— Этого недостаточно, я боюсь. Выпусти против меня все, что у нас есть — и как ты не старайся, я смогу превратить это в металлолом. Это мы уже проверяли и неоднократно. Я внесу первую часть очевидных изменений в ближайший месяц, а над остальным нам надо будет думать. Пока же нужно добраться до Артелайл и обеспечить ей безопасное возвращение в Сантарин. Это более приоритетно.

Евклид вычислил ближайший путь до Столичного Острова, и рассчитал время пути.

Женекерс же стал изучать подарок Лорда Виваля. Читаемого текста было мало, а многое было написано на диалекте, который давно вымер, и даже имея все знания, что вобрал в себя Евклид — его трактовка могла быть очень расплывчатой. Помимо рисунка, что символизировал врата ночи, была еще небольшая гравюра, изображающая приход в этом мир Иллюны, спустившейся вниз из солнечного мира и светом своим оттолкнувшая вниз, во тьму, первозданное пламя.

— Евклид, найди подобные изображения.

— Принято.

Иллюна изображалась в виде девушки в просторном платье. Справа от нее был изображен пришедший с ней Мудрец, а слева Воитель. Их имен история не сохранила. Эта троица стояла на поверхности, которую художник изобразил тонкой линией. Ниже, были языки пламени, сплетавшиеся в круг, занимавший половину рисунка, символизировавшие первозданное пламя.

Внезапно, перед глазами повисли еще гравюры, которые нашел Евклид.

— Это очень старая книга, где практически нет текста. Только гравюры. Они повествуют о сотворении этого мира Иллюной. Я скомпоновал материал с современной трактовкой, которая пошла, предположительно, изначально именно от этих изображений.

Женекерс посмотрел на первую из гравюр, повисшую в воздухе, которая показывала, как в этот мир спустилась Иллюна, и те, кто помогали ей. Она была очень похожа на ту, что в книге. Ее перерисовывали множество раз множество художников, каждый неприменно привносил что-то свое.

— У этого рисунка множество вариаций, в том числе и современных художников.

— Какой из них ближе всего к оригиналу по возрасту?

— Этот.

Женекерс всмотрелся в рисунок. Этот рисунок библиотекари восстановили со стен старого храма на юге.

— Этот круг?

— Согласно современным текстам, это сфера первозданного огня, которая соткалась, когда Иллюна оттолкнула вниз пламя, спустившись сюда.

— Увеличь точку, что в центре сферы.

— Есть.

— Контур напоминает человека. Интересная деталь, давай ее запомним. Двигаемся дальше.

На следующей гравюре были изображены врата ночи. Те самые круги, нанесенные на земле, из которых вырывалось что-то, убивающее людей. Черточки, вылетавшие из кругов, пронзали схематичных человечков, которые бежали от них. Некоторые из них уже лежали на земле без движения. Сбоку было изображено лицо Иллюны, по которому текли слезы. Чуть ниже, точно так же, как и на предыдущем рисунке, изображалось пламя. И были выведены четыре символа.

— Мы можем это расшифровать?

— Боль, страдание, причина, тюрьма.

— Это говорит нам не особенно много. Есть что-то еще?

— К сожалению, нет. Руины этого храма расположены в очень труднодоступной части континента, близ действующих вулканов. Возможно, есть другие сохранившиеся храмы древних в той части континента, но обследовать территорию будет затруднительно.

— Пока отложим исследование этих труднодоступных регионов. На это может не хватить ресурсов. Было бы любопытно увидеть эту историю полностью, но не сейчас.

Евклид промолчал, тем самым соглашаясь со стеклянным магом, а Женекерс осторожно свернул и спрятал рисунки, мысленно давая себе обещание еще раз вернуться к вопросу сотворения окружающего мира, но уже в компании с хранительницей.

* * *

Кикарос был доволен собой. Если Женекерс в силу своей природы утратил давно способность получать удовольствие от того, что делал, то Кикарос, несмотря на прожитые годы, смотрел на мир горящими энтузиазмом глазами. Впрочем, как и любой уважающий себя подгорный житель.

Как и ожидал Кикарос, эта идея пришла Женкерсу в голову сразу, как только он узнал о существовании "потолка". Здесь повелитель пустыни был очень предсказуем. Более того, так как коротышка присутствовал в нужный момент на столичном острове, он взял и образцы породы, и вообще все необходимое, чтобы спустя годы по одному только предложению Женекерса с улыбкой разложить перед ним все готовые чертежи.

Женекерсу оставалось одобрить этот проект, и сделать свою часть. Потому сейчас, вечером, сидя с бокалом лучшего "подгорного" в беседке, Кикарос наблюдал, как первое из его творений мягко поднималось вверх, влекомое неведомой и малопонятной для него силой амулетов, которые делали здесь, на островах. Если расчет верен, то уже завтра днем, у Женекерса в небе будут первые "глаза", которые будут смотреть на мир день и ночь.

Коротышка улыбнулся, довольный собой и залпом осушил бокал. "За успех этого безнадежного дела".

