленной очередью хрипов.

— Вы долго там, перещелкиваться будете?

Молодой уверенный голос насмешливо прервал их перекличку. Добытчики не скрывались. Теперь не зачем, они прекрасно понимали, кто может пользоваться здесь рацией.

— Золото, это вы?

Ольга узнала голос. Капитан Воронин — командир группы спецназа Комплекса. Из штатных, остался с тех, мирных времен. Она несколько раз контактировала с ним по работе.

— Ворона, ты? Это золото — Игла.

Ни хрена себе! — удивилась Ольга. — Они наших по именам знают. И тут же удивилась еще больше.

— Иголкин? Коля — ты что ли?

'Оказывается и наши их тоже'.

— Я. Давайте быстрей. Ждем.

На этом обмен любезностями закончился. Воронин обратился уже непосредственно к ней.

— Зумба, у вас все в порядке?

— Все под контролем, — уверенно ответила Ольга. Она на самом деле не сомневалась в этом. Все было в порядке — подошли незаметно, вперед Добытчиков, спрятались вовремя и хорошо. Сама она заняла отличное место, так что все как надо. Зумба еще не знала, как сильно она ошибается.

Вскоре появились свои — их было почти столько же, сколько и людей с Прииска. Значит, точно, какие-то переговоры. Слишком мало людей для охраны каравана. Это Добытчики могут принести свой товар в рюкзачке, а нашим, на замену, надо целый караван. Бартер он такой.

Что хотели обсуждать на встрече, Ольга не знала. Не то чтобы ей было безразлично — любопытство всегда присутствовало, просто свои проблемы не давали много времени на размышления о чем-то, что не касалось непосредственно её, её отряда, и целей, поставленных перед группой.

Встреча затянулась. Зумба уже пожалела, что выбрала место на дереве. Почти час, она не могла позволить себе сменить положение. В прошлые разы все происходило по-другому — обмен товаром длился не больше пятнадцати минут, а то и быстрей. Получив свое, стороны старались как можно быстрей покинуть негостеприимный лес и уйти на свою территорию.

Наконец рация опять хрипнула условленным знаком. 'Уходят', — поняла Ольга. Она переключила канал и предупредила своих. Первыми выходили гости с базы. Они один за другим пересекли 'просеку' и скрылись в кустах.

И как только они исчезли из виду, прозвучали первые выстрелы.

Ольга вполголоса грязно выругалась. Её группа уже давно не участвовала в стычках с людьми. После того, как Самооборона зачистила свою территорию, она надежно перекрыла доступ бандам мародеров. А организованные формирования рядом были только у Города, но те не рвались в лес. Наоборот, они сосредоточились на том, чтобы не допустить никого на свою территорию. Их посты в летнее время постоянно атаковали Твари, и им было не нападений. Да и не стали бы они связываться с Базой, ни тем более, нападать на Добытчиков. Золото в Городе нужно было так же, как и везде. Где-то дальше за Городом были еще Восточники, говорят они как раз старались расширять свое влияние, но в Лес они тоже не лезли. А разговорам про Москву, про то, что где-то есть центральное правительство, Зумба просто не верила.

Как бы, то ни было, однако автоматные очереди, ясно говорили, что в этот раз бой разгорелся между людьми. 'Что нам делать?' — подумала она, соскальзывая по стволу на землю. Наверху было совсем просто схлопотать случайную пулю. Рация молчала, и Ольга уже хотела вызвать Воронина сама. Она перевела стрелку на канал Базы, и в рации захрипели голоса. Говорили сразу несколько.

Все было сумбурно, но она поняла, что приисковики попали в засаду. Похоже, они подумали, что засада дело рук Базы, потому что Воронин кричал:

— Игла, ты охренел, мы ни при чем! Сейчас поможем.

И тут все перекрыл голос, усиленный мегафоном:

— Всем сложить оружие! Гарантируем жизнь и справедливый суд!

Зумба даже головой потрясла. 'Что это такое?! Кто это?' Подобные фразы можно было услышать в старом видео из той, забытой жизни. В настоящем никто таких фраз не говорил, тем более в Лесу, кишащем тварями. Нереальный киношный приказ, похоже, поставил в тупик не только её. Даже выстрелы стихли. Через пару секунд в тишине, захрипела рация, и прозвучал растерянный голос Воронина.

— Коля, кто это?

— А хрен его знае...

Добытчик не договорил, его слова опять заглушили очереди. В этот раз пули прошли над головой Ирины. Она рефлекторно вжала голову в траву.

Дальше начался сумбур. Как и в любом бою. Как ни планируй свои действия, при реальном столкновении будешь вести себя совсем по-другому. Это Ольга знала точно — вся прошлая практика говорила об этом — поэтому выбросила из головы, все, что не относилось к главной сегодняшней задаче — отбить атаку неведомого врага, сохранить своих людей, и самой остаться в живых.

Больше никто не предлагал сдаться, рации тоже молчали — говорило только оружие. Сначала Зумба была сторонним наблюдателем. На её участке ничего не происходило. Лишь иногда над головами проносились шальные очереди, бритвой срезая ветки. Её подчиненные тоже не стреляли — весь кавардак происходил по центру, там, куда ушли люди из Комплекса. Однако это продолжалось недолго. Сначала заговорили АК её ребят с правого фланга, а через несколько секунд она сама заметила, что впереди мелькнули фигуры в камуфляже. Враг. Все базовские были в черной форме. Она поймала в прицел место, куда упал человек и дала короткую очередь.

Все. После этого события закрутились со страшной скоростью. Когда она поняла, что им конец, Ольга впервые осмысленно глянула часы. 'Полчаса?!' Прошло всего полчаса после того, как она выпустила первую очередь. А казалось, что день уже должен кончаться, война идет целую вечность. За эти полчаса она отстреляла три магазина, остался один и тот неполный. Они же шли прикрыть встречу, а никак не для боя с настоящим противником. Группа откатилась почти к самому берегу. Сейчас Зумба пряталась в расщелине, у подножья скалы. Сорвав тангетку, она несколько раз вызвала своих. Бесполезно. Перевела на пятый канал и попробовала снова — может, хоть Добытчики ответят.

В эфире скрипело, хрипело, но никто не отозвался. Можно было бы подумать, что она осталась одна, но это было не так. С обеих сторон и даже сверху со скалы еще огрызались автоматы и иногда она узнавала мощный выстрел СВД. Сейчас все на мгновения стихло, и она опять попробовала рацию. И опять бесполезно. Все, надо на что-то решаться — иначе жизнь её продлиться еще не более нескольких минут.

В это время рядом затрещали кусты, Ольга вскинула автомат и только чудом не успела нажать курок.

— Не стреляй! — глаза набегавшего мужика стали дикими, он явно не ожидал увидеть ствол, глядевший ему в грудь. — Я Добытчик!

Зумба резко отвела автомат, и мужик плюхнулся рядом с ней.

— Спасибо, — задыхаясь, пробормотал он. — Москвичи не кончили, так ты чуть не убила.

Пока Ольга переваривала, то, что она только что услышала, боец выдернул из нагрудного кармана разгрузки магазин и вставил его в пустое гнездо своего автомата. Это был не совсем не такой Калашников как у нее. Ольга вспомнила — это АК-15 — видела такой во время курсов на Базе. Хорошая штука.

— Ты из команды Базы?

Мужик бросил на нее быстрый взгляд, и, не дожидаясь ответа, опять спросил:

— Вас много осталось?

Голос у него был хриплый, словно прокуренный.

— Похоже, только я, — неожиданно у нее голос оказался таким же — горло давно пересохло. Бойцу было за тридцать, худое загорелое лицо. Рядом с ним она почему-тосразу перестала чувствовать себя командиром группы. Просто по поведению, по тому, как он сноровисто обращался с оружием и по другим незаметным признакам, понятным только людям воюющим, она сразу прониклась осознанием того, что это опытный вояка. 'Наверное, это и есть их хваленая охрана'.

— Уходить надо, — боец вскинул автомат, лицо на секунду задеревенело. Однако стрелять не стал. Выдохнул и прошептал почти про себя, — показалось, блин...

— Все, отвоевались. Ваших всех положили. Да и наших осталось, наверное, трое не больше.

Он говорил Ольге, но на неё не смотрел. Глаза двигались вслед за стволом автомата, который он переводил с куста на куст.

— Надо обязательно передать или вашим, или нашим, что сюда москвичи добрались. Обязательно.

— Какие москвичи? Что ты гонишь?!

Ольга чуть не заорала. Нервы выходили криком.

— Замолчи, — солдат придавил её голову к земле. — Сейчас наведешь на нас.

И точно — загрохотала очередь и сверху на них посыпался посеченный пулями скальник. Зумба в запале перехватила руку и чуть не завернула её. Добытчик вырвал руку, удивленно раскрыл серые глаза, и отметил:

— Ни хрена у тебя силища! Как у здорового мужика.

Потом спросил:

— Плавать умеешь?

Девушка зло глянула на него и кивнула, уже понимая, куда он клонит.

Тот оторвался от зеленки и внимательно посмотрел на нее. Ольге взгляд очень не понравился.

— Зовут как?

— Зумба.

— Я про настоящее имя.

— Оля.

— Красиво. Оля, ты молодая. Тебе жить надо. Уйти можно по реке. Только надо сейчас, не раздумывая. Видишь — эти орлы решили перебить всех. Чтобы никто не знал, что они тут появились.

Он остановился, положил пред собой две гранаты.

— Давай, Ольга, беги. Я прикрою. Только плыви по течению подальше, сразу не вылазь. К тому берегу не суйся, там куча тварей.

Зумба понимала, что то, что предлагает этот боец, единственный выход для нее вырваться из этой мясорубки. И жить хотелось, но слишком уж быстро решил все за нее этот, непонятно откуда взявшийся, солдат. Ольга разозлилась.

— Почему ты думаешь, что я всех брошу и сбегу?

Она чувствовала, что это говорит в ней девчоночье противоречие, а никак не разум. От этого злилась еще больше.

— Прекрати! Пойми, всем надо знать, что Центр все-таки добрался до нас. И вашим, и нашим. Давай, беги!

Он отвернулся, подхватил одну гранату и сжав ребристое тело 'лимонки', разжал усики, и выдернул чеку.

— Все, теперь ждать некогда. Долго не удержу.

Зумба взяла автомат, но он покачал головой.

— Брось. Утонешь. На вот это, пригодится.

Левой рукой из-под разгрузки боец достал Макаров и сунул девушке.

— Пользоваться умеешь?

Она кивнула. И тут почти совсем рядом заработал автомат, за ним сразу второй. Очереди шли вверх. Видимо, нападавшие заметили кого-то на скале. Сероглазый, вдруг, обнял её за шею, подтянул к себе и поцеловал в губы. Потом толкнул в спину.

— Беги, Ольга.

Он размахнулся и бросил гранату в кусты, туда, откуда стреляли по скале. Уже не обращая внимания на девушку, прижал приклад к плечу, и автомат забился длинной очередью.

Зумба вскочила и напролом бросилась вдоль скалы к реке. Кусты больно хлестали её по лицу, но она не обращала на это внимания. Девушка выскочила на берег, оскалила зубы в подобии улыбки, и с ходу, с разбегу, бросилась в медленную темную воду.

Ольга выползла на берег, словно гигантская ящерица. Сил встать и идти не было, все истратила в своем марафонском заплыве. Она всегда любила купаться. Плавать научилась еще маленькой, на каникулах после первого класса. Она тогда почти все лето жила с матерью у бабушки и целыми сутками не вылезала из мелководного пруда за огородом.

Однако, как бы не любила она купаться, два часа беспрерывного плаванья это было перебор. Даже её, теперь, казалось бы, совершенно непобедимый организм сдался. Кроме того, что вымотала работа рук и ног, энергию организма вытягивала холодная вода. Это сначала, ей разгоряченной, вода показалась приятно прохладной. Однако уже через десяток минут она поняла, что это обман. Чтобы греться, надо двигаться.

Зумба несколько раз собиралась остановиться и выбраться на берег, но сначала недалекие выстрелы, а потом желание уйти как можно дальше от места побоища, гнали её дальше. Лишь когда поняла, что если проплывет еще пару минут, то уже не сможет даже выползти, она повернула к берегу.

Она немного полежала. Нет, так можно и замерзнуть насмерть. Зумба заставила себя подняться и начать двигаться. По мере того, как она, через силу, приседала, отжималась и даже сделала несколько па из любимых латинских танцев, кровь начала разносить тепло по телу. 'Все-таки эта болезнь, иногда спасает меня, — подумала Ольга. — До того, как переболеть, я бы и половину не проплыла, утонула бы на хрен'. Однако сейчас же проснулось чувство, которое больше всего пугало её — зверский голод.

— Черт! Чего бы сожрать? — вполголоса сказала она сама себе, безнадежно рассматривая пустую песчаную отмель. Она прошла дальше, к кустам и сняла с себя всю одежду. Оставила только контейнер с золотом на шее. Перед этим вытащила из застегнутого кармана форменных штанов последний подарок бойца с Прииска — пистолет Макарова. Хотя он весил почти килограмм, и со страшной силой тянул на дно, она не выкинула его — слишком хорошо она знала Лес, чтобы надеяться только на кулаки.

Вот блин, — она посмотрела на босые ноги. — Макаров сберегла, а ботинки нет.

Берцы, один за другим, соскользнули с нее во время плаванья. Плыть стало настолько легче, что она даже не стала спасать обувь. Мысль о том, что после воды придется идти — тогда не сильно задела её. Главное было уплыть как можно дальше.

Ольга выжала одежду, встряхнула и, ежась от прикосновения холодного мокрого белья, натянула обратно. Разобрала пистолет и протерла все части сырой футболкой. Потом собрала, взвела и спустила курок. Пистолет щелкнул. 'Слава богу, работает. Лишь бы патроны не отсырели'. Попробовать выстрелить она не решилась, привлекать внимание ей сейчас совсем ни к чему. Да и патронов жалко.

Она почти совсем ожила. Надо уходить с открытого берега. Ольга посмотрела на солнце, прикинула, где восток, где запад и представила в голове карту. Как далеко она могла уплыть от скалы? Примерно определившись, Зумба наметила маршрут. Если выйдет на заброшенную дорогу, будет легче. Они все ведут к какой-нибудь деревне. А там уже все места ей известны — не раз со своими проходила. Только сейчас до нее дошло, что сегодня она потеряла отряд.

— Люди, бл...! — в короткое грязное ругательство, Ольга вложила все презрение, что испытывала сейчас к человеческому роду. Она прошла столько стычек с тварями и потеряла только одного человека. А люди, те, которым по-хорошему, надо беречь друг друга, чтобы выжить, за полчаса убили всех.

— Суки! — опять выругалась она.

Ладно, надо идти. К ночи надо обязательно найти открытое место. Ночевать в лесу смерти подобно. Хотя на курсах учили, что твари всегда живут у границ обитания людей, в самом Лесу их мало, но кто это проверял? Тем более тварей становится все больше и больше, а расселяться где-то им надо. Девушка еще раз с сожалением, глянула на босые ноги. 'К черту! Сама виновата, чего теперь жалеть'. Она сунула Макаров в карман, сглотнув слюну, подавила голодный спазм и шагнула в сторону леса.

К её удивлению, на дорогу она вышла совсем скоро. Она даже не успела, как следует сбить и исколоть босые ступни об валежник, как метров через тридцать оказалась на старой лесной дороге. И тут ей опять повезло — дорога использовалась. Последний раз здесь проезжали сегодня — след на сырой земле был совсем свежий. Она прикинула ширину и рисунок протектора — уазик, конечно. Сейчас эта машина была основной рабочей лошадкой у всех. Сначала Ольга обрадовалась. Если, она правильно просчитала, этот район находится под контролем Базы. Значит, и ездят здесь свои. Главное продержаться, пока опять кто-нибудь появится.

Однако через минуту радость её померкла. Сегодняшние нападавшие — москвичи, как называл их Добытчик — они ведь тоже не пешком пришли. И судя по сегодняшнему бою отряд у них немалый. У Базы, конечно, тоже людей хватает, как и оружия, но в Комплексе, скорей всего, пока не знают про нового врага.

'Прав был Добытчик, мне надо в любом случае добраться до своих. Хотя бы рассказать'.

Раздумывать было некогда, она вышла на дорогу и с радостью почувствовала, что может ставить ступни полностью, не опасаясь уколов сучков. Земляная укатанная дорога — это было то, что сейчас ей нужно. Не сомневаясь, она повернула направо — в сторону базы, и, набирая скорость, двинулась вперед. Дорога медленно отползала от реки, поворачивая в сторону леса. Минут через двадцать Ольга пригляделась и, вдруг, начала узнавать некоторые места. Она была тут в патрулировании, правда на машине, и всего пару раз. И тут же она вспомнила, что рядом есть длинный овраг — заросшее сухое русло, промытое когда-то рукавом реки. По данным разведки, в нем, возможно, находится дневная лежка тварей.

В лесу громко треснула сухая ветка, все мысли мгновенно испарились. Рука автоматически скользнула в карман, пальцы обхватили ручку пистолета. Звук был неестественный, не лесной. По шее пробежали мурашки. Она выдернула Макаров, обхватила обеими руками и выставила перед собой. Затаила дыхание и пристально вгляделась в кусты, откуда прилетел звук. Однако вокруг все было тихо и понемногу Ольга успокоилась. Пойду, — решила она. — время поджимает. К вечеру надо обязательно, выбраться на чистое место.

Как только тревога немного улеглась — появилось и вновь разгорелось чувство голода. Она уже готова была плюнуть на маскировку и использовать Макаров, если появится какой-нибудь зверек. В мыслях даже начала появляться картина горячего мяса.

— Черт! Только не это, — тихо пробормотала она. — Блин и капсулы потеряла.

Она остолбенела. 'Брежу что ли?' Её мысли превратились в реальность — за открывшимся поворотом дороги прямо на нее двигался глухариный выводок. Рябая самка-копалуха и четыре голенастых, еще нелетающих птенца. Она молча, одними глазами, поискала вокруг какую-нибудь палку. Будь что под рукой, можно было загнать пару птенцов — бегают они хотя и быстро, но человек все-таки быстрее. Однако ничего подходящего рядом не было, а ловить просто руками было проблематично — если убегут с дороги, босиком она по лесу немного набегает. 'Надо стрелять!'.

Медленно, она достала пистолет, взвела. Недовольно сморщилась, когда пружина щелкнула и копалуха остановилась. Черные бусинки глаз уставились на Ольгу. Глупые птенцы, не обращая внимания на мать, продолжали что-то клевать на дороге. Девушка пыталась даже не моргать. Птица еще пару секунд таращилась, потом решила, что это слишком необычное дерево и лучше быть от него подальше. Она развернулась, проклекотала и повела выводок в обратную сторону.

Хотя в душе у Ольги все кричало, она не дала себе занервничать, ровно, не дергаясь, подняла пистолет, поймала в прицел рыже-серую тушку и плавно потянула курок.

Звук выстрела показался Ольге, грохотом пушки.

— Чтоб тебя! — выругалась она и помчалась к трепыхавшейся на земле птице. Ольга попала не туда, куда она хотела, но девятимиллиметровая пуля все равно сделала свое дело. Распушив переломанное крыло, глухарка скребла когтями и крутилась вокруг себя. Лишь когда, девушка подскочила к птице, выводок кинулся в разные стороны. Но Зумба уже не обращала внимания на птенцов, кусок мяса был в её руках.

Она с трудом удержалась, чтобы не вонзить зубы в еще полуживую птицу. 'Блин! Я совсем охренела'. Она усилием воли подавила желание, свернула птице голову и огляделась — надо спрятаться. Есть все равно придется сырое мясо, но почему-то делать это прямо тут на дороге, ей показалось неприятно. Словно, кто-то мог увидеть её. Желание спрятаться было иррациональным, но она не стала противиться ему. В стороне от дороги стояла старая сосна. Под ней было сухо и чисто. Осторожно шагая по сухим прошлогодним иглам, Ольга спряталась за толстый шершавый ствол. Еще раз огляделась, в лесу было пустынно. Присела и дрожащими пальцами начала выщипывать перья. Непроизвольно рот наполнился слюной. Ей было уже абсолютно наплевать на то, что она думала о себе — тело победило мозги. Ольга не выдержала и начала рвать зубами полуощипанную коричневую кожу на грудке птицы.

Она остановилась только тогда, когда обгрызла уже все мясистые части тушки. И то, только потому, что краем глаза уловила движение в кустах со стороны дороги. Зумба с сожалением отложила то, во что превратила птицу, обтерла тыльной стороной ладони рот. Потом вытерла окровавленную руку о сырые штаны. Достала пистолет, но взводить не стала. Все это время она не спускала глаз с кустов, где ей показалось движение.

Прошла минута, кусты больше не шевелились. Теперь, после того как она наглоталась сырого мяса, Ольга ожила — прилив сил начался почти мгновенно, ей казалось, что она даже физически ощущает, как проглоченная органика в организме превращается в энергию. 'Блин, давно надо было поесть — как заново родилась'. Ей уже не казалось, что есть сырое мясо — это противно и страшно. Подпитка тела благотворно сказалась и на моральном состоянии. Теперь ситуация не представлялась ей такой безвыходной — со всем можно справиться. 'К черту все! Я выпутаюсь!'

Она сунула пистолет обратно в карман — хватит дергаться при каждом дуновении ветерка — и хотела уже поднять недоеденную птицу, но вновь — теперь совсем явственно услышала лишние в лесу звуки. Это были шаги человека. Она мгновенно расстелилась под деревом и затихла, но было уже поздно.

— Руки за голову! — голос был твердым, не терпящим возражений. — Медленно вставай и садись на колени. Дернешься — пристрелю.

Командовал человек из-за спины, со стороны дороги. А ведь звук шагов она засекла совсем в другой стороне. 'Похоже, их тут толпа'. Она медленно, как и приказывали, положила ладони на затылок и подняла голову. 'Так и есть!' Впереди, прямо напротив нее, там, где ей показалось первое движение, из кустов вышел боец в камуфляже, следом за ним, беззвучно появился другой.

— Это девка, — голос сзади, который до этого грозил убить, показался удивленным и уже не таким враждебным.

— Это уже не девка, — вступил в разговор другой человек. Его голос был каким-то бесцветным. Обостренные чувства Ольги, сразу подсказали, что этот второй очень опасен.

— Че разлеглась? Вставай!

Подыматься без помощи рук было неудобно. Зумба подтянула под себя колени, и переваливаясь, поднялась.

— Повернись!

Она медленно повернулась.

— Ну вот! Я тебе что говорил!

Прямо перед ней, направив на нее автоматы, стояли двое в таком же камуфляже, что и те двое, что появились раньше. Теплившаяся еще надежда, что это могут быть люди с Базы, мгновенно исчезла: и форма, и люди были незнакомыми.

— Ты прав, — согласился первый солдат. — Похоже, она уже не хрена не девка.

Ольга сначала не поняла, почему они так решили, но следующая фраза все объяснила.

— Видишь, уже жрет сырое и босиком бегает. Почти зверь.

— Пошли вы на хрен! Какой я вам зверь? Вы сами кто такие? — не выдержала она.

— Смотри, разговаривает, обезьянка, — сбоку из-за деревьев подошел еще один спецназовец. Он откинул с головы капюшон горки, и спросил: — Это и есть личинка? А на вид совсем как человек.

— Вы кто? Я вас нормально спрашиваю, — Ольга поняла, что орать бесполезно, никто её всерьез не воспринимает. Но то, что они говорили, это было уже слишком — какая к черту еще личинка?

— Кстати, — сказал этот же боец. — У нее в кармане пистолет. И она, похоже, умеет им пользоваться. Я из кустов видел.

— Да знаю я, — парировал мужик с бесцветным мертвым голосом. — Если бы она не выстрелила, мы бы сюда и не пошли.

'Блин. Думать надо было, когда пистолет достаешь, — запоздало выругала она себя. — Черт с ним, сейчас что делать?'

— Достань пистолет и брось ко мне! Только медленно, — скомандовал тот же мужик. На вопросы Ольги он не обратил никакого внимания.

Она понимала, что деваться некуда, но сдаться просто так, после того, что она прошла сегодня, было обидно и больно. Однако все варианты действий, что пронеслись в её голове, были по-детски фантастичны, и, в конечном счете вели к одному — её просто пристрелят. Опустив голову, она потянула из кармана Макаров.

* * *

Они шли уже полчаса, когда старший — Зумба знала теперь, что его зовут Олег и звание его майор — приказал остановиться. Он подозвал к себе еще двоих, и они начали совещаться. Ольга привалилась к дереву и прислушалась. Раньше она с такого расстояния не разобрала бы ни слова, но теперь, после болезни, слух у нее стал звериный. Она сделала вид, что наручники надавили руки и, болезненно морщась, разминала запястья. Стоявший рядом с ней молодой спецназовец заботливо спросил:

— Трут? Может ослабить?

Однако, Ольга в ответ, только зло рыкнула, и он обиженно отвернулся. Она не хотела обижать солдата — он был единственный, кто проявлял сочувствие к ней, но ей очень хотелось услышать, что там сейчас будут обсуждать.

Второй боец, который тоже должен был следить за ней, прошел вперед и крутился, осматривая лес вдоль дороги. Она так и не поняла, сколько их всего. Когда её захватили, она точно видела шестерых, но, похоже, рядом по лесу шли еще люди. Время от времени, старший связывался с ними по рации и корректировал движение. Пока шли, молодой боец успел ответить на пару её вопросов, но это заметил второй и прикрикнул на него. Больше он не отвечал, а только смущенно отводил глаза.

Даже из этих скудных ответов, она поняла, что попала в руки тех, с кем воевала утром. Люди из Москвы. Из Центра, в существование которого, она, как и большинство её окружавших, не верила. Да и в самом Комплексе про то, что существует где-то мощная власть, никогда не говорили. Может она бы и успокоилась совсем — ведь даже если Москва и хочет подмять под себя Базу, не будет же она для этого уничтожать всех местных. Зачем им территория без людей?

Но её слишком пугали фразы спецназовцев. О ней говорили так — словно она была совсем не человеком. Даже когда боец одевал ей наручники, он не снял перчатки и все время старался отодвинуться от нее подальше. Застегнув 'браслеты', он сразу отскочил в сторону и, как ей показалось, облегченно вздохнул.

Вдруг она услышала что-то, что сразу заставило её забыть обо всем. Старший сейчас всерьез предлагал всем им самоубиться. Она чуть не высказала это вслух, услышав, что он предлагает срезать путь до машин и пройти через Черный овраг. 'Чокнутый! — решила она. — Или может быть никогда с тварями не встречался?'

Твари хоть и не нападают днем — во всяком случае, она о таком никогда не слышала — но, если, пройти по их головам, они все равно проснутся. Тем более что день начал клониться к закату и тени от деревьев уже начали расти.

— Эй, майор, — Ольга решила идти напролом. Все-таки эти, хоть и считали её кем-то непонятным, но вряд ли станут рвать на куски, а тем более есть — при этой мысли она чуть не поперхнулась, вспомнив свой недавний обед — а вот твари так непременно поступят, если москвичи сдури, заберутся в их логово.

Старший даже не посмотрел в её сторону. Она крикнула опять, еще громче:

— Майор, ты оглох что ли?

Тот наконец отреагировал. Повернулся и, не повышая голоса, приказал:

— Заткните ей рот.

Стоявший рядом охранник, дернулся к ней и попросил:

— Давай помолчи. Видишь, не до тебя.

— Ладно, — обиделась Ольга. — Буду молчать. Но хоть ты ему скажи, чтобы не лез в овраг. Там смерть.

— Что ты её слушаешь? — командир уловил её последние слова и разозлился. — Она же тварь. Уже не человек. Врежь ей, чтоб заткнулась.

'Он что там гонит?! Какая тварь? Он меня за кого принимает? Точно чокнутый!' Она демонстративно отвернулась. 'Ну и черт с вами, идите через Черный Овраг. Посмотрим, как это вам удастся. Долбаки!' Про то, что ей тоже придется идти там, в горячке она не думала.

Еще за секунду до того, как гулкая автоматная очередь взорвала лес, Ольга почувствовала — они рядом. Она не знала откуда это — раньше такого не бывало — но сейчас она не просто чувствовала присутствие тварей, она точно знала, что в кустах, в которых скрылся первый спецназовец, их очень много. Как только прозвучали выстрелы, Ольга присела и хотела отползти в сторону, но остановилась — до нее вдруг дошло, что все бесполезно — твари не только в кустах впереди. Они всюду. 'Все. Вот теперь точно конец. Лучше бы убили еще утром, под скалой'.

Через мгновение все вокруг превратилось в ведьмачий шабаш. Очереди автоматов не могли перекрыть вой и визг выпрыгивающих из кустов тварей. В общей какофонии короткими обрывками проскальзывали команды и ругательства людей.

Ольга оглянулась и мгновенно присела. Тело среагировало быстрей, чем она поняла, что делает. Молодой боец, сопровождавший её, повел длинной очередью по кустам сзади за Ольгой и обязательно бы, прихватил её, не среагируй она вовремя. Осознание неминуемости смерти исчезло также, как и появилось — внезапно. Надо действовать! Организм, совсем недавно получивший порцию пищи, теперь кипел. Ольге казалось, что сейчас она голыми руками может загнуть ствол автомата.

Она обхватила кольцо наручников и зарычала. К её удивлению, кисть вдруг вытянулась и сузилась. Сдирая кожу, она сорвала кольцо с правой руки и вскочила на ноги. Со склона оврага прямо ей под ноги скатилась небольшая тварь. Она распрямилась, и зубастая пасть оказалась на уровне груди девушки. Тварь не успела прыгнуть — рука Зумбы выстрелила, и её пальцы сомкнулись на тонком шершавом горле урода. Ольга дернула тварь на себя, и, ударив тыльной стороной ладони в нижнюю выдвинутую челюсть, сломала ей шею. Она даже не поморщилась, услышав хруст позвонков — желание убивать пламенем разгоралось в ней.

Бросив мертвую тварь в набегавших черно-зеленых уродов, она метнулась к бойцу. Тот, глядя вокруг безумными глазами, безуспешно пытался вставить новый магазин в автомат. Бросив вдруг это дело, он выдернул из тактической кобуры на бедре пистолет и начал загонять пулю за пулей в набегавшую черно-зеленую волну.

Ольга на лету перехватила брошенный автомат, одним движением загнала рожок в гнездо и с ходу завалила двух ближних уродов. Она стреляла и стреляла, выбирая тварей помощнее — полуволков и гиен. Мелких, успевших проскочить ближе, она с рычанием откидывала ногой. Мельком, не отвлекаясь, она зафиксировала, что твари завалили парня-охранника, и из кучи во все стороны брызнула кровь.

Потом у неё кончились патроны, и она, перехватив автомат за горячий ствол, стала крушить прикладом головы и пасти нападавших. Зумба уже не чувствовала себя человеком. В данный момент она ничем не отличалась от тварей, рвущихся к ней. Бить, рвать и убивать — только это крутилось у нее в голове. Мощный полуволк вцепился лапами в Калашников и никак не хотел его выпускать. Его пасть щелкала перед самым лицом девушки. Тогда Ольга сама отпустила автомат и, загнав пальцы прямо в желтые глаза твари, подтянула её голову к себе, желая вцепиться зубами в горло. В этот момент её наконец свалили, сухие шершавые лапы сомкнулись на горле и через минуту она потеряла сознание.

* * *

Ольга открыла глаза и дернулась от неожиданности. Из темноты на нее, не мигая, смотрели круглые желтые глаза. Она хотела вскочить, но оказалось, что она связана. И не только связана, но и закреплена на своем ложе.

— Похоже на лабораторию на базе, правда? — раздался в темноте скрипучий смешок.

— Кто ты?! Где я? — Ольга опять задергалась, но вдруг вспомнила все. Правда события развернулись в памяти в обратной последовательности: сначала навалились твари и темнота, потом 'москвичи', плен, водный марафон и утренний бой у скалы.

— Где я? — уже совсем тихо спросила она.

— Не бойся, Зумба, — проскрипело желтоглазое существо. — Ты там, где ты и должна быть. У своих.

В помещении оказалось не так уж и темно, как показалось ей сначала. Глаза быстро привыкали к полумраку, и Ольга разглядела говорившего. Раньше она так близко с живым полуволком не сталкивалась, но только фигура начала проступать из сумрака, сразу поняла кто перед ней. Из-за того, что тварь разговаривала по-человечески и даже знала её позывной, Ольга на секунду решила, что это сон. Но реальная боль в затекшей спине и связанных руках, быстро вернула её в реальность.

— Есть хочешь?

От этого вопроса Зумба сразу почувствовала зверский голод. Она даже сглотнула голодную слюну.

— Знаю, что хочешь, — не дождавшись ответа, опять заскрипел, засмеялся полуволк. Чувствовалось, что слова даются ему с трудом. Похоже, зубастая пасть не приспособлена к человеческой речи.

— Это из-за бешеного метаболизма, — тварь с трудом выговорила длинное слово. — Так всегда происходит, когда изменяешься.

— Что вы со мной сделаете?

Ольга хотела спросить совсем о другом — тысячи вопросов роились в её голове — но язык выдал именно это. Все-таки для человека чувство самосохранения первично.

— Ничего, — просто ответил урод и отвернулся от девушки. То, что он прокричал, было совсем не похоже на русский язык, да и, вообще, на никакой другой. Из темноты тотчас пролаяли в ответ.

— Сейчас поешь, — страшная нелепая фигура — волчья голова на человеческих плечах — опять повернулась к ней. — Сейчас я тебя развяжу, только не дергайся, а то свяжу обратно.

Он повозился, потянул когтем за веревку, и Ольга почувствовала, что путы спали. Она приподнялась, и попыталась отодвинуться от страшного существа. Тот опять засмеялся:

— Страшный? А когда-то ты меня совсем не боялась...

— Что?!

В это время появился еще кто-то. Он пробурчал что-то и исчез. В руках у твари появилось блюдо, полуволк поставил его на лежанку и коротко предложил:

— Ешь.

— А что это?

Есть хотелось неимоверно, но Ольга боялась, что на блюде вдруг окажется человеческая рука. Похоже, тварь поняла, о чем она думает.

— Не бойся, это не человечина. Это молодая косуля, свежее мясо. Сейчас твой организм требует именно такую пищу, потому что в мясе сейчас есть все что нужно, для твоего обмена веществ. И в концентрированном виде.

Фраза была длинной, и волк долго выговаривал её, особенно затормозив на последних словах.

Ольга не выдержала и схватила то, что лежало на блюде, это, действительно, оказались куски сырого мяса, некоторые на кости. 'К черту! Я уже все равно сегодня ела такое', — подумала она и начала рвать скользкое холодное мясо. За несколько минут она расправилась с порцией и почувствовала, как оживает. Даже голова начала работать быстрей. 'Блин, а я ведь сейчас даже с этой тварью могу схватиться', — неожиданно подумала она и оценивающе взглянула на застывшего в стороне полуволка. Тот опять проявил чудеса проницательности:

— Драться хочется? Это тоже последствия изменения. Инстинкты — звериное начало в организме начинают побеждать.

— Кто ты? Почему ты умеешь говорить? Где я? Почему ты сказал, что раньше я тебя не боялась?

Она засыпала страшного хозяина вопросами, а про себя подумала: 'Все. Я сошла с ума. Разговариваю с полуволком'.

Вместо ответа, тот спросил сам:

— Ты капсулы пьешь?

Ольга уже перестала удивляться и просто ответила:

— Да.

— Сегодня глотала?

— Рано утром. Больше нет, некогда было.

— Это плохо, — прохрипело чудище. — То я и смотрю, мясо проглотила за секунду.

— Подожди, я сейчас вернусь.

Он поднялся и направился к сереющему выходу. Там куда вышел полуволк, поднялся шум — явно недовольные визги и крик. Потом кто-то коротко, но грозно рыкнул, и все смолкло.

'А я ведь уже ни хрена не боюсь, — вдруг поняла Ольга и попыталась объяснить себе это. — Наверное, из-за того, что тварь заговорила по-нашему. Скажи мне о таком кто-нибудь — посчитала бы идиотом'.

Она огляделась. Топчан, на котором сидела, был импровизированным, на четырех камнях лежал щит из досок или дверь, с набросанными тряпками. Она постаралась не думать, откуда это взялось здесь. Ольга встала и коснулась рукой низкого потолка. Камень. Теперь она окончательно утвердилась в том, о чем уже догадывалась — это меловая пещера. В Черном Овраге, там, где он подходил к реке, было множество этих, промытых водой, небольших пещер. На карте, это место даже было отмечено, как возможная база-стойбище тварей. 'Значит, не ошиблись'.

Постепенно она начала понимать, что произошло. Когда московские спецназовцы не послушали её и все-таки поперлись через овраг, на них напали твари. Это она еще помнила. Ну, а остальное представить было несложно. Когда она потеряла сознание, твари притащили её сюда. Вот тут начиналась уже сказка. Она никогда не слышала, чтобы твари брали кого-нибудь в плен. Нет, они всегда расправлялись с людьми на месте. Обычно, раздирая жертву на мелкие кусочки. Если успевали, конечно. Непонятная, немотивированная жестокость. Она сама, сколько раз обследовала места подобных расправ. От этого и ненависть к тварям — при каждой встрече, их убивали как бешеных зверей.

А вот сегодня, никто её не тронул. Кормят и — фантастика! — тварь разговаривает с ней. Бред! Однако на поврежденную психику списать все не удастся — Ольга чувствовала себя абсолютно здоровой.

Снаружи опять послышался шум, и Ольга быстро присела на место. В проеме появилась знакомая фигура. Полуволк был настоящим зверем — Ольга нутром чувствовала его мощь. Он был ниже, чем те уроды, которых ей приходилось убивать в своей жизни. Но зато широкие — во весь проем — плечи и длинные мускулистые лапы говорили о его силе. Было еще одно отличие от виденных раньше экземпляров — голова этого полуволка была гораздо крупнее. Хотя такая же, волчья или собачья, только голая, без шерсти. 'На свету, наверняка, такой же как все — черно-зеленый'.

— На, Зумба, проглоти, — прохрипел волк и подал ей знакомую плоскую коробочку.

То, что зверь назвал её позывной, окончательно добило её. Словно робот, она взяла контейнер, открыла и вытряхнула в руку продолговатую таблетку.

— Выпей сразу две, надо остановить превращение, — тварь присела прямо на пол, как обезьяна, выставив перед собой длинные передние лапы.

'Блин, да что же это такое — тварь дает мне капсулы'. Ольга поднесла контейнер к глазам — да, точно такой же, какой был у нее. С эмблемой Базы. Только у нее был новенький, а этот уже весь потасканный, словно валялся где-тона улице.

— Это мои, я не успел допить когда-то.

Ольга чуть не выронила коробочку.

— Ты человек?!

— Ты сначала выпей, потом я тебе расскажу.

Ольга автоматически высыпала на руку две капсулы, и не разжевывая проглотила.

— Вот, молодец, — прохрипел волк. — Я Гном. Илья.

Ольга была так оглушена свалившийся на нее информацией, что начало рассказа даже не восприняла. Она никак не могла поверить, что сидящая перед ней на полу тварь, это её бывший коллега — командир группы Илья, с позывным — Гном. Разгорался рассвет и через проход в пещеру уже попадало достаточно света, чтобы хорошенько рассмотреть полуволка. Но сколько бы она не смотрела, сколько бы ни выискивала знакомые черточки, ничего не находила.

Темно-зеленая, почти черная в сумраке, кожа на всем теле, голая собачья голова на широченных плечах, и никакого намека на рыжую шевелюру Ильи. Ольга даже головой потрясла — может, исчезнет наваждение? Однако, вслушиваясь в рассказ, она все больше убеждалась, это действительно Гном, никто другой не мог знать того, что он рассказывал.

— У меня началось все с 'болезни', хотя на самом деле это никакая не болезнь. Ты помнишь, как нас на обследование вызвали? — волк-Гном хрипел и растягивал слова, рассказ из-за этого получался долгий.

Ольга кивнула.

— Конечно, помню. Тогда у меня какую-то заразу и выявили. Теперь вот таблетки.

Волк захрипел. 'Улыбается', — поняла она. Зумба уже начала немного различать мимику зверя.

— Выявили, как бы ни так. Нет — это они тебя заразили. Как и меня, и, думаю, Бориса. Ты, кстати, его видишь?

— Нет.

Она действительно, не видела Волка — это был позывной Бориса — уже очень давно. Пожалуй, как раз с того самого раза. С каждым словом, Ольга все больше убеждалась, что перед ней Илья.

— Интересно, как он? Может, уже тоже изменился.

— Илья, тебя так здесь зовут?

— Нет. Но ты можешь звать так.

— Илья, а другие, — она махнула рукой в сторону выхода и неуверенно спросила. — Они тоже люди? Ну, или были? Ну, ты понял...

— В большинстве нет. Измененных очень мало. И обычные морфы людей не любят. Дикие из Леса, вообще, не могут живого человека видеть. Обязательно разорвут. Я как раз и хочу тебе рассказать про все это. За эти месяцы я многое узнал.

— Прости, Илья. Больше не буду перебивать. Рассказывай.

* * *

— Очнулся я тогда в палате, жрать хочу, как будто неделю не ел. И хочу почему-то сырое мясо. Тогда еще не знал, про метаболизм и прочее.

'Блин, все как у меня', — подумала Ольга, но перебивать не стала.

— Хотел встать, но оказалось, что привязан. Потом опять заснул. Когда проснулся, чувствую сейчас помру, если не поем, начал рваться. Прибежал врач. Я как-то сумел освободиться и, представляешь, укусил его. Не просто укусил, а кусок из руки вырвал и проглотил. Это теперь я ем любое сырое мясо, а тогда от этого чуть с ума не сошел. Самое страшное — понимаю, что творю, а остановиться не могу. Если бы не прибежала охрана, я бы, наверное, загрыз его.

'А я ведь это видела'. Она вспомнила ту сцену с тварью в палате под землей. Ольга уже привыкла к речи зверя и почти не замечала не хрипа, не растягиваний слов. Ей даже казалось, что она слышит интонации того, настоящего Ильи.

— Накололи меня опять, и очнулся я уже в лесу.

Он замолчал и задумался. Ольга опять как бы раздвоилась — с одной стороны, внешне, это была самая настоящая тварь, каких она безжалостно убивала только день назад. С другой — это был Илья — неунывающий рыжий парень, к которому она всегда относилась с симпатией. По оборотам, по манере рассказа, она уже ни капли не сомневалась, что это он.

— Это я сейчас привык к своему виду, а тогда я увидел их в первый раз, — волк поднял лапы и покрутил перед глазами, — Они были не такие, еще страшней. Конечно, подумал, что с ума сошел. Потом, когда морду в луже увидел, уже чуть по-настоящему крыша не съехала. Как в сказке оказался. Красавица и чудовище.

Он клацнул пастью и почти весело добавил.

— А сейчас ничего, привык. И честно сказать, уже не хочу быть человеком. Я теперь такое могу — ни одному человеку не под силу.

Волк поднялся и подошел к входу. Оперся лапами на стены и выглянул наружу. По-звериному прорычал. Снаружи раздался писк и быстрый топот лап.

— Крыса подслушивала, — пояснил он. — Не знаю, что они понимают, но всегда подслушивают и вынюхивают.

Он вернулся на свое место.

— Теперь слушай самое главное. Я не буду рассказывать, как выжил, как приспособился, как стал главным в этой стае — это все интересно, но к делу не относится. Самое главное в том, что я знаю, как выжить человеку и всем остальным на этой планете.

— Ты не высоко замахнулся? — не выдержала Ольга. — Я вот не знаю, как мне одной выжить, а ты про всех на планете.

— Не ерничай. Я серьезно. И ты мне нужна для этого. Я ведь давно тебя ищу. Тебя и Бориса.

— Ладно, после того, что я сижу тут и беседую с полуволком, который оказался моим другом, я уже ничему не удивлюсь. Рассказывай свою тайну.

— Удивишься, еще как удивишься. Я знаю, откуда пошли твари, и знаю, как все можно изменить.

— Откуда? Как ты мог узнать? В Комплексе столько ученых, но они до сих пор ни хрена не знают, откуда эта нечисть взялась. Прости, пожалуйста. Это не про тебя.

— Ничего. Я понимаю. Ты же помнишь, я сам воевал с такими как я. Все, забудь. Слушай дальше.

— Извини, перебью еще. Скажи сразу, откуда они? Так как думают — какой-то вирус мутировал, после бомбежки?

— И это тоже. Но главное не радиация, началось с другого. Помнишь самое начало — двадцать пятое июня?

— Еще бы! — усмехнулась Ольга. — Этот день все помнят.

— Так вот — начало было тогда. Война помнишь из-за чего началась?

— По официальной версии из-за метеоритного потока, что ударил по нашей стране.

— Вот. А основная часть метеоритов пришлась на нашу область. А эпицентр в Сокуровском районе, в тайге, где горы.

— Я это знаю. Вместе же на Базе все изучали. Только не пойму, к чему ты клонишь? По-твоему — это что-то из космоса?

— Правильно соображаешь. Первые твари пришли с Севера. Как раз из тех мест. Помнишь фото самых первых?

— Помню. Ни на что не похожие. Обрывки мешковины.

— Вот именно. Это только потом, скрестившись с местными видами, они стали обретать нынешний вид.

— Да откуда ты это все знаешь?!

— Знаю. И не только это. Знаю еще такое, во что ты точно поверить не захочешь. Твари заполонили весь Лес и скоро выйдут в степи, а потом в Город — это ты сама знаешь. Но не знаешь, что все это произошло с подачи Базы. Комплекс помог тварям стать теми, кем они являются сейчас. Я — продукт Базы. И ты тоже.

Ольга вскочила.

— Ты что такое сочиняешь?! Мы сдерживаем вас! Если бы не База — тогда бы точно твари все кругом заполонили.

— Ты забыла, — опять по-звериному засмеялся полуволк. — Я ведь тоже пришел с твоей стороны. И тоже так думал. Пока мне глаза не открыли.

— Кто?

— Ты не поверишь — они! — он махнул лапой в сторону выхода. Длинные когти блеснули, словно, ножи. — Твари неразумные. Но, оказывается, от них тоже можно кое-что почерпнуть.

* * *

В их фантастический, бредовый разговор, вдруг, вмешалась реальность. Недалекий взрыв тряхнул землю и тотчас за ним затрещали автоматные очереди. Снаружи раздался знакомый вой — твари почуяли людей. Они оба вскочили. Волк-Илья бросился к выходу. На миг выглянул, зарычал и быстро вернулся к Ольге.

— Иди сюда! Это за тобой!

Он одним движением перевернул импровизированную лежанку и отбросил в сторону.

— Выбирай! Только быстро. Трофейное.

Ольга выглянула из-за его спины и охнула.

— Ничего себе! Я на оружейке спала.

Она наклонилась и выдернула из лежавшего в яме оружия ближайший Калашников. Отстегнула магазин — почти полный — передернула затворную раму и спустила курок. Все в порядке.

— Вон еще! — Он показал в угол ямы, где лежали несколько разномастных автоматных рожков. — Бери.

Ольга без разговоров, схватила еще четыре магазина и распихала их по карманам.

— Это те, пришлые. Они ищут тебя и еще кое-что. Не успел все рассказать. Ладно, позже. Сейчас пойдешь вдоль оврага вверх, мы прикроем. Примерно метров восемьсот по оврагу, потом начнется густой лес. Пойдешь строго на север. Еще километра три и там стоят ваши. Это точно, мои за ними присматривают. Никому не доверяй — тварей даже похожих на меня, расстреливай сразу. Не тронут тебя только в овраге. Дальше уже дикие.

— Я поняла. А ты как?

— Отобьемся. Уйдем. Мы же не из зверей, я знаю людскую тактику. Позже я найду способ встретиться. Главное — сейчас спасись. Тебе нельзя умереть — ты связующее звено.

Очереди звучали все громче.

— Похоже, подбираются, — заметила Ольга.

— Да. Иди.

Он толкнул её к выходу, но вдруг придержал за руку.

— Твои ноги!

— Что не так?

Ольга глянула и выругалась — она босиком.

— Подожди секунду.

Полуволк выбежал из пещеры и снаружи, перекрывая вой, зазвучал его лай. Через минуту он вернулся. В обеих лапах по армейскому ботинку. Кинул их Ольге.

Та быстро, стараясь не думать о том, что это за бурые пятна на брезенте голяшек, натянула обувь. Великоваты. Отстраненно подумала — натру ноги — затянула до упора и завязала шнурки.

— Я готова.

Волк махнул лапой — беги за мной — и выскочил первым.

После сумрака пещеры, день снаружи показался ярким. Хотя на самом деле, в заросшем глубоком овраге царствовала вечная тень. Твари живут только в таких местах. Рев и вой забивал уши, но автоматные очереди звучали все ближе. В кустах хаотично шныряло множество темно-зеленых фантастических фигур, орущих и визжащих. Из-под ног Ольги выскочила мелкая тварь и понеслась вдоль кустов на тонких длинных ногах.

— Тебе туда! — полуволк показал лапой вверх по оврагу. — Не забудь каждый день глотать капсулы!

После этого он больше не обращал внимания на нее. Теперь зверь уже ничем не напоминал Илью. Он пригнулся, оскалил пасть и издал душераздирающий боевой клич. На это вой тотчас откликнулись твари вокруг. 'Гном' оттолкнулся всеми четырьмя лапами, прыгнул сразу метров на пять и исчез в темной чаще кустов.

* * *

Ольга бежала, не останавливаясь уже с полчаса. Несмотря на то, что ей приходилось то и дело перескакивать промытые ямы, обходить завалившиеся сгнившие деревья и продираться сквозь кусты, она не чувствовала усталости. 'Раньше я давно бы сдохла', — думала она, с ходу перепрыгивая очередную валежину. Овраг уже кончился, скоро она должна была выйти в район, где Гном предсказывал нахождение людей с Базы. Выстрелы и вой остались далеко позади, и она перешла на шаг — пора осмотреться. Если новый старый знакомый, полуволк Илья говорил правду, а врать ему явно незачем, то тут возможна засада Самообороны. А нарваться на ничего не ожидающих своих, ничем не лучше, чем на чужих — пуле все равно кого убивать.

Зумба почувствовала, что скоро будет поляна — лес редел и впереди стало заметно светлее. Хоть небо и было затянуто дымкой, и солнце лишь изредка пробивалось в полную силу, все равно день был приятно теплым. Словно не было вокруг ни тварей, ни Московского спецназа, ни Самобороны. Если бы не автомат, бьющий по спине при ходьбе, можно было нафантазировать, что она у бабушки и пошла в лес за грибами. Лес вокруг был точно такой же, как и вокруг бабушкиной деревни.

Вдруг ноздри уловили чуть заметный запах дыма. Теперь, после болезни, обоняние у нее стало не хуже, чем у собаки. Ольга совсем остановилась и принюхалась. Так и есть — пахнет человеком. Еще один порыв ветерка принес запахи костра и готовящейся пищи. Аромат разогреваемой тушенки не спутаешь ни с чем. 'Наши!' Запасы тушенки сохранились только на Базе. Там, вообще, продуктов было столько, что можно было кормить город. Курсантов во время учебы иногда гоняли на подземные склады, и она сама видела, уходящие в бесконечность, штабеля ящиков и коробок с консервами.

Раньше, до сегодняшнего утреннего боя, этого доказательства — костра с горячей тушенкой, ей бы вполне хватило. Однако теперь в Лесу появились новые силы, а у 'москвичей' вполне возможно наличие не только тушенки, но и шоколада.

Она прикинула, сколько ей еще до открытого места, осторожно прошла еще метров двадцать, затем опустилась на землю. Перехватила ремень автомата под ствол и поползла — главным уроком за все время после мирной жизни уже давно стало: осторожность, прежде всего. Только так можно выжить в этом мире.

Она остановилась почти на краю небольшой поляны. Поляна прижималась к такой же лесной дороге, по какой она шла вчера и где её чуть не захватили 'москвичи'. Забившись под разросшийся куст, Ольга приподняла голову и облегченно вздохнула — у небольшого походного костра сидели трое. Все с эмблемами Самообороны.

Кабинет был огромным. Ольга даже не ожидала, что такое помещение есть на базе. 'Здесь можно роту рассадить и занятия проводить', — думала она, разглядывая окружающее. Высокий потолок со скрытой подсветкой. На светлых стенах множество светодиодных светильников. Посредине овальный стол — зеленый и огромный, словно стадион.

Она сидела за ним и чувствовала себя не Зумбой — командиром патрульной группы, в руках которой была жизнь и смерть её людей, а маленькой девочкой-школьницей в кабинете директора. Был в её ранней школе такой случай, когда она разбила большое зеркало в школьном коридоре и потом, дрожа, также сидела в директорском кабинете.

Когда патруль, с которым она шла, добрался до своей деревни, она поняла, что стала знаменитостью. По дороге, рация, с нарастающей частотой, взрывалась вызовами. Под конец, похоже, разговаривал кто-то из больших чинов Базы. Старший группы даже остановился и вытянулся, постоянно кося удивленным глазом в её сторону.

В лагере их уже ждали — Ольгу и новых сопровождающих усадили в старый патрульный УАЗ и через четыре часа она оказалась в этом кабинете. Сегодня она впервые миновала третий этаж. Один из молчаливых охранников, встретивших её еще на КПП, в лифте нажал кнопку с цифрой четыре. Лифт беззвучно ухнул вниз, и Ольга про себя мрачно пошутила — с каждым разом все глубже и глубже, так и в конце концов, и в ад попаду. Она еще не знала, насколько верно её предположение.

* * *

В противоположной, абсолютно ровной стене, вдруг появилась щель. Она начала бесшумно расти и через несколько секунд в стене открылся проем. Бронированная дверь — поняла Ольга — значит, весь бункер такой. Готовились к войне.

Дверь открылась, но оттуда никто не появлялся. Ольга занервничала — что за черт? Они что — специально меня из равновесия хотят вывести? Как бы то ни было, а это хозяевам удалось. Зумба не знала, что сейчас делать. Может встать надо?

В этот момент в проеме наконец появился человек. Он был в такой же черной форме, как и большинство управленцев Базы, но ни на плечах, не на груди не было никаких знаков отличия. Ольга сразу отметила, что, не смотря на военную форму, мужчина явно не строевой офицер. И дело было не только в очках с тонкой позолоченной оправой, придававших ему профессорский вид. Ольга не смогла бы объяснить — чем этот человек отличается от профессионального вояки, но убеждение было твердым — это гражданский. Однако, гражданский из тех, кто всю жизнь командовал.

— Садись, девочка, — разрешил вошедший — увидев его, Ольга все-таки вскочила.

Этот хорошо поставленный властный голос показался ей знакомым, где-то она его уже слышала. Хотя, могла поклясться, что никогда не видела этого мужчину. Холеное волевое лицо, высокий лоб с залысинами — все это она видела в первый раз.

— Меня зовут Сергей Викторович, а ты как я понимаю, Зумба — Ольга Васильевна Белова.

Ольга опять вскочила.

— Так точно! Ольга Белова — командир шестой патрульной группы.

Она выдала доклад как на плацу. Этот циклопический кабинет и вся обстановка действовали на нее.

Вошедший медленно обогнул стол-поляну и подошел к ней. Двигался он, почти бесшумно, аккуратно переставляя ноги в блестящих ботинках. Почему-то, несмотря на полное отсутствие сходства, хозяин кабинета напомнил ей Сталина. Когда-то она видела кино, где тот двигался именно так.

— Оленька, выйди вот сюда, — он показал на место рядом с собой. — Я посмотрю на тебя.

Ольга повиновалась.

— Пройдись, пожалуйста.

Она прошла вдоль стола несколько шагов туда и обратно.

— Это то, что надо! — вдруг, непонятно чему обрадовался высоколобый. — Ты чувствуешь, что даже походка у тебя стала другой. Ты двигаешься теперь как пантера. Я видел сотни твоих записей до этого и могу сравнивать.

Он, почти не повышая голоса, позвал:

— Товарищи, входите.

Тотчас стена опять разошлась, правда в другом месте и в кабинет вошли несколько человек. Двоих Ольга узнала сразу — это был вежливый врач-старичок из лаборатории, где она проходила обследование и медсестра, оттуда же. Троих остальных она раньше не встречала. Один был тоже врач или ученый — в белом халате, а двое из офицеров базы — в черной подогнанной форме. Эти двое в отличие от главного, были явно военными. Ощущение было такое, что они родились в форме.

— Ну как? Видите? Я вам говорил, что это будет прекрасно. Я думаю, что сейчас её организм по всем жизненно важным параметрам на порядок превосходит организм обычного человека. И это сейчас, когда метаморфоза еще не закончена. Представляю, что будет в финале.

Сергей Викторович радостно потер руки. Он был явно возбужден и обрадован. 'Сумасшедший', — решила Ольга. И теперь — когда появились врачи из лаборатории — она вспомнила, где слышала этот голос. Это было в тот раз, когда в лаборатории, она лежала с припадком, этот человек был там и расспрашивал о её состоянии. Зумба все больше склонялась к мысли, что этот псевдоСталин — это и есть тот самый генерал Волошин — директор Комплекса. О нем все знали, но никто никогда его не видел. То, как вели себя новые гости, говорило о том, что скорей всего она права. И врачи, и даже военные, все почтительно замирали, когда он говорил. На лицах сразу появлялось преувеличенное внимание и готовность в любую минуту отреагировать на слова.

'Похоже, власть у него абсолютная', — решила Ольга и пожалела, что так мало интересовалась служебной пирамидой внутри Базы. На курсах об этом тоже упомянули только в двух словах.

Её догадку косвенно подтвердил один из офицеров. Он долго выжидал, когда Сергей Викторович замолчит и, наконец, осторожно напомнил:

— Товарищ генерал, вы не забыли — через несколько минут у вас связь по ВЧ.

— Черт! — скривился тот. — Сраные москвичи.

Ругательства в устах этого холеного чиновника прозвучали чужеродно, Ольга никак не ожидала, что он может так выражаться. Было видно, что генерал разозлился — похоже, ему не часто приходится подчиняться чему-либо.

— Ладно, извините, уйду на время, — голос его стал сух и официален. — Девушку в палату, в ту, что приготовили. Пока я отсутствую, проведите первичное обследование. Когда появлюсь, чтобы первые данные уже были. Ну и накормите её как положено, я думаю, она уже хочет есть.

— Это ведь так? — он участливо посмотрел на Зумбу. Когда она кивнула — есть действительно уже хотелось — Сергей Викторович обрадовался и победно оглядел присутствующих: — Вот видите. Все как я и предполагал. Она просто самоцвет в нашей короне.

С этими словами он направился к дальней стене, где опять появился проем. Следом за ним ушли оба военных, остались только врачи.

Старичок-врач взял Ольгу за руку и приложил пальцы к вене. Подержал несколько секунд и удовлетворенно кивнул медсестре.

— Ты знаешь, он действительно прав. Пульс от силы сорок ударов.

Ольга быстро прижала пальцы туда, где только что была рука доктора. Глаза её расширились — пульс был совсем не человеческий. Она чуть не закричала, пока ждала следующего удара.

— Хватит, сейчас пройдем полное обследование, — он убрал её руку и тихонько подтолкнул к раскрывшейся в стене двери.

* * *

Ольга глядела на генерала и никак не могла прогнать мысль, что он смеется над ней — ну не может же быть такое на самом деле.

Они сидели в креслах у небольшого бассейна с голубой водой. Потолок — огромный экран — изображал небо с легкими перистыми облаками. Однако какими бы реалистичными не были декорации — даже ветерок качал вечнозеленую листву — все равно было ясно, что это под землей. Слишком все нарочито и чистенько. И запахи рафинированные. Словно дезодорант разбрызгали.

Сергей Викторович замолчал и снова подлил себе коньяка из красивой темной бутылки.

— Теперь ты знаешь все, — он посмотрел на нее сквозь пузатый коньячный бокал. — И я хочу, чтобы ты стала моим союзником. Не просто подчиненным, а именно союзником. Ты первая, но не последняя. Представляешь, каким станет мир, когда все люди станут такими как ты? Мы снова завоюем эту землю. Люди смогут жить везде, даже в местах, где все сгорело в атомной бомбардировке.

Он увлекся, и у Ольги опять мелькнула мысль о сумасшествии собеседника. Хотя за последний месяц уже свыклась с мыслью, что в результате болезни она стала не такой как все остальные люди, но то, что открылось перед ней сейчас, никак не хотело укладываться в голове.

Она — будущее человечества?! Она не хотела быть никаким будущим! Зачем вы это сделали? — ей хотелось закричать это прямо в лицо этому холеному гражданскому генералу.

'Знает ли он про Илью? Или ему не все докладывают? Потом спрошу у врачей'. Она хотела быстрей остаться одна и обдумать все то, что только что услышала. Если все правда — а это скорей всего так и есть — как ей вести себя? Волошин, словно услышал её мысли, он допил коньяк и показал на лежавшие горкой на её блюде аппетитные куски чуть прожаренного мяса.

— Может, доешь? Не забывай, организм у тебя теперь поглощает и перерабатывает калорий на порядок больше, чем у обычного человека. Особенно во время метаморфозы.

— Нет, спасибо, — Ольга отрицательно покачала головой.

За время обеда она съела уже три огромных стейка, и каким бы не был до этого голод, сейчас чувствовала себя сытой.

— Что ж, тогда отправляйся к себе и хорошенько отдохни. С завтрашнего дня у тебя начнется новая жизнь.

Он нажал кнопку на столе и через несколько секунд в саду появился охранник.

— Проводи в лабораторию.

Генерал махнул на прощание рукой и больше не обращал на нее внимания. По его лицу, Ольга поняла, что Волошин доволен беседой.

* * *

Однако остаться одной и подумать, ей не удалось. В палате её встретил врач — в это раз совершенно незнакомый — и попросил пройти в соседнюю комнату. Ольга там уже была сегодня — помещение было забито различными приборами.

— Ольга Васильевна, вы хорошо поели?

— Да. Съела кучу мяса.

— Отлично! — обрадовался врач. — Давайте тогда возьмем кровь на анализ, а после вы пойдете в тренажерный зал и как следует, поработаете. Для ускорения перестройки организма надо, чтобы мышцы работали.

И вот только тут — в заставленном, сверкающими никелем и хромом, тренажерами, она, наконец, осталась одна. На торчавшую посреди потолка полусферу видеонаблюдения, внимания она уже не обращала — привыкла.

И так первое — теперь я точно знаю, что заражена и 'болезнь' уже не остановить. Как сказал Волошин, все что произошло — только во благо. Я сейчас уже превосхожу обычного человека по всем параметрам, а когда закончится превращение стану, вообще, 'суперменка'.

Ольга криво усмехнулась и для пробы взяла две гантели по тридцать два килограмма. Подержала несколько секунд, а потом подбросила в воздух. Сама, удивляясь тому, что творит — легко поймала их и, еще пару минут жонглировала. 'Черт! Что я творю! Может, действительно, все так, как сказал генерал, и такие как я вернут тот мир?' Однако уговорить себя не удалось — перед глазами сразу появилась жуткая фигура Ильи. 'А ведь он тоже, легко будет кидать это железо — так кто из нас займет этот мир?'

Зумба опустила гантели в держатели и перешла на беговую дорожку. Включила самый быстрый режим и с ходу помчалась. Работа с гирями, даже не разогрела её, как следует. 'Теперь, чтобы вспотеть, надо очень постараться'.

Легко наматывая на счетчике сотни метров, она вошла в ритм и мысли опять вернулись к рассказу генерала. По его рассказу выходило, что заразились они случайно, но вот в это Ольга как раз и не поверила. И не только из-за того, что Илья-волк сказал другое, просто она понимала, что вряд ли подобный казус произошел бы сразу с тремя командирами патрульных групп. В остальном, рассказ звучал правдоподобно.

Вирус пришел с неба. Про это, в общем-то, всегда и все говорили. Ведь твари появились после того метеоритного потока, разбомбившего их город и еще несколько городов в западной и восточной Сибири. Хотя с этого начался не только вирус, с этого и началась вся история. Потому, что ядерная война произошла из-за того, что автоматика, в общем, как и люди, посчитали это ракетным ударом США по России. В это поверить, было нетрудно, перед самой катастрофой обе державы настолько испортили отношения, что хватило и малейшего огонька, чтобы разжечь пламя.

Вирус, попавший на землю вместе с метеоритными обломками, оказался очень жизнестойким. Попав в организм местных животных, мгновенно начал мутировать, и включился в цепочку ДНК земных организмов. Он, как и обычная земная эволюция жизни пошел методом проб и ошибок, создавая множество монстров, из которых выживали только наиболее приспособленные.

Возможно, это длилось бы долгие годы, но район, где произошел выброс вируса, был районом с самой густой концентрацией военных заводов России. Поэтому сюда и прилетела двойная порция американских ракет. А может быть, и Китай добавил. Под конец уже никто не следил за тем, кто прав, кто виноват. Электроника взяла управление на себя и ракеты возмездия, ушли к целям, заложенным в их память еще до рождения Ольги.

После этого некоторые районы фонили так, что по ночам развалины светились. Жесткое излучение во много раз усилила скорость мутаций, и эволюция тварей, вершила свой естественный отбор не по дням, а по часам.

Сначала люди очень часто заражались. В большинстве своем, сходили с ума и умирали. Но в последний год таких случаев практически не стало. По словам генерала, вирус нашел свою нишу — тварей и теперь буйствовал только среди них. То, что произошло с ними — Ольга, Гном и Волк заразились практически одновременно — Волошин объяснил игрой великого случая. Наконец она узнала и о судьбе обоих ребят. Борис, как и Ольга, выжил, а вот с Ильей, все печально — он умер еще в самом начале, прямо здесь в лаборатории. 'Вот бы генерал глаза вытаращил, если бы узнал, что я совсем недавно общалась с Гномом'.

Это вранье не очень возмутило Зумбу, она уже давно сообразила, что генерал Волошин всей правды ей не расскажет. 'Наверняка, половина сказанного вранье. Похоже, что Илья был прав — все, что с нами произошло было спланировано. Жаль тогда он не успел мне все рассказать'. Ольга нисколько бы не удивилась, если это правда, что их заразили специально. И именно здесь — на базе.

Во всяком случае, то, что генерал связывал все свои громадные планы именно с ней, только переродившейся — говорило о том, ради этого он пойдет на все. А сумасшедшинка, светившаяся в его глазах, когда он объяснял, что предстоит сделать, еще и добавляла уверенности в этом.

Однако в этом объяснении оставался один изъян — откуда в лаборатории на Базе мог взяться вирус? Про это он не сказал ни слова. Все остальное, о чем рассказывал Волошин, было, скорее всего правдой — это она знала из собственного опыта. Вирус запускал программу перестройки человеческого организма. При этом, как считал генерал, у человека росла не только физическая сила и выносливость. Ускорялась реакция, улучшалось зрение и слух. Ну и самое главное — его мозги должны начать работать быстрее. Про мозги она нечего сказать не могла — ей казалось, что они работают так же, как и всегда, а вот про тело — это все действительно так.

Однако он умалчивал, о том, что метаморфоза может превратить человека в тварь — но это она видела своими глазами. При мысли об этом Ольгу передернуло — а ведь она была на самом краешке — еще бы чуть-чуть и тоже бы пряталась сейчас в лесу. Если бы раньше не пристрелили.

'Интересно, как получилось, что Илья оказался в Лесу. Они специально его отпустили, или он сбежал?'

После тренажеров опять была еда и обследования. К генералу её сегодня больше не вызывали, но к вечеру опять появился знакомый доктор. Теперь Ольга знала, что его зовут Анатолий Абрамович. Фамилия — Крейтер. Старичок, похоже, посчитал, что Волошин убедил её и теперь Ольга на их стороне. Он относился к ней уже не как к больной или подопытной, а так, словно она была его сотрудником. Во всяком случае, у Ольги появилось такое чувство.

Врач доверительно посетовал, что они до сих пор так и не смогли понять, кто может стать таким как она, а кто уйдет в Лес. От этих слов Зумбе стало не по себе. Неужели Гном был прав? Она прервала Крейтера.

— В смысле — уйдет в лес?

Медсестра укоризненно посмотрела на врача и осуждающе покачала головой. Похоже, тот сказал что-то, о чем следовало молчать. Анатолий Абрамович понял её жесты и успокаивающе махнул рукой:

— Не злитесь, Софья Сергеевна, Оленька теперь наш человек и ей можно рассказывать все.

И он с улыбкой посмотрел на Ольгу, как бы спрашивая — ведь это так? Ольга тоже улыбнулась в ответ, но ничего не сказала. Не рассказывать же им, что она с радостью бы взорвала всю их лабораторию. 'Заразили, а теперь я их человек'. Однако врач истолковал улыбку по-своему и продолжил.

— Оленька, не все заразившиеся умирают. Некоторые просто перестают быть людьми. Но живыми существами они остаются. Поэтому мы их отпускаем. Это те, кого мы называем 'высшими', а вы называете по-разному: полуволки, баньши, и прочие прямоходящие.

Девушка едва сдержалась, чтобы не выругаться. Но промолчать не смогла и язвительно спросила:

— Это чтобы мы без дела не сидели? Чтобы было с кем воевать?

Пожилой врач недоуменно посмотрел на нее. До него не сразу дошел смысл сказанного. Наконец, он сообразил.

— Нет, что ты! Я не думаю, что те, кого мы выпускаем в Лес, потом нападают на людей.

Однако врать Крейтер не умел, и Ольга сразу расслышала в его голосе фальшь. В любом случае, эти слова уже подтверждали обвинения Ильи. База причастна к появлению тварей. Но Зумба не понимала — неужели это бесчисленное множество уродов, что заполонили Лес породили здесь в лабораториях базы? Эти крысы, макаки и прочие — откуда они? Ведь это настоящие звери.

Ольга решила использовать момент и спросила напрямую:

— А мелкие твари, они откуда взялись? Вы здесь занимались еще и животными?

До Крейтера дошло куда она клонит, и старичок даже замахал руками в волнении.

— Что ты? Ты думаешь, что мы породили тварей? Нет, нет! Мы только людьми занимаемся. Как и всегда занимались. Все наши исследования, еще до метеорита были связаны только с человеком, с его геномом.

Тут медсестра уже не выдержала и дернула разговорившегося врача за плечо. Тот взглянул в злое лицо женщины и стушевался. Пытаясь завершить опасный разговор, он неловко постарался сменить тему.

— Оленька, а ты не хочешь еще поесть? Тебе, наверное, уже пора подкрепиться, а нам надо идти заняться бумагами.

Девушка поняла, что сейчас, в присутствии строгой медсестры, она из старичка ничего больше не вытянет. Да и при словах о еде у нее сразу проснулся уже привычный голод. Поэтому она не стала удерживать гостей, однако про себя решила, что обязательно переговорит с Крейтером один на один. И еще надо узнать, почему испугалась медсестра. Что это вообще такое — геном?

Но этого не понадобилось. Вечером перед сном, к ней пришла новая медсестра. Женщина была похожа на остальных, и Ольга не ожидала от нее чего-то особенного. Однако её поведение озадачило.

Женщина даже не поздоровалась, и не ответила на приветствие Ольги. Она вообще старалась не смотреть на пациентку. Не улыбаясь, по-быстрому записала показания приборов и лишь в конце, когда ей надо было поменять датчик на руке Ольги, она заговорила:

— Руку вытяни.

Зумба, озадаченная поведением женщины, протянула руку, сама завернула рукав пижамы и спросила:

— Женщина, я вам чем-то не нравлюсь?

Та ненавидяще взглянула на девушку и пробурчала:

— Нет. У меня нет к вам никаких чувств.

Однако её голос говорил об обратном. Она явно была настроена враждебно.

— Да что происходит?

Ольга никогда не была дипломатом и сейчас не собиралась придерживаться этикета. Она поймала женщину за рукав и легонько дернула.

— Дамочка, ну-ка взгляните мне в глаза и выкладывайте — что происходит? Мы встречались?

Женщина выдернула руку и, стараясь избегать взгляда Ольги, опять пробурчала:

— Нет. Не встречались. И ничего не происходит. Я работаю.

Она снова раскрыла тетрадь, пытаясь показать, что занята, но вдруг швырнула тетрадь на стол и выпалила:

— Много людей убила, тварь?

Ольга опешила. Она не сразу сообразила, что ответить, уж слишком неожиданным и диким был вопрос. Но в то же время смысл в нем был — ведь, по большому счету, она только внешним видом отличается от твари. Ну а про людей тоже правильно — ей это приходилось делать совсем недавно. 'Значит, не все здесь относятся ко мне как к своему лучшему достижению, — горько усмехнулась девушка. — Есть и здравомыслящие люди'.

— Женщина, как вас зовут? — стараясь не поддаться импульсу взаимной злобы, Ольга спросила это как можно дружелюбней.

Медсестра, похоже, не ожидала такого ответа. Она вдруг упала на стул, закрыла лицо руками и разревелась. Ольга схватила висевшее на спинке кровати полотенце и подошла к женщине. Встав перед гостьей, она постаралась перекрыть обзор камере слежения — вполне возможно, что, увидев такое поведение персонала, сюда могут примчаться охранники или врач.

Женщина продолжала всхлипывать и не поднимала головы, но полотенце взяла.

— Так как вас зовут? — еще раз спросила Ольга. Она постаралась сделать это еще мягче, не может же медсестра оказаться просто психопаткой, в Комплексе такая не продержалась бы и пару месяцев.

— Елена Владимировна, — все еще всхлипывая, тихо ответила женщина.

— Вот и хорошо! — по-настоящему обрадовалась Ольга. — Меня зовут Оля.

— Я знаю, — также тихо ответила медсестра.

— Елена Владимировна, я не понимаю, почему вы меня так назвали и почему обвиняете, но сразу скажу — вы не правы, я не тварь и не убиваю людей просто так...

Женщина подняла раскрасневшееся лицо и впервые взглянула в глаза. Взгляд у нее был печальный.

— Простите меня, Ольга. Но вам же вроде уже объяснили кто вы теперь. А про убийство людей, я это с горяча, может вы еще не убивали людей, но точно будете. Вы же не первый подобный пациент у нас.

Ольга вся превратилась в слух.

— Как не первый? Генерал говорил, что я единственная такая.

Ольга взяла второй стул и подвинула его ближе к гостье.

— Елена Владимировна, я действительно ни в чем не виновата, и я не понимаю, что на самом деле происходит. Генерал Волошин и ваш коллега, Крейтер, они в один голос заявляют, что я спасение человечества. И как я поняла, очень хотят, чтобы таких стало больше.

— Они идиоты! — перебила медсестра. Глаза её опять загорелись, и она попыталась вскочить, но Ольга придержала её за плечо.

— Успокойтесь, Елена Владимировна.

— Я не права, — гостья присела обратно. — Идиот только наш Абрамыч. У него только наука в голове. А генерал тот совсем не идиот, он просто сумасшедший!

— Тише, Елена Сергеевна. Нас, наверняка, наблюдают и слушают.

— Я теперь ничего не боюсь! — женщина опять сверкнула глазами, но голос все-таки понизила. — После того как этот зверь убил мою внучку, я не хочу больше участвовать в этом.

Ольга почувствовала, что еще немного и тоненькая нить установившегося контакта оборвется. Она опять постаралась успокоить Елену Сергеевну.

— Я поняла, что произошло что-то ужасное. Но поверьте, что я не имею к этому ни малейшего отношения. Вы все-таки расскажите мне, что знаете, и я как смогу помогу вам.

— Да что ты сможешь помочь? — горько усмехнулась женщина. — Ты даже себе теперь ничем не поможешь.

Она вдруг остановилась и посмотрела на Ольгу другим взглядом. В глазах впервые появилась заинтересованность.

— Слушай, а ведь ты можешь добраться до этой твари.

Она сделала паузу, что-то обдумывая, и вполголоса добавила:

— Если, конечно, в тебе осталось что-нибудь человеческое.

— Елена Сергеевна, вот видите — я вам могу помочь, но и вы помогите мне — расскажите всю правду, что здесь происходит.

Ольга теперь тоже старалась говорить вполголоса и не поворачиваться так, чтобы камера видела её лицо.

Женщина вздохнула.

— Хорошо. Только поклянись мне, что отомстишь Борису за мою дочь и внучку.

— Да. Клянусь, если этот человек виноват, и, если это будет в моих силах, я сделаю это.

Взгляд медсестры смягчился.

— Похоже, ты еще не совсем переродилась. Я расскажу тебе, и ты сама поймешь, что правильно.

Вдруг Ольга замерла, в голове, словно что-то щелкнуло.

— А этот Борис, он кто?

— Ты его прекрасно знаешь. Вас на программу запускали вместе. Черный такой, нос горбинкой. Как восточник.

— Танасийчук?

— Да. Его фамилию не перепутаешь.

'Блин! Значит Волк жив. Что же это с ним произошло? Если, конечно, все правда, что она сказала'. Однако вслух она только попросила:

— Продолжайте, Елена Владимировна. Я слушаю.

Та хотела начать, но видимо, воспоминания опять нахлынули на нее. Она схватила полотенце и закрыла лицо. Ольга не стала торопить женщину — еще спугнешь — опять разозлится и ничего не станет рассказывать. Через полминуты Елена Сергеевна справилась с собой, она опустила полотенце на колени, судорожно вздохнула и заговорила.

— Если честно, то тут и рассказывать нечего. Я местная, но работала в Центральной Клинической Больнице в Городе. Конечно, давно, еще до всего этого. Оттуда и попала на работу, на Базу. Когда все началось, я была в отпуске и сумела вывезти семью дочери к маме в деревню. Разуваево знаешь?

— Да, я патрулировала когда-то там.

— Вот. Все мои и живут там. Жили...

Её голос опять задрожал, но она удержалась. Похоже, возможность выговориться помогала ей.

— Я так радовалась, что моя семья успела добраться сюда. Вершинин пообещал, что все окрестные деревни будут охранять, и слово свое держит. Да, что я говорю — ты сама знаешь. Но я никогда не думала, что мои девочки пострадают от своих защитников. От патруля.

Ольге хотелось вступиться за своих — не мог патруль сделать что-то плохое своим, тем, кого он призван защищать. Но она побоялась перебивать женщину — вдруг опять закроется, и тогда ничего не узнаешь.

