Ладога

-Все не так просто,— поддержал товарища Володя.— То есть, кое-что гораздо проще, чем в наше время, но есть и сложности, которых ты не ожидаешь.

-Вот так всегда,— вздохнул Ратияр.— Но уж если я куплю себе рабыню, то можно будет обойтись без ритуалов и условностей?

-Думаю, да. А когда она родит сына, её придется освободить...

-Погоди с сыном. Я двумя руками за детей, спору нет, однако сейчас хочу теплую мягкую женщину. Ночи скоро будут становиться длиннее и холоднее, а потом и зима придет.

-Это точно,— подтвердил Володя.— Кстати, пойду-ка я в дом...

-Я слышал, ты там личную жизнь наладил?— поинтересовался Ратияр.

-Можно и так сказать.

-С Миленой?

-Ага,— подтвердил Володя, пряча улыбку в усы.

-Огонь-баба!— крякнул Ратияр.— И подруга не хуже. Я вам говорил, что длинная коса, опускающаяся до аппетитной попки, лишает меня самообладания и воли?

-Говорил ли ты нам про это?— закатил глаза Карел.— Черт побери, Ратияр, не припомню и дня, когда бы я этого не слышал! Да что там дня! Часа!

-И чего они даже в жару столько на себя одевают? Поневы эти или юбки... На фестивалях-то тетки в льняных рубахах рассекали. Совсем другое дело!

-По нынешним меркам, почитай, что голыми ходить,— объяснил Володя.— Приличная девица в одной рубахе из дому не выйдет. Иначе позора не оберешься.

-Дурацкие стереотипы! А я из-за них страдаю.

-Гляньте на бедолагу! Страдает он! Аж кушать не может!

-Да пошел ты,— отмахнулся Ратияр.— Я к другому веду. С Лиской кто-нибудь уже зажигает?

-Возможно,— уклончиво ответил Володя, поднимаясь на ноги.

-Да ладно тебе! Тут все свои. Скажи как есть, чтобы промашки досадной не вышло...

Володя вопросительно взглянул на Карела.

-Секрета большого нет,— протянул тот.

-Ладно,— согласился дружинник.— Но чтобы больше никому не слова!

-Тоже мне, тайна,— фыркнул Ратияр.— В доме спите ты, Карел, Ратмир, Хравн и еще был Ярополк. У Ратмира есть Сигрид, Хравн — ревностный христианин. Остаются Карел или Ярополк.

-Второй вариант.

-Понятно,— нахмурился Ратияр.— А если она забеременела? У нас появится шанс воспитать ребенка Ярополка?

-Только что о бабах думал,— поддел его Карел,— а теперь уже о воспитании детей?

-Ты из меня животное-то не делай,— осадил товарища Ратияр.— Бабы — бабами, а ребенок соратника — святое.

-Нет пока никакого ребенка,— проговорил Володя.— И неизвестно, будет ли.

-Время покажет,— заметил Карел.— Пошли спать?

-Пошли,— кивнул Володя.

Ратияр, оказавшись в одиночестве, подбросил дров в огонь и запахнулся в плащ. Над просыпающейся землей все сильнее разгоралось утро нового дня. Дня, в который ладожанам предстояло впервые похоронить своего одноклубника.

* * *

Пролежав после поединка в беспамятстве почти сутки, воевода очнулся и даже самостоятельно выбрался из дома. Правда, перемещения давались ему нелегко. Внешне Ратмир напоминал человека, впервые вышедшего на улицу после долгой болезни, но с каждым часом силы возвращались к нему вместе с ясностью ума и решительностью.

С Бобром дело обстояло не так радужно. Ладожанин изредка приходил в себя и в эти короткие минуты хрипло просил пить. Лиска и Милена, по очереди дежурившие рядом, осторожно поили раненого из кувшина, а также прикладывали к его лбу мокрые тряпочки. Молодой организм продолжал бороться за жизнь, но высокая температура не спадала, заставляя Сигрид и Ратияра мрачнеть и хмуриться. Речь даже не заходила про то, насколько удастся восстановить подвижность правой руки Бобра. Вопрос стоял иначе. Не получится ли так, что самый молодой из членов клуба одним из первых отправится на тот свет...