Традиционный напиток коротышек прошелся по горлу волной тепла. Это для людей это смертельный галлюциногенный яд, от которого умирают в муках. Коротышки же от этого даже не пьянеют. Впрочем, они мало от чего пьянеют вообще.

Странный объект уже давно скрылся где-то во тьме, а Кикарос еще долго улыбался, смотря на звездное небо. Это все пригодится, и даже больше. Ведь хранительница возвращается в Сантарин и начинается по-настоящему большая игра. И хочется верить, что благодаря этим козырям, в эту игру он и Женекерс будут играть по своим правилам.

Конец первой части.

Часть 2.

Хочешь рассмешить Хранительницу — расскажи ей о своих планах.

Сантаринская поговорка

Это только кажется, что за всё платят деньгами. За всё действительно важное платят кусочками души.

Кикарос

Глава 7

Этот день был праздничным для жителей Сантарина. Праздничным втройне. Во-первых, именно сегодня отмечался самый древний и главный для всех праздник. Согласно легенде, именно в этот день, в незапамятные времена Иллюна завещала солнечному роду хранить созданное ею царство. И именно в этот день, все жители Сантарина и сотни поломников со всей страны готовили монеты, чтобы бросить в бездонные глубины колодца, искренне надеясь, что их желание исполнится. И по легенде, одному из них обязательно повезет.

Однако день этот нельзя было назвать солнечным. Солнце закрывала огромная громадина столичного острова, летящая удивительно низко. Султана висящих островов здесь знали, ровно как знали, сколько диковинок из самых разных концов света можно купить у живущих на островах купцов. А для тех, кому есть чего продавать — это еще и шанс получить лишнюю прибыль. Потому это не казалось ни страшным, ни пугающим.

Наконец, последнее, что заставляло жителей Сантарина копошиться, подобно развороченному муравейнику — это прибытие хранительницы. Прошел почти месяц с момента, когда на дворец напали, и до этого момента по городу ползли, подобно тараканам, самые черные слухи. Но теперь, когда стало окончательно ясно, что хранительница, назло всем недоброжелателям, жива — народ приободрился, и с нетерпением ждал редкой возможности лицезреть ее.

Многие, в основном молодежь, еще не зараженная извечной болезнью старшего поколения под названием прагматичность, спешили увидеть ее. Для них она была олицетворением всего лучшего в этой жизни, идеалом красоты и доброты из сказок, впитанных чуть ли не с материнским молоком. Но как бы люди не боготворили хранительницу, редко кто при случае хотел бы связать свою жизнь хотя бы на мгновение с ней. В центральном королевстве каждый знает: хранительница живет слишком мало, и на память о себе не оставит даже ребенка, хоть чем-то похожего на отца. Лишь еще одну хранительницу. И не тогда, когда захочет хранительница, а тогда когда сочтет нужным древний дар. И это остужало даже самых романтичных, обрекая хранительниц испокон веков на одиночество.

Хотя были и исключения.

Женекерс прекрасно понимал теперь, спустя годы, почему смог тогда завоевать сердце Илейн. Ему было плевать на правила и нормы этого мира, и он не слышал с детства сказок о хранительницах, их даре и их проклятии. Поначалу, он даже не думал, что задержится тут надолго. Потом понял, что не сможет уйти отсюда, пока жива Илейн. Даже если судьба даст ему шанс. Ему было плевать на все правила и законы этого мира, и он был одинок здесь, вдали от дома.

А Илейн не могла перенести более одиночества, на которое ее обрекало ее наследие. И они встретились. А потом...

А потом он стал жалкой пародией на человека, и не менее жалкой пародией на машину, словно бы исполненной с руки мало разбирающегося в предмете режиссера в погоне за наживой. Сделанным настолько плохо и уродливо, что его испугалась даже Илейн. Время, проведенное в проклятии Жемчужных Островов как нельзя ярко дали понять, что он сам думает о том, кем он стал...

Теперь, идет вот уже пятая сотня лет, как он тут. И ничего практически не изменилось. Разве что хранительницу зовут теперь Артелайл, и он, выполняя поставленную перед собой когда-то задачу, пытается спасти ее жизнь, даже не задаваясь вопросом "зачем?".

Этот кусок камня, отколовшийся от центрального острова месяцы назад и летавшего с тех пор рядом, обрабатывали почти неделю, сравняв неровности, вытесав декоративные ступени и превратив в небольшую "спусковую" площадку, на которой вниз должны будут спуститься Хранительница, Виллам, Женекерс и другие сопровождающие.

Женекерс отвлекся от своих мыслей, так как увидел идущую к площадке Артелайл. Ее голова была закрыта белым капюшоном, за спиной виднелись клинки. Она смотрелась неотличимо от трех человекоподобных существ, доставленных Кикаросом сюда ранее. Она лишь будет стоять сбоку, а говорить за нее будет Тетта, которую вырядили специально для этого в парадное платье хранительницы. Если будет нападение, то Тетту легко заменить. Хранительницу — нет.

Слишком много народа, слишком большой риск...

— Артелайл.

— Доброе утро, Женекерс. Я готова.

