одержимость, как один из вариантов

Эдвардас написал мне смс, что едет первого сентября. Я собрала в кулак все, что у меня осталось, я купила продуктов и приготовила ужин, я старалась выглядеть уверенной и спокойной, чтобы он мог на меня рассчитывать, чтобы я не казалась ему обузой. Я совершила героическое усилие!

Не знаю, о чем все это время думал Эдвардас, но приехал он спокойный и как будто даже не нуждающийся ни в чьей поддержке. Мне почему-то не стало от этого спокойней, наоборот, все то, к чему я подготавливала себя, провалилось, а к тому, что должно произойти, я совсем не подготовилась.

-Эдвардас, так не может дальше продолжаться, почему мы не вместе, если все уже известно, если теперь нет больше причин скрывать наши отношения! — я убрала посуду и присела около него на корточки, снизу вверх заглядывая в его глаза.

-Послушай, — спокойно начал он, без чувств, без эмоций, избегая коснуться меня или взглянуть в глаза, — ты не знаешь, о чем говоришь, на что хочешь пойти. Это не просто вопрос времени, это вопрос моего состояния, я не хочу, чтобы ты вытирала мне слюни, ты молодая, красивая, ты устроишь свою жизнь.

-Может, я хочу вытирать тебе слюни! Мне не нужен никто, как я могу устроить свою жизнь после того, как узнала, как оно должно быть, разве теперь я соглашусь на подделку!

-Может, ты и хочешь, но я этого не хочу! Я хочу быть один, это мое решение, — несмотря на свое состояние сейчас он был хозяином положения, его болезнь давала ему моральное право на жесткость и даже жестокость по отношению к окружающим. Ему казалось, что с высоты его обреченности лучше видны перспектива и правда.

-Да перестань же ты себя хоронить заранее, ты посмотри, как быстро развивается медицина, может, сегодня нет средства, а завтра его уже откроют. Вспомни, как зубы лечили тебе в детстве, колесо ногой крутили, чтобы бормашина завелась, а теперь!

-У меня не зубы болят, и мне не хочется обманывать ни тебя, ни себя.

-И что теперь, ты предлагаешь заранее похоронить тебя, не прожить даже этих пяти лет, которые тебе отпущены?

-У тебя все будет хорошо.

-Да перестань ты говорить, что у меня все будет хорошо, откуда тебе-то известно, что для меня хорошо, а что плохо! И вообще, ты обещал на мне жениться.

-Я и не отказываюсь, можем расписаться хоть завтра, но жить с тобой я не буду. Вы переедете в Литву, так будет лучше для Жени, но я буду жить в другом месте.

-Ты что, предлагаешь мне поехать в чужую страну только потому, что так будет лучше для Жени! Да для него лучше, если мы будем вместе, если я буду счастлива хоть какое-то время!

-Это мое решение.

-И все, ты не изменишь своего решения? Ты меня не любишь? Скажи, что ты меня не любишь, и я уеду.

Он посмотрел на меня устало и нежно и промолчал. Его молчание можно было расценить как то, что он не любит меня, но не хочет говорить горькие слова, но я-то знала, что он не может мне сказать эту ложь, глядя прямо в глаза.

Этот разговор настолько меня вымотал, что даже голова слегка закружилась. Я поняла только одно: скоро он уедет и у мен начнется мой вечный адский круг, утро, молочка, магазин, кормление, сон, прогулка, кормление, прогулка, кормление, сон, и отчаянье, вечное отчаянье. Я больше не могла это терпеть, все, что угодно, но только не это. Лучше умереть, чем снова погрузиться в беспросветную, непробиваемую боль, лучше умереть. А в ванной как раз стоит бутылек с таблетками "фенозепама", стоит еще с дородовых времен, когда мучала бессонница. Он куплен без рецепта, ведь никто так не располагает к себе, как душевнобольные, никто так не может войти в доверие. Это красивая смерть, без крови, без мозгов на асфальте, без внутренностей на рельсах. Ведь как нужно себя ненавидеть, чтобы броситься под поезд! Я не ненавижу себя, я просто устала, я так устала, что не могу больше это выдерживать, у меня тоже запас прочности. Он иссяк!

