Пёс имперского значения

Ну что же, будем ждать. Вот только сидеть без дела скучно, а влезать во что-то…. Хватит непредсказуемых последствий! Вот кто знал заранее, чем обернётся прошлогодний отказ тонуть вместе с "Челюскиным"? Хотя, с другой стороны, всё обстоит не так уж плохо. Примером тому — мифическая "Пижма", в нашем мире просто выдуманная досужими журналистами, а здесь ставшая явью. Не знаю, существовали ли на самом деле всё эти люди, но в этой реальности высококвалифицированные специалисты, да ещё собранные в одном месте, пришлись как нельзя кстати.

И жизнь в Советском Союзе понемногу изменялась в лучшую сторону. Я не говорю о внешних атрибутах, таких как офицерские погоны и Патриарх на трибуне мавзолея во время первомайской демонстрации. Нет, я зрю в корень. РККА, недавно переименованная в СА, уже потихоньку начинала походить на настоящую. И дело не в перевооружении — новая техника существовала только в нескольких опытных образцах, а в том, что солдат начали обучать пользоваться старой. Да что техникой, даже стрелять научили.

И в деревне налаживалось. Может быть, причиной тому послужило созданное при Наркомате Обороны Управление Коллективных Хозяйств? Не знаю, из всех прелестей сельской жизни я хорошо изучил только самогоноварение. Чем заинтересовал товарищ Каменев председателей неизвестно, но по слухам показатели резко пошли вверх. Одно непонятно — показатели, это такие записи в отчётах и ещё графики с поднимающимися кривыми, да…. А почему жить-то стало лучше? Лаврентий пытался объяснить, но не преуспел. Ну что делать, если не даётся мне экономика.

Наука…, хм, в ней я тоже не слишком силён, хотя, как уже упоминал ранее, косвенным образом являюсь одним из отцов-основателей Академии Наук. Наверное, тоже развивается, если высшее образование сделали бесплатным и альтернативным. В том смысле, что учись, пожалуйста, и на здоровье, но несданная сессия приравнивалась к фактам саботажа, а прогулы — к диверсионно-подрывной деятельности. Но осуждённых студентов не сажали, а в принудительном порядке присваивали квалификацию геолога и, снабдив рацией, ружьём, и сухим пайком на месяц, выбрасывали с парашютом где-нибудь над таёжной полянкой. Не обошлось, конечно, и без потерь — некоторые прижились у тамошних оленеводов, и ни о каком возвращении слушать не желали.

И неожиданно практика десантирования довольно быстро принесла свои плоды. Несколько счастливчиков, нашедшие перспективные месторождения, получили солидные премии, а остальные, закалённые многомесячными скитаниями — амнистию и предложение от Наркомата Обороны поработать в войсках инструкторами по выживанию в экстремальных условиях.

А мы оккупировали кабинет начальника станции, предъявив соответствующие моменту документы, и закрылись изнутри. И у нас тоже инструктаж проходит — мои коллеги напутствуют фон Такса перед ответственным заданием. Действительно, хватит ему на нашей шее сидеть, а не пошёл бы он в люди.

— А ну, попрыгай, — приказал генерал Раевский.

— Зачем, Изяслав Родионович?

— Разговорчики! — Изя пригрозил барону кулаком. — Положено так, и не нам менять устоявшиеся традиции. Это тебе не игрушки. Прыгай, давай… выше, дальше, быстрее…

Фон Такс несколько раз подскочил на месте. Лаврентий, как заправский портной орудующий иголкой над лежащей на коленях гимнастёркой, прислушался, склонив голову. Ничего не звякнуло и не стукнуло. Да и не должно было — баварец стоял в одних подштанниках, а бумаги с многословными инструкциями Изя примотал к его телу бинтами.

— Нормально, готов, — одобрил Берия протягивая барону форму. — Держи и запомни — в случае смертельной опасности укусишь воротник.

— Там ампула с цианистым калием?

— Нет, это маячок и генератор щита невидимости. Слабенький, правда, но пока работает, успеешь унести ноги.

— А зачем мне это?

— Не говорите глупостей, Эммануил. Мы вложили в вас столько труда, что уже жалко, если всё пойдёт насмарку из-за такой мелочи, как не вовремя вернувшийся из командировки муж.

— Чей?

— Найдёте чей! — отрезал Берия и уточнил: — Всё ясно?

— Так точно! Я должен подойти к Патриарху строевым шагом и доложить о своём желании вступить в православие….

— Креститься, — поправил Израил.

— Да, прошу прощения, креститься, — согласился барон. — А он мне даст рекомендацию? Или это только в партию нужно? Но я не хочу в партию.

Лаврентий Павлович приуныл и схватился за голову. Четыре дня разрабатывал для Советского Союза новую национальную идею, и всё без толку. Нет, толк будет, только как эту идею донести до Патриарха? Сколько можно объяснять баварцу, что Алексей Львович не упустит случая собственноручно обратить язычника из злокозненного католичества в нормальную веру? И сам всё сделает…, и крёстных найдёт, и предложит отметить приобщение к Светлой Стороне…. Вот тут, в соответствующей обстановке, и нужно подвести разговор к нужной теме. И передать некоторые бумаги.