— Две недели назад на нашу деревню ночью напали. Тварей вокруг давно не было, все уже и забывать начали, эти, похоже, какие-то пришлые. Но все было нормально, пока они в дома ломились, староста вызвал патруль — те оказались совсем рядом и приехали быстро. Перестреляли уродов, кого успели, а остальные сбежали в лес. Все бы хорошо, но ты знаешь же, что твари в таких случаях стараются спрятаться.

Ольга кивнула — она это прекрасно знала. После любой схватки нужна зачистка.

— И мы, в общем-то знали, но дети есть дети. У внучки в сарае был свой домик, не настоящий, а для кукол. Ну как у всех детей, знаешь?

Ольга опять кивнула.

— Не знаю, как мои не уследили, ведь все там были: и дочка, и зять, и мама с папой. Утром Иришечка успела первой в сарай убежать, а там тварь пряталась. У нас ведь и собака есть, но ты знаешь, что они на тварей не лают, боятся. А тут Байкал, как только выпустили сразу сорвался и в тоже в сарай. Мои очнулись, когда там рев и крики услышали.

Кинулись, а там тварь небольшая, с Байкалом дерется. Хороший был пес — как не боялся тварей, а за внучку вступился. Мои забегали, зять с дедом были за домом, в ограде только дочка была, она и кинулась туда — в сарай. Рядом оказались ваши — патрульные, они как раз по улице мимо дома шли. На счастье, думали, а оно оказалось на беду...

Женщина замолчала, её взгляд затуманился — похоже, опять переживала случившееся.

— Что произошло? — тихо спросила Ольга.

Елена Владимировна очнулась и заговорила:

— Там как раз и оказался этот ваш Волк. Прозвище-то какое, как раз к нему подходит. Он всех остановил, а сам без оружия в сарай пошел. Дочка, говорит, что он вроде как даже обрадовался такой возможности. Откуда ей знать, что он сам хуже всякой твари...

Я хоть сама и не видела, но представляю, как все было — нагляделась я на вас в лаборатории. Короче, он там, в сарае убил тварь. Потом говорили, что не просто убил, а на куски разорвал.

Ольга вздохнула, она верила в это — если Борис изменился также как она или Гном, в горячке он мог натворить все что угодно. Она знала это по себе.

— Когда они драться начали, внучка из сарая выскочила, а Байкал остался там. Иришка его очень любила. Она и полезла на глазах у дочки обратно в сарай. Дочка кинулась за ней, да не успела. В общем, потом нашли в домике изорванную тварь, Байкала и внучку растерзанную.

Этот гад из сарая выскочил — весь в крови, совсем не человек и на дочку бросился. В это время уже и дед с зятем прибежали. Сначала остановились, но, когда этот урод схватил дочку, зять в него выстрелил. Это дочку и спасло. Она ногу сломала и пролежала возле изгороди, пока все не кончилось.

Этот бросился на зятя, дед тоже стрелять начал, но где им даже с оружием, против изменившегося. Тот их голыми руками в две секунды порвал. Еще рычал от удовольствия. Сволочь!

— Елена Владимировна, а где же были остальные патрульные?

— Дочка сказала — они его боятся. Они стояли и только кричали, чтобы он остановился. А он остановился уже, когда всех порешил. Тогда и ушел. И только когда он уехал, двое из его группы дочку подобрали и отвезли к фельдшеру, а тот уже отправил к нам.

— На Базе, что на все это сказали?

— А ты не знаешь? — усмехнулась женщина. — Ей никто не верит. Говорят — это твари натворили, а у дочки шок и от удара сотрясение. Вот и привиделось.

Раньше Ольга и сама бы, в подобное не поверила, но теперь... Хотя сомнения все же были — непонятно, почему так реагировали бойцы из его патруля. Ей казалось, что произойди такое с ней, в её группе, навряд ли её люди будут стоять в стороне — скорей убили бы её. 'Хотя кто знает, может, и мои побоялись бы связываться с командиром'.

— Убьешь его? — Елена Владимировна смотрела прямо в глаза Ольге. Та секунду помедлила, а потом твердо ответила:

— Если все так и было — убью!

Их взгляды сошлись, и женщина не выдержала, отвернулась. Похоже, она что-то разглядела в глазах Зумбы.

— Да, ты точно убьешь...

— Елена Сергеевна, не уходите, — попросила Ольга. Она заметила, что медсестра ищет глазами свою тетрадь. — Пожалуйста, ответьте мне на пару вопросов.

Женщина вопросительно посмотрела на нее.

— Я хочу знать все о том, что здесь происходит. Много ли нас таких? Откуда взялся вирус? Что будет со мной дальше? Вообще все, что от меня скрывают.

— Вот ты намешала. Мне говорить об этом запрещено, — Елена Владимировна подняла голову и посмотрела на камеру под потолком. — Ну и пошли они! Мне теперь все равно.

Она опять повернулась к Ольге и решительно подтвердила:

— Я расскажу тебе все, что знаю, а что делать — ты решай сама.

Её взгляд стал отсутствующим, она вздохнула, словно собираясь с силами, и заговорила:

— Тебе повезло, я действительно, знаю все, что здесь происходит. Все на моих глазах было. Я в Комплексе давным-давно. Я, конечно, не знаю, что там происходит на этажах, где военные со своими секретами и спецлабораториях, но про то, что творится на нашем, медицинском этаже, я про все знаю.

На Базе еще до того, как все это произошло, мы занимались опытами над людьми. Здесь постоянно были группы отобранных солдат, из которых наша лаборатория должна была сделать суперменов, таких неубиваемых бойцов. Иногда мы выезжали даже в армейские части, делали инъекции сразу куче солдат. Но это тогда, когда здесь находили какое-нибудь средство для усиления физической силы, или для ускорения реакции и надо было испытать, будет ли оно работать в реальных условиях.

— Да как это может быть? — перебила её Ольга. — В нашей глухой области, хрен знает в какой дали от центра, от всяких научных городков, и чтобы такое? И как люди — что вообще ничего не знали?

— Оленька, — невольно улыбнулась Елена Владимировна. — В те времена — а я пришла сюда работать еще при Советской власти — секретность была на высшем уровне, если что-то надо было сохранить в тайне, оно и было тайной. Это сейчас, уже так не заботятся о секретности, американцев бояться перестали, а своих тем более. Ты знаешь — ведь эту Базу построили в конце пятидесятых годов, еще при Берии. Потом только обновляли начинку. Представляешь, Комплекс уже семьдесят лет существует, а никто о нем не знал. Говорят, даже первые лица области знали только, что здесь есть секретный объект, а чем он занимается, не знали. А у нас здесь столько запасов биологической дряни, что мы могли заразить самыми страшными болезнями полмира.

Хотя наши исследования, нашей лаборатории были совсем не главными. Мы стали ведущими только после этого проклятого метеорита и войны. Когда у нас появились образцы космической жизни.

— Что? — Ольге показалось, что она неправильно расслышала. — Какой жизни?

— Неземной. Инопланетной или космической, как здесь называют.

— Откуда вы это взяли?

— Вот этого я тебе сказать не могу. Не знаю. Я думаю, про это даже Крейтер не знает. Знает только Волошин и еще кто-нибудь из военных, кто этим занимался. Но на самом деле догадаться не трудно — думаю, что какая-то тварь попала на Землю вместе с тем метеоритом. Понятно, что погибла, взрывы сама помнишь какие были, тем более потом еще и атомный удар. А военные нашли и передали нам. После этого все и началось.

— Так что это было? — Ольга никак не могла поверить в слова медсестры. — Настоящий инопланетянин? Какой он? Я слышала только про вирус, и то думала врут.

— Нет, — женщина опять улыбнулась. — Ничего такого. В лабораторию передали только несколько кусков неземной плоти. Её подобрали на месте падения основного тела метеорита, в Сокуровском районе, в горах. И какой эта тварь была на самом деле мы не знаем.

Конец второй части

Часть третья

Лес

Ольга рассказывала уже больше часа. Я смотрел на нее и не знал — верить или не верить. Мы так и сидели в командирском блиндаже, она время от времени посматривала в амбразуру, а иногда вставала и подходила к выходу. Ольга приоткрывала дверь и смотрела, что там, на улице — не идут ли еще искать нас.

Я же, как уселся, так и просидел, лишь изредка меняя положение, когда затекала спина. Недоверие, навалившееся на меня, когда я понял, что моя подруга совсем не та, за кого она себя выдает, так и владело мной. Даже Ольгин рассказ я слушал словно бы издалека, словно совсем не о нашей жизни, а о какой-то выдуманной, книжной.

Да и как было верить, когда она начала рассказывать о совсем уж удивительных вещах — о инопланетянах и о том, что она сама, чуть не инопланетянка. Но и не верить было нельзя — я сам видел, что она творила. Во всяком случае, все что касается физической силы — это было правда. Да и еще одно — мозги у нее стали явно острее. В школе она была хоть и отличницей, но все же явно девушкой. В том смысле, в котором понимают мужики, когда говорят — она телка, что с нее взять?

Сейчас же соображала она мгновенно и мгновенно адаптировалась к любой ситуации. Её действия сегодняшней ночью показали это во всей красе. Я бы сейчас не рискнул связываться с ней.

— Ладно, Оленька, мы уже давно сидим, надо идти помогать ребятам и жизнь опять налаживать. Без связи, — не удержался и уколол я. — Поэтому, давай, просто скажи — зачем ты здесь появилась. Остальное расскажешь потом.

— Хорошо. Но, не дослушав, ты можешь не понять.

— Черт с ним! — махнул я рукой. — Не пойму, так не пойму. Ты меня и так уже загрузила по самые уши. Переваривать сутки надо. Потом остальное объяснишь, а то ребята скоро с автоматами прибегут — разбираться.

Она замерла, немного подумала и сказала:

— Ладно. Мне нужна помощь. В первую очередь я хочу, чтобы мы сорвали встречу восточников и Добытчиков. Я не знала, что встречу тебя, но теперь могу сказать прямо — главное не сорвать встречу — главное мне необходимо добраться до того, что везут Восточники. То есть надо их разгромить, но не тронуть контейнер или что там у них будет. Это очень важно!

Она посмотрела мне в глаза и повторила:

— Это важно для всех нас. Не только для меня.

— А что там, ты сказать не можешь?

Ольга отрицательно закрутила головой.

— Не могу! Если честно я и сама пока не знаю. Вернее, знаю, что там, но как это будет выглядеть, я еще не представляю.

— Все равно не хрена не понял.

Я поднялся, взял автомат и попросил:

— Оля, ты не ходи со мной. Посиди здесь. Не надо ребят лишний раз напрягать. Лучше приберись и рацию спрячь куда-нибудь. Я им пока говорить не буду.

Я повернулся и пошел к двери.

— Ты ничего не сказал на счет моей просьбы.

Я остановился.

— Мне надо подумать. Слишком много информации.

Ребята уже выкопали яму. Они разделись — солнышко хорошо припекало — сброшенные куртки и футболки лежали рядом. Санька сидел на краю могилы, а остальные стояли вокруг, опираясь на лопаты. Тела их поблескивали от пота.

— Где твоя подруга? — без злобы спросил Санька. Было видно, что он устал. Понятно — бессонная выматывающая ночь, а сейчас еще и лопатой намахался.

— Скоро подойдет. Только не начинай опять. Она не тварь и в спину нам не ударит.

Сказав это, я вдруг понял, что вот как раз это — что она человек — совсем не факт. Судя по её рассказу. Я повернулся к Геннадию, он уже тоже был здесь.

— Ты с телами что-нибудь сделал?

— Да, готовы. Как смог, прикрыл.

— Ну что, ребята, давайте хоронить. Солнце печет, ждать некогда.

Хотя мы уже давно никого не теряли, а сейчас сразу целая куча убитых, все происходило как-то буднично и уныло. Я заметил, что даже Филя, боявшийся трупов, сейчас безучастно брал мертвецов, и тащил вместе со всеми к могиле. Перегорели все — понял я — и устали здорово. Я и сам чувствовал, что мне надо срочно поспать, а то скоро упаду.

Всех мертвых выложили в ряд. Только теперь я осознал, сколько мы потеряли за эти сутки. Шеренга получилась настолько внушительная, что я засомневался, что мы сможем всех уложить в эту яму. Заметив мои взгляды, Санька хмуро сказал:

— Не сомневайся, Игорек, войдут. Я сам мерял.

Мы стали брать тела и опускать в неглубокую могилу. Я с Геннадием стоял внизу и укладывал мертвых в их последнюю постель. Положив тело, я открывал на секунду тряпку, прикрывавшую лицо, и мысленно прощался с каждым. Даже со спецназовцами и вертолетчиками, хотя и совсем не знал их. У большинства не на что было смотреть. Вместо лиц изуродованные кровавые маски. Я отгонял, появившихся уже откуда-то крупных черных мух, и быстро закрывал лица.

— Лену надо было бы отдельно похоронить, — пробормотал я, когда подали её тело. Почему-то мне казалось, что женщины и мужчины должны быть в разных могилах.

— Мы уже думали, — услышал меня Сашка. — Но сил нету, командир. Если хочешь, давай отдохнем, а потом ей выкопаем отдельно.

— Нет. Это я так. Им теперь никакой разницы.

На самом деле после того, как Город начал оживать я видел и не такое. Видел, как кучи трупов, сталкивали в вырытый длинный ров просто бульдозером.

Все действительно вошли, правда, совсем рядышком, касаясь друг друга. Ребята подали руки и выдернули нас. Все замерли.

— Скажи что-нибудь, командир.

Как-то легко они стали называть меня так. У меня при этом тоже не возникало никаких эмоций, словно я всю жизнь командовал этими людьми. Но вот сказать у меня не получалось. Настоящий командир, такой как Палыч или даже Павел, наверняка нашел бы что говорить. Я же только и смог:

— Пусть земля будет вам пухом, ребята.

Я уже наклонился, чтобы взять горсть земли, когда услышал голос Ольги:

— Подождите, я скажу.

Как она подошла, никто не слышал. 'Зря она тут, — подумал я. — Сейчас ребята начнут выступать'. Однако все промолчали.

— Я не знала этих людей, но я думаю, что все они хорошие люди. Все они хотели жить мирно в своих домах, со своими семьями. Они не виноваты, что им пришлось жить такой жизнью и умереть здесь, в заброшенном богом месте, защищая от неведомых гадов свой мир. Им сейчас, если честно, все равно, что будет происходить дальше, но вы — те, кто остался здесь, я надеюсь, никогда не забудете этот день и этих людей. Потому что, все они погибли не зря, они погибли, чтобы в этом мире жили вы и ваши дети опять могли играть там, где они хотят, а не там, где безопасно, где их прикрывают солдаты с оружием.

Спите спокойно, вы честно выполнили свой долг. Пусть ваши души найдут успокоение там, в светлом мире. Мир вашему праху.

Ольга кинула первую горсть земли. Я тоже бросил ту землю, что так и сжимал в руке, когда подошла.

То, что сказала Ольга, по большому счету, было обычным набором штампов, которые произносят на всех похоронах, но нас почему-то это тронуло. То ли потому, что мы сами не могли так сказать, то ли мы просто слишком устали и расслабились. Я видел, что все ребята затихли, а Филя даже захлюпал носом.

Кинув по горсти, все взялись за лопаты. Даже Ольга. Она забрала инструмент у совсем заморенного Фили и начала бодро кидать землю в яму, лопату, за лопатой. Мы все не были хиляками, но прежде, чем над братской могилой вырос небольшой холмик, мы два раза садились отдыхать. И только Ольга, продолжала махать лопатой, словно робот. Ребята опять стали поглядывать на нее недоверчиво, но никто ничего не говорил. Сил на эмоции уже не было.

Мы стояли у свеженасыпанного могильного холмика и молчали. Надо было идти спать, впереди очередная ночь и не дай бог снова такая, как предыдущая. Но оставалось какое-то чувство, что мы что-то не доделали. Во всяком случае, у меня. Ребята тоже неуверенно поглядывали на меня, ожидая, что я прикажу.

— Не расходитесь, — вдруг предложила Ольга. — Я сейчас приду. Я быстро.

Она побежала в городок и скрылась в командирском блиндаже. Через минуту появилась обратно. В руках у нее была бутылка водки. Настоящая, еще с тех времен, а не современный самогон в пластиковых бутылках, который можно было перехватить в городе.

— Я нашла, когда убиралась, — пояснила Ольга в ответ на наши удивленные взгляды. — Командир ваш запасливый, хранил, наверное, на какой-нибудь выдающийся случай. Я думаю, сегодня можно.

Мужики одобрительно загудели. Это то, что сейчас было нужно — помянуть по русскому обычаю, и немного расслабиться. Она подала мне в руку стакан и открыла бутылку, потом достала из кармана кусок подсохшего хлеба и тоже отдала мне. Все выпили, последнюю, поменьше, Ольга налила себе. Она перевернула стакан, как старый солдат, занюхала, как и все кусочком хлеба, потом зажевала его. 'Похоже, это дело для нее привычное', — подумал я, вспомнив как в школе она едва пригубляла шампанское и оставляла бокал нетронутым.

Однако что-то было не так. Она покраснела и удивленно смотрела на меня.

— Игорь, я пошла. Приходи быстрей.

Зумба развернулась и чуть не бегом кинулась в сторону командирского блиндажа. Однако добежать не успела — я увидел, что её вырвало.

Ребята засмеялись.

— Силы как у мужика, а с водкой справиться не может, значит все-таки баба, — выдал захмелевший Геннадий. Он посмотрел на меня и предложил:

— Беги, командир, пожалей девку.

Все хохотнули, расслышав в предложении скрытый смысл.

— Отставить, — словами Палыча скомандовал я. — Всем отдыхать. Через четыре часа подъем. Я подежурю.

Не обращая больше внимания на них, я побежал вслед за Ольгой.

Ольга сидела за столом и виновато глядела на меня. На полу у самого входа в блиндаж растекалась лужица с остатками пищи. Похоже, её опять вырвало.

— Прости, Игорек, видно нельзя мне теперь пить, новый организм не принимает.

— Ничего, солнышко, — преувеличено жарко ответил я. Водка все-таки подействовала и на меня. Даже пропустил мимо ушей упоминание о новом организме. — Сиди, я сейчас уберу.

Я смел все в самодельный совок и выбросил на улицу. Потом подошел к столу и сел рядом с Ольгой. Обнял её за плечи и легонько поцеловал в щеку.

— Ты у меня молодец. Если бы не ты всем каюк. Накрылся бы сегодня пост.

Потом спросил:

— Ты спать хочешь? Если хочешь, ложись, я подежурю.

Однако Ольга не ответила. Вместо этого она, вдруг прильнула ко мне и обвила меня руками.

— Милый, я очень хочу, — жарко зашептала она мне в ухо. У меня в голове сразу всплыло то, что произошло утром, и я тоже поплыл. Раздеваясь на ходу, запинаясь об стулья и успевая целоваться, мы двинулись к топчану...

* * *

Я очнулся и глянул на часы. Черт! Уже восемь! А я собирался поднять всех в шесть. А перед этим еще собирался подежурить, пока все спят. Я хотел вскочить и не смог, на груди у меня лежала девичья голова. Мало этого — Ольга привалилась ко мне и забросила на меня ногу. Я мгновенно вспомнил все. 'Вот это секс!' В голове мелькали только отрывки того, как мы кувыркались на жестком командирском ложе. Это было неповторимо. Даже лучше, чем утром на вышке. Я не хотел думать, что это из-за того, что Ольга теперь такая, но вынужден был признать это. У меня было немало женщин — мужики теперь в цене, их погибло гораздо больше и бывая на побывке в Городе, я отрывался по полной — но никогда секс даже чуть-чуть не походил на то, что творили мы с Зумбой.

Я погладил её по голове и попытался вывернуться. Это была ошибка. Ольга мгновенно перехватила мою руку, завернула за спину, а второй рукой сжала мое горло. Я порадовался, что не могу видеть лицо, слишком страшно прозвучал её голос.

— Кто ты?

Через секунду она ослабила хватку и отпустила руку.

— Прости, Игорешка. Со сна все опасности мерещатся.

Она перевернула меня, и счастливо улыбаясь опять начала целоваться. Я попытался изобразить обиду и оттолкнуть её, но не выдержал — тоже заулыбался, схватил и завалил Ольгу на матрас. Градус наших объятий быстро поднимался, и мы снова потеряли контроль...

* * *

Когда я опять смог соображать, на часах было уже семь минут десятого. Я быстро перевернулся, хотел толкнуть Ольгу, но её не было. Я вскочил и выглянул из-за самодельного шкафа, отгораживающего топчан от остального помещения.

Ольга сидела за столом и ела тушенку прямо из банки.

— Оденься, грозный командир, — засмеялась она. Сама Зумба была уже в форме, помытая и причесанная.

— Черт, черт, черт...

Я начал носиться по блиндажу, собирая одежду. Быстро натянув все, я сполоснул лицо и глянул в зеркало у умывальника. 'Блин, помятый, как после пьянки'.

— Садись, ешь, а то я все подмету, — Ольга была в хорошем расположении духа. — Есть хочется, сил нет.

Мела она действительно впечатляюще — ложка только мелькала в её руках. Мне же было не до еды — что там, на улице, ведь я обещал ребятам не спать, пока они отдохнут.

— Потом, — махнул рукой я. — Надо проверить, что на Посту. Может уже твари везде.

Схватил стоявший у дверей Калашников и рванул на улицу.

— Да стой ты! — настиг меня крик Ольги. — Я только пришла оттуда. Проверила весь лагерь, все тихо. Еще светло.

Я остановился — Ольга опять поразила меня. Пока я валялся без сил, она уже сходила и сделала всю мою работу. 'Блин, она точно не человек', — хотел про себя пошутить я, но эта мысль испортила все настроение, и я подавил её.

— Ты молодец, — только и смог ответить я. — Все равно, пойду, проверю, успокою душу. Я быстро.

— Ладно, — она махнула рукой. — Только быстро. Мы еще не договорили с тобой про наши дела.

'Опять про караван что ли хочет говорить? — думал я, шагая по лагерю. — Да, про это надо еще поговорить. Что-то мне не верится, что все дело в золоте и порошке'.

На вышке Павла стоял один из братьев Селивановых. Какой из них, я не разобрал — они и близко-то похожи, а уж на расстоянии тем более. Он помахал мне рукой, я махнул в ответ. На улице действительно, было еще светло — летние ночи приходят поздно и пролетают быстро — но, все равно чувствовалось приближение темноты, а с ней и привычная тревога — появятся уроды сегодня или обойдется.

Я подошел поближе и крикнул:

— Что там сверху?

— Нормально. Тишина.

— Где брат?

— Вон он, — Селиванов показал рукой вниз. — Возле нашего окопа.

Точно. От их дзота шел второй. Когда он подошел ближе, я наконец разобрался, кто есть, кто. Это был Олег. Значит на вышке Ромка.

— Олег, — я пошел ему на встречу. — Давай пробегись по людям, собери. Пора готовиться к ночи.

— Да, спят все еще.

— Ничего. Подымай, пора. Скоро начнет темнеть.

Олег ушел.

* * *

Я подумал, что пока все соберутся, успею выпить кружку чаю и пошел к командирскому блиндажу. Не прошел и пары шагов, как что-то меня остановило. Через секунду я понял, что это. Снизу от дороги раздавалось едва слышное гудение. Машина!

Это хоть и не твари, но по нынешним временам, надо опасаться всего. Тем более если это не наши. А что это не из Города, я знал точно. Наша машина, приходила всегда в одни и те же дни — первого и пятнадцатого числа каждого месяца. Кроме того, о том, что машина выехала нас по рации, предупреждали за пару дней.

Еще пару секунд я размышлял, куда мне бежать: в свой окоп или в командирский. Теперь вроде мое место в блиндаже Палыча, но патроны и магазины в моем. Кроме того, там был и мой НЗ — гранатомет 'Муха'. Я побежал к себе. Но не успел. Гулко прогрохотала короткая очередь и почти сразу за спиной начало рваться. Я упал и накрыл голову руками. Осколок ударил в землю прямо возле меня. Это заставило вскочить. За несколько секунд я преодолел оставшееся расстояние и ввалился в свой дзот.

Схватил бинокль и припал к амбразуре. Кто же это? И какого ...?! Ни требований, ни переговоров.

На дороге стояла машина — темно-зеленый Урал. Прямо с него, с площадки за кабиной, по нам била зенитная установка. ЗУшка. На моих глазах из спаренных стволов показался дымок, а через мгновение донесся и звук выстрелов. Где-то на территории опять раздались взрывы.

— Ну, суки! — в бессильной злобе выругался я. Достать их, чтобы ответить нам было нечем. Хотя с Корда можно попробовать. Но вышка такая прекрасная цель, что её свалят сразу. Надеюсь, Ромка не рискнет стрелять.

Но я сглазил — наверху забился в длинной очереди пулемет. Идиот! На хрена! Не выдержав, я бросился наверх.

Пинком открыл дверь и заорал что есть мочи:

— Прекрати, Ромка! Слезай оттуда!

Я выскочил наверх и тут же присел. Успел как раз к самому печальному — как я и думал, ЗУшка сразу перенесла огонь на вышку, и, похоже, за прицелом у них сидел специалист — бронебойные снаряды изорвали наше пулеметное гнездо в клочья.

Теперь у нас не было Корда и еще один погибший. 'Что происходит? За одни сутки Пост превратили в ничто'. Вообще, люди старались сейчас между собой не воевать, не то, что в первые годы. Сейчас уже все поделено и закреплено. Однако размышлять было некогда — почему-то мне казалось, что это нападение не закончится только лишь обстрелом издалека. Тогда это было бы совсем непонятно — Город все-таки был самым мощным игроком в обозримом пространстве и умел мстить за своих. Значит, нападавшим надо убить всех, чтобы нельзя было докопаться до истины.

В кармане вдруг захрипела рация — в горячке я забыл про нее, и сейчас обрадовался.

— Слушаю, кто это?

— Зумба! Ты где?

Блин, откуда у нее рация?

— Я возле своего окопа! — ответил ей и сразу начал вызывать остальных: — Отзовитесь все, кто слышит.

— Игорь, бросай все, беги сюда! Срочно! — перебила меня Ольга.

— Что там у тебя?

Однако она больше не отвечала. В это время началось то, чего я и боялся. Где-то вдалеке раздалась первая очередь, и сразу ответил автомат от нас, сверху. Значит, пошла пехота. Рация, наконец, заговорила:

— Командир! Игорек, кто это? Что за хрень?

— Понятия не имею! Это ты, Санька?

— Я. Что делать-то?

— Что-что, — разозлился я. — Воевать! Не видишь, что ли — они Ромку завалили. Теперь наверняка, пойдут нас кончать.

— Игорь, — я узнал голос Геннадия. — Это Восточники. Вон морды бородатые полезли.

'Не может быть!' Отсюда, где я находился, дорогу не разглядеть. Я заскочил на скат своего дзота, пригнулся и дернулся за биноклем. Но он не понадобился — я и так понял, что Гена прав.

Внизу были уже три машины. Камуфлированный уазик, Урал с ЗУшкой и еще один Урал с кунгом. Возможно, за поворотом были еще машины, за лесом не видно. По склону, пригибаясь, к посту бежали бородатые, длинноволосые люди в камуфлированной форме. Человек двадцать. И самое главное — слева от леса еще с десяток людей пошли в обход. 'Это не твари, против людей нам не выстоять'. Я все-таки достал бинокль и разглядел кое-что еще — рядом с машинами, ближе к лесу лежало два окровавленных изуродованных тела. У одного не было руки, а другой и, вообще, без головы. Ромкина работа, понял я. Теперь нам точно конец! Все мы были наслышаны о мстительности Восточников. За своих они обязательно убьют. Можно выкинуть из головы все мысли о сдаче в плен.

На секунду я растерялся — что делать? Сопротивление бесполезно, а скрыться нам некуда — сзади чистое поле, внизу лес, полный тварей. 'Умел бы кто, можно было попробовать улететь, вертолет целый стоит'. В этот момент, опять ударила короткая очередь из зенитки. Сзади меня раздался оглушительный взрыв, я опять упал. Что это?

Приподняв голову, я обернулся. 'Они что — мои мысли услышали?' На площадке горели остатки взорвавшейся вертушки. Ребята не стреляли, похоже, растерялись, как и я. Наверное, я был все-таки не настоящий командир, никакого нормального решения мне в голову не приходило. Умирать не хотелось, но и способа выжить я не видел. И тут от командирского блиндажа ударил пулемет. Обнаглевшие Восточники, шедшие уже почти в полный рост, закричали и попадали.

Эти выстрелы вернули меня на землю. Это Зумба, больше некому. Нет, в этот раз я её не потеряю, если помрем так вместе. Я спрыгнул обратно в лаз, проскочил к амбразуре, схватил и забросил за плечо трубу 'Мухи'. Потом быстро сунул несколько набитых рожков в карманы и выскочил обратно на улицу. Там начался бой — первая очередь Ольги оживила не только меня, ребята тоже начали стрелять.

Пригибаясь и петляя, я понесся к блиндажу Палыча. Как оказалось, Ольга была не внутри. Она лежала с пулеметом на скате блиндажа и короткими очередями расстреливала залегших перед ней бородачей.

Я упал рядом. Она оглянулась — лицо было злое и решительное.

— Не укладывайся! Надо убегать отсюда!

Она толкнула меня и вскочила.

— Бежим!

Хотя в руках у нее был тяжеленный Печенег, она двигалась быстрее меня. Мы перебежали метров десять в сторону и опять упали. И тотчас же туда, где мы лежали до этого, ударила ЗУшка. Земляной скат раскидало, словно стог сена. 'Вовремя' — облегченно вздохнул я.

— У тебя рация работает? — не отрываясь от прицела, спросила она. — Моя сдохла.

— Да.

— Вызывай всех. И той стороной, — она махнула на правый склон, еще свободный от Восточников. — Бегите в Лес.

— Как в Лес? Ты что? Скоро ночь.

Она на секунду обернулась и зло выкрикнула:

— Быстро валите! Я прикрою, потом догоню. Через пять минут чурки обойдут пост, тогда всем смерть.

Больше я не стал препираться, подхватил автомат и, на ходу вызывая ребят, побежал обратно в сторону своего окопа, на правый фланг.

Сразу отозвались только Геннадий и Филя, Олег и Санька молчали.

— Говори, командир!

— Ребята, бросайте все и бегом к плите, где мусорка. Я жду!

Ребята не стали размышлять, через несколько секунд оба уже догоняли меня. Еще через минуту отозвался Санька.

— Игорь, я слышал. Сейчас подбегу.

Не отвечал только Олег. Но он был жив — автомат в его огневой точке постоянно работал.

— Ждите здесь, — приказал я и побежал к окопу Селиванова.

— Командир, я с тобой, — сразу вызвался Сашка.

Я махнул рукой — пошли.

— Филя, Гена никуда не уходите. Сейчас должна подойти Ольга.

Двери в укрытие в укрытие братьев были заперты. Я со всей силы постучал по крашенной в серый цвет жести, которой была обита дверь. Олег не отвечал.

— Олег, открывай! Уходим!

Тот не отвечал. Вместо этого, внутри опять заработал автомат.

— Олежка, выходи, Игорек что-то придумал, — поддержал меня Санька.

Никакого ответа.

— Ты че там? Оглох что ли?

Я разозлился и, развернувшись, несколько раз лягнул двери ногой. Теперь бы и мертвый услышал.

— Идите отсюда. Я никуда не пойду.

Автомат опять загремел длинной очередью.

— Ты идиот! — заорал я. — Сейчас тебя вычислят и ЗУшка в момент придавит!

Думаю, у восточников было просто мало снарядов, поэтому они хотели сначала прикончить пулеметчика, а так бы давно все точки подавили. В той стороне опять прогремели несколько сливающихся разрывов, но через некоторое время РПК снова начал стрелять. Уже в другом месте. Ольга просто молодец!

Дверь распахнулась. 'Блин! Мальчишка!' — подумал я, забывая, что братья были моложе меня только на год. Хотя сейчас слез на лице Олега не было, я сразу понял, что он плакал. Поэтому и не открывал.

— Что вам? Я никуда не пойду, пока не поубиваю этих уродов.

Он отводил глаза и голос был совсем не Селивановский — сиплый и невнятный. Еще одно подтверждение, что Олежка сейчас ревел. Осуждать мне его было не за что — я сам был такой, когда вытаскивал своих из-под развалин.

— Все. Хренью не майся, — я бесцеремонно выдернул его из дверей. — Патроны, магазины есть?

Тот кивнул.

— Бери и за нами!

Санька уже сообразил. Он проскользнул мимо нас в блиндаж и через полминуты появился с рюкзачком в одной руке и автоматом в другой.

— Надевай!

Я забрал у Саньки рюкзак — по весу сразу понял, что там боезапас — и накинул лямку на плечо Олежки. Тот натянул вторую, и я толкнул его вперед — пошли!

Филя сидел на корточках у кучи земли рядом с плитой. Увидев нас, он привстал, но очередь снизу опять заставила его присесть.

— Где вы так долго.

Я не стал ему отвечать, а сразу начал по делу. Мы тоже присели, держа автоматы наготове.

— Ребята, тянуть некогда. Сами видите — выжить здесь мы не сможем. И сдаваться — все равно смерть. Вы все знаете про восточников — чурки они чурки и есть. Горло перережут.

Парни согласно закивали — все наслышаны о жестокости бородатых.

— Будем уходить в лес.

— Игорь, ты что — головой приложился? — вскинулся Санька. Остальные тоже с изумлением глядели на меня. Мне, честно сказать, нечего было возразить — в какой-то мере я и сам считал себя чокнутым.

Но другого выхода действительно не было. Тут мы погибнем в течение ближайших двух часов, а в лесу, возможно и найдем какое-нибудь убежище до полной темноты. И главное — у нас была Ольга. Почему-то я верил, что она сможет нас вывести. Ведь сама она пришла из Леса!

Мне до смерти не хотелось идти в лес, но приказ Ольги был однозначным — бегите, я прикрою и догоню.

Геннадий с тех пор, как присоединился к нам, ни сказал не слова. Было видно, что он о чем-то напряженно думает.

— Ребята, делать-то нам нечего. В степь же не пойдешь. Там все как на ладошке.

Лишь после этих слов, Гена заговорил:

— А почему не пойти? Пока они тут будут возиться, мы уже далеко уйдем. И по полю не везде машины пройдут. Я жил в степи, знаю.

Он секунду помолчал, словно набираясь сил, и добавил:

— Вы как хотите, а я в Лес ни за что не пойду. Лучше пусть меня Восточники убьют, чем к тварям.

Неожиданно его поддержал Филя.

— Я тоже в Лес не пойду. Игорь, прости меня — я даже на расстоянии их боюсь, а встретиться лицом к лицу в чаще... Нет. Пойдем степью.

— В общем, они правы, — рассудительно заметил Санька. — Может и удастся убежать, но для этого надо, чтобы кто-то чурок здесь придержал.

Он посмотрел туда, где опять загремел пулемет. Ольга снова сменила место.

— Твоя подруга, вояка еще та.

Потом посмотрел на нас и добавил.

— Уходите. Только прямо сейчас, не ждите никого. Я останусь, прикрою. Мне идти не к кому. Повеселюсь напоследок.

Я прикинул — это мог действительно, быть шанс. Я поддержал его:

— Тогда вперед ребята! Гена ты за старшего. Бегите!

— А ты, командир? — удивился Геннадий.

— Я остаюсь здесь. И хватит об этом.

Я быстро обнял всех троих и подтолкнул к спуску.

— Давайте! Сами видели, там чурки в обход пошли. Надо успеть.

— Да вы че, ребята? Пошли все вместе, — было видно, что Гена борется с собой. Он явно рвался быстрей уйти с холма.

— Кончай! Идите! — не выдержал я. — Все, с богом!

Я развернулся, и больше не обращая внимания на уходящих, побежал назад, к Ольге. К черту все её приказы — больше я её не отпущу.

* * *

Сначала я увидел взрыв. Потом услышал его. Время остановилось. Там, где только что лежала за пулеметом Ольга, вздымалось облако пыли и дыма.

Мне казалось, что я двигаюсь как в замедленном кино, еле переставляя ноги. Никогда не добегу туда. Вот оно и случилось — то, чего я боялся и чего постоянно подспудно ждал. Ольги больше нет.

Навстречу мне из дыма выскочила призрачная фигура.

— Ты что орешь?

Ольга схватила меня за плечо и сильно встряхнула.

— Замолчи! Бежим отсюда.

Я машинально захлопнул рот. Грязное вспотевшее лицо Ольги выглядело страшным. Улыбка, больше похожая на оскал и безумные глаза. Я выдохнул — она жива! Не задумываясь, рванул за ней.

— Пулемету конец, — на бегу крикнула она. — Черт с ним, патронов почти не осталось. Где остальные? Ушли?

— Да!

— Молодцы.

— Санька остался.

Из-за столовой, в подтверждение моих слов, выбежал Санек.

— Что дальше?

Он побежал рядом, на ходу меняя магазин. Сашка тоже был грязный и потный. Похоже, я выгляжу не лучше. Я машинально провел рукой по лицу — вроде нет, чистая.

— Нам надо успеть, пока они не поняли, что пулемета больше нет. Если увидят нас, на машине обогнут холм и перехватят.

Мы летели, словно впереди нас ждала олимпийская медаль. Благо бежать надо все время под гору, и холм с этой стороны был совсем ровным. В общем-то награда за то, что доберемся до финиша, действительно была и награда важнее любой медали — это наша жизнь.

Труба гранатомета больно колотила меня по спине, автомат оттягивал руки, а запасные магазины — карманы, но я упорно старался не отставать от Ольги. Она бежала как олень — легко и размашисто, с ходу перепрыгивая попадавшиеся ямки. Санька безнадежно отстал.

Впереди показалась дорога. Все — еще метров тридцать, и мы в Лесу, главное успеть перескочить заросшее травой полотно бывшей трассы.

Но Ольга оказалась пророком — слева, из-за поворота мчался Уазик. Похоже поднявшиеся на холм как-то сумели передать, что мы уходим в эту сторону.

Не успеем — это было понятно сразу. Встретимся как раз на дороге. Я остановился и, пытаясь успокоить дыхание, поднял автомат. Выхода нет — кому-то надо вступать в бой, тогда остальные успеют добежать до леса.

Меня догнал Санька.

— Давай 'Муху'! — еще не отдышавшись, крикнул он. Я машинально, не отрывая взгляда от приближавшейся машины, сбросил трубу. Санька схватил гранатомет и, вдруг, толкнул меня в спину:

— Беги к ней! Я чурками займусь. Хотя постой, дай еще магазин, если есть.

Я также автоматически выдернул из кармана рожок и сунул ему. Ольга в это время тоже остановилась — похоже, поняла, что не успеваем. Она выхватила из кобуры Стечкин и зажав его обеими руками, целилась в Уазик.

— Спасибо, Санька! — крикнул я, срываясь к Ольге.

— Береги её, — услышал я вслед. — Она нормальная баба.

Мне некогда было обдумывать, когда это Санька успел поменять мнение о Зумбе, все решали минуты. Ольга не успела выстрелить — Сашка опередил её. Хлопок выброса и взрыв, прозвучали почти одновременно.

Санька не попал в машину. Граната ударила в полотно дороги перед самым уазиком — кумулятивный заряд ушел впустую. Однако взрыв напугал водителя восточников. Он резко вывернул руль, машина на полном ходу развернулась вправо, заскочила в заросший кювет и замерла, воткнувшись бампером в землю.

Я не видел, что происходило дальше. Подбежав к Ольге, я схватил её за руку и потащил за собой.

— Бежим! Санька прикроет.

Соображала она быстро. Зумба вырвала руку и, набирая скорость, помчалась рядом со мной. С ходу мы пролетели открытое пространство, одновременно прыгнули в кусты на той стороне и упали рядом.

— Дай автомат!

Ольга протянула руку. Я послушно отдал Калашников. Она приподнялась и посмотрела на дорогу, я тоже поднял голову. Есть! Санька молодец! Водитель лежал на руле, вся дверца с его стороны была в пробоинах. Остальные, похоже, успели выпрыгнуть — двери открыты, но в салоне никого нет.

За машиной заговорили сразу два Калашникова, и тотчас им ответил автомат Сашки — я узнал его на слух. 'Жив еще!' — обрадовался я.

— Дай мне свой пистолет!

Ольга, не глядя, сунула мне Стечкин. 'Тяжелый'. Я никогда не стрелял из такого. Из Макарова пришлось, а Стечкин только раз в руках подержал.

— Надо прикрыть его, пусть тоже сюда перебежит.

— Не надо уже, — все так же не оборачиваясь, тускло ответила Зумба. Выстрелы смолкли.

'Что она там видит?' Я привстал, стараясь не высунуться из кустов, и посмотрел туда, откуда мы прибежали.

— Сука! — невольно вырвалось у меня. Санька, покачиваясь, сидел на земле и, упираясь одной рукой в кочку, пытался подняться. Левый, почерневший от крови, рукав, болтался как тряпка. Автомат валялся рядом. Со стороны дороги к нему подбегал здоровенный черноволосый бугай в камуфлированной форме. Сзади его догонял еще один. У обоих короткие Калашниковы со сложенными прикладами. А слева с дороги слышалось басовитое урчание дизеля — подъезжал Урал. Машины еще не было видно, но скоро она должна была появиться.

— Конец Саньке, — прошептал я.

Вскинул пистолет и начал выцеливать здоровяка. У меня не было уверенности, что попаду, но ничего другого я не придумал.

— Ольга, завали их!

Рядом грохнул одиночный выстрел. Она быстро пригнулась, толкнула меня в бок и крикнула:

— Бегом отсюда! Сейчас нас накроют!

Этот толчок был необходим, потому что я застыл, увидев, как после её выстрела Саньку отбросило назад, и он завалился. Ольга попала ему прямо в грудь. Слева, ниже плеча.

Она оказалась права. Не успели мы отбежать и пяти метров, как по деревьям начали противно шмякать пули.

— Не останавливайся, — прорычала она.

Я и не думал. В этот раз я бежал, ничуть не отставая от нее.

* * *

Остановились мы только минут через двадцать. Грудь у меня разрывалась, я кашлял и хрипел. Я уже забыл, когда в последний раз так бегал. На Посту просто было некуда — все прогулки были не длинней пятидесяти метров.

— Хорошо, что не мучился... , -прохрипел я, имея в виду Сашку. Пока я бежал, вся злость на Ольгу выветрилась. До этого я даже хотел дать ей по морде.

Она поступила правильно — сейчас Восточники с него живьем бы шкуру снимали. И мы ничем бы не помогли. Но, даже сейчас, я понимал, что не смог бы так поступить — скорей бы сам бросился помирать. С каждым мгновением я все больше убеждался, что эта Ольга — совсем не та Ольга, что была там, в мирной жизни.

— И что теперь?

Я наконец отдышался и смог говорить.

— Ожил? — вместо ответа спросила она.

Я кивнул.

— Тогда вставай, пойдем дальше. Я не думаю, что Восточники сунутся в лес, они его больше вас боятся, но береженного бог бережет. И надо, пока совсем не стемнело, найти место, где проведем ночь. Скоро твари оживут.

Это было то, про что я думал с тех пор, как только мы перестали слышать выстрелы. Твари. В Лесу я чувствовал себя теперь, словно, на чужой планете. Ребята из дальней разведки Города, как-то рассказывали, что в местах, попавших под ядерный удар такое же чувство. Но там понятно — там бушевало ядерное пекло и все изменилось, а здесь? Вот, жизнь пошла — родной лес, в котором когда-то я так любил бывать, теперь принадлежит каким-то уродам.

Мы шагали по тропинке, протоптанной давным-давно, и я с замиранием сердца, разглядывал следы, сохранившиеся в сырых местах. Их было множество. Не на что не похожих, самых разных, но все с обязательными углублениями от когтей. Все готовы убивать. Если верить Ольге, то люди из её мифического Комплекса, приложили руку, чтобы твари появились.

— Оля, а что — твои горе-ученые, специально старались вывести тварей-убийц? Ведь при простой мутации, как я понимаю, должны были появляться и особи без клыков и когтей. Как зайцы или ежики.

Зумба шла первой. Не оборачиваясь, она ответила:

— Хрен их знает! Но скорей всего так и есть. Они же готовили солдат-убийц. Значит агрессивность на первом месте. Солдат должен хотеть убивать.

Потом добавила:

— Хватит болтать. Лучше за лесом следи. Попадется какая-нибудь яма или овраг, там наверняка твари. Видел, сколько их было ночью. Наверняка, не все далеко ушли.

Это напоминание сразу заставило меня замолчать. Я потрогал кобуру на поясе — успею выхватить если что? Ольга так и приватизировала мой Калаш, а мне отдала Стечкин и кобуру. Хотя я больше не говорил ни слова, мысли мои крутились вокруг тварей. Я пытался прогнать их, старался вспомнить как когда-то, в те сказочные времена, мы всей семьей выезжали на речку. Отдыхали, рыбачили, за грибами ходили. Однако эти мысли не задерживались, и я опять хватался за пистолет, увидев в подлеске какой-нибудь темнеющий пень.

— А то, что ты говорила, — не выдержал я, — про твою похожесть на этих. Словно ты с ними в родстве теперь. Это нам никак не поможет?

— Не знаю, — отрезала она. — Молчи.

Я опять прикусил язык, но мысли мои получили новый толчок. Теперь я думал об Ольге. Насколько она еще человек? В моем мозгу теперь жило две Ольги — та моя любимая Оленька, которая боялась пауков и стеснялась раздеваться при свете, и вторая — Ольга-Зумба которая никого похоже не боится, одна может забить ломиком трех тварей, и даже выстрелить в грудь человеку, который её только что спас.

Через полчаса ходу, я немного успокоился. Без тварей лес оказался почти таким, как был когда-то. Все так же ветерок шумел в кронах деревьев. Кусты смородины, иногда, встречавшие по сторонам тропы были уже увешены зелеными прозрачными ягодами, а приглядевшись, я заметил деловито снующих через дорогу муравьев.

Но все-таки лес был не тот. За все время, что мы шли, я не услышал не одной птичьей трели и не одна зверушка не проскочила через тропу. В том лесу, который я помнил, было совсем не так — белки, бурундуки, мыши и разнообразные птицы, были неизменным атрибутом. 'Похоже, всех сожрали. Вчера уродов тут было видимо-невидимо'.

— Оля, ты знаешь, куда мы идем?

— Если я правильно помню карту, до речки от поста километра три-четыре?

— До Шелахи? Да, но это если выйдем к месту, где она делает крюк в нашу сторону. Если промахнемся, то все шесть, а то и больше.

Она замолчала, словно обдумывая, потом подтвердила:

— Да, так и есть. И если промахнемся, можем идти вдоль реки, а её и не заметить. Шелаха небольшая. Вспоминай — озеро какое-нибудь тут есть? Чтобы поближе. Я вроде видела. Когда шла к вам.

Я понял, что она хочет — твари боятся воды. Чтобы ночью хотя бы тыл был прикрыт. Я начал вспоминать. Карту местности вокруг Поста висела в блиндаже у Палыча. Каждый раз, бывая в командирском блиндаже я видел её, но никогда специально не рассматривал. Считал — без надобности, в Лес никто из нас в здравом уме идти не собирался.

Я напряг память, стараясь вызвать зрительный образ висевшей на стене карты.

— Да. Там были синие пятнышки. Даже несколько.

— Что?! Какие пятнышки?

— На карте озера синими пятнами.

— Поняла. Блин, надо что-то найти до темноты. Иначе тебе не выжить.

— Я не понял. Мне? А ты?

— Мне легче. Потом объясню. Ты же до конца рассказать не дал.

— Да я понял. Все-таки твари тебя не трогают?

— Наверняка, не знаю, но что-то такое есть. Там, где на других наших нападали, меня не трогали. Такое ощущение, что считают за свою. Наверное, запах или еще что. Но это не всегда — ты сам видел.

Она вдруг остановилась.

— Помолчи.

Ольга покрутилась, разглядывая деревья вокруг.

— Есть. Точно здесь шла. Вон та береза.

Она показала на дерево, на мой взгляд, ничем не отличавшееся от других.

— Видишь шишка какая? Вон, выше.

Я отодвинул ветку, прикрывавшую обзор и, только сейчас разглядел то, про что говорила Зумба. На белом стволе огромным черным наплывом висел нарост. Да, такое дважды не встречается. Слишком большой — в обхвате раза в четыре толще, чем сам ствол.

— Теперь я знаю куда, — Ольга поправила ремень автомата и шагнула вправо с тропы. — Поторапливайся.

* * *

— Ну, хоть здесь повезло, — я разглядывал мысок, каплей вдававшийся в озеро. Узкий перешеек, пару шагов в самом узком месте и длинной метров двенадцать, соединял островок с топким берегом. Когда-то в мирные времена, тут, похоже, рыбачили. На островке, под одинокой березой из высокой травы торчал скелет шалаша.

— Некогда любоваться, — толкнула меня Ольга. — Пошли.

Она права, я с тревогой взглянул на густеющие среди деревьев тени и первым шагнул на чавкающий топкий перешеек. Ботинки полностью проваливались в болотистую почву и сразу черпанули воды. Плохо — в мокрой обуви далеко не уйдешь. Раскиснет — ноги сотрешь до кровавых мозолей. Однако через несколько шагов под ногами оказалась твердая земля, болото было только возле берега. Как по заказу — тварям болото не понравится. Я не думал, конечно, что оно вообще не даст им пройти. Наверное, пробежать по нему они сумеют, но хоть задержит уродов. Даст возможность стрелять наверняка. Патроны в нашем случае надо беречь.

— Лучше бы это был настоящий остров, мы бы переплыли, — сказала Ольга, когда мы вышли к шалашу. — Зато ночь бы провели, как белые люди — в тишине.

— Да. Но и так хорошо.

— Плохо, что поесть нечего.

Я вспомнил рассказ Ольги про её голод и поежился.

— Надеюсь, ты меня не схомячишь?

— Ты что?! Прекрати немедленно!

Я заткнулся. Слишком серьезно она среагировала. Хотя, судя по рассказу — голод для нее испытание не шуточное.

— Давай я схожу, хоть ягоды наберу. Она, правда зеленая, но вокруг озера её должно быть навалом. Хоть желудок набьем.

Ольга на минуту задумалась, потом покачала головой.

— Нет. Нельзя рисковать, темнеет на глазах. Давай лучше соорудим какое-нибудь лежбище. Ночь придется здесь куковать. На сырой земле замерзнем к черту.

— Посиди, Оля. Сейчас сделаю.

Она засмеялась.

— Игорек, Игорек, ты все меня девчоночкой считаешь. Забудь, я теперь такая, что мне самой страшно. И я ведь в учебке проходила и курсы выживания.

— Перестань. Я же вижу, как тебе тяжко.

Ольга действительно, выглядела плохо: в глазах появился лихорадочный блеск, лицо побледнело, под глазами появились тени. Она постоянно облизывала пересохшие губы.

— Это из-за голода?

Она кивнула.

— Хорошо хоть таблетки командир твой не выкинул. Правда еле нашла, он их почему-то под матрас сунул.

'Так вот почему, она устроила такой разгром у Палыча'.

Я взялся готовить лежанку, а сам постоянно думал, что бы можно было съесть тут сейчас. Хотя я бы тоже не отказался от чего-нибудь типа куска колбасы, но я знал, что спокойно перетерплю до утра, а возможно и больше. Случаи уже бывали. Но ничего, кроме, ягоды и, возможно, грибов в голову не приходило. Хотя Ольга рассказала, как ей попалась глухарка с целым выводком птенцов, я был реалистом и на такое не рассчитывал.

Первым делом, я убрал сухие, полуистлевшие ветки, которые раньше накрывали шалаш. Сейчас часть из них упала внутрь на землю, и я полез выгребать их оттуда. Почищу, нарву туда травы, а наверх наломаю свежих веток. Получится отличное место для ночлега. Если бы не боязнь привлечь внимание, можно было и костер развести. Зажигалка у меня есть, а дров кругом море.

Я на коленках ползал по шалашу и выкидывал сучья наружу. Вдруг, моя рука ткнулась в какую-то железяку. Я прополз еще и вытащил из самого угла, где жерди втыкались в землю, большой закопченный котелок. Вернее, когда-то это была просто алюминиевая кастрюля. К её ручкам прикрутили дужку из толстой стальной проволоки и получился отличный котелок. При виде этой утвари в голове вспыхнули воспоминания — когда-то мы варили уху и чай почти в таком же. 'Блин опять о еде, — остановил я себя. — Думай о другом'. Однако, вспомнив уху, я вспомнил и рыбалку. 'Тут, наверное, сейчас рыбы полное озеро. Столько лет никто не рыбачил. Сейчас бы удочку'. Однако с таким же успехом я мог бы мечтать и о скатерти-самобранке.

Я потряс кастрюльку — внутри что-то было. Вылез из шалаша и открыл прилипшую закопченную крышку. Пакет с окаменевшей солью, спички в побелевшем пластиковом пакете, две ложки и две кружки. Я вытаскивал все это и укладывал на траву. Ольга сидела рядом и безразлично глядела на вещи из другой жизни. В самом низу оказался запечатанный набор крючков и грузил в заводском пластиковом контейнере.

— Издевательство! — я с досады плюнул.

— Что там? — равнодушно спросила Ольга.

— Крючки нашел. Можно бы порыбачить, но лески нет. Наверное, люди здесь только сети ставили. Рыболовный набор даже не распечатан.

— Понятно, — Ольга отвернулась.

Я понимал тех, кто был здесь когда-то — не стоило ехать в такую даль и продираться сквозь лес, чтобы просто посидеть с удочкой. Это удовольствие можно было получить и ближе, и гораздо удобнее. Тут же была, похоже, серьезная добыча. Наверное, отсюда привозили на рынок карасей. Озеро, по виду, для них самое подходящее.

Я отодвинул найденное к почти заросшему костровищу и снова занялся шалашом. Небо на западе еще полыхало красной вечерней зарей, но уже чувствовалось, что скоро она погаснет и ночь вступит в свои права. Иногда я украдкой взглядывал на Ольгу — ей было по-настоящему плохо. Она то вставала и ходила по краю островка, то опять садилась и постоянно ругалась вполголоса. Несколько раз она брала найденную кружку и пила озерную воду, словно стараясь обмануть желудок.

Я нарвал и набросал травы внутрь шалаша и пошел к единственному дереву на озере — невысокой, зато пышной березе — надо наломать веток, чтобы укрыть балаган. Набрав охапку, я отнес их к скелету укрытия и вернулся — решил, наломаю сразу больше, чтобы не ходить за каждой веткой. Обламывая по кругу ветки, я вдруг заметил что-то, что заставило мое сердце забиться — под обломанными ветками на ржавом, забитом прямо в ствол гвозде, висела выцветшая рыболовная сеть!

Я бросил ветки и схватил полотно. Сеть была пластиковая — 'китайка', так мы называли их тогда — и не сгнила, как если бы была из ниток. Но зато она была вся в прорехах, изорвана на подводных корягах. Похоже, поэтому её и оставили здесь.

— Оля, смотри, что я нашел.

— Что это? — интереса в её глазах не было.

— Сейчас увидишь.

Я быстро скинул штаны, забрел в воду и привязал один конец шнура с поплавками прямо к кочке у берега. Потом побрел в глубину, тыкая перед собой палкой, вырванной из остова шалаша. Далеко уйти я не смог, озеро оказалось глубоким. Пришлось идти вдоль берега. Сеть была короткой — метров двенадцать — и скоро я уже подвязывал второй конец к воткнутой в дно палке.

— Все, Оленька, теперь подождем. Не может быть, чтобы тут не было рыбы.

Я снова занялся шалашом, но глаза постоянно возвращались к цепочке чуть притопленных поплавков. Шалаш был почти готов, когда раздался взволнованный голос Ольги:

— Смотри, смотри!

Я тревожно закрутил головой, оглядывая берег. Сумерки уже начали сгущаться, но берега можно было разглядеть. Никого, кусты не шелохнуться.

— Да не туда, Игорь! Твоя сеть!

Я кинулся к берегу, на светлой, по сравнению с берегами, поверхности озера расходились круги. Они шли от качающегося поплавка в центре сети. Значит я прав! Рыба в озере есть. Кто-то попался.

Вода была теплой, и я с удовольствием опять полез в озеро. Добрался до дергающегося поплавка и приподнял полотно сети. Что-то билось там в воде. Я вытащил почти все полотно — у самого нижней тетивы в сети висела, зацепившись жабрами, большая черно-коричневая рыба. Как только карась оказался в воздухе, он сделал героическое усилие освободиться — изо всех сил начал трепыхаться.

— Не уйдешь, — радостно сказал я ему и попытался взять рыбину в руку. Карась опять рванулся, и сеть лопнула.

Мои и Ольгины ругательства слились в одно. Карась же только махнул нам на прощание хвостом и исчез в темной воде...

Никогда не слышал, чтобы девушка так ругалась. Да — я покачал головой — изменилась она до неузнаваемости. А сетушка все-таки прохудилась — китайка, она и до сих пор китайка.

— Игорь, ну как ты... — она махнула рукой и опять присела. Взяла мой Калашников и начала разбирать. Части от автомата она складывала на какую-то посеревшую покоробленную фанерку, которую я выкинул из шалаша. Хочет чем-нибудь занять себя, чтобы отвлечься — понял я.

Мне и самому было до смерти обидно, что я упустил карася. И не только потому, что Ольге очень нужна еда. Во мне проснулся азарт рыбака — то чувство, про которое я уже давно забыл и думал, что навсегда.

— Ничего, Оленька, раз один попался, значит, и еще будут.

Я вылез из воды и по-быстрому закончил навес.

— Оля, иди, ложись. Я покараулю.

— Я не хочу спать. Ложись ты.

Она уже закончила чистку автомата и опять меряла шагами остров. Вокруг почти стемнело, и я побаивался, что мы можем не услышать шаги тварей. Хотя на моей памяти, они никогда не крались, а ломились, не разбирая дороги. Но это при нападении на наш пост, а в лесу я с ними не встречался — может тут они, ходят как звери — не услышать.

От воды понимался туман. Наступило время, когда еще кажется, что ты видишь окружающее нормально, но стоит начать приглядываться к какому-нибудь кусту, показавшемуся подозрительным, и ты понимаешь, что на самом деле ничего разобрать нельзя. И чем больше ты приглядываешься, тем больше ты видишь то, что рисует тебе твое воображение, а не то, что есть на самом деле.

Я подошел к берегу и присел — поплавков сети не видно. Непонятно — то ли из-за темноты, то ли они утонули, надо лезть в воду, проверить. Я все еще надеялся, что поймаю что-нибудь, хоть одну рыбину. Ольге было реально плохо — я слышал, как она иногда грязно ругалась в полголоса.

Я забрел в воду и понял — сеть действительно утонула. Я сунул руку в воду, поймал шнур с поплавками и стал осторожно поднимать. Сердце радостно забилось — я почувствовал ощутимую тяжесть. Что-то есть! Лишь бы опять не отпустить! Как только из воды появились первые сантиметры полотна — сеть ожила. Черт! Тут куча рыбы! Уже не осторожничая — лишь бы быстрее, я пробрел до конца сети, выдернул палку и заворачивая сетушку, словно невод, выбрался на берег. Почти бегом я тащил всю сеть на островок. Я слышал, как с шумным всплеском падали в воду рыбины, но не останавливался.

— Поймал? — Ольга вскочила с земли.

— Да.

Я сидел в стороне и старался не смотреть в сторону шалаша. Там раздавался треск разрываемой рыбы и чавканье. Я даже не хотел думать, что там сейчас делает Ольга.

Сам я так и не смог заставить себя есть сырого карася. Вырезал ломтик со спинки лопатообразной рыбины, попробовал жевать, в язык сразу воткнулись мелкие косточки. Я выплюнул противную мякоть и отложил рыбину. Я прекрасно знал, что это все из-за того, что настоящий голод не настиг пока меня. Когда хорошо прижмет, буду не хуже Ольги.

Та, сразу, как только я подал ей первого карася, отошла в сторону и только хрипло попросила:

— Не смотри.

Потом она еще несколько раз подходила, молча брала засыпающую рыбину и опять уходила в темноту. Я предложил почистить и выпотрошить карасей, но она отказалась. Мне иногда казалось, что я слышу её довольное урчание.

— Оля, я покараулю. Ты ешь и ложись, спи.

Она с полным ртом, что-то буркнула в ответ.

Ночная прохлада заставила надеть штаны и ботинки. Стараясь не шуметь, я прошел к самому перешейку и присел прямо на траву. Вытащил Стечкин, проверил и положил рядом с собой. Теперь, после наступления ночи, мне постоянно слышались в темноте тревожные звуки. То где-то треснула ветка, то что-то плеснуло в озере. Комары — вот этим гадам ничего не делается, как пили кровь, так и пьют — в темноте гудели под самым ухом, и я то и дело отмахивался.

Где-то там, в темноте по лесу сейчас бредут твари. При этой мысли меня передергивало. Я просто знал, что, если, они учуют нас — мы обречены. Патронов совсем мало.

Но время шло, а вокруг все было тихо. В тишине я слышал, как Ольга прошла к берегу и заплескалась. Умывается, понял я. Через несколько минут она подошла и села рядом.

— Спасибо, Игорек.

Голос был довольный и бодрый. Она обняла меня и положила голову на плечо.

— Мужчина мой. Чтобы я без тебя делала?

Я тоже обнял её за талию и прижал лицо к волосам. От них пахло солнцем.

— Игореха, я так мечтала, что мы встретимся, — ласково прошептала она.

Ольга впервые после нашей встречи была так откровенна. Я растаял. Отодвинул губами волосы и прошептал:

— Я тоже.

Она схватила мою голову и впилась губами в мои губы. Её тело под моими руками напряглось и выгнулось. Вся она была как сплошное желание.

— Твари могут услышать, — слабо попытался остановиться я. Но уже через секунду забыл обо всем.

* * *

Мы вскочили одновременно. Звук, раздавшийся в кустах на противоположной стороне озера, явно издало живое существо. И я даже знал какое. Этот ухающее трубное гуканье — пока сам не увидишь, не поверишь, что это извергает горло худого как палка 'разведчика'.

— Твари, — подтвердила мою мысль Ольга. Схватив куртку и на ходу натягивая джинсы, она кинулась в темноту.

Я тоже сначала нащупал лежавший рядом пистолет, потом застегнул штаны. Ольга уже вернулась, в руках был автомат. Мы присели, и стали до боли всматриваться в берег, на который выходил перешеек. За остальные стороны можно было не переживать — за все время с появления тварей они никогда не лезли в воду. Что-то в ней отпугивало их.

— А твои ничего не говорили, почему уроды боятся воды? — шепотом спросил я.

— Не говорили, но некоторые уже не очень боятся.

— Илья? — догадался я.

— Да. Помолчи.

Я и сам затих. Вдоль озера кто-то пробирался. 'Похоже, нас все-таки выцепили. И немудрено — то, что мы только что творили, трудно не услышать. А у тварей уши как локаторы. Идиоты! Они ведь могли в это время подойти прямо к нам, а мы бы и не заметили'.

— Один впереди. Сзади группа.

Одними губами шепнула Зумба, и показала вправо — шли оттуда. Я ничего еще не слышал — слух у подруги тоже стал острее, не хуже, чем у тварей.

Я проверил пистолет — патрон был уже в патроннике. Еще с учебки в Городе я помнил, что Стечкин можно носить так и не ставить на предохранитель, он автомат и сработает только при самовзводе. Палыч очень хвалил свой пистолет. Для ночного боя с тварями лучше не придумаешь. Пистолет мощный, но благодаря девятимиллиметровой пули и низкой начальной скорости никогда не прошивает насквозь, а бьет и отбрасывает любую тварь — даже бегущего тяжелого полуволка — словно молот.

Конечно, когда они лезут толпой — Калашников надежнее, целиться не надо. Однако, Ольга, похоже, уже и забыла, что у нее в руках мой автомат. Я не напоминал. Еще днем отдал ей запасные магазины.

Пламя и грохот прямо у моего лица, прервали мои мысли. Без всякого предупреждения Ольга начала стрелять. От неожиданности я свалился на землю.

— Б... ! — выругался я, и поднялся. Потряс головой — в ушах звенело. Во время вспышки я разглядел темные фигуры, копошащиеся во тьме там, где перешеек упирался в лес. Однако кто и сколько я разобрать не сумел.

Я опять выругался — подняв пистолет двумя руками, я без толку таращил глаза в темноту. Ничего не вижу. Вся надежда только на Ольгу.

Та, выпустив очередь, тоже зло выругалась и объяснила:

— Это не те, что с той стороны идут. Эти прямо из леса.

— Понятно, — пробормотал я, водя пистолетом по сторонам. — Смотри лучше, подсказывай если что. Я без фонаря ни хрена не вижу.

— Подскажу. Сейчас все в лес смылись. Одного точно подстрелила, слышишь, колотится в кустах?

— Да.

То, что какая-то тварь барахтается и хрипит в кустах, я слышал. Но больше ничего.

— Сука! Их там все больше... — Ольга выражалась не хуже покойного Палыча.

'Блин, мне бы такие уши и глаза, — подумал я. — Скорей бы рассвело'. Уже не раз мне в голову приходили кадры из старинного фильма по Гоголю, про Хому Брута, как он отбивается от нечисти в старой церкви и молится только об одном — скорей бы пропел петух. Мы тоже каждую ночь, когда твари атаковали, почти молились о скором рассвете. Ну а сегодня, я просто знал, что только солнце может спасти нас. Долго против тварей мы не продержимся, несмотря на все удобство нашей позиции. Патронов для ночного боя у нас совсем мало.

— Ты к дереву прислонись, — посоветовала Ольга. — Упрись спиной, легче будет держать Стечкин. И стрелять точней будешь.

'Она права, тут никто не стреляет, прятаться не надо'. Я шагнул назад, уперся, как она посоветовала и для проверки вскинул руки с зажатым пистолетом. Действительно — легче. Ладно, сколько-то я все равно убью, даже на звук. Твари всегда толпой лезут, мозгов у них совсем мало. 'А устать я точно не успею, четыре магазина расстрелять — это только на одну атаку'.

* * *

— Не стреляй!

Ольга дернула меня за руку. Я остановился и в недоумении уставился на нее.

— Что?

— Ты не слышишь, что ли?! — зло спросила она. — В кого палишь?

Только сейчас я сообразил, что Ольгин автомат, уже некоторое время молчит. А я посылаю пулю за пулей просто в темноту. В начале, когда раздался вой и Ольга первой же очередью свалила почти подбежавшего разведчика, в свете пламени её выстрелов, я разглядел жуткие черные тени, выскочившие из леса. В них и стрелял. Сколько раз выстрелил, не понял, но, наверное, магазин подходит к концу. Хорошо, в горячке на автоматический огонь не поставил, сейчас бы уже пустой был.

— Вот это да! — не выдержал я. — Что там творится?

Маленький огонек надежды затеплился в моем мозгу. То, что происходило на берегу, возможно, дает нам возможность пережить ночь. Теперь даже я прекрасно слышал, что вой атакующих тварей захлебывается и, вообще, звучит как-то необычно. Но это не главное — главное было то, что твари бились там с кем-то. И у меня было большое подозрение, что они воевали между собой. Ни одного человеческого голоса — только вой, рычанье и визг.

И вдруг — я вздрогнул и чуть не выстрелил — из этой какафонии кто-то спросил страшным скрипучим голосом:

— Зумбаа, это тыы?

Ольга опустила автомат и закричала:

— Илья!

Из темной, продолжавшей выть и рычать, кучи, выпрыгнула тварь. Я не мог её толком разглядеть, даже когда зверь оказался совсем рядом. Однако по массе определил, что это, скорей всего, полуволк. Мозг уже понял, кто это — Ольга мне про него сегодня рассказывала — но тело продолжало оставаться во власти инстинктов. Я держал палец на спусковом крючке, и лишь силой удерживал себя, чтобы не нажать. Пожалуй, если бы он шагнул ко мне, я бы все равно выстрелил.

Полуволк обернулся к грызущимся позади него тварям, зарычал и что-то пролаял. Визг понемногу начал стихать, драка смещалась вглубь леса. Однако она потеряла былой накал, и, похоже, скоро кончится.

Ольга кинулась к нему, обняла и радостно закричала:

— Гном! Живой! Как ты вовремя — я уже с жизнью прощалась.

Мне совсем не понравилась эта сцена. Если со страхом я уже справился, то с отвращением еще нет. Ольга, моя Ольга радостно обнимающее это чудище — это было выше моих сил. И то, как она сказала, что прощалась с жизнью, не вспомнив даже про меня, резко и обидно укололо. Я даже в мыслях всегда объединял нас и никогда не сказал бы — я прощался с жизнь, а только — мы прощались с жизнью. И к тому же от волка несло чем-то звериным — то, что мы когда-то называли псиной.

Такой запах был в подвалах развалин, где жили огромные стаи одичавших собак. Нас — молодых курсантов военных курсов, для практики гоняли туда воевать с ними. Собаки совсем озверели и нападали на людей.

Я все-таки опустил пистолет и отошел. Пусть милуются, может, надоест наконец, и они вспомнят про меня. Вокруг уже было совсем не так темно, как всего лишь двадцать минут назад, когда я вгонял пулю за пулей в невидимых тварей.

— Игорек, куда ты? Иди, знакомься.

Я подавил обиду — что это со мной? Совсем как ребенок. Тварь протянула когтистую длинную лапу. Я собрался с силами и осторожно пожал сухую шершавую кисть. Тварь в ответ — тоже осторожно, не в полную силу — сжал мою ладонь. Даже сейчас, когда он только обозначил рукопожатие, я почувствовал, насколько он мощнее человека. Наверное, ему ничего ни стоило этим же рукопожатием изломать мои пальцы. Во всяком случае, ощущение было такое, что я жму железную руку.

Хоть он был и ниже меня, но плечи были в два раза шире. Волчья лысая голова с клыкастой пастью не вызывала никакого желания знакомиться ближе.

— Мееня зоовуут Илиияя, — кое-как выхрипел зверь. Мало того, что он растягивал звуки, при разговоре он слишком широко раскрывал пасть и кривился. Каждое слово он выталкивал, борясь со своим звериным обличьем. Похоже, пасть была совсем не приспособлена к человеческой речи.

— Я Игорь, — быстро ответил я, и выдернул ладонь. Рука автоматически скользнула на кобуру. Илья заметил это, но ничего не сказал. Я мог бы поклясться, что в круглых желтых глазах полуволка мелькнула насмешка. 'Ржет, сволочь', — разозлился я и шагнул подальше от зверя. Я понимал, что он успеет когтищами развалить меня пополам, прежде чем я выхвачу Стечкин. Неожиданный спаситель вызвал у меня вместо благодарности, стойкую антипатию.

— Я иискаал теебяя, — он отвернулся к Ольге.

— Я тоже надеялась и ждала тебя.

От этих слов жар прилил к моей голове. 'Б... , — выругался я про себя. — Лучше бы мы погибли'. Настроение было испорчено окончательно. Я огляделся — короткая июньская ночь стремительно исчезала. Нигде не видно было не одного урода. Не у перешейка, не на пропадавшем в тумане, противоположном берегу никто не движется. 'Значит у этого Гнома целая команда' — понял я. Не просто же лаем он прогнал тех, с кем дрался там в кустах? Я прошел к шалашу, нашел кастрюльку и спросил:

— Простите, что отвлекаю, но можно мне развести костер? Поесть человеческой еды?

Слово человеческой я специально выделил. Ольга услышала издевку в моем вопросе и удивленно глянула на меня.

— Ты что, Игорь? Что-то не так?

Она повернулась к Илье и пояснила:

— Игорю надо поесть, я-то наглоталась сырой рыбы, а он не смог.

— Я иидииоот, — ответил тот. — Сеечаас.

Он вдруг развернулся и в три прыжка исчез в кустах. Через минуту он опять появился. В лапах тварь держала обычный армейский вещмешок, правда старый, выцветший и с дыркой у завязанного горла. Держал он его словно граблями — мешок постоянно норовил выпасть из его несуразных клешней.

— Ээтоо ваам, пооееште.

* * *

Я сидел на траве, отпивал мелкими глотками обжигающий настоящий чай и молчал. Чай я пил из только что опустошенной банки со свиной тушенкой. В животе было приятное ощущение сытости, в теле покоя и отдыха, зато в голове был настоящий кавардак. То, что мне рассказывали сейчас Ольга и это существо, которое я должен был считать каким-то рыжим Ильей с позывным Гром, не укладывалось ни в какие рамки. Очередной фантастический боевик.

Говорила в основном Ольга, полуволк только поддакивал, да иногда вставлял свои растянутые фразы. Оно и понятно — говорить ему было трудно. Пасть гораздо легче выдавала разнообразный лай.

Как бы то ни было, он знал, что нам будет нужно, когда он нас найдет. В старом вещмешке оказались продукты. Шесть банок тушенки — свиной и говяжьей, несколько пачек хлебцов в пластиковой, темно-зеленого армейского цвета, упаковке. Сахар в картонной пачке, был еще и упакован сверху в такой же зеленый пластик. Даже соль, в маленьком пакете. Хотя соли у нас как раз было завались — я нашел вчера в котелке. Чай в одноразовых пакетах. Были даже маленькие пластиковые упаковки с абрикосовым джемом. И как апофеоз — две больших, толстых плитки шоколада. На всем надпись — Госхранение. Похоже, все изготовлено еще до Армагеддона.

На вопрос Ольги — откуда эта благодать? — он пояснил, что все это было в ранцах Московского спецназа, того самого, что захватил когда-то её. Я уже знал эту историю.

Все, что они говорили, в основном было продолжением Ольгиного рассказа еще на базе перед походом сюда. Теперь уже не было дилеммы — верить, не верить. Подтверждение правдивости её слов сидело прямо передо мной. Сейчас, при свете утра, я смог разглядеть его во всей красе. И он абсолютно не отличался от тех полуволков, трупы которых я видел после атаки. Правда, мне никогда не приходилось видеть целую тушку, всегда это были израненные, начинавшие разлагаться экземпляры. Разлагались они, кстати, прямо на глазах — стоило твари только умереть, пару часов и от трупа оставались только гниющие остатки. Если, конечно, вовремя не положить в холодильник. И все-таки отличие было — на мощную задницу волка были натянуты изодранные джинсовые шорты.

Сейчас Зумба не пыталась рассказывать по порядку. Главное, они оба пытались мне внушить, что надо идти обратно к посту. Все-таки та идея, что надо напасть на встречавшихся восточников и Добытчиков, не оставляла их. Однако что везут и те, и другие из-за чего мы должны идти на верную смерть — они мне так и не объяснили. У меня закралось впечатление, что они и сами не знают толком, что там. Наконец я спросил напрямую:

— Скажите мне, что там? За что умрем?

Однако они опять ушли от ответа. Илья промолчал, а Ольга сказала:

— Это невозможно объяснить. Ты сам увидишь. Сразу поймешь, что мы правы.

— Хорошо.

Я понял, что ясного ответа от них не дождешься, а противиться нападению на восточников, погубивших моих ребят, было не в моих правилах. И, кроме того, я и сам хотел вернуться к Посту, посмотреть, что с ним стало и, может быть, прояснить судьбу ребят ушедших в степь.

— Только что мы будем делать с нашим вооружением? С одним Калашом и одним пистолетом нападать на караван глупо.

— Ооруужиие еесть, — протянул волк.

Ольга подержала его:

— Да я видела, у них целый арсенал.

— Сеечаас приинесуут.

— Ну что ж, посмотрим. А сейчас можно вздремнуть хотя бы часок? Две ночи уже не хрена не сплю.

— Спи, Игорек, я покараулю.

— Нее наадоо. Тыы тоожее спии. Яа здеесь.

* * *

Я проснулся сразу, как только почувствовал, что кто-то толкнул меня в бок. Открыл глаза и чуть не закричал — волчья пасть была прямо перед моими глазами.

— Встаавай, поора.

Я вскочил и сразу убедился, что все, что было ночью, это совсем не сон. Здоровенный полуволк сидел на корточках перед спящей Ольгой и осторожно тряс её за плечо.

Та тоже проснулась, потянулась с грацией кошки и улыбнулась.

— Мальчики уже не спят.

Одним движением она оказалась на ногах и попросила:

— Ребята отвернитесь, мне надо в кусты.

Мальчики — я и мощная черно-зеленая тварь — послушно отвернулись. Ольга ушла за шалаш. Мне тоже надо было отойти. Я спросил у собакоголового Ильи.

— Там в кустах, меня никто не прихватит?

И показал на берег, куда выходил перешеек. Кругом было светло — день был солнечный — и раньше я бы не боясь, прошел туда. Но теперь я своими глазами вижу тварь, которая не боится солнечного света, хотя и пытается постоянно спрятаться в тени. Наверняка, есть еще такие.

Иди — махнул он рукой. Я, на всякий случай, проверил Стечкин в кобуре на поясе и трусцой убежал в кусты.

'Ночью тут была нехилая драка'. Кусты поломаны, даже земля в некоторых местах взрыта. Правда, тел нет. Но это обычное дело — твари всегда стараются утащить своих погибших. Но, зачем — непонятно. Все равно, через несколько часов разложатся. 'Кто кого убивал?' Я вернулся и сразу спросил:

— Там что ночью было? Вы что — между собой воевали?

— Даа, приишлоось...

Подошла Ольга и прервала наш разговор.

— Есть хочу. И пора нам выдвигаться.

Она опять съела две банки тушенки. Заметила мой взгляд и смутилась.

— Игорек, я же объясняла. Сраный ускоренный метаболизм.

Я махнул рукой.

— Не обращай внимания. Я все понимаю. Просто вспомнил, как ты каждую калорию считала перед выпускным.

Её глаза на миг затуманились.

— Так мы с мамой платье еще за полгода сшили. Боялась, что не влезу.

Она усмехнулась.

— Вот дура была. Нашла, о чем переживать. Ладно, проехали. Ты поел?

Я кивнул. Она позвала Илью, который тоже завтракал. Он специально отошел, чтобы мы не видели. Не знаю почему — или не хотел смущать нас, или сам смущался. Он забрал всю рыбу, ту, что не доела ночью Ольга и сейчас, за шалашом раздавался хруст и чавканье. Похоже, рыбу он ел целиком — с головами, чешуей и кишками. 'Ольга вчера хоть разделывала, обдирала кожу с чешуей и выбрасывала внутренности. А этот. Неужели и она дойдет до такого?'