-Мне надо пройтись, посиди с Женей, — я встала на ноги и пошла в ванную комнату. Эдвардас молча проводил меня глазами. Таблетки маленькие и горькие, они шероховатые, без всяких там оболочек, иногда прилипают к горлу, но ничего этого не замечаешь, когда выпиваешь одну таблеточку. А вот когда целый пузырек! У каждой из них своя судьба: эта хорошо, гладко пошла, а эта наперекосяк и слегка ободрала мне горло. Эта прилипла к гландам и на какое-то время обдала гортань неприятной горечью, а эта быстро догнала своих подружек, видимо, любит общество.

Я пошла переодеться, чтобы уйти из дома. Сознание было абсолютно ясным. Я достала джинсы и майку, но вдруг мне пришла в голову мысль, что это последнее, во что я одеваюсь, и я сменила джинсы на юбку, а майку на блузку.

-Если что, позвони Ларке, телефон я записала.

-А ты что, не собираешься прийти ночевать?

-Я же сказала, что мне надо проветриться.

-Конечно, иди, развлекись где-нибудь или просто побудь одна. Ты выглядишь как-то не очень.

Представляю себе, как я пойду где-то развлекаться, даже смешно стало! Почему же не действуют таблетки, неужели доза слишком маленькая? Интересно, сколько я уже успела оттуда отъесть, пару штук? Может еще добавить "димедрола", которым Ларка спасалась от аллергии и случайно оставила у меня две таблетки? Они на кухне, в ящике стола.

Я пошла на кухню и попыталась проглотить большие белые таблетки. За этим занятием меня застал Эдвардас, молча и злобно он выхватил у меня пустую упаковку и бросил ее в мусорное ведро.

-Ладно, сейчас попью чаю и пойду. У меня горло пересохло так, что скоро склеится, — мне стало смешно и легко. Прощай, прощай, моя непутевая жизнь, ни за что я больше не испытаю ни боли, ни мучений.

С чашкой чая в руках я села в кресло, ко мне, цепляясь за разные предметы мебели, еще нетвердо стоя на ногах, подошел Женька. Грустно признавать, что не стала ему хорошей матерью, но я просто не могла, мой маленький, хорошая мать должна быть как бы слегка ограниченной, без всяких закидонов и нервических припадков, простая, как земля и понятная, как хлеб. Я другая.

-Сыночек мой, дай я тебя поцелую, — Женькина счастливая мордашка — это последнее, что я увидела.

ГЛАВА 3

Все, что произошло потом, было похоже на детский калейдоскоп, который все время менялся. Что-то я помнила, чего-то не помнила, но это не значило, что назавтра я буду помнить то же самое, что вчера. Первое, что я увидела, это лицо ненавистного Костика, Ликиного парня, которое склонилось надо мной.

-Все будет хорошо, — он погладил меня по щеке, и я поплыла дальше мимо него на носилках. Это же надо, попасть в больницу именно в его дежурство, встретить его именно теперь!

Потом в разбитое окно, заклеенное синей изолентой, стучалась голая ветка какого-то дерева, а пожилые женщины в длинных рубахах расплывчатыми пятнами маячили сзади. Я не помню их лиц, но точно знаю, что они осуждали меня. Я вспомнила, что мне надо домой и пошла из палаты.

-Ты куда собралась? — спросила меня медсестра в коридоре и преградила дорогу.

-Мне к ребенку надо.

-Ишь, о ребенке вспомнила...

потом меня валили на кровать силой и поставили в бедро какой-то укол, от которого потом моя нога на полгода потеряла чувствительность.

-Такая тощая, а такая сильная...

-Они ненормальные все такие...

-Нажрутся таблеток и еще буянят...

Я слышала эти голоса сквозь вату, сквозь туман, сквозь мой собственный калейдоскоп.

-Что, довел? — интересно, откуда появился Вадик? Но это точно он, а за ним виноватое лицо Эдвардаса, а я лежу на диване в нашей съемной квартире. Раздался телефонный звонок и Эдвардас взял трубку:

-Здравствуйте, да нет, все хорошо, она уже дома, не переживайте.