— А ну-ка, Эммануил Людвигович, повтори персоналии.

Фон Такс чуть задумался, а потом принялся перечислять, загибая пальцы:

— Циолковский, Кибальчич, фон Браун, Королёв, Бриз…

— Постойте, первых троих уже давно в живых нет, а Королёв — это город в Подмосковье.

— Но у меня так записано.

Берия вопросительно посмотрел на Раевского. Тот развёл руками:

— Извини, но информация с твоего ноутбука…

— Да вы же не ту статью распечатали!

— Ну и что? Товарищ Сталин разберётся. А что плохого, если здесь в космос полетят не в шестьдесят первом, как у нас, а в пятидесятом, как Бриз обещал?

— Подожди, это тот полковник, что пытается шмелей в военных целях использовать?

— Он, — Изяслав Родионович заглянул в бумажку, — только его фотографии в досье нет.

— А что есть?

— Особые приметы.

— Какие?

Раевский хмыкнул и склонился к уху Лаврентия. Тот выслушал с непроницаемым лицом, но потом удивлённо округлил глаза, и голосом, в котором определённо слышалась зависть, произнёс:

— Однако!

— Давайте быстрее, — поторопил я коллег, взглянув на часы. — Поезд с Патриархом уже должен быть в Барановичах, сейчас сюда приедет пара батальонов встречающих. А оно нам надо?

Дрогичин. Вечер следующего дня.

Сталин аккуратно положил на край стола стопочку листов и потянулся за трубкой. Ему нужно было время на обдумывание прочитанного. А тут было над чем поломать голову. Любого другого человека с такой информацией Иосиф Виссарионович сразу бы направил на обследование к психиатрам, но товарищ Акифьев, которого знал уже почти год, пустыми прожектами не увлечётся. Значит тут что-то есть. Должна непременно быть какая-то выгода в проекте, на первый взгляд сулящем одни только убытки. Но где только? Он неторопливо разломил над пепельницей папиросу, забил табак, прижимая его большим пальцем и закурил, выпуская дым к высокому потолку.

Алексей Львович, сидящий напротив в глубоком кресле, оставшемся от прежних хозяев имения, каких-то польских графьёв, не торопил, осторожно прихлёбывая кагор из чайной чашки тонкого ленинградского фарфора. Собственно, может быть, и не стоило заводить разговор именно сегодня, но вчерашний крестник был так убедителен…, чёрт баварский.

— А что Вы думаете по этому поводу, товарищ Акифьев? — спросил Сталин, указав черенком трубки на собеседника, будто в кабинете ещё кто-то находился.

— Я? — уточнил Патриарх, затягивая ответ. — Я поддерживаю.

— Вот как? А на какие, позвольте узнать, средства? Нет у нас денег на космические полёты, Алексей Львович. Это только прекраснодушные мечтатели вроде Уэллса или Толстого могут запускать туда энтузиастов-одиночек. Я что, не понимаю, что здесь должно работать всё государство? А оно до сих пор с голой задницей бегает, извините за грубость. Даже нормальную медицину не можем себе позволить. Читали вчерашнюю "Правду"?

— Нет, а что там?

— Вот, полюбуйтесь, — Иосиф Виссарионович взял со стола газету и протянул Патриарху. — На четвёртой странице. И ведь это, буквально, у нас под носом творится.

Акифьев водрузил на нос очки в золотой оправе, извлечённые из кармана парадной рясы, и прочитал вслух:

— Врачебная ошибка в Барановичской районной больнице. И чего там?

— Читай-читай, — перешёл на "ты" Сталин.

— Да там дальше мелко…. Ага, вот оно…. Дежурным врачом Ольгой Тониной при проведении операции по удалению аппендицита случайно произведена кастрация жителя города Барановичи Ильи Новодворского. Возраст и причастность пострадавшего к террористическим организациям уточняются…, — Алексей Львович вернул газету. — И что?

— И ничего…. А ты в космос собрался.

— Так не завтра же.

— А когда?

— Да хоть никогда.

— Поясни, — потребовал Иосиф Виссарионович.

— Запросто. Вот давай с тобой рассмотрим коммунизм не с точки зрения исторического материализма, а с обычной, сермяжно-философской. Вот что он из себя представляет? А представляет он стремление человека к идеальному обществу, где каждому воздастся по труду его, и каждый будет вознаграждён по потребности. Так? Так!. А пока мы мужественно преодолеваем трудности, несомненно временные, но обязательно преодолеем. И вот тогда…, — Акифьев сделал паузу, ожидая реакции Сталина.

— И что тогда?

— А ты не задумывался, Иосиф Виссарионович? Вот скажи, кто будет определять при наступлении коммунизма меру человека, его достойность, заслуги в конце концов?