— Гном, пора за оружием. К вечеру надо быть на месте.

— Я помню. Сейчас пойдем.

Я уже привык к его растянутым фразам, хрипящему голосу и, словно перестал замечать это. Просто иногда хотелось быстрей высказаться за него, как это бывает в разговоре с заиками. Полуволк поднялся, косолапя подошел к берегу и упал на четвереньки. С минуту он громко хлебал воду прямо из озера. Потом поднялся и сыто рыгнул. Заметив мой взгляд, постучал лапой себя по животу и пошутил:

— Всю жизнь мечтал о таком организме. Могу разжевывать кости и пить из лужи. И никакого поноса.

Я отвел глаза. 'Все-таки он человек. Шутит. Интересно, а как на самом деле он относится к своему превращению? Хочет стать обратно таким, как был?'

— Вы готовы? Надо идти. Оружие не слишком далеко, но вы идете медленно, поэтому тянуть не будем.

Я поморщился. Ему надо говорить короче, а то пока дослушаешь такую фразу, полчаса пройдет.

— Готовы.

Ольга подхватила автомат и махнула ему рукой.

— Двигай вперед. Мы за тобой.

Я заметил, что Илья явно не любит солнца. На острове он все время старался встать в тень единственной березы, а сейчас с удовольствием нырнул в чащу. Мы бросились за ним.

— Скажи ему, чтобы сбавил прыть, — крикнул я Ольге. — Я по кустам с такой скоростью бегать не умею.

Идти пришлось действительно, недалеко. Километра два. Но никакой тропы не было — волк пер по лесу как зверь, не выбирая дороги — поэтому мы с Ольгой двигались не быстро. Как я определил, шли мы не вглубь леса, а назад к дороге. Значит, волк уже заранее все готовил. Умный зверь.

— Пришли.

Я запыхался, лететь почти бегом между деревьев, перепрыгивая валежины и продираясь сквозь кусты, оказалось трудновато. Еще и солнце с самого начала дня выгоняло из леса прохладу. Сейчас стало уже ощутимо жарко, пот заливал лоб и глаза. Хорошо, хоть по жаре комары и мошка пропали.

Ольга с участием посмотрела на меня:

— Тяжело?

— Бегать надо было, а я в блиндаже зад отращивал.

По Ольге не было заметно, что она сколько-нибудь устала. Только раскраснелась. А вот полуволк, вообще, похоже, не заметил перехода. Он присел перед разросшимся кустом ольхи и раздвинул ветви. Под кустом была большая яма. Я инстинктивно отскочил и выдернул пистолет, в таких местах днем прятались твари. Ольга тоже напряглась и вскинула Калашников.

— Тут нет никого, всех своих зверей я отпустил, днем они действовать не могут, — хрипло успокоил Илья и пролез через кусты. — Идите, выбирайте.

Я спрятал пистолет и полез первым. Глянул на Ольгу и в который раз удивился — вместо того, чтобы сразу лезть за мной, она, наоборот, немного отошла и сейчас осматривала лес — прикрывала нас. Автомат готов к стрельбе, палец держит на скобе, а не на спусковом крючке. 'Блин, прямо как в учебке учили'. Я, как и все другие на посту, про такую вышколенность даже и не думал. Наверное, специфика моей службы делала нас немного разгильдяями. А ей в лесу, похоже, по-другому нельзя.

Яма образовалась в результате того, что когда-то здесь упала огромная старая сосна. Вывороченные корни торчали в небо метра на три. Земля на них уже по новой заросла травой. Как и в самой яме. Кусты вокруг уже тоже пустили первые гонцов — по краям ямы пробивались робкие побеги ольхи.

Я спрыгнул вниз и на время потерялся, в яме было темно и после яркого света солнечного утра, я с полминуты ничего не видел. Пока мои глаза привыкли к темноте, сзади уже спрыгнула Ольга.

— В прошлый раз у тебя стволов было побольше, — сказала она, заглядывая мне за плечо.

— Ого! — я, наконец, тоже разглядел то, что лежало у меня под ногами. — Где вы такое насобирали?

Первое что я разглядел, были трубы одноразовых гранатометов. Две штуки. И это были не 'Мухи'. Труба была цельная, без выдвижной насадки. Я таких раньше не видел. Там же лежала винтовка со снайперским прицелом и автомат — таких я тоже не видел — бронежилет, явно, не нашего производства и битком набитый чем-то десантный ранец.

— Ты не видела такую? — Я поднял непонятную винтовку. — Я первый раз вижу.

— Это автомат 'Вал', мы на спецподготовке изучали такой. У наших, в спецгруппе, тоже есть такие. Для него специальный патрон нужен. Зачем ты его припер, лучше бы обычный Калашников.

Это она выговаривала уже волку.

Тот молча, вытряхнул на траву содержимое ранца. Глаза у меня разбежались — пистолеты, ножи в ножнах, гранаты и консервы. Между этого добра лежали и четыре снаряженных магазина к 'Валу'. Второй автомат был похож на Калашников, но все равно отличался. Похоже, какая-то модификация.

— Все это было там же, где я взял и тушенку. У спецназа из Москвы. И я был командиром группы, если, ты забыла. Так что не надо меня учить, Зумба.

Похоже, Илья обиделся.

— Перестань, Гном, ты же знаешь, у меня бывает. Люблю быть самой умной.

Самокритично призналась Ольга. Это я тоже помнил. Однако, то, что теперь не только у меня, но и у этого монстра, есть какая-то совместная с Ольгой история, опять резануло по сердцу. 'Прекрати, — оборвал я свои мысли. — Не до этого. Раз собрались воевать, надо думать об этом. И, вообще, секс вчера у нее был с тобой или с кем?'

— Я думал, что ты будешь одна. Поэтому принес мало, там еще целая куча всего. Не знал, что ты выберешь, на всякий случай принесли по два экземпляра.

— Ничего. Видишь, как хорошо получилось, нам обоим как раз вооружиться. Автомат даже лишний. А до остального доберемся, еще пригодится. Вот еще бы один ранец, это было бы, вообще, классно.

— Вещмешок тоже нормально, — вмешался я.

Я снял вещмешок, в который еще на острове, предусмотрительно закинул котелок, соль и кружки. Там же была и оставшаяся с завтрака банка тушенки.

— Давай упаковывать, — предложил я. — Время не ждет.

— Давай, — она присела, и начала делить вещи на две части.

Взяв в руки любую штуковину, она поясняла что это, словно я был несмышленыш.

— Гранатометы Аглень. Почти та же 'Муха'. Работает также.

Одну трубу она положила под ноги мне, вторую — возле себя.

— Это для машин.

А то я не знаю, — усмехнулся я. Но, чтобы не начинать свару, промолчал.

— Я возьму бесшумный автомат, Калаш у меня есть, а тебе вот — Абакан. Говорят, стрелять из него одно удовольствие. Я не пробовала.

Она положила, похожий на Калашников автомат в мою кучу, туда же добавила три магазина к нему. Потом взяла пистолеты. Их было два — один с глушителем, один обычный. Она взяла второй, полюбовалась, и уважительно сказала:

— 'Глок'. Австрийский. Богато живет Москва. Как до Войны было, так и теперь. Возьму я. А тебе вон ПБС.

Она сунула мне в руки пистолет с глушителем и две запасные обоймы.

— Надо, чтобы и у тебя, что-то бесшумное было. Пригодится.

Я не предполагал, что мне может пригодиться бесшумный пистолет — против тварей, как и против собак или мародеров, оружие нужно как раз наоборот — чтобы громче грохотало и распугивало. Ни с кем другим, до вчерашнего боя, я не воевал, но отказываться не стал, сейчас любое оружие пригодится.

Дошла очередь до ножей. Этих было целых три, все разные. Ольга по очереди вытаскивала их из ножен и осматривала. Все клинки были разной формы: один фигурный, похожий на лист, с побежалыми разводами на лезвии; два других обычные, похожие на финские, но оба с черными лезвиями. Рукоять у первого была наборная из кожи, у черных из черной же резины или какого-то, мягкого на ощупь пластика.

— Не знаю, как называются, но явно боевые. Выбирая сам, какой хочешь.

Я взял черный с обычным клинком, первый хоть и выглядел более хищно, но я решил, что сейчас лучше проверенная штука. Экспериментировать некогда. Хотя я не думал, что дело дойдет до рукопашной. А если дойдет, для этого у нас есть Илья. У него когти как сразу десять ножей. Располосует не хуже этих клинков.

Ольга все-таки сунула мне и тот, который я брать не захотел.

— Положи в рюкзак. Не выбрасывать же.

Дошла очередь до гранат — Зумба подала мне Ф-1, себе взяла РГД. Остальное — консервы и другие продукты просто разделила поровну. Мы сложили все — она в ранец, я в вещмешок. На траве остался один бронежилет. Тоже, явно, не нашего производства. Ольга подтвердила это.

— Американский. У наших в Комплексе тоже такие есть.

Она подняла его и протянула мне.

— Бери, Игорек, тебе как раз будет.

— Нет. Даже не проси. Надевай ты.

В разговор вступил, до этого молчавший Гном.

— Бери, Зумба. Я тебе выбирал. Не знал же, что вас двое будет. Он не тяжелый и прочный. Из моих, когда дрались, никто не смог пробить.

'Так вот откуда царапины сверху'.

— Бери, Оленька. Ты должна жить в любом случае.

Я поморщился, последняя фраза получилась как-то напыщенно. Однако Ольга не стала нас слушать:

— Никому, так никому, — она отбросила бронежилет в сторону. Трубу гранатомета она прикрепила ремешками сверху ранца.

— Я готова, — Она закинула поклажу за плечи. На плечо набросила ремень странного автомата с длинным глушителем, а в руки взяла АКМ. — Ты как?

Я повторил её движения. Гранатомет привязать к вещмешку не удалось, и я надел его через плечо спереди. Неудобно, но не в руках же нести. Пристегнул к автомату магазин, с помощью Ольги разобрался, как он переключается — переводчик автоматического и одиночного огня был совсем не такой как на Калашникове — и предложил:

— Пошли, я тоже готов.

Илья, словно только этого и ждал, одним движением вымахнул из ямы и скрылся в кустах. За ним Ольга, потом я.

Несмотря на то, что в этот раз мы были нагружены, до дороги мы добрались быстрее, чем вчера к озеру. Полуволк двигался впереди легко и уверенно, и через каких-то двадцать минут, я понял, что скоро лес кончится. А еще шагов через полста, разглядел за кронами деревьев наш холм.

— Вы подождите, — проскрипел Гном. — Пойду, посмотрю.

Пару минут и он исчез в кустах, плотной стеной стоявших вдоль дороги. Мы скинули груз, и присели у дерева, под прикрытием разросшегося куста.

— Пойду, посмотрю.

Ольга кивнула.

— Хорошо. Далеко не уходи.

Я прошел несколько шагов и выбрал место между деревьев, откуда можно было видеть Пост. Было видно, правда, не весь лагерь, а небольшой кусок. Как я не вглядывался, ничего интересного не увидел. Пост был мертв. Никакого движения. Зачем же тогда, они на нас напали? Я считал, что им нужна была наша позиция, для охраны подходов при встрече караванов. Если там действительно, что-то такое дорогое — а это, похоже, так и есть, даже забытая Москва своих отправила — то я бы поступил именно так. Иначе, просто никакого другого объяснения не было. Не просто же из любви к убийствам, Восточники пошли на то, чтобы угробить столько людей, извести столько боеприпасов, да еще и нажить врага в лице Города. Хотя, это — если узнают, конечно.

Неслышно появился полуволк.

— Они заняли Пост. Пошли.

Блин, а я ничего не заметил. Мы пробирались вслед за волком еще минуты три. Наконец все спустились в заросший кустами и травой придорожный кювет. Мы улеглись, а Илья присел как собака, выставил передние лапы и уперся в землю. Выломав пару кустиков, я раскрыл себе обзор, Ольга сделала тоже самое.

Блин! Волк прав — на холме, там, где находился Пост, ходили люди. Я не видел их, потому что до этого мне открыта была только верхняя часть холма, там, где когда-то стояла вышка с пулеметом. А Восточники сейчас находились ниже, у наших дзотов. Урал с кунгом тоже был там, на площадке, где мы разгружали наши машины, когда они приходили из Города.

— А где второй Урал, с ЗУшкой?

Ольга ничего не сказала, и даже не повернулась. А Гном молча ткнул длинной лапой в сторону. Я выглянул. Вон он — справа, почти за холмом торчал задний борт машины. 'Этот наверх не погнали, вниз с зенитки не постреляешь, — машинально отметил я. Сомнения в успехе нашего дела становились все сильней. Днем мы к ним не подберемся, а ночью я здесь ни за что оставаться не собираюсь. Твари с удовольствием порвут нас на ленточки, не смотря на присутствие нашего ручного полуволка. Вчера они уже дрались между собой. 'Кстати, он так ничего и не рассказал про это. Почему они воевали'.

Я посмотрел на сгоревший остов вертолета. 'Вот еще загадка — москвичи. Появились нежданно-негаданно, словно посланцы из прошлого, и сгинули в пять минут. Но Ольга говорила, что в лесу до этого она уже встречалась с ними — тех, как выходит со слов Ильи, тоже порвали. Интересно, Москва пришлет еще кого-то?' Мне казалось, что именно так и будет. Вертолет, как и профессионалы, сейчас слишком дорогая штука, чтобы посылать их просто так, для разведки.

— Что будем делать?

Ольга повернулась и села. Я пододвинулся ближе и ответил:

— Все зависит от того, что вы на самом деле хотите сделать. Вы все время говорите, что надо сорвать встречу. А почему и зачем — я ничего до сих пор не знаю. Если просто отомстить — я, конечно, на это тоже согласен, они парней моих положили — то можно подобраться по лесу на выстрел к машине с пушкой и попробовать достать их из гранатомета. Из двух стволов мы его точно расхреначим. Ну может быть в суматохе, ты из снайперки еще пару-тройку бородачей кончишь. А, что мы можем сделать еще, я не знаю. Вдвоем, мы их точно из дзотов не выковырнем.

Гном тоже повернулся к нам и с интересом смотрел на Ольгу — что скажет она? Они переглянулись, Ольга помолчала, словно собираясь с силами, и ответила:

— Нет. Мы не отомстить пришли. Нам нужно дождаться второй караван — Добытчиков, у них находится то, зачем мы пришли. И мы в любом случае не должны допустить, чтобы Добытчики передали это восточникам.

— Что это? — сразу ухватился я. — Похоже, это совсем не золото?

— Нет, почему, они должны привезти и золото.

— Скажи ему, Зумба, — неожиданно прохрипел волк.

— Ладно.

Ольга опять задумалась, покусывая губу и теребя кончик носа. Я улыбнулся — совсем как в школе, на экзаменах.

— Ну и что я ему скажу? — она рассердилась. — Ни я, ни ты не знаем, что там.

— Знаем, сверток. Ты же видела.

— Видела. И знаю, что это очень важно. Важнее всего, что сейчас происходит на Земле. Но как объяснить, я не знаю.

Я не знал, что сказать. Такого, я еще не слышал — важнее всего! Значит, моя догадка про то, что золото не главное — верна.

— Что в этой жизни, может быть важнее самой жизни? Че-то я ни хрена не понял. И зачем, ты мне наврала про золото и порошок?

— А что бы я тебе сказала? — рассердилась Ольга, — что у меня каждую ночь видения, из которых я знаю, что сегодня здесь встретятся два каравана, и у них будет сверток, стоящий всей жизни на Земле?

— Видения?! — я даже привстал. — Ты увидела что-то во сне и приперлась сюда?! И сейчас меня тащишь на смерть из-за сна?

Я присел и потрясенно уставился на Ольгу.

— Не только у нее, — вмешался Илья. — У меня тоже. И у тварей.

— Подожди, Илья. Я сама.

— Я тебе говорила, что здесь появятся Восточники? Еще до их прибытия?

Я кивнул.

— Говорила про Добытчиков?

— Да.

— Не сомневайся, — опять вмешался волк. — Они уже на подходе.

— Вот видишь?

— Да, хрен с ними! Это вы могли знать и без всяких снов.

— Игорек, ты думаешь, я потащила бы тебя на смерть, если бы это не было так важно? Ты для меня важнее всего. Но тут идет речь о жизни на Земле, вообще.

Услышав такое, я совсем очумел. По сути — это было признание в любви. Все остальное, сразу стало для меня не важно. Все равно, то, как мы живем сейчас — это не жизнь.

— Ладно, хватит! — остановил я её. — Твои предложения? Как будем действовать?

Теперь удивилась Ольга.

— Так ты с нами?

— Конечно! Воевать, так воевать.

— Игорешка, — обрадовалась она. — Я знала, что ты поймешь.

'Я ни хрена не понял, но мне наплевать!' Правда, вслух я этого не сказал.

* * *

Я, пригибаясь и придерживая болтавшуюся трубу гранатомета, пробежал открытое место и с ходу скатился под куст в кювете. Сразу же выполз повыше и выглянул на дорогу. Отсюда я видел Пост совсем по-другому. Теперь он таращился на меня амбразурами дзотов, где когда-то сидели братья Селивановы.

Я хоть и понимал, что шансов забрать что-то сразу из двух караванов, у нас нет, но не стал возражать против плана Ольги. Черт с ним — если и помру так вместе с ней. На мой вопрос — почему нельзя напасть на караваны по отдельности, ни Ольга, ни Илья внятного ответа не дали. Надо чтобы они встретились и только потом... Но после того, как я узнал, что, вообще, все они знают, им привиделось во сне, я и не ожидал от них внятного ответа. Вообще, это попахивало дурдомом, но теперь вся наша жизнь дурдом, так что уж лучше быть в одной палате с любимой.

Во всей этой галиматье меня смущало только одно — то, к чему я уже столько раз возвращался в своих мыслях — москвичи. Они-то без большого куша сюда бы точно не полезли. Гнать людей сюда, в Сибирь, ради чего? Чтобы посмотреть на наш пост? Это было из той же области, что и приказ, полученный во сне.

К черту все!

Я потряс головой, отгоняя бестолковые мысли. Сейчас у меня главное — перехватить караван Добытчиков, чтобы они не успели подъехать к Посту. Пусть лучше Восточники выберутся оттуда и поедут на помощь сюда. Тогда они окажутся на дороге, рядом с лесом. А это хоть немного, но облегчало задачу.

Я разложил перед собой оружие. Вещмешок и ранец мы заранее спрятали вдали от дороги. Сейчас у меня были — гранатомет, автомат и Стечкин. Он помощнее ПБС и в скоротечном бою будет надежнее. А я надеялся, пока приисковики очухаются после того, как я подобью головную машину, застрелю еще нескольких. Чем меньше бойцов у противника, тем лучше. Смущало одно — Добытчики, это не бородачи. Они в Лес заходить не боятся, и разведчики у них самые лучшие. Но на этот счет меня успокоил Илья. Полуволк заявил, что любой человек вошедший в лес — кроме нас с Зумбой — не пройдет и пяти шагов. 'Посмотрим'.

Я достал из кармана предусмотрительно припрятанную пачку шоколада — отломил кусок и положил в рот. Ждать неизвестно сколько, а силы будут нужны. Я так давно не ел шоколад, что сейчас побелевший от времени — хранился, наверное, уже много лет — сладкий квадратный кусочек, показался мне божественным лакомством. Я гонял его во рту, стараясь до конца впитать этот восхитительный вкус, когда услышал далекое урчание машины. От неожиданности, я проглотил шоколад, но жалеть об этом было уже некогда — пора возвращаться из детства во взрослую жизнь.

Звук быстро нарастал. Дорога хотя уже давно не ремонтировалась, но и ездили по ней редко, так что для Уралов или Камазов, это большой роли не играло.

Я выполз почти на дорожное полотно — пора! До первой машины — Камаза с наваренными на кабине бронелистами, оставалось метров сто пятьдесят. Я подхватил гранатомет и выскочил на проезжую часть, водитель увидел меня и среагировал — Камаз резко затормозил. Это было кстати — стрелять в неподвижную мишень, гораздо легче. Я вскинул на плечо трубу, взвел и прицелился. Промахнуться нельзя — шанс у меня всего один. На секунду мелькнула мысль — эти люди мне ничего не сделали, за что я их? Но азарт боя тут же выгнал все лишнее из головы.

Я поймал в прицел облицовку радиатора, задержал дыхание и нажал на спуск. В машине поняли, что им ничего не успеть. Двери с обеих сторон распахнулись, и люди попытались выскочить, но было уже поздно. Сдвоенный — как всегда бывает при выстреле из реактивного гранатомета — грохот слился в один. Взрыв гранаты разворотил кабину и Камаз вспыхнул, словно кто-то чиркнул гигантской зажигалкой. Пламя в секунды охватило всю машину. Я даже сам не ожидал такого эффекта — похоже, за кабиной у него был самодельный дополнительный бак. Или запасные бочки в кузове. Водитель все-таки выпал на дорогу, и горящей гусеницей пополз от машины.

Как только Камаз загорелся я нырнул в кусты и схватил автомат. Все внутри сжалось — мне казалось, что прямо сейчас сюда вдарит ЗУшка. Восточники, наверняка, видели, что произошло и куда я спрятался. Однако ничего не происходило, и я выглянул на дорогу. За горящей машиной, в дыму, носились человеческие фигурки. С другой стороны, с холма бежали еще люди — Восточники.

Блин! Мы почему-то решили, что они поедут сюда на машине. Теперь Ольга со своим гранатометом бесполезна. Но, как оказалось это не так. Я залег и поймал в прицел бегущего вниз длинноволосого человека в камуфляже. Он что-то кричал на бегу. Однако выстрелить я не успел — человек дернулся, словно его укусила оса, кувыркнулся и, прокатившись вниз, затих. Готов — понял я. Длинноволосый не шевелился. Выстрела я не слышал — в голове сразу мелькнула мысль об автомате Ольги. Больше некому.

Восточники оказались люди опытные — увидев первого упавшего, они сразу залегли и открыли по мне шквальный огонь. Пули ударили по дороге. Я скатился вниз. Похоже, никто из них не понял, что стреляю не я.

Я снова выглянул и с удовольствием заметил, что Ольга достала еще одного — он волочил ногу и пытался уползти обратно. Через секунду дернулся и затих. Добила, — понял я.

Я глянул влево и обомлел — с той стороны, пригибаясь, бежали несколько бойцов. Еще двое — один с СВД, другой с РПК поднялись метров на десять на холм и залегли за бугорком. Если я дернусь, они меня сразу увидят.

'Вот, блин, попал. Тут Ольга не спасет. Надо делать ноги'.

Я почти уже побежал, когда заметил, что Урал на вершине холма, развернулся и поехал вниз, все-таки они решили помочь Добытчикам, наверное, обговорили по рации, — думал я, переползая на другое место. Надо как-то выбираться, лишь бы Ольга не выдала себя. Для меня было ясно — наш план не удался.

Но тут произошло то, чего я никак не ожидал — ухо явственно уловило гул и мерный, хлопающий звук лопастей вертолета.

Я уже устал удивляться — за сутки произошло больше, чем за все мою службу на посту. Поэтому даже останавливаться не стал. Залег только тогда, когда от дороги до меня было не меньше пятидесяти метров. Вертолет уже гудел, как мне казалось, над самой головой, однако видно его не было. Летел он совсем низко, и деревья скрывали его от меня. И тут я услышал то, что сначала обрадовало меня — с неба ударила автоматическая пушка. Звучала она точно так же, как и зенитка восточников, но благодаря тому, что звук шел сверху, казалось, что гремит она гораздо сильнее. Кроме того, очередь вертолетной пушки была длинной, похоже, снарядов они не жалели.

Почти сразу до меня дошло, что никакой радости нам от нежданной помощи нет. В прошлый раз вертушка привезла спецназ, который сразу прихватил Ольгу, словно они знали, кто она такая. Думаю, что и в этот раз все будет также. 'А может все-таки это правда? — я подумал про то, что говорила Зумба. — Второй вертолет за сутки, а до этого, с самой войны не одного. И что же там такое, что ради этого все сюда собрались?'

Впервые я подумал о том, что может все-таки надо попробовать добраться до этой штуки, а не просто умереть рядом с Ольгой.

Пока я решал, что делать, все решилось, само собой. Что-то, вдруг, толкнуло меня в спину. Выдергивая пистолет, я резко развернулся.

— Чтоб ты! — выругался я.

Передо мной стоял Илья. Из-за какофонии в воздухе, я не расслышал его шагов, тем более он и так ходил, когда хотел, совсем неслышно.

— Идем, — протяжно прохрипел он и потянул меня за собой.

Бежал он как козел — просто прыгая через валежины и мелкие кусты. Я сразу отстал.

— Быстрей! — он на мгновенье остановился, глянул на меня, как на недоноска и опять помчался вперед.

Мы успели вовремя. Ольга стояла посреди дороги с трубой гранатомета на плече — настоящий американский супермен из довоенных боевиков — и целилась в несущуюся на нее машину. Бородач за рулем понял, что увернуться не удастся и не стал тормозить как Добытчики. Он, наоборот, со всей силы жал на газ, надеясь сбить Ольгу, пока она возится. Второй восточник высунул автомат в боковое окно и с одной руки, как из пистолета, пытался попасть в Ольгу.

Вверху все хлопал винтом вертолет — наконец я увидел его — и с него теперь била не только пушка в модуле на подвеске. В открытой двери торчал ствол пулемета, и он тоже изрыгал пламя. Снизу ему отвечали автоматы восточников. У подножья холма дымился перевернутый Урал. Из-за него торчали в небо спаренные стволы. Похоже, пилоты вертушки знали свое дело — ЗУшку восточников завалили первой же очередью.

И посреди этого ада стояла моя Оленька и тянула с выстрелом, боясь промахнуться.

— Ложись, дура! — заорал я и хотел бежать к ней, но Илья поймал меня за куртку и удержал. Я обернулся и покрыл его трехэтажным матом. В это время Ольга, наконец, выстрелила, и взрыв разворотил передок Урала. Крышку капота вывернуло и откинуло вверх — она закрыла кабину.

— Теперь беги! — дико корча пасть крикнул волк. — К машине беги!

Сам он уже мчался туда.

Что-то произошло со мной — я тоже потерял чувство самосохранения и под огнем восточников, и вертолета, бежал наперегонки с еще двумя сумасшедшими, к разгоравшейся машине. Конечно, они были первыми.

— Прикрой нас! — крикнула Ольга, на миг повернув ко мне искаженное яростью лицо. В который раз за эти сутки я увидел не свою Ольгу. Она дернула приоткрытую дверь кунга и в проем сразу впрыгнул волк.

Что было дальше я не смотрел. Присев на колено, я расстреливал попадавших в поле зрения восточников. Автомат, действительно, оказался меткий — к моему удивлению у него совершенно не было отдачи, ствол не дергался. По сравнению даже с АК-74. И, по-моему, первые две пули улетали одновременно. Точно я это сказать не мог, но ощущение было именно такое.

Вертолет почему-то не стрелял по нашей машине, сделав очередной круг, 'восьмерка' зашла на другую колонну — Добытчиков. Сейчас взрывы и очереди гремели там.

Из кунга раздался предсмертный крик — кто-то начал взывать к аллаху, но договорить не успел — захлебнулся...

Из дверей выпрыгнул Илья. Все лапы, грудь и оскаленная морда были залиты кровью. Кровь была явно не его. Следом прыгнула Зумба. В руках она держала какой-то тряпичный сверток.

Сразу сунула его мне и страшным, не Ольгиным, голосом прохрипела:

— Беги в лес! Подальше. Мы найдем тебя!

— Вы куда?

Ольга зло толкнула меня и, уже срываясь с места, ответила:

— Беги, идиот! Мы за вторым.

Мы понеслись в разные стороны. Сверток оказался неожиданно тяжелым, и я прижал его к груди.

— Игорь! Не забудь — это наша жизнь!

Это она кричала уже на бегу.

Я влетел в лес, только тут на секунду остановился, закинул автомат за спину и помчался дальше. Уклоняясь от хлеставших по лицу веток, я бежал вглубь, не разбирая дороги. Вдруг, я резко остановился и широко раскрытыми глазами уставился на сверток у меня в руках. Меня бросило в жар — он шевелился...

Я с трудом подавил рефлекторное желание сразу бросить поклажу и тихонько опустил его на чистое место под высокой сосной.

Сомнения не было — это шевелилось. Дрожащей рукой — боясь увидеть, что там — я начал разворачивать ткань. Похоже, это был обычный кусок чистой простыни. Я развернул один угол и отскочил в сторону.

— Сука! — я вытаращил глаза. — Что это?!

Это был ребенок. Обычный младенец, завернутый в обычную пеленку. Вот только его глаза. Как только они остановились на мне, я понял — никакой это не ребенок. Черные блестящие глаза, внимательно изучали меня. Судя по тому, что светилось в этих глазах, ему было лет сто. Чужие нечеловеческие глаза на лице ребенка. Он не плакал, не морщил носик, вообще не делал всего того, что мы ждем от младенца.

Я был в ступоре — что делать дальше. Я никак не мог заставить себя взять в руки существо, изучающе глядевшее на меня из пеленки.

Я встряхнул головой, отгоняя наваждение. Где-то там, позади гудел вертолет, люди убивали людей, а тут это. Абсолютно нереальное — почему-то ребенок мне показался даже страшнее тварей.

Сзади затрещали кусты. Я, наконец, очнулся, сдернул автомат и шагнул за сосну. Краем глаза я заметил, что 'младенец' освободил руки и быстро отполз за дерево

В кустах мелькнула черно-зеленая молния и, через секунду появился Илья. Я облегченно вздохнул, за ним еще трещали кусты, но я не сомневался, что это Ольга. Я не ошибся, из чащи вынырнула Зумба. Я взглянул на нее и обомлел — в руках она держала еще один сверток.

Едва заметив меня, она закричала:

— Где?!

Глаза у нее стали дикими.

— Где ребенок?!

Я шагнул в сторону, открывая ей обзор, и показал на лежавшего ребенка. Ольга упала на колени и, отложив в сторону свой сверток, бережно взяла младенца.

— Маленький мой, — засюсюкала она. — Испугался...

Потом повернулась ко мне и зло спросила:

— Ты что? Уронил его что ли? Совсем чокнулся?

Существо прижалось к Ольге, обняло её своими маленькими ручками и загулькало — сразу превращаясь в обычного ребенка. Ольга заулыбалась.

— Он говорит, что я хорошая.

Младенец повернул голову ко мне, и я чуть не выронил автомат. Ребенок улыбнулся и подмигнул. Как будто я с ним в сговоре. Это был финиш. Похоже, она правильно сказала — я точно чокнулся.

— Надо уходить! — прорычал Илья. — Москвичи не остановятся.

В мою гофмановскую реальность, вмешалась настоящая жизнь.

— Да, — Ольга быстро запеленала, опять загулькавшего ребенка и приказала мне: — Бери второго и бегом до вещей. Хватаем их и уходим.

Не пытаясь уже что-то спрашивать, я ухватился за реальные действия — это все-таки позволяло чувствовать себя еще на этом свете. Поэтому, без слов, закинул автомат за спину и — запретив себе думать, что в нем, схватил сверток.

* * *

Мы шли уже пару часов. Впереди волк; за ним Ольга с 'ребенком' на руках и последним я, со вторым свертком, который не подавал признаков жизни. Кроме того, и у меня, и у Ольги были за спиной наши рюкзаки, а на плечах оружие. Все это, вместе с тяжелым свертком спереди на руках, создавало немалый вес, и я был бы не прочь передохнуть. Ольга же, в отличие от меня, шагала как заводная. По её размашистому шагу совсем не чувствовалось, что она устала, единственное, на что она разок пожаловалась, было чувство голода.

Илья шел свободным — ничего, тяжелее драных шорт, на нем не было. Когда же я предложил, чтобы он взял хоть что-нибудь у Ольги, та вполголоса пояснила, что тело полуволка не приспособлено чтобы что-то носить.

— Он и так мучается в шортах, — и, улыбнувшись, шепотом добавила. — Из-за меня надел.

Больше я про это не заговаривал. Сами, так сами — и больше приходилось таскать. Еще если бы мою поклажу — сверток что я нес в руках, спрятать в вещмешок, тогда вообще, нормально бы было. Но стоило мне только заикнуться об этом, Ольга взглянула на меня, как на идиота и высказала:

— Ты совсем что ли? Ребенка в рюкзак?

Этот бред про ребенка, был у нее вполне реальным. Из того, что я видел и слышал за эти часы, я понял, что она по-настоящему уверена, что несет одного младенца, а я второго. Все её сюсюканья — маленький, потерпи; деточка давай я тебя переложу и прочее — вызывало у меня с начала недоумение — неужели она не видит, что её обманывают, но по мере того как я уставал, я привык и перестал обращать внимание. Илья, похоже, тоже считал, что в свертках обычные дети. Я понял это по его репликам.

Остальные люди так же не давали забыть о себе — несколько раз над нами пролетал вертолет и тогда мы дружно бросались с тропы в чащу.

— Не отвяжутся, — уверенно сказала Ольга, злым взглядом провожая вертушку, в очередной раз загнавшую нас под деревья. — А обедать надо, я уже не могу.

Она повернулась к Илье.

— Ищи место, так чтобы нас незаметно было сверху. Остановимся минут на двадцать.

Минут через десять мы остановились. Место, действительно, было что надо. Вершины сосен смыкались на высоте, а внизу, между ровных прямых стволов было чисто — ни кустов, ни травы. Только многолетняя подстилка из пожелтевших иголок.

Как только мы остановились, Ольга протянула мне 'ребенка'.

— Подержи минуту. Я быстро.

Я взял, опять зашевелившийся сверток, и постарался не выдать свое отвращение. Зумба скинула ранец, положила автомат и скрылась в кустах. Через несколько минут, она вернулась, забрала у меня 'младенца' и, устроив его под деревом, осторожно открыла голову. Я опять мог бы поклясться, что взгляд у этого 'ребенка' был совершенно взрослый. Он не обратил никакого внимания на сюсюкающую Ольгу, а пристально рассматривал меня. Потом раскрыл ротик и загулькал.

Ольга посмотрела на меня и сказала:

— Говорит, что он тебе не понравился. Это что — правда?

— А ты что? Действительно, понимаешь, что он говорит? Вот это, — я попробовал повторить звуки, что издавало это существо, притворявшееся младенцем.

— Конечно, понимаю.

Я пожал плечами, и чтобы прекратить этот разговор, полез в вещмешок за консервами. Не рассказывать же ей, что я на самом деле чувствую, глядя на это чудо. Судя по её поведению, она не поймет. Хотя в этом сумасшедшем мире, все возможно — и может быть это я сошел с ума и придумываю себе всякую ерунду. Надо отключиться и просто делать свое дело. Это будет самое лучшее, придет время, все прояснится.

Свой сверток я тоже пристроил под деревом. Он так и не шевелился, и Ольга не проявляла к нему никакого интереса. Словно теперь он и не нужен. 'Зачем же за ним ходили? Ведь почти на верную смерть шли?' Я знал, что на свои вопросы нормального ответа не получу, поэтому не стал ничего спрашивать у Ольги. С появлением этих свертков, она стала совсем невменяемой.

Я вскрыл банку тушенки, воткнул туда ложку и подал Ольге. Та схватила её и жадно стала глотать куски холодного мяса и жира.

В это время появился волк. Похоже, пока мы устраивались, он пробежался еще вперед, на разведку. Так и оказалось.

— Прямо идти нельзя, там скоро река. А нам надо на север.

Ольга проглотила очередной кусок.

— Пойдем вниз или вверх. Пока не найдем переправу.

— Больше ничего не остается. В воду нельзя.

Они разговаривали, совершенно не обращая внимания на меня. После появления этих двух свертков, я как-то выпал из их компании. Похоже, я теперь только в роли носильщика. За все это время Ольга даже не посмотрела на меня.

'Что ж, насильно мил не будешь, — проглотив обиду, подумал я. — Все равно, сейчас же их не бросишь, вдвоем они не справятся. Но как только отведу, куда они хотят, сразу уйду'. Хотя честно, идти мне теперь некуда, кругом обложили. А до Города я теперь вряд ли доберусь.

В это время полуволк, что-то вспомнил. Он тревожно спросил Ольгу:

— Ты лекарство пила?

Та отрицательно замотала головой, у нее опять был полный рот. Проглотив, она ответила:

— Теперь уже не надо. Мне маленький сказал.

Этот ответ полностью удовлетворил Гнома. Он успокоился. Я даже не стал забивать себе голову тем, о чем они говорили. Лекарства, разговор с 'маленьким'. В дурдоме, так в дурдоме. Вместо этого я спросил волка.

— Тебе тушенку открыть?

— Не надо, Игорь. Я съел кое-что на ходу.

Я не стал даже переспрашивать, что такое он мог съесть на ходу. 'Меньше знаешь, значит, и блюешь меньше'.

Я, тоже, как и Ольга, съел холодную тушенку и пару хлебцов. Засовывая ложки обратно в вещмешок, с сожалением поглядел на оставшиеся продукты — совсем мало, неизвестно, сколько придется идти. Пока мои компаньоны, были заняты своим делом, я совершил то, что давно хотел сделать. Поставив вещмешок рядом со своим свертком, я незаметно раздвинул ткань. Поглядел и перевел озадаченный взгляд на своих спутников — они знают? Потом поправил пеленку назад. То, что я увидел, явно не было живым существом, а тем более вторым ребенком. Это было вообще, непонятно что — какая-то гладкая синяя штуковина. Во всяком случае, в том месте, где я приоткрыл. 'Как будет возможность, посмотрю полностью' — решил я. Сейчас надо было определиться с нашей дальнейшей целью.

— Оля, может ты мне объяснишь, почему нам надо на север? Ты же знаешь, что там.

Если идти отсюда на север попадешь в Сокуровский район. А там ничего хорошего — в горах, у реки Сокуры в свое время находился Комбинат 'Северный' или по-другому 'Комбинат номер сто тридцать', так он назывался в начале. Что там добывали, обогащали и отправляли в закрытых вагонах под охраной, считалось секретным. Но, по-моему, каждый в области знал, что это фабрика по добыче и переработке урановой руды. Ходили слухи, что даже в суровые советские времена, там уже был полный коммунизм. Люди не платили за жилье, и магазины ломились от продуктов.

Там и в последние годы, уже в разгул российского капитализма, производство так и осталось секретным — похоже, и коммунистам, и капиталистам, всем нужен был уран. И понятно, что во время обмена смертоносными ударами, боеголовка прилетела и на комбинат. Теперь от самого производства и городка при комбинате, остались только фонящие развалины. Об этом знали все в Городе, и я, думаю, на Базе тоже.

Но если даже идти не туда, а куда-нибудь ближе — тоже ничего хорошего. Город Славинск, центр Сокуровского района тоже зацепило. Зачем ударили еще и по нему — тоже понятно. Огромный, недавно выстроенный, нефтезавод и завод-база ремонта бронетанковой техники. Хотя, я думаю, что, наверное, у всех стран просто накопилось столько боеголовок, что они направляли их на любой, хоть немного подозрительный объект. И, наверное, роль сыграло то, что 'Северный' находился в этом районе. Как бы то ни было, запрет на поездки в ту сторону, был введен почти сразу после того, как в Городе появилась более-менее авторитетная власть.

Ольга подняла на меня недоумевающие глаза:

— Но ты что, Игорь? Я же сказала — я знаю!

— Откуда ты это... — я хотел спросить, но вдруг понял, что это ничего не даст. Сейчас она опять скажет мне что ей было видение. 'К черту! Ведь уже решил, что идешь с ней до конца, что теперь хвостом крутить?'

Я махнул рукой, показывая, что вопрос снят и спросил другое:

— А не пора нам валить отсюда? Думаю, на вертолете, опять спецы прибыли. И опять по твою душу, Оля. Или может быть они охотятся за этим?

Я показал на шевелящийся сверток.

— Конечно! Ты что еще не понял? Они не хотят, чтобы дети вернулись. И ты прав, надо уходить. Спецназовцы — это не Восточники. Они пойдут и в Лес. А если объединятся с Охраной Добытчиков, то и вообще будет плохо.

К черту, к черту, к черту! Опять подумал я — не буду даже спрашивать, куда они должны вернуться и почему Москва не хочет этого. В конце концов, должно же это когда-то открыться?

— Игорь прав, — поддержал меня полуволк. — Пора уходить. Нам надо оторваться как можно дальше.

Через полчаса мы, действительно, вышли к реке. Теперь это был уже широкий Ирмень, Шелаха, впадавшая в него, ни шла ни в какое сравнение. Ирмень был настоящей рекой, и нес воды в Ледовитый океан. Как и договаривались, пошли вниз по течению. Идти было легко, вдоль берега шла старая тропа. В некоторых местах она уже заросла свежими побегами ивы, но все равно, это было не сравнимо с ходьбой в чаще. Волк часто уходил с тропы и пропадал в лесу.

После одного такого исчезновения, он появился встревоженный и сразу объявил:

— За нами идут.

— Кто?

— Пока не знаю, но это люди.

— Нам надо на тот берег, — не выдержал я. — Давайте переплывем, пока течение слабое.

Илью передернуло.

— Нет! Я в воду не полезу.

А Ольга говорила, что Гном не боится воды, подумал я.

— Не сможем, — поддержала его Ольга. — Мы с тобой переплывем, а Гном не может долго находиться в воде. И дети — они, вообще, не переносят свободную воду.

— Да ты-то, откуда знаешь? Он что — и не писается?

Этот дурдом начал выводить меня из себя. Ольга, похоже, почувствовала это и примиряюще сказала:

— Игорек, успокойся. Я это знаю и все, — опять повторила она свое заклятье. — Ты поверь — я не обманываю.

— Ладно.

Я уже пожалел, что сорвался. Ведь решил же, что пойду до конца — что будет, то и будет.

Мы теперь почти бежали. День опять был солнечный, и, несмотря на то что шли мы почти постоянно в тени, а рядом была река, жара начала доставать нас. Я взмок. Ольга же была, как железная — мне постоянно приходилось её догонять.

Волк постоянно исчезал. После того, как он предупредил нас о погоне, его отлучки стали еще продолжительней. Я позавидовал его выносливости — я, даже без груза, не смог бы так носиться. Мне показалось, что, постоянно рыская по лесу вокруг нас, он не только проводит разведку, а еще и ищет что-то. Однако спрашивать ни его, ни Ольгу я больше не стал. Хватит с меня ответов, которые вызывают только еще больше вопросов.

По мере того, как время шло, а вокруг ничего не менялось, никто нас не догонял — только раз мы слышали гул вертолета в стороне — я успокаивался. Похоже, погоня нас потеряла. День перевалил свой пик и покатился к вечеру, а значит, что скоро наши преследователи будут вынуждены покинуть лес. Я не думаю, что среди них найдутся идиоты, желающие встретиться с тварями в лесу ночью.

Про то, что мы тоже должны как-то решить этот вопрос, я старался не думать. Вчера ночью Илья спас нас, поэтому я жил надеждой. Во всяком случае, Ольга об этой опасности даже не упоминала, её страшили только люди.

И как это обычно бывает, как только я успокоился, сзади прозвучал выстрел. Сначала одиночный — похоже, пистолет — а через пару секунд прозвучала короткая очередь.

— Бл...! Дождались, — выругался я и чуть не натолкнулся на остановившуюся Ольгу.

— Там Гном, — с тревогой констатировала она. — Значит, догоняют.

— Побежали, — толкнул я её. — Он выкрутится.

— Он меня спас, — словно оправдываясь, сказала она. — Да и уйти без него будет очень трудно. Особенно ночью.

Я тоже был ему благодарен за вчерашнюю ночь, но меня смущала мысль, что будь я без Зумбы, он вряд ли пальцем пошевелил ради меня.

Ольга еще раз тревожно посмотрела на тропу сзади нас, но все-таки шагнула вперед, и, набирая ход, продолжила движение. Мы опять пошли-побежали. Некоторое время я слышал только свое сиплое дыхание, но минут через пять сзади снова загремело. Два автомата, — определил я. Очереди почти слились. Что там происходит? Теперь и я за-переживал — как бы я не относился к Илье, он был уже свой — пусть не друг и не товарищ, но свой. И кроме того — впереди ночь, а без него, я за наше выживание не дам, и рваного рубля.

Как только загремели очереди, Ольга опять остановилась. Я догнал её.

— Что такое?

Она протягивала мне свой сверток.

— Надо выручать Гнома. Бери ребенка и беги. Мы тебя догоним.

— Не, не, — я даже отступил. Потом протянул свою поклажу. — Ты давай беги, а я пойду на помощь.

— Не глупи! — резко оборвала она. — Некогда в благородство играть. Я и бегаю, и воюю лучше тебя. Так, что иди, мы догоним. Только никуда не сворачивай. Зайдешь в лес, можешь нарваться на какую-нибудь темную яму.

Про это она могла и не говорить — избегать темноты, теперь у меня уже стало рефлексом. Про то, что она превосходит меня по всем статьям, конечно, было обидно, но спорить не приходилось — это правда.

Я осторожно взял 'ребенка' — обе руки теперь у меня были заняты — и подождал, пока Ольга скроется за поворотом. Две минуты я могу себе позволить. Как только она исчезла, я положил оба свертка на землю и скинул вещмешок. Быстро раскрыл его и опустил туда свой сверток. Потом, однако, остановился, вытащил его обратно, и сделал то, что я давно хотел — раскрутил ткань. Как я и чувствовал, в пеленке было совсем не то, что было в Ольгином конверте. В руках у меня был продолговатый, по форме напоминавший дыню-торпеду, сине-голубой камень. Я смотрел на него и не понимал — первое ощущение было такое, что он прозрачный, но как только я начинал вглядываться он, словно наполнялся голубым, сразу темнеющим дымом.

Задергавшийся и завизжавший второй сверток, вернул меня на землю. Я снова завернул камень в пеленку. И с легкой душой засунул его в рюкзак — пусть Ольга считает его ребенком, но этой твердой штуке ничего в вещмешке не сделается. Потом перекрестился — благо никто не видит — взял на руки странное существо, которое Ольга считало ребенком и направился дальше — сам не зная куда.

* * *

Хотя после того, как исчезла Ольга, в лесу не прозвучало ни одного выстрела, у меня на душе было тревожно. Прошло пару часов, а ни волк, ни Ольга не появились, и я немного запаниковал. Что там случилось? Я все чаще стал останавливаться и прислушиваться. Однако ничего, кроме шума речки и леса, я не слышал. 'Я должен быть там! — навязчиво стучало у меня в голове. — Опять потеряю Ольгу. Только встретились и снова...'

Существо на моих руках давно притихло и не шевелилось. Я с отвращением смотрел на сверток — это ведь только из-за них, я не могу сейчас быть рядом с любимой. А вдруг она ранена? Я опять остановился. А может спрятать их где-нибудь здесь? Потом вернусь и найду. Ничего — старичок-ребенок потерпит немного, а камню из моего рюкзака, так и вообще все равно.

Я уже даже начал присматривать место, но мне вдруг представилась картина, как живой сверток находит какая-нибудь тварь. Думаю, какая-нибудь крыса не станет разбираться настоящий там ребенок или нет. Я чертыхнулся, проклиная свое, чересчур богатое воображение, и только сильней прижал живой груз к груди. Мысль о возвращении была из разряда — а вот если бы... Я понял, что не смогу бросить эту непонятную поклажу. Похоже, это теперь мой крест. Да и что я скажу Ольге, появившись перед ней без её драгоценного груза. Я знал, что она позволила мне остаться с ними только потому, что доверяет мне как себе. Ведь и она, и полуволк шли на верную смерть, только чтобы спасти эти два свертка.

Солнце скатилось с небосклона. День заканчивался. Спала, пропитанная запахами леса жара и идти стало легче. Наступал отличный июньский вечер. В такие хорошо сидеть на вечерней зорьке, где-нибудь на озере. Но мне измотанному мыслями об Ольге и предстоящей ночевке в лесу, было совсем не до красот природы. Небольшое, казалось бы, тельце существа, с самого начала было тяжелым, а за прошедшие часы, оно основательно прибавило в весе. Я постоянно менял руку, прикладывая 'ребенка', то к одному, то к другому плечу.

Хоть надежда, что вот-вот появятся мои спутники, еще совсем не погасла, но я, все равно, начал присматривать место, где бы можно было с наименьшим риском переночевать. Я хотел есть и пить, но не давал себе разрешения остановиться так надолго. Кроме того, пить в походе, в жару было нельзя, я по опыту знал, что после этого обязательно расквасишься. Найду место, остановлюсь, сварю чай, разогрею тушенку и стану человеком, уговаривал я себя.

В общем, про то, что останусь голодным я не переживал. Как-нибудь перебьюсь, не в первый раз. Гораздо больше меня тревожило, то, что Ольга мне ничего не сказала, как и чем кормить младенца. Но пока, он молчал и не проявлял активности — похоже, спал. Думать о том, что будет, когда оно проснется, я не хотел.

Я шел теперь уже не так быстро — усталость и невеселые мысли брали свое. Разок я проверил второй сверток, тот, что был в вещмешке. Как я и думал, с ним никаких перемен не произошло — все тот же голубой полупрозрачный валун.

Все чаще, и чаще, когда появлялась возможность, я спускался к реке. Найти бы остров или хотя бы такое как вчера — полуостровок. Конечно, остров лучше, но это уже был бы верх везения. Я бы переплыл туда, и ночь можно было не бояться тварей. Что же касается людей, то они тоже страшны только днем, так, что ночью я бы смог наконец выспаться.

Правда, Ольга говорила, что 'ребенок' боится воды, но думаю, я бы нашел способ переправить их, не замочив даже пеленки.

К тому времени, как тени между деревьями начали сгущаться, я окончательно уверился, что ночевать мне придется одному. Все надежды на то, что с нами будет полуволк и как-то защитит от тварей, теперь исчезла. Да и черт с ним! Как-нибудь переночую, лишь бы они пришли. Лишь бы она была жива!

Темнота еще не полностью захватила в свой плен окружающий лес и речку, когда я нашел что-то, что хоть немного подходило под мои параметры укрытия. Это был старый проржавевший военный понтон. Там, где ржавчина еще не смогла одолеть краску, он поблескивал мокрыми серо-зелеными бортами. Когда-то он использовался, как паром — в довоенные времена на Ирмене было несколько паромных переправ, я это знал еще с тех времен.

Думаю, плавсредство притащило сюда паводком. Он так и уплыл бы, наверное, до самого Ледовитого Океана, но перила, сваренные из металлического уголка, зацепились за обломанное дерево, наклонившееся к самой воде. Они прочно оделись на ствол и теперь, наверное, только какой-то особо мощный паводок мог стащить его с пня. Или, может, когда коряга сгниет, тогда паром снова отправится в свое бесцельное путешествие.

Такие памятники, оставшиеся, от прошлой, обычной человеческой жизни, всегда больно задевали меня. Классно, наверное, было работать на нем паромщиком. День медленно ходить от берега к берегу, а вечером, особенно таким, как сегодняшний, сидеть на берегу у догорающего костерка, пить чай из закопченной кружки и смотреть на реку. 'Почему, блин, я не думал об таких простых радостях раньше, когда все это было доступно?'. Теперь и хотелось бы, да вот фиг! Вместо этого бредешь вдоль речки с автоматом на плече и с чудо-юдом в руках, и думаешь, как бы прожить еще одну ночь, чтобы другие чудо-зверушки не добрались до тебя.

Я положил сверток на траву, снял и поставил рядом рюкзак, автомат перевесил на грудь и спустился к парому. Я не думал, что кто-то мог спрятаться на этой железяке, но осторожность никогда не лишняя. Три года жизни после Армагеддона приучили к этому.

На палубе, во впадинах лежали вперемешку почерневшие листья, песок и мелкие ветки. Стараясь ступать как можно мягче — чтобы железо под ногами не грохотало, я прошел к будке паромщика на дальней стороне понтона.

Сваренная из того же уголка и обшитая листами жести будка, когда-то была выкрашена в синий цвет, но это была уже не армейская покраска, эмаль слезла почти полностью и лишь в нескольких местах проглядывала из-под ржавчины.

Дверь была закрыта, и я подошел сначала к разбитому окну. Заглянул — никого. Уже смелее я подергал дверь — никакого замка не наблюдалось, но открываться она не хотела. Похоже, её просто перекосило. Я покрутился — ничего, чем можно было заломить непослушную дверь, на палубе не было. Тогда я прислонил автомат к ржавой обшивке и полез в окно.

После пары пинков и удара всем телом изнутри, дверь все-таки сдалась и открылась. Я еще раз оглядел помещение: пустой стол с обломанной пластиковой столешницей; два, пластиковых же, дачных кресла; в углу железная кровать с позеленевшим матрасом. У кровати железный шкаф. На полу валялась посуда и какие-то банки.

Я вернулся на берег, посмотрел по сторонам и выругался — темнело прямо на глазах. Страх ночи, да и вообще любой темноты, уже стал рефлексом. Я забрал свой груз — младенец пошевелился и опять затих — и перенес в будку. Сразу закрыл дверь — хватит рисковать, в любой момент могут появиться зубастые 'друзья'. Если не заметят, то, наверняка, на судно не полезут, оно стоит тут уже не один год и кругом вода.

Я проверил матрас — с одной стороны, где над ним в крыше светилась дырка, он был сырой. Я перевернул его и положил 'ребенка' поперек кровати. Рядом положил вещмешок и автомат. Вернулся к окну, еще раз оглядел берег, потом — пока еще можно было что-то разглядеть — опустился на колени и собрал валявшиеся банки. В одной жестянке из-под 'Нескафе', оказался слипшийся кусок, раньше бывший сахаром-песком. Еще в одной оказались окурки, остальные пустые. Негусто, но сахар пригодится. Теперь надо считать каждый кусочек. Над столом у окна висела небольшая полка, на ней, в углу небольшая пластиковый контейнер. Я вскрыл коробочку — рыболовный набор — богаче, чем в шалаше на озере, была даже леска. Неплохо, наверное, было порыбачить вечером прямо с парома. Положил контейнер на стол — не забыть забрать, пригодится еще.

Выбрав банку почище, я осторожно приоткрыл дверь и выскользнул на палубу. Наклонился и прямо с борта пополоскал банку, потом набрал воды. Теперь можно и попить, идти дальше до утра не придется. Выпил почти половину. Потом опять набрал, чтобы уже не выходить ночью. И наконец, я сделал еще одно — отрезал от пеленки небольшую ленточку и подвязал её на берегу, на уровне глаз. Если будут идти Ольга и волк, надеюсь заметят. Я не сомневался, что, заметив метку напротив понтона, Ольга сразу сообразит, где мы.

Вернулся в будку и решил, что пора, наконец, поесть, а то перекусывали мы уже давным-давно. Еще когда были вместе. Стоило мне только вспомнить про Ольгу, как сердце снова заныло. Не то, чтобы я забывал про нее, но когда идешь и постоянно оглядываешься, как бы не нарваться на кого, то отвлекаешься от всяких мыслей. Сейчас же я знал, что мне предстоит ночь переживаний. У меня такой характер — знаю, что поступаю правильно, но буду терзаться, что что-то упустил, где-то сделал не тот шаг. Наверное, у всех людей так, кроме совсем уже толстокожих.

Я съел полбанки тушенки, один хлебец и запил все это большим количеством подслащенной воды. Конечно, я бы с ходу проглотил всю банку, но заставил себя оставить половину на утро.

Я все время поглядывал на живой сверток — он не подавал признаков жизни. Я начал тревожиться. Однако когда я тронул его, он сразу шевельнулся. Живой. Я достал из рюкзака второго 'ребенка' — нет, эта штука как была камнем, так и осталась. Интересно, почему же Ольга считала его живым? Я даже полностью раскрыл пеленку, чтобы еще раз посмотреть на загадочную штуку. Черт! Я отдернул руку — стоило только мне погладить поверхность стеклянной 'дыни', как камень начал слабо светиться. 'Блин, вот этого не надо! Еще заметят'. Я быстро замотал камень обратно.

Еще я заметил, как только я начал гладить эту штуку, младенец зашевелился и слабо пискнул. Связано это или нет, я не понял, но продолжать эксперимент не стал. Чем меньше звуков и света, тем больше у нас шансов дожить до утра.

Что еще меня беспокоило, так это то, что ребенок вдруг захочет есть и поднимет шум. Я помнил из прошлой жизни, как плачут дети — не остановишь. В глубине души я, все-таки продолжал относиться к нему как к ребенку. Однако пока он не двигался и молчал. Похоже, если он и ест, то очень редко. 'Дай бог, пусть так и ведет себя, до появления Ольги'.

Чтобы протянуть время и чем-то отвлечься, я решил сделать ревизию своим вещам. Стол стоял прямо под окном, чтобы не быть на прямой видимости — зрение у тварей ночное, в темноте они неплохо видят — я присел сбоку. Призрачный свет звездной ночи освещал стол, так что я мог видеть темные кучки предметов, а сам я мог в любой момент заглянуть в окно. Но самое главное, на что я надеялся — это были уши. К шуму воды за бортом я привык и уже воспринимал его как фон. Так что, любые шаги по металлу понтона, услышал бы в любом случае, даже если бы это была всего лишь крыса.

Если твари все-таки учуют меня и полезут сюда, прыгать им придется только через угол понтона, которым он зацепился за пень. С остальных сторон вода, так что я могу отбиваться, пока есть патроны. И в любом случае, в конце концов, смогу спрыгнуть в воду. Там я для тварей недосягаем. Правда, что в этом случае, делать с существом, которое, как говорила Ольга, боится воды — я не знал. Но не стал задумываться, в глубине души я сомневался, что кратковременное купание сможет как-то навредить 'ребенку', ну а камню тем более.

Я положил автомат на стол, чтобы в случае чего, был под рукой. Рядом магазины. Хотел положить и Стечкин, но решил, что пусть лучше побудет в кобуре, вдруг отойду от стола. Потом взял вещмешок на колени и стал тихонько, стараясь ничем не стукнуть, выкладывать все, что там было. А было там не так уж и много, хотя, когда в сегодняшнюю жару он ехал на мне верхом, мне казалось, там битком набито. И при этом все из железа.

Первым под руку мне попался нож. Вот зачем я его тащу, мне было совершенно непонятно, ведь еще один висел в ножнах у меня на поясе. Оставлю его здесь, — решил я. Хорошее оружие, но уж больно тяжелое. Я положил нож на край стола. Все остальное нужно — два магазина к автомату, граната, котелок с солью, консервы и хлебцы. Уже на дне нащупал что-то непонятное — мягкое и липкое. Быстро вытащил и улыбнулся — склеенные контейнеры с джемом. Один продавило, и он потек. Я облизал контейнер и пальцы — вкусно! Я так давно не ел сладкого. Не удержался и съел содержимое раздавленного контейнера. Второй тоже отложил на край стола, утром, перед походом съем.

Я сложил вещи обратно и затянул горловину вещмешка. Пусть будет под рукой, вдруг уходить придется срочно. Потом подпер голову руками, и уставился в темное окно. Мысли сразу перескочили на Ольгу. Где она, что с ней? Про то, что она может погибнуть, я не хотел даже думать. Это было табу. С ней волк, успокаивал я себя, он не даст ей пропасть.

* * *

Все-таки я задремал. Хотя мне казалось, что я только прикрыл глаза и тут же открыл их, но увидел, что за окном все посерело. Рассвет. Сначала я испугался — пока я спал, твари могли и в помещение забраться, но тут же меня отпустило и я, наоборот, обрадовался. Темное время ночи прошло, а у меня ни одного гостя! Конечно, они бы не стали забираться в будку и прятаться — это глупость. Будь они здесь, я бы давно валялся выпотрошенный и с перерезанным горлом.

Блин! Дети! Я резко обернулся и чуть не заорал. Вытаращив глаза, я смотрел на открывшуюся картину. Пеленка валялась на полу, а перед кроватью, держась одной рукой за нее, стоял 'младенец'.

Черные немигающие пуговки глаз, чужие на младенческом лице, не отрываясь, глядели на меня. Потом он качнулся, запищал и протянул ко мне руки.

— Чтоб тебя, — вполголоса выругался я и кинулся к кровати. Подхватив, я положил его на матрас, потом поднял пеленку, встряхнул и попытался завернуть в ткань.

— Прекрати, пожалуйста, — уговаривал я, словно 'ребенок' мог понять меня. — Услышат твари, в момент примчаться. Еще солнце не встало.

Однако ребенок только еще больше разошелся и заорал так, что у меня уши заложило. Совершенно неожиданно для себя, я перевернул существо и хлестнул его розовой попке.

— Заткнись, блин! Помрем все!

Младенец сразу замолчал и повернулся ко мне.

— Прости, брат, — виновато сказал я. — Я чисто рефлекторно.

Про себя я подумал, что будь здесь Ольга, она бы меня убила.

— Ты понимаешь, меня что ли? — вполголоса спросил я. И сам себе ответил: — Понимает. Как я птичьи песни.

Я вдруг почувствовал, что мне стало легче. Словно я нашел себе собеседника. Я наклонился и попросил:

— Ты только не визжи опять, а я не буду тебя пеленать. Можешь полежать так, все равно, нам уходить еще рано.

'Точно — с ума схожу. Посмотрели бы ребята с Поста, что я делаю. Как беседую с неизвестно с кем'. Хотя ночью легко было додумать и считать его просто ребенком. При воспоминании о Холме, сразу опять вспомнилась Ольга. Я до боли закусил губу, стараясь прогнать что-то, колом вставшее в горле.

За всей этой возней я не забывал, заглядывать в окно, с каждым разом все более успокаиваясь. Небо над лесом уже порозовело, и я понял, что, наконец, скоро смогу поспать, не боясь тварей.

— Ну, что парень? Через полчаса я лягу, посплю, ты никуда не сбежишь?

Тот лишь упорно пялил на меня глаза. Больше он не пищал и не крутился. Словно моя злость и мой удар, действительно, напугали его. Было такое ощущение, что он что-то обдумывает.

— Да кто же ты такой, черт возьми?

Когда начало вставать солнце, я пристроил сверток рядом, закинул под голову свернутую куртку и вытянулся на матрасе. Уже засыпая, я провел по матрасу рукой, проверяя тут ли сверток, и подумал — надо его как-то назвать.

Я закричал, сбросил с себя навалившихся тварей, и вскочил. Сердце бешено колотилось. Лишь через секунду я осознал, что это был сон, и никаких тварей нет. У стены тихонько попискивал 'ребенок', опять следя за мной своими пуговками. 'Так вот кто на меня навалился, — понял я. — Заполз, пока я спал'. Рядом со мной теперь валялась только смятая пеленка.

— Эй, малыш, ты не ушибся?

Я поднял его и осмотрел. Нет, все чисто.

— Прости, но ты сам виноват, не надо было на меня заползать. Со сна я еще не то мог бы натворить.

Он молчал. Перестал даже пищать. Впрочем, ответа я и не ждал.

— Слушай, а давай я тебя буду звать Иван? Иван Иваныч? Так всегда называют подкидышей. Молчишь? Значит, согласен. У нас, у людей, так считается.

Я положил его на кровать.

— Полежи пока, пойду, осмотрюсь.

Все щели и дыры нашего пристанища, светились ярким белым светом. От стен шло тепло. Похоже, на улице солнечно. Так и оказалось. Едва я открыл загремевшую железную дверь и шагнул наружу, мне пришлось зажмуриться. После полумрака будки, краски дня показались нестерпимо яркими. Я взглянул на часы — нормально, без двадцати одиннадцать — я и хотел поспать часов до десяти. Несмотря на то, что еще только утро, солнце жарило не на шутку. Я подумал, что день сегодня будет еще жарче, чем вчера и идти будет тяжело.

Я немного постоял, осматриваясь, подумал — вернуться за автоматом или нет? — решил, что не стоит. Стечкина хватит. Я с ним уже не расставался, так и висит в кобуре на поясе.

Спрыгнул на берег и опять огляделся. Тряпочка так и висела. Никто на нее не среагировал. Я, конечно, не сильно надеялся, что Ольга и волк будут путешествовать ночью, но вдруг...

На тропе тоже не было ни одного нового следа, только вчерашние вмятины от моих берцев. Да и они в сырых местах почти затянулись. Значит, ни люди, ни твари здесь ночью здесь не были. Где же они?! Где Ольга? Мне опять нестерпимо захотелось бросить все и идти обратно, искать их.

Неужели все-таки конец? Она появилась ниоткуда, пролетела яркой звездочкой, всколыхнув всю мою жизнь, и опять исчезла. Мысли, которые я постоянно гнал, снова полезли в голову. Однако, сейчас, при ярком солнечном свете, справиться с ними, оказалось гораздо легче, чем ночью, когда ты сидишь и напряженно ждешь, не треснет ли ветка под лапой разведчика.

Уже много часов я не слышал ни одного выстрела, вообще ни одного звука, изданного человеком. Для меня это хорошо, значит я оторвался от погони, но это же говорило и о том, что мои спутники тоже где-то далеко. Надо было решать — ждать их, или идти дальше? Я не сомневался, что будь здесь Ольга, она пинками бы погнала меня дальше, на север, куда надо доставить этих 'детей'. Вернее, одного, камень я, даже фантазируя, ребенком считать не мог.

Но это Ольга — она была явно помешана на спасении Ивана и 'дыни', а меня эта её идея как-то не захватила. Я знал, конечно, что пойду до конца и понесу их даже на Северный Полюс, но только если Зумба будет идти рядом. А так, без Ольги, я не очень понимал, зачем все это надо. Да, что там — зачем? Я даже не понимал кто это. И как от ребенка и прозрачного яйца может зависеть наша жизнь. А кроме того, я даже не знал, куда точно надо доставить этот груз — Север большой.

В общем, как бы я не размышлял, чтобы не думал, все сходилось на том, что мне нужна Ольга. И вопрос нужно ставить не так — идти или ждать, а так — ждать здесь или идти искать.

'Надо пожрать, на сытый желудок думается легче'. Я решил сделать нормальный обед, с горячим, а то уже, сколько времени питаюсь всухомятку. В глубине души я понимал, что весь этот обед, на самом деле лишь для того, чтобы занять себя. Пока готовлю, пока ем, время будет идти, и не надо выбирать — идти или оставаться.

Вдруг Ольга и Илья, тоже где-то пережидали ночь и сейчас движутся вдоль реки — про себя помечтал я, — как раз к обеду подойдут.

Я набрал сухих дров — солнце уже давно выгнало из лесу утреннюю росу — без проблем развел небольшой бездымный костер и направился за котелком и консервами.

— Как ты тут, Ваня? — спросил я, шагнув в сумрак будки.

— Твою... — выругался я. На кровати лежали только две смятых пеленки.

— Где ты? — я кинулся к кровати и упал на колени. Опустил голову к полу и облегченно выдохнул: — Фууу...

Потом заполз под кровать и потянул ребенка.

— Что ты творишь?

Я вытащил младенца из угла, положил на матрас и сейчас пытался отцепить его ручки от голубого камня. В тех местах, где тело Ивана соприкасалось с яйцом, оно стало темно-синим, и постепенно, эта темнота захватывала весь камень. С большим трудом, мне удалось оторвать маленькие ладошки от камня. 'Ни хрена себе, силища!'.

— Блин! Будешь себя так вести, я опять тебе по жопе надаю!

До меня вдруг дошло, что от вчерашнего отвращения к этому существу не осталось и следа. И прикасался я к нему теперь, без малейшего предубеждения.

— Что происходит, Иван Иваныч? Почему, ты мне вдруг начал нравиться? Поколдовал?

Однако, немного подумав, я откинул какое-либо его влияние на меня. Похоже, я просто привык к нему. Он один и я один.

— На хрена, тебе яйцо? Ты боишься, что с ним что-то может случиться?

Тот пискнул, словно действительно, отвечал мне, потом сложил руки друг на друга и затих. Не могу поклясться, что понимаю его мимику, но мне казалось, он выглядит довольным.

— Чему радуешься? Что за яйцо подержался?

Я понятия не имел, что сейчас произошло, хорошо это или плохо? И подсказать было некому. На всякий случай, завернул яйцо-дыню в пеленку и положил на стол, подальше от ребенка.

— Слушай, мне некогда, у меня сейчас костер прогорит. Ты давай полежи спокойно, а я пойду, приготовлю поесть.

Я прекрасно понимал, что говорю на самом деле сам с собой, но мне от этой беседы было легче. И я решил — черт с ним! Буду сходить с ума дальше.

Я помешивал в котелке свое варево — полбанки тушенки и вода — ждал, когда закипит и глотал слюну. Запах был умопомрачительный. Я не выдержал, зачерпнул ложкой жижу, подул и поднес к губам. Попробовать я так и не успел. Из-за поворота реки вырвался вертолет. Он шел так низко, что на воде разбегались волны от воздушного потока.

Еще ничего не сообразив, я упал на землю. Вертушка проскочила за считанные секунды, и скрылась за деревьями. Увидели или нет? Вообще не должны — со стороны реки меня прикрывали кусты. Размышлять было некогда — паром, наверняка, привлечет их внимание. Я тоскливо глянул на готовую похлебку, потом решительно перевернул её в костер. Котелок я оставлять не собирался.

Быстро притоптал задымившие угли и побежал к парому. Но не успел — вертолет вернулся. Теперь он шел, с другой стороны, снизу. 'Сразу развернулся, значит, точно заметили'. Я опять упал и вжался в землю. Вертушка теперь летела не так быстро, хотя я понял, что зависать она не собирается. 'Может решили просто проверить на всякий случай подозрительное место. Наверное, понимают, что посудина на воде самое-то для ночлега. Твари воду не любят'.

В этот момент, перекрывая гул двигателя, по ушам хлестанула длинная очередь крупнокалиберного пулемета. Хотя тело требовало еще сильней вжаться в землю, я оторвал голову от травы. Стреляли в открытую пассажирскую дверь. В темном провале борта билась яркая звездочка. 'Восьмерка' опять ушла вдоль реки. Я вскочил и помчался к понтону — успею, пока они развернутся. Еще подбегая, я увидел, что натворил пулемет — в рифленых листах палубы строчкой светились вогнутые ровные дыры. Строчка пересекала весь понтон и будку. Сердце у меня екнуло. Я с ходу запрыгнул на дерево, с него на палубу, подскочил к будке и рванул дверь. В потолке светились дыры. Стол же просто развалился, пеленка, на которой лежало яйцо лохмотьями топорщилась среди обломков. Конец камню понял я, и тут заметил шевелившегося там же Иван а. Я только сейчас понял, что до сих пор держу в руках котелок — в горячке так с ним и бежал. Бросил его в угол.

Я схватил завизжавшего ребенка и кинулся обратно к двери. Здесь оставаться нельзя, если вернутся москвичи и опять пройдутся пулеметом по будке, тут искрошит все. Однако удержать в руках младенца, оказалось непросто — оказалось он еще сильнее чем я думал. Ручки оказались, словно отлиты из железа. Одним движением он разжал мои руки и выскользнул на пол. И теперь он не полз, а летел по полу. В одно мгновение, малец опять оказался там, откуда я его только что достал.

— Ты идиот, Ванька! Сдохнешь же!

Моя спина словно чувствовала направленный в неё ствол. Каждую секунду я ждал смертоносного ливня, а его все не было. Я уже хотел бросить этот голубой камень — что, в самом деле, не помирать же мне за компанию — но что-то в глубине души не дало мне это сделать. Я тоже упал на колени и принялся лихорадочно раскидывать обломки стола. Что же внутри яйца? Я ни капли не сомневался, что сейчас увижу осколки. Рваная пеленка, была прямым подтверждением попадания.

Он нашел его первым. Иван откинул кусок древесной плиты и завизжал так высоко, что звук ушел к самому порогу слышимости. Я скривился — звук заполнил все вокруг. Среди трухи под ребенком блеснула синева. Я поймал его и поднял вместе с яйцом. Оно было целым, но стало темно-синим, почти черным. Как оно уцелело — я не понимал: или ни одна пуля не попала в камень, или... Но размышлять было некогда.

Уже не пытаясь отдирать прилипшего к камню младенца я, прижал обоих к груди и побежал на улицу.

Еще внутри я почувствовал, что что-то изменилось вокруг, что-то было не так. Лишь когда выскочил наружу, увидел, что произошло. Понтон тонул. Дальним краем, где была будка, он проваливался в реку, а тот, что упирался в берег начал задираться. Крупнокалиберные пули сделали свое дело — наверняка, в днище дыры были уже не такие аккуратные как в палубе. Наверное, металл там порвало в клочья, и вода быстро заполняла танки.

Я на секунду замешкался, оценивая ситуацию, и почувствовал толчок. Приподнявшийся край, не висел больше перилами на пне, и река оторвала паром от берега. Я бы может быть еще успел бы выбраться на берег, но мысль о вещмешке и оружии, остановила меня. А через несколько секунд, бежать было некуда — расстояние между берегом и паромом стало быстро увеличиваться. Мелькнула мысль перебросить ребенка с яйцом на берег, а самому добраться вплавь, но я побоялся, вдруг пораню. А еще через несколько секунд было уже поздно — течение быстро выносило нас на фарватер.

Сторона с будкой тонула все больше. 'Лишь бы не перевернулся'. Ребенок, похоже, тоже что-то почувствовал — он замолчал и как будто съежился, но при этом яйцо так и не отпускал. Я положил их на горячую палубу и бросился в каюту. Надо забрать вещи и оружие.

Я сидел на матрасе и хмуро рассматривал проплывавшие мимо берега. Рядом на пеленке лежал Иван и задумчиво смотрел своими пуговками в небо. За ним лежало яйцо, оно успокоилось и опять стало голубым. День был прекрасным — солнечным, ярким, ветерок от воды нес прохладу, но мысли мои были мрачными, как осенняя слякоть. Мы плыли вниз по реке, и я ничего не мог с этим поделать. От меня теперь ничего не зависело.

Хотя если разобраться нам не так уж не повезло. Во-первых — вертолет больше не вернулся, видимо не увидев признаков жизни, они просто хотели затопить возможное средство переправы. Во-вторых — понтон так и не перевернулся, вода лишь притопила пробитую часть и паром, так и плыл, задрав один край. Ну и самое главное — все мы до сих пор живы. И я, и Ванька, и Яйцо. Раньше я относился к Яйцу как к неживому, как к камню, но после того, как увидел, что оно реагирует на то, что с ним происходит, мое отношение изменилось. Я даже стал разговаривать с ним тоже. И это общение, ничем не отличалось от разговоров с Иваном — тот тоже никогда мне не отвечал.

Однако плохого было все-таки больше. Теперь у меня не было еды и автомата. Я всегда знал, что крупнокалиберный пулемет — это совсем не то, что пять сорок пять, и даже не семь шестьдесят две. Сам видел, как всего одна пуля из Корда Павла ломала березу толщиной в мою ногу на той стороне дороги. И сегодня одна или две пули лишили меня сразу всех моих богатств. Вещмешок и вещи превратились в пахнущую тушенкой, липкую труху, а автомат разорвало на две части. Повезло еще что 'фэшка' не сдетонировала. Врыв гранаты внутри, разворотил бы всю будку. Но запал погнуло и теперь лимонка стала бесполезной железякой. И еще я до сих пор удивлялся, что на яйце ни царапины — на вид оно выглядело совсем не железным.

Кроме того, что я лишился основного оружия и пропитания, было еще одно — я плыл по 'воле волн' и я знал, что Ирмень не течет здесь прямо на север. На самом деле он делает большую дугу, сначала направляясь на запад, потом разворачивается и течет на восток. И лишь уже уйдя из нашей области, опять направляется, на северо-восток. Как я понял из слов Ольги, так далеко мне плыть было ни к чему. Так что каким-то способом надо было выбираться на берег.

Ну и наконец самое плохое — Ольга так и не появилась! Ни она, ни полуволк. Я не знал, что думать. Однако думать о том, что она мертва, я себе запретил. Не может быть такого, чтобы мы потерялись, через столько лет встретились опять, а через сутки снова расстались — теперь навсегда. Нет! Не для этого судьба сводила нас. Мы обязательно встретимся. А для этого надо, чтобы я выжил и был там, куда она меня отправила. Она обязательно придет.

Так что сейчас надо разложить по полочкам, что я могу сделать для этой встречи. То, что надо сделать сразу сейчас, и что я буду делать дальше.

Я хотел подняться и случайно оперся ладонью о палубу. Сразу отдернул руку — солнце нагрело железо до ожогов. Хорошо хоть есть матрас — его я вытащил сразу, как только понял, что мы плывем. Побоялся, что та сторона совсем уйдет под воду. А сидеть просто на железе, это то еще удовольствие.

Уже не прикасаясь к палубе, я вскочил и прошел в будку. Надо собрать то, что осталось от продуктов. Это было первое — больше что-нибудь поесть в обозримом будущем мне не светило. Дно котелка, куда я собрал все, что мог найти, закрыла неаппетитная масса. Тушенка, перемешанная с хлебцами, джемом, солью, сахаром и кусочками самого разнообразного несъедобного хлама. После того, как я выбрал из нее щепки, обрывки ткани и упаковки, получилась почти съедобная масса, объемом с обычную суповую миску. Я посчитал, что это нормально — сначала-то я вообще простился с едой. На сегодня и на утро завтра мне хватит, тем более, воды у меня хоть залейся.

Я бы мог вскипятить воду — разломанный стол пошел бы на дрова — и даже помечтал, что хорошо бы запивать это 'блюдо' кипятком, но вспомнил, что произошло в прошлый раз и решил, что лучше обойдусь сырой водой. Хотя, если сейчас тут появится вертушка, мне уже в любом случае конец.

После того, как я поел, жизнь, как всегда, показалась мне не такой уж и мрачной. Сытый желудок всегда влиял на меня положительно. Теперь надо было думать, как мне остановить паром, а то так я могу далеко уплыть. Хотя, скорее всего, понтон где-то все равно застрянет, теперь, перекошенный, он осел глубже, но, когда это будет — неизвестно. А мне надо быстрей, Ольга будет искать меня здесь, а не в соседней области.

Я в любой момент мог спрыгнуть и добраться до берега вплавь. И даже, наверное, дотащил бы Стечкин до берега. Надо только выждать, когда паром подплывет ближе к берегу. Но, вот мой груз... Теперь мне даже не из чего сделать плот, чтобы переправить ребенка и Яйцо. Спал я сегодня всего часа три или чуть больше, поэтому решил, что раз все равно ничего сделать не могу — посплю еще сейчас, ночью, скорее всего, не удастся.