Я поняла, что это мама, с трудом поднялась с дивана и забрала трубку. Почему-то я была твердо уверена в том, что маму мне надо успокоить объяснить ей, что все в порядке.

-Мам, у нас все хорошо, все нормально, не переживай, — не знаю, что мне говорила мама, но после каждой ее фразы я повторяла одно и тоже:

-Не переживай, у меня все хорошо.

Неожиданно, не знаю уж почему, я заплакала, Эдвардас подбежал и отобрал у меня трубку:

-Что вы ей сказали, почему она плачет?

-Вадик, как хорошо, что ты приехал, я так скучала по тебе!

-Я тоже по тебе скучал.

-Пойдем покупать слойки с яблоками. Помнишь местные слойки?

-Конечно, помню, а ты можешь идти?

-Естественно могу, я в порядке.

Мы ходили за слойками, купили еще и арбуз, всю дорогу Вадик уговаривал меня ехать с ни в Москву, бросать здесь все, тем более, что бросать нечего.

-Я ее у тебя забираю, хватит уже, — сообщил он Эдвардасу, как только мы вошли. Мы с Вадиком сразу начали строить планы, как поедем, как меня все там ждут, а здесь меня ничто не держит и никто не любит. Вадик достал гашиш и начал раскуривать трубочку, протянул ее мне, я глотнула дыма и долго-долго кашляла, в перерывах предлагая Эдвардасу попробовать хоть раз в жизни, что это такое. Он отказывался и смотрел на меня с недоумением, но и с облегчением.

Ночью Вадик спал на кухне, а я прицепилась к Эдвардасу заниматься сексом, он долго отпирался, но природа взяла свое. Наутро он уехал.

-Я слышал какой-то шум, вы чем там занимались? — Вадик разливал кофе.

-А ты думаешь, чем?

-Ну, он и сволочь, ты только что с того света вернулась, еле живая, а он тебя домогается! У меня слов нет.

-Почему ты думаешь, что это он меня домогался, а не я его?

-Перестань ты, наконец-то его защищать! Сколько можно!

Скоро появилась Ларка и они вдвоем принялись меня обрабатывать. Иногда мне казалось, что я не помню ничего, иногда казалось, что помню все, иногда я что-то вспоминала, что-то, безусловно, новое и важное, но Вадик со спокойной улыбкой тормозил мою радость:

-Что с тобой, ты же мне еще вчера это рассказывала.

Вадик и Ларка заботились обо мне, следили, чтобы днем я ложилась поспать, но даже сквозь дремоту я слышала их неодобрительные голоса на кухне:

-Он сорок минут ждал, только потом вызвал "скорую"...

Не может быть! Интересно, чего же он ждал, может быть того, что все устроится само собой, а концы в воду?

-Он ей не один год уже мозги канифолит, а сам даже стиральную машинку не мог купить...

Стоп! Ведь это я сама отказалась от стиральной машинки, потому что не люблю временные вещи, хотела купить сразу все в наш дом. А он точно мне это предлагал?

-Я сама лично слышала, как он звонил в консульство и спрашивал, как можно ребенка вывезти в Литву...

-Конечно, а потом сказал бы, что мать сумасшедшая и поминай, как звали...

Этого не может быть! Он не мог так со мной поступить, ведь это же я ходила беременная, я мучалась в роддоме, да у меня даже шрам есть на животе! Я встала, и почему-то, пошла, проверить документы. Не было свидетельства об установлении отцовства.

-Он у меня документ похитил! — я вошла на кухню с растерянной улыбкой.

-Ты не волнуйся, все в порядке, мы с тобой, он уехал, — притворно сладким голосом Ларка пыталась меня утешить и утолкать обратно в постель.

-Дорогая моя, мы все равно с тобой собираемся в Москву, так что ничего не изменилось, просто он долго маскировался под порядочного человека, теперь все кончено, надо вещи упаковывать, — Вадик принес чашечку кофе, — на, кофейку выпей.

-Слушайте, я мяса хочу, мне надо срочно съесть стейк.