— Нам необходимо дождаться Виллама.

— Хорошо.

— Нас ждет что-то опасное?

— Только не слишком приятные вопросы. В остальном, все кристально чисто.

Виллам в своем парадном мундире, чалме, с кривой саблей у пояса и ухмылкой на лице выглядел скорее как пират, нежели султан.

— Как вижу, все собрались. Спускаемся?

— Да — произнес спокойно Женекерс.

Сам он был одет в просторный мундир, сотканный для него Кинтрелем. Он чем-то напоминал мундиры, которые издревле носили вельможи центрального королевства, но только в нем отсутствовали яркие цвета. Только серые тона. Рядом с ним были четверо молчаливых существ — пробная партия, собранная не так давно Кикаросом. За эти годы коротышки далеко продвинулись в своем ремесле. Благодаря новой мышечной стали движения этих существ выходили удивительно плавными.

— Такими темпами ты все города заселишь этими... существами — задумчиво произнес Виллам.

— Не заселю.

— Почему? Издалека даже я не отличу ведь от человека.

— Коснись кожи, и ты поймешь. А в общении людей слишком большую роль играют такие мелочи, как прикосновения. Это раз.

— Допустим.

— Как боевые единицы они не окупаются. Они слишком сложны, слишком их просто сломать и слишком сложно починить. Боевые единицы устроены намного проще.

— Как те черви, потрошители и прочее? Чем же они лучше?

— Более технологичны и просты. За моим воинством всегда идут падальщики, собирающие поврежденные единицы, и отвозящие в передвижные ремонтные станции. Иногда из трех поверженных червей там собирается автоматически два боеспособных. Остается одно но. Топливо. Мое воинство питают слезы пустыни. Но и это не проблема. Эта жидкость, колоссальные запасы которой мне достались от Гвивеллы, обладает удивительным и смертоносным свойством. Оно разъедает тела изнутри и обращает ткани в те же самые слезы пустыни, которые потом можно собрать, пускай и не такие насыщенные. Я пользуюсь этим свойством. Фактически, армия противника дает жизнь моей армии. Степняки не щадили жизней, но не знали, что это лишь делает мое воинство сильнее. Дает силы мне создавать для них все новые полчища врагов.

— Да уж. Я понимаю, что это для тебя лишь инструмент... Понимаю, для чего ты его используешь… Но… Честно, мне жутко. А я повидал на этом свете многое.

— Эй, Виллам, ты еще Птероксов моих не видел — вступил в разговор Кикарос. Он тоже не упустил момента повидать Сантарин и сейчас вместе со всеми опускался вниз.

— Птероксов? Что это за пакость такая новая?

— А зачем, думаешь, я у тебя выторговал три ящика ваших амулетов облегчающих вес, а? Получилась эдакая бескрылая птица, с колючими иглами-конечностями по бокам. Парит не так уж и высоко, пускай и не очень долго… Но нападает стремительно, камнем с неба... Ммм — Кикарос мечтательно закатил глаза.

— Кикарос, я ценю твою гениальность, но от многих твоих созданий даже у меня, да и не только у меня идут мурашки по коже. Ты даешь жизнь худшим ночным кошмарам.

— Естественно — лицо коротышки внезапно стало серьезным — потому что страх это уже больше половины победы для армии. Ее должны бояться. Потому я и даю им такую форму.

— Хорошо. Я и не спорю — Виллам пожал плечами — уже скоро.

Площадка медленно опускалась вниз, прямо на центральную площадь Сантарина, которую словно бы обнимал полумесяц дворца. Рядом с величественным строением уже выстроилась гвардия, рядом с которой уже стоял в парадной форме Фекларт. Старый вояка успел уже навести порядок, вызвав тем самым на себя даже несколько покушений. Разумеется, окончились они тем, что с упитанных плеч канцелярских крыс полетели головы. Имея распоряжения хранительницы, мало кто мог что-то сделать. Гвардия медленно, но верно, из места, куда аристократы прячут своих не шибко умных сынков, превращалась в боеспособное подразделение.

С другой стороны от красно-синих мундиров стояла разношерстная толпа. Особняком держались аристократы. Наиболее важные, считая ниже своего достоинства работать локтями были в окружении огромных, как на подбор детин, расчищавших для них дорогу. Ну и, конечно, совет. Те немногие, что пережили нападение.

Те, кто помогал Хранительнице в ее нелегкой работе изо дня в день. Их осталось немного.

Среди них выделялся Кридоксен. Наверное, самый сильный из магов Королевства, он же и наставник вот уже четырех хранительниц. Спокойный, иногда эксцентричный и до безобразия дотошный старец. Рядом с ним выделялась моложавая фигурка Керальта Аркастера, единственного Аркастера которого из политических соображений допустила в совет Артелайл. Керзиганд, ныне лишенный звания главнокомандующего выглядел как побитая собака. Ведь именно под его носом было провернуто нападение, и он нес за это ответственность.

Женекерс прекрасно знал, как прошелся по нему Фекларт и потому был уверен, что в совете тот не задержится.

Вот собственно и все. Больше никого не было.