— Ванек, ты вообще спишь когда-нибудь?

Спросил я, укладываясь поудобнее. Ответа я не ждал.

— И не спишь, и ни ешь. Мне бы так.

К моему удивлению, тот что-то пропищал, словно отвечая мне.

— Ого, ты со мной разговариваешь?

Я повернулся к младенцу. Но тот больше не издал ни звука. Ни хрена он не разговаривает, — лениво подумал я и перевернулся обратно на спину. 'Где же Ольга?' С этой мыслью я заснул.

Что-то не так. Ощущение этого разбудило меня. Еще не открывая глаз, я понял — паром не движется. Рука поползла к Стечкину, лежавшему под рукой слева. Просто рефлекс — будь кто-то рядом, я думаю, давно поднял бы меня пинком, или всадил клыки, не ожидая моего пробуждения. Все зависело от того, человек это или тварь.

Открыл глаза — небо. Оно уже начало терять голубизну дня. Я рывком сел. И вздрогнул. Рядом сидел Иван. Он внимательно рассматривал берег.

— Что за станция?

Тот не поддержал шутку, он просто не обратил на меня внимания, продолжая высматривать что-то свое. Я встал, оглянулся, и сон слетел с меня — паром застрял совсем близко к берегу. Я подбежал к ограждению и заглянул вниз. Даже сквозь темную Ирменьскую воду, было видно дно. Песчаная коса, намытая на изгибе, метрах в десяти от парома выползала из воды и превращалась в неширокую полоску пляжа. Потом небольшой луг, на границе с лесом обрамленный кустарником, а дальше Лес.

Все как я хотел — даже берег был тот, что мне надо.

— Ваня, все. Мы приплыли.

Думать о проблемах буду потом, сейчас надо действовать. Вода в любой момент может сорвать понтон с косы. Шанс упускать нельзя.

Но все-таки сначала я решил пройти в одиночку. Быстро разулся и снял джинсы.

— Иван, никуда не дергайся, я на минуту.

Все оказалось отлично, даже вода теплая. Сначала мне было по пояс, но быстро мельчало и через несколько шагов, я уже брел по колено. Песок хоть и расползался, но не засасывал — обычная речная отмель. Даже не доходя до берега, я развернулся и пошел обратно.

Первыми я перенес младенца, яйцо и свою одежду. Ребенка замотал обратно в пеленку, яйцо в свою куртку. Оставил их на тропе и вернулся на понтон. Во время своих прыжков я чувствовал, как его шатает и боялся, как бы он не уплыл. Поэтому сгреб, все, что могло пригодиться, и что мог унести. Разбираться буду на берегу. Я невесело улыбнулся — после каждой такой ревизии, количество полезных вещей неизменно сокращалось. Хотя сегодня, конечно, день — рекордсмен по невезучести. Что я буду делать ночью без автомата? Хотя в Городе считалось, что на этой стороне Ирменя тварей нет, но мне верилось с трудом. Если они заполнили весь Лес вокруг Города, то, что им мешает распространяться дальше? Хотя мне, наоборот, всегда казалось, что твари пришли из-за реки, с севера.

Я решил, что пока светло, схожу в лес и проверю на счет тварей — есть их следы или нет. И сделаю это сразу, чтобы не мучиться неизвестностью.

Натянул штаны, обулся, проверил Стечкин — патроны теперь на вес золота — и направился к лесу. Едва я шагнул в кусты, чуть не обделался от неожиданности. Прямо из-под моих ног шумно вспорхнула птица. Я выругался не хуже какого-нибудь грузчика. Эта неожиданная встреча, хотя и заставила мое сердце выпрыгнуть из груди, но в тоже время и дала надежду. Птицы очень редко появлялись на Посту, так что я одно время, даже считал, что они исчезли совсем. Мы думали, что это твари сожрали их, как и зверей.

Так что по моей логике выходило, что раз здесь есть живность, значит, твари отсутствуют. Как бы то ни было, но я прошел вглубь леса шагов двести, но не встретил ни одного когтистого следа. Другое дело, что и следов зверья не было. Так, что разведка много мне не дала.

Я вернулся на берег. И вовремя — похоже, у моего наездника начали проявляться какие-то чувства. Он опять стоял и смотрел на меня. Мне показалось, что он потерял меня и переживает. Не знаю, откуда это у меня взялось, на самом деле его личико абсолютно ничего не выражало. Наверное, я сам уже начал наделять его человеческими эмоциями.

— Не боись, парень. Никуда я от тебя не денусь.

Я присел на корточки рядом с ним и спросил:

— Ты бы лучше подсказал мне — что делать дальше? Идти на север или подождать Ольгу и полуволка?

Тот лишь глянул на меня и вдруг завалился обратно на траву.

Я улыбнулся:

— Хорошо тебе. Увидел, что я рядом — значит, проблем не будет. Игорек все решит. Можно отдыхать. Ладно, отдыхай.

Все-таки я решил подождать. Мне почему-то казалось, что Ольга и Гном пойдут той же дорогой, что и я. И сегодня я обязательно увижу их на той стороне.

Но увидел я не их. Похоже, доля невезения, отмеренная на этот день, еще не закончилась. На той стороне из-за поворота появился человек. Из кустов, на открытое место шагнул рослый мужик в пятнистом камуфляже. На груди автомат, руки на автомате, на руках обрезанные тактические перчатки. Спецназ. Москвичи. Он сразу уставился на понтон. Еще секунда и он заметил меня.

Я понял это, потому что мужик закричал и, срывая автомат, побежал вдоль берега. Выбора у меня не было — я быстро схватил то, что лежало рядом — это оказался нож, от которого я хотел отказаться, сунул его в карман, подхватил под мышки ребенка и яйцо, и помчался к спасительной стене леса.

Сзади раздался треск разрываемой ткани — короткая очередь из Калашникова. Меня ужалило в икру, я споткнулся и рухнул. Яйцо и Иван улетели вперед, в кусты.

* * *

Ольга психовала — она чувствовала, как ребенок зовет её, а она ничего не могла сделать. Все остальное, все, что сейчас с ней происходит — все было не важно. Важна была только цель, от которой она сейчас отклонялась. Надо прорываться — Игорь один не справится, он не понимает детей. Она уже в который раз пожалела, что бросилась спасать Илью. И его не спасла, и сама вляпалась. Однако так она думала, только когда тревога за детей особенно сильно сжимала её сердце. Когда немного отпускало, Зумба нисколько не сомневалась, что поступила правильно. Гнома, действительно, прижали и ему требовалась помощь. И она помогла. Другое дело, что спецназ вцепился мертвой хваткой и даже ночью им не удалось оторваться от них. А сегодня они так насели, что пришлось опять расставаться. Думали, если разорвем группу, будет легче. Но легче пока не стало.

Время сделало круг, и сейчас она сейчас сидела у той же скалы, где когда-то уже воевала и где её спас своим приказом незнакомый боец из охраны Добытчиков. И опять, так же как в прошлый раз она прижата спецназом из Центра.

Москва, похоже, знала что-то такое, чего не знала даже она — иначе, зачем ей вкладывать столько сил и средств в это дело. Одно то, что использовались вертолеты, которых как она раньше считала, и на свете не осталось — говорило о многом. Сколько горючего, патронов, и прочего — похоже, Москва так и осталась самой богатой, несмотря на прошедший апокалипсис. В прошлый раз, когда Ольга столкнулась с москвичами, они явно прибыли по наводке на Базу, и они все знали, про нее, про то, что она измененная. Это ладно — про Комплекс, они, конечно, могли знать, вполне возможно, что у них там шпионы, посаженные еще до войны. Даже не возможно, а точно — КГБ, а потом ФСБ никогда такие ведомства из виду не выпускало. Но вот откуда они узнали про детей? Нынче, они явно охотятся за ними. Сама Ольга узнала, что надо спасать детей только несколько дней назад, а в Комплексе об этом никто не должен знать. Даже та женщина — Елена Владимировна. Во всяком случае, так говорил Главный.

Размышления прервали. Усиленный громкоговорителем голос снова начал уговаривать её. Это продолжалось уже пару часов.

— Пошли вы... — прошипела Ольга. Однако подумала — а может сдаться? Если они действительно все знают, я им очень нужна. Но она тут же вспомнила, как к ней отнеслись спецназовцы, когда она попала к ним в руки прошлый раз. Лишь один вел себя по-человечески, остальные относились к ней, как к твари. Нет, ну вас на хрен.

Но, больше ничего в голову ей не шло. 'Ладно, раз убивать вы меня не хотите, я еще потяну время. Может, дотянем до темноты. А там глядишь, и Илья со своими подоспеет'. Она хорошо помнила, как в прошлый раз произошло подобное. Она опять подумала, что время вернулось на ту же колею. Ситуация почти повторялась и игроки все те же. Может и с рекой получится как в прошлый раз? Нет, теперь этот номер не пройдет. Прикрывать её некому, только побежит, сразу подстрелят и раненую возьмут. Они бы и сейчас это сделали, но здесь в скальной выемке, прикрытой деревьями и кустами, они её не могут разглядеть. А ей, любой нападающий виден как на ладони, перед самой скалой надо лежала неширокая поляна.

Патронов у нее, конечно, маловато, но их никогда много не бывает. Кроме того, еще есть граната. Она пожалела, что Ф-1 отдала, надо взять себе — она помощнее, а Игорьку ргдэшку отдать. Прекрати — оборвала она себя, — ты не знаешь, как он там. Может, ему она будет нужней. Связь с детьми оставалась и пока она чувствовала, что все в порядке. Они звали её, но только потому, что она им ближе, чем Игорь, почти одной крови, как сказала тогда медсестра. Однако Ольга все равно переживала, как и Илья, ведь дети это было главное в этом мире.

Сначала, после контакта, Ольга пыталась анализировать свои чувства — слишком уж вдруг, она поняла, что, только вернув детей можно все исправить. Однако всего за пару дней, эта мысль настолько овладела ей, что уже не надо было никакого анализа — она просто знала, что это правда. Теперь главная её задачи — спасти и вернуть детей, определяла все её поведение. Все остальное, так же жило в ней, но на время отступило. Только одно чувство еще могло поспорить с этой главной установкой — Игорь.

Она никак не ожидала, что на Посту окажется Игорек. Когда она поняла, что это он — тот самый мальчик, который приходил к ней во сне, чувство опять захлестнуло её. 'Игорь, наверное, подумал, что я холодная сучка, и забыла его'. На самом деле встреча настолько всколыхнула её, что на время даже затмила главное — она чуть не забыла про детей. Но потом все вернулось и в Ольге поселилось две равные ценности — дети и Игорь. Она должна спасти и то, и другое — иначе спасение будет не полным. Она не понимала всего, и не могла себе объяснить, как это, но чувствовала, что это так. И не надо никаких доказательств.

— Даем тебе еще полчаса, но это последние, — голос из мегафона был молодым, но твердым и уверенным. Сразу чувствовалось, что человек привык приказывать. — Оля, обдумай хорошо, что я скажу — время у тебя еще есть. Не дело людям убивать друг друга. Мы же не твари.

Ольга могла бы поклясться, что, когда мужик говорил последние слова, он запнулся. Это сразу смазало весь смысл обращения. 'Врешь, ты меня как раз, человеком не считаешь'. Когда она побывала у них в плену в прошлый раз, её прямо называли тварью. Это, кстати, еще раз подтверждало, что они откуда-то знали про измененных. Ну, а то, что они знали её имя, подтверждало версию о шпионе в Комплексе.

— Время пошло.

Он замолчал. Ольга опять задумалась, хотя сдаваться она не собиралась, но и умирать ей было нельзя — если погибнет, главная задача окажется невыполненной. Игорек хороший парень и все равно сделает то, о чем она просила, но он не знает всего. Не знает, куда надо идти, не может разговаривать с детьми, и еще она боялась, что он вернется за ней. С него станется. 'Если прижмет совсем, придется сдаваться. Как-нибудь выкручусь. Гном поможет'.

Илья уже два раза вытаскивал её из дерьма и, если не погиб — а в это она не верила, она бы почувствовала — придет снова. Вчера она немного рассчиталась с Ильей — тоже спасла ему жизнь.

Ольге повезло — она почти сразу вышла туда, куда надо. Полуволка спецназовцы оставлять в живых не хотели и, когда он забился в густые заросли на дне небольшого оврага, никто туда лезть за ним не собирался. Солдаты окружили овраг и сверху простреливали чащу.

Зумба услышала близкие выстрелы, перешла с бега на шаг, а когда заметила между стволов фигуры людей, то и вовсе поползла. Спецназовцы, похоже, не ожидали, что Ольга вернется, все были заняты добиванием Гнома. Она поняла, что это он — бойцы переговаривались и называли спрятавшегося тварью. А тварь, живущую днем, она знала только одну — Гнома. Они не прятались, расхаживали и стояли во весь рост — знали уже, что твари не стреляют. Ольга нашла удобное место под кустом ольхи, удобнее пристроила Вал на оголившемся корне и начала вылавливать в прицел ближних противников. Она успела вовремя — справа от нее спецназовец только что зарядил подствольник, вскинул автомат и знаком показал остальным, чтобы начали стрелять. Ольга поняла, что он хочет — ждет, чтобы Илья хотя бы дернулся, чтобы уловить движение кустов. Тогда всадит туда гранату.

Она не стала ждать и выстрелила первой. В громе выстрелов щелчок бесшумного автомата никто не заметил. Спецназовец упал в овраг, прямо в кусты. Ольга сразу перевела прицел на другого, тот как раз повернулся и заметил, что его сосед исчез. На секунду он застыл в недоумении, ей этого хватило. Второй спецназовец упал на спину, пуля откинула тело назад. Теперь оставались мгновения до того, как солдаты поймут, что у них появился еще один враг.

Но глазастый Илья, похоже, все увидел и сообразил первым — из оврага вылетела черно-зеленая молния. Ольга, молча, замахала рукой. Приземлившись на все четыре лапы, волк крутнул головой, сразу засек Ольгу и метнулся к ней.

Через пару часов, когда начало смеркаться, они решили, что оторвались. Они несколько раз останавливались и, затаив дыхание, вслушивались в лес. Бежали они со всей скоростью, насколько это вообще возможно в диком лесу. В чистой сосновой полосе, они развили скорость как на беговой дорожке, но бежать по ней было нельзя — слишком хорошо она просматривалась, а от пули не убежишь. Поэтому пришлось свернуть обратно в смешанную чащу. Здесь бежать было труднее, и они сразу замедлились, но все равно их скорость, была не сравнима со скоростью бега обычного человека. Спецназовцы безнадежно отстали.

Ну а когда тени стали густеть, предвещая, что скоро проснутся хозяева ночи, они поняли, что спасены. Москвичи, похоже, не захотели становиться смертниками и решили выбираться из леса.

Ночь прошла спокойно. Илья попросил только не разводить костер, так ему будет проще организовать ночлег. Ольга, не смотря на свою выносливость, за сегодняшний день вымоталась. Поэтому не стала спорить, когда Гном предложил ей первой залечь под вывернутыми корнями, упавшего дерева. Она наломала веток, сунула автомат под бок и через пять минут отключилась. С ходу она попала в цветной мир, где не было погонь, стрельбы и зла. Там были только она и Игорь и еще кто-то, кто шептал что-то хорошее в стороне. Ольга никак не могла разглядеть его, но вдруг поняла это спасенный ребенок и зовут его Иван. Он сидел на траве, и ласково глядел на них с Игорем, второй ребенок лежал рядом и спал. Ольга удивилась — почему Иван? Ведь его звали совсем по-другому. Она спросила. Ответ услышать она не успела. Кто-то осторожно толкнул её в плечо.

— Ольга, возьми, поешь, — Илья толкал ей что-то в темноте.

Голод мгновенно проснулся. Ольга схватила, то, что он подал, и привычно, стараясь не думать, что это, начала рвать и глотать сырое мясо. Какой-то зверек, поняла она, обгрызая мелкие косточки. Однако эта мысль уже не вызывала не отторжения, ни тошноты. 'Я привыкаю к такой пище, — встревожилась она. Но голод был сильнее, и она доела все. И даже попробовала разжевать косточки, но это ей не далось — зубы не те.

Как всегда, теперь было, после еды она почувствовала прилив сил. Она вспомнила Игоря, вот бы сейчас остаться с ним. Ольга даже выругалась — что, блин, за мысли? Думай о том, как выжить и отвести детей на место, а не о мужиках. Чтобы отвлечься, она предложила Илье сменить его, но тот отказался.

— Еще темно, ты можешь, что-нибудь не то сделать и тогда припрутся дикие твари. Лучше поспи еще. Я подыму тебя, как рассветет.

Он поднял её уже незадолго перед рассветом. В лесу было уже вовсю светло.

— Почему так поздно.

— Ты так сладко спала, — волк ощерил зубы в подобии улыбки и добавил. — Мне много сна не надо. Пары часов вполне хватает. Сейчас тепло. Когда холодно, тогда да, надо отдыхать больше.

Ольга и сама уже почувствовала подобное, видимо, тоже эффект перестройки организма.

— Ладно, — улыбнулась она в ответ. — Надеюсь, сегодня день будет удачней. Догоним Игоря с детьми, и дадим тебе отдохнуть.

Но день оказался еще хуже, чем вчера. Спецназ решил отыскать их во что бы то ни стало. И первой ласточкой был рев, промчавшегося над головой вертолета.

Значит спецназовцы уже в пути, а у них такие заметные следы. Когти и армейские ботинки — сразу понятно, что за парочка тут прошла.

Гном вскочил, словно бы и не спал. Не сговариваясь, они стали собираться. Вернее, собиралась Ольга, а Илья в это время уже успел пробежаться вокруг, вдруг попадется след Игоря.

Они снова пошли, теперь быстрым шагом, бежать сегодня нельзя — можно пропустить след Игоря. Если его потерять, тогда все, что они сделали, окажется напрасным.

След они нашли — Игорь шел, как она ему сказала — вдоль берега вниз по реке. Однако идти за ним было опасно, вдруг выведут врагов прямо к детям, поэтому они опять решили разделиться, чтобы раздробить спецназ и начали кружить, то уходя вглубь леса, то возвращаясь к реке. Хотя московские были настоящими спецами, на их стороне было небольшое преимущество — они знали лес и были неутомимы и быстры.

И все-таки спецназовцам удалось загнать её в ловушку. Это случилось после того, как она вдруг почувствовала, что с детьми происходит что-то плохое. Надо было срочно бежать туда, она перестала думать о тактике и поплатилась — в очередной подход к реке, её отрезали от леса. Слишком много сегодня было людей с той стороны.

Поэтому она и психовала — ребенок звал, а она не могла уйти.

Ольга понимала, что в то время, которое ей дали на размышления, спецназ не сидит сложа руки, наверняка, сейчас подползают, сжимая кольцо вокруг нее. Но стрелять, скорее всего, не будут, она нужна им живая и целая. Стрелять, чтобы ранить, будут только в крайнем случае. И поэтому, даже дернулась, когда услышала выстрелы. Дальше пошло еще интересней, в лесу начался бой.

Кто это? Ольга напряженно вглядывалась в зеленую чащу за полянкой, словно могла, там что-нибудь разглядеть. 'Неужели, Добытчики или Восточники? Да, эти могут. Отомстить за своих они обязаны, иначе никто с ними считаться не станет'. Зумба не сомневалась, что москвичи расстреляли возле Поста и тех, и других. Если Москва до сих пор жива и может организовывать такие экспедиции, то у них нет проблем с золотом. В России до Войны был громадный золотой запас. Так что ни Добытчики, и ни, тем более, Восточники для них не важны.

В любом случае, кто бы там не был, они работали пока на Ольгу.

И вдруг она поняла кто там, кто напал на спецназ с тыла. Это не принесло никакой радости — если для спецназа, она была просто добычей, которую во что бы то ни стало надо было захватить, то для этих она была предателем, и каждый хотел отомстить ей за кровь бойцов Самообороны и преданную клятву. Ольга, опять услышала боевой клич Базы, тот, что курсантом, когда-то сама орала до посинения и поежилась — с людьми базы ей встречаться никак нельзя. Она вспомнила безумные глаза генерала Волошина и зло выругалась:

— Хрен вам!

Однако бежать было некуда, и придется ждать чем все закончится. 'Лучше бы всего, чтобы они перебили друг друга, — думала она, поглаживая автомат. — Сразу бы все проблемы снялись'. Ольга прислушалась. Похоже, База побеждала, их было явно больше. В бой вступали все новые и новые автоматы и клич уже звучал почти победно. 'Вот жизнь — только обрадуешься, а оказывается все только хуже становится'.

В лесу справа один за другим, раздались сразу два взрыва, а потом злые крики нападавших. По долетевшим до нее обрывкам фраз, она поняла, что москвичам удалось прорваться. 'Все-таки они, действительно, спецы. Мы против них шпана'. Она вспомнила инструкторов комплекса, вот те были настоящими асами. Ольга усмехнулась, — 'Наверное, с московскими из одной конторы'.

Через какое-то время все стихло. 'Похоже, преследовать их не стали. Значит, и эти только за мной'. Ольга не удивилась, она знала, что База её просто так не отпустит — слишком много она значила для Волошина.

На поляну, прямо напротив Ольги вытолкнули двоих бойцов, уже без оружия и касок. По форме Ольга сразу поняла — спецназ. У обоих лица были залиты кровью, похоже, их били. Кроме того, оба были ранены, у одного плетью висела левая рука, второй подволакивал ногу. Вся штанина, от бедра до ботинка была темной от крови. 'Значит, не все смогли уйти, и спецназ вернется. Вряд ли бросят своих. Наверное, надо ждать вертолет'.

Сзади, прикрываясь телами раненных как щитом, из леса вынырнули три человека. Все трое в черной форме Самообороны. Ольга пригляделась и закусила губу — одного из троих она знала очень хорошо. Борис Танасийчук с позывным Волк. 'Вот и встретились'. Ольга смотрела только на того, кого она пообещала когда-то убить. Неужели он, правда, разорвал девочку и её отца? Если, это окажется правдой, она сделает, что обещала. Это она твердо знала — потому что пообещала это не только Елене Владимировне, но и памяти своего, забитого когда-то мародерами, младшего брата.

— Ольга, — махнул рукой Волк. — Это я. Узнаешь?

'Так и есть, за мной. Еще и этого послали'. Она горько усмехнулась и подняла автомат.

— Узнаю. Стойте там. Ты помнишь, я метко стреляю. Тебя точно завалю.

— Успокойся, милая, — издевательски улыбаясь, ответил Борис. — Давай поговорим.

Однако они не остановились и толкали раненных бойцов вперед. Вся троица только еще больше сгруппировалась и старалась не выглядывать из-за спин москвичей. Понятно, что эта наглость, в духе Бориса была лишь отвлекающим маневром, Ольга не сомневалась, что сейчас по кустам, её обходят другие бойцы. 'Плохо будет, когда обойдут и на скалу заберутся'. Она ждала этого от спецназа, но те не успели. Зумба знала, что и эти её убивать не будут, во всяком случае до смерти — Волошин на это вряд ли пойдет. Но искалечить могут, так что снайпер вполне может сейчас выбирать позицию, пока здесь пред ней разыгрывают спектакль.

Она опять почувствовала, что ребенку плохо, он хочет, чтобы она была с ним. И, похоже, что-то с Игорем. Надо кончать этот балаган. Придется, делать то, о чем думала, когда тут были еще спецназовцы — сдаваться. Если, подстрелят все станет гораздо сложнее, сбежать будет трудно. Да и злить их не надо — пусть порадуются. Она надеялась, что полуволк так глупо не попадется. А если он жив и на свободе, то обязательно появится и даст знать о себе. В действиях Самообороны для него загадок нет, Гном сам был командиром группы. Ну и еще она была уверена, что скоро объявятся москвичи — вряд ли им отменили приказ и тем более двое их людей здесь. 'На месте Бориса, я бы бегом своих людей отсюда уводила'.

— Я сказала, стойте там. Я сдаюсь.

— Вот и молодец! — в голосе Бориса слышалось плохо скрытое злорадство. — Я знал, что ты разумная девочка.

Компания остановилась, но ни один из-за спин раненных, не вышел.

— Давай, Оленька, не тяни. Выкинь сначала автомат, и все остальное, чем ты людей кончаешь. Только потом сама.

Больше не сомневаясь, Ольга взяла автомат за ремень и решительно шагнула через кусты.

— Стой! — закричали сразу несколько голосов, едва она появилась на полянке. — Оружие!

Зумба усмехнулась и бросила Вал перед собой.

— Остальное тоже выкладывай, — Борис, лучившийся самодовольной улыбкой, вышел из-за спины спецназовца.

Оба других тоже перестали подталкивать москвичей, и те тяжело опустились на землю. Бойцы Волка тут же направили автоматы на Ольгу. В их глазах Зумба прочитала настоящий страх. 'Они меня так бояться?! Почему?'

— Иди, проверь, — подтолкнул Волк одного. Потом язвительно добавил. — Только смотри осторожнее, у девочки, теперь когти как у твари.

Он взглянул в глаза Ольги.

— Зумба, я же верно говорю? Ты теперь и без оружия можешь разорвать любого из них?

Так вот чего они боятся, — поняла Ольга.

— Нет, — Ольга не отвела взгляд. — Я не убиваю людей.

Борис рассмеялся.

— А это что? — он обвел рукой вокруг. — Ты просто в войнушку играла?

— Я не убиваю людей ради удовольствия. Особенно маленьких девочек.

— Заткнись, дура!

Борис подскочил к ней с перекошенным лицом. Ольга напряглась и приготовилась к схватке. По тому, как испуганно взглянули на Волка его люди, она вдруг поняла, что все правда, никакого подтверждения не надо — он действительно убил девочку. И возможно, не только её.

Борис, однако, сдержался, он лишь подошел совсем рядом и прошипел ей в лицо, так чтобы не слышали остальные:

— Только не гони мне, что тебе не хочется убивать. Ты такая же, как я.

Потом засмеялся и ехидно спросил:

— Наверное, есть хочешь?

Сука! — подумала Ольга, но ничего не ответила. Голод, действительно, начал уже поднимать свою голову. Времени с утреннего перекуса прошло достаточно, а калорий она сегодня сожгла с избытком.

Борис свистнул, и из кустов высыпали бойцы. Некоторых Ольга узнала, однако они прятали глаза, как только она встречалась с ними взглядом. 'Понятно, все наслышаны, как прорывалась из Комплекса, да, наверное, еще и приплели достаточно. Ну и ладно. У меня своих проблем полон рот'. Словно больной зуб, не давало успокоиться чувство необходимости быть сейчас с детьми. Теперь уже точно оформилось понимание, что с ними все нормально, но какие-то проблемы у Игоря. Однако она поняла, что он жив и можно потянуть какое-то время и попробовать выкрутиться с меньшими потерями, а не пробиваться, не взирая ни на что.

Какой бы сволочью, она не считала Бориса, но дураком он не был — собрав всех, он приказал надеть на Ольгу наручники и срочно уходить, почти слово в слово повторив её мысли о возвращении москвичей. Ольга спокойно подставила руки, помня о том, как она сняла 'браслеты', надетые ей спецназовцами.

К её удивлению, раненных пленных с собой не повели. Они так и оставались сидеть, привалившись друг к другу, когда Ольгу повели в лес. С ними остался только Борис, все остальные, торопясь, словно убегая, покинули поляну.

— Не оборачивайся! — скомандовал парень, подталкивавший её стволом Калашникова. — Нечего там смотреть.

Борис догнал их минут через десять. Когда он, обгоняя колонну, прошел возле Ольги, она уловила его довольный взгляд. Волк — еще один сумасшедший с Базы, констатировала она. И лишь когда тот уже прошел, Зумба поняла, что мокрые пятна на его груди и рукавах, это кровь.

— Он что, убил их что ли?

Шагавшие рядом бойцы, только бросили на неё испуганные взгляды, но ни один не ответил. Хотя выстрелов не было, но Ольга все поняла.

— Сука! — теперь уже вслух выругалась она в спину Волку. — Совсем озверел.

— От такой слышу, — не оборачиваясь кинул он, и ускорил шаг.

* * *

Похоже, он паникует — я с удивлением смотрел на Ивана. Тот опять выполз из своей пеленки и, встав грибом возле меня, уставил свои черные бусинки на мою рану. То, что он нервничает, мне показалось из-за того, что, увидев простреленную икру, он замычал, зашатался и чуть не упал.

Рана оказалась не опасной — пуля прошла навылет, не зацепив кость. Однако идти я теперь мог не быстрее черепахи. При каждом шаге, как только я напрягал икру, боль пронзала ногу. Но уходить все равно надо — на той стороне, бойцы развили нездоровую активность. Я, думаю, они поняли кто я, так что теперь они не отстанут: или найдут, как переправиться, или высадят десант, где-нибудь на этой стороне. Что так плохо, что по-другому.

— Парень, что с тобой?

На мои слова он никак не среагировал. Я и не ждал. Я уже привык, что это чудо, хоть и было живым, и, как мне казалось, разумным, на мои слова не реагировало. Так, что разговаривал я вроде как сам с собой.

То, что произошло со мной несколько минут назад, немного пугало меня. Я никак не думал, что могу терять память, но другого объяснения не было. Похоже, в шоке после ранения, схватил Ивана и яйцо и пробежал еще минуту. Подобные истории, типа, как парню твари оторвали руку, а он еще полчаса отстреливался, я, конечно, слышал, но не верил. А вот теперь сам.

Когда пуля догнала меня, то словно гигантская оса ужалила меня в ногу. Я упал, Иван и яйцо вылетели у меня из рук и улетели вперед. Но, как мне казалось, я не терял сознания. Может на какой-то краткий миг, я закрыл глаза, когда падал, но, когда открыл — лежал совсем не на берегу. Я был как раз на этом месте, где нахожусь сейчас. Рядом стоял Иван и лежал синий камень. Берега не видно, лишь, когда привстал, разглядел через чащу отблеск реки. Примерно метров сто.

Я сплюнул — другого объяснения у меня не было, значит, шок. То, что у меня провалы в памяти, я не верил. Никогда не было, и вдруг начались? Мне всего двадцать один, здоров как бык. К черту!

— Вот так, парень. У людей бывает. Главное я вас не бросил.

Мне и, правда, было приятно, что я вынес их. Я, кажется, начал привык к этому непонятному человечку. И, черт возьми, похоже, даже привязался. Как это произошло, я не понимаю — когда я в первый раз увидел Ваньку, так даже испугался. Слишком недетский был у него взгляд. Мне даже на руки взять его было страшно.

Я оторвал от пеленки Яйца ленту, и перетянул ногу. Обрабатывать было нечем. На Посту у нас была аптечка у Лены, но уходить пришлось слишком быстро, и в горячке, я забыл про это нужное дело. Я встал, постоял, потом шагнул. Хреново. Надо какую-то палку, чтобы опираться. Этого добра, слава богу, вокруг была куча, и через пару минут я выбрал тонкую березку. Еще пять минут и палка готова.

— Иван Иваныч, а ты ножками идти не сможешь? — пошутил я. — А то меня хоть самого неси.

Тот понимающе посмотрел на меня и, как всегда, промолчал. Вот еще была загадка — какими бы взрослым не казался его взгляд, на самом деле он, конечно, был грудничком. Конечно, насколько я это понимал — большого опыта у меня в этом не было. Но он стоял и мог ходить, хотя, как мне помнится — ребенок должен вырасти гораздо больше, прежде чем пойти. Однако в современном мире, где мутации правят бал, теперь возможно все.

Я взял малыша и начал пеленать — как всегда удивляясь — ребенок, как ребенок, все на месте. Но то, что он не пьет и не ест, и соответственно не испражняется, сразу ставило крест на обычности. Я ничем не мог этого объяснить, и по своей привычке, постарался отбросить эти мысли. В конце концов, все всегда выясняется. В голове у меня появились кое-какие соображения, но подтвердить или опровергнуть их могла только Ольга.

Я посчитал, что Иван Иваныч, скорее всего, продукт той же лаборатории, что поработала над Ольгой, и над Ильей. Представляю, какой это будет прорыв, когда солдату, месяцами не надо будет не пить и не есть. Похоже, теперь возможно все — я же не удивляюсь тому, какой стала Ольга, или тому, что человек Илья, превратился в тварь. То, что до войны я видел только в голливудских фильмах, сейчас оживает наяву.

Надо было еще пристроить яйцо, теперь без вещмешка, мне придется плохо. Одна рука нужна мне чтобы опираться на палку, в другой Ваня. Пришлось изобретать. Из своей куртки я соорудил сумку. Застегнул, подвязал, подмотал еще одним куском пеленки. Рукава связал вместе и одел через плечо, сдвинул импровизированную сумку за спину, встал и покрутился. Нормально, идти можно.

— Ну, что, Ванюша, поехали, — я прижал ребенка одной рукой и, опираясь на палку, шагнул. Боль пронзила ногу, однако я удержался, закусил губу и сделал следующий шаг. Через какое-то время, боль стала не такой острой, и я начал выбирать дорогу. Хотя главное сейчас было, как можно дальше убраться от берега, но идти в любом случае надо было на север, это был единственное из того, что я знал.

Как бы медленно я не брел, думаю, за час я прошагал не меньше километра. Конечно, если преследователи переправятся и пойдут по моему следу, они настигнут меня очень быстро. Но на это, они, похоже, не пошли.

Звук вертолета, пролетевшего вдалеке справа, подтвердил мои мысли. Значит, вызвали подмогу и сейчас ищут место для высадки. Я молился, чтобы нигде рядом не оказалось полян. Чем дальше от меня они высадятся, тем дольше будут искать.

Присесть я себе позволил только, когда понял, что скоро упаду. Я выбрал сухое место под кустом, и почти упал. Положил рядом малыша, снял куртку с яйцом и вытянулся на старых листьях. Сразу решил, что сделаю нормальный длинный перерыв, отдохну, а потом уже буду шагать до вечера. Про ночлег я старался не думать. Хотя до сих пор мне не попался ни один след твари, но расслабляться не стоило.

— Иван, спишь?

Услышав мой голос, малыш открыл глаза, глянул на меня взрослым взглядом и закрыл их снова. Похоже, опять заснул. Я поудобней пристроил нывшую раненную ногу, вытянулся и начал обдумывать свое положение.

А положение было хуже некуда — за один день я потерял все: оружие, продукты и главное — здоровье. Нога меня очень беспокоила, надо было бы подлечить рану, но останавливаться нельзя. Но еще больше я переживал за Ольгу. Уже скоро сутки, как она ушла выручать полуволка. Если она не вернется... К черту! Я усилием воли прогнал эту мысль. Она вернется! Ольга теперь настоящий супермен, а там еще и Гном. Никуда они не денутся, скоро найдут меня.

Из оружия остался только Стечкин с двумя обоймами, и нож. Против зверей если они еще остались в лесу, пойдет, а вот против тварей этого совсем мало. Они поодиночке не ходят. Ну и, конечно, проблема с едой, желудок уже вовсю напоминал о себе. И ни одна из проблем не зависит от меня. Кроме еды. Это я постараюсь решить. Если здесь действительно нет тварей, должна быть другая живность, которую можно съесть. Ну и еще есть ягоды. Наесться ими, не наешься, но с голоду умереть, они какое-то время не дадут.

Усталость брала свое — я задремал. Проснулся я от того, что меня кто-то начал тормошить.

— Иван, ты что делаешь?

Тот сидел возле меня и, ухватившись ручкой за футболку, дергал во все стороны. Я привстал и посмотрел ему в глаза.

— Блин, Ванька, никакой ты не младенец. Правда?

Он как обычно ничего не ответил. С сознанием выполненного долга он отполз, однако продолжал встревоженно смотреть на меня. Если он и был младенец, то явно вундеркинд. Я уже не сомневался, что он что-то понимает и взрослый взгляд не просто мне кажется.

— Что ты так смотришь? Не нервничай, я уже встаю.

Разбудил он меня вовремя, так бы мог и до темноты проспать. Пора идти. Я пошевелил раненой ногой — терпимо, перевернулся и начал вставать. Однако подняться я не успел — что-то мелькнуло и небо упало мне на голову.

* * *

Они почти бежали через лес. Однако даже торопясь, группа как можно дальше обходила все темные места. Ольга усмехнулась, у нее такой рефлекс — никогда не соваться туда, где возможно сидят твари. К её удивлению, Борис вел всех к дороге, Ольга начала узнавать места и встревожилась. Зачем к дороге? Сейчас надо уходить только по лесу. Вертолет одной очередью выкосит всю группу. Ей не было жалко бывших сослуживцев, тем более этого ублюдка Бориса — сами напросились. Но вот то, что в таком случае можно ненароком погибнуть и самой, в её планы никак не входило. Кто тогда доставит детей на место? И Игорь — ведь мы только встретились.

Они действительно вышли на дорогу, но не на ту, когда-то асфальтированную, что шла около Поста. Это была одна из тех, теперь почти заросших дорог, которые раньше вели от главной дороги к небольшим деревням или фермам, а сейчас по ним катались лишь патрули Самообороны. Да и то в исключительных случаях — горючее сейчас на вес золота. У Базы, конечно, громадные запасы, готовились к изоляции на годы, но навсегда их все равно не хватит.

— Стой! — Они остановились, не выходя из леса. Волк впереди, кого-то пытался вызвать по рации, однако ответа не было. Он попробовал несколько раз, с каждым разом говоря, все громче и громче. Под конец, уже закричал и со злостью швырнул рацию на землю.

— Суки! Уснули? Поубиваю!

Он подозвал двоих и отправил их вперед. Остальным приказал рассредоточиться. Минут через десять, рация заговорила:

— Волк! — голос был нервный и испуганный. — Наших нет!

Танасийчук подхватил рацию с земли и заорал:

— Как нет?! Вы там охренели, что ли? А машина?

— Машина на месте.

— Ждите.

Борис приказал одному остаться с Ольгой, а остальным рассредоточиться и идти за ним.

— Головой за нее отвечаешь! — он грозно глянул на оставшегося.

— Есть, командир!

— Хотя нет, пусть она идет с нами. Смотри в оба. Если, что — прострели ей ногу.

И со смешком добавил:

— На ней как на твари заживет.

— Обыщите все! — Борис был не в духе. Машина — обычный базовский ГАЗ-66 — действительно, была на месте. Её загнали в лес и спереди, от дороги прикрыли срубленными кустами. Однако людей — как Ольга поняла, двоих — нигде не было. Злость Бориса можно было понять — следов борьбы вокруг не было, значит, бойцы отошли куда-то сами. Надо было торопиться, и после недолгих поисков вокруг, Волк приказал выгонять машину на дорогу.

— Я сам поведу. А эти козлы пусть идут пешком и всю дорогу молятся, чтобы я их не убил.

Группа начала собираться, но вдруг из леса раздался крик. Кричал кто-то из бойцов Бориса. Крик быстро захлебнулся.

— Вперед! — Борис первым, бросился туда. Заклацали передергиваемые затворные рамы Калашниковых, и бойцы побежали за ним. Тот, что присматривал за Ольгой, тоже рванулся — Ольга даже обрадовалась — но вовремя сообразил и остановился.

— Даже не думай, — пригрозил он Зумбе. — Мне плевать, что тебя живой надо. Пристрелю и все. Жизнь дороже.

Судя по побелевшим пальцам на скобе автомата, он готов был сделать это и сейчас. Ольга, успокаивающе улыбнулась.

— Прекрати. Я не дура, с браслетами убегать. Сдохну в лесу с ними.

Похоже, парень поверил и немного расслабился. В это время лес взорвался криками, и тотчас загремели очереди.

— Восточники! — Ольга и конвоир выкрикнули это одновременно. Среди выстрелов был слышен клич, прославляющий Аллаха. Парень явно терял голову, он испуганно взглядывал то на Ольгу, то в лес, где гремели выстрелы. Она поняла — надо действовать сейчас, другого случая может не быть.

— Что смотришь?! — заорала она, не давая ему опомниться. — Беги, помогай. Я никуда не уйду. Еще жить хочу.

Для убедительности она показала ему скованные руки. На лице парня отразилась борьба, секунду он еще сомневался, а потом сорвался с места.

Однако убежать боец не успел. Ольга увидела опасность, но предупредить уже не успела. Из кустов за машиной выскочил длинноволосый бородатый мужик с зеленой повязкой на голове. Он был весь забрызган кровью, в руках длинный прямой кинжал, тоже окровавленный. Глаза сверкали. Восточник кинул бешеный взгляд на Ольгу и проскочил мимо, вдогонку за парнем.

'Посчитал неопасной, — поняла она. — Девка, да еще и связанная'. В кустах началась свалка, бородатый настиг самооборонца. Ольга обхватила кольцо наручника кистью правой руки и яростно стала стягивать. Она напряглась и, не обращая внимания на кровь, потянула изо всех сил. И, вдруг, как и в прошлый раз, кисть вытянулась и стала тоньше, 'браслет' слез с руки.

Она, не раздумывая, кинулась в кусты. Восточник уже одолел парня — он прижал его к земле и пытался воткнуть нож тому в грудь. При этом он что-то кричал по-своему, а парень только хрипел. Глаза его были полны ужаса, он с трудом, обеими руками удерживал руку с кинжалом. Бородач в это время, свободной левой бил и бил бойца в лицо, превращая его в кровавую маску.

Парень увидел Ольгу и умоляюще что-то зашептал. Он на миг отвлекся и этого момента восточнику хватило. Длинный клинок проткнул парня насквозь. Ольга не успела.

Она зарычала как ночная тварь, поймала голову бородатого в захват и одним движением свернула её. Восточник начал биться в агонии. Ольга откинула тело, глянула в затухающие глаза парня, и глухо рыкнула — огонь схватки в крови еще продолжал гореть — потом схватила отлетевший в сторону автомат, закинула его на спину и столкнула горца с мертвого бойца. Выдернула кинжал и полоснула по ремню самооборонца. Сорвала подсумок с магазинами и, не скрываясь, рванула через дорогу в чащу. Больше задерживаться было нельзя — кто бы ни победил, ей ничего хорошего не светило.

* * *

— Откуда же ты, маленький? Чем тебя покормить?

Я слышал это сквозь туман и никак не мог очнуться. Голова страшно болела, и я никак не мог разлепить глаза. Наконец я их разодрал, но широко они все равно не открылись. Мир вокруг пришлось разглядывать сквозь щелки.

Все тело затекло, я дернулся, но не смог даже перевернуться. Наконец до меня дошло, что я связан. И связан основательно — так что шевелить я мог только головой. С трудом ворочая шеей, я повернул гудящий котел, который был сейчас у меня вместо башки и, наконец увидел того, кто это говорил.

Сначала я разглядел только огонек коптилки, горевшей на столе, потом копну всклокоченных волос, страшно шевелившуюся в неверном свете. Страшила заметил, что я шевелюсь и поднялся. Блин! В громадных руках лешего был Иван, и он плакал! Это было так дико, что я даже отвлекся от созерцания страшилы. Мой наездник, странный младенец со старческими глазами, опять превратился в обычного грудничка.

Однако человек — это, несомненно, был человек, хоть и очень большой, и очень страшный — не дал мне забыть про него. Не говоря не слова, он вдруг врезал мне по лицу. Я задохнулся, из разбитых, распухших губ пошла кровь. Похоже, уже до этого он вволю поупражнялся на мне.

— Сука, — выругался он. — Где ты украл ребеночка?

Я даже поперхнулся. Я ожидал всего, но, чтобы меня обвиняли в краже ребенка. Я хотел ответить, что он ошибается, но разбитые губы не слушались меня, и я выдавил только что-то бессвязное.

— Молчи, лучше, — успокаиваясь и опять присаживаясь, проворчал леший. — А то опять кровью умою.

Похоже, он и не собирался выслушивать меня. Вопрос был чисто риторический. Потом он опять спросил, уже спокойно.

— Чем ты его кормишь?

Я растерялся — что сказать? Голова у меня не соображала, похоже, он или кто-то из его компании, грохнул меня чем-то покрепче кулака. Если сказать правду, этот мужик точно не поверит мне, и я рискую опять получить по зубам. Что-то придумать, времени не было, и я пробормотал первое, что пришло в голову.

— Кашу варил.

— Где она?

— Потерял в речке. Сегодня, когда от солдат убегал.

— Идиот, сука! — выразил свое мнение обо мне 'леший', и опять принялся уговаривать Ваньку.

— Не плачь, маленький. Сейчас дедушка покормит тебя, сейчас что-нибудь найдем.

'Черт, — после тумака я очнулся и начал соображать. — Сейчас он поймет, что дело нечисто, и нам конец'. Я не сомневался, что ребенок ничего есть не будет, он ни разу этого на моей памяти не делал. Я ничего не мог сделать, оставалась только ждать, что будет дальше. Как выжил этот человек в лесу? Я осматривал то, что мог увидеть, поворачивая голову. Глаза уже привыкли к слабому свету плошки, и я разглядел убогое жилище. Стены из бревен, с торчащим между ними мхом, грубый колченогий стол, заставленный темной посудой. Вдоль стен висели тряпки и связки трав.

Отшельник какой-то, — подумал я. — Похоже, он один.

То ложе, на которое он бросил меня, было узким, вдвоем на нем спать невозможно. А больше ни одного лежака не было.

Леший отошел к столу и гремел там посудой, ребенок на его руках время от времени опять начинал плакать и тот его успокаивал.

— Подожди, подожди малец. Сейчас накормлю.

Он, действительно был очень здоровым, сейчас стоя он почти упирался в потолок, а плечи были чуть уже стола. Он мог меня вырубить и кулаком, понял я, но как он смог ко мне подобраться, что я ничего не услышал и не увидел?

— Где яйцо? — не выдержал я.

— Какое еще яйцо?

В этот раз 'леший' не стал орать, чтобы я замолчал.

— Большой голубой камень.

— А это. Вот оно, здесь.

Наверное, оно лежало на столе, просто я не мог разглядеть.

— Это че такое?

Он повернулся ко мне.

— Тоже спер? Дорогое поди?

— Я не крал ребенка и эту штуку. Это мой ребенок.

Как это пришло мне в голову я и сам не понял. Слова сначала вылетели, а потом я сообразил, что сказал.

— Заткнись! И не ври мне. Ты, сука, украл его, а бедную мать убил.

Да он не в своем уме, сообразил я. Похоже, в его одичавшем мозгу уже сформировалась своя история. И мне его не переубедить. Словно подтверждая это, мужик тихо забормотал:

— Ничего, ничего, маленький мой, дедушка тебя вырастит. Будешь с дедушкой жить. Тут хорошо — лес, людей нет, никого нет. Мы с тобой будем жить припеваючи.

Мне это совсем не понравилось — в нарисованной жизни, места для меня не было. Похоже, его не было изначально. 'Зачем же он меня притащил, мог там, у реки и убить и бросить. Зачем волок через лес?'.

Об этом я узнал через минуту.

— А этого гада, мы пока оставим, да, малыш? Будем кормить его хорошей травкой, потом он станет вкусней. Любишь мяско?

Сначала я даже не сообразил, о чем это он, но через секунду до меня дошло. 'Е...ть! Людоед!' Меня передернуло. Некоторое время я был в шоке. А 'леший', словно желая добить меня, продолжил:

— Человек он вкусней. Эти страшилы зеленые, они жесткие и невкусные, даже мелкие. Вырастешь, я научу тебя на них охотиться. А потом пойдем к городу, будем ловить настоящую еду. Там даже бабы есть. Они самые лучшие.

В его голосе зазвучали мечтательные нотки.

'Что это за хрень в мире творится. Мало нам тварей, так люди стали еще хуже их'. Новая страшная угроза подстегнула меня. Теперь я думал только о том, как освободиться. Сейчас я был бы рад даже москвичам, все-таки если что, они бы просто пристрелили, а не так, как этот урод. Интересно, почему Ванька не стал для него гастрономическим интересом? Видно, какой-бы он не был, а что-то человеческое осталось, только вот на меня оно никак не распространялось.

То, что я увидел дальше, совсем повергло меня в шок. Страшила наложил в миску какое-то варево, взял ложку и присел обратно на свою лавку. Потом устроил поудобней на коленях Ивана и начал его кормить. У меня глаза полезли из орбит — Ванька ел. Он замолчал и старательно пережевывал что-то, что подавал ему на ложке старик. Я сморщился — не хотел даже думать, что это за варево. Хотя, наверное, вряд ли человечина — люди тут, наверняка, давным-давно не появлялись. А зеленые страшилы — что это? Неужели твари? И он охотится на них? Я как-то привык, что твари охотятся на людей, а не наоборот. Может здесь их мало, и они появляются в одиночку. Думая о всякой такой всячине, лишь бы не думать о своей участи, я продолжал пробовать растянуть веревки, которыми был связан. Однако получалось это у меня плохо. Вернее, не получалось никак. Затянут я был на славу.

— Послушайте, меня, — я попробовал еще раз надавить на жалость. — Это мой сын, его Ваня зовут. Освободите меня, и будем жить вместе. Я молодой, здоровый — буду всю жизнь о вас заботиться.

В ответ бугай только расхохотался.

— Ты меня за придурка-то не держи. Я хоть и живу уже двадцать лет в лесу, вас ментов, все равно сразу чую. Зря, что ли у тебя такое оружие? Да только освободи я тебя, ты мне сразу перо в почку воткнешь. Вон ножичек у тебя какой знатный. Нее, ты теперь только в суп. А сынишку твоего я воспитаю, я уже давно о внученке мечтаю. И даже имя менять не буду, Ваня мне тоже нравится. Услышал господь мои молитвы.

Он повернулся в сторону двери и перекрестился.

— Ты верующий? — с надеждой спросил я.

— Сам ты верующий. Я сын Господень, на землю прислан, чтобы покарать людишек за все что они натворили. Испоганили храм Господень. И все, хватит болтать. Смирись и прими смерть свою как искупление. Заодно и плоть твоя на пользу Господу пойдет. Радуйся.

Я не услышал никакой издевки — этот идиот действительно верил в то, что он говорил. 'Блин, это надо же, чтобы так все перемешалось в башке. И Господь там, и людей жрать'. Если он действительно живет здесь уже двадцать лет, значит тронулся он задолго до того, как и сам мир сошел с ума. И похоже, спасти меня теперь может только чудо.

Хотя он приказал мне молчать, сам, однако, остановиться не смог — так и продолжал болтать, бессвязно перескакивая с одного на другое. Видимо, давно никого не было, кому можно излить душу. Тем более зная, что все, что он расскажет, уйдет в могилу.

— Я вас, ментов, смолоду ненавижу.

Он явно отвел мне роль того, кого он больше всего ненавидит. Может, ему так легче было оправдать мое убийство в своих глазах, а может действительно верит в это.

— Дедушка, — я предпринял еще попытку завязать разговор. — Так милиции уже нет давным-давно. Как я могу быть ментом.

Он непонимающе глянул на меня и оставил реплику без ответа.

— Я вас наказываю много лет. Бог на меня это возложил, и крест я свой несу.

'Что же это такое они ему сделали, что человек с ума сошел?'

— Да видно слаб я, мало вас душегубов и баб ваших, отправил на суд господа. Боженька решил подмогнуть мне — сам вдарил по земле безбожной. Поджарил вас, сук.

Голос идиота звучал все громче. Он распалился.

— А я вас всегда предупреждал — покайтесь! Не верили, гноили меня по тюрьмам. А потом перед смертью плачете, готовы любую веру принять. Фарисеи! Ненавижу!

Старик разошелся не на шутку, я испугался — сейчас в горячке может и прикончить, не станет тянуть.

Но тот, как ни в чем не бывало, обычным голосом начал говорить о другом:

— Ты откуда?

Я назвал город.

— С той стороны?

В голосе людоеда звучало недоверие.

— Врешь. Нет больше городов. Господь на них геену огненную наслал. Обмануть меня решил? Деревни только пожалел господь, думал там люди чище, да ошибся. Все они такие же, все грязью заражены.

Похоже, в его придуманный мир не вписывалось то, что человечество до конца не вымерло. А ведь в какой-то мере он прав — я тоже думал, что после всего того, что случилось на Земле, люди станут бережно относиться друг к другу, ведь нас так мало осталось. Но нет — все продолжилось, люди убивают людей, даже, по-моему, еще хуже, чем до войны. О чем говорить, если, я сам совсем недавно расстреливал людей, которые по большому счету, мне лично ничего не сделали. Похоже, твари и то лучше нас, они хоть между собой не воюют.

— Пора тебе в стойло. Хватит на моей кровати валяться.

Леший начал собираться куда-то. Он накинул на себя что-то похожее на кирасу — два гнутых железных листа соединены на плечах лямками, прикрыли спину и грудь. С боков тоже были завязки. Он затянул их и взял стола, какую-то ленту, заблестевшую словно чешуя. Громила стоял рядом с коптилкой, и я разглядел, что это такое. Кожаная лента с тесемками, на ней нашиты металлические пластины. Он приладил эту штуку на шее и завязал шнурки. Словно рыцарь облачается, — подумал я.

Тот похлопал себя по бокам, по шее и удовлетворенно крякнул.

— Вот так, — сказал он, ни к кому не обращаясь. — Ни одна тварь не доберется. А то на дворе темновато. Хоть и хранит меня господь, но и я не плошаю.

Старик явно был отлично приспособлен для современной жизни в лесу. Хозяйственный и самодостаточный. Одно плохо, кисло подумал я — людоед. Ну и еще сумасшедший.

Дед натянул еще толстые кожаные краги — когда-то еще до войны, я видел такие у сварщиков на стройке — и взял стоявшую в углу дубину. Палица была деревянной, наверное, из корня березы. На утолщенном конце был шишковатый нарост. 'Так вот чем он меня приложил', — понял я.

— Сейчас, Ваня, я этому приготовлю стайку. Потом мы с тобой спать ляжем. Утро вечера мудренее, что-нибудь с кашкой для тебя придумаем.

Я немного отошел, как бы то ни было, а смерть пока откладывалась и слабенький огонек надежды опять затлел.

Людоед вышел. За дверью загремело, похоже, он закрыл нас на замок. На хрена, устало подумал я, и так связан по рукам и ногам, все равно не пошевелюсь. Лишь через секунду до меня дошло, что он закрывает не потому, что я могу сбежать, а наоборот, чтобы никто не мог войти. Судя по тому, как он готовился к выходу, это вполне возможно. Наверное, твари все-таки есть и здесь, хотя похоже не в таком количестве как на Посту. Иначе, его никакая дубина бы не спасла — задавили бы числом и все дела.

Иван так и лежал на лавке, где 'леший' оставил его, когда начал собираться. Мне было плохо видно, что он там делает — я не мог завернуть голову выше — но, по звукам он, похоже, уснул. Дыхания я не слышал, но это всегда так было, я с самого начала не мог понять, дышит он или нет.

— Ваня, ты спишь? — на всякий случай спросил я, не ожидая никакого отклика. Но то, что произошло потом, опять заставило меня выпучить глаза. Мне казалось, что я давно разучился удивляться, но этот ребенок умел каждый раз совершить что-нибудь такое, что я только диву давался.

Младенец, вдруг, перевернулся на живот, быстро сполз ногами на пол, и остановился на секунду у лавки. Потом крутнул головой, словно пытаясь сориентироваться и направился к столу. Совсем не так, как ходят младенцы — медленно и неуверенно. Нет, он быстро протрусил до ножки стола, в два приема залез на стоявшую рядом грубую табуретку и оттуда перебрался на стол. Я, лишь молча смотрел на то, что происходит. Даже забыл, что про собственное положение.

Я не видел, что ребенок делает на столе, заметил только разгоравшийся голубой свет в той стороне. Яйцо! Сообразил я. Что он с ним делает? Однако Иван затих ненадолго, через полминуты он вернулся к краю стола, опять развернулся задом и повис на ручках. Спрыгнул, минуя стул, сразу на пол и повернулся ко мне. У меня отвалилась челюсть — в руках у Ваньки был нож. Тот самый, который я хотел оставить еще на пароме, казавшийся мне слишком тяжелым. Я почти догадался, что он хочет сделать, но боялся полностью поверить в это, чтобы не сглазить.

Малыш подошел ко мне и заглянул мне в глаза. Это опять был совсем не младенец. Тот, ребенок, что только что плакал на руках у людоеда и вообще, всячески изображал грудничка, исчез. Внимательный холодный взгляд, лишь мельком скользнул по моему лицу. Он выдернул из ножен клинок и ухватился за веревку, спутывавшую мне руки. Через секунду я почувствовал, как нож врезается в крученую бечевку.

— Давай, давай, Ванюшка! — подбадривал я его. Я боялся, что двери вдруг откроются, и все окажется зря. Через полминуты, показавшейся мне вечностью, я почувствовал, что путы на руках ослабли, и рванул их. Ура! Я смог выдернуть руки, однако подняться не сумел. Осторожный дед, оказывается, привязал меня к топчану. 'Похоже, не зря он сумел выжить так долго', — мелькнуло у меня в голове.

Иван тем временем перешел к следующей веревке и через несколько секунд я смог присесть. Это оказалось не так легко. Видимо в отключке я пролежал очень долго — тело затекло, и когда начал подниматься, мышцы спины свело. Я даже закричал от пронзившей тело боли и грохнулся обратно на топчан. В этот момент за дверью загремела щеколда.

— Быстрей, — умоляюще зашептал я и задергался, пытаясь освободиться. Однако, 'леший' уже появился в дверях. Реакция у него была звериная — шагнув в избушку он сразу сообразил, что происходит. Бросил что-то, что было у него в руках, заорал, перехватил дубину и кинулся ко мне. Я дернулся изо всех сил, но ноги были еще не освобождены, и я смог только упасть с лежанки. При этом так неудобно, что ноги остались на топчане.

Страшная деревяшка падала мне на грудь. Проломит — мелькнула обреченная мысль. Я дико заорал и попробовал увернуться. И вдруг я почувствовал, что ноги свободны — Ваня успел. Реакция в этот раз у меня оказалась не хуже, чем у твари — в миллисекунды я успел крутнуться и уйти из-под удара. Дубина со страшным грохотом обрушилась на лежанку. Пока людоед опять замахивался, я попытался подняться, но не успел, 'леший' пнул меня под ребра своим громадным сапогом. Удар был так силен, что меня даже откинуло в угол. Я задохнулся.

Старик победно зарычал, опять вскинул палицу и двинулся ко мне. Теперь он не торопился — понял, что я не успею оклематься. Я действительно, был как в тумане — боль опоясывала меня. Мои глаза никак не могли поймать фокус. Вдруг я уловил, что какое-то темное пятно кинулось из-под лежанки в ноги людоеду. Победное рычание резко сменилось на злобный вой и маты. 'Леший' завалился во весь свой громадный рост. Дубина вылетела из рук, прокатилась по полу и остановилась возле меня.

Надо вставать, билось у меня в голове, надо вставать...

Держась одной рукой за горевший огнем бок, я поднялся и подобрал дубину. Страшила поднял голову, увидел меня и попробовал подняться, однако ему это не удалось. Зрение наконец вернулось ко мне, и я увидел, что возле ног верзилы блестит черная лужа. Не сразу сообразил, что это кровь. Я, шатаясь, поднял дубину и попытался попасть по лохматой голове. Нормального удара не получилось, 'леший' дергался, пытаясь отползти от меня, и я лишь вскользь задел его по голове. Тяжелая дубина перевесила, и я полетел вслед за ней. Старик хоть и истекал кровью, но сдаваться не собирался — он поймал меня своими железными лапами и, перебираясь по телу, потянулся к горлу. Я опять оказался под ним. Страшное заросшее лицо, оказавшееся совсем рядом с моим, было залито кровью — палица снесла ему большой кусок кожи вместе с волосами. Кожа болталась, закрывая ему глаз. Старик рычал и постоянно дергал головой, стараясь откинуть окровавленный лафтак.

Я тоже зарычал и начал обрабатывать его рожу кулаками. Я вкладывал в удары всю силу, но, похоже, он ничего не чувствовал. Даже не пробовал увернуться. Его рука сомкнулась на моем горле и начала сжимать словно клещи.

Мои удары начали слабеть, я задыхался. 'Вот теперь уже точно все, — понял я. — Так и не увижу Ольгу'. Я сдался, и перестал дергаться, все было бесполезно. Но, вдруг, я почувствовал, что в моей ладони что-то появилось. Затуманенный мозг еще не сообразил, что это, а тело уже сработало. Я собрал последние силы, схватил левой рукой висевшие надо мной космы, а правой воткнул нож в глаз врага. Тот забился, но я держал волосы мертвой хваткой и давил на рукоять, загоняя железо все глубже и глубже.

Потом оттолкнул бившееся в агонии тело и отполз в сторону. После этого меня вывернуло, похоже, людоед отбил мне внутренности. Лишь отдышавшись после приступа рвоты, я попробовал подняться. С третьей попытки это удалось. Я оглядел себя и меня опять чуть не вырвало — грудь, руки и лицо были в грязи, крови и блевотине. Сил не было даже пошутить по этому поводу. Мысль, что срочно надо закрыть дверь гнала меня вперед. Я дернул дверь, задвинул громадный засов и лишь тогда позволил себе расслабиться. Добрел до стола и опустился на табурет. Теперь надо прийти в себя, но было еще одно дело. Я оглядел комнату и тихо позвал:

— Ваня, вылезай. Ты где?

Тишина.

— Иван, — я забеспокоился и позвал громче. — Ты куда делся?

Я упал на колени и заглянул под топчан, больше тут спрятаться было негде. Но его не было и там.

— Ванька! — закричал я. — Выходи, не пугай меня.

Вдруг мне показалось, что из-за приткнувшейся в углу печки-буржуйки исходит едва заметное бледное сияние. Я поднялся и похромал туда — последняя схватка опять разбередила рану.

— Вот ты где, — облегченно выдохнул я. Если честно, то я теперь боялся его — ведь он явно не ребенок, а если и ребенок, то внутри его живет кто-то другой. Холодный, без капли эмоций взгляд во время резни — это было, пожалуй, самое страшное. Но я все равно был ему благодарен.

Ванька забился в самый угол между печкой и стеной. Словно самую большую драгоценность, он прижимал к себе бледно светившееся яйцо. 'Когда успел стащить его? Оно же вроде на столе лежало. Похоже, пока мы боролись. После того как подсунул мне нож'.

— Вылазь, Ванюша, — я протянул руки и аккуратно вытащил ребенка из щели. Поднял его и заглянул в глаза.

— Ну, Ваня, проси, что хочешь. Спас ты меня. И не только от смерти.

Тот, как всегда, молчал. И во взгляде равнодушных глаз не появилось ни капли эмоций. Я покачал головой.

— Ваня, Ваня, да кто же ты такой? Похоже, не зря Ольга за тебя готова жизнь положить.

Я унес младенца на топчан, аккуратно разжал ручки и забрал яйцо. Оно сразу стало тускнеть и через несколько секунд погасло. Осмотрел избушку — пеленки нигде не видно.

— Этот гад, что — оставил твою пеленку на речке?

Ответа я не ждал. На лавке у стены лежала моя куртка, которую я превратил в переноску. Я принес её и накрыл успокоившегося ребенка. Тот закрыл глаза, как будто уснул. Вот пойми — кто он такой? То убийца какой-то — перерезал людоеду сухожилия — то опять младенец. Конечно, теперь меня уже ничто не смогло бы убедить, что он не понимает, что делает. Слишком рационально он действовал в предыдущей схватке. У меня до сих пор в глазах его прыжки с пола на стол и обратно.

— Ладно, спи, герой, — прошептал я. Надо заняться телом, после того как горячка спала, находиться в одной комнате с трупом, было не очень комфортно. Но сначала надо найти оружие. Где-то тут должен был быть мой Стечкин, если, людоед не выкинул его.

Пистолет нашелся сразу — кобура с ним и оба магазина лежали на краю стола, за закопченным котелком с варевом. Меня чуть опять не вырвало, когда я представил, что там может быть. Там же, рядом с кобурой лежал мой ремень, свернутый в рулон. Видимо, решил приберечь для себя, подумал я. Я вернул ремень и кобуру себе на пояс и, вздохнув, направился к телу.

Я не знал, как тут обстоит дело с тварями, поэтому решил сначала все подготовить здесь, чтобы быстро выкинуть мертвеца. Первым делом я вытащил из глазницы нож. Обтер его и положил на табурет. 'Надо же, я хотел выкинуть его, а он вон как помог'. Хотя главный спаситель, конечно, Иван. Не будь его, мне даже меч-кладенец не помог бы.

На всякий случай похлопал по карманам мертвого людоеда. Вроде пусто. Потом подхватил тело под мышки и потащил к выходу. Он действительно был здоров, а не просто казался, килограммов сто пятьдесят. Кряхтя и ругаясь, я дотащил тело до порога, потом усадил и привалил к дверям. Отодвинул засов, взял Стечкин обеими руками и толкнул дверь ногой. Верхняя половина тела вывалилась наружу. Вскинул пистолет в темноту и подождал. Тишина. Сунул Стечкин в задний карман, подхватил ноги и заломил их, выталкивая мертвяка в ночь. Как только освободилось место, чтобы я смог закрыть дверь, я бросил все и захлопнул её. 'К черту! Утром разберусь'. Слишком крепко сидел во мне страх темноты — так и казалось, что сейчас там раздастся вой и выпрыгнут твари. Задвинул засов. Все! Добрел до лежанки, отодвинул спящего Ваньку и улегся. Я думал, что вряд ли усну сегодня — слишком много сегодня навалилось на меня. Но, выпотрошенный событиями дня, я к своему удивлению, сразу поплыл и через секунду провалился в сон.

* * *

Ольга мчалась напрямик через лес к реке, надо срочно догонять Игоря. Она уже в который раз выругала себя за то, что пошла помогать Илье. И ему не помогла, и сама чуть не пропала. Гном понял бы, почему она не вернулась, думала она, он знает, что детей обязательно надо доставить на место.

При мысли о младенцах Ольга испытала боль, они должны были уже давно быть на пути к месту, а она еще даже не нашла их. Игорь тоже там, мысли перескочили на него, и Ольга почувствовала, что опять хочет. Эта мысль уже не пугала, как в первый раз, когда она поняла, что просто не может сопротивляться желанию, уловив рядом запах Игоря. Это было похоже на тот же страшный голод, что снедал её совсем недавно. Она не могла сопротивляться этому, ничто вокруг не могло остановить её. Так было на вышке среди трупов тварей, так было и в следующие разы. Конечно, она поняла, что это связано с её 'перерождением', никогда раньше подобного у нее не было. Однако в этот раз её болезнь хоть и пугала, но она совсем не хотела, чтобы она прошла. Секс был такой яркий и мощный, что даже сейчас при воспоминании о нем, у нее заныло внизу живота.

Справа сзади появился и начал заполнять все вокруг хлопающий гул вертолета. Ольга давно ждала его, с того самого момента, как за спиной затихли выстрелы схватки Самообороны с восточниками, она все ожидала, что вот-вот появятся москвичи. Поэтому избегала открытых мест, а там, где обойти быстро было нельзя, она проскакивала поляны с ходу.

Вертушка прошла в стороне. Через несколько минут гул опять появился, но над ней вертолет так и не пролетел. 'Ну и хорошо, — решила она. Связываться опять с упертыми москвичами она не хотела. Как, в общем, и со всеми остальными. Зов гнал её — сначала к детям, потом туда, где их ждали. Её путь лежал на север, к реке. Она надеялась, что у Игоря хватит ума не уходить от нее далеко, а когда она окажется рядом с детьми, то легко найдет их. Здесь, перед атакой караванов, она просто всей кожей чувствовала их присутствие, и знала где их искать.

Несколько раз она останавливалась в удобных местах, за полянами, или редколесьем. Надо было убедиться, что Волк не преследует её. Он казался ей гораздо опаснее всех остальных. Даже диких тварей. Хотя и была надежда, что он сгинул в схватке с обозленными восточниками, но, как известно — бережёного бог бережет.

Через час, Ольга поняла, что подходит к реке — среди деревьев становилось все больше кустов и тополей — а вскоре в просветах стал появляться Ирмень. Вдоль берега, как всегда, шла не заросшая тропа. Почему это так, она объяснить не могла. Понятно, раньше были рыбаки, охотники, ягодники, да и просто отдыхающие. Кто же сейчас не дает кустам забить тропу, было непонятно. Наверное, все-таки какие-то звери сохранились. Жизнь всегда приспосабливается, вот и зверье приспособилось противостоять тварям. Да и сами твари, наверное, ходят здесь. Не всегда же они крутятся только возле поселений.

Она немного постояла на самом берегу. Сориентировалась, поправила подсумок, перевесила Калашников на грудь и, сложив на него руки, решительно зашагала вниз по реке. Игорь должен был идти именно так, а расстались они с ним гораздо ниже по течению. Так что, если все нормально, скоро она должна была выйти на его след.

Так и случилось. Не прошло и полчаса, как на сыром берегу, пересекавшего тропу мелкого ручья, Ольга увидела след солдатских ботинок. Это Игорь, она сразу узнала знакомый протектор. Но тут же рядом, был четкий след чужого ботинка. Тоже армейский — поняла Зумба, — кто же это? Выбор теперь был большой: Восточники, москвичи или Самооборона. Это было плохо, возможно тревога, которую она почувствовала, еще возле скалы, была связана с этим. 'В любом случае, пока не догоню, ничего не узнаю'.

Та связь между ней и детьми, которая появилась после подключения к той штуке в лаборатории, не давала ей ясных образов. Все было скорее на уровне эмоций. Чувства были сильнее, когда детям было плохо, когда же ничего не происходило, связь затухала. Ольга чувствовала лишь, что они есть. И только чувство, что их надо доставить на место, всегда было четким и давило на психику.

Сейчас эта команда гнала её, приглушая даже чувство голода. Доберусь до них, что-нибудь поем, — успокаивала она себя. Её ранец остался у Самообороны, а сейчас его возможно уже потрошат Восточники. К её радости, голод перестал мучить так изматывающе, как всего лишь несколько дней назад. А ведь она уже и капсулы перестала пить. Похоже, ребенок был прав, когда сказал, что уже все — теперь ей они больше не нужны. 'Наверное, я превратилась в ту, кем должна была быть — но при этом ничего из набора супермена я не приобрела. Ну стала сильнее и выносливее, так это и тренировками можно было достичь'. Так, размышляя о всякой всячине, она прошагала до того места, где они с Гномом впервые вышли на след Игоря. 'Это было так давно, сейчас он, наверное, отмахал уже много километров'.

Её очень беспокоило, как Игорь и дети провели ночь. Хоть Игорек и давно воюет, но это было на посту в укрытие, а в лес они никогда вылазки не делали. Однако, то, что она чувствовала, говорило о том, что и с детьми, и с Кислициным все в порядке.

Она остановилась. Её внимание привлекла развевающаяся на ветру белая лента. Ольга подошла ближе и сняла с куста кусок ткани, совсем недавно появившийся здесь. Она ни капли, не сомневалась, что эта лента оторвана от пеленки одного из детей. Никто, кроме Игоря здесь появиться не мог. Но вот зачем он установил этот знак? Ей лента ни о чем не говорила. Рядом не было не прохода в лес, ни тем более переправы.

Может он сделал метку для себя? Надо было отойти в лес, а потом, чтобы не заблудиться. Ольга на всякий случай, решила осмотреть место и сразу наткнулась на костер. Кто-то сегодня готовил здесь еду, но, похоже, съесть её ему помешали — среди углей она заметила нетронутые почерневшие волокна мяса. Похоже, тушенка. Ольга упала на колени и принюхалась. Точно — едва слышный запах тушенки еще угадывался над пеплом.

Она еще раз обошла все вокруг. Непонятно. Если бы Игорю пришлось убегать, вряд ли бы он забрал котелок, а еду при этом вывалил. Не верится, что время на то, чтобы упаковать котелок в рюкзак было, а на поесть не было. А может все не так? Это готовил не Игорь, он спугнул того, кто тут был, а потом оставил знак нам, чтобы мы были настороже — в лесу есть еще люди.

'Что-то я совсем замудрила, — прервала Ольга свои размышления. — К черту, я не Шерлок Холмс, чтобы по угольку и травинке восстановить всю картину. Надо шагать дальше, а то день уже за половину перевалил'.

Только она шагнула на тропу, её вдруг словно ударило — мысль о том, что с детьми именно сейчас происходит что-то плохое, на секунду парализовала её.

После этого Ольга прошла еще пару часов, но больше ей не попалось ни одного следа. Ничто не говорило, что Игорь с детьми прошел здесь. Однако она чувствовала, что идет правильно — постоянно приближается к детям, а значит и к Игорю. И поэтому не очень переживала, она твердо знала, что чувства её не подводят. С того самого раза, когда медсестра подключила её к главному образцу, все предвидения относительно детей, всегда оказывались верными.

Сейчас её больше беспокоило то, где находится Илья и что с ним. После того, как они разделились, и он увел за собой часть спецназовцев, Волк как в воду канул. Конечно, времени прошло не так уж и много, и, вполне возможно, что он вскоре её догонит. 'Не такой Гном дурак, чтобы подставиться. Лес для него теперь как дом родной'.

День основательно склонился к вечеру, когда Зумба заметила следы. Неожиданно на тропе появились сразу несколько отпечатков ботинок. Ольга присела и пригляделась — следы совсем свежие, оставлены несколько часов назад. Все разные — было несколько человек, сколько точно, она не разобралась. Похоже, они вышли на тропу из леса, она могла поклясться, что до этого тропа была нехоженой. А такая толпа не могла не наследить. Однако, как она не всматривалась, ничего похожего на след Игоря, не обнаружила. У него были обычные армейские берцы, а тут обувь с затейливым глубоким протектором. Скорей всего москвичи, встревожилась она, у них были коричневые иностранные ботинки. Ольга насторожилась — хоть и следы уже остыли, кто знает, может они еще поблизости?

'Интересно, почему я не встречаю следов Игорька?' Ведь уверенность, что она идет правильно и все время приближается к детям, не исчезла, а наоборот, только усилилась. 'Может он шел напрямую, через лес? Да ну на хрен, продираться через кусты с двумя детьми в руках...'

Она вышла из-за поворота и на мгновение замерла. Под противоположным берегом, находилось какое-то судно. Ольга автоматически нырнула обратно под прикрытие кустов и, присев, вгляделась в находку. То, что она разглядела, явно не было ни баржей, ни катером. Больше всего эта штука напоминала железный плот. Плоская квадратная посудина без бортов, с самодельным сараем на одной стороне. Через полминуты Ольга поняла, что судно застряло, оно не двигалось и сидело в воде неестественно, завалившись на один бок.

Наверное, торчит тут еще с довоенных времен, — решила она. Постояв под кустами еще пару минут, она успокоилась — судно необитаемо, сомневаться в этом не приходилось. Она снова вышла на тропу, но не успела пройти и двадцати шагов, как увидела свежие отстрелянные гильзы. Те, кто прошли здесь перед ней, зачем-то открывали огонь. Сердце прыгнуло — она сразу подумала об Игоре и детях.

Ольга прошла по тропе, высматривая еще гильзы. Человек стрелял несколько раз. Одну очередь он сделал сразу там, где вышел из кустов, другую чуть дальше, а третий раз он стрелял, уже из положения лежа. На траве след был почти не виден, но вот на тропе были выбиты две ямки от носков ботинок. Похоже, человек искал удобное положение и шаркал ногами. Зумба сразу вспомнила, что похожие следы всегда были на стрельбище, где они тренировались.

По отброшенным гильзам она прикинула направление стрельбы — цель была там же, где и затонувшее суденышко. Или на том берегу. Однако, никого ни на застрявшей в реке железяке, ни на противоположном берегу сейчас не было. Так что можно было только гадать, кого пытались убить эти люди.

Ольга еще раз осмотрела берег вокруг — ничего интересного больше не попадалось. Пора шагать дальше, решила она, и надо уже искать место для ночлега. Про тварей забывать никак нельзя, с наступлением темноты, они становятся главной угрозой.

Она прошла шагов пятьдесят, миновала торчавшее из воды судно и уже должна была опять скрыться в поступивших прямо к воде кустах, когда взгляд зацепился за что-то на другом берегу. Ольга остановилась и пристально вгляделась в подозрительное место. Через секунду её обдало жаром, еще толком не разглядев, что там, в глубине души она уже знала, что это. Через полминуты, Зумба уже не сомневалась — проглядывавшая в кустах белая тряпка, ничто иное как пеленка. Стреляные гильзы на этой стороне, и брошенная в суматохе пеленка на той, мгновенно образовали в её голове единую страшную картинку.

'Стой! Не спеши, — остановила она себя. — С ними сейчас все в порядке'. Она действительно не ощущала сейчас ничего опасного. Несколько часов назад, её ожгла боль тревоги за детей, что-то тогда произошло с ними. Но потом, в течение десятка минут все успокоилось и значит, с ними все хорошо.

Может та тревога и то, что она сейчас увидела, связаны? Но чтобы понять это, надо перебираться на тот берег. Ольга еще раз вгляделась в кусты на том берегу. 'Это точно пеленка. И ей здесь неоткуда взяться, даже думать об этом нечего. Это они. Надо лезть в воду'.

Через двадцать минут Ольга толкала перед собой найденную в лесу корягу, на которой были привязаны её одежда, ботинки и автомат. Она брела так, пока вода не добралась ей выше пояса, тогда схватилась за деревяшку, оттолкнулась и поплыла.

* * *

Похоже, вымотался я даже больше, чем представлял — за всю ночь я ни разу не проснулся и даже не переворачивался. Как лег на спину, так пробудился. Ночь мне показалась одним мгновением.

Я открыл глаза и сразу сел — что за черт?! Я словно родился заново. Не болела нога, не болела голова. Я почти весело оглядел окружавшую меня убогую обстановку — сегодня избушка казалась еще меньше, чем вчера. Через щель, в забитом досками окне, в комнату прорвался яркий солнечный лучик. Он причудливой огненной полоской горел на противоположной стене. Хотя больше никакого освещения не было, в помещении было светло.

Под рукой зашевелился Ванька. Я повернул голову и присвистнул — ничего я спать! Иван лежал у моего плеча, а ниже, в ногах находилось яйцо.

— Ванька, это ты его припер? — спросил я, словно, кто-то еще мог это сделать.