-Можно, согласилась Ларка, иногда входя в роль доктора Айболита, никак не могла она забыть о курсе медучилища сразу после восьмого класса, — только я с вами не могу пойти, у меня встреча.

Ларка упорхнула, а мы с Вадиком погрузили моего Жеку в коляску и пошли к мексиканскому ресторану, где стейк делали очень приличный, удивительно приличный для города Калининграда.

Стояла такая тихая теплая погода, без малейшего дуновения ветерка, без дождя, без палящего солнца, какой и не бывает в реальной жизни. Такие удивительные дни встречаются редко, а поэтому хранятся специально для сказок и добрых историй о любви. Если бы можно было навсегда остаться в этом дне, не беспокоясь о деньгах, не строя отношений, не заглядывая в будущее. К сожалению, это невозможно.

-Привет, — мы с Вадиком не успели подняться на свой этаж, а навстречу нам Ольга со своим мужем Сашкой, косая сажень в плечах, — а мы к тебе звоним, а там, это самое, нет никого.

-Здорово, — Сашка протянул Вадику руку.

Мне стыдно за свои чувства, но ничего не могу с собой поделать: у меня всегда вызывает смех то, что мужчины пытаются вести себя с Вадиком, как с мужчиной: протягивать руку, рассказывать неприличные анекдоты.

-Мы приходили в Женькин день рождения, а Эдвардас сказал, что ты чем-то отравилась, — Ольга поднималась вместе с нами.

-Ты извини, Юль, но я сразу не поверил: чтобы чем-то отравиться, нужно что-то есть, а ты не ешь ничего.

-Неправда! Вот сейчас мы с Вадиком ели стейк!

-Да ты не стесняйся, я удивляюсь, как ты до сих пор выдерживала такую жизнь, я бы на твоем месте давно повесилась! Мы хотели к тебе даже в больницу прийти, но Ларка держала тут такую оборону, что ничего у нее нельзя было выпытать.

-Врет она, мы к самоубийцам не ходим, — весело пошутил Сашка.

-Саш, да ты мог мне сказать, что у моей кровати круглосуточно дежурил, я и тому бы поверила, я просто не помню ничего!

Мы вошли в квартиру и сразу направились на кухню готовить кофе. Я никогда не пью столько кофе, кроме как с Вадиком.

-Мы в Москву уезжаем, — Вадик расставлял чашки, — хватит, набегалась, забираю ее.

-Ну и правильно, это самое, если бы Эдвардас хотел, давно бы женился, а так только нервы мотает!

Мы еще немного поболтали и Ольга с Сашкой пошли домой.

-Да, — Ольга обернулась от двери, я что тебе сказать-то хотела, у нас, это самое, все получилось, я беременная, вот!

-Поздравляю! Теперь есть, кому комбинезон оставить.

-Как вы здесь в провинции упорно размножаетесь! В Москве как-то не до этого, — когда захлопнулась дверь, прокомментировал Вадик, а почему Эдвардас даже не звонит?

-Он мне прислал смс, а я не ответила, наверно, все понял.

-Ну, так даже лучше. Я завтра уезжаю, мне на работе надо быть, а ты тут собирай вещи, только говна поменьше набирай, вон, Ольге оставь, она обрадуется.

Когда Вадик уехал, сразу стало понятно, что уже не лето, а самый настоящий сентябрь, прямо в тот же самый день появилась какая-то зябкость в воздухе, вечная балтийская сырость заползла в квартиру. Собирать вещи я почему-то всегда начинаю с альбомов с фотографиями, вот и теперь сняла их с полки и упаковала в большую картонную коробку, на этом мой энтузиазм иссяк. Я уложила Женьку спать и прилегла с ним рядом. Мои мысли вдруг как-то прояснились, приобрели совсем другое направление. Куда я поеду с ребенком? Как я могла полюбить человека, который оказался такой сволочью? А может не такая уж он и сволочь? Он отец, я сама хотела родить именно от него, а что теперь? Поехать в Москву — это значит быть не дома, жить по чужим правилам, хоть Вадик и зовет к себе, и любит меня, и хочет как лучше, но он не представляет себе, как это жить в квартире с маленьким ребенком.