Боян с Вышатой, дождавшись, когда воевода с трудом обойдет крепость и подсядет к старшим дружинникам, коротающим время у очага, попробовали заикнуться про выполнение условий ряда и будущее совместное житье, но были остановлены. Не время для таких разговоров, ответили им. Война заканчивается, когда похоронен последний воин. Остальные дубовичане уже с рассвета готовили все необходимое, стаскивая к намеченному месту над Волховом дрова с валунами и насыпая холм. Михалка за едой рассказал ладожанам про местный погребальный обряд, основными составляющими которого являлись сожжение покойного и последующее подхоранивание его останков в сопку. Но это касалось только Отрада, Вадко да погибших в селе старейшин и взрослых мужчин. О том, что делать с Ярополком и викингами ждали указаний от Ратмира. Впрочем, кое в чем селяне все же посвоевольничали — оба берсерка удостоились кола в сердце. Часовые на стенах нечего не заметили, а допрашивать дубовичан было бесполезно. Они удивленно качали головами и от всего отпирались.

Скандинавов в итоге похоронили первыми. Убитых врагов оказалось ровно сорок. Нечего было и думать о том, чтобы раздобыть подходящий корабль для сожжения, поэтому обошлись простой кремацией. Огонь пришлось поддерживать несколько часов, изведя немало дров. Затем над пепелищем соорудили небольшую насыпь, выложив камнями корабль в её основании.

Пока готовилось погребение селян, вернулся отряд, посланный к дальней крепости. Туда перед набегом успели спрятать женщин и детей, а также значительную часть скота. Из убежища доставили все необходимое для похорон, людей же пока брать с собой не стали, ведь Дубовик, исключая крепость, превратился в обгоревшие развалины. Зато уцелели зерновые и хозяйственные ямы, сохранившие драгоценные запасы. Общий ущерб от набега еще предстояло оценить, но уже было ясно — могло закончиться и хуже. Уцелел урожай на полях, сохранили скот на развод и на мясо с молоком, удалось даже отловить несколько сбежавших от викингов кур и гусей. А дома? Дома можно отстроить, главное, чтобы было кому в них жить...

День перевалил за середину, когда закончилось возведение погребального костра для местных жителей. Викинги сорвали украшения с тех, кто попался им в руки, но под углами срубов нашлись расчетливо припрятанные клады, заставившие ладожан переосмыслить привычные представления о бедности сельского населения Руси. Богаче всех снарядили к переходу в иной мир Завида Сбыневича. Не удалось обрядить его в лучшую одежду из тонкого привозного сукна и бросить у ног связки мехов — и то и другое стало добычей грабителей. Но старейшина Дубовика мог без стыда предстать перед предками. Чего стоила одна здоровенная серебряная гривна, надетая ему на шею! К поясу Завида Сбыневича привесили нож в кожаных ножнах, взятый из числа трофеев, рядом положили топор.

-Зачем такую хреновину вообще изготовили?— спросил Язвук.— Представьте, каково её носить! Она же огромная и мешает двигаться.

-Подобные вещи не для повседневной жизни,— пояснил Володя.— Зато сразу видно, что владелец — человек богатый и пафосный. Помнишь золотые цепи в палец толщиной у наших бандитов?

-Скажи проще, понты.

-Демонстрация социального статуса.

-Демонстрация посредством понтов,— выработал окончательную формулу Ратияр.

После прощания с отцами и дядями, молодые дубовичане обступили площадку, держа в руках факелы, и одновременно зажгли костер. Языки пламени жадно лизнули сухие бревна и устремились вверх, разгораясь и закрывая клубами дыма тела погибших. Ладожане стояли рядом. Огонь бушевал и стрелял в небо искрами, дыша жаром и яростью крови.