Удивило меня не это, я уже видел, на что способен этот 'младенец'. Удивило меня то, что я ничего не почувствовал — ведь ему надо было тащить камень через меня. Я не верил, что мог спать так, чтобы не почувствовать, как он переползал с этой штукой. Но результат был перед глазами — яйцо здесь, а я ни сном ни духом.

Вот это я дал! А если бы твари ломали двери, я бы тоже не услышал?

Я развернулся и сел. Осторожно опустил ноги на пол, заранее сморщившись в ожидании боли. Однако ничего не почувствовал. Не веря себе, я быстро закатал штанину и выпучил глаза — на месте раны были два круглых белых шрама с лучиками. Там, где пуля вошла совсем небольшой, а где вышла с двухкопеечную монету. Я не верил глазам, потрогал шрамы пальцем и надавил — все так и есть нормальная кожа и совсем не болит.

— Ванька, проснись, — я легко толкнул ребенка в бок. Тот открыл глаза и бесстрастно взглянул на меня.

— Признавайся, я что месяц проспал?

Иван, как обычно, проигнорировал мой вопрос. Впрочем, я и не ждал ответа. Я вскочил и пару раз притопнул раненой ногой. Ничего не изменилось — нога совсем не болела, а сам я был отдохнувший и даже, как показалось, сытый.

'Что за дела? Волшебная избушка? Или я тоже становлюсь тварью, и у меня теперь раны на глазах заживать будут?' Ответов на вопросы не было. 'Черт с ним, — я по привычке отложил все на потом. — Вскроется, в конце концов, правда. Надо собираться в путь'.

Мочевой пузырь гнал меня на улицу. Хотя я и видел, что там светло, все равно выполнил обычный ритуал — достал пистолет, взвел и, лишь потом дернул засов. Толкнул дверь ногой и сразу вскинул Стечкин. Солнце хлынуло в избушку, и я на миг ослеп.

— Нее стреляяй!

Если бы не это знакомое растягивание слов я бы точно выстрелил — прямо передо мной, вырезанным темным силуэтом торчала собачья голова на широченных плечах. Я все равно не убрал палец с курка, однако отскочил от дверей и выдохнул:

— Илья, это ты?

— Я, — протянул он и тихо, словно капля, стек на землю.

Я наконец, пришел в себя и выглянул наружу. Солнце уже поднялось над лесом, и в свете яркого веселого дня, я увидел совсем не радостную картину. Прямо у дверей, вниз лицом, лежал здоровый лохматый мужик. Рядом сидел трясущийся мокрый полуволк. Над трупом кружила куча мух, несколько сразу залетели в дом и теперь противно гудели. На ногах мертвеца, под самыми коленками зияли открытые резаные раны. Вывернутое мясо почернело, и там мухи просто кишели. Ванькина работа, — мелькнуло у меня в голове. — Распластал как мясник. Под головой людоеда тоже была лужица застывшей крови. Я поежился, вспомнив, какой доли я избежал вчера.

— Что с тобой?

Больше не обращая внимания на мертвяка, я шагнул к Гному. Пересилив себя, взял его голову обеими руками и заглянул в глаза. Черноту зрачков затянула поволока. Я отпустил голову и осмотрел его со спины. Илью трясло, и он явно был вымотан.

— Да, что с тобой? На теле ни одной раны. Заболел что ли?

— Реее-кааа, — в два приема выдавил Гном.

Я даже не сразу понял, о чем это он. Слово показалось незнакомым.

— Плыыыл яя.

Наконец до меня дошло. Он переплыл реку.

— Это тебя из-за этого так мандражит?

Он кивнул.

— Ничего себе, а Ольга говорила, что ты уже не боишься воду.

Я уже не мог себя сдерживать и задал главный вопрос:

— Где она? Где Ольга?

Тот покачал головой и совсем по-человечески развел лапы.

— Так ты не с ней?! Она пошла помочь тебе!

— Я расскажу, — еле выдавил он. — Позже. Где дети?

Похоже, вода, действительно, ему противопоказана — вид у полуволка был совершенно больной. 'Интересно, что он чувствует, когда лезет в воду? И почему вода? Он же пьет её. Или не пьет?' Я не мог вспомнить, видел ли когда-нибудь пьющего Гнома. Вроде не было.

— Чем тебе помочь? Тебя может согреть надо?

— Не знаю. Ты не переживай, не умер сразу, значит, выживу.

— Да я тоже так считаю. Просто сильно хочу узнать про Ольгу.

Тут я вспомнил про свое чудесное исцеление.

— Илья, ты давай, зайди в избушку. Тут и темно и сухо. И, похоже, что-то целебное. Ты не поверишь, — я задрал штанину. — Вчера мне ногу из Калаша продырявили, а сегодня смотри — ни следа. Зажило, как будто я, такой как ты.

Как не страдал волк, но моя рана его явно заинтересовала. Он наклонился к самой ноге и, затих, рассматривая шрамы. Гном даже потыкал ногу когтем.

— Это, правда вчерашнее ранение? — протянул он, подняв голову.

— Ну, а что же, я тебе врать буду? Для чего?

Полуволк опустил голову и задумался. Потом с трудом поднялся и вошел в дом. Я не пошел за ним. Мне не давали покоя мухи, кружившие у двери. Я обошел тело, подхватил мертвеца за кисти и волоком оттащил подальше от дверей, за огромный куст черемухи. В лицо мертвого я так и не заглянул. Хватило вчера — нагляделся.

Полуволк стоял возле топчана и смотрел на спящего ребенка. Я тоже подошел и встал рядом.

— Опять спит? Он постоянно так.

На самом деле, мне казалось, что Ванька совсем не спит.

В голове билась мысль — рассказывать или не рассказывать про то, что случилось. Как этот 'младенец' подрезал людоеда и спас меня. Если бы тут была Ольга, я, наверное, сразу бы выложил все. С Ильей я до сих пор немного терялся, поэтому и замешкался. Однако решил, что все равно надо рассказывать, это он пока не спросил про труп у дверей, ему не до этого, но оживет, точно спросит. Я уже хотел начать рассказ про вчерашний день, но полуволк вдруг выдал:

— Это он вылечил.

Я не сразу понял смысл его растянутой во времени фразы и глупо переспросил:

— Кого вылечил?

— Тебя, — прохрипел волк.

— Может, объяснишь?

— Не смогу. Но я знаю.

— Блин, откуда вы все знаете?

— Знаю, — упрямо повторил Гном.

— Может ты тогда знаешь, кто он такой? — я кивнул на Ивана. Тот лежал абсолютно неподвижно, словно неживой. Мне уже давно казалось, что в таком состоянии, он даже не дышит. Однако когда я прикасался к нему, то чувствовал, что бьется сердечко, слышно его дыхание и он теплый.

— Это ребенок.

Хотя в хриплом нечеловеческом голосе Гнома, трудно было разобрать эмоции, мне показалось, он сказал это с благоговением.

— Ты так это говоришь, словно он сын бога.

Илья быстро взглянул на меня и задумался. Через полминуты, он подтвердил:

— Наверное, ты прав. Они дети бога.

— Ну, вот опять, — во мне поднялось раздражение. — Что ты, что Ольга только и говорите, что знаете и верите. Совсем религиозные фанатики. Надоело. Хоть бы что-нибудь объяснили.

— Игорь, сейчас я приду в норму и попробую рассказать.

Когда я запсиховал и повысил голос, Ванька открыл глаза. Взрослый внимательный взгляд скользнул по мне и остановился на полуволке. Тот вдруг затих и прикрыл глаза, потом неуверенно шагнул ближе к топчану и наклонился. 'Младенец' приподнялся, поймал зеленую лапу и потянул к себе, другую ручку он положил на яйцо. Под ладошкой начало разгораться слабое свечение. Я застыл, глядя на это представление — что происходит?

Все длилось не больше пяти секунд, Иван убрал руку с, начавшего сразу затухать, синего камня и отпустил полуволка. Тот вздрогнул и открыл глаза. Потом распрямился и глянул на меня.

— Ты видел?

Я видел. То, что произошло сейчас на моих глазах, я никак объяснить не мог. Но всего лишь за пять секунд Илья превратился из трясущегося полудохлика в полноценного волка. Мне показалось, что даже кожа у него заблестела.

— Что это было?

— Я не знаю, — Гном даже слова стал тянуть меньше, и голос стал не такой хриплый, словно в горле мышц добавилось. — Не забывай, Игорь, по мозгам я всего лишь человек, и я так же, как и ты не понимаю многое. Но я знаю, что надо делать.

Я уже оправился от увиденного и смог опять поёрничать.

— Религия в действии. Стоит поверить, и ты исцелишься.

— Ты же не веришь, но все равно исцелился.

Черт! Меня как током стукнуло — а ведь он прав, ранение-то у меня зажило и морда, наверное, тоже.

— Значит, ты считаешь, что он и меня так?

— Я знаю, — завел Гном старую песню.

— Все, все, — я замахал руками. — Я понял.

Наш разговор вернулся к началу. Ключевое слово в нем — знаю.

— Когда ты все это узнал? — я попробовал зайти с другой стороны.

— Разве Ольга не говорила? Мне она сказала, что ты все знаешь.

Я вспомнил, что Ольга пыталась мне рассказать, но я сам остановил её. Надо было срочно заниматься делами. А потом больше случая не представилось.

— Нет, я не все знаю. Про них, — я показал на топчан. — Она мне ничего не сказала. Расскажи ты.

— Извини, Игорь, я буду рассказывать до вечера. Сам видишь, как у меня эта штука работает, — он показал на пасть. — Давай в следующий раз, сейчас нам надо идти дальше, время выходит.

На счет долгого рассказа он был прав, я кое-как дождался, пока он выдал эту фразу.

— Или Ольга потом сама расскажет, — добавил Гном.

— Так мы, что её ждать не будем? — у меня сразу упало настроение. Мне казалось, что раз волк здесь, значит, скоро появится и Ольга. — Слушай, а как она нас найдет? Мы даже не знаем, жива ли она.

— Жива и в порядке.

Поймав мой вопросительный взгляд, Илья показал на ребенка.

— Если бы что случилось, он бы уже сказал.

— То есть ты хочешь сказать, он как-то связан с Ольгой?

— Да.

— Так может он знает где она? Спроси!

— Игорь, — волк покачал головой. — Ну что ты? Думаешь, я разговариваю с ним? Нет. Я только могу немного ощущать эмоции. Ольга тоже, но у неё, как я понял, все это ярче. Она же прошла все стадии, а я сошел с дистанции. Но вот если бы ребенок почувствовал, что с ней плохо, думаю и я бы это почувствовал. Я как бы связан с ней через него. Он ретранслятор.

— Ладно, не забивай мне голову, я верю, лучше скажи, что ты сейчас чувствуешь относительно её?

Я действительно поверил. После войны мир перевернулся, и теперь возможны еще и не такие чудеса. Про разрушенные, зараженные города, вообще ужасы рассказывают. Потому туда ходить и запрещено. Да и прямо сейчас, я разговариваю с таким созданием, что в прошлые времена только в белой горячке могло привидеться.

— И что, ты считаешь, она нас сама найдет?

— Да! Я бы никогда не бросил её в беде, она главная. Но вчера вечером, я понял, что с ней все нормально, поэтому я отправился к детям. Время идет, а их надо срочно доставить на место. У Ольги, правда, что-то было с утра, но она выкрутилась.

Он понял, что я хочу спросить и предупредил мой вопрос.

— Что было я не знаю. Просто чувствовал, что ребенок тревожится за нее.

Я присел на топчан к Ивану.

— Ладно, уболтал. Не знаю почему, но я тебе верю. Что будем делать дальше? Блин и жрать уже охота, сил нет.

— Я видел там, на столе стоит еда.

— К черту!

Я совсем забыл про эту кастрюлю. Быстро вскочил, схватил котелок и выкинул его за дверь вместе с содержимым.

— Ты что?

— Я тебе не сказал. Этот леший, что у дверей лежал, он людоед. Хотел меня тоже в суп пустить.

— Вон что, — усмехнулся Илья. — Я понял, что у вас встреча была не самая мирная, еще когда подошел. Но что тут такое, даже в голову не пришло. Он здоровенный, как ты умудрился справиться с ним? Пулевых отверстий нет, я глянул.

— Ванька помог.

— Кто?

— Иван Иваныч.

— Ты что загадками говоришь?

Потом он сообразил.

— Он что ли? — Илья показал на ребенка.

— Он самый, — усмехнулся я. — Ваня у нас тот еще спецназовец.

— Это ты его назвал? Или он сам?

— Я. Со мной он не разговаривает.

— Как он тебе помог?

— Я ж тебе говорю — как спецназовец. Пока мы с людоедом боролись, Ваня схватил нож и подрезал ему обе ноги. Раны ты видел.

Насколько я научился разбираться в его мимике, выражение морды Гнома, было крайне удивленное.

— Мне даже не верится. В моей установке он младенец.

Он повернулся ко мне.

— А ты не смеешься надо мной?

Однако увидев выражение моего лица, сразу сдался.

— Извини, но это для меня действительно новость. Значит, я не все знаю.

Воспользовавшись случаем, я решил проверить еще кое-что.

— А вот его как ты воспринимаешь?

Я взял яйцо и поднес Илье к самой морде. Тот даже отшатнулся.

— В смысле? Это ребенок.

— Опиши мне его.

Волк замялся. Он почти минуту молчал, потом неуверенно сказал:

— Маленький ребенок. Младенец. Очень важный.

— Я спрашиваю — мальчик это или девочка? Какие у него глаза? Есть волосы или нет?

Гном опять задумался, даже глаза закрыл. Потом очнулся, и ошарашено посмотрел на меня.

— Яяя нее знаааю, — он так долго хрипел эту фразу, что мне даже захотелось закончить её за него, как это бывает, когда разговариваешь с заикой.

— А ты потрогай его, — не унимался я, опять подсовывая яйцо к его морде.

Однако, Илья, наоборот, опустил лапы и отодвинулся. Потом жалобно попросил:

— Игорь, перестань, пожалуйста. Мне плохо от твоих вопросов.

Я это видел — только что оживший полуволк, снова сник, будто опять побывал в воде.

'Ну и дела, — поразился я. — Он даже не может критически воспринимать эту штуку. Словно кто его заблокировал. Наверное, и Ольга также, она всегда его только ребенком называла. Ладно, появится, проверим'.

Я положил яйцо на место, и Илья сразу ожил, как только яйцо ушло из нашего разговора, ему стало легче.

— Ты говорил надо выдвигаться? — перевел я разговор на другое.

— Да, Игорь, собирайся. Я пойду, проверю, как там вокруг.

Он с видимым облегчением шмыгнул за дверь.

— Что ж, Ваня, этот здоровый лось, нести вас не хочет. Опять все на хрупкие плечи Игоря. Ну, что же, такова моя доля. Сейчас запрягусь, и поедем.

Иван, как обычно, шутку не поддержал. Правда, в этот раз он не стал делать вид, что спит — сел и внимательно наблюдал за моими действиями. Так, что мне стало не по себе.

— Ваня, перестань оценивать меня. Я не могу работать под присмотром.

Тот откинулся обратно на лежанку и уставился в потолок. Это явно было не совпадение, похоже, он понял, что я сказал.

— Давай проверим эту хату, — я по привычке разговаривал с ним.

Вообще, это надо было сделать еще вчера, вдруг пришлось бы быстро уходить, но вечером мне было точно не до этого.

Людоед явно был аскетом. То, что он не обращал внимания на свой внешний вид, я понял еще вчера, бритва и ножницы последний раз касались его бороды и волос, наверное, лет десять назад. В доме было почти пусто. Он или ходил в одном и том же, пока одежда полностью не истлеет, или у него где-то было хранилище. Я нашел только тяжелый старинный брезентовый плащ, уже выцветший от старости. Такие носили, наверное, еще при советском Союзе. Кроме тех сапог, что были на трупе сейчас, нашлись еще одни, они стояли под плащом — резиновые, черные, обрезанные почти как боты. Наверное, чтобы ночью выскочить на улицу по нужде, подумал я. Там же на вбитых прямо в бревна гвоздях висели какие-то тряпки. Хотя за время жизни после развала цивилизации, я уже привык к таким вещам — вначале, сразу после войны, приходилось за еду и с крысами воевать — но эти расползавшиеся тряпки вызывали у меня отвращение. В голове сама собой возникла картина, как после разделки очередной жертвы, он этими лохмотьями обтирает руки от крови.

Я брезгливо сбросил их на пол. Под ними висела старая сумка из дермантина, ровесница плаща. Я раздраженно сплюнул, мне нужен был или ранец, или рюкзак, чтобы положить туда хотя бы яйцо, Илья мне помогать явно не собирался. Сумка мне ничего не давала, если нести яйцо в ней, руки все равно остаются заняты.

На столе стоял закопченный чайник, железная эмалированная кружка и ложка. Все старое и потемневшее. Но зато самодельный нож, лежавший там же, явно был постоянно в деле — он блестел и недавно был заточен. Внизу, прислоненный к ножке стола, стоял большой топор. Этот инструмент, так же был ухожен. Похоже, у бывшего хозяина была склонность к колюще-режущим предметам. Я не стал даже прикасаться к этим вещам, хотя топор может и пригодился бы в дальнейшем путешествии. Ну и, конечно, дубина — я отбросил её к стене, её я даже если бы захотел, использовать не мог, слишком уж она была тяжела.

Все время, пока я перебирал вещи, я не мог подавить в себе мысли о пропитании бывшего хозяина. Я не сомневался, что он людоед — не для красного словца и не шуткой, он обещал приготовить из меня суп, вряд ли он, вообще, когда-нибудь шутил. Но в тоже время меня не покидала мысль о том, где он брал свой набор продуктов? Мне никак не верилось, что в лесу сейчас можно найти много людей. Это же не город. А деревни, откуда появилась Ольга, прикрыты еще лучше — судя опять по ней же. Их Самооборона, тренированная в Комплексе, была никак не хуже наших бойцов. Так, что даже перебравшись через Ирмень, он вряд ли мог надеяться на удачную охоту. Кроме того, твари — они составляли для людоеда явную конкуренцию, любой человек тоже считался их добычей. Как он вообще выжил тут в эти времена? Без огнестрельного оружия, в одиночку? Похоже, сам стал не хуже твари.

В это время появился Илья. Черно-зеленая волчья морда блестела. Я сразу понял, что он доволен разведкой.

— Игорь, собрался? Надо идти, я нашел хороший путь, и как раз в ту сторону, куда нам надо.

— Я готов хоть сейчас. Но ты не забывай, что мне еще тащить на себе обоих нахлебников.

Чтобы опять не вводить гнома в ступор, я не стал называть камень яйцом. И, кроме того, мне очень хотелось дождаться Ольгу, ведь и участвую я во всем этом деле, чисто из-за нее. Однако говорить об этом прямо я не хотел, в глубине души у меня шевелился мелкий противный червячок, не дающий мне забыть об отношениях Ильи и Ольги. Наверное, это полная ерунда, но такой уж я эгоист-собственник. Поэтому я начал развивать мысль дальше.

— Хочу найти что-нибудь — рюкзак или ранец, тогда путешествовать будет легче.

Полуволк словно ждал этой фразы.

— Ты выйди из дома.

Сам сразу же выскочил в открытую дверь и поманил меня лапой.

— Сюда подойди.

Я вышел. На стене, под почерневшим навесом, тоже висело разное барахло. Веревки, тряпки и тому подобное. На большом гвозде сразу за дверью висел выгоревший, но все еще красный спортивный рюкзак с вертикальной надписью 'Адидас'. Когда-то я ходил с подобным.

— Вот ты глазастый.

Буркнул я Илье и схватил вещь. Рюкзак был то, что надо — несмотря на свою старость, он был еще крепким, даже молнии работали. Я раскрыл его и вытряхнул, потом поднес к носу — похоже, он давно висел на улице, ничем кроме солнца рюкзак не пах.

Через пятнадцать минут мы тронулись. Проходя мимо лежавшего под черемухой мертвеца, я опять подумал о том, что вчера был самый страшный вечер в моей жизни. И не потому, что я чуть не погиб, к этому я уже почти привык, просто впервые я сдался — почувствовал, что все, чтобы я не делал, не поможет и от смерти мне уже не уйти. Так бы оно и случилось, если бы не Ванька. Он подтолкнул меня, сунув в руки нож, и я снова стал сражаться. А ведь он мог сам воткнуть нож в бок людоеду, сухожилия ведь подрезал как заправский мясник. Но, наверное, тогда я так и остался бы сдавшимся. Неужели он почувствовал это? Ну его к черту — мистика какая-то. Однако мысль уходить не хотела — я снова вспомнил этот холодный, безэмоциональный взгляд стороннего наблюдателя, совсем не вяжущийся с личиком младенца. Омен какой-то, подумал я — когда-тоя видел фильм с таким названием, там тоже был ребенок, но с душой дьявола. Нет не правильное сравнение, Ванька не сатана, он, скорее, робот — никогда ни одной эмоции.

Хотя нет, оборвал я себя, вечером на руках у людоеда он плакал. Но скорей всего, глаза были сухие и такие же холодные — это явно было представление для одного зрителя.

Еще я подумал о 'лешем' — что за судьба была у этого мужика, судя по всему, он поселился здесь еще до войны. Не знаю, занимался ли он уже тогда своим страшным делом, или начал только когда исчезли продукты, но для него перемены, произошедшие в мире, наверное, не много значили. Разве что люди стали встречаться реже. Думаю, он и не знал про войну и про метеорит. Леший, наверное, до самой смерти от старости, так и прожил бы здесь, считая себя посланцем бога, и верша свой суд. Но другой 'посланец', непонятно только чей — бога или сатаны остановил его.

Неизвестно куда меня могли завести такие рассуждения, если бы мои мысли не прервал, появившийся из кустов Илья.

— Дальше лесная дорога. Почти не заросла. Я же говорил, отсюда пойдем с комфортом. И еще — зверье начало попадаться, надеюсь, скоро добудем что-нибудь, поедим.

Это было бы очень кстати, вчера вечером я остался без ужина и сегодня отправился в путь без завтрака. Я попробовал пожевать зеленые ягоды черемухи, но только связал рот оскоминой. Есть её было невозможно.

— Хорошо, Илья. Поймаешь что-нибудь, зови. Кстати, а ты что-нибудь знаешь про эту территорию? Где мы сейчас?

— Плохо. Примерно представляю, но все из памяти, что до войны, в школе знал. В Самообороне у нас карты были, но мы изучали только территорию до Ирменя, там, где патрулировали.

— А как на счет тварей? Водятся здесь?

— Блин, и про это не скажу. Попались пару раз следы, вроде и похоже, и не похоже. Во всяком случае, если и есть, то мало. Не так как вокруг Поста.

— Надеюсь, — усмехнулся я. — Нам только их не хватало.

— Ну и последний вопрос — ты ничего не чувствуешь там по своей связи — где сейчас Ольга?

* * *

Черт, холодно как, думала Ольга, отвязывая автомат от вытолкнутой на берег коряги. Даже не одеваясь, босиком, только с автоматом в руках, она побежала к кустам, ей не терпелось убедиться, что она не зря переплыла реку. Однако, еще не добежав пару метров до кустов, Зумба резко остановилась. Черно-коричневые пятна на траве — она слишком хорошо знала, что это такое.

Она подняла голову, так и есть — белая тряпка, застрявшая в сплетении кустов, раньше укутывала одного из детей. Значит, кровь Игоря. Если бы что-то случилось с младенцем, она бы узнала это сразу. В этом она не сомневалась. А ведь она что-то чувствовала, что-то было. И как раз связано с Игорем. Наверное, ребенок пытался сообщить ей об этом, но она не поняла.

Ольга продралась через кусты, сняла с сучка пеленку и осмотрелась — никого и ничего. Даже следов на земле нет.

— Что за дела? — Вслух удивилась она.

Ладно, надо одеться, потом смотреть, главное трупов нет, и она никакой опасности не чувствует. Значит с детьми все хорошо.

Ольга вернулась на берег, забрала все, что было привязано к коряге и опять нырнула в лес. Одеваться на просматриваемом, открытом месте она просто не могла — все её естество требовало, сначала укрыться. Вот я фобию заработала, подумала она, как я на пляже себя вести буду. Словно, у нее будет когда-то эта мифическая возможность, просто позагорать на пляже.

Зумба обошла вокруг уже несколько раз, с каждым кругом увеличивая радиус. Она была готова уже не только материться, происходящее совсем сбило её с толку. Ни одного следа — ни Игоря, ни преследователей. Но ошибиться она не могла — картина произошедшего была ясна. Однако следы были только до кустов, где застряла пеленка.

Следы Игоря шли из воды, на сырой земле берега их было хорошо видно. Сначала следы босых ног, потом берцы — значит, он обулся. Есть след, уходящий в лес, но потом он вернулся. Сейчас, нарезая круги, она опять наткнулась на этот след, но он шел недалеко. Ходил проверить лес, поняла она. Когда вернулся, видимо и появились автоматчики на той стороне. В подтверждение этого новые следы, плотно вбитые, большие углубления от ботинок — Игорь бежал. Но убежал недалеко — перед кустами уже появилась кровь, его ранили. Она могла поклясться, что все было именно так, ну или очень похоже. Может какие-то мелкие детали и не сошлись бы.

Но вот, что произошло дальше, она никак не могла сообразить — следы обрывались, как будто дальше он летел по воздуху. Хотя если ранили, должен наоборот ползти.

Она опять вернулась к реке и уставилась, на сидевшее на мели плоское судно с каютой, больше похожей на самодельную собачью будку. Ольга, в конце концов поняла, что это за железный плавающий ящик. Похоже, это то, что называют паромом. В реале она их не встречала, видела в каком-то фильме или передаче. Мысль о том, что Игорь мог приплыть сюда на нем, она сначала отвергла. Первое впечатление — что это штука торчит здесь уже давным-давно, закрепилось в ней и никак не хотело сдавать свои позиции. Она не видела, что лежит на палубе — слишком высоко задрался её край над водой, но какая-то вещь торчала из-за обреза борта и казалась очень знакомой. В конце концов она не выдержала, в голову начали лезть совсем фантастические идеи — типа, может подсказка исчезновения следов найдется на судне — и она решила добрести до него.

Зумба опять разделась — мочить одежду перед ночью было глупо — повесила на шею автомат и шагнула в воду.

Она присела на матрас, разложенный прямо на палубе, и задумалась. На пароме Ольга нашла железные доказательства того, что тут был Игорь и дети. В будке, в месиве, валявшемся на полу, она разглядела обрывки вещмешка и куски пеленки. Там же валялся искореженный автомат — значит, Игорь остался с одним пистолетом. Однако, ничего, что могло бы пролить свет на его дальнейшие действия, она не нашла. Зумба поняла, что те, кого она ищет, или плыли здесь, или ночевали. Про свежие дыры в палубе она тоже поняла, это мог сделать только вертолет. А он тут сегодня явно был.

'Что ж, пора готовиться к ночевке'. Хотя было еще светло, но солнце уже закатилось за лес. Теперь надо отложить все проблемы с поисками и решать проблему наступавшей ночи — как не попасть в лапы тварям. Гнома нет рядом и заступиться некому. За него она не тревожилась — ощущение, что он жив и здоров, присутствовало постоянно. Значит, он оторвался от спецназовцев, а твари ему не страшны.

Решение, где ночевать, пришло само собой. 'Игорь тут провел ночь, значит и я смогу'. Оставалась проблема питания. Почему-то в эти два дня голод уже не мучил её так, как раньше, до безумия. Теперь она чувствовала себя голодной, но видения сырого мяса прекратились. Видимо, действительно, прошла перестройка организма и ей теперь надо меньше калорий для поддержания формы.

Ольга сходила за оставшимися вещами, и оделась. До темноты еще было время, и она подумала, что сейчас не уснет. Чтобы занять себя, еще раз пошла с осмотром по судну. Теперь она проверяла все тщательно — разгребла завал из кусков древесностружечной плиты, пластика и тряпок. Ольга поняла, что это натворила очередь крупнокалиберного пулемета, развалив стол и угробив все, что на нем лежало.

Хотя обострившийся нюх и учуял запах тушенки, еще хранившийся в месиве, выбрать оттуда ничего не удалось. 'Похоже, Игорь теперь тоже без еды'. Вдруг в палец воткнулось что-то острое. Ольга инстинктивно отдернула руку, вслед за ней из кучи что-то потянулось. Она подняла ладонь выше — леска! В палец впился рыболовный крючок.

Она никогда не рыбачила в своей жизни, но примерно понимала процесс. На курсах выживания объясняли, да и до войны, когда она была у бабушки в деревне, видела, как местные занимались этим. Она не понимала удовольствия от ловли этих скользких холодных рыб, но сейчас ей так хотелось поймать хоть одну. Главным побудительным мотивом был гастрономический. Она вспомнила, как там, на озере ела сырую рыбину. Тогда она глотала куски, не обращая внимания ни на вкус, ни на вид. Сейчас бы она так не смогла, но все равно, рот наполнился слюной.

Она разобрала снасть, подвязала конец лески к тонкостенной трубке, раньше это была ножка стола — за нормальным удилищем надо было раздеваться и идти на берег, Зумба решила, что сойдет и так. Все равно, она не питала иллюзий и почти не надеялась на удачу. Проблемой стала наживка, ей казалось, что на крючке обязательно должен быть червяк, но на курсах в Комплексе говорили, что можно использовать любое насекомое, или любой съедобный кусочек — хлеб, мясо и тому подобное. Даже какую-нибудь нитку. Так как, съедобного у нее ничего не было, а будь, она предпочла бы съесть его сама, пришлось искать нитку. Красно-желтую нитку она вытянула из матраса, намотала на крючок и завязала, чтобы не стянуло водой.

Небо над лесом залила вечерняя зоря, вода вокруг парома тоже казалась красной. Ольга нашла место потише, и внутренне посмеиваясь над собой, рукой забросила крючок в воду. 'Ну, ловись рыбка, большая и маленькая!' Она уставилась на поплавок, который упал на бок и поплыл мимо борта. Придется идти за ним, подумала она, трубка короткая и отыграть, как удилищем, ей не удастся. Однако она не успела сделать даже первый шаг, поплавок вдруг выпрямился, и ушел под воду. Ольга на мгновение растерялась, но толчок, передавшийся руке, сработал как спусковая пружина. Она закричала и со всей силы дернула импровизированную удочку.

Рыбина вылетела из воды и, сделав большую дугу — дернула Ольга насколько хватило сил — с высоты шлепнулась об железо палубы. Бело-зеленая полосатая рыба выгнулась и затряслась в агонии. Удар был очень силен.

Ольга бросила трубку и кинулась к трофею. Схватила рыбу обеими руками и тут же с криком бросила обратно. Оказывается, она была колючей как еж! Она прижала бело-зеленую, с темными полосами рыбу к железу и аккуратно вытащила крючок из раскрывшегося и ставшего огромным рта рыбы. Подергала и вырвала бородку из нижней губы. По-моему, окунь, решила Зумба. Она помнила только то, что окунь полосатый, а эта рыбина была полосатой. Шириной сантиметров семь и длинной больше её ладони, она сразу прикинула, сколько в ней будет мяса и уже хотела разделывать её, но потом остановилась — попробую еще. Новичкам везет.

Везение оказалось просто огромное — за пять минут, пока какая-то особо крупная рыбина не ушла вместе с крючком, Ольга надергала кучу рыбы — с десяток полосатиков самых разных размеров. Самый маленький был сантиметров двенадцать длинной, а самый большой, в два раза больше первой рыбы.

Живу! Она радостно потирала руки. И тут она поняла, что, если бы, не оборванный крючок, она бы вряд ли остановилась. Что-то заставляло её снова и снова закидывать удочку и с замиранием сердца следить за поплавком. 'Так вот ты какое — рыбацкое счастье, — заулыбалась она. — Потом, когда все наладится, надо повторить. Приехать сюда с Игорем'.

Она быстро оборвала себя, подобные мечты пока не к месту. Надо заняться рыбой. Похоже, годы после войны, когда река не видела ни одного рыбака, рыбе пошли на пользу. Её в реке, наверное, теперь валом, подумала она, доставая нож.

Когда она решила ложиться спать, от нагретой за день палубы шёл жар. После того, как она съела целую кучу мелконарезанных кусочков рыбы и напилась воды, жизнь показалась ей вполне сносной. Она улеглась на теплый матрас, немного полежала, вслушиваясь в мурлыканье реки, и вскоре уснула. Однако, минут через тридцать проснулась, почувствовав сильный эмоциональный сигнал, пришедший от ребенка. Она с тревогой всматривалась в ночь, ожидая, что будет дальше, но никаких сигналов больше не было. Ольга понемногу успокоилась и опять заснула. И вот теперь, её разбудил холод. За ночь палуба остыла, и прохлада от реки забралась к ней под куртку.

Надо вставать, решила она, все равно не уснешь. Можно было уже идти — солнца еще не было, но первый предвестник — порозовевший край неба на востоке появился.

Ольга прошла то место, где вчера она в последний раз встретила след. Надо опять делать круг, это конечно, займет время, но не может же след исчезнуть в никуда. Если же это произошло, то тут только одно объяснение — вертолет. Ну а для него нужна площадка, где можно приземлиться. Уж её она точно не пропустит. Ольга прошла еще в сторону от воображаемой линии, соединившей места, где она нашла следы. Сначала влево, потом вправо. Несколько раз, не обращая внимания на насквозь промокшие снизу брюки. Утренняя роса сегодня была обильной, крупные капли, почти такие же, как и зеленые ягоды рядом, висели на листьях голубики. На траве капельки росы были мельче, зато тянулись вдоль всей травинки.

Вот он! Наконец она вышла на след. Ольга остановилась и в недоумении огляделась — что-то здесь не так. Трава и кусты вокруг вытоптаны, словно здесь была схватка. Вдруг она вздрогнула — кровь. Опять кровь. Если бы солнце в этот момент, не пробилось сюда через листву, она бы, наверное, не заметила эти коричневые засохшие пятна. Кусты словно заржавели. Она присела и раздвинула ягодник. Внизу, на мху и на траве, крови было еще больше.

Откуда это? Неужели Игорь так и шел с открытой раной? Да ну, что он ребенок что ли? Скорей всего присел перевязать — вот и пенек торчит — снял повязку, кровь опять и пошла.

Она поднялась, шагнула вперед — туда, куда вела цепочка ржавых капель на примятых, растоптанных кустиках черники и голубики. И вдруг замерла — сердце резко ударило и остановилось. Потом опять начало бешено колотиться.

На прогалине между кустов, где пучился буграми только желто-зеленый мох, чернела цепь четких следов. Во впадинах они уже наполнились темной водой, на бугорках были ровными и сухими. Словно человек только недавно прошел здесь, мох — это не трава, выправится теперь очень нескоро.

Все это фотографией отпечаталось в её мозгу, но сердце замерло совсем по другой причине — здесь шел не Игорь! Следы — четкие и глубокие — были просто великаньи. Не меньше сорок седьмого — мелькнуло у нее в голове. И будто, чтобы она не сомневалась в случившемся, в одной из вмятин от ноги великана, медно поблескивала торчавшим наружу патроном, пистолетная обойма. Магазин от Стечкина.

* * *

— Слушай, Ваня, а не мог бы ты путешествовать в рюкзаке, вместе с твоим любимым яйцом?

Вопрос только формально был адресован ребенку, на самом деле я задал его себе.

Идти сегодня было почти приятно — солнечное утро, чуть заметный ветерок доносит резкий аромат недалекого соснового бора. Лесная дорога сплошь заросла травой, кусты тоже выползли из леса и начали оккупировать проезжую часть, но места, чтобы идти свободно еще хватало.

Просто прогулка на пикничок.

Если бы не тяжелевший с каждым часом Иван, Стечкин, бьющий по бедру, да время от времени появлявшаяся из лесу черно-зеленая фигура, можно было подумать, что я вернулся в детство. Только тогда было такое синее-синее небо, такая зеленая трава, и такой покой в душе. Словно для того, чтобы я еще больше уверовал в это, в глубине леса раздалась короткая барабанная дробь. Потом опять, и опять. Дятел! Черт! Я сто лет не слышал, как стучит дятел. И вообще не помню пенья птиц.

Однако, мое извращенное сознание, замечая все это, наоборот, заставило меня насторожиться. Ну не может быть на самом деле, все так прекрасно. Значит, скоро будет очень плохо. Так всегда бывало в последнее время — хоть на Посту, хоть в Городе.

Я встревожился — ребенок в руках очень связывал меня. Я всерьез подумывал, о том, чтобы усадить его за плечи. Правда для этого надо было придумать какое-то креслице, или что-то подобное.

Теперь Иван, вместо потерянной пеленки, был одет в мою футболку. Это платье ему было великовато, я подогнул подол и подвязал на животике. Хотя, мне кажется, ему было наплевать на любую одежду. Она нужна была только для нас, чтобы мы не переживали. За все время путешествия на нем ни разу не появилось ни царапины, ни синяка. При этом действовал он иногда не хуже каскадера. До сих пор в глазах стоит его залихватский прыжок со стола, с боевым ножом в руке.

Я уже давно перестал считать его ребенком и иногда мне в голову закрадывалась мысль, что он и не человек вовсе. На мой взгляд — страшилище полуволк Илья, вел себя больше по-человечески, чем этот ангелочек. Как будто он просто исполнял роль ребенка, и то, похоже, только для Ольги и Гнома. Я не входил в мир его пьесы, и со мной он вел себя так, как хотел. Вернее, так как надо было в данной ситуации, чтобы выжить. Как он плакал на руках у людоеда! Даже мне стало жалко. Так при этом еще и ел. Куда он потом девал ту пищу, которой кормил его Леший, я понятия не имею. Однако не думаю, что он её переварил. Теперь, по прошествии тех дней, что мы рядом, я точно знал, что пища ему не нужна.

Как только появится Ольга, надо срочно дослушать рассказ до конца. Откуда она узнала про детей, и куда их надо доставить? Что это за место, которое они даже назвать не могут?

Когда впереди из кустов вынырнул Гном и, оскалившись стал показывать мне, чтобы я быстро исчез с тропы, я понял, что предчувствие меня не обмануло. Слишком уж у полуволка был встревоженный вид. В таких случаях меня уговаривать не надо, я мгновенно ретировался в кусты, отбежал метров десять от дороги и присел. Через несколько секунд появился Гном. Он упал возле меня и показал — тоже ложись. Я снял рюкзак, перевернулся, лег на спину и положил Ивана себе на грудь.

— Что там? — шепотом спросил я.

— Спецназ.

Блин, я уже совсем забыл про них, и про остальных — восточников, золотоДобытчиков и прочих. Мне казалось, что все наши преследователи остались на другом берегу. А ведь все они жаждали получить наши головы. Ну и, конечно, Ивана и Яйцо. Почему-то для всех, кроме меня этот 'ребенок' и голубой камень имели особую ценность. И только я до сих пор не знал, что несу в руках. Несмотря на это, я никому не собирался их отдавать. Кроме того, что об этом меня просила Ольга, я теперь был должником у Ивана Ивановича.

— Много?

Я аккуратно переложил Ивана на траву и потянулся за Стечкиным. На душе стало тоскливо — со спецназом мне тягаться вряд ли удастся. Еще и с ребенком на руках. Надо уходить с хорошей дороги.

— Не знаю. Впереди их лагерь. Ночевали. Но он пустой сейчас.

Раз пустой, значит уже на выходе. Ищут. И понятно кого. В общем, все повернулось так, как я и думал — они не стали переправляться, чтобы преследовать меня. Наверное, не поняли, что я ранен, а просто высадились на этом берегу и теперь ждут, когда мы попадем к ним в лапы. Конечно, не фигурально ждут, а активно ищут. Сейчас, скорее всего, идут по квадратам, высматривают следы.

— Что делать будем, следопыт? — я повернул голову к волку. — Ты у нас по лесу главный.

Илья задумался.

— Пойду, наверное, еще раз проверю. Пробегусь по лесу глубже. Может определюсь, где они.

Разведка, конечно, дело нужное и я бы не возражал. Тем более для меня задержка была выгодна — я ведь ждал Ольгу. Во всей этой смертельной круговерти, она была для меня главным призом. Но было одно но — мы находились слишком близко к лагерю врага. Возможно, они покинули его не навсегда, а сделали опорным. Тогда они там через какое-то время появятся.

Даже вдвоем, мы с Ильей не представляем большой проблемы для москвичей. Они люди обстрелянные и побывали во всяких заварушках. В ночи, в темноте полуволк с людьми еще мог потягаться, а сейчас, днем все его преимущества нивелируются обычным автоматом. Пуля в любом случае быстрее.

Так что нам следовало как можно быстрей уносить отсюда ноги. Только вот куда?

— Слушай, Илья, а может давай в наглую пройдем сейчас по дороге и постараемся как можно дальше свалить отсюда, пока есть время и идти легко.

Он опять задумался. В этот раз молчал дольше.

— Может, ты и прав, — неуверенно начал он. — Если не будем останавливаться, можно далеко уйти. Но все-таки, я сначала схожу еще раз к лагерю, проверю.

— Давай, — я не стал его останавливать. Может это и к лучшему. Моя бесшабашная натура не раз заводила меня в крайние ситуации.

Волк скользнул по траве и бесшумно растворился в кустах. Я проводил его завистливым взглядом. Вот это умение, я бы с удовольствием приобрел, но, конечно, не таким экзотическим способом, как он. Моя человеческая внешность мне нравилась гораздо больше, чем обличье твари. И похоже, так можно — вон Ольга тоже стала супервумен, но при этом своей красоты ни капли не потеряла. По-моему, наоборот, стала еще красивей.

Я посмотрел на Ваньку. Тот лежал, совершенно спокойно — изображал сон. Но именно эта абсолютная неподвижность выдавала его — дети так не спят, да и взрослые тоже. Даже вымотанный насмерть, человек шевелится во сне. В остальном, он сейчас выглядел обычно — красивый младенец-ангелочек. Судя по кукольному размеру, действительно, еще в пеленку писаться, а не с ножом на людоеда нападать. Я вздохнул — ладно, разберемся. Раз уж попал в страшную сказку — монстры, людоеды и прочие персонажи ужастиков, все присутствуют — живи по сказочным правилам.

Время шло, а полуволка все не было, я начал волноваться. 'Блин, опять, что ли один остался?' Мне этого совсем не хотелось. Тревожило меня еще одно — я даже не знал, как к этому относиться — я не хотел есть! А ведь последний раз я перекусил тем, что смог выбрать из расстрелянного вещмешка. Это был совсем не сытный обед и прошло, и с того времени прошло уже много часов. Кроме этого, я двигался и тащил на себе груз. По обычным меркам, у меня сейчас желудок к спине должен был прилипать. Что за ерунда? Заболел я что ли? Но нет, как раз наоборот — я чувствовал себя отлично, нигде не болело, и не ныло. Самое главное — нога абсолютно не беспокоила. Точно — сказка!

Я опять посмотрел на загадочного младенца.

— Ванька, признавайся — это все ты? — в полголоса спросил я. Тот, как всегда, не обратил на мои слова никакого внимания, упорно продолжая 'спать'.

В этот раз я не оплошал, услышал слабый звук шагов прежде, чем волк появился передо мной. Он выглядел спокойным.

— Что, все нормально? — опередил я его. — Лагерь пустой?

Волк кивнул.

— Надо было сразу проверить, — признал он. — Зря столько времени потеряли.

— Брось. Все мы сильны задним умом.

Я не собирался ему высказывать. Каждая задержка, хоть и вроде не нужна, но делала меня ближе к Ольге. Я все еще надеялся, что она вскоре догонит нас.

— Что там нашел?

— Как обычно. Они ночевали, остатки костра и пустые банки.

— Слушай, а ты есть хочешь? — услышав про банки, я решил сразу проверить свои догадки.

— Да, вообще-то нет, — протянул он через пару секунд.

— Поел, что ли где? — нажимал я.

— Нет, — он удивленно посмотрел на меня. — Странно.

Он перевел взгляд на Иван Иваныча. Похоже, мысли у нас были одинаковы, однако он, в отличие от меня, не стал строить предположений. Вместо этого он спросил:

— Ты готов?

Я кивнул.

— Тогда, вперед.

И добавил:

— Тут появилась живность, если захотим есть, наверняка что-нибудь добудем. Так что про еду не переживай. Сейчас потерпи, как оторвемся подальше, я пойду на охоту.

Я поднялся, и вдруг, совершенно по наитию, расстегнул адидасовский рюкзак и, подняв Ваньку, посадил его туда. Он открыл глаза и спокойно смотрел на мои манипуляции. Мне казалось, что рядом с яйцом ему еще лучше. Я хотел оставить голову ребенка снаружи, но потом решил — а что это даст? Я уже совсем не сомневался, что он спокойно может не дышать вообще. Не раз замечал, что дыхание он изображает, только когда на него смотрят. Если он этого не замечает, то грудь у него не двигается. Нисколько не сомневаюсь, что и сердцебиение, у него появляется только когда я беру его на руки. В самом начале, когда ребенок только появился у нас, меня это точно бы шокировало, но тогда я этого не замечал, а сейчас уже привык к его фантастичности. Интересно, чем он меня еще удивит?

Илья молча смотрел, как я устраиваю драгоценного ребенка в старом рюкзаке, я глянул на него и понял, что он явно, на распутье. Наверное, сейчас его установка, и то, что он на самом деле видит и ощущает, пришли в противоречии друг другу. Я нарочно не стал ничего объяснять, пусть сам соображает. Вместо этого забросил потяжелевший рюкзак за спину, поправил лямки и повернулся спиной к Гному.

— Ну-ка проверь, как он там?

Тот пошевелил лапами мой груз и не очень уверенно ответил:

— Вроде нормально.

— Тогда пошли.

Я первым шагнул через кусты.

* * *

Этим же ярким июньским утром, еще две группы людей переправлялись через Ирмень. Одна команда, на двух больших резиновых лодках по три человека на каждой, переплыла реку почти в том месте, где когда-то торчал зацепившийся за корягу старый понтон. Если бы их увидел тот, кто разбирается в происходящем вокруг, он сразу бы понял, что это патрульная группа Самообороны. Той самой силы, которая считала данный район своей территорией. Все бойцы этой группы были хорошо экипированы: одинаковая черная форма; одинаковое оружие — новенькие автоматы Калашникова; одинаковые ножи в ножнах на разгрузке и одинаковые десантные ранцы за спиной. Командовал тут черноволосый стройный парень, выглядевший явно моложе своих подчиненных.

Второй отряд — эти переправлялись намного ниже по течению, и на том, что оказалось под рукой — состоял так же из шести разновозрастных бородатых мужчин. Они сложили свое разнокалиберное оружие и на импровизированный плот из трех автомобильных камер с настеленными сверху жердями, а сами, держась за него руками, отправились вплавь. Лишь один — с седыми и, в отличие от остальных, коротко стрижеными волосами, и с седой же, короткой бородкой — не полез в реку. Он сидел, скрестив ноги на небольшом коврике посредине плота и время от времени, коротко приказывал. В руках у него был бинокль, на коленях лежал автомат. Рустам — так называли его остальные пятеро — единственный из этой команды считал главной задачей найти и захватить ребенка. Остальные горели желанием догнать врагов, убивших их братьев и отомстить. Они вышли на берег примерно на километр ниже по течению, от места высадки группы Самообороны.

Затем и Восточники, и люди из Комплекса, начали делать то же, чем сейчас занимались бойцы спецназа из Центра — искать следы троих, двух людей и одной твари, непонятно как вдруг оказавшихся в одной связке.

Для командира Самообороны в этом не было ничего удивительного — он знал подоплеку, а командир восточников, хоть и не знал, тоже не удивлялся — он был единственным выжившим, вернувшимся из рейда по запретным территориям. А там он насмотрелся на такое, что ситуация, когда тварь в одной упряжке с людьми, теперь ему казалась обычным делом.

Конец третьей части

Часть четвертая

Запретные земли

Далеко на юге, за рекой есть места, которые не затронула ни бомбежка, ни радиация, ни пришедшие из ада. Там можно наклониться и пить воду прямо из реки, и при этом не бояться, что оттуда сейчас выпрыгнет черный окунь и вцепится тебе в горло.

Рваный, конечно, не верил в эти сказки, но сейчас он очень хотел пить, так что почему бы и не помечтать. Через обрушившееся, оплавленное окно он видел маслянисто поблескивающую поверхность речки, и, облизывая сухим шершавым языком потрескавшиеся губу, ругался про себя. Высказать свою злость вслух, он боялся — никогда не знаешь, кто еще может прятаться в развалинах кроме тебя.

Однако ругайся не ругайся, надо как-то набрать воды, пока не наступил день. Он, похоже, обещал быть солнечным и ясным, и значит, любое движение в развалинах, легко можно будет заметить. Особенно если глядеть в бинокль. Мальчишка вздохнул. Вот если бы у него был бинокль и такое же оружие, как у Валькирий, он бы ни на секунду не стал задерживаться в этих развалинах. Сразу бы ушел туда, на юг, вдруг все окажется правдой, и там еще есть люди. Ведь видел же он в прошлом году, как какие-то бойцы, явно не принадлежавшие ни к одной из банд, так надрали задницу банде Нефтяников, что те потом недели три не показывались на улицах. Зализывали раны. Правда, видел издалека и куда потом делись эти пришлые, он не знал. Но по слухам, циркулировавшим по подвалам города, они пришли именно с юга и опять ушли туда. Опять же по слухам, кроме этих пришельцев, которых видел он лично, иногда появляются и другие.

К черту! Он больше не выдержит! Рваный решился. Он взял покрытую с одного края ржавчиной банку — нашел её заранее, знал, что все равно придется идти к реке — и принялся укреплять её на найденной здесь же метровой палке. Как бы то ни было, засовывать руку в воду он не собирался. Окуни всегда плавали стаей, а со стаей даже шестилапый медведь не справится.

Импровизированный ковшик был готов, а он все еще не мог набраться смелости и выйти на открытое пространство. Это уже впиталось в его кровь — если ты хочешь выжить, ты должен быть незаметен — один в этом мире ты никто. Или вступай в банду. Они могут позволить себе ходить по городу, не прячась — когда вас много, и вы вооружены, вы можете справиться со многими. Конечно, только не с теми, кто сильнее вас. Однако, хотя банда и защищает, взамен она требует, чтобы ты потерял свою индивидуальность, стал таким же как все.

Рваный, конечно, не знал такого слова и не понял бы, что оно означает, если бы услышал, но дело обстояло так, что он патологически не мог никому подчиняться. Воля для него была дороже всего на свете. Даже для себя он не мог объяснить, почему он поступает именно так, и почему дикий кот, живущий в развалинах — единственный его друг — для него ближе и понятней другого человека.

Наконец, он заставил себя выйти в дверной проем, с выбитым косяком и сделать первый шаг по улице. И тут же, словно его специально ждали, справа раздалась команда:

— Эй ты, пацан, стой!

От неожиданности он резко дернулся, но не растерялся и сразу кинулся обратно в двери. Однако то, что он там увидел, парализовало его — ноги мальчишки подломились и он, хватая ртом воздух, упал на колени. Расставив когтистые лапы, и жутко оскалившись, в дверях его ждал черно-зеленый монстр.

Я смотрел на дрожавшего пацана и диву давался до чего он худой. Кожа да кости. Губы потрескались и побелели. Одни глаза — огромные и испуганные еще были человеческими. В остальном он больше походил на загнанного зверька.

— Не бойся, — я постарался сказать это как можно дружелюбнее. — И его не бойся, он хороший.

При этих словах, мальчишка бросил испуганный взгляд на стоявшего рядом Илью, но тут же быстро отвел глаза.

— Кто он? — просипел парень.

Голос его как будто шел из пересохшего колодца. Меня толкнуло.

— Ты пить хочешь?

Тот энергично закивал. 'Так вот почему у него в руках была эта банка на палке'. Я достал флягу, в свое время снятую с убитого спецназовца, отвернул пробку и протянул парню. Он схватил фляжку обеими руками и начал жадно глотать.

— Ну ты и иссох. Неделю не пил?

Тот отдал фляжку только после того, как вся вода там закончилась. Протянул плоскую емкость мне и шумно задышал. Отдышавшись и рыгнув, он опять спросил:

— Кто это?

Взгляд его не отрывался от полуволка.

— Скажи ему, — усмехнулся я.

— Мееня зоовут Илииия, — целую вечность хрипел Гном.

Хорошо, что я заранее почувствовал, что сейчас произойдет и успел поймать пацана за полу драной пластиковой куртки. Как только волк заговорил, парень рванул.

— Притормози! — я подтащил его к себе и поймал за плечо.

Он опять дрожал, и я заметил, что его правая шмыгнула за пазуху. Второй рукой я перехватил его предплечье и вытянул руку наружу.

— Ну и на хрена? — я укоризненно покачал головой и отобрал у него большой столовый нож с самодельной, замотанной проволокой рукоятью. — Пойми, мы не враги. Илья хороший парень. Лучше некоторых людей.

— Скажи ему, — он показал на Илью, — пусть не подходит ко мне. И нож отдай.

Надо было налаживать отношения с аборигеном, нам позарез нужен был проводник. Ни Илья, ни я никогда не бывали в этом городе в мирное время, ну и тем более после бомбежки. Карт у нас тоже не было, а идти надо, время уже поджимало по-настоящему. Ольга постоянно подгоняла нас, поэтому и обойти город не дала. Напрямую быстрее.

Что-то она, кстати, задерживается. Я нахмурился — не надо было отпускать её одну, но её еще в те времена нельзя было переспорить, а сейчас тем более. Зумба до сих пор так и не смогла заставить себя справлять нужду при нас — хотя если честно, я тоже этого не мог — поэтому предупредила, что на пять минут и убежала в развалины.

Подожду еще пару минут и пойду искать, решил я и вернулся к пацану.

— Ты может и есть хочешь?

Я понял, что мой вопрос попал в точку — он уставился на меня. Глаза говорили сами за себя — похоже, голод у него был не хуже жажды.

— Хочу, — еле слышно подтвердил он.

Я потянулся, чтобы снять рюкзак, но он остановил меня.

— Давай уйдем с улицы, — в голосе паренька слышалась тревога.

— Боишься кого-то?

— А вы, что — не боитесь?

Я хотел рисануться и ответить — нет, но подумал, что играть сейчас не надо и сказал правду:

— Наверно, боялись бы, если бы знали кого.

Он удивленно взглянул на меня и вдруг его лицо изменилось.

— Вы не из города? — вопрос был скорее утверждением, чем вопросом.

— Что, заметно?

— Пошли быстрей с улицы! — он первым рванул обратно в дом, из которого только что вышел. Я с досадой оглянулся — где Ольга? И пацана отпускать нельзя, и её надо дождаться. Я кивнул Илье на уходившего парня — присмотри, а сам рванул за угол развалившегося дома, туда, куда пошла Ольга. Только я поравнялся с проулком, увидел её. Она спешила, лицо было встревоженное.

— Что ты так долго? Что случилось?

— Валим отсюда. Там люди мелькнули. Надо спрятаться.

— Тогда за мной!

Ольга не смогла сдержать удивленный возглас, когда вслед за мной зашла в комнату и выглянула из-за моей спины.

— Кто это? — уже осмысленно спросила она.

— Абориген, — улыбнулся я.

Однако улыбка сразу слетела с моего лица, когда я увидел, что происходит с парнем. Он испугался. Хотя это слабо сказано — боялся он, по-моему, все время, но сейчас его просто обуял ужас. Он забился в угол, выставил перед собой нож и дикими глазами глядел на Ольгу.

— Эй! Ты что? — я подошел к нему. — Ты смерть увидел, что ли?

Он лишь на секунду перевел на меня затравленный взгляд, и вдруг метнулся к окну. В этот раз первым среагировал Илья, он перехватил пацана, когда тот уже запрыгнул на подоконник.

— Да, что с тобой?

Я опять отобрал у парня нож, который только пару минут назад вернул ему, схватил за плечи и, наклонившись, заглянул ему в глаза.

— Валькирия, — прошептал он. Парень так и не мог оторвать взгляд от Ольги.

— Какая на хрен Валькирия? Это Ольга, моя подруга.

— Она пришла с тобой?

— Само собой! У меня здесь знакомых нет.

Ощущение было такое, словно из парня выпустили воздух. Он ослаб и, если бы, я не держал его, наверное, сполз бы на пол.

— Ну и испугался я, — расслабленно выдохнул он. Однако взгляд его постоянно возвращался к Ольге. Он словно не верил, своим глазам.

— Ну все, пацан, давай завязывай со своими фокусами. Поешь лучше, мы тоже перекусим.

Поесть действительно надо. С тех пор, как ранним утром мы вошли в пригород Славина, мы не останавливались и не ели. А сейчас уже часа четыре.

Я растолкал ногами мусор, потом снял рюкзак, и аккуратно положил его, расстегнул основную молнию и улыбнулся бесстрастно глядевшему на меня Ивану Ивановичу.

— Вылазь, брат, знакомься с местным жителем.

Я взял ребенка на руки и повернулся к парню.

— Тебя как зовут?

Тот подтянул отпавшую челюсть и автоматически прошептал:

— Рваный.

Похоже, он напрочь забыл и об испуге, и об Ольге, и вообще обо всех нас. И так огромные его глаза, стали еще больше — он, не отрываясь, смотрел на ребенка.

— А ребенок живой? — опять прошептал Рваный.

— Живой, — ответил я, а про себя подумал, живой-то он точно, но вот ребенок ли?

— Знакомься, его зовут Ваня. Ваня, это Рваный.

В разговор вступила Ольга.

— А у тебя нормальное имя есть? Рваный это же кличка?

При звуке её голоса он опять дернулся, словно все страхи вернулись к нему, однако пересилил себя и тихо ответил:

— Есть.

Потом еще тише прошептал.

— Рома.

Мы — я, Ольга и Ромка-Рваный сидели вокруг 'стола' — положенной на расколотые кирпичи, настоящей столешницы. Я нашел её в другой квартире. Илья есть с нами отказался, взял кусок мяса, и ушел в другую комнату — кому-то надо следить за улицей. Как оказалось, город совсем не вымерший. Рядом с Ольгой, на поролоновом походном матрасе — тоже трофейном — лежал Иван Иванович. Он, как всегда, был спокоен и флегматичен, лишь иногда посматривал на Ромку. У меня было ощущение, что он оценивает нашего нового компаньона.

На столе лежали наши припасы — вареное холодное мясо, тонкие, чуть подгоревшие лепешки и в котелке горячий настоящий чай. Всем этим мы разжились в последние дни. Кроме чая. Его мы взяли еще раньше, когда проходили через место побоища Московского спецназа с восточниками. Что они не поделили, я не знал, но точно знал, кого они ищут. Мы пару раз, чудом избежали столкновения с ними. Если бы не фантастический нюх и слух Ильи, то скорей всего, мы уже бы были в плену. Мясо у нас появилось еще раньше. Как Илья умудрился добыть косулю без огнестрельного оружия, я до сих пор не представляю. Ведь в любом случае, бегала она быстрее любой твари.

Как только я начал нарезать мясо, Ромка, до этого старавшийся не показать, что он думает только о еде, сразу сдался и уже не отходил от стола. Похоже, он давно не ел досыта. А может и вообще не ел — выглядел он как узник Дахау. Я сразу отрезал большой кусок и подал ему, но Ольга закричала на меня и заставила нарезать его на мелкие полоски.

— Ешь по одной и не сразу. Потихоньку. А то желудок не выдержит.

— Я знаю, — прошептала парень.

Я опять отвернулся, не хотел, чтобы кто-нибудь увидел мои глаза. Похоже, мальчишка, прошел в своей жизни через ад. Вообще, чудо, что он до сих пор жив. Позже, когда он начал рассказывать, про свое существование, я понял, что это еще мягко сказано. Его жизнь настоящий подвиг — наши схватки с тварями и прочие напасти, против его обыденной ежедневной борьбы за выживание, показались сейчас мне детскими игрушками.

Я налил чай в найденную здесь же стеклянную банку, пополоскал и выплеснул. Взгляд, которым резанул меня Роман, показал мне, что я слишком расточителен. Наверное, он не стал бы мыть банку чаем. Положив в стеклянку два кусочка сахара из пластиковой упаковки, найденной нами там же, где мы обзавелись и мукой, я протянул его парню.

— Давай, Ромка, запивай. А то так на сухую подавишься.

Ольга взяла кусок мяса и лепешку, но есть так и не начала. Она с жалостью смотрела на, забывшего про все и всех, мальчишку.

Я и сам, хотя был по-настоящему голоден, не мог есть, видя, как Роман, провожает голодным взглядом каждый чужой кусок. Вот что значит настоящий голод, — подумал я. — Это не просто пару дней, без еды посидеть.

Я хотел, как можно скорее расспросить парня и поэтому, заметив, что он уже не хватает куски один за другим, решил заговорить.

Однако только я раскрыл рот, Ольга жестом показала мне — остановись, пусть он нормально поест. Ладно, пусть ест, кивнул я, сытый всегда добрее и разговорчивей.

Мы шли через лес четыре дня. Ольга догнала нас в первый вечер. Она подтвердила то, о чем говорил мне Гном — они действительно чувствовали друг друга. И видимо, чем ближе, тем сильней, еще за пару часов до её появления, полуволк предупредил меня, что скоро появится Зумба. Мне было немного обидно, что он чувствует приближение Ольги, а я, любивший её, нет. Казалось бы, все должно было быть наоборот. Ведь во всех книгах и фильмах, именно любимые, всегда чувствовали друг друга.

Когда она появилась, то первый вопрос был не обо мне, и не об Илье, первым делом она спросила про детей. Это тоже кольнуло, но уже не так сильно, если честно — то я ожидал этого. Мне пришлось выслушать гневную тираду о моей бездушности, когда она увидела, что Ванька и яйцо путешествуют у меня за спиной, в рюкзаке.

Однако потискав извлеченного наружу младенца, она вдруг успокоилась и больше об этом не вспоминала. И даже, когда на следующее утро, я спросил, кто понесет Ивана, она показала на мой рюкзак. Точно также она согласилась с тем, что я дал ему имя — сначала встретила в штыки, заявила, что его зовут совсем не так, но через некоторое время успокоилась и теперь он для нее тоже Ванечка.

Я нисколько не сомневался, что это дело рук самого Иван Ивановича. Я уже давно пришел к выводу, что он как-то управляет и Ольгой, и полуволком. В начале, когда я в первый раз засунул младенца в рюкзак, Илья тоже встал на дыбы, но так же, как и Ольга, забыл об этом через несколько минут.

Подтвердилась и еще одна моя догадка — на яйцо она лишь посмотрела, сказала, что оно хорошо выглядит, но даже не стала брать на руки. Я так и думал, хотя она и считала яйцо ребенком, но на самом деле, чувствовала, что это не так. Тем же вечером, я провел и тест, который до этого не прошел Гном — попросил закрыть глаза, а потом подал ей в руки яйцо. После спросил, что у неё в руках. Она, как и полуволк поплыла и ничего не смогла сказать, ей даже стало плохо, когда она открыла глаза и увидела, что держит. Я пожалел, что начал это, кто знает, чем мог закончиться её внутренний разлад в ощущениях. Однако, я зря переживал — уже на следующий день, они вдруг начали считать, что яйцо — это не ребенок, а, что-то такое, без чего не может существовать Иван.

И Гном, и Ольга, на каждом привале проверяли не только как дела у младенца, но и осматривали камень.

После первого вечера, я, не желая навредить, больше не пытался проводить эксперименты. Успокаивал себя, как всегда, одним и тем же — со временем все тайное станет явным. И наконец, я заставил Ольгу рассказать, откуда пришла идея заварить все это — в результате чего мы сейчас идем по лесу в запретные земли, туда, где можно хватануть такую дозу облучения, что нас уже ничто не спасет.

Почти ничего нового я не узнал. Главный эпизод, заставивший её начать эту аферу, выглядел совсем просто. В её изложении это выглядело так:

Однажды, когда она еще находилась в лаборатории, её привели в новый незнакомый бокс. Там была куча приборов, на столе у стены стояли два больших монитора, за которыми сидели люди в белых халатах. Никого из этих сотрудников она раньше не видела. Единственным знакомым был вежливый старичок Анатолий Абрамович — доктор, который вел её с самого начала.

Над столом было огромное — во всю комнату — окно с толстым бронированным стеклом. Через него можно было видеть другой бокс. Он был совершенно пуст, если не считать большого закрытого аквариума, внутри которого лежала коричневая тряпка. Во всяком случае, ей так показалось сначала. Потом Ольга поняла, что это никакая не тряпка, а что-то живое. Эта штука иногда дергалась, по ней волной пробегала дрожь, заставляя менять цвет на зелено-черный и обратно.

К серебристой квадратной тумбе, на которой стоял аквариум, шла куча кабелей, который уходили к ним в комнату. На большом, висевшем под потолком экране, в разных окнах, можно было видеть в разном ракурсе изображение той штуки за стеклом. Видимо, все происходившее с ней, снимали сразу несколько камер.

Ничего особенного там не произошло — Ольгу усадили в кресло, стоявшее справа от стола. Теперь она сидела затылком к стеклу и не видела, что происходит в аквариуме. Ей натянули на голову сетку с датчиками, жгут проводов от них уходил под стол операторов. На виски тоже прилепили пару штук. Потом Анатолий Абрамович попросил Ольгу расслабиться и закрыть глаза. Голову и виски начали покалывать мелкие иголочки, но через пару минут это прошло.

— Все.

Услышала она голос оператора. С неё начали снимать датчики, и она открыла глаза. Старичок смотрел на неё, на лице было плохо скрытое нетерпение. Однако по мере того, как он вглядывался в её глаза, его лицо начало меняться. Теперь в нем сквозило разочарование. Он почти умоляюще спросил:

— Оленька, ты что-нибудь почувствовала?

— Да.

Врач дернулся, но дальнейший ответ привел его в печальное настроение. Услышав про покалывание, он сник, но спросил еще:

— Неужели больше ничего? Подумай, ты должна была испытать еще что-нибудь.

— Нет, — она отрицательно покачала головой. — Больше ничего.

Когда медсестра уже уводила её, она услышала, как Крейтер несколько раз повторил:

— Не может быть, этого не может быть, я не ошибаюсь.

И он действительно не ошибся. Среди ночи Ольга внезапно проснулась и вдруг поняла, что ей нельзя больше здесь оставаться. Надо срочно идти выручать детей, которых везут Восточники и приисковики.

Рассказывать о том, как она смогла выбраться из Комплекса и добраться до Поста, я не просил. Это было уже вторично. Гораздо больше меня заинтересовала 'тряпка' в сухом аквариуме. Что это за хрень — которая вдруг ни с того, ни с сего запрограммировала Ольгу и Илью на спасение детей, которые по большому счету совсем не дети? Оказалось, что Гнома тоже подключали к этой штуке, как и еще одного их общего друга — Бориса Танасийчука.

К сожалению, как раз про это ни она, ни Илья ничего сказать не могли. Они точно знали, что эта штука подсказала им, где искать детей и куда их доставить. Внушила им, что это даже важней их жизни, но что это такое они понятия не имели.

Все это было странно и непонятно. Но только если бы мы жили еще тогда, до войны, теперь же на каждом шагу было столько странного и непонятного, что постепенно, наоборот, нормальная жизнь, нормальное поведение людей казались странными. Теперь, я думаю, все прояснится уже там, куда мы должны доставить Ивана и яйцо. Как зовет его Ольга — место. Просто — место.

Что нас ждет там, не знает никто, но я теперь уже настолько влез в это дело, что сам хочу непременно добраться до этого 'места'. И не только ради Ольги. Я задолжал и самому Ваньке.

— Ну, что — набил пузо?

Ромка сонно кивнул.

— Давай тогда, расскажи нам про себя. Кто ты, как ты тут живешь, ну и вообще, про город и про жизнь. Давно один?

— Да че рассказывать-то? Вы сами все видите. Вы лучше расскажите, кто вы и откуда пришли?

Он очнулся и заинтересованно смотрел на нас.

— Я думал, что на Земле больше никто не живет.

Я усмехнулся, а ведь я не сильно отличаюсь — еще совсем недавно, мне тоже казалось, что кроме нашего Города, никто на Земле не выжил.

— Расскажем, Ромка, обязательно расскажем. Но потом, сейчас нам надо знать, местную обстановку. Мы хотим пройти через город.

— И это срочно, — добавила Ольга. Даже Ванька повернул голову и посмотрел на Романа. Похоже, он тоже торопится.

— Вы с ума сошли? — парень удивился искренне. — Правда, хотите вот так идти через город?

— А что такое?

Что-то в его вопросе мне сильно не понравилось.

— Да ничего! Вас прибьет первая же банда!

Он впервые за время нашего общения улыбнулся, и даже издал нечто похожее на смешок, однако быстро оборвал себя и испуганно взглянул вокруг. Я опять подумал, что жизнь у него тут совсем не сахар, мальчишка даже смеяться разучился.

— Ну мы и сами не подарок, — я похлопал себя по кобуре со Стечкиным.

— Это поможет, — рассудительно сказал он, кивнув на пистолет.

На счет оружия он был согласен, значит, уже встречался с подобным.

— Только вас всего двое, а это слишком мало, чтобы идти через город.

— Трое, — машинально поправил я.

— Вы и его хотите взять?! Этого мутика? — Ромка махнул рукой в сторону двери, куда ушел Гном. — Ну вы совсем чокнулись! Вас не только бандиты, но и, вообще, любой встречный постарается убить.

Наверное, он прав, — подумал я. — Никто же не знает, про то Илья, это не обычная тварь.

— А тварей здесь много? — в тему спросил я. — И что такое мутик?

— Мутик, это мутик, — он поднял на меня недоумевающий взгляд. — Ну это такие как он.

Ромка опять кивнул в сторону двери.

— Может, мутанты? — догадалась Ольга.

— Ну, а я про что говорю. А тварей всяких разных тут теперь полно. Даже в самом городе есть. Хоть и охотятся на них все. Но их всех не перебьешь. Особенно там, где Нефтяники были и там, где раньше был военный городок и аэродром.

— Понятно. Ну они же только ночью выходят?

— Кто?

— Твари! Мы про что говорим сейчас?

— По-разному — есть ночные, есть дневные. Те, которые в речке, им вообще по фигу — хоть день, хоть ночь.

Что-то здесь было не так, и я переспросил:

— Ты мне про каких тварей говоришь? Таких как Илья? Но они ведь воду терпеть не могут!

— Не. Таких как он, здесь нет. Я ни одного не видел. Здесь куча всяких других. Как собаки, как змеи, прыгуны и прочие. В речке самые страшные Черные Окуни. Они хоть и мельче Ондра, но зато их много и зубы у них как иглы. Человека в секунды разрывают.

Парень озадачил меня. Про таких тварей я еще не слышал. Они, что — в разных местах, разные?

— Вообще, мы их всех зовем мутиками — мутантами, а не как вы тварями.

— Игорь, — подала голос Ольга. — Наверное, это совсем другое. Ты же знаешь, твари во многом продукт Базы.

Она сформулировала мою мысль. Наверное, так и есть. Но если их здесь не столько, сколько лезло на наш Пост, это уже хорошо. А про окуней, я не очень поверил. Совсем недавно, я бродил по реке, и ни одна водная тварь на меня не напала. Поэтому спросил:

— Про окуней — ты сам видел? Или просто слухи?

Он усмехнулся.

— Да, слухи. Хочешь, пойдем к речке, вон она совсем рядом. Сам увидишь.

— Игорь! — перебила нас Зумба. — Не отвлекайтесь. Нам надо идти! Осталось еще немного. Ивану уже тяжело.

Я оглянулся на 'младенца' и улыбнулся ему.

— Устал, Иван Иваныч? Потерпи еще немного, скоро ты попадешь домой.

Тот ни взглядом, ни движением не показал своего отношения к моим словам, но за него высказалась Ольга.

— Да, он знает, что это совсем рядом и говорит, что надо идти.

Ромка, раскрыв рот, уставился на Ольгу.

— Говорит? — недоверчиво переспросил он.

— Не обращай внимания, — постарался я замять неудобную тему. — Тетя Оля это говорит иносказательно.

Думаю, он мне не поверил, но, похоже, он тоже насмотрелся на всякие чудеса, так что зацикливаться на этом не стал.

Ольга вдруг насторожилась и приложила палец к губам. Я ничего не слышал, но уже привык доверять ей — слух и зрение у неё гораздо острее моих. Еще один подарок от Базы, вместе с силой и выносливостью. Глядя на нас, Ромка тоже затих.

Услышал я его, когда он уже бежал по коридору. Рука прыгнула на кобуру, но Ольга махнула мне рукой и грозно нахмурила брови — не дергайся. Слух её не подвел — в комнату заскочил Илья.

— Людиии, — прогудел он. — Идут сюда.

Я выдернул из кобуры Стечкин — уже рефлекс при любой тревоге — и бросился к окну. Ольга сначала отнесла в угол Ваньку и уложила там, потом присоединилась ко мне. Ромка ужом проскользнул между нами и поднял голову над подоконником.

— Где?

— Отсюда еще не увидите, они в конце улицы.

— Наверное, те, кого я заметила, — сказала Ольга.

— Много?

— Да. Не меньше десятка. Но это только те, кого я разглядел. Не стал ждать, побежал к вам. Может их и еще больше.

— С оружием?

— Да. Пару автоматов точно есть, и вроде ружья еще охотничьи. Они все в банданах с красной звездой на лбу.

Мальчишка повернулся к Илье, и при последних словах присвистнул:

— Коммунисты. А им какого черта здесь понадобилось?

— Коммунисты? — я удивленно покачал головой. — Я и слово-то такое уже забыл. Они опасны?

— Здесь все опасны. Но не так, как Нефтянники или Центр. Ну и, конечно, бабы — они самые опасные и самые жестокие.

Слово бабы, прозвучавшее из уст ребенка, заставило Ольгу поморщиться. Все-таки служба не совсем превратила её в солдафона.

— И что делаем?

Мне было некомфортно от того, что я спрашивал совета у пацана, вместо того чтобы решать самому, но это было правильно, мы здесь были чужаками и могли совсем случайно напортачить.

— Ничего. Лучше всего сидеть тихо, я не думаю, что они пойдут по развалинам. Тут все уже на сто рядов прошерстили. Скорей всего они за водой идут, к речке.

— За водой? Такой толпой?

— Ты идиот? Водоносов надо охранять. Вода — это дорого.

У пацана, похоже, не было никакого уважения к старшим. Но я пропустил это мимо ушей, сейчас не до воспитания.

Илья не стал дослушивать наш разговор.

— Все. Вы в курсе. Я пойду, прослежу. Буду рядом. Если, двинуться сюда, прибегу.

— Я тоже схожу гляну, — Ольга поправила автомат на плече и шагнула вслед за полуволком. Я не стал останавливать — она была солдатом, ничуть не хуже меня, а скорей всего и лучше. Но мне показалось, что Ольга просто попыталась улизнуть первой. В последнее время, она старалась как можно меньше, оставаться наедине с Иваном и яйцом. Не знаю только по своей воле или опять кто нашептал. Она не переменила своего отношения к ним, холила и лелеяла, как только появлялась возможность, просто старалась все это делать, только когда я рядом. Спрашивать я не стал — наверняка, опять ничего не сможет объяснить, а будет только мучиться. Как тогда с яйцом.

Когда мы остались вдвоем с Ромкой, я решил, все-таки разговорить парнишку. Похоже, он меня нисколько не боялся и не стеснялся. Я подумал, что, когда мы одни, ему легче будет развязать язык. Теперь я не стал спрашивать прямо в лоб — пусть немного втянется в беседу. На самом деле, я хотел уговорить его пойти с нами, ведь как бы хорошо он не рассказал нам про дорогу, а я в этом сильно сомневаюсь, живой проводник все равно лучше. Но не будем же мы заставлять его идти силой. И купить его согласие, у нас по большому счету нечем.

— Роман, а что ты хотел узнать про нас?

Он резко повернулся ко мне и выдохнул:

— Все!

Я улыбнулся.

— Всю ночь придется слушать. Ладно, расскажу, но не все, а то слишком долго.

Ничего не прося взамен, я начал ему рассказывать про свою жизнь. И, уже в который раз понял, что о современной жизни рассказывать нечего. Особенно мне — Пост, твари, короткий отдых, Пост, твари... Я заметил это уже давно — в какой бы компании мы не сидели, рассказывать о том, что было до войны, можно было часами, а о том, что происходит сейчас, в лучшем случае десять минут. Наверное, дело в том, что мы просто не хотели слушать про все то дерьмо, что нас окружает.

Само собой, мне пришлось многое скрыть от мальчишки — не к чему ему знать, про то, что я и сам не понимаю. И про то, что мы все мы воюем друг с другом, я тоже умолчал. Не хотелось разочаровывать парня, ему здесь своего дерьма хватало. Пусть думает, что где-то люди живут по-человечески, так как раньше.

Рассказывал я вполголоса, часто останавливаясь и прислушиваясь — не бегут ли Ольга или Илья. Когда закончил, Ромка еще некоторое время сидел с горящими глазами. Мне стало даже неудобно, неужели я так наврал, что он замечтался о нашей жизни. Но оглядевшись вокруг и взглянув на его худое заостренное лицо, я понял — наша жизнь для него, действительно, сказка. Особенно в Городе, где наведен относительный порядок.

— Ну, что — я тебе рассказал, может и ты мне теперь на пару вопросов ответишь?

Надо было срочно отвлечь его, а то начнет сам задавать вопросы и тогда может всплыть очень неудобная правда. Ведь на самом деле, наша жизнь совсем не сказка.

Он кивнул.

— Только я не знаю, про что рассказать. У меня каждый день одно и тоже — найти поесть, и чтобы не поймали или не убили случайно.

— Ты мне так и не сказал, почему ты один и как давно?

— Уже две зимы после того, как папку поймали Ведьмы.

Парнишка вдруг засопел и замолчал. Потом отвернулся и некоторое время сидел так. Я понял — не хочет показать глаза, наверняка, слезы.

— Он погиб? — осторожно спросил я.

— Ты идиот? — паренек взвился. — Его Ведьмы поймали! Это тебе не какие-нибудь Коммунисты, с ними даже Нефтяники ссат связываться.

— Прости, брат, — я положил руку ему на плечо. — Я же ничего про здешние дела не знаю. Кто такие Ведьмы?