Вождь глубоко затянулся, что с ним случалось не часто, и встал с кресла. Прошёлся по кабинету, в раздумье разглядывая цветные гобелены на стенах. Так далеко в будущее он не заглядывал. И конечно же не верил во врождённую, или даже приобретённую честность и добропорядочность. И вопрос поставил его в тупик.

— Дальше пожалуйста, Алексей Львович.

— Вот и переходим к сути вопроса. Но сначала ответь на другой — что есть первостепенная задача истинно верующего человека? Правильно, построить Царство Божие на земле. И пусть сейчас мы преодолеваем искушения и соблазны, но они временны, а потом каждому воздастся по делам и грехам его. И Господь будет определять достойных. Улавливаешь аналогию?

— Ты хочешь сказать что…?

— Именно! Коммунизм — суть высшая степень развития любви к богу. И каждый шаг в его сторону приближает нас к торжеству….

— Коммунизма?

— Царства Божьего! И, соответственно, наши противники — богомерзкие еретики и пособники нечистого.

Дымящаяся трубка с негромким стуком упала на столешницу, разломившись у самой чашки, оттуда срикошетила на ковёр, чуть не устроив пожар, но Сталин только затоптал сапогом тлеющий уголёк, не торопясь поднимать обломки. Даже его искушённая в политической борьбе натура требовала некоторого времени на усваивание новой теории. А портрет Карла Маркса на стене как-то спал с лица и отвернулся. И только с иконы из-за спины Иосифа Виссарионовича одобрительно улыбался Михаил Архангел, показывая поднятый вверх большой палец.

— Подожди, товарищ Акифьев, а как это относится к космосу?

— Что тут непонятного? Человек должен стремиться к богу?

— Согласно последним постановлениям партии и правительства — должен, — подтвердил лучший друг советских священнослужителей.

— Вот! И потому лучшие представители будут отправлены к нему на личную встречу. Чего так удивляешься? Нет, я имел ввиду не расстрелы, а космические корабли.

— Так их у нас нет.

— Ну и что? Будем пока проводить подготовительную работу, составим планы, проработаем кодекс строителя космонавтики.

— Как-то не по-русски звучит, — поморщился Сталин.

— Пусть будут называться звездопроходцами, не в этом суть. А в том, что мы сразу зададим высокую цель, к которой будут стремиться и будущие поколения, и наши современники.

— А сейчас не стремятся?

— А сейчас нет. Разве что теоретически. Где коммунизм и где нынешняя жизнь? А звёзды…, а вот они, только голову подними. И главный стимул — туда можно попасть при жизни

Иосиф Виссарионович опять прошёлся по кабинету. Картина перед глазами вырисовывалась заманчивая. И что интересно — вполне осуществимая. Русский народ всегда с удовольствием брался за безнадёжные задачи и умудрялся решать их с минимальными для себя потерями. И всегда вопреки здравому смыслу.

А тут одни сплошные выгоды для государства. Во-первых, появляется замечательная возможность ткнуть интеллигенцию, преимущественно творческую, мордой об стол. Что вы, господа-товарищи, сделали для того, чтобы народ быстрее пришёл к коммунизму? Ах, вы писали про кареты на эллиптических рессорах? Тогда извольте взять в руки топор и пилу, и отправиться в вятские леса заготавливать топливо для будущих космических кораблей. Что говорите? Ракеты будут летать на керосине? Возможно…. Но пока потренируемся на дровах.

А потом…, что потом? Нет, сначала проведём соответствующую разъяснительную работу, создадим образ советского человека стремящегося к звёздам. А кто туда не хочет, тот козёл! Хотя об этом в газетах писать не стоит, не поймут. Но денег на программу всё равно придётся сколько-нибудь выделить, ещё бы знать где их найти.

— Алексей Львович, у тебя есть деньги?

— Есть, Иосиф Виссарионович, тысячи полторы с собой.

— Нет, я вообще, в глобальном смысле….

— Тогда нет, — Акифьев тяжело вздохнул и подёргал себя за бороду, что у него означало высшую степень печали. — Да и откуда? Сам знаешь, все епархии на голом окладе сидят, да ещё облигации церковного займа на половину зарплаты покупают.

— Какого ещё займа?

— А на что я тебе уже четвёртый истребительный полк сформировал? Или прикажешь ордена в ломбарде закладывать? Слушай, а может нам войну кому объявить?

— Война — дорогое удовольствие. Да и грех.

— Уж я побольше твоего в грехах разбираюсь, — парировал Патриарх. — Мы же не захватническую, так, братскую помощь кому оказать…. За контрибуцию.

— И кого ты имеешь ввиду?

— Я? Никого. А вот самолёты по твою душу с чехословацких аэродромов взлетали.

— Да, но направляли-то их из туманного Альбиона.

— Знаю, — опять вздохнул Алексей Львович, — но нам с ними пока не тягаться. А вот представь…, поднять бы пару полков, да по Лондону… Красота! А то непорядок, Румынию можно бомбить, а Англию нельзя.

— Какую ещё Румынию? — не понял Сталин.