Когда он догорел, селяне бережно собрали прах своих родичей и двинулись к свеженасыпанной сопке. На её плоской вершине утвердили в земле горшки и добавили к ним то, что осталось от погребального инвентаря — комочки спекшегося серебра, ножи, пряжки да пару топоров. Затем начали формировать вершину холма.

-Снова непонятно,— негромко проворчал Язвук. Сначала расплавили ту гривну, а теперь кладут в могилу то, что от неё осталось. Не разумнее ли положить в курган целую вещь?

-Никто тебе исчерпывающе не ответит,— пожал плечами Михалка.— Это духовная культура, то есть область загадочного и иррационального.

-Скорее всего,— предположил Ратияр,— здесь верят, что хозяин сожженного имущества попадет вместе с ним в загробный мир. Жаль, нет у нас времени на сооружение огромной насыпи для Ярополка! Тогда бы все сразу поняли, кто есть кто! Чем больше размер, тем круче похороненный внутри человек, правильно?

-Не обязательно,— ответил Ратмир.— Мне известны огромные курганы с бедным инвентарем и небольшие сопки с богатыми захоронениями.

-В любом случае,— добавил Володя,— можно постепенно наращивать высоту сопки, доведя её, скажем до десяти метров.

-Согласен,— кивнул Хравн.— До зимы справимся. Заодно местных к делу приставим.

-Не торопись,— усмехнулся руководитель клуба. — Завтра нам предстоит непростой разговор о том, как жить дальше.

-Слишком они дерзкие. Кое-кому не помешала бы хорошая трепка. Для профилактики.

-Только восстановишь народ против себя,— покачал головой Володя.— Куда им теперь деваться? Внешняя угроза отдалилась, но не исчезла. Хакон рано или поздно вернется. К тому же, подумай сам, раньше все решения в Дубовике принимали старшие родичи. С кем дружить, кому платить, кого на ком женить, сколько брать за провод судов и так далее. Молодые не привыкли руководить. Поэтому они дергаются и совершают ошибки. И продолжат их делать, если мы не возьмем принятие решений в свои руки.

-А мы его непременно возьмем,— прищурился воевода.— Иначе, зачем было вообще в эту распрю ввязываться?

Тем временем, дубовичане закончили сооружение сопки и двинулись обратно к разрушенному селу. Настало время для последней церемонии.

* * *

Вопрос как хоронить Ярополка больших разногласий не вызвал. Дубовичане предложили сжечь его вместе со своими родичами, но получили вежливый отказ. Ладожане были единодушны: Ярополк принадлежал к дружине, поэтому необходимо дружинное погребение. А значит, требуются отдельный курган и богатые дары. Для полноты картины следовало бы принести в жертву и положить в могилу коня и женщину, но без этого все же решили обойтись. На лошадях погибший сроду не ездил, а вот женщина в наличии имелась...

Ратмир быстро выяснил, кто обнимал Лиску и поинтересовался у девушки, не беременна ли она. Та, побледнев, призналась, что не знает. Возникшее напряжение сняла Сигрид, объяснившая Лиске, что никто не собирается посылать её вслед за Ярополком, независимо от ответа. Лиска приободрилась, но до конца, похоже, не поверила. Во всяком случае, она старалась ни на шаг не отходить от Сигрид, опасаясь, видимо, что воевода может в любой момент поменять решение.

Место для кургана выбрали у берега Волхова, севернее того урочища, где уже упокоились погибшие дубовичане. Сперва выкопали ровик, охвативший основание насыпи, затем принялись таскать в середину землю, постепенно создавая круглую утоптанную площадку высотой около метра. На ней сложили погребальный костер, поместив тело Ярополка в его центр. На самого дружинника надели кольчугу поверх богато украшенной рубахи и подпоясали наборным поясом с бронзовыми бляшками.

Когда приготовления завершились, все обитатели села обступили площадку. Ладожане были в полном вооружении. Ратмир вышел вперед.