Он дернул плечом, сбросил мою руку и повернулся ко мне. Глаза блестели. Но, похоже, он справился — когда опять заговорил, голос не дрожал и не ломался. 'Молодец, -подумал я, — колючий, но крепкий'.

— Это самая большая банда, там одни бабы.

— Ох, ты! — удивился я. — Чет не верится. Амазонки что ли?

Про баб он уже говорил, но тогда я не понял, что это такая банда.

— Нет, Ведьмы. Амазонками их только папка называл.

Он взглянул на меня и зло добавил:

— Да! Они убили его. Замучили. Они мужиков ненавидят. Но правда и другие, если поймают Ведьму, такое устраивают...

Он не договорил, но я и так понял, про что он. Человеческая натура такая — чтобы унять свой страх, он должен почувствовать, что его тоже боятся.

— Ты-то как выжил?

Я недоумевал искренне. В такой обстановке, с одним кухонным ножом, и я бы недолго протянул, а тут пацан, в котором жизни всего на один вдох.

— Прятался.

Я покачал головой, это не укладывалось в моих мозгах.

— А зимой?

Вопрос был не риторический — зимой в наших краях без обогрева не проживешь.

— У меня Ленька был. Мы с ним спали. С ним тепло было.

И вот тут он уже не выдержал и заплакал. Брат, наверное, подумал я. Уже не пытаясь обнять, я лишь похлопал его по спине.

— Сочувствую, Роман. Я тоже всю семью потерял, и брата, как ты. Терпи, жизнь нынче подлая пошла.

— Ленька не брат, — успокаиваясь, но все еще хлюпая носом, выговорил мальчишка. — Это пес был наш. Самый умный — он меня защищал от мутиков и еду всегда находил. Мы с папкой, щенком его подобрали.

— А он куда делся?

— Убили, суки какие-то, я их не разглядел, убегал. Он бы сразу убежать мог, но он за меня заступился. А они, когда его убили, обрадовались — столько мяса — и за мной не побежали.

У меня о современных собаках были только дурные воспоминания — я помнил, как мы очищали подвалы Города от их одичавших стай.

— А чего вы не ушли из города?

— Папка хотел. Но он сначала хотел оружие достать, а это дорого.

— Здесь продают оружие?!

— Здесь все продают. Даже людей.

Я выпучил глаза — все веселее и веселее. Я думал, что во всей этой стороне и живых людей-то нет, а тут на тебе — даже торговля процветает.

— Про людей ты шутишь?

— Че мне шутить? Правда.

— А покупатели чем платят?

— По-разному. Золотом, едой, но чаще всего оружием и патронами.

Договорить нам не дали, в коридоре опять послышались легкие осторожные шаги. Я узнал походку Ольги, но на всякий случай выдернул Стечкин и направил его на дверь.

— Убери, — махнула рукой Ольга. Она не любила, когда оружие без дела наводили на людей.

— Что там?

Я поднялся и размял затекшие ноги.

— Ушли. Действительно, за водой приходили. На речку.

— Я же говорил, что за водой, — Ромка тоже вскочил. — И, вообще, коммунисты сами не нападают. Они более-менее нормальные, даже, говорят, огороды разводят. Они в том районе, где сельхозвыставка была и городской военкомат. Поэтому у них оружия хватает и их большие банды не трогают.

Я никогда не слышал, чтобы в военкоматах было оружие, хотя черт его знает, в армии было полно секретов.

— Ну что — ты договорился?

Вопрос Ольги относился к тому, о чем я с Ромкой еще не поговорил. Я отрицательно крутнул головой.

— Чего тянешь? Время!

Она выразительно постучала по запястью, где раньше находились часы.

— Сейчас!

Ольга опять отошла к Иван Ивановичу и присела возле него. Я взглянул на Романа.

— Ромка, ты Славинск хорошо знаешь?

— Ну, знаю. Мы с отцом по всему покочевали. Почти.

— А провести нас через город сможешь?

— Смогу, — солидно сказал он. — Чем заплатите?

Я лихорадочно соображал, что я могу ему предложить. Оружия, этого главного эквивалента денег в этом мире, у нас для торговли не было. Стечкин у меня и Калашников у Ольги. Патронов тоже кот наплакал. Я потянулся за висевшим на груди медальоном — он золотой и явно имеет здесь какую-то ценность.

— Вот это возьмешь?

Я расстегнул куртку и вытащил медальон наружу.

— Я хочу другое.

— Говори, — подала из угла голос Ольга. — Если у нас это есть, отдадим.

По её решительности я понял, что её действительно поджимает. Не зря она всю дорогу тропила нас. Значит, готова на все, лишь бы быстрей добраться до 'места'. Я тоже теперь этого хотел — это наконец освободит нас от этой задачи — доставки детей. Я, наконец, узнаю, во что я ввязался и, думаю, что мы с Ольгой сможем уйти куда-нибудь, где можно нормально жить. После всего, что произошло за последнее время, я не сомневался, что такие места есть.

Поэтому, я согласно кивнул головой, уже прикидывая, что он попросит — автомат или пистолет?

— Я хочу, чтобы вы взяли меня с собой...

* * *

Борис с утра снова был злой. Уже почти неделю, они шли по следам, почти наступали преследуемым на пятки, но так и не смогли догнать. Постоянно, что-то мешало. Особенно, эти конкуренты — Восточники и спецназ. Они шли не так ходко, как его группа, это было понятно — у них не было никого, кто бы сравнился с ним ни по носу, ни по глазам. Поэтому, хотя Самооборона шла быстрее, но Волк не хотел облегчать задачу конкурентам, а так получилось бы, если те нашли след его группы и просто пошли по нему. Догадаться, что его группа охотится на туже дичь, что и они, было не трудно. Поэтому, пришлось следить за ними, хитрить и путать следы.

Однажды он уже обрадовался, что оба отряда перестанут ему мешать без его помощи, когда конкуренты столкнулись и завязали быстрый бой. Как только услышал выстрелы, Борис сразу понял, что это его шанс — пусть перебьют друг друга, а он с группой в это время догонит эту суку — Ольгу. Но, увы — все получилось не так, как он планировал. Восточники и спецназовцы не стали воевать до последнего человека, едва вступив в огневой контакт, они постарались уйти от большого боя и разбежались. Похоже, главная задача — та же, что и у него — была важнее своих разборок.

А сегодня его преследуемые вышли к границе Славинска — и тут тройка могла затеряться, ведь даже ему, измененному будет нелегко выслеживать добычу в городе. А вот конкуренты — особенно спецназ, наверняка, здесь будут действовать увереннее.

Еще его очень беспокоил груз, который надо было забрать. Инструктаж перед выходом, несмотря на то, что все делалось срочно, на бегу — проводил сам генерал Волошин. Тогда он впервые узнал, о посылке. Хотя сначала он думал, что главная цель это сбежавшая Зумба. Официально, о её побеге не сообщалось, но все в Комплексе, да и во внешней Самообороне знали про это и шепотом пересказывали подробности прорыва. В то, что Ольга смогла сама прорваться с Базы, Борис не верил. Какой бы она не была измененной, пуля легко остановила бы и её. Ему не надо было рассказывать про это — он с Зумбой был из одного эксперимента. А свое участие в проекте — он считал самым лучшим, что произошло в его жизни.

Он был единственным ребенком в семье — отец военный, полковник, намного старше матери души не чаял в своем отпрыске, но на нормальное общение и воспитание времени у него просто не было. Служба забирала всю его жизнь. Зато никогда не работавшая мать с лихвой восполняла отсутствие мужского воспитания. Она выскочила замуж случайно, роль сыграло общественное положение и деньги сорокалетнего полковника. Ей казалось, что теперь перед ней, бывшей деревенской девчонкой, откроются все двери и возможности. Но это оказалось лишь мечтами — полковник Петр Танасийчук, был женат на службе, а настоящая его жена лишь на время отвлекла его от этого. Сразу после рождения сына, он словно забыл о том, что женился. Все мечты молодой супруги о вечеринках, отдыхе на юге и прочем, оказались лишь мечтами. Служба прежде всего — развлечения подождут.

Дружить Елена не умела и сутками сидела у телевизора. Менялись квартиры, менялись военные городки, но все оставалось по-прежнему. Сколько Борис помнил себя — мать постоянно была недовольна, под конец они с отцом просто перестали разговаривать. Зато все свое неистраченное общение она обрушила на сына. И те мечты, что не смогла исполнить сама, она теперь передала сыну. Он с детства слышал, что мать талантлива, но эгоист-отец не дал проявить себя, однако вот сына она не даст загубить. Ведь он еще талантливей. Он будет знаменитым, богатым и, вообще, звездой — при этом, кем именно мать абсолютно не интересовало. Отец, неглупый и критичный во всем другом, при виде единственного отпрыска тоже терял голову — он заваливал его игрушками, а когда тот немного повзрослел, деньгами.

Так будущий Волк и привык к тому — что все, что он захочет, исполняется. Все должны ему. От матери сыну передалась её необщительность и красота — высокий, черноволосый, чернобровый он легко, несмотря на неумение общаться, покорял сердца девушек. Усилиями матери и отца ему наверняка была уготована быстрая карьера, но тут вмешалась судьба.

Когда однажды июньским вечером полупьяный студент престижного университета, катил на подаренном отцом Гелендвагене, впереди вдруг раздался взрыв, а потом дома вокруг стали рушиться. Начался Армагеддон.

В одночасье он остался без того, что делало его жизнь приятной и легкой — оба: и отец, и мать погибли в первый же день. Началась жизнь, в которой можно было надеяться только на себя. Не в силах справиться с этим, однажды он бросил все и уехал из страшного города. То было в самом начале — был бензин в машине, были какие-то продукты. Он долго бездумно ехал, объезжая брошенные и разбитые машины. В конце концов, бензин кончился, и он оказался среди леса. Бросив машину, Борис пошёл дальше пешком, и шел так, пока не уткнулся в забор деревенского дома.

И тут ему повезло — он попал под первый набор для Самообороны с Базы. После этого его жизнь потекла по другому руслу. Как оказалось, служба не так уж плоха, тут тоже за тебя все решали, кормили и одевали. Надо было только выполнять нехитрые правила, и ты в шоколаде. Он не был глупым и легко понял это, а изворотливый ум подсказал, как и где надо проявить себя, чтобы выдвинуться. Через какое-то время его назначили командиром группы. Тогда он и познакомился с Зумбой. К его удивлению, эта красавица в форме не среагировала на его внешность и все его попытки завязать роман, остались без ответа. А когда он попытался действовать более решительно, получил физический отпор. Вспоминать об этом он очень не любил, Ольга не только победила, но и высмеяла его.

Когда однажды вечером на Базе, он зажал её в пустом коридоре, и пустил в ход руки, она не стала сопротивляться, а после того, как он расслабился, поймала его мужское достоинство в руку и со всей силы сжала. Он чуть не потерял сознание.

Даже сейчас при воспоминании об этом он почувствовал приступ холодной злобы. 'Сука, — привычно подумал он. — Ты за все ответишь. Повезло тебе, что Восточники встряли, но ничего, все еще впереди'. Его злило не только это. Ольга провинилась еще и тем, что она тоже, как и он, смогла успешно пройти через эксперимент. Он прошел первым, и своим извращенным сознанием считал, что это воля судьбы — он единственный, и никто в мире больше не сможет обрести такие способности. До Ольги все парни и девушки с присаженными генами или умирали, или превращались в обычных тварей. А у Зумбы всё получилось — и теперь он не один в мире, кто мог любого здоровенного мужика разорвать голыми руками. Борис улыбнулся и облизал губы — ему нравилось это ощущение силы, но особенно ему нравилось чувствовать себя богом, когда от твоего движения зависит, умрет человек в твоих руках или нет. Это ощущение возникало, только если он убивал вручную, ни винтовка, ни автомат такого не давали.

Он сжал и разжал пальцы, словно в его руках уже были эти трое. Он не сомневался, что так и будет — ведь он пришел в этот мир, чтобы стать великим. Ведь недаром только он смог пережить трансформацию. А когда Ольги не будет, про то, что он был еще кто-то подобный, забудут все.

На инструктаже Волошин приказал доставить Ольгу обязательно живой, но кто сможет сказать ему, что он догнал её еще живую? Нет, когда он до нее добрался, она, к сожалению, уже умерла.

Однако это было попутно, это было решено, и это обязательно случится. Сейчас его очень интересовало то, что эта троица несет на себе. То, зачем они устроили бойню возле Поста дурачков из Города. Волошин, откуда-то знал про груз, он, вообще, знал о многом, что происходило не только на Базе и окрестностях.

Приказ обязательно забрать этот груз, Бориса не тронул — надо забрать, значит заберем. Но вот когда он стал ближе к убегающим, он почувствовал, что груз — это что-то очень важное. И важное именно для него. Он понял, что знал, об этом и раньше, но это знание спало в нем. Лишь несколько дней назад оно проснулось. Так что теперь не только Зумба была призом, то, что она несет, тоже достанется ему. А там уже посмотрим, стоит ли возвращаться в Комплекс. За эти последние дни он понял, что начальство Комплекса многое скрывает от них — в мире, оказывается, выжило гораздо больше людей, чем им рассказывают. Одни спецназовцы на вертолетах чего стоят.

Танасийчук смотрел в бинокль на разрушенные дома пригорода и выискивал проход, по которому могли пройти, те кого он преследовал. Если бы он знал, куда точно те направляются, все было бы гораздо легче. Тогда бы он просто прикинул, как сам пошел через город, и, наверняка, это было бы верным. Не настолько уж люди отличаются друг от друга, в большинстве случаев они выберут одинаковые пути.

Он пришел сюда, к полуразрушенному мосту через небольшую речку, не по физическим следам, а по тому следу, который остался от Ольги и от её груза. Этот след чувствовал только он, и его бойцы часто бросали на него недоуменные взгляды, когда он приказывал уходить с тропы с явными следами троицы — два человека и тварь — и идти напрямую, по только ему ведомой дороге.

Для его подчиненных самой главной и абсолютно непонятной для них вещью было то, что вместе с людьми шла тварь. При этом шла днем. Для него же тут загадки не было — он даже знал кто эта тварь.

* * *

Командир спецназа майор Петр Горев, был опытным офицером, прошел в свое время все горячие точки своей страны и участвовал во многих зарубежных 'командировках'. Служил сначала в спецназе ВДВ, потом в спецназе ГУ, бывшего ГРУ. Когда все рухнуло, его и еще многих спецов подобрала служба, выросшая на месте прежней структуры ФСБ и ФСО. Это были те, кто остался жив благодаря тому, что пересидели тотальное разрушение Москвы в комплексе правительственных секретных бомбоубежищ. Что бы там не говорили, а страна всегда готовилась к подобным катаклизмам. За эти три неполных года он прошел уже множество новых дел, наводя порядок в разрушенных городах в центре страны.

Государство, как гидра — отращивало себе новые органы, вместо потерянных. Какую-то неделю назад, он еще был в Воронеже, наводил порядок для утверждения власти присланного из центра нового главы округа. Для этого пришлось ликвидировать многих слишком зажравшихся местных командиров. Там только начали и дел было много, поэтому он никак не ожидал, что его вдруг снимут оттуда и отправят к черту на кулички, в Сибирь.

Но приказ шел с самого верха, и по комплектации группы сразу стало понятно, что операция очень важная. Он никогда не лез в то, о чем умалчивали, отдавая ему приказ — вот и теперь, он знал только, что должен был перехватить особо ценный груз и доставить его в Центр, который по привычке называли просто Москва. Тогда же намекнули, что после этого, возможно, придется навести порядок, на объекте под кодом 'База'.

Он знал, почему послали его — недаром его позывной был Бульдог, если вцепится, не отпустит — он всегда доводил дело до конца. Это был его пунктик, его тараканы. Недоделанное дело, незаконченная операция вызывали у него не только моральный дискомфорт, но и вполне осязаемую зубную боль.

Знай правду о нем те трое, что сейчас сидели в пригороде разрушенного Славинска, они бы больше боялись его, а не тварей.

* * *

Рустам тоже повоевал немало — и в прежние времена, и сейчас. Он и в Сибири оказался, скрываясь от федералов после нападения на блокпост в Дагестане. Здесь он купил себе новый паспорт — деньги всегда имели власть над чиновниками — осел и для прикрытия открыл небольшое дело, национальное кафе. На самом деле он стал приближенным киллером местного главы землячества, по совместительству главы группировки, контролирующей весь областной рынок наркотиков.

После того страшного дня, когда все перевернулось, он, некоторое время, тоже как бы потерял себя, однако, постепенно, все начало восстанавливаться. Нашлись земляки — жизнь изменилась, и теперь земляками были не только выходцы из республики, но вообще, выходцы с Кавказа и Юга — они опять начали набирать силу и участвовать в разделе сфер влияния. Поэтому, такой опытный боевик, как Рустам, сразу понадобился новым боссам. Его жизнь вернулась в привычное русло.

Нынче задание у него было необычное — вместо того, чтобы поучить кого-то жизни, сломав пару пальцев или ребер, или прикончить кого-нибудь, он должен был доставить на встречу с Добытчиками ребенка — простого младенца. Те должны тоже что-то привезти. Зачем это было нужно — он не знал, и знать не хотел. Ему хватило одного взгляда на этого 'ребенка'. Где-то внутри него, прятался другой человек, который вырывался наружу во время боя или драки. Это был настоящий зверь, появления которого, даже сам он побаивался. В такие минуты его не могли остановить не боль, ни ранение, он шел до конца, вгрызаясь зубами в своих врагов. И этот зверь, учуяв что-то нечеловеческое в маленьком человечке, заскулил и поджал хвост. Рустам с нетерпением ждал встречи с Добытчиками, чтобы скорей сдать им этот неприятный груз.

Вообще, он считал всю эту затею, дурацкой и не имеющей никакого смысла. Ему даже казалось, что вся эта операция лишь прикрытие для грабежа каравана Добытчиков — у них, наверняка, было золото. И он никогда не стал бы преследовать эту троицу — забрали этого странного ребенка, ну и пусть — он свое выполнил, доставил его куда надо. Но, еще в первом бою, эта шалава — он тогда с трудом поверил, что убийца женщина — убила его младшего двоюродного брата. Он, не без основания, считал, что этот, случайно нашедшийся родственник, теперь у него единственный и относился к нему соответственно. Конечно, теперь он не мог остановиться, пока не вырежет сердце у этой суки.

* * *

— Я хочу, чтобы вы взяли меня с собой...

Я чуть сразу не ответил — да. Но взглянув в лицо Ромки и, разглядев его взгляд, я проглотил ответ. Слишком доверчивым был его взгляд, слишком большая надежда светилась в нем. Я не мог гарантировать, что мы сможем забрать его, а его вид отбил охоту говорить полуправду. Однако Ольга решила иначе:

— Да! Мы заберем тебя.

Я взглянул на нее — ты серьезно? Я понял, что так и есть — в глазах светилась решимость. Ладно, я тоже был не против — парень мне понравился — но я был реалист и, не хотел, чтобы меня потом называли вруном, поэтому с легким сердцем переложил принятие решения на Зумбу.

— Ты слышал, — повернулся я к мальчишке. — Так что давай собирайся.

— Нет, — он замотал головой. — Я хочу, чтобы ты поклялся.

Вот как! В глазах Ольги мелькнуло недовольство — похоже, парень доверял мне больше, чем ей.

— Ты здесь главный, — объяснил Роман свое заявление. Видимо он тоже заметил взгляд Ольги. Теперь она смотрела на меня с нетерпением — мол, что ты тянешь, клянись.

— Хорошо, Рома, я клянусь, что мы возьмем тебя с собой. Доволен? Теперь точно собирайся.

— Я готов, — он вскочил, и достал свой нож. Потом, вдруг попросил: — А можно, чтобы ваш мутант не ходил с нами? С ним идти плохо, мы для всех будем чужими.

— Прости, Ромка, но вот тут, мы с тобой согласиться не можем. Он наш друг — понимаешь? И ты зря думаешь, что идти с ним плохо, наоборот, с ним гораздо легче. Сам увидишь.

Выдвигались мы как обычно — первым пошел полуволк, потом я с Иваном в рюкзаке, замыкала колонну Ольга. У нее за плечами висел отличный десантный ранец, снятый нами с убитого спецназовца, его портило только две сквозных дыры от пуль и темное пятно снизу. Всем, кто хоть немного повоевал в этой жизни, было понятно, что это кровь. В ранце она несла второго 'ребенка' — яйцо.

Ромка шагал рядом со мной. Идти впереди, вместе с Ильей, он наотрез отказался. Поэтому Гном часто возвращался, узнавал направление, возможные опасности и препятствия, потом опять уходил. Мальчишка иногда останавливался, осматривался, и мы двигались дальше. Порой он пояснял мне:

— Тут я ночевал раньше, пока крысы не пришли сюда. Мне с ними не справиться, пришлось уйти.

У разваленного дома за железным помятым забором, он рассказывал другую историю:

— Здесь раньше был магазин и склад. Никто не знал. Тут жил один старик, дед Морозом звали — борода вот такая белая. Я его видел. Он сразу после бомбежки тут остался. Объедался консервами, сколько влезет, но потом попался, хотел купить себе оружие и предложил бандитам продукты, а те не дураки, взяли его в оборот — он все рассказал. Они его не убили, он потом сам здесь умер, бандиты все что нашли, отсюда вывезли. Несколько машин было. Мы с отцом заходили к деду Морозу. Иногда.

Он посмотрел на меня:

— Вот дурак, да? Мог бы еще черт знает сколько прожить здесь. Продуктов море, вода не далеко.

— Наверное, — кивнул я. Меня заинтересовало в его рассказе другое.

— Ты сказал несколько машин?

— Да. Грузовых. Полные были.

— Значит, тут есть машины?

— Конечно! У Ведьм даже мотоциклы есть. А у некоторых банд есть трактора.

— Это еще зачем? — удивился я. Машины понятно, мотоциклы тоже, а вот про трактора я что-то не понял.

— Как зачем? — он посмотрел на меня как на идиота. — Ты че думаешь, везде такой проход как тут? Здесь расчистили, потому что за водой ходят и ездят.

Мы шли уже довольно долго, из живых попадалось много разнокалиберных, странного цвета голубей, но людей больше не было. Те, что приходили за водой, пока были единственные обитатели города, что мы видели. Не считая, конечно, самого Ромку. Когда я спросил его, почему это так, он опять глянул на меня тем взглядом, каким смотрят на детей и слабоумных, объясняя им очевидные вещи.

— Блин! Здесь всегда так. Можно пройти целый день и никого не увидеть. У вас, что — не так?

— У нас народу побольше, — ответил я и показал на странных птиц, рассевшихся по развалинам вдоль нашего пути. — Это что за звери?

Теперь я уже сомневался, что это голуби. Слишком вид у них был агрессивный и некоторые экземпляры, вообще не походили ни на одну знакомую птицу.

— Голуби.

Значит все-таки они.

— Так вот питание. Лови и готовь, — усмехнулся я. — Их тут на всех хватит.

— Ну, ты точно дикий! — он покачал головой. — Какой дурак к ним полезет? Они сами кого хочешь, сожрут. Это сейчас, они видят, что нас много и мы отбиться сможем, а если бы ты полз раненный, они бы уже напали. Это те же крысы, только летающие.

— Вот тебе и голубь мира, — присвистнул я, глядя на мутантов.

— Я вообще, не выхожу, когда они рядом. На меня большая стая сразу нападет.

Я глянул на него и согласился — его, пожалуй, они и утащить могут, слишком парень худой.

— Слушай, сколько тебе лет?

— Двенадцать, — бросил он и продолжил свою мысль о представителях местной фауны. — Если увидим собак, не одиночных, конечно, а тех, что стаями охотятся, то надо сразу прятаться, против них даже вы не справитесь.

Я принял это к сведению, но задумался о другом — в двенадцать лет парень должен выглядеть совсем не так, я ему давал от силы лет восемь. Вот, что значит отсутствие нормального питания в те годы, когда организм рвется в рост. Жалко парня. Ничего, если выберемся — откормим. Если только выберемся — о дальнейшей нашей судьбе после того, как мы доставим Ваньку и яйцо на место, у меня было очень смутное представление.

Когда-то, еще до войны, я считал Славинск небольшим городом. По сравнению с областным центром-миллионником, где я жил это так и было — население Славинска не дотягивало даже до пятисот тысяч. Но оказалось, что когда идешь пешком, то даже такой город, становится бесконечным. Теперь я сомневался, что за один день мы сможем миновать его.

И теперь я понимал, почему людей здесь так мало. Несмотря на то, что по Славинску ударила только одна боеголовка, и та чистая — город был разрушен до основания. До самых сильных разрушений мы не добрались, и как объяснил Ромка, не пойдем туда, потому что там вообще не пройти — не осталось не улиц, не проулков, сплошная каменно-железная каша. Взрыв был на юго-востоке города, где находилась основная промышленная зона. Большинство заводов, в том числе и танковый. Нефтехимический завод, который находился почти за городом, тоже сильно пострадал, как сказал Ромка, он горел еще несколько дней после взрыва. Через него нам как раз придется идти, потому что обходить, это может занять еще целый день. Завод был огромен, и даже банда Нефтяников, базирующаяся там, не могла контролировать всю его территорию.

Представляю, как пахло здесь в то первое лето. Я побывал в похоронной команде в Городе и помню это всепроникающий запах разложения. Казалось, что от него никогда не избавиться. Похоже, крысы и голуби здесь на этом и разжирели. Какая бы не была 'чистая' бомба, радиация все равно есть — теперь об этом знают все, кто выжил, от детей до бабушек. Я не представляю, что творится там, где применили нейтронную бомбу, если, конечно, её вообще где-то применили, но на то, что происходит после обычного атомного взрыва, я знаю не понаслышке — нагляделся воочию. Даже там, где мы сейчас шли, наверняка, радиация повышенная, а эпицентре она в сотни раз превосходит обычный фон. Заражение других территорий сильно зависит от того, какой была погода в момент взрыва и куда пошло радиоактивное облако.

В любом случае, то, что здесь живут люди, говорило о том, что радиация здесь не слишком лютая. Я очень на это надеялся, так как сзади меня шла та, с которой надеялся еще не раз заняться любовью. За все время, что мы шли по лесу, нам ни разу не удалось уединиться. А хотелось — я чувствовал, что Ольга даже больше, чем я, сгорает от желания, похоже, её перестроившийся организм повлиял и на эту сферу.

Еще одним доказательством присутствия радиации были те, что сейчас поворачивали головы вслед за мной и таращились своими круглыми глазками. Они летают везде и наверняка бывают и в промзоне. Я опять посмотрел на голубей — да, поведением эти мутировавшие птички сильно отличались от обычных сизарей. У меня было такое ощущение, что они оценивают сейчас нас, прикидывая, когда, мы будем готовы к тому, чтобы превратиться в их еду. Представляю, какими стали крысы — эти твари и так были умными, а судя, по глупышам, когда-то умевшим только ворковать да срать на памятники, сейчас они, наверное, продвинулись в своем развитии совсем близко к человеку.

'Ну их к черту! Лучше не думать о плохом. Твари гораздо страшнее, и ничего, человек выживает. Потому что мы самые страшные звери и самые опасные, — усмехнулся я. — Особенно для самих себя'.

Ромка в очередной раз остановился, огляделся и вдруг спросил:

— А этот, — он махнул рукой вперед, туда, где скрылся полуволк. — Он откуда взялся?

— Долго рассказывать, — ответил я. — Но я тебе клянусь, он хороший. Он был человеком.

— Я понял. Только я видел уже таких людей, они хуже зверя. Сожрут любого — и человека, и собаку, и вот этих голубей.

— То есть здесь все-таки есть твари?

— Есть. Но я тебе говорил, что они не такие, как он. Они люди, только превратившиеся черт знает во что. У некото...

Договорить он не успел. Из-за поворота вывернулся Илья и понесся к нам, за спиной в рюкзаке дернулся Ванька, и тут же мы услышали быстро приближающийся лай. Ромка побелел.

— Собаки, — прошептал он.

Его страх передался мне, когда-то я видел, во что может превратиться стая одичавших собак. Я схватил его за плечо и рванулся вправо, там сохранился угол дома — над обломками поднималась стена, срезанная по окна второго этажа. Первый этаж смотрел на нас двумя пустыми глазницами окон. Ромка вырвался и как кошка запрыгал впереди меня по развалам кирпича. Я оглянулся.

— Е...ть!

Ругательство само соскочило с губ — из-за поворота вырвалась рычащая, визжавшая и лающая разноцветная масса. С окружающих развалин, недовольно гулькая, рваным облаком рванули в небо голуби. Илья летел, почти не касаясь земли, за него я не переживал — собакам его не догнать. Я выдернул пистолет, повернулся в сторону Ольги и заорал во все горло:

— Прячься!!!

Та сориентировалась мгновенно, я еще не закрыл рот, а она уже мчалась на другую строну улицы, к ближнему дому, где чернела открытая дверь. 'Плохо, что мы в разных домах, — пожалел я. — И автомат только у нее'.

Ромка подпрыгнул, уцепился за край проема окна и начал подтягиваться. Сил у него было маловато и ноги скользили по стене. Я опять выругался, сунул Стечкин обратно в кобуру и подскочил к нему. Поймал его за сбитые ботинки и одним движением забросил в окно. Потом подтянулся сам и перемахнул подоконник. Только я отошел от окна, туда влетел Илья.

— Нии хреенаа сееебе! — в горячке оно хрипел и тянул слова еще больше. — Онии бы мееня в сеекунду разоорвали.

Это он, конечно, преувеличивал, я прекрасно знал, на что он способен, с его силой и его когтями. Думаю, что он проредил бы их основательно, прежде чем помереть самому. Я глянул в окно — да, справиться он точно бы не смог, слишком большая была стая. Первые собаки уже прыгали по кирпичам к нашему окну. Я прикинул — нет, запрыгнуть они не смогут, слишком высоко, выше моего роста, но на всякий случай опять приготовил Стечкин.

Вырвавшаяся вперед, рыже-черная зверина с ходу попробовала запрыгнуть к нам. Пасть лязгнула почти рядом, голова зверя с дикими, горящими злобой глазами, на мгновение появилась над подоконником. Я еще не решил — стрелять или нет, патронов у меня было совсем мало — а полуволк уже среагировал. Мимо меня мелькнула лапа и пес с рассеченной мордой упал вниз. Из-под окна раздался захлебывающийся визг.

Вслед за этим начался настоящий дурдом — первая волна собак достигла стены и тут же, с ходу начала повторять трюк первой. Над подоконником одна за другой появлялись оскаленные пасти, и проваливались вниз. Илья разошелся вовсю, его лапы только мелькали над окном. Кровь ошметьями летела во все стороны. Я отошел подальше вглубь комнаты, боясь, как бы он не зацепил и меня. Пистолет, однако, я из рук так и не выпустил, вдруг какой-нибудь суке удастся заскочить внутрь.

Сначала я подумал, что так и случилось — возле меня плюхнулось пятнистое тело зверя, я вскинул пистолет, но в последнюю минуту остановился. Собака издыхала — завалившись на бок, она дергалась в последних судорогах, из распластанного горла ручьем хлестала кровь.

— Разрееежь на кускиии ии кидаай!

Оказывается, полуволк специально поймал и закинул псину внутрь. Я скинул с плеч лямки, положил рюкзак в угол и крикнул Ромке.

— Проверь, Ванюшку.

Сам выдернул нож, еще раз сказав спасибо судьбе, что не выкинул его тогда, и в несколько приемов отделил от дернувшейся при этом в последний раз собаки, голову. Потом подскочил к окну и бросил её подальше в стаю.

Там мгновенно началась свалка. Псы, рыча и лая, рвали голову своей товарки, потом начали драться.

— Давай еще! — прохрипел волк.

Морщась и легко перерубая трубчатые кости боевым ножом, я отделил лапы, после этого подбежал к окну и отправил их вслед за головой. В местах, где они упали, тотчас закрутились меховые визжащие водовороты.

Больше резать я не собирался. К черту! Я не мясник. Ухватившись за хвост, я подтащил обрубок к окну.

— Ну-ка выброси! Ты посильнее.

Зверье уже поняло, что заскочить внутрь не удастся и лишь изредка, какая-нибудь особо настойчивая тварь пробовала повторить этот опыт. Однако тут же начинала визжать, падая с располосованной мордой.

Илья повернулся ко мне.

— Ия нее моогу, — он виновато показал мне лапы. Я совсем забыл, что его 'руки' работают не так как у людей.

— Понял, — махнул я рукой. — Отойди.

Я поднял обезглавленное тело и забросил его на подоконник, затем столкнул вниз. Там сразу началась грызня.

Собак было слишком много, пространство перед окном превратилось в рычащего, визжавшего многоголового монстра. По моим прикидкам никак не меньше сотни, понятно, что одной тушки на всех не хватило. Дележ трупа под окном снова перешел в драку. Следующими жертвами стали те собаки, которых ранил Илья — видимо кровь из ран, или то, что они ослабли, возбудило остальных. В нескольких местах сразу возникли кровавые разборки. Стая забыла про нас.

Я выглянул наружу, возле дома, куда забежала Ольга, собак не видно, похоже её не заметили. У меня чуть полегчало на душе, хоть тут повезло. Я толкнул волка — смотри, не дай бог не заметим, что-нибудь еще, а сам прошел в угол к примолкшему Ромке. Тот сидел прямо на полу. Он прижал к себе Иван Иваныча, а сам уткнулся лицом в его плечико. Парнишку трясло.

Я присел рядом и погладил его по спине. Он поднял голову и посмотрел на меня, побелевшие губы едва шевелились.

— Все, закончилось? — прошептал он.

— Пока они еще здесь. Но не бойся, сюда мы их не пустим.

Ромка вдруг заметил мою руку и дернулся, ладонь была залита кровью.

— Ты ранен? — он с сочувствием смотрел на меня.

Я отрицательно покрутил головой и отдернул руку. Блин! Похоже на Посту я уже привык к этому, даже не обратил внимания, что я весь в собачьей крови.

— Не обращай внимания, это не моя.

Он сморщился, но ничего не сказал. В этот момент ребенок на его руках поднял голову и посмотрел в лицо парнишке. Я чуть не выругался. 'Ну, ты и артист!' — подумал я, увидев его глаза. Глаза Ваньки блестели, и он старался как можно сильнее прижаться к Роману. Потом он повернул головку ко мне и его бусинки мгновенно изменились — опять стали холодными и внимательными. Он словно говорил мне — молчи, не твое дело. Ромка этого не видел, он прижал голову ребенка к губам и закрыл глаза. Ну вот, братика нашел, — хотел сказать я, но вовремя остановился. Ромка ведь мог все воспринять и серьезно, а нам совсем скоро надо будет отдавать Ивана тому, кто его ждет. Неизвестно, как воспримет это мальчишка.

Я привычно постарался подавить мысль о том, кто ждет нас в конце пути — придет время, узнаю.

Разорвав своих раненых, собаки успокоились, однако уходить они явно не собирались. Некоторые разбежались по ближайшим развалинам, но большинство улеглось вокруг нашего окна. Их ничто не подгоняло, а вот нам задерживаться было нельзя.

— Роман, долго они могут так просидеть?

— Я не знаю. Я ни разу в такое не попадал. Наверное. Пока они что-нибудь новое не учуют.

Я тоже так подумал. Им делать нечего, а тут еда, которой на всю стаю хватит. Мы с Ильей стояли у окна и рассматривали осаждавших. Стая представляла собой немыслимое смешение всех пород. Однако, большинство собак были взрослыми особями, значит у них есть где-то постоянное логово. Ведь при такой жизни, у этой стаи должно быть огромное потомство. Появилась слабая надежда, что они в, конце концов, должны вернуться к щенкам.

Прошло еще больше часа, ничего не изменилось. Сменяя друг друга, мы с Гномом дежурили у окна. Я часто выглядывал в сторону развалин, где скрылась Ольга — все время боялся, что стая переместилась туда. Собаки вскакивали, убегали, но их место тут же занимали другие. Встретившись взглядом со мной, псы начинали рычать, оголяя клыки, или заливались злым лаем. Я в ответ показывал средний палец.

— Илья, как ты думаешь, есть у них главный?

— Вожак?

— Ну да. Если его убить, может они свалят.

— Не знаю. Но вожака я не вижу.

Он тоже подошел к окну и стал рассматривать стаю. Через некоторое время сдался.

— Нет. Не вижу.

Я согласился, похоже, у собак демократия.

Ожидание начало тяготить, но ничего другого, кроме того, чтобы продолжать ждать, я придумать не мог. Мы с Ильей попробовали пробиться дальше по коридору, но там был такой мощный завал, что даже не стоило пробовать разбирать. Сколько я не высматривал, способа вырваться из этой ловушки не видел. Если бы мы могли скооперироваться с Ольгой, у нее все-таки автомат и полный подсумок запасных магазинов, это не Стечкин с двумя обоймами, может что-нибудь и получилось. Однако связи у нас не было, и значит, все остальное было из области мечтаний.

— Ты есть еще хочешь?

Я смотрел на Ромку, опять взявшего Ивана на руки. Иван Иванович снова изображал младенца — доверчиво обхватил руку Ромки, прижался к нему и притворялся, что спит. Я теперь уже точно знал, что он никогда не спит. Почему-то он не считал нужным играть со мной в свои игры — всегда спокойно смотрел на меня своим внимательным недетским взглядом, словно чуял, что я его не выдам.

Услышав про еду, парнишка сразу встрепенулся и быстро согласился:

— Да, хочу.

В общем можно было и не спрашивать, и так видно, что он вряд ли откажется.

Я взял рюкзак и полез в накладной карман. С тех пор как нас догнала Ольга, мы распределили груз так, что я нес Ваньку, а она яйцо и продукты. Но я всегда брал с собой немного, на всякий случай. Кроме того, у меня была спецназовская фляжка.

Между двумя кусками лепешки — по большому счету это была никакая не лепешка а просто замешенное на воде тесто, которое Ольга жарила на плоской жестянке пока не получался бело-желто-черный твердый блин — лежало холодное отварное мясо косули. Эту так выручившую нас красавицу добыл голыми руками Илья.

Кусок был нормальный для одного, но для троих его явно было мало. Я разломил бутерброд на две равные части и отдал одну Ромке, вторую отнес дежурившему у окна Гному. Тот глянул на меня и начал отказываться, однако я сунул ему еду ему в лапу и строго приказал:

— Ешь. Не майся ерундой, я же знаю как тебе нужна еда. Я потерплю, если честно, я и есть-то еще не хочу.

Тут я немного покривил душой, но это надо было для дела. Голод, похоже, по-настоящему мучал полуволка, потому что он уничтожил бутерброд в два глотка.

— Не надо было собаку выбрасывать, — подал голос из угла Ромка. Рот у него был набит, и я с трудом понял, про что он сказал. Когда же до меня дошло, я засмеялся:

— Вот слова не мальчика, но мужа. Что ж ты раньше молчал?

— Я не думал, что мы так долго здесь сидеть будем, — он принял мой вопрос за чистую монету. — И вообще, мы еду здесь никогда не выбрасываем.

Потом простодушно закончил:

— А собаку я ел. Ничего, вкусно.

Тебе, наверное, любая еда вкусная, — подумал я. — Наголодался.

Все-таки мы там за рекой, по сравнению с теми, кто живет здесь, существовали вполне приемлемо. Хотя, когда я был там мне, казалось, что мы просто выживаем, и вот-вот вымрем.

Мои мысли оборвал возглас Гнома, он мгновенно пригнулся и смотрел теперь на улицу, лишь чуть приподняв голову над подоконником. Я быстро нырнул к нему.

— Что там?

Он придержал меня, чтобы я не высовывался и тихо прохрипел:

— Те, что за нами идут.

Собачий шум за стеной, к которому я уже привык и никак не воспринимал, вдруг смолк и через пару секунд тишина взорвалась многоголосым лаем. Я отошел в сторону и осторожно выглянул из-за стены. Гном прав, в конце улицы, со стороны, откуда шли мы, показались люди. Я быстро пересчитал маленькие фигурки — четверо. Кто это был — спецназовцы или Восточники, я разобрать с такого расстояния не мог.

Собаки, сначала одна, две, потом все больше, стали срываться с места. И вот уже вся стая, с лаем понеслась туда.

— Сейчас посмотрим, — толкнул я Илью. — Кто сильнее, зубы и когти или автомат.

Лишь когда он как-то странно глянул на меня, я сообразил, что фраза получилась двусмысленной. Похоже, он воспринял её на свой счет.

— Я про собак, — постарался исправиться я, но получилось только еще хуже. Отвлек нас треск рвущейся материи — в начале улице прозвучала первая очередь. И почти сразу в бой вступили и остальные стволы. До схватки было не меньше двух кварталов и поэтому очереди звучали совсем не страшно, не похоже на тот привычный грохот, когда сам вступаешь в бой.

Ромка с ребенком на руках тоже подошел к окну.

— Кто это?

Я вспомнил, что он ничего не знает про наших преследователей, да и вообще, про наше путешествие. Он и не спрашивал, наверное, хватало того, что мы взяли его с собой.

— Да есть тут одни. Не переживай, выкрутимся.

Маленькие игрушечные фигурки вдали продолжали искрить. Чуть позже того, как вспыхивала искорка до нас долетал звук выстрелов. Все получилось так, как и должно было быть — люди опять победили. Летевшее к ним разноцветное пятно, сначала замедлило ход, а через пару минут начало разваливаться на куски. Еще через несколько минут, мимо нас, поскуливая и прижимая уши, пронеслось с десяток собак, остальные разбежались по развалинам и другим проулкам.

И что делать теперь? Я с вопросом посмотрел на Илью. Тот понял меня.

— Я пойду, погляжу.

— Постой, — я придержал его и выглянул на улицу. — Успеешь? Они уже идут сюда. Заметят.

Он тоже выглянул. Секунду раздумывал, потом расслабился.

— Нет, пожалуй. Если у них бинокль, разглядят. И вас выдам.

Было понятно, что нам с Ромкой и вообще рыпаться не стоит. Сразу засекут, и потом оторваться от них будет нелегко. Если, вообще, удастся.

— Переждем, — поставил точку я. — Пусть уйдут отсюда.

Сейчас я больше всего переживал за Ольгу, как бы она не решила выйти. То, что преследователи не будут проверять все дома, я не сомневался. В таком случае их миссия растянется на годы.

— Это Восточники, — уверенно заявил Илья.

Как только он это сказал, я тоже понял, что это так. Вижу я хуже, чем полуволк, и только сейчас понял, что это не странные каски, а просто длинные волосы. Их оказалось не четверо, как было в начале, а пятеро. Один или был до этого в засаде, или отставал. Южане шли растянувшейся колонной — один чуть впереди, четверо одной группой, сзади. При этом двигались они хорошо, похоже, ни раненных, ни уставших в группе не было. Восточники быстро приближались, мы присели под окном, затаили дыхание, и вскоре услышали, как они переговариваются. Говорили не по-русски.

Снаружи стало слышно, как похрустывают кирпичи под подошвами. Кто-то выругался. Вот это уже по-русски, но с акцентом, сразу выдающим сыновей гор. После того, как все стихло, мы еще минут пять сидели, выжидая, чтобы Восточники отошли подальше.

Улица опять была пуста. Даже голуби больше не возвратились. Похоже, здешние обитатели, серьезно относятся к любой опасности. Правильный подход — не можешь победить, беги и прячься. Только так они смогли выжить здесь.

Илья выпрыгнул первым. Присел, осмотрелся, потом перебежал на ту сторону улицы, влез, на уступом развалившуюся стену, и начал крутиться, оглядывая развалины с высоты. Вдруг он пулей слетел оттуда, вжался в стену и замахал лапами.

Прячьтесь — понял я. Кричать он не умел и поэтому все объяснял жестами. Я поглядел туда, куда он указывал — в начале улицы, там, откуда пришли мы, а потом наши преследователи, опять появились фигурки. Дежавю, подумал я и мрачно пошутил:

— Наврал ты, Ромка, что людей мало. Вон видишь, движение как в Москве когда-то.

Потом добавил:

— Там опять кто-то идет. Вооруженные люди, так что сиди и молчи.

Ромка быстро закивал в ответ, показывая, что он понял.

Пока я высматривал, кто это еще посетил нас, полуволк исчез. В общем это хорошо, что он теперь снаружи, а то, когда мы были все здесь, я себя чувствовал немного в западне. Я прижался к стене справа от окна — хотел еще понаблюдать, кто это. Я пересчитал людей и опять подумал про дежавю — фигурок снова было пять. И шли они очень похоже на предыдущих — один метрах в пятидесяти впереди, остальные колонной сзади. Все были с оружием. Было полное ощущение, что Восточники вернулись.

Я сполз по стене вниз, и на всякий случай достал Стечкин, то, что происходило, мне очень не нравилось. По опыту я знал, что долго везти так, как повезло в первый раз вряд ли будет — Восточники прошли, ничего не заметив, но тут большую роль сыграло нападение собак. Наверняка, проходя мимо нас, они больше думали о псах, и о возможности их нового нападения, чем о людях.

Ольга! Лишь бы она не появилась. Я не сомневался, что Илья бросился к ней, предупредить. Блин, как плохо без связи, в очередной раз пожалел я.

Я сидел и отсчитывал время, все время ожидая, что услышу шаги за стеной. И, действительно, услышал. Сначала прошел один человек, через пару минут уже несколько ног крошили кирпичные обломки. Я глянул на Ромку, он опять побелел и, как и я, затаил дыхание. Я ободряюще улыбнулся ему — все нормально, не бойся. Однако парнишка прошел слишком суровую школу, чтобы поверить мне. До тех самых пор, пока я не решил вставать — времени прошло достаточно — он так и не спускал с меня испуганных быстрых глаз.

— Игорь, ты здесь?

Меня словно подбросило — Ольга! Ну, наконец-то! Я вскочил и нарвался на резкий приказ.

— Пистолет убери.

Я поспешно засунул Стечкин в кобуру.

— Что — ушли?

— Да. Илья пошел на разведку, посмотрит, можем мы уже идти. Выбирайтесь оттуда.

Ольга подошла под самое окно, я забрал у подбежавшего Ромки ребенка и подал вниз. Ольга приняла и сразу отошла. Я хотел помочь парнишке, но он отстранился.

— Не надо, я сам.

Пока я ходил за рюкзаком, он уже стоял внизу. Выбрав место, где было поменьше кирпичей, я тоже спрыгнул с подоконника.

— Кто это был во второй раз? Ты видела?

Она качнула головой.

— Спецназ. Москвичи.

— Чтоб ты! — я сплюнул. — Вот привязались. Москвичи, Восточники, еще только Добытчиков не хватает.

— Не забывай, на той стороне были еще и мои бывшие — Самооборона.

— Помню. Дружок твой — Боря.

— Иди к черту. Дружка нашел. Ладно, хорош болтать, пора двигаться. И так сколько времени потеряли.

Я забрал у нее Ваньку, усадил его в рюкзаке, при этом не удержался и хмыкнул, случайно взглянув в его взрослые глаза, потом закинул рюкзак за спину и махнул Ольге — теперь ты давай вперед.

Снова вокруг потянулась бесконечная череда разрушений.

* * *

Хорошо, что погнал бойцов сразу на мост, думал Борис, наблюдая, как последний спецназовец легко пробежал по покосившейся ржавой ферме и спрыгнул на землю с той стороны. Он не ожидал, что все конкуренты выйдут к Славинску в одном и том же месте, прямо там, где до этого прошла Ольга и её спутники. Танасийчук не допускал мысли, что кто-то кроме него может чувствовать ментальный след. Значит, все говорило о том, что и Восточники, и спецназ хорошие спецы-следопыты. Ну, или им просто везет. Как бы то ни было, и в том, и в другом случае лучше было с ними не связываться. Хотя руки так и чесались отдать команду, чтобы хлопцы открыли огонь, когда спецназовцы переходили мост. Но нет, всех вряд ли бы убрали, а себя точно выдали, а то и двухсотого заработали.

Нет, пусть все идет как идет — никто из этих, про его группу не догадывается, и мы вступим в дело в самый нужный момент. Он поднял бойцов, еще раз полюбовавшись, как все беспрекословно выполняют команды — в группе боялись его. Он усмехнулся — с ними только так и надо, люди понимают только силу. Через мост не пойдем, заметят, — решил он. — Нам пока связываться с ними не к чему, пусть еще между собой повоюют. Это было бы самым лучшим выходом. Переправимся выше. Разглядывая город в бинокль, он заметил, как река выше по течению блестит перекатом. Значит неглубоко, пройдут вброд.

Сам Борис и еще двое бойцов остались прикрывать переправу, а четверо пошли вниз, к речке, выбирать брод. На разведку в воду пошел Гром — высокий, крепкий парень, всегда вызывавшийся идти первым. Волк ценил его и разрешил идти вперед, только из-за его роста — в желтоватой мутной воде не видно глубины.

Он спокойно прошел почти всю речку, в самом глубоком месте вода добралась ему выше колен, и пошел на подъем. Борис облегченно вздохнул и показал знаком, чтобы остальные трое, тоже шли в воду. Но в этот момент что-то случилось — Гром сначала вскрикнул, потом наклонился и сунул руку под воду. Вдруг он распрямился и дико заорал. Борис вскочил и от удивления застыл. На лице Грома что-то висело и дергалось. Почти сразу Волк понял, что это рыба. Она вцепилась в щеку бойца, и он никак не мог её оторвать. Еще одна подобная тварь болталась у него на руке.

— Помогите ему! — очнувшись, заорал Борис.

Солдаты внизу тоже ожили и, вздымая тучи брызг, побежали к Грому. Это была ошибка. Вода по всему перекату вскипела, в брызгах засверкали выпрыгивающие молнии. Они с ходу вцеплялись в тела бойцов. На размахивающем руками Громе висела и билась целая стая полосатых рыб. Во все стороны хлестала кровь. Гром уже не кричал, он повернулся к берегу, и побрел на сушу, спотыкаясь, и не обращая внимание на рыб. Не зная, что делать, Танасийчук то вскидывал, то опять опускал автомат. Но Калашников тут был бесполезен. Злость затопила его до краев, так всегда бывало, когда он не мог разрядиться на ком-нибудь. Попадись ему сейчас кто-нибудь под руку, он просто бы разорвал.

Трое, кинувшихся на помощь Грому, сопротивлялись не так долго, они уже завалились в воду и их тел почти не было видно под облепившими бойцов рыбинами. Ярость застила глаза Волка, он вскинул автомат и одной очередью прервал мучения бойцов. Потом повернулся и бешеным взглядом резанул по испуганным солдатам на холме.

— Что смотрите?! — рявкнул он. — Побежали назад, на мост! Здесь не пройдем.

Суки! Злился он на погибших бойцов. В один момент не стало отряда! Могли же проверить, суки, прежде чем идти. Его извращенное сознание жило своей логикой. Себя он, как обычно, ни в чем обвинить не мог, ему даже в голову такое не приходило.

Они, уже не скрываясь, перебежали по мосту.

— Давайте туда! — приказал он. — Посмотрим, что с Громом.

Волку никак не хотелось верить, что теперь вместо семи человек, их только трое.

— Бл..! — он выругался во весь голос. Хотя Гром и дошел до берега, рыбины так и не оставили его. Наоборот, из воды выскакивали все новые экземпляры и на коротеньких щупальцах, торчавших на месте грудных плавников, извиваясь, ползли к окровавленному телу.

— Заберите у него патроны, — приказал он и отвернулся. Пока бойцы палками сбивали рвущих плоть рыбин, и потом, когда они снимали с растерзанного Грома рюкзак и подсумок, он так и простоял молча. Только желваки перекатывались под кожей.

— Все! Пошли.

И не оглядываясь, пошел первым. Потом побежал.

* * *

Без особых приключений мы прошагали еще три часа. Живые люди нам больше не попадались. Зато скелетов и просто человеческих костей стало в избытке. Первый скелет в истлевшей одежде мы увидели в машине. Какая-то иномарка гнила, врезавшись в стену дома. Весь капот до переднего растрескавшегося переднего стекла был засыпан штукатуркой и обломками бетона. Судя по позе, человек умер сам, прямо за рулем. Скорее всего инфаркт, решил я. Это была женщина, ветерок шевелил черные длинные волосы. Объеденное голое лицо уткнулось в рулевое колесо. Жутко. Я глянул на Ромку — как он? Но парень, похоже, привык к подобному, он даже не обратил внимания на труп. Вместо этого он предложил:

— Может, посмотрим, что в багажнике? Иногда в машинах хорошие вещи попадались.

Я отрицательно мотнул головой.

— Нет, некогда. И так уже от Ольги отстали.

На самом деле, мне не хотелось лезть в машину, когда её мертвая хозяйка была тут же.

Мы теперь шли уже не по пригороду, развалины многоэтажек вокруг были похожи на горы. Иногда среди этих гор вырастало какое-нибудь особо тщательно построенное здание, разрушенное не до основания. Одно такое было срезано, аж на высоте шестого этажа — я автоматически пересчитал окна. Наверное, в таких зданиях квартиры еще полны вещей, нам бы не мешало пополнить свои запасы. Судя по тому, что мы видим, люди обживают лишь совсем крохотные клочки этого города. Но это если Ольга разрешит.

Она спешила, постоянно подгоняла нас, видимо, время на исходе. Илья дожидался нас, перебрасывался парой слов и опять уходил вперед. Мы подошли к громадной площади, видимо центр какого-то городского района, решил я.

— Площадь Пушкина, — пояснил Роман. — Здесь раньше красиво было.

Мы миновали длинное административное здание — неразрушенный первый этаж тянулся почти на полквартала — и наконец увидели всю площадь. Ольга вскрикнула, я шагнул к Ромке и закрыл ему ладонью глаза. Однако тот крутнул головой и скинул мою руку, мы застыли, разглядывая открывшуюся картину.

На площадь выходили три улицы, сходящиеся под острым углом друг другу. Мы шли по самой левой. На другой стороне амфитеатром замыкая площадь, стояло массивное здание в советском, наверное, сталинском еще стиле. Верхние этажи были разрушены, колонны с сохранившимися по пояс телами атлантов, торчали в небо проволокой арматуры. Перед зданием, ступенями поднималось широкое парадное крыльцо. Кто-то расчистил его от обломков, и серо-коричневый гранит выделятся на фоне окружающей действительности, покрытой слоем цементной пыли.

На крыльце стояли три громадных креста из железных, грубо сваренных труб. На них, прикрученные проволокой за руки, висели три обнаженных тела. Мертвецы, похоже, провисели здесь только пару дней, мясо на трупах еще сохранилось, хотя лиц уже не разглядеть — мухи и голуби и сейчас еще терзали мертвецов. При нашем приближении, голуби, недовольно крича, стаей рванули в стороны, и расселись вокруг. Мухи оказались настырнее, они сначала взвились вместе с голубями, но тут же вернулись к пиршеству.

— Что за?!

Я скривился и отвернулся.

Ромка взглянул на меня блестящими глазами:

— Ведьмы суки, — прошептал он. — Мужиков где-то отловили.

Действительно, все трое распятых были мужчинами, хотя гениталии и отсутствовали, понять это не составило труда. Сейчас было непонятно, пытали их так люди или уже голуби постарались. Прогрызенные кишки черными вздувшимися шарами свешивались из разорванных животов. В некоторых местах сквозь почерневшую плоть белели кости.

Я вспомнил, что рассказывал о своей жизни Ромка — его отца тоже замучили Ведьмы. Возможно, с ним сделали так же. Само собой, спрашивать об этом я не собирался. Надо было идти дальше, но я никак не мог заставить себя отвернуться от страшного зрелища. И Ольга, и парнишка, похоже, испытывали тоже — мы стояли и молчали.

Положение спас появившийся полуволк, он дернул Ольгу за локоть и нетерпеливо протянул:

— Поошлии! Таам даальше паарк. Моожно, останооовииться, пообееедать.

— Про еду ни слова, — прохрипела Ольга. — Пошли, веди.

Я был согласен с ней, как раз в это время ветер, все время гнавший пыль от нас, переменился, и мы в полной мере почувствовали ароматы смерти.

Минут через десять мы вступили в парк. Хотя его тоже коснулась война, многие деревья были обломаны, некоторые повалены, часто попадались обломки бетонных плит с торчавшей арматурой, но все равно, после разрухи города, здесь казалось даже уютно. Зеленая, много лет некошеная трава, захватила все дорожки. Пробивалась даже между шестигранных черепиц плитки, на центральной алее. Одичавшие цветы торчали в самых невероятных местах — на верху кирпичного столба кованой ограды, или в занесенном землей, пересохшем бассейне фонтана. Да, Ромка был прав — похоже, раньше здесь действительно было красиво.

Пока мы шагали через парк у меня из головы не выходило кровавое зрелище, что мы видели на площади. Зачем? Обычно такое делают для устрашения других, но тут в пустом городе, кого тут запугивать? Судя по нашему путешествию, когда за полдня мы не встретили ни одной живой души, людей здесь совсем мало. Тех, что мы видели утром — Коммунистов и наших преследователей, в расчет можно не брать — одни появились только потому, что там есть где набрать воду, ну а бойцы двух отрядов, те, как и мы пришлые.

— Слышь, — я догнал Ромку. — А ты не в курсе, что это сейчас было? Зачем Ведьмы это делают?

— Потому что твари! — коротко ответил он. Я прикусил язык, ведь знал же, нет, все равно полез к парню.

Парк кончился. Уже выходя за ограду, я оглянулся, мне показалось в кустах кто-то есть. Я сразу остановился и выдернул из кобуры пистолет. Вскинув Стечкин двумя руками, я вглядывался в стену кустов, однако больше ни один из них не дернулся. Ко мне подбежала Ольга.

— Что там?

— Вроде был кто-то. Наверное, показалось.

— Пошли! Не тяни время.

Ольга становилась все более раздражительной. Похоже, мы действительно приближаемся к 'месту'.

* * *

Человек, больше похожий на тварь, вжался в землю, он терпеливо ждал, когда пришельцы уйдут подальше. Тот мужчина с рюкзаком и пистолетом все-таки заметил его. При воспоминании об этом человека опять охватил страх, но он справился. Пролежав до тех пор, пока даже самый легкий звук от шагов чужаков исчез, и стало слышно, как дерутся в развалинах крысы, человек приподнялся и огляделся. Можно уходить. Надо очень быстро бежать к сестрам — за такую новость они обязательно дадут много вкусной еды, и может быть опять отведут его к женщине. Страшное, исковерканное наколками, лицо расплылось в плотоядной улыбке, и он даже хихикнул. Потом вскочил и сверкая голым, масляно блестевшим торсом и лысой головой, помчался в сторону обратную той, куда ушли чужие.

* * *

Все-таки хорошо, что мы взяли Ромку. Пройти город, ориентируясь по сторонам света и Ольгиному чувству направления, мы могли бы и сами. Но мы были неопытными чужаками во всем, что касалось сегодняшней жизни в этом аду. Для него же все окружающее было обыденностью.

Если бы не он, то мы, скорей всего, не дошли бы и до половины пути. Парень вовремя подсказывал, где надо быть осторожным, а где можно расслабиться. И ему можно было доверять — он доказал это тем, что еще до сих пор жив.

Не будь Ромки, мы бы наверняка, не стали брести по заваленным параллельным улочкам, а сразу пошли по центральному широкому проспекту. Хотя на проезжей части проспекта, было много разбитых машин, идти по нему все равно было легче, чем перелазить через завалы в узких старых улочках. Однако Ромка, загодя предупредил, что легкость, с которой можно идти по почти чистой дороге, не стоит возможности потерять свою жизнь. Здесь, на проспекте, множество мест, где устраивают засады местные банды. Кроме того, вот по таким улицам, где есть возможность проехать, чаще всего и гоняют на своих мотоциклах Ведьмы. А попадаться в руки к этим больным стервам мы уже не хотели ни в коем разе. Рассказ Ромки об отце, реалистично проиллюстрировал то, что мы увидели на площади Пушкина.

Кроме этого, он был полезен и по-другому, местный житель все-таки. Так с его наводки мы раздобыли кое-какой запас еды. Наше мясо и лепешки были уже на исходе, и проблема еды, снова выходила на первый план.

Когда мы, чертыхаясь, перебирались через завалы — особенно трудно было Илье, оказывается, тело твари не очень приспособлено лазить по таким баррикадам — в одном месте он увидел торчавший из мусора край вывески. Парень остановил меня и показал на синюю эмалированную железку.

— Здесь магазин. И видишь, завалы не тронутые. Там могут быть консервы.

То, что здесь никто не рылся с самого апокалипсиса, я определил и сам, но вот, что тут именно магазин, я не очень верил. Наружу торчал только кусок вывески, и на нем не было никакой надписи.

— Откуда ты знаешь? Может, там почта была? По цвету походит.

— Нет, я точно знаю — это магазин для бедных. Тут все дешевое продавали. 'Заходи' назывались. Их много в городе было, у всех вывеска одинаковая. Меня отец учил все такие места находить, не только вот эти магазины, но и всякие другие. Мы один раз тоже на нетронутый натолкнулись, но забрать не успели, нас бандиты опередили.

Я вспомнил, что в последние годы перед войной и в нашем городе было засилье таких магазинов. Назывались они по-разному, но суть была одна — они торговали всякой всячиной, от продуктов до лампочек, и при этом по очень низким ценам. Помню, я еще тогда удивлялся, как они умудряются получать прибыль, продавая товар по таким ценам.

Я позвал Ольгу посоветоваться — она торопилась больше всех нас и мне не хотелось ругаться с ней. Я знал, что она не виновата, это была не её война, кто-то вложил ей в голову цель и теперь гнал её вперед. Илья тоже брел недалеко впереди, я крикнул ему, чтобы еще отошел и притормозил. Пусть приглядит за обстановкой, хотя сейчас никого не видно и не слышно, все может измениться в любую секунду.

Ольга задумалась.

— Ладно, давай попробуем, если будет получаться недолго, тогда роем. Если начнем возиться, тогда бросаем и идем.

— Согласен, — я осторожно снял рюкзак, приоткрыл карман и улыбнулся маленькому Будде — Ивану. 'Вот взял бы и научил нас не есть, как сам'. Он, как всегда, молчал и только черные бусинки смотрели на меня внимательно и спокойно.

— Оля, возьми, посиди с ним.

— Нет, — быстро отказалась она. — Я буду рыть вместе с тобой, пусть Роман посидит.

— Давайте, — с удовольствием согласился тот. Похоже, Ванька ему нравился. Я знал — этот жук, когда хотел, мог быть милым младенцем. Только вот меня он почему-то не стал вводить в заблуждение, словно, мы с ним были из одной команды.

То, как Ольга быстро отказалась сидеть с 'дитем' я отнес к тому, что у нее все сильнее расхождение между тем, что она видит и осязает, и тем, что у нее в мозгу. Хотя может, это и не так — мысли я читать еще не научился.

Нам повезло — как только мы раскидали верхний слой мусора, нанесенный ветром, показался обломок бетонной стенной панели, на вид он был неподъемный, но как только мы с Ольгой начали шевелить его, плита рухнула вниз, в какую-то естественную полость. Открылась верхняя часть двери, сантиметров сорок. Дверь была из алюминия и стекла и, к нашему удивлению, она оказалась целой. Похоже, при взрыве обломок плиты сразу прикрыл её и превратился в естественный 'волнолом', предохранявший её от следующих обломков.

Копать дальше мы не стали, я нашел кусок арматуры и в несколько ударов выкрошил стекло. Потом нагнулся и заглянул в образовавшийся лаз. После яркого солнечного дня, там было темно, и я ничего не разглядел.

— Ладно, пойду, не думаю, что там до сих пор сидят охранники, — пошутил я.

Перевернулся и стал спускаться ногами вниз, потом повис на руках и нащупал ногой твердую опору.

Постоял пока глаза привыкали к полумраку, и шагнул вперед. Под ногами оказалось что-то вроде бревна, я наклонился, чтобы разглядеть что это и чуть не заорал. Это был продавец. Женщина. Похоже, она так и умерла здесь, возле двери. Крысы порядком попортили тело, а то, что еще осталось, высохло и закаменело. Длинные волосы, клочьями выпавшие с черепа, лежали рядом. Всю одежду тоже порвали крысы, но все равно можно было узнать фирменную накидку продавца.

Я перешагнул через труп и прошел в сам магазин. Ура! В рядах стоек, между свернувшихся, истлевших тетрадей и пластиковой посуды я увидел бутылки с напитками. Значит, где-то есть и консервы.

Теперь мы были богаты — консервы тут были самых разных сортов, правда в той, довоенной жизни я никогда не стал бы есть такие. Мы брали только мясные, чтобы было больше калорий. И еще я подал наверх несколько банок сгущенки. Как я и ожидал, Ольга завизжала от радости. Я её понимал — мне и самому до смерти хотелось сладкого.

Хотя все что не было в металле, все кончили крысы, но в одном холодильнике с закрытой стеклянной дверью стояли ряды пластиковых бутылок, грызуны не смогли забраться в него. Правда, все бутылки с напитками вскрылись, не знаю почему — то ли из-за газа, то ли перемерзли. Но вот просто вода с синей этикеткой 'Акваминерале' оказалась целой. Я не думаю, что она не перемерзала, однако бутылки были без повреждений. Мы взяли столько, сколько могли нести и двигаться так, чтобы не ползти как муравей с травинкой. По банке тушенки мы съели тут же, как только я выбрался из магазина.

— А шоколада там не было? — с надеждой спросила Ольга, выбрасывая банку.

— Нет. Крысы тоже оказались сладкоежками, даже сахар в коробках сожрали.

— Тогда давай откроем одну сгущенку.

Я без разговоров пробил в двух банках дыры, одну протянул Ольге, вторую Ромке.

— Оставите мне понемногу.

Илья, как всегда, от консервов отказался, сказав, что он уже перекусил на ходу. Никто не стал спрашивать, что он умудрился съесть на этот раз.

Ромка никак не мог поверить, что мы сами бросаем этот Клондайк, но Ольга была неумолима — берем только то, что достали и не грамма больше.

Сытым идти оказалось гораздо веселей, и до того времени, как солнце покатилось к закату, мы так и не останавливались. Я несколько раз спрашивал Ромку, как он, может, отдохнем, но тот упрямо мотал головой — непонятно откуда брались силы в таком худеньком теле.

Лишь однажды он присел, но и то не от усталости, а со страху. Когда мы спускались с очередного завала, Ольга вдруг остановилась и махнула рукой нам — стойте. Лицо её застыло. Через секунду и я услышал — вдалеке за домами, противно выли моторы. Мотоциклы! Значит, Ромка не сочинял, когда говорил про наездниц. Еще через несколько секунд там же загремели очереди и одиночные выстрелы. Ромка повалился на камень и закрыл уши руками.

— Ведьмы, — расслышал я его шепот.

Мы тоже присели. Выстрелы звучали недолго, еще пару очередей и все. Моторы опять завыли и стали удаляться, через минуту их звук исчез. Что там произошло, можно было только гадать, но это эпизод пошел нам на пользу. Мы невольно расслабились, пройдя почти целый день и не встретив ни одного человека. Не считая, конечно, наших утренних гостей. Теперь опять были настороже, город оказался не настолько уж и пустой. И спасибо, Ромке, что мы не пошли по центральным улицам.

Прошло еще около двух часов, тени удлинились, и вокруг стало немного прохладнее. Неожиданно развалины кончились — впереди лежало поле с пересохшей пожелтевшей травой. Сразу было видно, что это бывшая пашня, хотя теперь, без полива, на нем хорошо выглядели только сорняки.

Сразу за полем открывалась фантастическая картина — километры изорванных, изогнутых труб самых разных диаметров, сотни вскрытых взрывами емкостей, почерневших от пожаров. Эстакады, эстакады и эстакады. И над всем застарелый запах соляры или чего-то подобного.

— Нефтезавод, — просто сказал Ромка. — За ним город кончается. Там уже деревни.

Потом немного помолчал и добавил:

— Были.

* * *

Майор Горев давно понял, что потерял след троицы. И это было очень плохо, в лесу все-таки было можно опять отыскать их, а здесь, в городе это почти бесполезно. Это грозило провалом всей операции. Пока он просто гнал людей по направлению, в котором раньше шли эти трое — строго на Север. Майор надеялся, что не этот абсолютно разрушенный город, является главной целью троицы. Уже под вечер они услышали выстрелы и Горев приказал двигаться туда — появилась маленькая надежда, что это, те кого они ищут.

Рустам не ругался, он вообще, старался этого не делать — не пристало правоверному мусульманину поганить язык, вместо этого он лишь сверкал глазами и нехорошо улыбался. Все, кто долго его знал, знали, что это признак того, что он очень зол. Подчиненные старались не задавать ему вопросы, и, вообще, старались как можно меньше привлекать его внимание. Он выбрал другую тактику — его отряд, продвигаясь также на север, начал делать зигзаги, в надежде, что при пересечении следа, они сумеют заметить его. Схватка с собаками сбила его с толку, и теперь Рустам даже не догадывался, что они попросту обогнали преследуемых. Им тоже повезло, и никто до самого вечера не попытался напасть на отряд. Когда солнце уже явно начало уставать и покатилось на закат, Восточники вышли опять на широкую новую улицу. Они уже несколько раз пересекали её в течение дня, но так ничего и не нашли. В этот раз произошло неожиданное — только бойцы хотели выйти на расчищенную — машины, брошенные здесь, кто-то растолкал по сторонам дороги — проезжую часть, как Рустам диким возгласом остановил их. В следующий момент все тоже услышали то, из-за чего заорал командир. Сзади, оттуда, откуда они пришли, раздавался быстро нарастающий рев мотоциклов.

Рустам показал, чтобы все спрятались и сам нырнул за машину. Это было вовремя — через полминуты, отчаянно газуя, по улице пронеслись штук двадцать самых разных мотоциклов. Рустам разглядел мотоциклистов и от удивления даже открыл рот — на байках, где по двое, где в одиночестве неслись затянутые в кожу девки! Его глаза замаслились, он облизнулся — у него уже давно не было женщины, и он очень страдал от этого.

Может врезать по толпе из автоматов, а потом заняться с девками тем, чем положено? Но он не зря был командиром и в Дагестане, и здесь, быстро выкинул из головы всякую дурь и погрозил кулаком, оглядывавшимся на него бойцам. Похоже, им в головы пришли те же мысли, что и ему. Кроме того, он разглядел, что байкерши, были отнюдь не беззащитными — все поголовно были вооружены.

Когда они проехали, Восточники встали, однако через несколько секунд опять присели — там, куда унеслись мотоциклы, загремели очереди.

Только еще одни охотники — Борис и двое его подчиненных шли уверенно. Оба бойца не сомневались, что Волк прекрасно знает куда идти. Правда, откуда он это знает, они даже не представляли, да и не хотели ничего об этом знать. С некоторых пор их командир превратился для них в загадку — очень опасную и непредсказуемую. Так что лучше было просто верить и беспрекословно выполнять предсказания.

Они тоже слышали выстрелы и вой мотоциклов, но Борис лишь на мгновение прислушался и пошел дальше, кинув на подчиненных такой взгляд, что те быстрей него поползли на очередной завал, перегородивший улицу.

* * *

Похоже, пройдем мы это, только далеко за полночь, подумал я, оглядывая нагромождение железа, окружившее нас.

— Может, заночуем? — на всякий случай спросил я. Ромка наконец сдулся — он брел явно на автопилоте, часто спотыкаясь и невпопад отвечая на мои вопросы. Правда, спрашивал я только для того, чтобы он не уснул на ходу.

— Нет! — Ольга, похоже, решила сегодня вообще не останавливаться, мы приближались к концу путешествия — мифическому 'месту'.

Тогда я легонько толкнул её в плечо и, когда она обернулась, кивнул в сторону мальчишки. Она пару секунд смотрела, не соображая, о чем я, потом поняла и остановилась.

— Хорошо, привал. Но только полчаса.

Я остановил Ромку, продолжавшего шагать словно робот. Похоже, он не услышал, что сказала Ольга. Парень сразу присел на асфальт и привалился спиной к торчавшей из земли трубе. Трубы здесь были повсюду — росли из асфальта, позли то вверх, то, пока видел глаз, тянулись по эстакадам куда-то вдаль. Во многих местах, эстакады завалились и сплошная мешанина труб самых разных диаметров, создавала непроходимые железные дебри.

Солнце уже село, но было еще не темно. Летняя ночь, только приготовилась на пару часов укрыть этот фантастический лес своим покрывалом. Я тихонько свистнул — нежелание кричать в преддверии ночи уже впиталось в мою кровь — на посту таким образом можно было спровоцировать незапланированную атаку тварей. Через несколько секунд появился наш неутомимый разведчик — он как обычно, шел впереди.

— Что случилось?

— Привал, — Ольга сняла ранец и тоже присела на землю. — Перекусим. Ты будешь?

— Давай.

К моему удивлению, в этот раз он отказываться не стал. Это говорило об одном — в этом железном мире, он не смог поймать ничего живого — видимо, в этой атмосфере не хотели жить даже крысы.

Я снял рюкзак, открыл карман и кивнул уставившемуся на меня Ивану:

— Привет. Как ты? Не отвечай, я вижу, что нормально.

Поставил рюкзак к хранившей дневное тепло большой трубе, потом достал нож и взял у Ольги консервы. Открыл и раздал всем по банке. Засыпавший было Ромка, в момент ожил и застучал ложкой об жестянку. Я присел и только успел поднести ложку ко рту, как вдруг Илья вскочил, Ольга тоже отставила банку и потянулась за автоматом. Я, даже не спрашивая, сделал то же — поставил на асфальт тушенку и выдернул Стечкин. За время путешествия я понял, что им надо доверять — и уши, и глаза у них работали на порядок лучше моих.

Ольга вскинула Калашников и я, приглядевшись, тоже уловил движение на эстакаде, напротив.

Черт! Я наконец разглядел, что это. С десяток голов торчало из-за здоровенной обшитой трубы, и все они ощетинились разнокалиберными стволами. 'Засада. Значит, нас ждали. Фиг бы они подобрались так, чтобы Гном их не услышал. Тем более по железу'.

До противника было метров пятьдесят, похоже, мы своим привалом сломали им диспозицию. Прошагай мы еще чуть дальше, и оказались бы под стволами в упор. Сейчас, если бы не рюкзаки и Ромка, мы могли бы попробовать сбежать. Илья так и сделал — он вдруг совершил немыслимый прыжок и через секунду исчез в переплетениях труб.

В это время за нашими спинами загремело железо, я быстро оглянулся — метрах в пятнадцати, с эстакады, под которой мы недавно прошли, спускались еще люди. 'Блин! Они тут везде. А мы идем, как ни в чем не бывало'.

— Бросьте пушки! — голос был хоть и старческий, но уверенный. — И не дергайтесь, мы не Ведьмы, сразу не убиваем.

Старик шел без оружия, зато спустившиеся вслед за ним люди — трое нормальных мужиков и одна совсем молоденькая девчонка — направили на нас стволы. У двоих и у девчонки, были Калашниковы, еще у одного какой-то гражданский ствол. Навскидку — двенадцатый или шестнадцатый калибр.

Мы с Ольгой переглянулись — я заметил на её лице тень от обуревавших чувств — но отрицательно покрутил головой — не вздумай. Даже её быстрота не спасет — слишком много стволов готовы были направлены на нас.

— Не стреляйте, мы сдаемся, — я наклонился и аккуратно положил Стечкин на асфальт. Ольга резанула меня злым взглядом, словно я был во всем виноват, и тоже положила автомат под ноги.

— Вот так-то лучше, — старик с короткой седой бородкой и такими же седыми усами, доброжелательно улыбался. Однако глаза у него остались серьезными. 'Похоже, из бывших силовиков', — решил я. Сейчас в большинстве мест командовали именно такие серьезные дяди. Я на них насмотрелся.

— Бл...! — грязно выругалась Ольга. — Ведь почти дошли!

Я скорчил зверское лицо и осуждающе глянул на нее — ты что, молчи!

Она сообразила, что сморозила глупость и прикусила язык. Седой если что и заметил, спросить не успел — справа, там, куда скрылся Гном, загремели выстрелы. С вооружением здесь не очень, — понял я. Стреляли из ружья.

— Глянь, что там, — приказал бородатый одному из своих людей. Тот не успел выполнить приказ, с той стороны показался еще мужик. Он на ходу перезаряжал двустволку. Гильзы, как я заметил, он не выбросил, а сунул в карман. 'Неужели сами заряжают?' Хотя все было возможно — могли грабануть какой-нибудь охотничий магазин, там и порох, и пули, и дробь, все было.

— Ушел, сука, — объяснил стрелок. — Эти мутанты носятся как зайцы.

— Да, малость не получилось, — согласился седой. — Никто не думал, что они до засады не дойдут.

Я же обрадовался, хоть один да на воле — уже есть на что надеяться.

Те, что ждали нас впереди, тоже слезли и шли к нам, правда, не все, несколько человек сразу разошлись по сторонам. Похоже, они кого-то побаиваются.

Я обнял испуганного Ромку и шепнул ему в ухо:

— Не бойся, видишь, они не собираются нас убивать. И это не ведьмы.

— Я знаю, — шепнул в ответ парень. — Это Нефтяники.

— Правильно, пацан, — седой расслышал, о чем мы говорили. — Мы местные, а вот на счет убивать — все может случиться. Все будет зависеть от того, что вы о себе расскажете.

Потом он повернулся к своим:

— Мы никого больше не упустили, они шли вчетвером?

— Да, — из толпы вышел толстый мужик, тоже с бородой, только не седой, а рыжей.

Я удивился — уже давным-давно я не видел толстых людей. Не знаю, что с нами произошло после войны, но все люди, которых я знал, были сухощавыми. Хотя с нынешним питанием особо не потолстеешь.

— Вроде бы был еще кто-то, Валентина заметила, но явно не с ними. Вроде как следил за этими, а может, просто показалось.

— Ладно, тогда концерт окончен. Ведите их в лагерь, там разберемся.

— Подожди, шеф! — раздался удивленный голос. Один из мужиков поднял мой рюкзак. — Посмотрите-ка, что тут!

— Не трогай ребенка! — Ольга бросилась к мужику. Окружавшие вскинули оружие.

— Не стреляйте, — закричал я. — Там наш сын.

Я тоже кинулся туда, опешившие нефтяники остановились. Ольга выхватила Иван Ивановича из рук мужика, я встал рядом с ней и обнял прижавшегося ко мне Ромку. Ольга кинула на меня странный взгляд и едва заметно качнула головой — мол, поняла.

Первым очнулся седой.

— Ничего себе! — он удивленно покачал головой. — Я сто лет не видел младенцев. Вы семья?

Ромка смотрел на меня пронзительными глазами — что я скажу?

— Да, мы семья, — подтвердил я и почувствовал, что Ромка еще сильнее прижался ко мне. — И мы никому не сделали ничего плохого.

Однако местный вождь уже справился с собой:

— Ну, про это мы не знаем. Надеюсь, это правда. Придем домой — разберемся.

Он подошел ближе, погладил 'младенца' по голове и спросил:

— Как зовут?

— Ваня, — ответили мы в три голоса.

Седой засмеялся:

— Теперь вижу — точно семья.

Я не услышал в его голосе враждебности — может, повезет и все обойдется?

Но я сильно ошибался — не повезло. Правда, совсем не из-за подозрительности Нефтяников. Тут мы были на высоте — непревзойденный актер Ванюша устроил настоящий моноспектакль. Он гулюкал, пускал пузыри и тянул руки к шедшим рядом мужикам. Я сам видел — многие стали подозрительно отворачиваться и, пряча глаза, сморкаться, словно, всех поразил неожиданный насморк. 'Не переигрывай!' — так и хотелось заявить мне, но я, конечно, молчал. После этого тот же мужик проверил Ольгин ранец, но видно, после ребенка, там ему ничто не показалось достойным внимания, он протянул ранец обратно Зумбе.

Женщины — их было трое, не считая девушку, что шла рядом с главарем — те, вообще, сразу превратились в нашу охрану. Одна все переживала, что ребенок, похоже, голодный.

Нас вели к выходу из этого царства труб — это было понятно по тому, что все большие замятые емкости и идущие к ним эстакады, постепенно редели, теряли свою высотность и объем. 'Значит, живут они не на территории завода, как же они тогда здесь оказались?' И словно я спросил об этом вслух, одна из женщин простодушно сообщила:

— А мы за вами давно следили, но не видели, что вы с ребеночком. То и пугать не стали бы.

Я понял, что Иван опять спасает нас — во всяком случае, женщины уже явно не думают, что мы опасны. Вокруг все больше чувствовалось приближение ночи — небо посерело, тени в перекрученных конструкциях сгустились и спрятали проходы. Стало прохладней, только от металла, когда мы проходили рядом, несло теплом.

— А как с вами мутант оказался? Мы их не жалуем, — действительно ли, женщина была так простодушна или просто нашла новые уши чтобы поболтать, я так и не понял, договорить она не успела.

Из темноты, клочками зацепившейся за очередную эстакаду, в упор ударили очереди. Люди вокруг стали падать. 'Да, что это происходит?! Из огня да в полымя'. Я не успел даже додумать эту мысль, а сам уже лежал на теплом асфальте. Одной рукой я прижимал Ольгу, другой голову Ромки. Когда падал, дернул обоих за собой.

— Не шевелись! — приказал я. Ромка дергался, словно пытался закопаться в землю.

Нефтяники оказались теми, кем они и выглядели — гражданскими людьми с оружием. Они начали кричать и пытаться убежать из-под огня, лишь седой и еще пара мужиков, сразу начали стрелять в ответ. Те, кто напал на нас, тоже были не лучше. При таком раскладе — еще не совсем стемнело, людей было видно отлично и при факторе неожиданности, даже мои ребята с Поста завалили бы большинство с первых выстрелов. Здесь же погибших было всего двое — та самая женщина, которая все порывалась болтать с нами и еще кто-то в стороне. Он тоже сразу упал и больше не двигался. Женщина лежала рядом с нами, её откинуло на спину и сейчас открытые глаза удивленно смотрели в небо. Умерла она мгновенно — наверное, попали в сердце, потому что голова была целой. Были еще раненные, но в основном стрельба была совершенно не эффективной.

Я повернул голову и встретился глазами с Ольгой.

— Уходим, — прочитал я по её губам. Я думал о том же. Повернулся к Роману и на ухо прошептал:

— Ползем в сторону эстакады, вправо.

Потом подтолкнул его:

— Двигай.

Сам повернулся обратно к Ольге.

— Дай мне Ивана.

Она испуганно взглянула на меня и отрицательно замотала головой.

— Не дури, со мной ему лучше.

Не знаю, подействовали мои слова или вмешался сам Иван, но она вдруг согласилась и подала ребенка мне. Я перехватил его, прижал к себе правой и прошептал:

— Серьезная заваруха, Ваня. Так, что терпи.

Честно сказать, в глубине души я надеялся на чудо — типа как тогда, в избушке людоеда, может сейчас тоже сам побежит — но в это раз он просто изображал дите.

Мы почти ушли, в суматохе добрались до колонн ближайшей эстакады, еще чуть-чуть и мы бы скрылись в переплетении труб. Казалось, до нас никому нет дела, и я уже прикидывал, куда рвануть дальше. Тем более, ночь накатывалась все быстрей и возможность потеряться в ней, становилась реальностью.

Но сегодня был явно не наш день. Поле боя вдруг осветилось — со стороны нападавших заревели моторы и вспыхнули яркие фонари. Я не сразу сообразил, что это фары мотоциклов — отвык от такой техники. 'Как они подкрались?' Я мог поклясться, что не слышал звука моторов, а мы шли по заводу уже давно. 'Неужели прикатили?' Это значит, атакующие готовились к этому нападению заранее. Похоже, мы попали в какие-то местные разборки.

Стрельба внезапно прекратилась, и, перекрывая рев мотоциклов, в сумраке загремел голос, усиленный мегафоном:

— Бросайте оружие! Всем на землю и руки за голову! Иначе перестреляем всех как крыс!

К моему удивлению, голос был женский. Нефтяники остановились и, как мне показалось с облегчением, что все кончилось, начали бросать ружья на асфальт. Тот же голос, издеваясь, продолжил:

— Ну, что, Паша, допрыгался? А я тебя давно предупреждала, не зли меня.

— Пошла ты, сука!

Седой вдруг схватил только что брошенный автомат, дернул затворную раму и вскинул к плечу. Однако выстрелить он не успел — засверкали вспышки выстрелов и его отбросило назад.

— Папа! — к нему кинулась та девушка, которая изначально была в его компании.

— Не стрелять! — голос женщины был злым. — Не стрелять!

Из темноты появились нападавшие — они подбирали брошенное оружие и относили его к мотоциклам. Среди победителей не было не одного мужика — сомнений не было, это те, про кого рассказывал Ромка — ведьмы. У меня перед глазами сразу мелькнула картина, которую мы видели на площади Пушкина. К черту! Я не хотел умирать, а умирать таким способом не хотел вдвойне. Но, главное, и это было, пожалуй, сильнее переживаний за себя, я не хотел, чтобы погибли те, последние, кто дорог мне на этом свете — Ольга, этот маленький сирота Ромка и, конечно же, этот странный младенец, Иван. Он как-то незаметно вошел в мою жизнь и занял в ней свое место.

Уходить было поздно — перед нами стояли две крепкие девки в кожаных куртках и кожаных штанах, с Калашниковыми в руках. 'Что за хрень?! — мелькнуло у меня в голове. — Кино что ли?' Где-то, когда-то я видел подобное в американских боевиках, антураж был самый тот — разрушенный город, мотоциклы, девки в коже с оружием. Но тут был не Голливуд, а самая обычная российская провинция. И это происходило совсем не в кино.

— Сестра! — крикнула одна из девушек. — Вот они! Те, кого искали.

'Нас искали?! Это еще что за дела'. То, что ведьмы знали про нас, удивило меня даже больше, чем их вид.

— Иду! — к нам направилась женщина с мегафоном в руке. Та самая, что командовала.

По пути она остановилась возле девушки, плачущей над мертвым седым. Ведьма наклонилась и обняла девушку за плечи:

— Не плачь. Он всего лишь мужик, у нас тебе будет лучше. Мы все сестры.

— Пошла ты, сука! Лесбиянка задроченная!

Девушка вскочила и попыталась ударить ведьму, та спокойно перехватила руку, и в ответ сама закатила девушке хлесткую пощечину. Потом дернула её за плечо так, что та улетела к ней за спину. Не оборачиваясь, ведьма приказала:

— Присмотрите за ней! Не бить, увижу синяки, пристрелю.

Потом уже спокойно добавила:

— Дурочка. Но, ничего, перевоспитаем. Сама перевоспитаю, своими руками.

Она остановилась рядом со своими подчиненными и уставилась на нас. Свет бил мне в лицо, и я не мог нормально рассмотреть её. Разглядел только фигуру — высокая, плотная и так же, как и все затянута в кожу.

— Блин! — в её голосе прорвалось удивление. — Этот мудак не врал, у них точно ребеночек!

Потом повернулась и крикнула:

— Гоните сюда урода!

Раздались ругательства — женщины в темноте гнали кого-то — затем из-за спины старшей выскочил странный мужик. Лысый, почти голый — лишь какие-то портки прикрывали зад — он подобострастно склонился перед ведьмой и зашамкал ртом с несколькими зубами.

— Это они! Они! — из-за отсутствия зубов он отчаянно шепелявил. — Они не из Славинска. Из лесу пришли.

— Но ведь в лесу же нельзя жить? — как бы сама у себя спросила старшая. — Ведь там мутанты. Никто еще не вернулся.

— Все равно, они оттуда. Я сам видел. Шел за ними через весь город.

— Ох ты идиот, Кролик. Дошаришься по городу, поймают тебя собаки... хотя ты сам как собака, только что разговариваешь.

Она коротко хохотнула, потом приказала:

— Все. Пора на базу, стемнело совсем. Сестры, этих берите на машины, везите ко мне, а нефтяников гоните в ближнюю клеть. С ними завтра разберемся. Кролик, беги следом — сегодня получишь награду.

Странный мужичок обрадовался, схватился обеими руками за широкий черный ошейник и запрыгал.

— Хочу, хочу, хочу!

— Заткнись, идиот, — беззлобно ругнулась ведьма и опять приказала. — Поехали!

Ромка шел рядом со мной, а Ольгу отделили от нас и она, с Иваном на руках, шла сзади в окружении нескольких женщин. За нами приглядывали две ведьмы с оружием, но, похоже, для них мы не представляли никакого интереса. Все внимание было приковано к Ольге и Ивану Ивановичу. С остальными, с теми, кто первыми захватил нас, обошлись гораздо хуже — их, ругаясь и пиная, повели в темноту.

Шли мы недолго, через пять минут мы и наши сопровождавшие оказались на большой площади, рядом темнели развалины огромного здания.

— Здесь стоянка была возле заводоуправления, — прошептал Ромка. — Вон там дальше остановка автобуса. Я здесь проезжал много раз.

— Ей вы там! — девчонка, идущая за нами, пнула меня в ногу. — Заткнитесь.

Я не хотел обострять, но тело среагировало быстрее головы — я резко обернулся, поймал её ногу и поддернул еще выше, потом толкнул её. Девчонка не ожидала и завалилась на асфальт. Вторая захохотала, но тут же направила на меня ствол.

— Ну-ка успокойся, ублюдок! Сейчас продырявлю!

Я уже остыл и мысленно ругая себя, поднял руки.

— Все. Не буду больше.

Упавшая вскочила и бросилась ко мне, даже в темноте я чувствовал, как она злится.

— Я кончу тебя, идиот!

Она ткнула меня в живот стволом автомата, я замер — выстрелит или нет?

— Ленка! Брось! Старшая сестра потом тебя убьет! — закричала вторая.

Похоже, это предупреждение было серьезным, Ленка сразу завяла и отошла от меня.

— Я еще доберусь до тебя, — еще злым, но не громким голосом пообещала она. — Вот, надоешь ты Сестре, отдаст она тебя нам...

Когда ствол отвернулся от меня, я облегченно вздохнул — жив! Угроза, что когда-то она еще разберется со мной, после пережитого показалась совсем не страшной.

Пока я тут развлекался с ведьмочкой из охраны, Ольга сзади кричала и рвалась к нам, но её не пустили. Я сильно подозревал, что, если бы, не Ванька у нее на руках, вряд ли этот женский батальон удержал бы её.

На площади я удивился еще раз — между десятков мотоциклов, стояла Нива, самая обычная Вазовская Нива. Я удивился не только этому автопарку — где они берут бензин, тоже было загадкой. Наш Город сохранился гораздо лучше — мы не попали под атомную раздачу, нас зацепили только метеориты — поэтому остались целыми много заправок и центральная нефтебаза почти не пострадала. И все равно — горючее выделяли только для нескольких служб, а тут в этом мертвом царстве, банда гоняет в свое удовольствие на мотоциклах и машинах.

В машину посадили только Зумбу и, конечно, Ванюшку, нас с Романом усадили на мотоциклы — за спину кожаных 'амазонок'. Не знаю, зачем это было сделано — но моим водителем оказалась моя конвоирша, желавшая отомстить мне. Может, в этом и не было никакого умысла — просто все решено было заранее, но мне это показалось подстроенным. Под пристальными взглядами остальных ведьм, я залез на рычавший мотоцикл и, стараясь не касаться наездницы, схватился за седло.

— Не вздумай, что-нибудь выкинуть, — серьезно предупредила меня женщина с черным помповым ружьем в руках. — Твои жена и дети у нас, не забудь.

— Я и не собирался.

Могло ли как-то помочь то, что и эти приняли нас за семью? Я ничего не знал о Ведьмах, но из того, что видел, мне не верилось, что они с трепетом относятся к традиционным моральным ценностям. Как там кричала девушка у которой убили отца — лесбиянка задроченная?

Это было фантастическое зрелище — по мрачному ночному городу катила ревущая кавалькада. Вереница мотоциклов растянулась на пару сотен метров. Спереди и сзади, сверкали фары и играли красным фонари стоп-сигналов. Скорость была не очень большой, лишь на некоторых участках всадницы отводили душу. Свет фар выхватывал кучи строительных обломков и разбитые машины. Иногда в развалинах загорались чьи-то глаза, но их обладателей разглядеть не удавалось. Но это явно были не твари — этих бы я даже по глазам узнал. Значит, и в Славинске их нет, все твари остались на той стороне Ирменя.

Похоже, ведьмы ездили здесь не первый раз — ехали уверенно, без всякой разведки. И никого не боясь. Прав Ромка — Ведьмы главная банда в этом городе. Дорога, хотя теперь на ней не было движения, все равно была не сахар — часто попадались выбоины, а то и просто здоровые ямы. Перед одной из таких выбоин моя байкерша, резко затормозила и объезжая яму, завалила машину на бок. От неожиданности я выпустил из рук сиденье и схватился за наездницу, обхватив её за пояс. Та дернулась, словно хотела освободиться, и что-то начала говорить, но вдруг замолчала и подалась назад ближе ко мне. Сначала я даже решил, что мне это показалось, но, когда мы оказались плотно прижаты друг к другу, все сомнения отпали.

Больше того, я почувствовал, что она старается прижаться ко мне и даже когда я подаюсь назад, она откланяется за мной. Неужели? Какой бы не был у меня небогатый любовный опыт, я сообразил, что в девушке проснулось естество. Похоже, она не настоящая лесбиянка.

Я решил проверить — на очередной гребенке я поднял руки выше, под грудь. Девушка быстро оглянулась на меня — в темноте я не разглядел глаз — но ничего не сказала. И не отодвинулась. Подгоняемый собственным проснувшимся демоном, я поднял руки еще выше и положил ей на грудь. Мотоцикл споткнулся, и я прижал её еще сильней. Могу поклясться — она застонала. 'Черт, девушка — да ты никакая не амазонка, ты обычная баба'. Я стал осторожно ласкать грудь, не говоря при этом не слова. Она тоже молчала, словно наши тела принадлежали не нам, и мы не ведали, что они творят. Мотоцикл резко вильнул, я понял, что так мы запросто разобьемся, и опять схватился за сиденье.

Еще минут через двадцать мы въехали под арку, ведущую во внутренний двор. Возле открытых кованых ворот дежурили две женщины, лет под тридцать, с охотничьими ружьями за спиной. Увидев меня, женщины засмеялись и одна показала рукой непристойный жест. 'Что же нас здесь ждет?'

Когда мы появились, 'Нива', на которой увезли Ольгу и Ваньку, уже стояла с раскрытыми дверцами. Возле нее толпились люди. Моя наездница подрулила к ним, остановила мотоцикл и заглушила. Фонарь, закрепленный на уровне второго, неразрушенного этажа, освещал двор, где-то тарахтел генератор. Я спрыгнул. Нас тоже сразу обступили. В толпе ожидаемо были одни женщины и девушки, некоторые совсем молоденькие. Сразу посыпались шуточки, обыгрывавшие мою молодость и мужскую силу.

— Не пристроился он к тебе сзади, пока ехали?

Выдала одна, остальные приветствовали вопрос громким смехом. Байкерша, слезла с мотоцикла и сердито заворчала на встречавших:

— Че уставились? Мужика ни разу не видели?

Она глянула на меня и я, вдруг, понял, что у меня появилась еще одна проблема — глаза девушки блестели. Такой блеск я видел только у моей Ольги. Девушка сразу отвела глаза и занялась мотоциклом. Я быстро подумал о том, как можно использовать внезапно появившуюся симпатию, сразу же выругал себя за такие мысли. 'Совсем стал сволочью, все меряешь своей выгодой'. Потом подумал, что было бы, если бы этот взгляд увидела Зумба и поежился — к черту, будем вместе с ведьмой с разбитыми черепами лежать, как те твари на вышке.

— Пошли! — женщина, больше похожая на мужика, с пистолетной кобурой, наручниками и длинной резиновой дубинкой на ремне, подтолкнула меня к дверям совершенно неповрежденного подъезда. Дома с трех сторон вокруг двора, были разрушены одинаково — у всех словно ножом срезало половину второго этажа. Четвертый же, тот в который мы входили, был вообще целый — три этажа и над ними сорванная крыша. Внутри двора не было ни строительного мусора, ни обломков здания, ни кирпичей — скорей всего, здесь убирались специально. С первого взгляда — как только мы въехали в тоннель арки, я понял, что это не обычное здание. И стены, окна и вообще общий стиль, говорили, что эта постройка старинная, Сталинских времен, а может быть и раньше. И еще одно, хотя в большинстве окон стекол не было, зато во всех были решетки.

Я шел и краем глаза косил на конвоиршу — вот это точно настоящая жрица однополой любви, думал я. Именно такими я их и представлял. Она заметила мой взгляд:

— Что косишься? Не нравлюсь? Так это обоюдно — я вас сволочей, вообще, ненавижу. Это вы мужики натворили, что мы теперь так живем. Всем бы вам яйца поотрывать.

Я молчал, что говорить — в этом ведьма была права.

Мы вошли вроде бы в обычную квартиру, но я сразу почувствовал, что раньше это не было жильем, казенность помещения проступала и тут, как бы хозяева не старались придать ему уют. Внутри было чисто, все вещи разложены по своим местам — ощущение такое, что кто-то хотел воссоздать квартиру такой, какой она была до войны. И еще — тут сразу чувствовалась женская рука, слишком уж все было опрятно и красивенько. За длинным столом в большой столовой сидела еще одна женщина — огромная и краснолицая. Она пила чай, или какой-то взвар из огромной фарфоровой чашки. Этой лет было явно под пятьдесят. Она оценивающе глянула на меня:

— Зачем ты его?

— Старшая приказала. На обследование.

Женщина за столом заулыбалась:

— Да я и так вижу, что он годен. Но проверю, конечно.

— Вот-вот. Проверь — уж будь добра!

В дверях появилась Старшая, та, что командовала во время побоища на нефтезаводе. Краснолицая сразу перестала улыбаться и отставила чашку.

— Веди его в приемную, — приказала она 'лесбиянке'. — Я сейчас.

Я решил, что уже пора подать голос.

— Что за обследование? Зачем я вам?

Старшая удивленно посмотрела на меня, словно бы на её глазах, вдруг, заговорил таракан или паук. Она подошла ко мне и взглянула в лицо.

— Ты еще не знаешь, что все мужики имеют право разговаривать, только когда разрешит женщина. Когда я разрешу. Так вот — с этой минуты, ты будешь открывать рот, только с разрешения. Иначе я не посмотрю, что у меня на тебя планы — прикажу, всю морду тебе в кровавое месиво превратят. Потому что красивое личико для выполнения моих задумок совсем необязательно.

— Это точно, — со смешком поддержала женщина-мужик. — Главное, чтобы в штанах было все цело.

Она открыла дверь соседней комнаты, и я оказался в больнице.

* * *

Горев сидел в кресле и обдумывал сложившуюся ситуацию. Все было плохо, и поэтому он даже решил скурить еще одну из трех последних сигарет. Табак был роскошью — если производством продуктов питания Центр уже начал заниматься, то об этом еще никто не думал, поэтому курили то, что можно было найти еще из тех, довоенных запасов. На службе ему выдавали три пачки на месяц и еще несколько он прикупал за золото. Иногда, правда, в командировках, в каких-нибудь не разграбленных складах, удавалась разжиться этим добром по-крупному.

Комната, в которой расположился его отряд, была почти целой, лишь отшелушилась и осыпалась штукатурка с потолка и вездесущая пыль толстым слоем покрывала все вокруг. В городе, похоже, осталось совсем мало людей — не разграбленных квартир было много, не то, что в других местах, где он побывал за последние годы.

Солдаты, как и он сам, уже перекусили, консервные банки и обертки от хлебцов, кучкой лежали в углу, это цветное пятно выделялось из общего серого фона и его глаза то и дело возвращались к нему.

Сигарета не добавила сообразительности — он немного пожалел, что скурил её, глянул на темнеющее небо за выбитым окном и решил, что надо ночевать, ночью они точно ничего не найдут. Ну а с рассветом группа продолжит поиск, да, глядишь, и мысли новые появятся. Из опыта он знал, что все равно, что-то найдет, человек не птица — улететь бесследно не может. Главная потеря здесь, это время, а оно играет за ту троицу.

Неожиданно, вдалеке снова началась стрельба. Хотя слышно было едва-едва, опыт сразу подсказал майору, что это именно бой. Сколько раз в жизни он уже слышал такое. За несколько часов перед этим, в городе уже стреляли, но, хотя отряд добрался в этот район, что тут происходило, они так и не определили. Тогда звучали от силы пара автоматов и отстрелялись быстро, а вот сейчас гремело порядочное количество стволов. Слышались и автоматические очереди, и буханье помповиков или охотничьих ружей. Он встал и подошел к окну, увидел вскочившего часового и спросил:

— Как думаешь, где это?

— Если, наша карта не врет, то это район Славинского Нефтезавода. На слух, по расстоянию сходится.

Майор кивнул.

— Да, я тоже так думаю.

Он прикинул — может, стоит двинуть туда, вдруг там то, что он ищет? Однако бой так и не разгорелся, через несколько минут выстрелы смолкли. 'Ладно, — решил Горев. — Значит, план прежний — отбой. Завтра ранний подъем и на поиски'.

Но поспать ему не удалось — только он опять завалился в свое кресло и блаженно вытянул ноги, как с улицы его позвал часовой.

— Что там? — он опять выглянул в окно.

— Едет кто-то в нашу сторону, похоже, колонна.

Майор прислушался. Точно — с той стороны, где перед этим стреляли, доносился звук моторов. Он приближался — ехали именно по той улице, возле которой находился их дом. Еще перед тем, как расположиться здесь, они прошли пару кварталов вдоль нее. Тогда он сразу заметил, что по улице ездят — ржавые брошенные машины были растолканы по сторонам трассы.

— Быстро туда! — скомандовал он бойцам. Сам не стал идти через дверь, а оперся одной рукой о подоконник — во второй был автомат — и выпрыгнул в окно. Все рассредоточились и залегли вдоль улицы. Майор присел за измятой машиной, положил на капот Калашников и вслушался. Да, он не ошибся — сюда ехали мотоциклы. Их гул не сравнишь не с чем. К мотоциклетному вою, примешивалось гудение одной или двух машин.

Вдали появился свет — фары маленькими огоньками загорелись в ночи, и стали быстро разгораться.

— Пропускаем! — на всякий случай предупредил майор. Он не сомневался, что без его команды никто стрелять не будет и скомандовал это так, автоматически. Через несколько минут колонна приблизилась к их засаде и в мгновение пронеслась мимо. Мотоциклов было около двадцати, первой шла машина — Нива, и замыкала колонну тоже автомашина, какой-то импортный пикап, скорей всего, Тойота. Горев улыбнулся — смотри ни капли не ошибся, все, как и ожидал.

— Командир! — нему подскочил один из бойцов. — Там был тот парень!

— Ну-ка еще раз и внятно! — рявкнул майор. — Что за парень?

— Тот, из этой троицы. Я его сразу узнал, и одежда и морда его.

— Это на речке ты его разглядел? — Догадался Горев.

— Да, когда подстрелил, — подтвердил боец и тут же поправился. — Как тогда показалось, что подстрелил.

Решение было одно, тут даже думать было нечего.

— Все, ребята, поспали. Пойдем за ними, пока след можно чувствовать.

Все в его отряде были профессионалами, бойцы молча вернулись в квартиру и через пару минут отряд был готов.

— Тронулись! — он махнул рукой в направлении трассы и, пропустив всех, замкнул колонну.

* * *

*

Рустам опять злился — что за день сегодня? Неужели они шли зря? За день так и не смогли напасть на след троицы. Ему не хватало терпения и профессионализма майора Горева, кроме того, сказывался легко закипавший характер горца. Бойцы старались не обращаться к нему с вопросами, опасаясь нарваться на гнев командира, однако он не ругался — грех. После того как он попал в джамаат, он стал строго исполнять все правила ислама и теперь, даже психуя, никогда не осквернял рот ругательством.

Подавив ярость, он приказал искать место и готовить ночлег. Через полчаса они так же, как и Московский отряд, нашли не сильно разрушенную квартиру, прямо на полу развели костер, поели, а потом тут же, возле тлеющего костра, завалились спать.

— Встаем, как только рассветет, — предупредил Рустам и тоже улегся на заранее расчищенное место. Закрыл лицо широким шарфом-арафаткой и быстро заснул. С его точки зрения, его совесть была кристально чиста.

Однако, так же, как и Гореву, поспать до утра ему не удалось.

Отстояв свой час, первый боец поднял следующего. Тот вышел на улицу, поежился от чувствительной ночной прохлады и отошел от входа к ближайшей куче обломков — справить нужду. Когда он уже застегнул штаны, ему показалось, что метрах в пятнадцати за завалом, кто-то мелькнул. За плечами часового был автомат, а кого-нибудь, кто мог выжить, поймав пулю в грудь, за свою двадцатилетнюю жизнь Залимхан еще не встречал. Кроме того, он уже давно понял, что твари остались на той стороне и в городе, кроме собак бояться некого — людей он не боялся, они его боялись.

Поэтому он сорвал Калашников, передернул, загнав патрон в патронник, и пристроил автомат на выступе разрушенной стены. Поймал в прицел подозрительную кучу и стал ждать. Сообщать об увиденном он не стал — не хотел позориться, вдруг показалось.

Ждал он не долго — не прошло и минуты, из-за завала действительно кто-то показался. Летняя июньская ночь коротка и пролетает быстро, словно бесшумная ночная сова — небо на востоке уже начало светлеть. Поэтому молодые глаза Зелимхана, смогли определить, что человеческая голова — лысый череп чуть блестел в свете зачинающейся утренней зари. Недолго думая, Зелимхан выстрелил. Попал или нет, он не понял, но голова исчезла. Не обращая внимания на вылетавших с криками из дверей остальных бойцов, он побежал к завалу. И даже, когда раздался резкий окрик командира, он проскочил еще пару шагов, прежде чем остановился. Он стоял на куче, а внизу лежал хныкающий почти голый мужик с каким-то ремнем на шее. Он трясся и держался за ухо, из-под руки текла кровь.

— Кто это? — подошедший Рустам опустил автомат и кивнул на лысого:

— Тащите его в квартиру. Сейчас все узнаем.

Восточники, довольные тем, что тревога обернулась лишь таким приключением, радостно загалдели. Двое подхватили раненного под руки и потащили через кучи щебня и кирпичей.

Рустам смотрел на кричавшего и плачущего человечка и, постепенно, до него доходило, что этот лысый — явный идиот. Его бойцы не поняли этого и продолжали избивать несчастного заставляя рассказать правду — зачем он следил за ними. Но тот только начинал, сбиваясь, рассказывать по новой то, что уже выложил до этого.

Он не следил за ними специально — просто, когда лазил по развалинам, случайно заметил. Он всегда ходит по городу, днем и ночью, смотрит и ищет. На вопрос, что он ищет идиот ответить не смог, похоже он и сам не знал, про это.

— Прекратите! — остановил своих солдат Рустам. — Дайте ему какую-нибудь тряпку, пусть вытрется.

Потом показал на пол возле своего стула и приказал:

— Эй, ты, иди сюда и садись.

Человек быстро выполнил приказ, трясущимися руками он вытирал кровь с простреленного уха и с разбитых губ.

Рустам силой подавил брезгливость — он с детства не признавал за людей вот таких слизняков, которые трясутся от вида крови и пары синяков. Однако, то, что пленный сумасшедший, заставило его немного смягчиться — поэтому он и остановил избиение.

— Как тебя зовут?

— Кролик. Я Кролик.

— Что ты гонишь? — нахмурился Рустам. — Это же не имя?

Услышав странное прозвище, его бойцы заржали. Пленный задумался, потом озадаченно посмотрел на командира.

— Я не помню, как меня зовут, — тихо сказал он. — Старшая сестра зовет меня Кролик.

— Ты что врешь? — замахнулся на него один из бойцов. — Как это не помню, как зовут?

— Замолчите! — Рустам обвел всех злым взглядом. — Он больной, что не видите?

Потом опять повернулся к идиоту и, как можно дружелюбнее спросил:

— Так ты с сестрой живешь?

Рустам уже потерял интерес к происходящему и лишь потому, что уже поздно было опять ложиться — на улице светало — продолжил допрос.

— Нет, я с ними не живу, — пленник обрадовался, что теперь ему есть что рассказывать. — Я прихожу и рассказываю, где был и что видел, а сестры дают мне еду и еще кое-что.

Он хитро прищурился и заговорщицки продолжил:

— Иногда старшая сестра дает мне женщину, — он облизнулся, глазки замаслились. — Сегодня я нашел для нее людей, которые пришли из леса, и она очень обрадовалась. Сказала завтра у меня будет женщина. Она хорошая — старшая сестра. Только ей всегда надо рассказывать, если где-то что-то увидел.

Рустам застыл — неужели повезло? Он наклонился к пленному и негромко, но внятно спросил:

— Кого ты нашел для старшей сестры?

Рассказ не занял много времени — дурачок в подробностях рассказал, как он увидел пришедших из леса людей — два взрослых человека, мужчина и женщина и с ними человек, который не человек. На вопрос пояснить, что значит человек-нечеловек, идиот изобразил пантомиму — он ощерил беззубый рот и поднял руки согнув пальцы, словно на них были когти.

— Морда у него собачья.

Сомнений быть не могло — это была та троица, которую они искали: два человека и тварь. Его люди тоже притихли, поняли, что все — пора собираться.

В итоге получилось, что отряд восточников отстал от спецназа почти на двадцать минут — когда они подходили к глухому дому с внутренним двором — бывшей женской Славинской колонии, спецназовцы уже лежали напротив центральной арки, и обговаривали план атаки.

* * *

— Снимай трусы! — приказала краснолицая. — Покажи нам свою гордость.

До этого я разделся по пояс, она осмотрела меня, послушала через фонендоскоп и замерила давление. И вот теперь потребовала раздеться. Я замешкался — три женщины с любопытством смотрели на меня и ждали, когда я оголюсь. Толстуха меня не смущала — то, что она была в белом халате, сразу нивелировало её половую принадлежность, а вот другие две... Они смотрели на меня как на кобеля на собачей выставке. Я понемногу начал закипать.

— На хрена?

Потом повернулся к двум другим — старшая сестра сидела в кресле у стены, а баба-мужик стояла рядом, прислонившись спиной к стене. Хотя уже получил недвусмысленное предупреждение, я снова взбрыкнул.

— Я вам что — тварь подопытная? Зачем вы меня осматриваете? Полюбоваться? Ладно, смотрите!

Я резко сдернул штаны вместе с трусами и встал перед сестрами. Сидевшая в стороне толстуха-врач не удержалась и хмыкнула.

— Одевайся, козел! — скомандовала скривившаяся старшая. — И последний раз предупреждаю, не нарывайся! Я могу плюнуть на все мои планы и повесить тебя на крест.

Потом повернулась к врачихе:

— Ну что?

— Все нормально, — быстро ответила она. — Покровы чистые, легкие чистые, телосложение отличное и возраст самый подходящий. Анализы бы сделать, но это теперь сказка.

Я быстро прогнал из головы картину казненных на площади, вызванную предупреждением Старшей, и натянул штаны.

— Так это твои дети?

Она в упор смотрела на меня. А я не знал, что ответить — врать или не врать? Потом решил, что раз уж начал говорить одно, то нечего и переиначивать.

— Мои.

— Хорошенькие. Жаль, что не девочки. Но ничего, найдем и им применение.

— Не трогайте их.

— Не трогаем. Пока. А тебе вот придется поработать.

Лесбиянка у стены опять хохотнула.

— Жена-то приревнует.

— Заткнись, дура, — бросила Старшая. Потом опять обратилась к толстой: — У тебя девки готовы?

— Что им готовиться? Те, у кого месячных нет, хоть сейчас в бой.

Я уже начал догадываться, что это будет за работа, но на всякий случай спросил:

— Вы что — производителем меня назначили?

Не обратив на мои слова никакого внимания, Старшая поднялась и сказала врачу:

— Пусть начинают.

Потом повернулась к охраннице и предупредила:

— Смотри, сбежит или еще что-нибудь, я тебе голову оторву. Возьми в помощь еще двоих.

Та кивнула:

— Не переживай, Сестра, никуда он не денется. А мои сестры всегда готовы.

— Я не переживаю, я предупреждаю. Ладно, пойду, пообщаюсь с его женой. Пусть расскажет, откуда они взялись.

'Блин, лишь бы Ольга не сорвалась'. То, что мы сможем отсюда выбраться, я почему-то не сомневался. Наверное, это было чисто мужское самомнение — на самом деле это должно быть не так уж просто. Если судить по тому, что Ведьмы в этом городе главная банда. А в других ведь были мужики, я сам видел.

— Ты расслабься, — посоветовала краснолицая. — Меня зовут Сестра Валентина, а девчонок тебе даже имен не надо знать. Отнесись к этому, как к работе. Сделаешь хорошо, и к тебе отношение будет нормальное. Не переживай, и у нас мужики живут.

— Только место свое знают, — добавила из угла лесбиянка.

— Ну да, — согласилась Валентина. — Забывай, что мужик в доме хозяин.

— Ладно, понял.

Я решил соглашаться со всем, надо было тянуть время.

— Иди, вон там, в ванной тазик с теплой водой, помойся. Полотенце тоже там.

Я лежал уже минут десять, а в комнату никто, так и не входил. Ну и черт с ним, расслабился я — тогда высплюсь. Хотя в глубине души, чисто физически мне хотелось попробовать себя в этой роли — это понятно, молодой мужик, уже несколько дней никого не было, — но, с другой стороны, быть быком-осеменителем было все-таки позорно. И поэтому я даже обрадовался. Но как оказалось рано — дверь приоткрылась и тут же захлопнулась. Я повернулся — в комнате кто-то был, в густом сумраке чернела тень.

Она осторожно двигалась к кровати. Наконец, пружины заскрипели, и я почувствовал, что рядом со мной укладывается девушка, от нее пахло тем же мылом, что мылся я, и немного какими-то духами. Вот дают бабы, подумал я, даже в таком дерьме нашли парфюм.

Она нащупала мое плечо и прилегла рядом. Руку с плеча она так и не убрала, от нее шел жар. По частому дыханию, я понял, что девушка волнуется. Сам я уже настроился, что это будет чисто механический процесс, и никакой страсти не испытывал. Не считая того, конечно, что организм, предчувствуя секс начал оживать без моей воли.

Девушка продолжала молчать, только еще ближе придвинулась ко мне и положила голову мне на плечо. Я замер — это совсем не походило на то, к чему я приготовился.

— Обними меня, Игорь.

Я вздрогнул — он не от того, что она назвала меня по имени, это был голос той самой байкерши, что везла меня сюда. 'Черт! Она же грозила меня убить, а теперь вот'. Или это наша поездка так повлияла. Я повернулся и осторожно обнял её за голое плечо.

— Как тебя зовут? — шепнул я.

— Люба.

Моя рука коснулась голой груди девушки и я, вдруг, понял, что мне абсолютно безразлично, как её зовут и зачем затеяно все это действо. Желание захлестнуло нас.

Наездница застонала, еще немного подергалась сидя на мне и обессиленно завалилась набок.

Мы несколько минут просто лежали, понемногу приходя в себя. Я ожил первым, и решил, что пора немного и поговорить — мне совсем не улыбалось остаться в этой комнате до тех пор, пока мои семенники не иссякнут.

— Люба, — шепотом позвал я.

Она вяло пошевелилась.

— Что?

— Можно пару вопросов?

— А может ну их на хрен, эти вопросы?

Она перевернулась на живот и приподняла голову:

— Ладно, спрашивай. Только не долго, там еще девчонки.

— У вас, что запись на меня? — не удержался я.

— Кончай! То я не буду разговаривать.

— Прости, прости. Расскажи мне о здешней жизни. Как это женщины в Славинске власть взяли?

— Да просто. Когда взорвалось все — дома которые современные, рассыпались как спички, а тюрьма, как видишь, почти целая осталась. Только крышу снесло. И у тюрьмы, и, — она совсем понизила голос, словно боясь, что кто-то услышит, — у начальницы колонии. Ты её видел. Сестра Вероника. Старшая.

Она задумалась на секунду и продолжила:

— Тут почти никто не погиб. Были несколько раненых. В карауле здесь тоже бабы одни были. Они, конечно, сразу по домам побежали, но через некоторое время вернулись. Сам понимаешь, ни домов, ни родных не осталось. Начальница, она и раньше баб любила. Ну ты понимаешь, а теперь совсем решила, что все из-за мужиков и надо их кончать, брать власть в свои руки. Говорит, только женщины смогут это мир возродить. Оружия тут хватало, она еще женщин из камер выпустила. Некоторых, кто ей не нравился сразу тут и пристрелила. Кого сама, кого заставила других своих подчиненных.

Да, — подумал я. — Эта Старшая не подарок, все сделала правильно — повязала кровью подчиненных, остальных запугала.

— Я видел на площади. Люди на крестах. Что это?

— Мужики. В назидание всем.

В это время в дверь постучали.

— Любка! — я узнал голос Валентины. — Давай заканчивай, другие ждут.

— Вот сука! — прошипела девушка. — Я ей две банки сгущенки отдала, чтобы первой и подольше.

Но вслух крикнула, словно в экстазе:

— Сейчас, сейчас... Еще пять минут.

Она вдруг кинулась на меня и начала целовать мои губы и лицо.

— Игорешка! Забери меня отсюда, я как тебя по-настоящему разглядела, поняла, что не жить мне без тебя. Ведь есть где-то нормальная жизнь. Вы ведь оттуда пришли? Вон у вас как все хорошо — даже ребеночки на загляденье.

Я был просто ошарашен и не знал, что ответить. Брякнул первое, что пришло на ум:

— Так у меня Ольга. Я женат. Ты же знаешь.

— Я согласна быть второй, — горячо зашептала она. — Не хочу я этот новый мир, где одни бабы. Не хочу!

За дверью опять загремело, и она замолкла, потом перевернулась на спину и почти силой затащила меня на себя.

— Давай еще, — шептала она мне в ухо. — Хочу! Выгонят скоро.

Уговаривать меня не пришлось. Это все-же было проще чем принимать какое-то решение и что-то обещать ей.

Мы только успели закончить, как вдруг дверь с грохотом отворилась, и в комнате вспыхнул свет. В дверь заскочила сестра-охранница с направленным на меня пистолетом, следом еще одна, уже с Калашниковым, потом вошла Старшая.

— Любка, брысь отсюда! — приказала она. — Хватай оружие и на свое место!

Голая девушка сорвалась с кровати и бросилась к дверям. На выходе она остановилась и испуганно спросила:

— Что случилось?

— У дружка сейчас спросим. Они пришли не одни, там за стенами еще куча солдат.

Люба бросила на меня взгляд — то, что я прочитал там, удивило. Девушка предупреждала — только держись, я с тобой. Она исчезла. Я же так и сидел на кровати, прикрывшись по пояс одеялом.

— Вставай, и иди сюда.

Старшая поманила меня рукой. Пока я сползал с кровати, в комнату забежала еще одна женщина. Здоровая, рослая баба. Вот это точно надзирательница, мелькнуло у меня в голове. Она была с помповым ружьем, и, похоже, её я уже где-то видел.

— Что там? — не отрывая от меня взгляда, бросила Старшая.

— Две группы. Одни очень крутые, все, даже оружие навороченное, вторые чурки, но тоже явные боевики.

Я молчал и только диву давался — ничего себе девочки, всех выцепили. Теперь понятно, как они стали здесь главными. Услышав про навороченных, я сразу понял, кто это. Значит, москвичи нас все-таки догнали. Про 'чурок' тоже все понятно, непонятно другое, что это — они теперь действуют сообща? А Старшая Сестра считает, что это мы их привели? У ней, похоже с мозгами не очень.

— Я сказала, иди сюда!

В глазах Сестры Вероники загорелся сумасшедший огонек. Теперь я начал понимать, почему её здесь так боятся. Я мысленно прикинул, какие у меня шансы и понял, что никаких — на меня смотрели сразу три ствола. Если я кинусь в драку, меня просто пристрелят, поэтому я расслабился и покорно пошел к бывшей начальнице. Как только я оказался в зоне досягаемости, Вероника, не замахиваясь, как профессиональный боксер ударила меня в лицо. Может я и позволил бы ей разбить мне нос, но тело среагировало само — я мгновенно присел и кулак просвистел над моей головой. Когда-то в мальчишеских драках, хорошая реакция часто спасала меня.

От ответного удара я смог удержаться.

— Ах ты, сука!

Старшая не ожидала такого и разозлилась еще больше. Она протянула руку, лесбиянка, стоявшая рядом, без слов поняла жест, и протянула ей резиновую палку.

Я только успел выставить над головой руки, как на меня обрушился град ударов. Вероника работала дубинкой виртуозно, руки у меня сразу потеряли чувствительность — она отбила мышцы. Я перестал думать о том, что меня могут пристрелить и с криком бросился на Старшую. Однако добраться до нее я не успел — краем глаза заметил летевший сбоку приклад Калашникова, но уклониться уже не смог. В следующее мгновение, мир погрузился в темноту.

Очнулся я от того, что кто-то вылил на меня ведро воды. Я дернулся и понял, что подвешен за руки на стене, ноги тоже были закреплены. Тело болело. Похоже, меня били, когда я был в отключке. Я потряс головой, бесполезно пытаясь убрать мокрые волосы, с которых в глаза текла вода. Потом открыл глаза. Комната была уже другая, и я со страхом понял, что это пыточная — я висел на стене, а на столе прямо передо мной лежали несколько предметов, которые я бы не хотел видеть. Уже знакомая длинная резиновая палка, рядом еще одна, короче и толще. Что было еще страшней — там же находились пассатижи с изолированными ручками, один большой боевой нож и холодно поблескивал хирургический скальпель. В довершение ко всему, в углу лежал молоток.

— Одыбал? — на обыкновенном офисном стуле сидела все та же охранница-лесбиянка. Голос был фальшиво ласковый. — Какой-то ты слабенький, один раз по кумполу и час глаза не открывал. Ты не обижайся, теперь мы аккуратнее будем, больше сознание не потеряешь. Сейчас позову Сестру Веронику, и начнем разговаривать.

Она вышла. Я покрутил головой, стараясь разглядеть помещение. Взгляд время от времени терял фокусировку, и все вокруг расплывалось. Похоже, стряхнули бошку, подумал я. Ко мне начали возвращаться чувства, и я ощутил, что лицо у меня похоже на маску, мышцы застыли и не слушались. Я попробовал пооткрывать рот и поморгать и сразу скривился — было больно. 'Значит и фейс мне подчистили хорошо'. В комнате, кроме того, что я разглядел сразу, ничего не было. Глухое, без окон, помещение с выкрашенными в темно-серый цвет стенами. В обитой жестью двери маленькое окошечко, сейчас закрытое. Наверное, карцер был какой-нибудь, подумал я.

Я повернул голову — на руках у меня были обычные наручники. По одному кольцу на моих руках, вторые накинуты на черные металлические крюки с двух сторон.

Двери были плотные, и шагов я не слышал, хотя может быть все дело в моих оглохших ушах. В келью вошла Старшая Сестра, следом за ней появились еще трое. Вечная сестра-лесбиянка и две охранницы с автоматами. Я вздрогнул — одной из автоматчиц, оказалась Люба. Она бросила только один быстрый взгляд на меня, лицо её дрогнуло, но девушка справилась и отвернула окаменевшее лицо в сторону. Больше я, как не старался, не мог поймать её взгляд.

Сестра Вероника заняла единственный стул и уставилась на меня.

— Давай, дружок, выкладывай все по-хорошему, — она чуть подняла уголки губ, обозначив улыбку. — Подругу твою жалко, хорошая девушка, не хочу я её пока жестко допрашивать, ребеночек у нее маленький. Но если ты не заговоришь, все равно придется. А ведь виноват во всем ты — ни одна женщина, никогда не придумает такое, чтобы в своих планах использовать детей. Тем более таких маленьких.

'Значит, Ольга ничего ей не рассказала'.

— Ты ошибаешься, Сестра, — распухшие губы ворочались с трудом. — У меня нет никаких планов, мы просто идем. Ищем лучшее место для жизни. Мы даже не подозревали, что в этом городе могут жить люди. Славинск считается вымершим полностью.

— Ты это прибереги для кого-нибудь, вон голубям мозги ..., — она грязно выругалась. — А я в свое время, каких только историй не наслушалась — заключенные могут такое наплести, чтобы разжалобить и что-нибудь получить, что даже Лев Толстой не придумает. Ты давай рассказывай, что это за люди следят за нами. И кто вы? Вообще, все — время у нас пока есть. Но запомни, как только они сунутся сюда — ты не жилец. И пацанята твои тоже!

Она повернулась к своим подчиненным.

— Ну-ка напомните ему, как дубинка работает. Ты, Любка.

Однако первой была мужиковатая охранница, она крест-накрест, с выдохом, врезала мне резиновой палкой по ребрам.

Я задохнулся. Боль пронзила все тело. Когда я опять открыл глаза, то сквозь невольно выступившие слезы, заметил взгляд Любы. Она с явным состраданием глядела на меня, но увидев, что я открыл глаза, вновь отвернулась. Зато в глазах, других женщин — старшей Сестры и Сестры-охранницы, я прочел совсем другое. Они получали удовольствие! Глаза блестели, дыхание ускорилось, и даже щеки порозовели.

— Еще добавь, — скомандовала Старшая. — Хотя, подожди, дай дубинку, я немного поработаю.

Лесбиянка с неохотой уступила резиновую палку. У Вероники в глазах загорелись огоньки, она подошла поближе, я напрягся. Похоже, мой рассказ для нее совсем не главное.

— Я правду говорю. Мы никого не приводили, может это кто-то на вас охотится.

Однако моя речь не остановила Веронику, она перехватила дубинку двумя руками и сильно ткнула концом мне в солнечное сплетение. В это раз дыхание перехватило гораздо серьезней, меня гнуло, но руки, закрепленные на стене, не давали этого сделать. Я наконец вдохнул, и меня вырвало. Похоже, эта сучка, точно знала куда бить. Когда из меня брызнула рвота, она отскочила и снова выругалась. Потом прошлась дубинкой по моим икрам — дубинка легко летала, но удары оказались совсем не легкими. Ноги отнялись.

— Перестань, — прохрипел я, когда меня перестало рвать.

— Что, неужели, заговоришь?

В этот раз Старшая улыбалась во все лицо, она была на подъеме, ей было весело.

— Я все сказал.

— Нет. Ты ничего не сказал. Похоже, ты хочешь, чтобы я покувыркалась с тобой по-настоящему.

Она взяла со стола скальпель, и поднесла его ко рту, затем высунула язык и сделала вид, как будто облизывает его.

— Одну ты обрюхатил, ладно мне этого хватит. Сейчас переделаю тебя из мужика в оно. Хочешь?

Вероника веселилась вовсю. Мне показалось, что она уже забыла, зачем начинала этот допрос.

— Прекрати, сука!

Все в комнате застыли. Это была Люба. Она направила Калашников на Старшую Сестру и опять повторила:

— Отойди от него, тварь! Сама уродка, а мужики ей виноваты.

Вероника ожила, она презрительно посмотрела на девушку и процедила сквозь зубы:

— Ну ты и дура, настоящая баба. Только член увидела, сразу растаяла. Так вот они мужики и делают из вас скотин, к сорока годам ничего кроме кухни и детей не видящих.

— Иди на хрен! — выкрикнула Люба. Видно, было, что восстание далось ей нелегко и теперь криком она поддерживала себя.

— Я хочу и детей, и кухню, — уже тише добавила она.

Любка была неопытным бойцом и не замечала, что происходит вокруг. Я же увидел, как Старшая еле заметно подмигнула лесбиянке и кивнула на девушку. Охранница медленно опустила руку на кобуру и расстегнула её. Так же медленно, она стала вытаскивать пистолет. Старшая в это время продолжала заговаривать Любке зубы.

— Ладно, Сестра, успокойся. Действительно, я переборщила. Понятно, что мужик не виноват, я и сама поняла. Просто, ты же знаешь, что я злая на них, вот и...

Она развела руки, как бы показывая, что все в порядке. Скальпель в это время, Вероника незаметно перехватила и зажала как боевой нож.

Лесбиянка, наконец, выдернула Макаров. Я закричал. Любка, к моему удивлению, среагировала как настоящий спецназовец — очередь отбросила охранницу к стене. Однако Вероника использовала этот момент, она прыгнула к Любе, левой рукой перехватила ствол Калашникова — мне даже показалось, что запахло горелым мясом — а правой воткнула скальпель в шею девушке.

Я кричал, кричала та девушка, что пришла вместе с Любой, на полу с развороченной грудью лежала мертвая лесбиянка, а озверевшая Вероника все втыкала и втыкала скальпель в тело Любы. Та сначала билась и хватала руками острый медицинский нож, но через пару минут затихла.

Старшая поднялась и отбросила скальпель, потом вытерла окровавленные руки об кожаные штаны и приказала замолчавшей девушке:

— Иди отсюда. Скажи там Валентине, пусть пригонит кого-нибудь убраться здесь. Но только через полчаса. Я сейчас этим мудаком займусь, он за все ответит.

Девушка молчала и смотрела дикими глазами на залитую кровью Веронику. Получив приказание, она так же молча закивала и, пятясь спиной, исчезла из комнаты.

— Ну что, сука, рад?

Старшая подошла к столу взяла в руки нож, и начала проверять на пальце его остроту.

Меня потряхивало, но я смог сдержать голос, чтобы он не дрожал.

— Чему радоваться? Зачем девчонку убила? Ты же знаешь, что она не стала бы стрелять.

— Вот как раз и знаю. У меня в колонии, каких только не было. Даже те, что детей своих убили, и, думаешь почему? Из-за мужика. Так что и эта выстрелила бы. Ничего, сейчас ты за её смерть ответишь.

Вероника положила нож и вместо него взяла молоток. Я внутренне напрягся — неужели конец? Неужели все через что я прошел напрасно? Ни хрена себе ирония — выжить в ядерной войне, не погибнуть под когтями тварей, пройти через все схватки последних дней и умереть тут, под ударами молотка. Чертова сумасшедшая сука!

Мне хотелось разорвать её. Теперь мне стало понятно, что с головой у неё явный непорядок. Похоже, после апокалипсиса она съехала с катушек, хотя может и раньше. Начальница тюрьмы могла творить многое, и никто бы не узнал. Мне кажется, что за последние дни я встретил больше сумасшедших, чем за всю жизнь до этого. Мой взгляд опять остановился на мертвой, на полу. Бедная девчонка, хотя в какой-то мере Старшая права — я явился причиной.

— Ну что — выговорился?

Голос Вероники изменился, глаза опять заблестели. Она была в предвкушении того, что сейчас произойдет.

— Вероника, остановись, — я попытался еще раз достучаться до её мозгов. — Пойми, я ни в чем не виноват. Будь благоразумна — живой я гораздо полезней, чем мертвый.

Однако она не слушала меня, постучав молотком по столу, словно проверяя как он сидит в руке, она подняла на меня счастливые глаза и шагнула от стола.

— Сначала пальчики, — сексуально прошептала она и замахнулась.

Я дернулся, но чем это могло помочь? Боль пронзила левую руку, я опять дернулся и закричал. Когда перед глазами перестали плавать красные круги, я повернул голову. Похоже, кончила два пальца. Мизинец и безымянный разбухли и странно торчали в сторону.

После удара Сестра прикрыла глаза и даже тихонько застонала. 'Сколько же она так будет мучить меня?' Мне было страшно, наверное, даже страшнее, чем в тот раз, когда меня чуть не убил людоед. Тогда я все-таки мог бороться, да если бы и умер, то без мучений, а тут, похоже, я буду умирать очень долго.

Вероника очнулась.

— Теперь вторую ручку, — ласково сказала она и перешла к правой руке.

Я со всей силы закусил губу — больше не закричу, хоть так обломлю твое удовольствие. Однако ударить она не успела, дверь опять распахнулась и появилась Валентина. Сзади стояли еще женщины с оружием.

— Что? — недовольно спросила Старшая.

Валентина, стараясь не смотреть не на меня, ни на труп на полу, быстро сказала:

— Тебе надо быть там. Сестры говорят, мужики смогли пробраться внутрь колонии, одна часовая убита ножом, и одна без сознания, связана.

— Суки! — опять выругалась Вероника, бросила на меня сожалеющий взгляд и пообещала: — Я скоро вернусь.

Через пару секунд все исчезли.

Боль перестала быть такой острой и превратилась в постоянное нытье. Кровь, по-видимому, отошла от поднятых вверх рук и пальцы больше не опухали.

Мысли мошкой роились в голове. Чаще всего я думал о ней.

Оленька, как же ты там? Теперь и она, наверное, так и не сможет закончить свое дело. Сейчас, в момент, когда пришла настоящая пора прощаться с жизнью, меня вдруг пронзило — ради чего я ввязался в это дело, ради чего шаг за шагом постоянно двигался к этому роковому концу? И тут, перед лицом смерти, когда не надо было уже придумывать для себя отговорки, я понял, что это все не только из-за Ольги. Хотя она была, конечно, главным побудительным мотивом, но было и другое — подспудно я давно понял, что жизнь кончилась.

Несмотря на то, что я жив и здоров, легко можно было предсказать мой конец. Однажды я, как и многие, до этого останусь лежать на бруствере разорванный тварями. Никакого развития ситуации не было, никакого улучшения. Все превратилось в вечный привычный ад. И возвращение Ольги, а затем и организованное ей приключение, как бы вырвало меня из этой трясины. На кону для меня было совсем не доставка этого непонятного груза, о котором я ничего не знал и не понимал, зачем это нужно, и даже по большому счету, не наша встреча с Ольгой. На кону в этот раз была сама моя дальнейшая жизнь — или я смогу вырваться и найти что-то ради чего стоит жить, или я потихоньку сдамся и сгину.

И еще — за это время я, как ни странно, привязался к этому чудному ребенку, даже не понимая, кто он, я очень хотел, чтобы тот, наконец, добрался до своего дома. Это странное 'место', о котором все время говорила Ольга, начало ассоциироваться у меня с его домом, словно там его ждут родные. Да и должник я его, он спас меня, ничего не требуя взамен. Жалко, что не смогу теперь ему помочь.

Я одернул себя — какого хрена? Я еще не умер! Не сдавайся, идиот — твердил я себе. Ну не может быть так, чтобы все кончилось в этой комнате. Я подумал о том, кто это смог забраться в логово Ведьм. Скорей всего москвичи, они люди серьезные и справиться даже с профессиональными охраницами провинциальной тюрьмы, должны без проблем. Сейчас я был бы рад даже их появлению.

А ведь где-то там остался еще и Илья — он-то точно не оставит Ольгу и ребенка. На счет меня, он может быть на смерть и не бросился бы, а вот из-за них обязательно пойдет. Ведь он, как и Ольга запрограммирован на доставку 'ребенка' и яйца.

Я опять посмотрел на руки — нет, бесполезно, сам ничего сделать не смогу. Хотя если бы у меня были силы, чтобы подтянуться на одной руке, тогда бы цепь на второй ослабла бы и можно попробовать сбросить её с крюка. Я попробовал подтянуться, но ничего из этого не получилось, только свело мышцу в ноге. Я опять обмяк. Провисев еще пару минут, я начал свое бесполезное упражнение снова. В этот раз у меня что-то получилось — я подтянулся на целой правой, и попытался дернуть левой, чтобы кольцо прыгнуло.

Но рука не слушалась, сломанные пальцы, которыми я задел стену опять ударили меня электрическим током. Я затих и прислушался — нет, если я нормальный ничего не слышал за этой массивной дверью, то теперь, с заложенными ватой ушами, тем более ничего не разберу. Разве только если бы начали стрелять прямо за дверью.

Я снова собрался с силами и попытался повторить то, что сделал до этого — я снова подтянулся на правой — она у меня сильней — наручник немного ослаб и я дернул его верх, пытаясь скинуть. Кольцо дернулось, но застряло на кованой шляпке костыля. Я застонал и опять обмяк. Надо переждать, когда вновь вспыхнувшая боль отпустит тело.

Еще одна попытка снова закончилась неудачей. После каждого напряжения сил становилось меньше. Надо завязывать, решил я, потеряю сознание, толку не будет. Однако провисев несколько минут, я не выдержал и начал все по новой. Однако в этот раз изменил тактику — подтягиваться стал на левой руке, чтобы попробовать скинуть кольцо с крюка здоровой рукой. Я не обращал внимания на сползающую ремнем кожу под хромированным кольцом, из губы шла кровь, настолько сильно я её закусил. Подтянувшись насколько это было возможно, я застыл в напряжении, твердый словно палка. Потом осторожно попробовал вытянуть правую вверх. Получилось. Кольцо ослабло, я постарался приподнять его и снять. Ногу в это время опять свело, и я непроизвольно дернулся. Боль в ноге сразу стала невыносимой, и я опять на секунды потерял сознание.

Когда я очнулся, то не сразу понял, что произошло — тело было перекручено, я упирался лбом в стену. Правая рука была свободна! Как я сдернул кольцо я не помнил, наверное, в последний момент вытянулся из последних сил. Одна рука была свободной, но дело это меняло не сильно, я продолжал висеть на стене. Надо продолжать. Теперь, имея большую свободу, я надеялся, что со второй рукой будет легче. Так и получилось. Беспамятство помогло мне отдохнуть и у меня опять появились силы. По сравнению с первым опытом, с левой я справился быстро — выкрутился и перехватился правой за штырь, потом подтянулся и повис уже на свободной руке. После этого зацепил мизинцем кольцо наручника и пододвинул его к самой шляпке штыря. Скинуть его оказалось делом одной секунды, и тут произошло, то, что и должно было произойти — оказавшись без поддержки наручников на руках, но пристегнутый внизу, я, со всего маху, грохнулся на пол. Успел только выставить перед лицом руки. Удар был так силен, что даже руки не спасли — я отбил и локти, и грудину, а правую ногу заломило через ремень об стену. Я выплюнул кровь и криво улыбнулся — черт с ним, зато я почти свободен. Освободиться от ножных пут, оказалось делом одной минуты — надо только расстегнуть широкие черные ремни, закрепленные к кольцам.

Надо было торопиться, но это оказалось не так просто — я не смог сразу встать на ноги, они у меня просто подгибались. Ползком, добравшись до стола, я поднялся по ножке и оперся руками о столешницу. Только бы сейчас никто не появился, молил я — оказать сопротивления я явно бы не смог. Навалившись на стол, я пережидал боль от внезапно загоревших огнем рук, словно тысячи раскаленных иголок воткнулись в мышцы. Лишь через несколько минут кровь наполнила сосуды, и боль начала слабеть. Я, наконец, смог шевелиться и сразу забрал нож, потом пододвинул к себе молоток. Только сейчас я с удивлением понял, что это мой нож, тот самый спецназовский, который я хотел оставить и которым я прикончил людоеда. Вот и не будь суеверным — нож никак не хотел со мной расставаться, похоже пока он со мной, я буду жив. Я, конечно, знал, что таким суевериям грош цена, но хватался теперь за любую мысль, могущую поддержать меня.

Кроме боли, меня мучила страшнейшая жажда, горло изнутри было выстелено наждачкой — именно жажда заставила меня двигаться. Двери, действительно, оказались массивными — толщиной не меньше пятнадцати сантиметров, похоже, то, чем занимались в этой комнате и раньше, должно было быть неслышно в остальном здании. Изнутри засова не было, я толкнул створку и шагнул в комнату.

— Ааай! — взвизгнула толстая Валентина. Она выронила из рук чашку, но даже не обратила на это внимания. Испуганно глядя на меня, медсестра попятилась от стола и упала в свое кресло.

— Как это ты?! — заикаясь, спросила она.

Я не ответил, пригрозив ей молотком, быстро прохромал к столу и схватил кружку. Как только открыл дверь, я сразу зацепился взглядом за стоявшее на табуретке закрытое крышкой, эмалированное ведро. От руки белой краской на нем было написано — 'Медчасть. Вода некипяченая'. Я отбросил крышку, черпнул полную чашку и начал, захлебываясь глотать драгоценную влагу. Сначала вода уходила словно в песок, я не чувствовал вкуса, и только когда я проглотил уже две кружки, тогда, наконец, горло у меня смягчилось.

— Сиди, — приказал я толстушке. — Где все?

Она как будто не услышала, вместо ответа, опять спросила меня:

— Как ты смог освободиться?

— Смог. Что тут происходит?

— Я не знаю, — наконец ответила она. — Кто-то пробрался в колонию.

Я это уже слышал. Значит, ничего нового, пока я выбирался, не произошло. Или она не в курсе.

— Оружие есть?

По её бегающим глазам я понял, что она не хочет говорить правду.

— Откуда у меня оружие, — преувеличенно искренне ответила она. — Я врач.

— А если я сейчас найду?

Это прием городской гопоты, когда-то безотказно действовавший на беззащитных прохожих, сработал и сейчас.

— Ты не тронешь меня? — она с мольбой смотрела на меня. — Я ведь здесь ни при чем. Это все Вероника.

Разбираться, кто виноват, мне было некогда, и я сразу пообещал, что она может ничего не бояться, потом опять спросил про оружие.

— Вон там, — она показала пальцем за кресло, на котором сидела.

— Отойди, — махнул я рукой с зажатым молотком.

Валентина без слов отошла в угол. Я пошарил рукой за спинкой и наткнулся на прохладное железо. В руках у меня оказалось помповое ружье. 'Где они их набрали? Или у спецназа из охраны колонии были такие?'.

Я передернул цевье, патрон зашел в патронник — все, теперь я могу встречать гостей. Я перевел взгляд на медсестру, она опередила меня и сказала первой:

— Ты же обещал...

— Да не трону я тебя, заходи в камеру.

Её глаза чуть не выскочили из орбит.

— Зачем?

— Закрою. Не хочу, чтобы все знали, что я на свободе.

— Не надо, миленький, я никому не скажу.

Однако в этот раз я был непреклонен.

— Заходи. Вернутся твои, откроют. И скажи, где ключи от наручников.

Похоже, ей это тоже показалось меньшим злом, и она сдалась.

— Вон там. В ящике, в столе.

Когда она направилась к дверям, я вспомнил свои мучения и сказал:

— Воды возьми, вдруг твои задержатся.

Валентина без слов набрала кружку и исчезла за дверью. Я задвинул засов и прошел к креслу, по пути заглянув в зеркало у двери. 'Ни хрена меня разделали!' Надо пару минут посидеть, ожить и прикинуть что к чему. Но посидеть мне не дали — за решеткой окна прогремела автоматная очередь.

* * *

Ночь проходила через свою самую темную точку, когда две темных фигуры возникли у стены бывшей женской колонии города Славинска. Стена когда-то была очень высокой, и несла на себе поверху кучу всяких приспособлений для того, чтобы человек не мог перебраться через нее — колючая проволока 'егоза' была лишь одной из этой кучи. Однако сейчас после того, как взрывная волна срезала верхнюю часть, стена стала ниже — всего около трех метров — и утратила все свои системы безопасности.

Те, кто сейчас жил, укрывшись за этой стеной, сами организовали новую систему охраны, в которой даже было несколько сохранившихся видеокамер. Но основную нагрузку несли часовые — по одному с каждой стороны стены. Хотя после того, как Ведьмы превратились в самую мощную силу в Славинске, вряд ли нашелся бы смельчак рискнувший влезть на эту стену по собственной воле.

Однако, вот сейчас такие смельчаки нашлись — один из людей прислонился к стене, второй быстро забрался по нему, уцепился за край стены, подтянулся и оказался наверху. Он не стал вставать, а лежа протянул вниз руку. Второй, оставшийся снизу, отошел от стены на несколько метров, коротко разбежался и подпрыгнул. Лежавший поймал его руку и затянул к себе, через мгновение оба спрыгнули на другую сторону.

За время, прошедшее без нападений, часовые привыкли к спокойной службе и расслабились. Сегодняшняя ночь не была исключением, поэтому, женщина в импровизированной будке только делала вид, что наблюдает за раскинувшейся внизу улицей. Она знала, что сегодня у выездных был улов, и поэтому, Старшая вряд ли сегодня пойдет проверять посты. И, кроме этого, девушка-оператор, следившая за изображением с камер, в случае чего заметит то, что упустил часовой. Эта мысль успокаивала, и женщина на вышке почти спала, когда на её участке две темные фигуры перепрыгнули через стену.

Она очнулась только тогда, когда в руке у одного нарушителя, едва слышно щелкнул пистолет с глушителем. Однако пробуждение её было очень коротким, под правым глазом появилась темная дыра, голову отбросило, и она завалилась на старые доски пола. Вышка была построена из досок, набранных в развалинах.

Двое спецназовцев даже не стали смотреть, что там, на вышке, богатый опыт говорил, что часовой больше не опасен — это было главное в данном случае, поэтому не стоит отвлекаться. Они не знали, что и девочка-оператор в бывшей караулке, не засекла их. Она видела до этого их группу еще до вторжения, как и вторую группу, состоящую из длинноволосых бородачей и, даже вовремя подняла тревогу, но вот эти двое остались вне её внимания.

Через пару минут бойцы оказались внутри здания. Здесь тоже погибли двое — женщина и девушка — обе даже не успели схватиться за оружие. Одна получила такую же пулю, как и часовая на вышке, а вторая захрипела, поймав горлом брошенный нож. Солдаты вышли во внутренний двор.

Через двадцать минут оба спецназовца оказались у центральных ворот под аркой, с другой стороны, в развалинах к броску готовились еще трое. И тут, впервые за эту вылазку, все пошло не так.

Часовые у ворот были настороже, спецназовцы не знали, что их уже ждут. Поэтому, когда тот же боец, что убил женщину на вышке, двумя бесшумными выстрелами загасил фонари, освещавшие внутренний двор, ему это не помогло. Их заметили раньше. Как только наступила темнота, оба рванули к воротам и тотчас оттуда им навстречу ударил смертоносный свинец. Хотя часовые в первую секунду темноты ничего не видели и начали стрелять на звук, пуля-дура с ходу нашла цель — одному бойцу пробило бедро, и он завалился на асфальт.

Однако второй тут же отомстил за него — он в отличие от женщин-часовых прекрасно видел поле боя в своем приборе ночного видения. Одна Ведьма погибла сразу — голову её разорвала короткая очередь, вторая завалилась под аркой и только стонала, зажимая руками рану на животе.

Спецназовец подбежал к ней, пожалел и добил одним выстрелом в голову. Этой задержки хватило для того, чтобы он не успел открыть ворота — от выходов из здания, с трех сторон к нему побежали несколько человек и на ходу начали вести огонь из разнокалиберного оружия. Кто-то из них включил мощный фонарь, и боец оказался на виду. Он упал и ответил нападавшим длинной очередью. Потом понял, что возиться с ключом ему не дадут, отполз и катнул под замок гранату. Взрыв сработал совсем не так, как он ожидал — большие ворота выстояли, зато взрывной волной распахнуло калитку, вделанную прямо в основные ворота. Засов на них оказался слабее.

— Тоже неплохо, — прошептал он, отвернулся от ворот и сосредоточился на бежавших к нему людях.

Горев, первым бросился в распахнувшуюся от взрыва калитку, заскочив вовнутрь он сразу понял расклад и упал под прикрытие стены. Он с ходу поддержал огнем своего человека, почти прижавшего к земле атаковавших его. Через пару секунд к ним присоединись оставшиеся двое, и атака местных окончательно захлебнулась.

— Где Смирнов? — майор наконец добрался до разведчика.

— Там, во дворе. Раненый. Пришлось оставить, иначе не успел бы открыть ворота.

— Понятно. Пошли вызволять.

Это оказалось не сложно. Защитники базы, как Горев и ожидал, оказались не очень опытны, после того как получили яростный отпор спецназа, они поспешно отступили в здание. Теперь они вели редкий огонь из окон с решетками. Быстро таявшая темнота летней ночи, сводила на нет преимущество спецназовцев, приборы ночного видения становились бесполезны.

Майор показал двоим на темневшее посреди двора тело, остальные, прикрывая, ударили по окнам. Им удалось заставить местных спрятаться, все-таки класс московских стрелков был намного выше. Через несколько минут бойцы приволокли тело.

— Они суки!

Только и смог сказать Горев, когда разглядел, что случилось с бойцом. Ранение было хоть и опасное, но не смертельное. Умер его человек от другого — у него были стянуты штаны, и на место гениталий была кровавая рана. Кто-то зверски, совсем недавно, кастрировал бойца.

— Суки! — еще раз повторил майор, и показал, чтобы тело положили у стены. Похороним потом, если, конечно, будет возможность — решил он.

Горев не хотел ввязываться в длительный бой с сумасшедшими бабами, задача у него была совсем другая. Надо найти тех, кого он уже столько времени безуспешно преследует. Было понятно, что те находятся в здании, поэтому хочешь, не хочешь, надо идти внутрь.

Его люди уже закончили с погибшим товарищем — его положили под самую стену, руки сложили крестом на груди и закрыли мертвому глаза. Его оружие и патроны, бойцы разделили между собой.

— Все, ребята, вон по ходу справа ближайшая дверь — если открыта, заходим туда и движемся дальше по зданию. Все ищем троицу! В схватки старайтесь не ввязываться — главное найти тех. Но, если что, мочите сразу — они все чокнутые, вы видели, что они с Володей сделали.

Его люди, понимали его с полуслова, поэтому никто не задал ни одного вопроса, Горев махнул рукой — вперед и двое бойцов сразу двинулись вдоль стены к двери. Остальные, как всегда, прикрывали.

Все прошло штатно, и через несколько минут спецназовцы уже шли по коридорам бывшей колонии.

Когда 'москвичи' бросились под арку, люди Рустама заняли их место и залегли почти там же, где до этого лежали бойцы майора Горева. Они обнаружили спецназовцев недавно, только когда началась стрельба, до этого Рустам полагал, что возле странной крепости, наполненной бабами, никого нет. Нападать на них было ни к чему, пусть воюют с местными. Он приказал тащить за собой пленного придурка и сейчас тот, прикрывая голову руками и что-то бормоча, сжался за кучей обломков.

Рустам махнул, подзывая Кролика, стоявший рядом с ним боец, схватил лысого за ухо и подтащил к командиру.

— Кролик, ну-ка расскажи нам, как лучше попасть к твоим Сестрам?

* * *

Борис стоял прямо на вершине завала, и не отрываясь смотрел на происходящее. Он не боялся, что его заметят, нападавшим — московскому спецназу и Восточникам, было сейчас не до того, чтобы следить за окружающими развалинами. Сначала москвичи, а за ними и бородатые скрылись в арке ворот базы странных баб, очень похожих на лесбиянок. Танасийчук не видел, как они привезли сюда Ольгу и её груз, но ему это и не надо — он прекрасно знал, что она здесь, чувство его еще ни разу не подвело.

Сейчас он вслушивался в какофонию боя и обдумывал, где лучше встретить победивших. В том, что или спецназовцы (он ставил на них), или Восточники скоро отобьют у местных и Ольгу, и остальных он не сомневался. После дня, проведенного в этом городе, он не верил, что аборигены смогут справиться с гостями. В Славинске по определению не могло быть бойцов класса нападавших. Конечно, возможно, их отряды поредеют, и это было бы неплохо. Тогда будет гораздо легче отбить тех, кто принадлежит ему по праву.

Еще он чувствовал, что где-то совсем рядом, но не на базе, находится еще один его знакомый, похоже, тот избежал участи Ольги. Он наверняка захочет тоже влезть в свалку, но его Волк не боялся. Хоть он сейчас и вооружен как настоящая тварь и сил у него, наверняка, побольше чем даже у самого Бориса, но даже самая быстрая и мощная тварь бессильна против пули.

* * *

Одной рукой Ольга прижала к себе все свое богатство — младенца и ранец с яйцом, другой обхватила за плечи, сидевшего рядом Ромку. Этот паренек за один день стал ей родным. Не сыном, конечно, она, даже нянчась с Иваном, не чувствовала себя матерью, но что-то похожее на отношение к младшему брату у неё точно появилось.

Когда начали стрелять Сестры повели себя не очень профессионально, во всяком случае, у нее в группе в этом случае все действовали бы гораздо эффективнее. Здесь же было много суеты, криков, ругани и мало дисциплины. Было видно, что по-настоящему Ведьмам воевать не приходилось. Про Ольгу и ребят все мгновенно забыли. Это было понятно, в таких случаях всегда на первом месте выживание, а потом остальное. Так как к ней Сестры отнеслись более чем сочувственно — особенно всех умилял Иван — то и проблем, что они остаются без присмотра, ни у кого не возникло. Эта безалаберность местных дам, порадовала Зумбу, и она сразу воспользовалась представившейся возможностью.

— Ромка, нам надо выбраться отсюда.

— Что будем делать?

Она порадовалась, что мальчишка нисколько не обескуражен и готов действовать. Похоже, жизнь на улице, среди всевозможных опасностей, закалила его дух.

— Пока присмотри за детьми, я пойду на разведку.

— Может, лучше я? Я маленький, не заметят.

— Нет, Рома, мне надо самой все увидеть, чтобы определиться.

Ольга огляделась в поисках чего-нибудь, что можно использовать как оружие. Ничего. Попробовала отломить ножку от железного стула, но не смогла, приварено надежно. 'Черт с ним, — решила она. — Пойду так'. Толкнула дверь — не заперто. Она выглянула в пустой коридор, немного помедлила определяясь в какую сторону лучше двинуться, и вышла.

Широкий коридор с зарешеченными окнами и грубыми массивными лавками под ними напомнил ей школьный — с одной стороны ряд дверей, с другой окна и лавки. Только там окна были без решеток, лавочки были веселого голубого цвета и на дверях висели вывески с названием кабинетов. Она подергала ближайшую лавку, может, от нее удастся отломить какую-нибудь деталь, но напрасно — лавка прикручена к полу. Похоже, тюремное наследие, подумала Ольга. Из рассказа Ромки она уже знала, что база Ведьм — это бывшая женская колония.

Свет в коридоре вдруг погас, Ольга остановилась, ожидая, когда глаза привыкнут к темноте. За окнами сверкали вспышки и гремели выстрелы. Ольга подошла к окну, выделявшемуся светлым пятном в окружающей тьме — ночь на улице уже начала отступать — и выглянула во двор. Боясь получить шальную пулю, она прижалась к стене и выглядывала под острым углом. Не хватало только сейчас умереть. Она чувствовала, что, то место, куда нужно было доставить детей, уже совсем рядом.

За окном вспухла белая вспышка, и раздался грохот взрыва. РГД — Ольга автоматически определила тип взорвавшейся гранаты и подумала, что это явно те, кто преследовал их с самого захвата детей. Вряд ли в Славинске есть банды, имеющие на вооружении гранаты.

Через какое-то время оттуда, где произошел взрыв, начали бить пара автоматов. Бой разгорался с новой силой. Ольга отошла от окна, надо срочно найти выход. Она направилась направо, в обратную сторону от схватки. Темнота сейчас стала её союзником, никто из обычных людей не мог сравниться с ней в остроте зрения.

Зумба сделала только несколько шагов, когда в стене, перегораживающей коридор, резко открылась дверь и оттуда появилось несколько человек. Она не успела спрятаться — луч ручного фонаря бил ей прямо в лицо. Ольга замерла — сердце ухнуло в ноги — выстрелят или нет?

— Ты почему здесь?

Сердитый голос принадлежал Веронике — Старшей Сестре.

Стараясь не делать резких движений, Ольга развела руки и жалобно ответила:

— Нас все бросили, свет погас. Пошла искать место, где спрятаться.

Фонарь убрали, толпа подошла к ней. Вместе с Вероникой шло еще человек десять женщин. Все вооружены.

— Где ребенок? — уже не так грозно спросила Старшая Ведьма.

— В комнате, со старшим сыном.

— Ты тоже иди туда, здесь опасно. Сидите там, пока все не кончится. Скоро мы умоем кровью этих мудаков.

В голосе Старшей не чувствовалось зла на нее, похоже врагами она считает только мужиков, а на счет Зумбы она решила, что принадлежность Ольги к слабому полу, автоматически делает её союзником. Ольга попробовала воспользоваться этим:

— Дайте оружие, я боюсь за детей.

Старшая на секунду задумалась, потом ответила:

— Автомат не дам. Не переживай, мы справимся.

Она обернулась и приказала:

— У кого есть дубинка, дайте ей.

Кто-то из толпы сунул ей в темноте резиновую дубинку. Ольга взяла.

— Все. Вперед! — скомандовала Вероника, и первая направилась дальше.