-Я понимал,— сказал он,— что однажды этот день придет, и мы положим в могилу первого из нас. Знал, но надеялся, что это случится не так скоро. Однако, у судьбы свои резоны. Бог воинов решил призвать в небесную рать еще одного храброго дружинника. Умереть можно по-разному. Кто-то заканчивает жизнь на постели среди многочисленной родни, кто-то умирает в рабстве на грязной соломе, кого-то забирает море. Ярополку выпала самая лучшая участь. Он пал с оружием в руке, как и подобает воину. Такая смерть к лицу любому, идущему по пути мужа. Когда Ярополка спросят, что стало с его убийцей, ему не придется стыдливо молчать. Он отомщен!

Оружие дружно грянуло в умбоны.

-Мы провожаем друга в путь,— продолжил Ратмир,— туда, где он будет пировать и веселиться вечно. Если Лиска родит ребенка, мы воспитаем его как родного. Если нет, то навсегда сохраним память о боевом товарище. Зажигайте факелы!

Ладожане заняли места у погребального костра, ожидая знака. Ратмир подошел к насыпи последним и запалил бересту, уложенную снизу. Соратники присоединились к нему, поджигая сруб со всех сторон. Березовая кора, скручиваясь и потрескивая, полыхнула ярким пламенем, а свежий ветер с Волхова подхватил и усилил его, так что не прошло и пяти минут, как бревна пылали. Одноклубники безмолвно замерли вокруг площадки, несмотря на нешуточный жар. У многих по щекам текли слезы, но никто и не пытался их скрывать. Через час костер начал рушиться и оседать, а пламя, постепенно уменьшаясь, превратилось в рдеющие угли. Тогда началась последняя часть похорон. Прах Ярополка собрали в глиняный горшок, выставленный в центр насыпи. К нему же смели остатки углей и положили спекшуюся кольчугу. Рядом легло остальное оружие: меч, любимая двуручная секира Ярополка, его лук и копье, трофейный топор и несколько стрел. Поверх оружия уложили щит, красно-белой стороной вверх.

Затем настал черед посмертных даров. Из рук в руки передавали горшки с зерном, ведра с медом и пивом, игральные кости и костяной гребень, кресало, кремень и трут, ледоходные шипы и другие вещи, принадлежавшие Ярополку или призванные послужить ему в загробном мире. Последним на землю лег питьевой рог с серебряной оковкой по краю. Больше никогда его хозяину не придется выпить со старыми друзьями, разве что когда и они пройдут по последней тропе и соберутся вместе под крышей небесного чертога...

Оглядев площадку, Ратмир убедился, что все сделано как должно и махнул рукой, давая сигнал к возведению кургана. Ладожане взялись за дело, даже прихрамывающий Ратияр не пожелал остаться в стороне. Землю брали из ровика вокруг кургана, который рос на глазах. Пройдет лето, и курган будет заметен с любого корабля, идущего по Волхову.

За пару часов до темноты основная часть работы была выполнена. Верхушку кургана плотно утоптали, и Хравн послал Язвука за местными. Те, как и было условлено, начали таскать к месту предстоящей тризны еду и питье. Карел, захватив из крепости масляные светильники, похожие на железные чашки на перекрученных стальных стержнях, воткнул их по периметру насыпи и наполнил дорогим маслом. Экономить в такой день ни к чему.

В крепости остались только раненый Бобер, Другак с Хватом, да двое дубовичан. На всякий случай. 'Порядок должен быть', как любит говорить воевода, неизвестно чему усмехаясь. Да и за пленным викингом надо приглядывать. Он, конечно, связан, но не слишком жестоко. Если вязать на совесть, быстро посинеют руки и ноги, а потом и вовсе настанет конец. Асмунда связали не так крепко, потому и приходится заходить к нему время от времени и проверять, чтобы не освободился. И водить к выгребной яме, когда тот пожелает. Правда, сначала поговаривали, чтобы Бьерн сам водил в туалет своего засранца, раз он рассчитывает присвоить деньги от выкупа, но воевода эти беседы пресек. Возможно, опасаясь, что бывший депутат встанет на дыбы и в отместку не даст допрашивать свея. Тоже правильно. Вот когда тот расскажет все что знает, тогда и настанет для Бьерна время озаботиться малоаппетитными сторонами содержания военнопленного...