Ольге ничего не оставалось, как выполнить приказ Ведьмы — кто знает, как она среагирует, если ослушаться. Сейчас, во время боя, это может стоить жизни.

Однако, Зумба не собиралась ждать здесь, когда все закончится, потому что победа любой группы, ничего не давала им — про свободный выход отсюда можно будет забыть.

Увидев вернувшуюся Ольгу, Роман вскочил:

— Ну что там? Где Игорь?

— Подожди, Рома, я наткнулась на Старшую. Пришлось возвращаться.

— А где она сейчас?

— Ушли.

Ольга махнула в сторону продолжавшейся перестрелки.

— Тогда, больше ждать не надо, — высказался парень. — Давай пойдем вместе. Где-нибудь все равно есть выход. А Игоря уже больше ждать нечего.

— Почему?!

— Потому что это Ведьмы, — в словах мальчишки звучала горечь и злость. — Они ненавидят мужиков. Это ты для них своя. Отца просто так убили.

Ольга не хотела верить, что Игоря больше нет. Этого не может произойти, твердила она себе, зачем тогда судьба свела нас через столько лет? Но, как бы то ни было, парень все равно прав — надо уходить.

— Никогда не говори больше такое об Игоре, — попросила она. — Он найдет нас. Обязательно найдет.

Через пять минут они шли по темному коридору уже вдвоем. За спиной у Ольги был ранец с яйцом, а на руках младенец. Дубинку она отдала мальчишке, чтобы была под рукой в случае чего. В этот раз они без приключений миновали коридор, и подошли к тем дверям, откуда в прошлый раз появилась Вероника и её люди. Шедший впереди Роман, протянул руку, чтобы толкнуть дверь, но в этот момент она распахнулась сама. Темная фигура в проеме мгновенно вскинула оружие, Ромка пискнул и, отшатнувшись поднял руки. Ольгу тоже ошпарило страхом, человек был явно мужчина. Она ничего не могла сделать, лишь отступила и сильнее прижала ребенка к себе.

Незнакомец вдруг опустил оружие и бросился к Ольге. Она еще мгновение всматривалась в распухшее, страшное лицо, не в силах поверить в происходящее, но тело уже узнало эти руки, крепко сжавшие её вместе с Иван Ивановичем.

— Она только что сказала, что ты все равно найдешь нас...

Пробормотал Ромка, прижался к ним сбоку, и Игорь обнял его.

* * *

Очереди и одиночные выстрелы сместились от арки, и все больше удалялись внутрь двора. Рустам посмотрел на свою руку, на предплечье расплывались первые капли дождя, потом осмотрел своих людей:

— Пора. Тащите этого дурачка с собой, внутри он нам пригодиться.

Он передернул затвор Калашникова и первым бросился через дорогу.

Небо, уже посветлевшее на востоке, быстро начало опять темнеть — огромная туча, пришедшая с севера, начала заглатывать светлое пятно, возвращая на землю ночь. Борис поморщился, после того как его организм изменился, он перестал любить воду. Он лежал на досках, наверху самого высокого завала недалеко от арки. Его люди ждали команды внизу. Даже в наступавшей темноте, он прекрасно видел, как пять человек, один за другим, перебежали дорогу и скрылись под аркой. Шестой, находившийся в середине этой группы, идти не хотел и его гнали пинками. Волк успел бы пристрелить одного или даже двух, но он не хотел выдавать свое присутствие. Кроме того, его бесило то, что он чувствовал приближение своего бывшего коллеги, Гнома, однако так и не смог определиться, где он. Он чувствовал, что тот где-то совсем рядом.

В остальном же, все шло так, как он и предвидел — обе группы: и спецназ, и бородатые рванули добывать тех, за кем они шли все это время. Кто-то из них все равно получит свой приз — отобьет у баб этих двоих. Ну а потом наступит его время.

Он опять недовольно глянул на небо и решил, что надо перебираться куда-нибудь под навес.

Илья, спрятавшийся углом обрушенного дома, подумал о том же. Его кожа вообще плохо переносила свободную воду — иногда он мечтал о жизни где-нибудь в пустыне, где есть только сухой знойный ветер, горячий песок и никакой воды. Для утоления жажды ему хватало той влаги, что он получал с пищей. Сейчас он даже представить не мог, как это в детстве, не вылезал из озера часами.

Гном добирался до колонии пешком и поэтому появился здесь уже, когда бой шел внутри тюрьмы. Он не видел, как прорывались спецназовцы и Восточники, но засек присутствие кого-то родственного. Когда подошел ближе, определился — это была аура Волка, когда-то сослуживца, а теперь, похоже, врага.

Хотя сейчас его организм был способен выдерживать нагрузки, несравнимые с теми, что он мог выдержать, будучи обычным человеком, но бег по заваленным улицам в течение нескольких часов вымотал и его. Поэтому ему надо было подкрепиться и отдохнуть. Иначе в случае схватки, он не многого стоил. На счет подкрепиться, это удалось почти сразу — пробираясь в дом с неразрушенным первым этажом, Гном услышал писк и возню. Он застыл возле дыры, откуда это доносилось. Через минуту оттуда показалась усатая острая морда. Его рука метнулась, словно молния. Еще через минуту, он уже рвал тушку на куски и глотал, почти не разжевывая.

Отдых тоже получился. Он, наконец, засек, где находится бывший друг — метрах в ста, с завала, господствовавшего над остальными развалинами, вниз скатилась гибкая фигурка. Обычный человек, не то, что не разглядел бы, кто это, он и вряд ли заметил бы это движение. Сумрак и дождь, скрадывали все. Но Илья не только разглядел, но и по знакомым движениям сразу узнал кто это. Значит, идти туда нельзя, на груди Бориса висел автомат, придется посидеть здесь и последить за врагом. Это, кстати, пока ждет и силы восстановятся.

Он доел крысу, устроился поудобнее у окна и мысленно начал прикидывать лучший маршрут к арке-выходу, если вдруг придется действовать срочно.

* * *

— Бедный мой, — прошептала Ольга и погладила меня по лицу. Я дернулся, хорошо меня отделали, где ни коснись, везде болит. Она сразу убрала руку:

— Болит?

— Да все нормально, пройдет. Вы как? Все здесь?

Ольга кивнула.

— Все тут. К нам отнеслись нормально. Не тронули никого. Я не знала, что они так с тобой.

— Ладно. Вы ориентируетесь тут хоть маленько? Нам надо выбираться во двор.

— Нет. Нас сразу провели сюда, и мы все время просидели в одной комнате.

— Пошли тогда.

Теперь, когда я их нашел, идти в сторону разгоравшегося боя, было ни к чему. Надо было искать более безопасный путь. Поэтому я развернулся в обратную сторону, и пошел туда, откуда только что появился.

Я шел первым и почти уже шагнул через порог, когда Ольга остановила меня.

— Игорь, подожди. Глянь сюда.

Я вернулся. На стене висела какая-то табличка. Я подошел почти вплотную и только тогда разглядел что это. Затянутый в пленку на стене висел выцветший план эвакуации. 'Глазастая Ольга, я его в сумраке даже не заметил'. Хотя план был еще тех времен — на нем были второй и третий этажи — я за несколько секунд разобрался, где мы находимся.

— Так и идем, — решил я. — еще через одну секцию выход во двор. Видишь?

Я повернулся к Ольге. Она кивнула.

— Только бы открытый был, а то следующий, опять через секцию.

Нам повезло — мы никого не встретили, и вход оказался открыт. Как только мы вышли, я тут же узнал это место — сюда нас привезли. Значит, мы вошли через тот же самый вход, что и несколько часов назад.

Дождь разошелся не на шутку, мы на минуту застряли под навесом на крыльце. Надо было осмотреться. На площадке стояло несколько машин и десятка три мотоциклов, людей не видно. Похоже все сконцентрировались в здании с обеих сторон от арки въезда. Стрельба там то стихала, то разгоралась с новой силой. Если верить докладу сестры, который я услышал, когда висел, то сейчас Ведьмы бьются с кем-то из наших преследователей: или москвичами, или восточниками. Для нас, особенно для меня, разницы кто победит не было — мы в любом случае будем в проигрыше. Так что выход один — надо как-то вырваться со двора и двигаться туда куда стремились.

Ольга уже прозрачно намекнула об этом и сейчас постоянно смотрела с вопросом. Меня поражало в ней это совмещение двух совершенно разных людей — то она была почти спецназ, крутая супервумен, врукопашную уделывавшая грозных тварей, а то вдруг как сейчас, переложившая все проблемы на меня и делавшая вид, что она слабая девушка. Похоже, как не изменяй организм — женщина остается женщиной, непредсказуемой и разной.

— Выход только один, те ворота под аркой — я показал туда. — Пока доберемся через двор, раз десять могут убить. Через здание тем более — везде воюют. Что делаем?

Спросил я это так, на автомате, на самом деле я обдумывал один план, в котором была большая неизвестная — есть ли ключ в машине. И тут, словно услышав мои мысли заговорила Ольга:

— А если на 'Ниве'? На той, на которой нас привезли. Пока очнутся, мы можем проскочить ворота. Это бегом долго, а на машине несколько секунд.

— Я думаю о том же, но навряд ли кто-то оставил нам ключ в машине.

— Да это ерунда. Нас учили, как завести напрямую. Я смогу.

— Вот как? Хорошо. А нас вот ни хрена не учили такому, только стрелять.

— Я же говорила, в Комплексе преподавали настоящие профессионалы. Больше бы времени, они бы из нас морских котиков сделали.

— А если машина закрыта? — вмешался Роман, слышавший наш разговор.

— Это вообще не проблема, — усмехнулся я.

— А, точно...

— Бегу сначала я, потом, если все нормально, вы.

Ольга кивнула. Я не стал тянуть время, пока все заняты разборками внутри, надо успевать. Я выбежал в дождь.

Машина оказалась закрытой. Я взял помповик двумя руками, отставив в сторону сломанные пальцы, и ткнул стволом в боковое стекло водителя. Стекло звякнуло и посыпалось, я открыл дверь изнутри, потом нырнул в машину и открыл остальные. После этого выбрался и махнул Ольге. Для нормального человека было темновато — еще и дождь, но я не сомневался, что Ольга разглядела мой знак. Точно. Я увидел, как темное пятно быстро приближается ко мне, распадаясь на две фигуры — маленькую и большую.

— На Ваню, — она подала мне ребенка. В сумраке я не разглядел его глаза, но думаю, они были как всегда серьезны.

— Привет, Иван Иваныч, — тихо сказал я передал его Ромке, устроившемуся на заднем сиденье. Рюкзак Ольга тоже отдала мне, а сама наклонилась к панели и начала там возиться. Я в это время обошел машину, на ходу проверил на месте ли яйцо, потом положил его на кресло переднего пассажира. Глянул вокруг — все пока без изменений — и приготовился ждать, когда Ольга закончит свое колдовство. Но ждать не пришлось, через полминуты двигатель заработал. Похоже, их действительно учили по-настоящему, не то, что нас.

— Садись рядом, — скомандовала она. — Приготовь ствол, твое дело не дать никому помешать нам.

Ну вот, — подумал я, — появилась и вторая Ольга, та которая Зумба, командир группы Самообороны. От мягкой девушки, что только что была передо мной, не осталось и следа.

Я переложил ранец назад, к Ромке и уселся. Ольга погазовала, выжала сцепление, включила скорость, и, не зажигая фары, отпустила ногу с педали. Мы тронулись.

* * *

Бой, продолжавшийся внутри здания колонии, превратился в длинную, тягучую перестрелку. Горев не мог больше терять людей, их и так осталось всего ничего, поэтому они продвигались медленно, стараясь действовать наверняка. Ведьмы вовсю пользовались своим преимуществом — это здание они знали, как собственную квартиру, и, кроме того, на их стороне было численное преимущество. Все это, в какой-то мере нивелировало преимущество спецназа в боевых качествах.

Однако, как бы то ни было, подчиненные майора продвигались, нанося заметный урон Сестрам. Одна защитница была убита, и пятеро получили различные ранения. Двое — серьезные, было понятно, что они не выживут.

Из-за этого злость у Вероники, только что из ушей не выливалась. 'Если поймаем живьем, — шептала она. — Крестами не отделаются, лично замучу козлов'. Она понимала, что, если, все так и будет продолжаться, мужики, в конце концов, перестреляют всех её сестер, но придумать какой-нибудь выигрышный ход, никак не могла. Она так бы и сходила с ума от ярости, наблюдая за уничтожением своих людей, если бы не появились новые игроки.

В помещениях, в которых закрепились спецназовцы, вдруг снова вспыхнула стрельба. И это были не её люди. Кто-то атаковал спецназ с тылу, густота очередей говорила о том, что нападавшие тоже совсем не мирные люди и патронов у них хватает. Вероника сразу поняла кто это. Значит эти две команды — спецназ и бородатые, вовсе не друзья и воюют по разные стороны баррикад.

Кто бы там ни был, он действовал на руку Ведьмам, и Старшая сразу уцепилась за этот шанс. В несколько минут расклад изменился. Зажатый между Ведьмами и Восточниками отряд Горева оказался в сложном положении. Майор не ожидал нападения с тыла, и в группе появились потери. Еще один погиб, все остальные, кроме него самого, были ранены. Теперь им было не до выполнения приказа, надо было уходить.

Вероника, хотя и не была военной, не изучала военное дело, всегда интуитивно чувствовала обстановку. У нее был врожденный талант тактика. Это помогало в схватках с другими бандами, помогло это и теперь. У Ведьм потери были гораздо серьезнее, чем у спецназа — трое убитых и еще пятеро раненных. Но даже при этом, людей у нее все равно, оставалось намного больше, чем у Восточников и спецназа вместе взятых.

Поэтому, как только бой с москвичами начал затухать, она оставила вместо себя Сестру — командира блока, а сама с командой из десятка человек, выбралась во двор, чтобы зайти в тыл неожиданным союзникам. Ни один мужик не должен остаться в живых!

Во дворе их ждал сюрприз — кто-то из её девочек струсил и бросил команду. Когда они вышли, 'Нива' на скорости вписалась в поворот и скрылась под аркой. Подчиненные с вопросом глянули на нее — отправить погоню?

— Не надо! Никуда не денутся, сами приползут прощения просить.

Ей даже в голову не пришло, что мать с грудным ребенком может устроить побег. Ну а её мужик, тот вообще, висел на стене, дожидаясь своего часа.

Сестрам повезло — пройдя через специальный отдельный коридор, служивший когда-то для прохода персонала тюрьмы, они оказались теперь в тылу у восточников. Первые же выстрелы выбили из команды бородачей сразу двух бойцов. Остальные, в том числе и Рустам, оказались ранены. Эта неожиданная удача, решила исход дела. Всем было понятно, что и спецназ, и Восточники — обречены.

Однако это же стало причиной того, что бой превратился в настоящий ад. Бойцы обоих мужских команд, теперь просто решили, как можно дороже продать свою жизнь. Женская половина теряла Сестер одну за другой, но и нападавшие тоже умирали. Теперь численное превосходство решало все.

Вероника могла бы сохранить своих людей и больше, если бы упорно не гнала их на автоматные очереди. Но она хотела, как можно быстрей закончить все это, и, кроме того, злость тоже не давала ей остановиться. Проклятые мужики, испортили всю жизнь в этом мире. Ей обязательно надо было взять хоть одного живьем, должен же кто-то ответить за все это. За смерть её девочек.

Первыми замолчали бойцы Рустама. Против них сражались наиболее подготовленные Ведьмы, во главе со Старшей. Они не стали сразу лезть в помещение столовой, где отбивались Восточники. Спецназ в следующих помещениях — кухне и складе — еще отстреливался, и попасть под их огонь это наверняка смерть. Москвичи были меткими стрелками — это они нанесли основной урон Ведьмам.

Наконец, и спецназовцы перестали стрелять. Однако Вероника не разрешала входить туда.

— Подождем, теперь нам торопиться некуда. Если кто притворился, все равно выдаст себя. Пусть пока Сестра Валентина с нашими разбирается.

Через двадцать минут Старшая махнула рукой в направлении хозблока.

— Вперед! Найдите мне живого!

Сама она направилась в сторону кухни.

За окном, хоть и продолжался дождь, но рассвет уже наступил и внутри тоже посветлело. Стало видно исхлестанную, разломанную пулями мебель. На стенах и на полу проявились, пока просто темные, расплывшиеся пятна — кровь.

Из зала столовой, где за длинным окном раздачи мелькали фигуры Сестер, раздался торжествующий крик.

— Что там у вас?

— Сестра Вероника, мы нашли живого. Настоящий зверь, правда, пока без сознания.

— Отлично! — обрадовалась та. Противоестественное чувство предстоящего наслаждения заклубилось у нее в животе. — Несите его к Валентине! Только смотрите, чтобы не сдох.

Рустам очнулся уже, когда его за руки за ноги, тащили четверо разгоряченных боем женщин. Они громко ругались из-за того, что он такой тяжелый. Он попробовал дернуться, но перебитая рука с торчавшей костью и рана в животе, снова заставили его потерять сознание. Когда эта процессия прибыла в медчасть, Валентины там не было.

— Наверное, где-то с раненными, — высказалась одна. — Несем его в камеру, потом кто-нибудь сбегает, найдет.

Однако в это время из-за запертых дверей раздался стук. Не ожидавшие такого, Сестры бросили Рустама и схватились за оружие.

Трое встали полукругом у дверей и, держа палец на спусковом крючке, ждали, когда четвертая откроет дверь. Только она оттянула засов, дверь распахнулась сама. Оттуда выскочила злая, раскрасневшаяся Валентина.

— Где вас черти носят? — закричала она. — Я уже час здесь сижу!

— Что случилось?

— Этот мужик, смог освободиться. Я не ожидала, и вот видите. Хорошо хоть не прикончил.

Сестры недоверчиво переглянулись. Одна заглянула внутрь.

— Бля, точно.

— Ладно, хрен с ним! Потом Старшая со всеми разберется. Говори куда вот этого бородатого девать. Вероника хочет, чтобы он не помер, пока она не появится.

Старшая в это время наклонилась к парню, лежавшему лицом вниз, под столом с обитой оцинкованной жестью столешницей. Она перевернула тело и отпрянула — лица не было. Вместо него было сплошное месиво из костей и плоти. Мягкая пуля из помпового ружья попала прямо в лицо сбоку и изломала его.

— Теперь ты красавчик, — пробормотала она и потянулась за ножом в нагрудных ножнах на разгрузке. В этот момент она услышала тихий свист, перевела глаза и хотела вскочить, но страх удержал её от этого.

Чуть дальше, под вторым таким же столом лежал мужчина и смотрел ей прямо в глаза. Однако первым она увидела не этот холодный взгляд, а дульный срез черного пистолета, глядевший ей в лицо. Хотя боец был ранен — лицо было залито кровью — оружие он держал уверенно, ствол ни разу не качнулся.

— Иди сюда, — тихо приказал он.

В тоне приказа не было даже намека на возможность ослушаться. Вероника сразу поняла, что попробуй она сделать что-нибудь не так, он без раздумий пристрелит её. Она хотела встать, но мужчина отрицательно покачал головой и шепнул:

— Ползи. Оружие там оставь.

Веронику скрутило — уже давным-давно мужик не приказывал ей. Она почувствовала силу, исходящую от этого спецназовца, и вдруг ей захотелось, чтобы она вдруг оказалась в его власти — пусть делает с ней, что захочет. 'Что за хрень, — думала она, пробираясь на четвереньках по кафелю между столами. — Я их ненавижу. Я не должна ему подчиняться! Я должна встать. Он козел!' Однако все эти мысли никак не повлияли на её поведение. Она подползла почти вплотную к нему и застыла.

— Что теперь? — пересохшие губы отказывались подчиняться.

— Ты же командуешь ими? — утвердительно спросил спецназовец. И не дожидаясь ответа, приказал:

— Скажи, пусть валят отсюда.

— Они не поймут, — Вероника стала понемногу приходить в себя.

— Сделай, чтобы поняли.

Ствол уперся ей в лоб. Впервые Вероника почувствовала, что сейчас может все кончится. Она никогда не верила, что умрет, ни в детстве, когда отец избивал мать и её, ни в юношестве, когда насильник похитил её и полмесяца прятал у себя в подвале, ни сейчас, в этом мире, где все сошли с ума и её банда оружием расчистила себе место для жизни. Но вот сейчас она поняла, что от смерти её отделяют лишь миллиметры движения пальца этого парня.

Ей было страшно, и почему-то приятно — оказывается наслаждение не только когда ты можешь быть богом и творить с человеком все что хочешь, попасть в безраздельное подчинение, оказывается тоже приносит удовольствие.

Парень, похоже, что-то понял — он толкнул Старшую и выругался:

— Эй, очнись, сучка сумасшедшая!

Она встрепенулась, прогоняя горячую волну, шедшую от низа живота, и быстро сказала:

— Я сейчас.

Она приподняла голову и крикнула:

— Сестры, здесь все мертвы! Идите, проверьте двор! И наладьте ворота. Я скоро приду, проверю.

Сестры, может быть и засомневались, но все знали, что Веронике лучше не перечить, поэтому одна за другой стали выбираться из хозблока. Уйти, однако, они не успели, где-то хлопнула дверь, послышался стук бегущих ног и испуганный женский голос прокричал:

— Сестра Вероника, пленники сбежали. Вся семья, даже мужик.

Она дернулась, но спецназовец удержал её.

— Молчи.

— Вот бл..., — выругалась она очень натурально. — Ладно. Приду, разберусь. Двигайте!

Из-под пистолета она взглянула на мужика и не удержалась:

— Так это ваши люди? Эта семья?

— Молчи, — он проигнорировал вопрос.

Спецназовец толкнул её стволом и схватился другой рукой за её рукав.

— Сейчас мы с тобой встаем, и ты ведешь меня к машине. Нам обязательно надо догнать их.

— А говоришь не ваши люди, — буркнула Вероника. — Но выйти не удастся, там везде мои.

— Я видел, как они тебя слушаются. Если не хочешь умереть, выведешь. Я отпущу тебя, как только выедем со двора. Слово офицера.

Опираясь на нее, он поднялся, и Старшая только сейчас разглядела, что он ранен. На левом боку, под рукой чернело пятно. Спецназовец заметил её взгляд и усмехнулся:

— Даже не надейся. Там пустяк, скользом царапнуло.

Потом он оглянулся.

— Давай сначала глянем, что с моими.

Живых они не нашли.

Во дворе все получилось просто — ни в коридоре, ни на выходе они никого не встретили, первые сестры заметили их уже снаружи. Однако как Горев и предполагал, никто из 'амазонок' так и не решился что-нибудь предпринять. Ствол пистолета, прижатый к виску Вероники, и привычка всегда подчиняться её приказам, заставили их опустить оружие. К тому времени, когда майор с главной Ведьмой подошел к пикапу, вокруг собралось уже несколько десятков вооруженных представительниц слабого пола. В ответ на их злобные выкрики и угрозы, Горев только улыбался, не желая злить вооруженных женщин. Ведь, судя по всему, сумасшедших у них здесь полно.

— Ты поведешь, — приказал он. — Как только выедем, где этих твоих не будет, меняемся и ты свободна.

— Хорошо, — угрюмо буркнула она. Вероника была во власти противоречивых чувств. С одной стороны, она злилась на этого здорового спокойного мужика, за то, что так легко разрушил её представление о себе самой — она всегда считала, что лучше умрет, чем подчинится кому-то из этих козлов. С другой стороны, Старшая вдруг почувствовала что-то новое, то, в чем даже себе признаваться не хотела — ей нравилось чувствовать себя подчиненной и униженной. 'Правильно говорила мне тогда мать — я чокнутая сучка', — неожиданно признала она.

Как только машина скрылась в тоннеле арки, несколько Ведьм запрыгнули на мотоциклы. Шесть двухколесных машин с вооруженными наездницами, рассекая дождь, направились вдогонку за Тойотой.

* * *

Борис вскочил. Что это? Его план рушился на глазах. Нива, подпрыгивая на ухабах, уезжала от бандитской базы, унося от него то, что он искал. Он сразу почувствовал, что в машине Ольга и груз. Он подхватил автомат и в бессильной злобе, хотел выпустить очередь вслед машине. Однако мозги победили — нет, можно убить Ольгу или повредить груз. Еще ничего не потерянно — им все равно не уйти от него. Надо просто тоже достать машину. А машины точно есть там, за аркой.

Борис крикнул своих бойцов и первым вышел под дождь, сейчас было не до того, чтобы обращать внимание на любовь или нелюбовь к падающей с неба воде. 'Не сахарный, не растаю', — напомнил он себе бабушкину поговорку, почувствовав, как первые противные струйки побежали по лицу.

Они не успели пройти и тридцати метров, как им опять пришлось падать — из темноты арки снова ударил свет фар. На дорогу вырвался пикап и, резко вывернув, помчался по тому же пути, что и Нива. Только его задние фонари растаяли в мокрой темноте, оттуда же из-под арки, один за другим вылетели несколько мотоциклов. В прыгающих лучах фар Борис разглядел, что на каждой машине, по две фигурки с оружием.

Мысль сработала мгновенно — он прижал приклад к плечу, выждал, когда все мотоциклы проскочат мимо него и нажал курок. Обычный человек в таких условиях вряд ли бы попал — темно и дождь, но Волк прекрасно видел, куда стреляет. Последний мотоцикл вильнул, завалился на бок и прокатился так, вздымая тучи брызг из луж. Остальные растворились в дожде — похоже, в горячке никто не заметил потери.

Борис легко обогнал своих бойцов, на ходу, не останавливаясь, ударил прикладом голове, поднявшуюся на четвереньки девушку и проскочил к мотоциклу. Вторая амазонка — мертвая, две пули вошли ей в спину на уровне груди — лежала рядом. Он еще гудел, заднее колесо бешено вращалось, разгоняя дым из глушителя.

Волк отжал сцепление и поднял машину, сзади ему помог его боец, оба они наконец догнали его. Борис сел в седло, переключил скорость и крикнул, перекрывая шум мотора:

— Один со мной, второй жди здесь, — он показал на развалины неподалеку. — Мы вернемся за тобой.

Через минуту они неслись по разрушенному городу. Борис заметил мигнувший далеко впереди стоп-сигнал и вывернул ручку акселератора до отказа. Все, теперь они никуда не уйдут.

— Нам надо оторваться от них, — Ольга опять оглянулась и покачала головой. — Нам нельзя никого привести на место.

— Ты на дорогу смотри, — я тоже обернулся и разглядел за пеленой сереющего дождя далекий свет фар. — Они еще далеко.

Потом предложил:

— Давай устроим засаду. Думаю, они не такие глазастые как ты.

— Да, придется, — согласилась она.

— Тогда ищи место, где можно спрятать машину.

Вдруг сзади, из-за спинки сиденья раздался детский голос:

— Только быстро! Я умираю.

Машина вильнула в сторону и чуть не врезалась в кучу обломков. Я не обратил на это никакого внимания, до сих пор не мог закрыть отвалившуюся челюсть. Ольга, наконец, остановила машину и, как и я, перегнулась через спинку.

— Это он сказал?

Мы смотрели на Ромку. Тот был изумлен не меньше нас.

— Да! Он, оказывается, разговаривает.

Ольга протянула руки и забрала младенца у Романа.

— Что с тобой маленький? Не пугай меня.

Однако теперь он молчал.

— Иван Иванович, да что с тобой? — я тоже потянулся к нему и поймал его взгляд. Я вдруг понял, что это так и есть — взгляд был не такой, как всегда, теперь он был тусклый и отсутствующий. Я привык к внимательным спокойным глазам ребенка-взрослого, а сейчас они смотрели на меня равнодушно и отрешенно, словно он уже находился не здесь.

— Что происходит? — я смотрел в глаза Ольги. — Может уже пора и мне знать, что мы делаем?

— Я не знаю! — совершенно нелогично ответила она. При этом жалобно смотрела то на меня, то на Ваньку. Ольга опять превратилась в беспомощную женщину.

— Соберись! — толкнул я её. — Нам точно нельзя приводить туда погоню?

— Да!

Я забрал у нее Ивана и передал Ромке.

— Загоняй машину вон туда.

Недалеко впереди был заезд между домами. Ольга без слов, выполнила команду.

— Стрелять будешь ты, ты лучше видишь и стреляешь метко. Не обязательно их убивать. Главное — загубить машину, тогда они нас не догонят.

Ольга кивнула, на глазах опять превращаясь в Зумбу, забрала мое ружье и выскочила из машины.

— Проклятая вода, — пробурчала она и растворилась в сером сумраке дождя.

* * *

Илья заметил машину в тоже время, что и Волк, он так же занервничал, потому что, как и Борис, понял, кто находится в этой машине. Ольга и дети уезжали, а он ничего не мог поделать. Еще не сообразив, что предпринять, Гном выпрыгнул в разбитое окно и рванул за машиной. Однако далеко он убежать не успел, из-под арки снова ударил свет фар. Илья упал на колени, а когда луч, промелькнув по месту, где он лежал, исчез, хотел вскочить, но тут снова заревели моторы. Он стал свидетелем того, как его бывший сослуживец завладел мотоциклом и отправился вслед за машинами.

Эта вынужденная остановка охладила его, надо придумывать что-то другое — как бы не был он быстр и вынослив, догнать машину он не сможет. Он затих, наблюдая за оставшимся в одиночестве бойцом из команды Бориса. Сейчас, он легко мог уничтожить его — предутренний сумрак и завеса дождя, помогли подобраться к человеку вплотную. Но у Ильи не было никакого желания убивать потерявшегося парня, к тому же он знал его — несколько раз пересекались еще в бытность службы в Самообороне.

Илья подождал, пока тот скроется в развалинах, и сам поискал глазами, где бы можно было укрыться от дождя. Но в это время он почувствовал, что Ольга перестала удаляться от него, похоже, остановились. Гном напрягся, он пытался как можно точнее определиться с направлением, наконец решился и побежал, разбрызгивая лужи и на ходу набирая скорость. Через какое-то время, он уже мчался, словно олень, с разбегу перепрыгивая через кучи мусора.

Чутье не подвело, он не зря срезал повороты, через два десятка минут бешеной гонки Илья выскочил опять на дорогу и как раз успел к финалу. Оттуда, где он оказался, весь спектакль был как на ладони. Импортный темный пикап, начал сбрасывать скорость перед поворотом и тут произошло неожиданное. Единственный выстрел — на звук Гном определил, что это, скорее всего, дробовик — заставил Тойоту резко завернуть вправо, заскочить на кучу и перевернуться.

Как только это произошло, из проезда между двумя полуразвалившимися пятиэтажками задом выехала знакомая Нива, а из развалин выбралась женская фигура с помповым ружьем в руках.

— Оолиигаа! — во всю мощь своих звериных легких выдал Гном и перепрыгивая завалы, напрямую помчался к замершей Зумбе.

Я выкрутил руль и придавил педаль газа, машина заревела и перескочила балку, попавшую под задние колеса. Из дождя вынырнула Ольга, я сбросил газ и ударил по тормозам. Потом распахнул пассажирскую дверь и крикнул, чтобы она поторопилась. Однако Ольга стояла и смотрела куда-то в сторону, я перевел взгляд и обомлел — по предутреннему сумраку, разбавленному водой, льющейся с неба, прямо к нам, прыжками летела темная фигура. Меня полоснула волна привычного Постового страха — началось! Сейчас отовсюду полезут.

Но в тот же момент до меня дошло, что это не Пост, здесь нет никаких тварей, тем более в такой дождь. В такой ливень, они даже из кустов не показывались. И вдруг, когда полуволк был уже в десятке метров, меня отпустило — я узнал эту тварь.

— Двинься, Ромка! И дверь открой. Надо забирать другана.

— Гони! — крикнула Ольга, падая на сиденье. — Там еще кто-то едет.

Я уже и без её приказа, выруливал на расчищенную полосу. Как только выехали, я переключился и придавил педаль газа, машину швыряло, но я не сбавлял скорость. Ольга была права — в зеркале мелькал свет далеких фар.

И еще в зеркале я заметил, как из перевернутой машины выполз человек, и в этот момент она вспыхнула. Похоже, водителю конец, — подумал я, и забыл об этом. Надо думать о своих — судя по количеству фар сзади, еще ничего не кончилось.

— Илья, ты как нас нашел? — спросил я, когда все немного успокоились.

Однако ответить Гном не успел, вмешался Роман:

— Тетя Оля, посмотрите — что это с Ваней.

— Что?! Дай его сюда.

Ольга сразу про все забыла, она подхватила ребенка и положила к себе на колени. Я оторвался от дороги и посмотрел на Иван Иваныча. И как обычно, сразу поймал его взгляд. Глаза были обычные — внимательные и понимающие, но вот сам он...

Понятно, почему Ромка всполошился — Иван как будто начал таять. Даже на вид, он всегда казался плотным и тяжелым — это так и было — но сейчас он выглядел почти прозрачным. Даже мне, совсем ничего не понимающему в детях, стало ясно — ребенок болен.

Ольга прижимала малыша к себе и шептала ему в ухо:

— Держись, держись, Ванечка. Осталось совсем немного.

Я вспомнил кое-что, правда, действительно ли это было то, что надо, полной уверенности не было. Но надо попробовать, вдруг поможет.

— Оля, дай ему яйцо.

Иван бросил на меня быстрый взгляд. Мне даже показалось, что в нем мелькнуло удивление. Но, наверное, действительно показалось. Ни разу за все путешествие, я не видел в его глазах ни одного проблеска эмоций, даже когда он спасал меня от людоеда. Всегда внимательный и отстраненный взгляд.

— Нет. Больше нельзя.

Тонкий голос младенца со взрослой интонацией — это было даже страшно. Но, так среагировали только я и Ромка. Мы переглянулись. Для Ольги и Гнома, все было, как положено. Они ни капли не удивились, и не встревожились.

— Нельзя, значит, нельзя, — согласилась Ольга.

— Наадо проосто ехаать быыстреей, — протянул со своего сиденья Илья. — Соовсеем маало вреемеени.

Я глянул на него — мокрый полуволк дрожал. Сейчас он был очень похож на того, каким я его увидел возле избушки отшельника. Я включил печку — пусть обсохнет.

Несмотря на дождь, утро все-таки побеждало, и я выключил фары. Однако дорога была такая, что отвлекаться от нее было опасно, поэтому я уткнулся в ветровое стекло. Иногда я взглядывал на Ивана, и с каждой минутой, он не нравился мне все больше. Он таял.

— Ваня, может все-таки достать яйцо?

Похоже, это что-то решало, раз он так сразу отказался. В это раз он промолчал, просто прикрыл глаза и отрицательно покачал головой.

'Ладно! Поедем быстрей, — разозлился я. — Хоть бы объяснил кто, в чем дело'.

— Держитесь! А ты, Оля, лучше пристегнись. И скажи — едем правильно?

Она, не глядя, вытянула выцветший ремень и застегнулась. Потом прикрыла глаза и минуту сидела так.

— Надо забирать вправо. Где будет проезд, пробуй направо.

— Хорошо.

Я кинул взгляд в зеркало — мотоциклы исчезли. Или не поехали за нами, или едут другой дорогой. Они здесь все пути знают, так что все может быть.

Мы проехали мимо знакомого места — вчера именно отсюда, из царства перепутанных труб, нас увезли к Ведьмам. Нефтезавод тянулся и тянулся, постепенно превращаясь в сплошное железно-бетонное месиво. Если раньше, трубы и эстакады, хоть как-то оправдывали свое название, то здесь уже было нельзя разобрать, что представляли из себя черные оплавленные кучи — трубы это, или какие-то емкости.

Я вдруг очень четко понял, почему это так — мы приближались к эпицентру взрыва.

— Оля, ты все правильно понимаешь? Нам точно сюда надо?

— Да!

В этот момент я встретился с глазами Ивана. Он тоже кивнул.

— Ну, что же, сюда так сюда, — в голове у меня зазвучала лекция об опасности остаточной радиации, которую мы выслушивали перед каждым выездом на Пост. 'К черту, если Ольга здесь, я тоже буду с ней'.

— Может, высадим Ромку? Там очень опасно.

Я глянул на испуганного Романа, похоже, он тоже понял, куда мы едем.

— Да, конечно. Роману не обязательно ехать с нами.

Ольга повернулась к мальчишке и спросила:

— Остановить? Тут нет Ведьм.

Однако я неправильно истолковал причину его испуга.

— Нет! Я никуда не пойду! Я буду с вами!

Парень испугался, что мы оставим его одного. Но я хотел, чтобы он правильно оценил все и пояснил:

— Мы едем туда, куда люди забираться не должны. Там сильная радиация и можно подцепить лучевую болезнь. Это верная смерть.

— Иди к черту! — парнишка опять превратился в того нахохленного огрызающегося воробья, каким он был, когда мы его нашли. — А что, тут я не умру? Я же понимаю, что могу сдохнуть в любую минуту. Нет, я поеду с вами.

— Все, забыли. Ты с нами, — подвел черту я. Парень был прав, умирать в одиночестве хреново даже взрослому.

Ехать становилось все тяжелее. Дождь ослаб, это был уже не ливень, а обычный нудный дождик, но дел он наделал немало. Мало было куч и завалов, теперь еще дорогу перегораживали промытые ручьями канавы и огромные лужи. Когда мы проезжали через одну из них, грязная вода хлестнула через капот, и набралась в салон. Было понятно, что скоро придется бросить машину.

Так и произошло, еще минут через десять мы уперлись в завал, мощным валом перегородивший узкую дорожку, оставшуюся от когда-то широкой трассы.

— Поедем назад? — спросил я. — Поищем обход?

— Нет, — Ольга решительно открыла дверь и выбралась наружу. — Пойдем пешком, похоже, дороги здесь все такие.

Я согласился — дождь, почти стих, и в свете хмурого утра, вокруг были сплошные поля завалов.

— Как, по-твоему, далеко нам еще?

Ольга в раздумье покрутила головой и озадаченно ответила:

— Я сейчас уже не знаю. У меня такое ощущение, что мы уже на месте.

* * *

Борис ежился от воды, затекающей под одежду, но не сбавлял скорость. Противные капли дождя слепили глаза, и он то и дело стряхивал их, крутя головой, словно собака. Не смотря на такие условия, зрение не подводило его, он на скорости обходил все препятствия. Вырулив из-за угла обвалившегося дома, Волк ударил по тормозам — впереди, метрах в ста пятидесяти, горела машина, а вокруг нее, побросав мотоциклы, носились люди.

Горел пикап. Что там случилось, он не знал и не хотел знать, главное, что это была не Нива с Ольгой и грузом. Нет, с теми все в порядке, он чувствовал это. Надо догонять, а то, так можно и потерять их. Связываться с бабами с оружием, он не хотел — времени в обрез, да и опасно, их всего двое. Он посмотрел по сторонам и выбрал проулок, где еще можно проехать на двух колесах. 'Объеду и выскочу опять на эту дорогу, — решил он и отпустил сцепление. Уже отъезжая, он напоследок бросил взгляд на аварию и увидел, как здоровый мужик, тащит обмякшее горящее тело подальше от объятой пламенем машины. При этом сам он тоже горел.

Эмоций эта картина, у него не вызвала, пусть они дохнут, как хотят, хоть в огне, хоть в воде, у него своих дел полно.

— Сгорела баба, — высказался сидевший сзади боец. — А мужик, похоже, тот — из спецназа, что впереди нас шли.

— Черт с ними, — буркнул Борис. — Лучше держись крепче.

Выехать на дорогу сразу не удалось, пришлось еще минут двадцать поплутать, прежде чем они опять увидели след Нивы. Танасийчук даже запсиховал, они здорово отстали от беглецов. Он, не жалея себя, на скорости переезжал лужи и выворачивал между обломками. Пассажир вцепился за него двумя руками, но упорно молчал, боясь перевести гнев на себя.

Еще через полчаса этого мотокросса им наконец повезло — в полукилометре впереди, у огромного завала, стояла машина. Это была та Нива, за которой они охотились, но уже оттуда, как только он её увидел, Волк понял, что он опять опоздал — машина была пуста.

Так и не сумев пробиться к самой машине — похоже, последние метры Нива просто переползала через обломки — Борис соскочил с работавшего мотоцикла. Не обращая внимания, на чуть не завалившегося вместе с машиной бойца, он помчался наверх.

— Командир! — позвал Танасийчука замерший внизу боец. — Туда нельзя, мы лезем в самое пекло.

— Что ты там гонишь? Какое пекло? Давай быстро сюда!

— Командир, неужели не видишь? — боец был явно испуган. — Радиация! Мы уже, наверное, дозу схлопотали.

Борис хотел выругаться, но в это время заметил, что впереди метрах в трёхстах, что-то двинулось между серых куч.

— Заткнись, — прошипел он и вгляделся в подозрительное место. Он уже решил, что ему показалось, но вдруг увидел, как над срезом завала показалась голова твари. Он уже не сомневался, кого увидит дальше. И, действительно, вслед за полуволком на гребне отвала показалась женская фигура с оружием за спиной. Зумба! — обрадовался Танасийчук и уже хотел сорваться вслед, но то, что он увидел еще озадачило его.

Полуволк и Ольга перевалили гребень и скрылись, а на валу показался подросток. Следом за ним мужчина и тут Борис округлил глаза — на руках у мужика был ребенок!

— Если будешь ныть, пристрелю! — прорычал Волк. — Ни хрена с тобой не сделается. За мной!

Он перебросил автомат на грудь и, больше не оглядываясь на бойца, начал спускаться. Борис прыгнул на торчавшую внизу бетонную плиту и, спружинив ногами, присел. Это спасло ему жизнь, пули ударили в кучу впереди него. Он мгновенно прыгнул в сторону, потом в другую, и завалился в щель между плитами. Быстро перехватил автомат и осторожно выглянул. Наверху уже никого не было, боец, похоже, не стал дожидаться расплаты, увидев, что не попал, он просто удрал.

— Ну, сука, я до тебя еще доберусь! — прошипел Борис, но возвращаться не стал. Догнать тех, что идут впереди, гораздо важнее, чем наказать предателя. И наплевать на радиацию, почему-то ему казалось, что жесткое излучение, ничего не сделает его организму. Выждав, на всякий случай, еще пару минут, он поднялся и побежал в ту сторону, где видел необычную компанию.

Он двигался гораздо быстрей тех, кого преследовал, поэтому расстояние быстро сокращалось. Как ни торопился Борис, он не забывал об осторожности — это было в его крови, и то, что он теперь был намного сильнее и быстрее любого человека, нисколько не повлияло на его отношение к делу. Даже наоборот, теперь он стал еще рациональней — множество успешных операций говорило само за себя.

Наконец, он сократил расстояние настолько, что мог теперь не терять группу из виду. Борис даже мог сейчас успеть застрелить большинство из членов отряда, но это ему пока было не нужно. Достаточно было того, чтобы они не догадывались о его присутствии. Убить можно в любой момент. Он уже давно забыл, про ту цель, которую ему поставили перед началом этой операции — захватить Зумбу и её груз, и доставить все это на базу. Сейчас главным для него было понять, куда и зачем идет эта компания. Он чувствовал, что для него лично, здесь выгод будет гораздо больше, чем, в том случае если бы он привел всех на базу.

Двигаться стало легче — завалы кончились. С высоты последнего оплавленного железобетонного бархана, он разглядел, что преследуемые идут к идеально круглому озерцу, застывшему посреди огромной площадки. Огромный, не менее километра в диаметре ровный круг оплавленной земли, плавно опускался к стальному зеркалу озерка. Борис сразу понял, что это такое — воронка от ядерного взрыва. 'Наверное, метрах в шестидесяти над землей рвануло, — прикинул он, вспомнив курс о поражающих факторах ЯО, что проходил курсантом на базе. — Вон как все разгладило'.

Танасийчук остановился у края блестевшей после дождя черно-зеленой площадки. Хотя на ней хватало не смытых куч песка, нанесенных сюда ветрами, спрятаться за ними было нельзя, барханчики не превышали двадцати-тридцати сантиметров. Он присел за последней складкой разрушенного бетона и, положив на бровку автомат, решил понаблюдать, что будет дальше. Куда двинутся эти четверо после озера. Он двигается быстрее и в любом случае, даже если пойдут прямо, успеет обежать воронку и не упустит группу. С ребенком они бежать не смогут. Ему даже в голову не пришло, что серо-зеленое ядовитое озеро, это и есть цель маршрута. Борис запаниковал, только когда понял, что Зумба и её спутники не собираются обходить озеро. Они шли прямо к нему. И тогда он принял единственное решение, которое могло остановить их.

* * *

Как только Илья шагнул на ровную блестящую поверхность, он остановился. Через несколько секунд подошла Ольга и тоже застыла. Они во все глаза смотрели на озеро.

— Пришли, — еле слышно шепнула Ольга.

— Пришли?! — я подошел как раз вовремя, чтобы расслышать её шепот. — Вот эта лужа, это то, куда мы шли?!

Моему разочарованию не было предела.

— Что за ерунда? Иван Иваныч, может ты что скажешь? Что-то я не верю, что мы шли купаться.

Я переложил, оттянувшего мне руки Ивана из одной руки в другую, и, с тревогой посмотрел на него. Личико сморщилось и стало совсем бледным. Однако взгляд остался прежним — внимательным и отрешенным. Но на мой вопрос он явно среагировал — хотя и ничего не сказал, но кивнул в поддержку Ольги.

— Ну, ладно, — сдался я. — Пошли.

Чем ближе мы подходили к водоему, тем больше он мне не нравился. Если издалека вода была похожа на ртуть, то ближе стало хорошо видно, что она отливает зеленью. 'Купаться в такой дряни я точно не буду, наверное, сплошная радиация'. Я знал, что за эти годы фон должен был успокоиться и, возможно, тут сейчас не так уж и страшно, но страх перед излучением был заложен где-то на уровне подсознания, и избавиться от него я не мог.

В предчувствии чего-то необычного, мы совсем забыли про осторожность, и наказание за это последовало незамедлительно. Сначала я увидел, как дернулась и начала заваливаться Ольга, и лишь потом услышал звук выстрела.

— Ложись, — заорал я и упал сам, прикрыв телом ребенка. Ромка упал рядом, Ольга уже лежала и только полуволк не выполнил команду, он так и остался стоять, лишь повернулся лицом к развалинам. Я тоже мельком глянул туда — к нам шел мужик в черной форме Самообороны. Автомат он держал у плеча, готовый в любой момент применить его.

— Вот, сука! — выплеснул я эмоции. — Пришли, называется.

Я, держа одной рукой Ивана, пополз к Ольге.

— Что у тебя?

— Нога. Но я в порядке, — шепотом ответила она.

Однако я видел, что она совсем не в порядке. Ольга побледнела и кусала губу, чтобы не стонать. В паре метров от нас, я увидел отлетевшее при падении ружье.

— Иван, посиди у Оли.

Я положил его к Ольгиной груди, и тихо-тихо пополз к помповику. Но все было бесполезно, тот, что шел к нам видел все. Возле меня ударила пуля, и он крикнул:

— Идиот, даже не думай!

Я опять выругался и повернулся к Ольге.

— Ты сможешь идти?

Она непонимающе глянула на меня, но кивнула.

— Смогу. Наверное.

— Тебе надо в озеро? — от этого вопроса зависело все, и я напрягся.

— Да, — вдруг ответил за нее Иван.

— Тогда пробуйте, я задержу его. Ромка поможешь Ольге.

Тот испуганно глянул на меня, но справился и судорожно кивнул. Я начал вставать и закричал:

— Не стреляй! Мы сдаемся!

— Его зовут Борис, — услышал я Ольгин голос.

— Борис, мы сдаемся, — повторил я.

Нападавший был уже ближе и весело ответил:

— А что вам больше остается? Отойди от пушки.

Хотя в его голосе звучал триумф, он ни капли не расслабился — ствол так и глядел на нас. В нем чувствовался что-то звериное. Значит, он и выстрелил в ногу специально — если бы, хотел, убил бы без разговоров.

Я поднялся и шагнул в сторону, закрыв от его взгляда Ольгу и Романа. Потом шепнул в сторону Ильи, в бессильной ярости скалившего страшные зубы.

— Ты заберешь яйцо. Как только я кинусь на него, бери яйцо и беги в озеро.

В это время сзади что-то произошло, ойкнула Ольга, охнул Роман. Шагавший ко мне черноволосый парень остановился и удивленно приоткрыл рот. Ствол автомата опустился вниз. Я не обернулся. Вместо этого я, с места набирая скорость, рванул к врагу.

Что-то серьезное случилось у меня за спиной — краем глаза я уловил, что Илья, стоявший до этого как столб, тоже повернулся, и вдруг упал на колени. Лапы его тянулись к озеру. Я усилием воли заставил себя не смотреть, что там происходит — какая-то высшая сила все-таки давала мне шанс, и я должен его использовать.

Однако я напрасно надеялся, что Борис настолько отвлечется, что подпустит меня к себе. Даже не отрывая глаз от происходившего у меня за спиной, он, одной рукой, вскинул автомат, и я понял, что не успею...

* * *

Я прикрыл глаза, но не остановился — теперь мне терять нечего, все равно, смерть. Все мысли улетели, осталось только ожидание боли, сейчас порвущей мое тело.

— Аааа!

Глаза открылись — и я тоже чуть не заорал, как и черноволосый. То, что происходило, было похоже на бред. Автомат в руках парня начал раскаляться — даже в свете утра, я видел, что ствол покраснел. Он выронил оружие и отпрыгнул, когда в стволе вдруг взорвался патрон. Калашников разворотило.

Однако я так и не остановился. Теперь-то я точно не дам ему убить моих друзей. Наоборот, на последних метрах я прибавил скорость и с ходу атаковал черноволосого.

Он очнулся. Перестал пялиться на разорвавшееся оружие и блокировал мой удар. Похоже, я вывел его из ступора. Мне показалось, что я попал ногой по бревну, настолько крепким оказался его блок. На секунду его лицо оказалось рядом с моим, я резко ударил лбом в его нос. Реакция черноволосого была отличной, вместо носа он подставил мне лоб, и у меня самого полетели искры. На этом преимущество в неожиданности, для меня кончилось, зато противник наконец, отключился от созерцания и взялся за меня по-настоящему. Несмотря на примерно одинаковую со мной комплекцию, он явно превосходил меня и в скорости, и в силе. Первый же его удар, несмотря на то, что я его засек и пытался уклониться, снова разбил мне едва начавшие заживать губы и, похоже, заставил шататься зуб.

Когда-то давным-давно, в сказочные времена, в детстве, когда еще никто не слышал о тварях, я занимался вольной борьбой — это было случайное увлечение, просто в нашем дворе в подвале был борцовский зал — сейчас мое тело вспомнило отработанные навыки, и я прижал его руки к телу в захвате. Он сдаваться не собирался, и мы покатились по мокрому стеклу.

И тут, кувыркаясь в грязи, я рассеянным несфокусированным зрением впервые уловил странный белый свет, исходящий от озера. Разглядеть я ничего не успел, Борис не давал мне отвлечься. Каким-то образом он понял, что у меня сломаны пальцы и воспользовался этим — поймал оба пальца в свою ладонь и заломил их. Боль была адская, я не выдержал и заорал.

Чтобы не потерять сознание, я поймал дергающееся передо мной плечо зубами и до конца сжал челюсти. Это помогло, я не уплыл и продолжал соображать, что делаю. Похоже, это было больно, потому что черноволосый тоже заорал и вырвал руку из моего захвата. Вывернувшись, он тут же врезал мне по лицу, я выплюнул куртку изо рта — на ткани расползалось кровавое пятно. Зуб, понял я.

Я чувствовал, даже не чувствовал, а знал, что не смогу справиться с этим демоном. До меня наконец дошло, что это тот самый измененный, про которого рассказывала Ольга. А судя по тому, что может в ярости натворить она, 'слабая женщина' — я вспомнил про забитых насмерть 'макаках' на вышке — этот мужик способен на гораздо большее.

Но, также я знал и другое — он не сможет пойти за Ольгой и за парнями, пока я жив. То, что я умру, сомнений не вызывало, весь этот поход меня стремились уничтожить и сегодня, похоже, кульминация. Так, что главное было — протянуть этот последний бой как можно больше раундов. Ольга и дети должны жить.

Он выдернул и вторую руку, теперь град ударов посыпался на меня в ритме автоматического молота. Через десяток секунд глаза мне застила пелена от слез и крови, и я не смог больше удерживать врага. Оттолкнув его ногой, я сам откатился в сторону и быстро вытер лицо рукавом — взгляд прояснился. Я только успел заметить, что яркость сияния еще возросла, все вокруг стало белым, словно от гигантской сварки, как свет мне опять перекрыли. Тяжелый ботинок, казалось, по самый каблук, врезался мне под ребра.

Боль и тошнота атаковали меня одновременно. К черту! Хватит жалеть себя, так он быстро меня убьет. Я успел зацепить его раненной левой рукой под колено, и, не обращая внимания на боль, резко дернул ногу к себе. Правой я зажал ботинок, а ногой ударил в коленку второй ноги. Теперь и чернявый завалился. Однако он тут же попытался встать, но я висел на его ноге как присосавшийся клещ и при этом все время старался отползти, увлекая его за собой.

Противник зарычал и перегнувшись опять начал колотить меня по голове и по телу. Однако, я, похоже, перешел какую-то границу в ощущении боли — ударов я не чувствовал. Вместо этого я, стал перебирать руками штанину и медленно, словно гусеница, ползти выше по ноге.

Черноволосый сообразил, что оторвать меня не сможет и изменил тактику, он потянулся к автомату, валявшемуся рядом. Голова у меня не работала, но каким-то образом, наверное, спинным мозгом я чуял, что если он до него доберется, то в мочало измолотит меня этой железякой за несколько ударов.

Я попытался опять оттащить его, но силы были неравны — он сантиметр, за сантиметром подбирался к оружию. В этот момент я понял, что, если сейчас, не предприму что-нибудь решающее, моя жизнь кончилась. Я тоже зарычал и попробовал крутануться через себя, чтобы одним движением отодвинуть его от железки. Это не получилось, но что-то воткнулось мне в бок. Затуманенный мозг вдруг взорвался — я понял, что это. Это мой трофейный нож. Он так и висел у меня на поясе после того, как я забрал его на столе в пыточной.

Если бы я смог его быстро выхватить, у меня появился бы очень весомый аргумент в нашей схватке. Но я не мог не на мгновение отпустить его ногу, он сразу схватит разбитый Калашников и тогда у меня уже совсем не будет ни шансов, ни времени.

И все-таки я решился! Держа его за бедро одной раненной рукой, правую я быстро кинул на пояс. Нож застрял. Ножны перекрутились подо мной, и рукоятка теперь торчала вниз. Я попытался выдернуть его, и понемногу нож пошел, но зато теперь уже не смог так же крепко держать ногу черноволосого. Тот мгновенно воспользовался этим, вытянулся и в руках его оказалась смертоносная дубинка.

Тогда я тоже отпустил его, откинулся и выдернул клинок. Продолжая движение, без размаха, я успел воткнуть нож в ускользавшую ногу. Враг опять закричал, но не остановился.

Первый удар должен был разбить мне голову, каким-то сверхъестественным образом я смог среагировать на это и уклонился. Удар пришелся в плечо. И так уже изувеченная левая рука отнялась. Я не стал выдергивать нож — второй раз воткнуть его, я просто не успею. Теперь уже нечего было терять — пока могу, надо изрезать врага как можно сильнее — я со всей силы надавил на рукоять и потянул нож на себя. Кованое лезвие легко разрезало плоть. Перед тем как еще один удар отключил меня, я еще успел удивиться — кровь, вдруг, фонтаном ударила мне в лицо, и залила алой краской все вокруг. Так я и уплыл в страну красных теней.

Когда я опять пришел в себя, почти ничего не изменилось — организм не хотел умирать и не дал мне долго побыть в счастливом беспамятстве. Я приподнял тяжелую, как ведро воды голову, казалось, что и наполнена она чем-то жидким — все в ней бултыхалось. Я протер глаза, открыл и тут же зажмурил их снова, единственное, что я успел разглядеть в жутком, режущем белом свете — это был лежавший без движения черноволосый. Что с ним произошло я не понимал. Но это меня не волновало — за ту секунду, что я видел его, я сразу понял, что он больше никогда не встанет. После определенного количества насильственных смертей, произошедших на твоих глазах, ты вдруг начинаешь точно осознавать, когда человек мертв. Всего лишь увидев его позу.

Он мертв, а я жив. Но у меня не было планов на такое — я твердо знал, что сегодня умру, поэтому какое-то время я просто лежал, соображая, что делать дальше. В жидкой голове мысли двигались с трудом, и никак не хотели складываться в логическую цепочку. К черту! Вставай, там Ольга. Я сел, прикрыл глаза целой ладонью и приоткрыл их. Труп так и лежал — черноволосый, похоже, пытался в последний момент ползти, метра три за ним тянулся широкий, черный в ярком свете, кровавый след. 'Ни хрена натекло, как будто из него вся кровь вышла', — мысль была вялой и не тронула меня. Мой, не изменяющий мне нож-спаситель, лежал в метре от меня. Сначала я, все так же прикрывая глаза, дотянулся до него, подтащил к себе, и лишь потом повернулся в сторону озера.

* * *

Как только из озера ударил свет, мир перестал существовать. Ольга какое-то время видела только это, все больше разгоравшееся свечение. Лишь шевельнувшийся рядом ребенок, отвлек её на секунду. Она отпустила раненную ногу и взяла на руки Ивана. Ольга на миг отвернулась от озерка и пропустила момент, когда из воды начал подниматься шар.

Он был такого же цвета, что и вода в озере — зеркально-стальной. Однако, в отличие от воды, блестевшей так, что глазам было больно, шар не отражал света. Он сам был центром свечения. Сначала казалось, что это вода превращается в сферу и подымается над уровнем озера. Словно, надувался гигантский зеркальный пузырь. Но по мере того, как он вышел больше, чем наполовину, стало ясно, что это все-таки сфера. А через десяток секунд, шар полностью вышел из воды и застыл на высоте в два человеческих роста. И тотчас нижняя часть сферы превратилась в кусочек солнца, настолько ярко она засияла. Луч с, казалось, физически осязаемыми границами, ударил вниз, и очертил на зеркале воды ровный круг.

В этот момент её опять отвлек Иван. Он вырвался из её рук и встал на ножки, развернувшись спиной к пылающему озеру. Ольга смогла справиться с собой, тоже обернулась и чуть не закричала.

Все, кроме шара, вылетело у нее из головы и сейчас он вновь вернулась в реальность — у нее на глазах умирал Игорь, единственный, кто был для нее важен из людей, он был так же важен, как и эти дети, хотя и совсем в другом ряду ценностей. Она молча глядела, как Борис поднял автомат и хотел выстрелить. Ольга даже закричать не смогла — пропал голос. Зато в голове билась одна мысль — нет! нет! нет! И бог, или кто-то еще могущественней его, услышал её немой крик — в руках у Танасийчука автомат вдруг превратился в раскаленную кочергу. Тот с криком выронил его.

Ольга вдруг почувствовала, что этот жар коснулся и её — на руке, там, где за нее держался Иван, словно прижали горячий утюг. Она схватила ребенка и тут же выпустила из рук — он был горячее кипятка, ладони мгновенно прижгло.

— Это ты?!

Вдруг поняла она, и опять посмотрела на Игоря и Бориса. Игорь не остановился, как бежал, так и напал на ошарашенного Волка.

— Все. Надо уходить. Нас ждут. Игорь справится.

Тонкий, словно исчезающий голос Ивана, вернул её обратно — она должна спасти детей. Ольга осторожно прикоснулась к его лицу — нет, теперь он был нормальный, никакого жара. Однако вместе с жаром ушла и вся его сила — ребенок был совершенно разбит. Он обвис на её руках и закрыл глаза.

— Иди в окно, — еле слышно прошептал он. — Только сначала пусть Ньеко. Она первая.

Ей не надо было переспрашивать — она без всяких подсказок сразу поняла, кто такая Ньеко. С трудом поднявшись — прострелянная нога кровавила и отказывалась слушаться — она скинула с плеч ранец и, держа одной рукой Ивана, попыталась достать яйцо. Но это было неудобно, и она поискала глазами Илью. Тот сидел, вывернув колени и молитвенно вытянув лапы к светящемуся шару.

— Илья!

Тот вздрогнул и посмотрел на нее непонимающими глазами.

— Иди сюда! — опять позвала она.

В его взгляде появилась осмысленность, он вскочил и подбежал.

— Ты поняла, что это? — радостно спросил он.

— Поняла, очнись! Пока Игорь держит Волка, надо вернуть Ньеко и Ивана.

— Да, я знаю.

— Бери Ньеко и иди в озеро. Я понесу Ваню.

— Не надо меня, — прошептал ребенок, не открывая глаз. — Поздно.

Он явно умирал. Ольга закричала на полуволка:

— Что стоишь? Слышал — бери и иди! Я все равно понесу Ивана.

Илья растерянно глядел на нее:

— Мои лапы. И там озеро. Вода.

Ольга озверела. Она вдруг влепила Гному пощёчину и заорала:

— Вспомни, ты человек! Ты все можешь! Шагай!

Илья подставил лапы, принял на них начавшее голубеть яйцо и неуверенно сделал первый шаг. Первый, второй, третий — он распрямился, и смело шагнул в воду. Ольга обернулась и толкнула сидевшего с закрытыми глазами Романа:

— Уходим, Рома, нас ждут.

Потом прижала ребенка к себе и двинулась к озеру.

* * *

И Ольга, и все остальные были живы. Они живописной группой по колено в воде брели по озерку к той самой штуке, что заливала светом все вокруг. Столб света, наполненный расплавленным солнцем, соединял блестящий шар, висевший в воздухе, и световой круг на поверхности озера. Было непонятно — то ли шар опирался на этот свет, то ли он его создавал.

Я, шатаясь, поднялся и попытался крикнуть — но горло не подчинялось мне. Вместо крика получилось какое-то сипение. Тогда я тоже шагнул в сторону озера. Земля бросилась мне навстречу, я даже не успел выставить руки. Тело и стеклянная поверхность встретились. Удар был таким сильным, что я опять на мгновение потерял сознание.

Это действительно длилось всего секунду, потому что, когда я открыл глаза они еще не подошли к световой тумбе. К черту! Мне все равно не угнаться за ними, я был так измотан, что даже то, что они могут сейчас исчезнуть, воспринимал равнодушно. Я собрал все силы, подтянул непослушные ноги и сел, опираясь руками в землю, чтобы не завалиться.

Первой шла Ольга с Иваном на руках, но возле самой границы света она остановилась и пропустила вперед Илью. Я сначала не понял, почему он так идет — что-то в его фигуре было неестественным — но тут, на секунду он повернулся к Ольге, и я увидел у него в руках яйцо. От камня тоже исходило сияние. Нечто подобное я видел, когда Иван Иваныч лежал в обнимку с яйцом в избе людоеда, но тогда это выглядело гораздо слабее. 'Ты смотри, Гном пересилил натуру и взял что-то в лапы'. Полуволк еще секунду помедлил и шагнул прямо в столб света. По мере того, как он пересекал эту границу, Гном исчезал. Через секунду его не стало. Потом Ольга подтолкнула к свету упиравшегося Ромку, тот тоже исчез. Последней растворилась она сама. Я мог поклясться, что лежавший у нее на руках ребенок до самого исчезновения смотрел на меня.

Я остался один. Больше не на кого было смотреть — почему-то фантастическая сфера и световой столб под ней, совсем не вызвали у меня интереса — поэтому я подложил руки под голову и улегся. Небо надо мной потеряло свою мрачность — серая пелена начала пушиться облаками и белеть, в некоторых местах, сквозь истончившуюся пелену уже можно было разглядеть синеву. Наконец я высплюсь, подумал я, и закрыл глаза.

Кто-то тормошил меня и что-то говорил, я уворачивался и не открывал глаз. Неужели мне так и не дадут спокойно умереть? Я расслышал плач, и это вернуло меня в реальность.

— Игорь, дядя Игорь, вставай...

Я узнал этот голос — меня тормошил Ромка. Еще ничего не соображая, я ухватил парня за руку и открыл глаза. Я не ошибся, Ромка плакал, глаза были мокрыми, но... Глаза улыбались! И лицо — то кривилось, то расплывалось в улыбке. Он увидел, что я раскрыл глаза и закричал:

— Ура! Ты живой! Пойдем, там нас ждут.

— Кто? — кое-как разлепив губы, спросил я, и попытался сесть.

Ромка схватил меня за плечи и поддержал.

— Увидишь. Только пойдем.

— Ну что же, пойдем.

Я хотел опереться на руки и встать, но левая сразу отказала, и вместо того, чтобы встать, я опять завалился вниз лицом.

Вдруг появился кто-то еще, он подхватил меня под мышки и поставил на ноги.

— Держись, Игорешка.

Выражение лица Ольги было точно такое же, как и у Романа — она была в слезах, но радость постоянно вспыхивала ее взгляде. Она подставила мне плечо, потом вдруг обняла и поймала мои губы своими. Я даже не смог ответить на поцелуй — губы и челюсть болели. Ольга почувствовала это, быстро отодвинулась и посмотрела мне в глаза.

— Игорек, любимый мой! Мы пришли.

— Это хорошо, — я не нашелся что сказать. Я пока не видел, ничего чтобы могло вызвать слезы радости.

Так мы и пошли — с одной стороны меня поддерживала Ольга, с другой за пояс держал Роман. Я опять прикрыл глаза — меня клонило в сон — и не открыл их даже тогда, когда почувствовал, что иду по воде. За закрытыми веками полыхнуло пламя, и мир исчез.

Я лежал на траве, а в фиолетовом небе надо мной висела огромная, совсем непохожая на себя, луна. Ниже, над самым горизонтом висела еще одна, поменьше. Ветерок, наполненный непонятными ароматами, нежно шевелил высокую темно-зеленую траву у моего лица. Тихо-тихо где-то звенели колокольчики. Было тепло и уютно. Я понял, что это бред. 'Похоже, все-таки помираю'.

Последнее, что я помнил, было то, как Ольга и Роман повели меня в озеро к светящемуся столбу. 'Значит, и это мне привиделось'. Я пошевелился и получил еще одно подтверждение того, что все вокруг ненастоящее — у меня ничего не болело. 'Так может я уже помер?' Эта мысль все объясняла. Выходит, зря я был атеистом, загробная жизнь все-таки существует. А то, что она отличается от того, как её описывали, только добавило правдоподобия в мои умозаключения. Ведь действительность всегда отличается от воображаемого. Я уже почти смирился с тем, что я умер и на глаза у меня навернулись слезы — я никогда больше не увижу Ольгу.

Но вдруг, вся моя логическая цепочка рухнула — из травы возле меня поднялась голова Ольги и повернулась ко мне. В туже минуту её напряженное лицо, расплылось в улыбке, она закричала и кинулась ко мне:

— Он очнулся! Идите, он очнулся!

Её губы снова были на моих губах, и я это чувствовал! Мы не были бесплотными!

— Теперь ты знаешь все, что надо, выбор за тобой, — я не видел женщину, которая это мне говорила, но голос был приятный, как раз такой, какие мне нравились. В интонациях не было не давления на меня, ни уговоров, только доброжелательное изложение фактов. Однако, то, что она говорила, мне казалось чудовищным и несправедливым.

— Можно мне подумать? — спросил я.

— Конечно. Только прости, время ограничено. Нам надо уходить.

Голос исчез. Колокольчики зазвенели чуть громче, и я замер, обдумывая услышанное.

'Они не будут наказывать землян! Они разобрались. Ни хрена себе заявы, мы из-за них расхреначили весь мир. Всю свою жизнь превратили в жопу, и мы же виноваты?' Я злился, хотя и понимал, что это глупо. Нельзя понять чужой образ мысли за пять минут общения. Я отбросил все глобальные вопросы, раз я теперь жив, у меня еще будет время разложить все по полочкам. Сейчас передо мной стоял конкретный выбор, и надо было решаться — где я и с кем?

Почему-то меня не очень взволновало то, что я беседую с кем-то, кого на самом деле быть не должно — то ли инопланетяне, то ли гости из параллельного мира, то ли еще что-то... Тем более сегодня, я уже, как бы, побывал на том свете и вернулся оттуда. Да и этот малыш Иван Иваныч, за время нашего совместного путешествия подготовил меня к чему-то подобному.

Я сидел и думал. Хотя по-честному, выбор у меня был совсем небольшой — или расстаться с Ольгой, или нет. Поэтому я чуть сразу не согласился. То, что у всех остальных кроме меня выбора вообще не было, тоже давило.

И так — на одной стороне мои друзья, мой город, моя планета, мой мир. На другой — неведомое, Ольга и мои новые друзья. Внезапно я понял, что на самом деле я думаю не о том, оставаться мне на Земле или шагнуть черт знает куда. На самом деле я думал о том, как мне оставить с собой Ольгу — без нее мне будет, постыло хоть здесь, хоть там. И надо глядеть правде в лицо — в душе я уже все давно решил. Наверное, если бы Ольга была свободна в своем выборе, я бы предпочел остаться с ней на своей планете. И не потому, что меня тут что-то особенно держит, нет, просто утверждение невидимой собеседницы о том, что Ольга, как и Илья, получила ген, который они не могут оставить на Земле, заставляло меня думать, что там, куда мы отправимся, Ольга опять не будет самостоятельной. За время путешествия я насмотрелся на её зомбированность в отношении ребенка и Охранника.

— Вы здесь? — я покрутил головой, может, появится кто-нибудь.

— Да, я здесь, — Никто не появился. Голос опять прозвучал ниоткуда. — Ты готов?

— Да. Можете ответить мне еще на один вопрос?

— Говори.

— Я смогу когда-нибудь вернуться обратно?

— На этот вопрос ответа нет. По правилам изъятые особи не имеют права возвращаться в свой мир, но бывает, что реальность заставляет нарушать правила. Кроме того, жизнь слишком длинна, гораздо длиннее, чем действие любых правил.

— Тогда у меня есть еще одна просьба — я хочу в последний раз взглянуть на свою землю. Это можно?

— Вы слишком сентиментальны. Но это можно. У вас одна минута, Игорь. Идите.

Я встал и, не зная куда идти, просто шагнул. Мой шаг закончился не в темно-зеленой шелковистой траве, а в теплой мутной воде знакомого озера. Вдали на берегу, темной кучкой, лежал труп бывшего Ольгиного сослуживца, который только чудом не прикончил меня. Я невольно глянул на себя — нет, ничего не болит, не напоминает о былых увечьях. Пальцы на руке шевелятся, словно их никогда не ломали и ни одного синяка. Однако думать об этом было некогда — потом еще успею поудивляться. Я вышел из воды, подобрал брошенный Ольгой дробовик, и побежал к трупу.

Возле тела была огромная лужа почерневшей крови. Над ней уже вились здоровенные мухи-мутанты. Только сейчас я понял, почему этот здоровяк, так быстро сдался — я вскрыл ему артерию на внутренней стороне бедра. Поэтому и кровь хлестала фонтаном.

Вот она — та вещь, за которой я вернулся. Я наклонился и взял нож. Обтер его и сунул в ножны, так и висевшие на поясе. Пусть меня назовут суеверным, но теперь без этого ножа, я больше никуда. Все, пора возвращаться. Я остановился, посмотрел вокруг — безрадостный страшный пейзаж. Мой мир, словно нарочно напоследок показывал мне самое плохое, чтобы я не сомневался, что надо уходить отсюда.

'Прощай, Земля!' Я развернулся и пошел обратно к пылающему среди озерка, световому столбу. Я шел и думал, какими бы могущественными не были новые знакомые, а мы, земляне, тоже кое-что стоим. Как-никак, а ведь это мы сбили их корабль. И без нас они сами, не смогли бы спасти Ньеко, а это как я понял, нам здорово зачтется.

Я остановился у самой границы расплавленного золота, все-таки выглядело это страшно, словно кусок солнца, запертый в силовом поле. Но теперь останавливаться поздно, я выдохнул и нырнул в свет.

Ноги снова тонули в мягкой траве. Я посмотрел вокруг — за мое отсутствие ничего не изменилось. Все так же висели в фиолетовом небе две луны, зеленая травяная степь уходила во все стороны в бесконечность. Ветерок гонял травяные волны, и так же звенели далекие колокольчики. От этой обстановки, на душе опять стало спокойно и легко. Специально они это делают, или здесь всегда так? — расслабленно подумал я и сказал в пустоту:

— Я готов. Что мне делать?

— Привет!

Я резко обернулся. Только мгновение назад я был один, а сейчас по полю ко мне шла стройная высокая красавица, в переливающемся длинном платье. В лунном свете оно играло и при помощи теней, рисовало соблазнительные формы девушки.

'Они что — соблазнить меня хотят?'

— Привет!

Я не стал представляться, догадываясь, что незнакомка, наверняка, знает кто я такой. Так и оказалось.

— Игорь, спасибо тебе за помощь. Если бы не ты, я бы погибла.

Я удивленно раскрыл глаза — это еще кто? Я таких не спасал.

— Кто вы?

— Та, кого ты нес за плечами.

— Иван Иваныч?! — ахнул я.

Она засмеялась, и колокольчики подхватили этот смех.

— Нет. Ваня всего лишь моя охрана. Я Йелио. Ньеко.

'Отлично. Понятно объяснила'. Я хотел опять переспросить кто она и вдруг замер. Неужели?

— Ты, извините, вы..., — я запнулся, не зная как лучше выразиться. Ничего не придумал и спросил напрямую: — Вы яйцо?

Колокольчики опять взвились вместе с ней.

— Да, это был мой кокон. А Бремен, или Иван, как ты его звал, вон он.

Она показала в сторону. Я обернулся и увидел стоявшего среди травы парня моих лет, в облегавшем костюме из того же переливающегося материала. Нет, и этого я никогда не видел. Однако мой взгляд за что-то зацепился. Глаза! Он смотрел на меня внимательно и спокойно, я сотни раз видел эти глаза и это выражение. Не зная, что сказать, я просто стоял и смотрел.

— Не обращай внимания, — красивый звучный голос парня перекрыл колокольчики. — Это не настоящие наши тела. Это то, что ты сейчас можешь воспринять легче всего. Ньеко смоделировала. Она специалист по контактам. Поэтому я и был маленьким ребенком, чтобы вам хотелось меня спасти.

'Так вот почему они так банально выглядят — красивая девушка и красивый парень в переливающихся одеждах. Как в какой-нибудь сказке'.

— Какие же вы охранники прямолинейные, — в голосе девушки прозвучал укор. — Говори тогда уже всю правду. Ты был маленьким не только из-за этого.

Она повернулась ко мне:

— Он потерял слишком много энергии, спасая меня, когда мы попали в эпицентр ядерного взрыва. Поэтому и не мог стабилизировать большую массу. Потом терял еще — когда вытащил тебя с берега, после ранения, когда помог тебе с людоедом, и когда нагрел оружие у твоего врага. Из-за последней потери энергии, он мог, вообще, прекратить существование, хорошо окно было совсем рядом.

Я слушал, но не воспринимал то, о чем она говорила. Нужно было время, чтобы переварить и принять новую информацию.

Вдруг девушка стала серьезной:

— Время истекает. Окно скоро схлопнется. Мы уходим.

Они подошли ко мне и взяли меня за руки. Ладони были обычные — человеческие и теплые.

Я встревожился:

— А где Оля? И остальные?

— Они ждут тебя. Кусочек нашей жизни, вживленной в их плоть, позволяет им перемещаться быстрей, чем мы можем доставить тебя.

— А Ромка? — не сдавался я.

— У него масса меньше критической, так что с ним тоже никаких проблем.

Они потянули меня вперед, я шагнул и, еще не закончив первый шаг, нырнул во внезапно возникшую темноту. Мгновение — и я растворился в ней. Больше я не существовал.

Эпилог

Горев остановил машину и вышел. Он никогда раньше не заезжал так далеко вглубь запретной территории. Вера тоже вылезла со своего сиденья и сейчас стояла, щурясь от солнца. Горев взглянул на нее и невольно улыбнулся, его не смущали шрамы от ожогов на горле и на щеке женщины, если честно, то они для него просто не существовали.

Уже несколько лет он жил здесь, в Славинске. После той памятной ночи, когда он спас свою нынешнюю жену из горящей машины, майор так и не вернулся в Москву. Потерявшая память и ставшая его главной заботой женщина по имени Вера, заменила ему все, чем он жил до этого. Банда Ведьм, легко сдалась и только радовалась, что теперь у них командир настоящий мужик. Как оказалось, никто из них не принял по-настоящему матриархат, установленный старшей сестрой.

Сейчас это была уже и не банда, Горев навел мосты между всеми оставшимися в городе людьми и жизнь понемногу налаживалась.

Теперь, когда заведенный порядок уже поддерживался сам собой, он часто уезжал с беременной женой, осматривать новые территории. Сегодня они забрались далеко за Нефтезавод.

— Пойдем, поднимемся вот на этот вал, — предложил он и протянул руку заулыбавшейся женщине.

— Пойдем.

Она оперлась на его сильную ладонь и как бы невзначай коснулась губами его щеки.

— Я люблю тебя, — тихо шепнула она и пошла вслед за ним.

Сверху, стоя на оплавленной плите, из-под которой выбивалась первая робкая трава, они разглядывали лежавшую перед ними огромную воронку с озерком посредине.

Опытный взгляд бывшего военного, сразу понял, что там чернеет почти на самом берегу озера. Здесь, в самом центре бывшего взрыва, похоже не было не зверей, ни птиц. Никто не растаскал мертвеца.

— Ничего интересного, — вздохнул Петр и предложил: — Ладно, пойдем отсюда.

Они повернулись и стали спускаться к машине. Ни он, ни она не видели, как за спиной у них из озера поднялась блестящая сфера и под ней вспыхнул огненный столб. Через секунду прямо из плавившегося столба появилась фигура человека и побрела к берегу.

Если бы сейчас этот гость встретился с Горевым, вряд ли бы они узнали друг друга. Хотя когда-то и один, и другой пытались убить дуг друга.

Человек, вышедший на берег озера, остановился возле трупа:

— Ну что Борис, у тебя без перемен? Думаю, у других не так, пойду, навещу знакомых.

Человек поправил на ремне старые ножны, из которых торчала потертая рукоятка спецназовского тактического ножа и пошел прямо в ту сторону, где садились в машину Горев и его жена.

КОНЕЦ